Белый Андрей
Из книги "Между двух революций"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ВАЛЕНТИН СЕРОВ В ВОСПОМИНАНИЯХ, ДНЕВНИКАХ И ПЕРЕПИСКЕ СОВРЕМЕННИКОВ

2

   

АНДРЕЙ БЕЛЫЙ

   Андрей Белый, псевдоним Бориса Николаевича Бугаева (1880--1934),-- поэт, критик, прозаик, выдающийся представитель русского символизма и его теоретик.
   Знакомство Андрея Белого с Серовым протекало в основном в 1907--1911 гг. в стенах общества "Свободная эстетика", И хотя по признанию самого поэта ему не удалось "узнать коротко" Серова, те строки, которые он посвятил художнику, показывают, какое глубокое и незабываемое впечатление на него и окружающих производил Серов.
   
   Воспоминания Андрея Белого о Серове извлечены из его книги "Между двух революций". Л., Издательство писателей в Ленинграде, 1934, стр. 227--230. В Приложении печатается его статья "Памяти художника-моралиста", опубликованная в "Русских ведомостях", 1916, 24 ноября, No 271.
   

Из книги "Между двух революций"

   Незабываем в "Эстетике" Валентин Александрович Серов. Не практик, не "жеребец"1: застенчивый, скрытный, угрюмый; ходил мешковато; голубые глазки щурились напряженно от яркого света,-- от каждого восприятия; и сидел, глаза заслоняя ладонью, из-за которой высовывал бледное очень лицо, точно страдающее бессонницей, чтобы пристально впиться; и -- снова спрятаться; часто ставил он локоть в колено, роняя голову в руку, глаза опуская меж ног; он придремывал точно, рисуяся в сине-серых стенах, из бирюзовой мебели светлою, желтою, как встрепанною бородкой и светло-желтою, иль серою широкою парой, которою он обвисал; он высиживал заседания,-- широкоплечий, квадратный, совсем небольшого росточка, с перекривившимся, точно от боли, лицом, с поперечной морщиной на лбу от усилия что-нибудь осознать, что-нибудь проницать: глазки -- с дальним прицелом; входил же -- бесшумно, на цыпочках, крадучись; покачивалось его грузное тело.
   И растрепанная бородка, и свисшие, бледно-желтые волосы, и рот, стиснутый от решенья все взвесить,-- давили весом; войдет,-- и точно выставит невидимый груз, который сместит председателя; сам же, перепугавшись себя, отойдет в уголочек; таиться за спинами и, кривясь, как в подзорную трубку, глядеть, подавлять усилием вздох; казалось: сидит и вздыхает Серов, скрипя стулом и порываясь вскочить, но удерживаясь, качая сомнительно головою, кривяся улыбкою; казалось,-- бросал из угла:
   -- Горьким смехом моим посмеюсь! Страдал улыбкою.
   А невидимый вес, от которого он силился откреститься,-- был слышим; Серова -- не видишь: Серов -- за спиной, вперясь в пол, бросив локти в колени, ладонями их захватив, наклоняясь широкою грудью,-- молчит; ты же ждешь, не раздастся ли хрипловатая, темновато скроенная, короткая его фразочка, которою определит, пригвоздит, никого не судя; всем станет ясно: "Негоже!"
   Помню один его жест, после которого наступило молчание, оборвавшее прения; Брюсов, председатель "Эстетики", жаловался на "Кружок"2, следовавший резолюциям председателя,-- Брюсова:
   -- Они гонят нас: говорят, -- помещение им надо очистить. "Эстетика" собиралась в "Кружке".
   Трояновский:
   -- Вы ж, Валерий Яковлевич, председатель "Кружка"?
   Из угла скрипнуло кресло; все -- обернулись: Серов, молча слушавший, оторвавшись от созерцания ковра меж ногами, махнул добродушно короткой рукой; и хриповато отрезал:
   -- Коли гонят, -- уходить надо!
   Гкал Брюсов -- Брюсова: председатель "Кружка" -- "нашего" председателя.
   Юмор Серова раздавил, потому что тяжесть его -- от правдивости строгого и непоказного таланта и от морального пафоса, давимого в себе усилием казаться сонливым; он был стыдлив, ужасаясь судить других; непроизвольно иные жесты его падали приговорами3.
   Мало слов сказали друг другу мы, встречаясь пятнадцатилетие4: в "Эстетике" и у Рачинского5, где с 1902 года он мне тенел в уголочке, куда, молча придя, он садился, нас слушал; и после украдывался на цыпочках, скрипя половицами; делалось светлей и уютней, когда он входил; а когда выходил, становилось тенисто; в деликатных вопросах всегда я считался с Серовым; он так часто мучился, горько кривясь вниз склоненным лицом со свисающей прядкою6, когда решали вопросы, где этика, тактика и неумелое выявление по существу неизбежных решений разламывались в антиномии; молчанием своим он их нам выдвигал.
   Много было тяжелого, когда гнали Меркурьеву7, Пашуканиса8, Переплетчикова; не в том суть, что гнали, -- в том, как это делалось! Ушибли Меркурьеву; Переплетчиков -- плакал; а Пашукаиис вылетел сдуру; из дон-кихотства; надо было изъять профанаторов, иль всему составу "Эстетики" развалиться от действий маленькой группочки; Брюсов вышвыривал с мстительной радостью, тешась, как скальпом, победой своей; а Рачинский с ехидным подкуром, как мальчик, пинающий пяткою в мягкие части такого ж, как он, старика, изгонял Переплетчикова; Трояновский -- любовался техникой своих операционных приемов; один Серов мучился, стулом скрипя; на лице проступала брезгливая боль; точно ревмя ревел; и молчал и кривился: ревел в нем невидимый вес; содрогался я от крутых мер, ожидая решенья Серова, которого профиль почти вовсе спрятался, полузакрытый ладонью; но он поднял руку -- за Брюсова.
   И я -- за ним.
   Под мрачною внешностью этой с таким саркастическим видом, -- кипели вулканы; и лев в нем рыкал; он, давяся от рыка, его сотрясавшего,-- ежился горько.
   Раз вышел из тени9; я дал тому повод, делая доклад от "Весов"10; дня за три перед тем я поссорился с Брюсовым (нас помирил Поляков); после ссоры повестки "Эстетики" не были посланы вовремя, никто на доклад не явился; я поднимаюсь по лестнице, вижу: все пусто; ни Трояновского, ни даже Эллиса11: случайные одиночки! Средь них -- Иван Бунин12, явившийся точно назло, чтобы учесть пустоту; ненавидя Брюсова, он -- с любезным авансом ко мне; но дело -- не в нем. не в "Весах", не во мне, а в Серове, метавшемся в пустых комнатах, их заполнявшем, косившемся на пустевшую лестницу; не придет ли кто -- все ж? Увидавши меня с перепыхом он бросился к двери, и мягко схватив за рукав с неприсущей ему демонстрацией под локоть ввел, как протопоп архиерея; горячим пожатием руки успокоил меня, не сказавши ни слова, меня усадил, пододвинул мне пепельницу и на цыпочках стал передо мной расставлять ряды стульев, рукой приглашая садиться; таки набралась еще горсть; взяв рукой колокольчик, открыл заседание, слово давал.
   Зная всю его мешковатость, любовь к уголкам, к спинам, -- понял: бестактностью членов правления взорван был он, -- пережив ее срамом себе; этот взрыв в нем меня взволновал; и я мог увлечь слушателей; единственный вечер под председательством В. А. Серова прошел с максимальным подъемом (поздней собралась-таки публика); понял, за что так любили его: когда заболевал, то летел Философов из Питера -- нянькой сидеть в изголовьях; Рачинская13 плакала.
   Непоказной человек; с вида -- дикий; по сути -- нежнее мимозы; ум -- вдесятеро больший, чем с вида; талант -- тоже вдесятеро больший, чем с вида.
   Видя издали серую пару коротенького Серова, пробирающегося перевальцем, на цыпочках, не спугнув референта, присесть в уголочке, -- казалось: "вес", ставши светом, живит; электричество -- светит светлее.
   Таков был Серов.
   

КОММЕНТАРИИ

   1 Ранее А. Белый приводит слова И. И. Трояновского, объясняющие смысл, какой вкладывался им в слово "жеребец": "Человек типа жеребца! Жеребец не терпит себе подобных: бьет копытом... Жеребец улучшает породу" (Андрей Белый. Между двух революций. Л., 1934, стр. 227).
   2 Московский Литературно-художественный кружок возник по инициативе артиста А. И. Сумбатова-Южина в 1898 г. и просуществовал до 1920 г. Целью кружка было "способствовать развитию литературы и изящных искусств и ближайшею целью: а) общение литераторов и художников; б) исполнение совокупными силами членов Кружка и приглашенных лиц различных сценических произведений, концертов, публичных чтений и т. п.; в) устройство художественных выставок, вечеров и собраний" (Устав Московского Литературно-художественного кружка. М., 1901, стр. 1).
   Основателями кружка были Ермолова, Федотова, О. О. Садовская, Н. А. Никулина, К. Н. Рыбаков, А. А. Яблочкина, Станиславский, Чехов, С. И. Мамонтов, Левитан, К. Коровин, Остроухов и другие.
   Диспуты, доклады, лекции по вопросам искусства и литературы, происходившие в кружке по вторникам, имели, по словам Немировича-Данченко (также его учредителя), "огромный успех" (Вл. И. Немирович-Данченко. Из прошлого. М., 1938, стр. 216). Андрей Белый, отмечая, что "летописцу Москвы не избегнуть Кружка тех времен", писал, что в нем выступали лучшие лекторы Москвы, Петербурга, Киева, Харькова и Одессы (Андрей Белый. Начало века. М.-- Л., 1933, стр. 209, 211). "Кружок основал фонд имени А. П. Чехова для пособия нуждающимся писателям, артистам, художникам и ученым. Ежегодно в этот фонд отчислялось несколько тысяч рублей, которые шли на помощь не только тем, кто обращался за помощью лично, но и сама комиссия Занимавшаяся в Кружке распределением фонда, следила -- кому нужно было помочь" (И. А. Белоусов. Литературная Среда. Воспоминания. 1880--1928. М., 1928, стр. 200). Кружок имел в то время одну из наиболее крупных и богатых библиотек в Москве (около двадцати тысяч томов). В собрании автографов, пропавшем во время гражданской войны, в числе других были письма Н. М. Карамзина, А. Н. Островского, Репина, Серова.
   Спустя несколько лет деятельность кружка стала вызывать нарекания, перешедшие незадолго до первой мировой войны в открытое недовольство. Вот три характерных отзыва о нем, сделанные в разное время. Первый относится к 1907 г.: "Самое сильное биение пульса бойкой интеллигентной Москвы вы можете наблюдать в "Кружке". В Москве не нужно прибавлять, какой это Кружок. "Кружок" -- единственный <...>
   Такого игорного клуба нет в Петербурге <...> Но нигде нет (не только в России, но и за границей) такого точно клуба, который на чистый доход, взимаемый с игроков, так щедро поддерживал бы...
   "Что"? Да все, что относится к литературе, науке, общественному движению" (П. Боборыкин. Беседы.-- "Слово", 1907, 6 декабря, No 323). Спустя три года появился второй отзыв: "Общество -- рахитик. Не ходит -- ковыляет. У него было за несколько лет его жизни много хороших начинаний. Но существование его почти всегда выходило таким бедным, скучным, малозначительным. Точно общество -- ненужное. А между тем оно -- чуть ли не единственная организация, объединяющая московскую писательскую и журнальную братию" (Коль-Коль <Н. Е. Эфрос>. Московская пестрядь. Писатели и дуэль.-- "Одесские новости", 1910, 10 апреля, No 8089). И, наконец, последний отзыв был сделан еще через три года: "...московский игорный клуб, при котором существует нечто вроде литературного буфета, но который, впрочем, называется "Литературно-художественным кружком" (Петр Пильский. Шуба в июле.-- "Одесский понедельник", 1913, 12 августа, No 2).
   В первые годы существования кружка Серов, хотя и не был членом, принимал активное участие в его работе. В 1905 г. он совместно с Остроуховым, по поручению кружка, составил доклад о необходимости устранения цензуры и административно-полицейского произвола в области изобразительных искусств (Московский Литературно-художественный кружок. На правах рукописи. М., 1905, стр. 16--18). В 1908 г. он вместе с А. А. Бахрушиным, Ермоловой, Федотовой, Н. Е. Эфросом, Собиновым, Н. А. Поповым и другими от имени кружка был в числе организаторов по чествованию Художественного театра.
   Творческая биография Серова также была связана с кружком: по его заказу художник исполнил портреты Шаляпина, Ермоловой, Федотовой, Южина и Ленского.
   3 О реакции Серова в связи с инцидентом кружка и "Свободной эстетики" Андрей Белый упоминает и в другой книге своих мемуаров -- "Начало века" (М.-- Л., 1933, стр. 158).
   4 Несколько далее Андрей Белый пишет, что встречался с Серовым с 1902 г. Таким образом, их знакомство продолжалось не пятнадцать, а девять лет.
   5 Григорий Алексеевич Рачинский (1851--1939) -- филолог, двоюродный брат известного ботаника С. А. Рачинского, в 90-х гг.-- правитель дел Московского губернского правления и одновременно секретарь Общества искусства и литературы, член МОЛХ. Остроухоў, познакомившийся с Рачинским в конце 80-х гг., весьма положительно отозвался о нем: "...Рачинский очень милый и симпатичный молодой человек, чуть-чуть щеголеватый, сын помещика Смоленской губернии, только что потерявший отца и недавно переехавший в Москву из своей деревни. Около 12 лет он выжил там среди природы и книг, много работал и читал. Книга отозвалась на нем некоторой сухостью в суждении, очень небольшой; но зато он положительно недюжинно-образованный человек, с большим запасом знания, с сильно развитым интересом к самоусовершенствованию, хорошо воспитанный, превосходно владеющий языками, любовно и, кажется, широко знакомый с литературой нашей и Запада. Очень скромный и, сколько я мог наблюсти, за короткое свидание с ним, теплый человек" (письмо к Е. Г. Мамонтовой от 3 января 1889 г.-- Не издано; ЦГАЛИ).
   Газета "Новости дня" (1903, 23 января, No 7050) в списке известных москвичей характеризовала его как "друга искусства". В 900-х гг. Рачинский был членом редакции журнала "Вопросы философии и психологии", редактором издательства "Путь", а также председателем Московского религиозно-философского общества. Им написаны "Трагедия Ницше" (М., 1900), "Японская поэзия" (М, 1914) и ряд статей по философии и искусству. По словам знавшей его Остроумовой-Лебедевой, он был "выдающийся литератор, прекрасный переводчик, человек огромной эрудиции" (А. П. Остроумова-Лебедева. Автобиографические записки. Т. 2. М.-- Л., 1945, стр. 111). Андрей Белый, отмечая в своих воспоминаниях Рачинского, как яркую, своеобразную личность, писал о нем: "С юных лет эрудит, вытвердивший наизусть мировую поэзию, перелиставший философов, всяких Гарнаков, Г<ригорий> А<лексеевич> -- энциклопедия по истории христианства, поражавшая нас отсутствием церковного привкуса; нам казалось то, что именует он мировоззрением -- энциклопедия; а что считает досугом -- канон его <...> Ходил по Москве парадоксом; староколенный москвич с "традициями" сороковых годов, рукоплескал всему смелому, уныривая из быта, с которым видимость створяла его; чтимый профессорами, им зашибал носы озорным духом. То, чем пленял нас, его умаляло в быту, где исконно вращался он; котировали его остроумцем; он импонировал фонтанами текстов: на всех языках <...> его гимны о культуре <...> доселе мне памятны <...> пестун всех нас, в известный период вынашивал он наши молодые стремления; в часы же досуга писал он стихи: грустны и строги строчки его антологий; пародии на Алексея Толстого (поэта) -- И сильны и звучны; один из первых он оценил Брюсова, Блока <...> Роль Рачинского, певшего в уши старопрофессорской Москве о культуре искусств, ей неведомой, в свое время была значительна" (Андрей Белый. Начало века. М.-- Л., 1933, стр. 88--94).
   6 Таким же изображает Серова Андрей Белый и в другой книге своих воспоминаний: "Криво помалкивающий, иронический, кряжистый и белокурый Серов, с добродушием щурясь на нас" (Андрей Белый. Начало века. М.-- Л., 1933, стр. 97).
   7 Артистка Нина Александровна Меркурьева (? -- ум. ок. 1910 г.) из-за своего выступления на одном вечере (он назывался "Вечер мерцаний") была вынуждена уйти из состава общества "Свободная эстетика". При обсуждении инцидента с Меркурьевой В. Я. Брюсов квалифицировал ее выступление как "верх антихудожественности" и заявил: "Среди наших членов есть такие имена, как Валентин Александрович Серов, с его именем не могут стоять рядом имена лиц, выступавших в "Вечере мерцаний" (протокол соединенного заседания членов комиссий общества "Свободная эстетика" от 3 января 1908 г.-- Не издано; архив В. Я. Брюсова, отдел рукописей ЛБ). Однако среди членов общества выявились разногласия: сам Серов и художник В. В. Переплетчиков считали, что обсуждение имело "характер суда над ней <Меркурьевой> и допущение такого оборота дела не должно было иметь места" (протокол заседания комитета общества "Свободная эстетика" от 12 января 1908 г.-- Не издано; там же). На одном из последующих заседаний комитета общества Переплетчиков в знак протеста вышел из руководящих органов "Свободной эстетики". Одной из причин, побудивших его так поступить, было, как заявил Переплетчиков, нарушение неприкосновенности личности члена общества в его стенах. В подтверждение он приводил слова Серова в разговоре с ним: "неприятно, что секли человека" (протокол заседания комитета общества "Свободная эстетика" от 17 февраля 1908 г.-- Не издано; там же). Инцидент с Меркурьевой стал известен печати. В хлесткой статье журналист С. В. Яблоновский в адрес Серова бросил следующий упрек: "Я преклоняюсь перед огромным талантом, я знаю о нем только самое хорошее, как о человеке, но я не понимаю, отчего на эту фразу <Брюсова> он только пробормотал сконфуженно что-то себе под нос, а не встал, протестуя против злоупотребления его именем? Потом после заседания он сказал: "Так тяжело было, словно перед тобой секли женщину",-- отчего же это он сказал потом, а не тогда, когда его авторитетное слово могло иметь огромное значение?" (С. Яблоновский. Эстетика и... этика".-- "Театр и искусство", 1908, No 8, стр. 154). Как бы ни было неприятно и тягостно для Серова происшедшее в "Эстетике", однако протестов с его стороны в общество не поступало.
   8 Викентий Викентьевич Пашуканис (? -- ум. ок. 1920 г.) -- владелец "Издательства В. В. Пашуканис", секретарь общества "Свободная эстетика".
   9 Здесь Андрей Белый несколько снижает роль деятельности художника. Серов занимал видное положение в обществе "Свободная эстетика": с самого начала его учреждения весной 1907 г. и до 19 октября 1910 г. он был членом комитета общества. После Серов намерен был оставаться активным посетителем собраний общества, так как лишь за полтора месяца до смерти он сделал взнос на 1912 г. (квитанция No 255 от б октября 1911 г.-- Не издано; архив В. Я. Брюсова, отдел рукописей ЛБ). И действительно, 14 октября 1911 г. московская "Вечерняя газета" (No 51) в заметке "У эстетов" упоминала Серова среди присутствовавших на вечере старой итальянской лирики. 4 ноября 1911 г. (No 72) та же газета сообщала, что Серов был на вечере поэтов, на котором выступали Брюсов, С. Я. Рубанович, Б. А. Садовской, М. И. Цветаева и другие.
   10 Доклад Андрея Белого "Символизм и современная русская литература" состоялся в сезон 1908/09 гг.
   11 Эллис, псевдоним Льва Львовича Кобылянского (1879 -- ум. после 1938 г.) -- поэт-символист, переводчик и критик; в 1913 г. уехал за границу, перешел в католичество и стал монахом иезуитского ордена.
   12 Иван Алексеевич Бунин (1870--1953) -- Поэт и прозаик, после Октябрьской революции уехал за границу, лауреат Нобелевской премии (1933).
   13 Татьяна Анатольевна Рачинская (1864--1920), урожденная Мамонтова,-- друг юности Серова. Четырнадцатилетним мальчиком он исполнил ее портрет в крестьянском платье (ГТГ). Большим чувством проникнуты те немногие знаменательные слова, которые обронил молодой Серов 13 января 1889 г. И. С. Остроухову, жалуясь на ее брата М. А. Мамонтова: "Одно ему прощение ради Танички" (Серов. Переписка, стр. 208).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru