Сарьян Мартирос Сергеевич
Мои воспоминания о В. А. Серове

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ВАЛЕНТИН СЕРОВ В ВОСПОМИНАНИЯХ, ДНЕВНИКАХ И ПЕРЕПИСКЕ СОВРЕМЕННИКОВ

2

   

M. С. САРЬЯН

   Мартирос Сергеевич Сарьян (род. в 1880 г.) -- живописец, театральный художник, народный художник СССР, Герой Социалистического Труда.
   Художественное образование Сарьян получил в Училище живописи в 1897--1903 гг., где полтора года занимался у Серова и Коровина. О большом чувстве признательности к своим учителям Сарьян неоднократно говорил в беседах и статьях. В одной из них он, например, писал: "Навсегда остались в моей памяти образы дорогих моих учителей -- великих русских художников Валентина Александровича Серова и Константина Алексеевича Коровина. Я и мои товарищи по кисти в ежедневных встречах и общениях с ними получали в наследство богатства не только русской, но и всей мировой культуры.
   Глядя на гениальные полотна Сурикова, Репина, Серова, мы ощущали себя в живом окружении созданных этими титанами образов. Все было в их картинах ярко, самобытно, животрепещуще, взволнованно, жизненно, глубоко национально и народно <...> В. А. Серов, мой лучший учитель, настойчиво воспитывал в своих учениках чувство требовательной, бескорыстной любви к искусству, учил находить характерное как в природе, так и в людях" (Мартирос Сарьян. В единой семье.-- В кн.: Дружба. Статьи, очерки, исследования, воспоминания, письма об армяно-русских культурных связях. Изд. 2. М., 1957, стр. 327, 328).
   По мнению К. С. Петрова-Водкина, Серов сыграл для Сарьяна "очень полезную роль как в смысле развития дерзания, так и в смысле четкости изобразительной формы" (К. Петров-Водкин. Хлыновск. Пространство Эвклида. Самаркандия. Л., 1970, стр. 344).
   
   Воспоминания Сарьяна о Серове написаны для настоящего издания по просьбе И. С. Зильберштейна. Публикуются впервые.
   

Мои воспоминания о В. А. Серове

   Мои воспоминания касаются, главным образом, периода моего пребывания в Училище живописи, ваяния "и зодчества. Туда был приглашен Валентин Александрович Серов в качестве преподавателя и руководителя портретной мастерской вместе с Константином Алексеевичем Коровиным1.
   В 1899 году Валентин Александрович преподавал в натурном классе, где он сразу предъявил очень большие требования к ученикам. В первом году никто из них не был вылущен, кроме Гаврилова, получившего медаль только по живописи2. Весь класс был оставлен на второй год. Этот факт произвел на нас, учащихся, очень сильное впечатление: мы считали это требование вполне справедливым.
   Московское Училище живописи, ваяния и зодчества, созданное общественностью при участии крупных художников, считалось передовым, отвечающим новым требованиям жизни. Москва заметно отличалась от официального Петербурга. Культура здесь носила более демократический, национальный характер. Наше училище как бы противопоставлялось Академии художеств. Все талантливое, новое восстало против академической мертвечины.
   В конце 90-х гг. в училище произошел большой переворот. Раньше главным предметом тщательного изучения служили классические образцы скульптуры. Для их изображения на бумаге надо было пользоваться только соусом и растушевкой. Все это происходило в отрыве от жизни. С приходом Серова гипс был изъят как учебное пособие и заменен живой натурой.
   Большие требования стали предъявляться к рисунку, как к самому необходимому предмету. Не умеющий хорошо рисовать оставался дилетантом на всю жизнь. Рисовать кистью, углем, карандашом -- все это на уровне высокого мастерства.
   В 1900 году была организована мастерская по изучению животных, ее руководителем стал талантливый анималист А. С. Степанов. Пейзажную мастерскую вел И. И. Левитан. В этих мастерских могли работать все. Портретной мастерской руководили Серов и Коровин, и в "ее допускались только окончившие натурный класс.
   С Валентином Александровичем мне пришлось познакомиться ближе в 1902 году, когда по окончании натурного класса мой товарищ Владимир Половинкин и я перешли в портретную мастерскую.
   Серова и Коровина мы хорошо знали по Третьяковской галерее и по выставкам. Авторитет их в наших глазах был высок, а потому каждое
   их слово и замечание мы принимали с большим интересом и доверием, что подымало в нас любовь 'и уверенность к нашей работе. Мы отлично понимали этих художников, обладавших разными характерами и как бы дополнявших друг друга.
   Идеалом для нас было стать живописцем-мастером, у которого живопись и рисунок были бы едины. Конечно, для этого требовалось наличие дарования. Только в этом случае можно было бы браться за сложные композиции, носившие бы в себе отпечаток индивидуального характера художника.
   Мы начали работать в мастерской Серова и Коровина с большим увлечением, обращая внимание, главным образом, на рисунок. Очень увлекались пастелью, что поощрялось Валентином Александровичем и Константином Алексеевичем. К концу года мы имели большое количество пастельных рисунков, набросков, кроки рядом с основными работами -- по живописи.
   Роль Серова, часто бывавшего в мастерской и наблюдавшего за работой учеников, была громадная. Валентин Александрович был чрезвычайно молчаливым человеком, но слово, произнесенное им, действовало невероятно сильно. Он поддерживал инициативу каждого художника, наблюдая за процессом его работы. Своим присутствием, иной раз простым движением головы он заставлял ученика уверенно продолжать свою работу. На моей памяти Валентин Александрович только один раз взял кисть в руки, желая исправить, вернее, дать более правильное направление работе ученика, попавшего в тупик. Серов подошел к нему и взял в руку кисть, но заметив, что она разболталась на ручке, он швырнул ее в сторону. Потом хорошей кистью несколькими точными ударами поставил рисунок.
   Валентин Александрович был человеком исключительно наблюдательным и остроумным. Он обладал магической силой воздействия. Однажды один из учеников писал натурщика, поставленного в позу работающего человека. Движение модели не было прочувствовано учеником и носило механический характер. Валентин Александрович, наблюдавший за работой, долго ничего не говорил и ждал, что ученик почувствует это сам. Но видя, что этого не произошло, подошел к нему и применил свой метод воздействия. Он внимательно всматривался в работу, и когда ученик весь проникся вниманием, совершил в воздухе рукой жест и произнес: "Велосипед!" И больше ничего не сказал, отойдя в сторону. Однако этого оказалось достаточным, чтобы ученик все понял.
   Серов исключительно остро, по-новому передавал свою среду. Достаточно взять любой его портрет, чтобы сразу почувствовать его время. Именно поэтому портреты Серова, как художественные произведения, можно поставить рядом с лучшими литературными произведениями Максима Горького, Антона Чехова и других крупнейших писателей.
   В своих портретах Серов никогда не издевался над моделями и не идеализировал их, но часто выражал свое отношение. Вопрос изучения прекрасных портретных работ Серова еще впереди и ждет талантливого и образованного человека.
   После окончания училища мне приходилось встречаться с Серовым на выставках, в общественных местах. Валентин Александрович был всегда молчалив, несколько грустен, скромен. От его наблюдательного глаза ничто не ускользало. Он никогда не вступал ни с кем в спор. Бели человек не казался ему умным и оригинальным, Валентин Александрович решительно поворачивался и уходил в сторону.
   До 1910 года я участвовал на выставках "Московского товарищества", "Нового общества", "Золотого руна". Каждый раз, приходя на выставку за день до ее открытия, Серов долго всматривался в мои работы и, указывая на некоторые вещи, просил не продавать до того, как их просмотрят члены комиссии Третьяковской галереи3.
   Вообще на второстепенных выставках комиссия ничего не приобретала. Так как вопрос касался молодых художников, то она предпочитала не спешить. В отношении меня это продолжалось несколько лет.
   В 1910 году, после моей поездки в Константинополь, я выставил в "Московском товариществе" восемь работ. Они как-то особенно хорошо выглядели на этой выставке. Комиссия Третьяковской галереи, придя на выставку, приобрела две мои работы: "Глицинию" и "Фруктовую лавочку".
   Поскольку в это время Серова не было в Москве, И. С. Остроухов ему сообщил письмом о приобретении моих работ. В. А. Серов ему ответил: "Очень рад, что купили Сарьяна,-- его давно пора было уже"4.
   Первая покупка с выставки "Московского товарищества" вызвала большую радость. Председатель Общества Федор Иванович Рерберг, встретив меня, искренне поздравил, оказав: "С нашей выставки впервые покупают в галерею"5.
   В том же году на выставке "Мир искусства" я показал "Константинопольскую уличку". Серов уже вернулся из Петербурга, и по его инициативе Третьяковская галерея приобрела эту работу.
   На той же выставке экспонировался портрет Ивана Сергеевича Щукина, выполненный мной по заказу С. И. Щукина. Портрет был написан темперой и решен <в плоскостной форме. Я особенно старался передать стремительный взгляд модели, что мне удалось. Валентин Александрович, подойдя к моим работам, по обыкновению долго и молча рассматривал их, а затем, быстро подняв руку и указав пальцем на глаза И. С. Щукина, произнес: "Пушка!" Затем прибавил; "Две пушки!" И пошел дальше, молча и спокойно проходя мимо работ уже давно известных ему художников. Шел он, грузно шагая, мне показалось, чем-то сильно озабоченный.
   Эта моя встреча с ним была последней. Я уехал на юг, на этот раз далеко, в Африку. И когда я вернулся из Египта, узнал о страшном несчастье, постигшем нас.
   Умер Валентин Александрович Серов, великий русский художник, один -- из чудеснейших людей нашей эпохи.
   

КОММЕНТАРИИ

   1 Здесь Сарьян, как и некоторые другие современники Серова, неточен (см. т. 2 настоящего изд., прим. 1, стр. 200).
   2 Павел Леонтьевич Гаврилов (р. в 1869 г.) -- художник, занимался в училище в 1892--1899 гг.
   3 В 1966 г. Сарьян вспоминал: "Начиная с 1904 года <...> работы мои приняли фантастический характер. Все, что я писал, было причудливым единством реальности и воображения. Реальность была рождена впечатлениями от увиденного, "ареальность" -- синтезом этой реальности с фантастическими видениями. Увиденное преображалось, для этого было необходимо достигнуть сильной и яркой выразительности средств, интенсивности цвета и его отношений. Только так я мог выразить в тот период свои переживания, чувства, мысли. Серов понимал и ценил все это" (цит. по публикации: М. Сарьян. Варпет сам о. себе.-- "Комсомольская правда", 1966, 13 октября, No 239).
   4 Эти слова Серова в адрес Сарьяна содержатся в его письме к Остроухову от 4 февраля 1911 г.-- Серов. Переписка, стр. 261, 262 (см. также след. прим.).
   5 Не только для "Московского товарищества художников", но и для совета Третьяковской галереи приобретение произведений Сарьяна было важно, ибо снимало с него обвинение в пристрастии к выставкам "Мира искусства" и "Союза русских художников". Тот же Ф. И. Рерберг писал ранее С. С. Голоушеву: "Если наше предположение бойкота <"Московского товарищества художников" со стороны совета> неверно, то приведите хоть один факт, опровергающий его" (не издано; отдел рукописей ГТГ).
   Приобретение работ Сарьяна вызвало самые разноречивые отзывы печати. Если П. П. Муратов в своей статье "Деятельность Третьяковской галереи" писал, что его "очень радуют" купленные произведения ("Аполлон", 1911, No 10, стр. 159), то Н. И. Кравченко в статье "Выставка "Союза" негодующе заявлял: "Увлечение новыми "течениями" в Москве так сильно, что комиссия, заведующая Третьяковской галереей, приобрела даже такого мастера, как М. Сарьян <...> Дальше идти некуда. После этого к славной коллекции П. М. Третьякова можно прибавлять все, что заблагорассудится нескольким лицам, позволяющим- себе думать, что они могут делать там все, что угодно. Эти господа забыли те принципы, которыми руководился лучший из русских собирателей <...> Если приобретать гг. Сарьянов, то вскоре Третьяковская галерея превратится черт знает во что, и ее украшением останется только то ядро, что было собрано основателем" ("Новое время", 1911, 25 февраля, No 12556). А. П. Боткина, ознакомившись со статьей "Нового времени", писала Остроухову 1(14) марта 1911 г.: "А Кравченко-то -- это большая свинья -- опять обрушился. Мне как-то больше по себе, когда он бранит, чем когда хвалит. Значит, Сарьяна вы купили неплохого. И хорошо, что купили" (не издано; отдел рукописей ГТГ).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru