Фаворская М. В.
Из письма к М. Я. Симонович-Львовой

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


ВАЛЕНТИН СЕРОВ В ВОСПОМИНАНИЯХ, ДНЕВНИКАХ И ПЕРЕПИСКЕ СОВРЕМЕННИКОВ

2

   

М. В. ФАВОРСКАЯ11

Из письма к М. Я. Симонович-Львовой от 27 ноября 1911 г. из Москвы:

   ...Ну как же возможно без мамы жить? без Тоши? <...> Конечно, как художник Тоша никогда не исчезнет и многих и многих еще научат его рисунки и живопись. Но что ужасно -- и с чем не можешь помириться -- это что человек Тоша, добрый, чуткий ко всем и ко всему, такой, правда,
   удивительно честный во всем, строгий, остроумный, что он никогда не скажет меткого, живого, смешного до бесконечности слова (ведь когда через много лет вспомнишь, что он говорил, смеешься); не услышишь голоса его; так ясно звучат в душе его слова; я пришла к ним за билетом на концерт. Оля <О. В. Серова> еще не пришла; я ждала ее в столовой; Тоша сидел на диванчике и ласково, весело спрашивал меня: "Ну что у вас в Школе?" Он всегда интересовался Школой. Я рассказывала больше о вечере, проведенном у знакомых; там наряжались и было много веселого.
   Тоша слушал и смеялся; потом, говорил: "Похудела ты; вдвое тоньше стала; а так лучше; что же такой пышкой всегда ходить".
   Мы все смеялись, особенно Миша12, которого Тоша всегда дразнил за толстоту. Потом сказал: "Ну что же вы к нам не приходите?" Я покраснела и сказала: "Не знаю". "Ишь покраснела и закрылась ручкой. Ну приходите, приходите". Я уходила, а самой все хотелось вернуться и сказать получше, отчего я не прихожу к ним. Когда стояла в передней и одевала платок, Тоша показался в дверях залы, увидал, что все одеты уже, повернул опять к себе в кабинет.
   Это был последний раз, что я его видала; на другое утро он умер <...>
   Как-то недавно мы вышли с ним из мастерской, где делали наброски (теперь тут есть мастерские, как в Париже). Нам было по дороге. "Если хочешь, чтобы я с тобою шел, иди тише; не могу совсем ходить быстро". Я говорила, что хочу попробовать лепить. "Мне мешают краски, мне хочется голую форму, только форму схватывать".-- "Да, полепи, это хорошо; теперь правда все устали от красок; такие возбужденные теперь, хочется успокоенной формы".
   Если бы я только знала! Сколько бы, сколько бы спросила его! Теперь и писать-то странно будет: ведь постоянно что бы ни написала, ни нарисовала -- нет-нет да и подумаешь: "Что скажет об этом Тоша?" И что скажет, то не забудешь во всю жизнь.
   И. С. <Ефимов>, когда смотрит картины, наговорит тебе с три короба много верного, искреннего, а много и так себе, зря сказано; Тоша зря, я думаю, ни одного слова во всю свою жизнь не сказал. Много верного писали об нем в газетах, много верного говорил" и будут говорить,, да все это не то, и те, кто его не знал, никогда его не узнают; хотелось бы сказать что-то такое, в чем бы сразу узнали Тошу как человека и полюбили бы его, потому что кто не знал Тошу, тот имеет худшее представление о людях; а кто знал его, знают и утешаются: вот значит какие бывают люди на свете.
   Ведь не расскажешь тем, кто не знал его; фотографии хорошей нет его; печатают в журналах, видишь на улице -- да вое это так далеко от правды, что больно делается: те, кто его не знает, подумают, что он такой; прежняя фотография его какая-то сентиментальная, а Тоша вот уж был несентиментальный! <...>
   Ты подумай: в кабинете у него картоны, мольберт с неоконченной вещью, краски, стакан с водой и акварельными кистями, тетрадочки, альбомы на столе, Ольга Федоровна раскрыла одну тетрадочку, синяя ученическая тетрадь; написано ""слова" -- там рядами французские слова написаны, фразы; он все последнее время занимался французским языком; говорил что ему нужно знать французский язык, верно для Антоши13. Ну разве можно так! Разве это возможно видеть, все, как будто он сейчас придет, в сереньком сюртучке, и скажет что-нибудь. А он в зале, в гробу <...>
   У Тоши такие особенные, удивительно выразительные и меткие были руки; рассказывает что-нибудь -- сделает движение пальцем и сразу прямо все, что хочет, представится; а теперь руки мягко сложены на груди <...>
   На могиле говорили речи; но ни одной не было хорошей; хотелось, чтобы сказали что-то еще, главное; говорили о значении Тоши, как художника; потом говорили об его общественной отзывчивости, но чего-то главного не сказали.
   Все-таки как ни важна и нужна деятельность человека, но важнее и нужнее всего сам человек, какой он есть, со всеми его достоинствами и недостатками.
   Конечно, ужасно досадно, жалко, что много замыслов, которые были у Тоши и те замыслы, которые явились бы еще, что они не воплотятся в картины и никто никогда их уже не сможет написать.
   Но это жалеешь умом, а чувством чувствуешь, что самое ужасное, что никогда не увидишь Тошиного лица, не услышишь его голоса, вообще, что никогда на свете не будет такого человека; что человека Тоши больше нет.

Не издано; отдел рукописей ГТГ.

   

КОММЕНТАРИИ

   11 Мария Владимировна Фаворская (1886--1959), урожденная Дервиз,-- учительница рисования, получила художественное образование в Училище живописи (1910--1914).
   12 Михаил Валентинович Серов (1896--1938) -- сын художника.
   13 Антон Валентинович Серов (1900--1942) -- младший сын художника.
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru