Сергеев-Ценский Сергей Николаевич
Долой войну!

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Драматическая эпопея в восьми частях с прологом и эпилогом из эпохи Наполеоновских войн.

Сергей Николаевич Сергеев-Ценский.

(1875 -- 1958 гг.).

Долой войну!

Драматическая эпопея в восьми частях с прологом и эпилогом из эпохи Наполеоновских войн.

Пролог.

I.

   Город Дрезден -- столица всепокорной Саксонии --
   Жизнь настроил свою на высокий тон:
   Шутка ль, -- прибыл туда тот, кто всех непреклоннее.
   Тот, кто всех своевольнее, -- На-по-ле-он!
   
   Тот, кто карту Европы шутя перекраивал.
   Что веками слагалося, -- в месяц ломал;
   В чьей передней монарх иной долго простаивал.
   Прежде чем его он, роковой, принимал.
   
   Было ясно для всех и везде, что "муж рока" он,
   Его шутка солдатам заменяла их хлеб,
   И ума он такого необъятно глубокого,
   Что читает сокрытую книгу судеб.
   Часто так прибегает он к мерам рискованным:
   Даже римского папу к себе перевез
   И держал где-то там у себя арестованным!
   Да, далеко ушла ты, эпоха каносс!
   Расстрелять велел герцога он Энгиенского,
   А из членов семьи обширной своей
   Как легко для престолов Союза Рейнского
   Делает новых он королей!
   А сколько новых сделал он герцогов!
   Что ни маршал, то герцог, а Мюрат уж король!
   Кто же маршалы эти? Все ведь выскочки... Дерзостно!
   Но они побеждают... Разберись тут, изволь!
   Пожелал, -- и давно ль за него, узурпатора.
   Вышла радостно замуж, юна и мила.
   Дочь австрийского императора
   И желанного сына ему принесла!
   Так упрочена уж Бонапартов династия.
   И утих навсегда тихий ропота гул...
   Если счастье все это, то сколько же счастия
   Корсиканец к особе своей притянул!
   Островная Британия не сильна хоть, но спрятана
   За широким Ла-Маншем и Па-де-Кале;
   С нею -- после расчет; честь его незапятнанна:
   Если б встретился с ней он на твердой земле!
   Копошатся еще партизаны Испании,
   Но в Испании что для него за размах?
   Против мощной России создает он кампанию, --
   Это -- замысел, это -- блистательный шаг!
   
   Дрезден тонет во флагах!.. Вон сколько материи
   Разноцветной!.. Торжественно праздничный вид!
   И музыка в честь французской империи
   И владыки ее неустанно гремит.
   И на улицах сколько народу саксонского!
   На деревьях, на крышах, -- хотя б поглядеть!
   Звонки улицы стали от топота конского,
   На солдатах как ярко начищена медь!
   
   В треуголке, с алмазной звездою единственной
   На широкой открытой ожирелой груди,
   Он явился, -- и чудо, как стало воинственно,
   А что будет еще-то потом впереди!
   С ним Мария Луиза, а с нею придворные...
   Сколько в легких колясках разряженных дам!
   Восхищенье великое и непритворное:
   Дрезден вырос, расцвел, -- не поверишь глазам!
   Невысок и с руками женственно-малыми,
   Гордым взглядом берущий каждого в плен,
   Он, "муж рока", как бы окруженный вассалами,
   Полновластно диктующий им сюзерен.
   Обсуждал с кем он планы похода восточного?
   Этот сложный вопрос был им лично решен;
   От монархов он требовал рапорта точного:
   Кем и как и какой был отряд снаряжен.
   Понимать должны были, что честь им великую
   Император французов уж тем оказал,
   Что войска их ведет в страну полудикую
   Сам, -- испытанный вождь, боевой генерал!

II.

   Эй, подымайтеся рано, --
   День-то какой настает!
   Слышите дробь барабана?
   Бьют барабаны поход!
   Все тут по букве устава...
   Ты полюбуйся, заря:
   С полною выкладкой браво.
   Звучно идут егеря!
   Под барабан отбивая
   Всею подошвою шаг,
   Эта стихия живая
   Все опрокинет во прах!
   Где же казачьей России,
   Нищей, без войск, без дорог,
   Сопротивляться стихии,
   Если ведет ее бог?
   Шлет на Россию Европа
   Столько людей и коней,
   Что от такого потопа
   Не поздоровится ей.
   Гулко колеса орудий
   Оповещают кругом:
   -- Только бы кони и люди,
   Мы-то уж не подведем!
   Да и колеса обозов
   Тоже стучат, разойдясь:
   -- Мы не боимся морозов,
   И не страшна для нас грязь!
   Все в этом дальнем походе
   Важно -- тут мелочей нет:
   Думай о всякой погоде.
   Чтобы добиться побед.
   Пусть донесут тебя ноги.
   Думай о каждом ядре:
   Не подберешь на дороге
   И не найдешь на дворе.
   Могут сраженья быть жарки,
   Ядер давай да давай:
   Артиллерийские нарки
   Тащат в полуночный край.
   Жители войску не рады,
   В нем ведь прожорлив народ --
   И провиантские склады
   Высланы всюду вперед.
   Немцы уж сыты войною:
   Все закрома подмели,
   Но... им вернется с лихвою
   Хлеб их из русской земли.
   Франция ж просто не может
   Хлеба на армию дать:
   Неурожай там тревожит
   Даже министров и знать.
   Для усмиренья народа
   Дома довольно штыков,
   Не тормозило б похода
   Тут малодушие вдов.
   Тот, кто штыками заколот,
   Уж не взбунтуется он,
   Русский же денежный голод
   Будет вполне утолен.
   Рубль расшатать до упаду --
   Это ведь тоже война;
   Ясно и беглому взгляду:
   Мысль и смела и умна.
   Очень неплох этот посох,
   Он пригодится в пути:
   Целый свой банк на колесах
   Прямо в Москву привезти!
   Будь все в России счастливы
   И получай чистоган!
   Что же, что деньги фальшивы?
   Облик им правильный дан.
   Войска, что дальше, то больше;
   Гулки, как горный обвал.
   Сколько скопилося в Польше,
   Мир никогда не видал.
   Дружно заботясь о славе
   Всех этих бравых ребят,
   Их уже в старой Варшаве
   Ждали Даву и Мюрат.
   И императора ждали:
   Ехал уж к армии он,
   Чтобы железом и сталью
   Каждый гремел батальон.

III.

   
   Он ехал в карете. Веселый
   Был май, и поля зеленели.
   Но встречные польские села
   Нерадостно как-то глядели.
   И так они были убоги,
   Л тут еще столько народу
   Прошло вот по этой дороге,
   Затем, чтобы дать им свободу.
   И, глядя сквозь окна небрежно
   На эти невзрачные хаты,
   Заботливо думал н нежно
   О сыне своем император.
   Сражений упорнейших много
   Он выиграл, тем и гордился,
   Но в это сражение Богу
   Он целые сутки молился:
   У малопонятной природы
   Какие бывают капризы! --
   Труднейшие выпали роды
   Для юной Марии Луизы.
   Он рад бы делить с нею боли,
   Но эти животные крики!..
   Как здесь проявил своеволье
   Сынок мирового владыки!
   Решил обойти он законы
   Рожденья вперед головою,
   Уверен был: Наполеоны
   Своей управляют судьбою!
   Еще до того, как родиться,
   Чтоб землю измерить шагами,
   Он вздумал на свет появиться,
   Вперед пробиваясь ногами!
   У маленькой этой канальи
   Большая в себя была вера:
   Едва его жизнь отстояли
   Искусные три акушера.
   И на три хватило бы года
   Тогда пережитых волнений.
   А сколько снаружи народа
   В тревоге ждало бюллетеней!
   И в утреннем синем тумане,
   Как радостный гром раскатился!
   В восторге кричат парижане:
   -- Родился наследник, родился! --
   На всех колокольнях звонили,
   И пушки салюты палили,
   И мчалась для радости света
   Одна за другой эстафета...
   Конечно, доставило это
   Великое всем наслажденье,
   И тысяча триста поэтов
   Сложили стихи на рожденье.
   И титул .младенцу присвоен,
   И город ему для столицы:
   Он -- римский король, этот воин,
   Сие разумейте, языцы!
   А раз он король, то построить
   Роскошный дворец ему надо:
   Чего б не могло это стоить,
   Ведь дать ему Франция рада!
   Чтоб храма Петра был не ниже.
   Богаче всех в мире палаццо, --
   И выбрано место в Париже,
   Где будет дворец красоваться...
   Колосья, которые в поле,
   Затем утверждаются в силе,
   Затем только зреют на воле,
   Чтоб к августу их подкосили.
   А в Польше сошлись не колосья,
   А люди, хотя и солдаты;
   Их тысяч шестьсот набралося...
   Младенцами были когда-то!
   Для них не дворцы, а биваки.
   Их срежут косою сражений,
   Чтоб в историческом мраке
   Сиял полководческий гений!
   Их срежут, но вместе с другими,
   Которые будут бороться
   За землю, какая под ними,
   За воду родного кол одна.
   За рощи берез белоствольных,
   За ласку июньского неба.
   За воздух просторов раздольных.
   За полосы спелого хлеба;
   Кто в люльке на смерть обрекался
   В еще неосмысленном детстве.
   Чтоб "римский король" забавлялся
   В Париже, в своем "королевстве".
   А эти избенки охватит
   Войны пожирающей пламя:
   Они для нахлынувшей рати
   Бивачными вспыхнут кострами...
   Потом города запылают...
   В Париже вздохнут облегченно.
   Там планы дворца сочиняют
   Для детища Наполеона!
   Наследнику счастья и славы,
   А также сокровищ несчетных,
   Забавы, побольше забавы
   Для всех его дней беззаботных!

IV.

   Владыка Западной Европы
   Свободу Польше должен дать,
   Но в Польше -- шляхта и холопы
   И графско-княжеская знать;
   Есть в Польше нищета и барство,
   Есть в прошлом громкие дела.
   Но Польши нет как государства:
   Она к соседям отошла.
   Ее рассеченное тело
   Живой водой своих побед
   Он вспрыснет колдовски-умело,
   Желаннейший ее сосед.
   Какие крики -- Виват! Браво!..
   Лоскутьев сколько дорогих!..
   Встречает панская Варшава
   Вершителя судеб своих.
   Балы... И чем, как не балами.
   Где можно роскошью блеснуть,
   Начать отныне новый путь,
   Подняв свободной жизни знамя?
   Магнатам старым шире дверь, --
   Недаром каждый род прославлен!
   Варшавским герцогом теперь
   Король Саксонии поставлен,
   А в новой Польше королем
   Наполеон кого назначит?
   Вдруг кандидаты не по нем?
   Вдруг этих всех он озадачит?
   Что, если после, взяв Москву
   И в ней создав престол для брата,
   В Варшаве на престол Даву
   Посадит он или Мюрата?
   А Понятовский, Радзнвилл, .
   Потоцкий, -- все магнаты Польши
   Служить не будут в меру сил, --
   На что они годятся больше?..
   Бурлит Варшава по углам --
   Не слышно это полубогу:
   Пред ним лишь лесть да фимиам.
   Пред ним жолнеры ходят в ногу.
   Ему что день -- дары, дары
   Вручают и паны и панны,
   А он -- смотры, смотры, смотры,--
   Ведь это воин неустанный!
   Он знает: конные войска
   Ему здесь дать в избытке рады,
   И вот нахмуренный слегка
   Он принимает их парады.

V.

   А что же Россия? Скопились на Висле
   Грозовые тучи над ней!
   Народу-то здесь полагаются ль мысли?
   Нет, -- это нагрузка царей.
   А царь Александр с Бонапартом в Тильзите
   Всего-то лишь пять лет назад
   Такие плел дружбы крепчайшие нити,
   Что как тут поверить в разлад!
   Не шуточка другом стать Наполеона:
   К нему снизошел там колосс
   И орден Почетного Легиона
   Он сам Александру поднес.
   За это уступки совсем небольшие --
   Царь с Англией должен порвать --
   В союз против Англии вступит Россия,
   Чтоб с нею уж не торговать.
   И что еще? Брачным союзом скрепить бы:
   Есть у Александра сестра,
   А Наполеону удачной женитьбы
   Пришла золотая пора...
   Все просто и ясно казалось в Тильзите,
   Но... кто покупать будет хлеб?..
   Не хочет сестра идти замуж, смотрите!
   Нелеп договор был, нелеп!
   Не хлеб только, -- Англия лес покупала,
   Железо и лен, и пеньку,
   Щетину и кожи, и масло, и сало...
   Вогнал договор тот в тоску!
   Куда же девать государству избыток
   Того, чем торгует, -- сырья?
   Закрыл Бонапарт для царя рынок сбыта,
   Обвел вокруг пальца царя!
   Прекрасно так царь говорил по-французски,
   Ну, точно б истинный француз,
   А путь из Тильзита уж очень стал узкий,
   Бюджет государства кургуз...
   Пришлось изменить очень умному другу:
   Что делать, когда не расчет?
   А друг, себе в Австрии взявший супругу,
   Войной на Россию идет.
   Так просто, когда появился "муж рока",
   В Европе пошел перекрой:
   Один он решает рыть яму глубоко,
   Один и командует: -- Рой1
   Незваных гостей государству большому
   С почетом ли надо встречать?
   Войдут если, -- гнать их в три шеи из дому, --
   А есть ли для этого рать

VI.

   В то время с Турцией войну
   Кутузов вел. Хоть войск там мало,
   Но дай и те: свою страну
   Ты должен защищать сначала,
   А турок что? Он подождет:
   Он терпелив, он хладнокровен:
   Воюют с ним какой уж год,
   А он в делах военных ровен:
   В боях показывает рысь,
   Но в крепостях -- в высоком классе...
   Приказ Кутузову: -- Мирись
   И возвращайся восвояси!
   Приказ приказом, -- ясен он;
   Вести войска домой не рано,
   Да вот беда: Наполеон
   Вмешался в действия султана.
   Ему указывает путь
   К свершенью всех его желаний:
   Войну он хочет затянуть.
   Чтоб и султан в его был стане;
   Чтоб силы русских свесть в ничто
   И этим марш себе ускорить:
   Как можно с войском тысяч в сто
   С полмиллионным войском спорить?
   Умен Кутузов, но хитер
   Султан: себе он поднял цену;
   Полгода длился разговор.
   Царь шлет Кутузову на смену
   Другого. Едет Чичагов.
   Он, адмирал, уполномочен
   Утихомирить ныл врагов,
   Не дорожась при этом очень,
   И привести солдат домой.
   Попал Кутузов тут в опалу,
   Простился с войском наш герой,
   Но все же мир-то подписал он.
   Полки же Чичагову сдал.
   Так вышло в первый раз в России, --
   Стал войском править адмирал:
   Переместилися стихии.
   Но те полки еще в пути,
   О них скажи: придут когда-то;
   Хоть там обстреляны солдаты,
   Но им идти, идти, идти,
   А туча близко. Невзначай
   Того и жди Наполеона.
   С одною армией Барклай,
   Другая у Багратиона.
   Но друг от друга далеко,
   Полков и там и здесь немного,
   Соединить их нелегко,
   Когда врагам везде дорога...
   А если выставить заслон
   Такой, где б можно насмерть биться?
   Кипит работа: укреплен
   Был бивуак на речке Дриссе.
   Почти что крепость! Пфуль-мудрец
   Заслона план придумал ловко,
   Но русский генерал-простец
   Сказал: -- "Да это ж мышеловка!
   Здесь будем мы истреблены,
   Здесь отступать не будет воли.
   Куда милее для страны
   Встречать врагов в открытом поле"!
   
   Царь свитой немцев окружен,
   Бежавших от Наполеона;
   С трудом, но все же понял он
   Беду от дрисского заслона.
   И вывесть приказал войска.
   Оторопев и сам от страха...
   Увы. не всякому легка
   Большая шапка Мономаха!
   Однако он воспитан так,
   Что весь приличьями пропитан,
   Он не нарушит их никак,
   И потому прекрасно спит он.
   Неловко, -- каждый пусть поймет:
   Ведь император -- вождь французов.
   И всех, кто с ними там идет, --
   Встречать их должен не Кутузов,
   А император тоже, -- тут
   И разговора быть не может:
   Быть полководцем что за труд?
   Монарха это не тревожит.
   Есть штаб, в нем генералы есть,
   Они исполнят все, что надо,
   Ему же будет слава, честь,
   Как подходящая награда.
   Ведь он не знал еще тогда,
   Что назовет его пинта
   Скорей беззлобно, чем сердито:
   "Плешивый щеголь, враг труда"...
   То -- Пушкин, Вяземского друг,
   А Вяземский, пиита тоже,
   Сказал немного непохоже.
   Когда вступал в придворный круг:
   "Сфинкс неразгаданный до гроба;
   О нем и ныне спорят вновь.
   В его душе кипела злоба,
   Но в злобе слышалась любовь.
   
   Сын восемнадцатого века,
   Его страстям он верен был:
   И презирал он человека,
   И человечество любил".
   
   Для нас вопрос давно решенный,
   Кого любил и презирал.
   Годился ль он в Наполеоны?
   Нет, был плохой он генерал.
   
   Раз твой сосед -- завоеватель.
   Тебе спокойно спать нельзя,
   Не смеешь ты, как обыватель.
   По жизни шествовать, скользя!
   Готовься отражать наскоки,
   Пока наскоков этих нет,
   А если пропустил все сроки,
   То пяться, -- вот идет сосед!
   Рокочет гром, -- не листьев шорох;
   Враг на границе стал, -- война!
   Когда в заряде вспыхнул порох,
   То пушка выстрелить должна.

VII.

   Но только ль пушкам вручалось дело
   Войны с Россией? Наполеон
   В России не был, но оглядел он
   Фасад России со всех сторон.
   Он знал, что войско войдет не в Азию, --
   Знал состоянье он всех дорог,
   И даже "пятой стихией" -- грязью
   В военных планах не пренебрег.
   И что мы "пятой" зовом "колонной",
   Оно уж было в его руках:
   По всей России его шпионы.
   И в знатных русских сидят домах.
   Будь гувернеры или аббаты,
   Или актеры, иль продавцы,
   Они надежнее, чем солдаты,
   Уже проникли во все концы.
   И сколько барынь есть католичек
   В знатнейших семьях! А моды их
   Париж диктует: дай им отличек
   Как можно больше от всех "простых"!
   И с языком-то "простонародья",
   С исконным русским ведь языком
   Аристократии их "благородье"
   По службе разве слегка знаком!
   А в Петербурге, в столице русской,
   Какой на Невском язык царит?
   Конечно, только один французский:
   Ну, кто ж па русском там говорит?
   Там рестораны, там магазины
   Французских мод и французских книг;
   Мужчины, дамы там все картинны. --
   Париж владеет умами их!
   А бал? Ну, разве одно хоть слово
   По-русски скажет кто на балу?
   Скажи, попробуй, -- вот было б ново!
   Так впору только сказать ослу!
   Теперь кто в моде во всех гостиных?
   Она, конечно, мадам де Сталь!
   Ее "Коринны", ее "Дельфины"
   Пред ней в восторге... Ну что ж, не жаль,
   Что ускользнула от наказанья
   Наполеона за свой язык:
   Не обойдется без воздаянья. --
   Пока ж, глядите: французский лик!
   А скоро столько французских ликов
   Увидят дамы, -- невпроворот!
   Не счастье ль это! Париж великий,
   Парнж-красавец к ним сам придет!

VIII.

   Военные ль, -- сыны баталии, --
   Чиновники иль даже знать
   В России карты хоть и знали,
   Но те ль, какие нужно знать?
   Шпионы же Наполеона'
   Чертили карты здесь и там,
   И всех дорог подъемы, склоны,
   Дворы по селам, городам,
   Колодцы, речки и лесочки.
   Запасы каждого двора
   Но всем маршрутам все до точки
   Из-под шпионского пера
   Текло в Париж. Там составлялся
   Реестр подробнейшим всему,
   И план похода представлялся
   Наглядно каждому уму.
   Придем сюда, -- тут будет то-то,
   Дойдем туда, -- там будет так;
   Войдя в российские ворота,
   Уж не заблудишься никак.
   Все в ясность привели в Париже,
   Дорог же не могло быть две,
   И выбран путь, который ближе,
   Скорее выведет к Москве.
   II время выбрано такое,
   Чтоб легок был солдатский шаг;
   Нельзя ж поход начать весною,
   С пудами грязи на ногах!
   Да и в полях в начале лета
   Вольготно лошадям пастись;
   И тут зачем же дар поэта,
   Мечтами в даль чтоб унестись?
   Расчет простой, сухой и ясный:
   К Москве -- туризм, в Москве -- грабеж,
   План действий до того прекрасный,
   Что все сердца им привлечешь.
   Пойдут охотно итальянцы:
   Там -- дома что? Небес лазурь?..
   Поляки, немцы и испанцы,
   Где Бонапарт, не ждут там бурь.
   Для них -- военная прогулка,
   В Москве ж -- в карманах капитал!
   Когда-то пушка рявкнет гулко,
   А после --- снова зашагал.
   Хлеб сытен, если он со смальцем
   И запит кружкою вина, --
   Там будет даже португальцам
   По сердцу русская война!

IX.

   А вот еще козырь: свобода!
   Свободу от власти господ
   Всего крепостного народа
   Забитой России несет
   "Муж рока"!.. Ну. чем не "колонна"?
   В России посеять разброд, --
   Вот замысел Наполеона,
   Глубокого знания плод!
   Там после узнают "свободу", --
   Пока ж будет длиться поход.
   Как это поможет походу!
   Несущим свободу -- почет,
   Несущим свободу -- запасы:
   Откроют амбары. -- бери!
   Они ж -- за помещичьи кассы,
   За сытые монастыри
   Возьмутся как следует... Это
   Не тот же ль военный разгром?
   Так будет достаточно лета. --
   Пойдет вся Россия на слом.
   Две трети для силы оставить,
   А треть на удачу, на фарт,
   На то, чтоб врага обесславить, --
   Решал так всегда Бонапарт.
   Как в Питере сам император
   Не русскими был окружен,
   В Москве генерал-губернатор
   Фельдмаршал Гудович снабжен
   Врачом-итальянцем: известна
   В Париже Москва, как Берлин!
   II разве французам там тесно?
   Чей лучший в Москве магазин?
   Обширнейший, самый блестящий.
   У модниц у всех на уме,
   Как рай на земле настоящий?
   Всяк скажет, что Обер-Шалме!
   И так уж Москву изучила
   Дотошная эта мадам.
   Что всех парижан просветила:
   Ах, рады тут будут как вам!
   Считаться вам нечего с голью:
   Тут вся офранцужена знать.
   I! примут вас хлебом и солью,
   Как принято власть принимать!
   il в шляпах с плюмажами люди,
   Идя как на праведный суд,
   На золотом блещущем блюде
   Ключи от Кремля поднесут!
   Увидит восторженный зритель
   Тогда наяву, не во сне.
   Как въедет в Москву победитель
   На белом арабском коне!

X.

   Как месяц молодой, отбросив покрывало,
   Обильным умывается дождем,
   Так века прошлого тревожное начало
   Внесло войну в Европе в каждый дом.
   У милея кровью прошлый век, -- рожденье
   Н годы детства ознаменовав.
   В одном сражении несчастном при Иене
   Лишилась Пруссия всех суверенных прав!
   Там слаб ли был король, -- однако войско было
   Победоносное при Фридрихе Втором,
   Но вот явилась молодая сила, --
   И все перевернулося вверх дном.
   Как опытный наездник, хладнокровно
   Сел в прусское седло Наполеон
   И усмирил коня! Идет он рысью ровной,
   И воля седока -- его закон.
   И с Пруссии уж столько взято дани,
   И столько крови высосано там,
   Что удивляется и победитель сам
   Способности ее переносить страданья.
   Ее дела поправить грабежом
   России -- привилось внушенье:
   Расширить на восток свои владенья,
   Да ведь и счесться тоже кое в чем.
   Воспитанные палкою капрала,
   Шагать способны в ногу пруссаки;
   Их рослости и дюжести немало
   Дивился Бонапарт, считая их полки.
   А что же прусским ум? Где университеты,
   Там просвещенных разве нет людей,
   Чтоб свет освободительных идей
   Зажечь в стране, насильником раздетой?
   Нет, Бонапарта там громят поэты.
   Но голос их властями заглушен,
   И разве сам, поэтами воспетый,
   За ними не следит Наполеон?
   А лучшие министры, генералы --
   Они бежали, как бежала Сталь,
   Все в Петербург. Дворца большие залы
   Вместить всех беглецов могли б едва ль.
   Все в орденах, все в жирных эполетах,
   Во всем величии покинули страну;
   Зато уж недостатка нет в советах,
   Как следует вести с французами воину.
   Но все-таки король-то прусским другом
   Считался Александра, -- как же так?
   Осталась дружба прежняя за кругом,
   Когда рассеян на востоке мрак.
   "Я, дескать, дружбою царя России
   По-прежнему всечасно дорожу,
   Но как же упустить возможности такие --
   Прибалтику прирезать под межу!
   Л там недалеко уж и столица
   Российская... Прекрасная земля!
   Такая важная, в руках почти, синица
   Любого стоит дружбы журавля"!

XI.

   А как же Австрия? Ведь с нею
   Совсем недавно был союз,
   Когда всей тяжестью своею
   Насев, давил ее француз.
   Ее спасал тогда Суворов,
   Решивший свету показать
   И свои неизлечимый норов:
   Врагу победы не давать!
   Тогда за чуждую нам Вену,--
   Что нам она? -- Ни сват, ни брат! --
   Платили им большую цену--
   Кровь офицеров и солдат.
   Тогда при Требии, Тычино
   И там, где горы высоки,
   Вели себя, как исполины,
   Лесовики н степняки.
   И чуть-чуть позже не скупилась
   Россия на своих людей,
   Пусть Австрия и не отбилась
   От Бонапарта, но на ней
   Вина осталась за потерю
   Сражений главных, и Мюрат
   Провел австрийцев, как тетерю,
   И в Вене дал войскам парад.
   Когда союзник слабосилен
   И больше склонен танцевать,
   Чем за отчизну воевать.
   Тогда, как он ни будь умилен,
   Ему нельзя помочь никак,
   Он станет лишняя обуза,
   И это испытал Кутузов
   Средь венских холеных вояк.
   И Александр там пораженьем
   Свой пыл военный охладил:
   Ведь в Аустерлнцком сраженье
   Войсками он руководил.
   Ценой огромного урона
   И неудачи разгадал
   Кутузов там Наполеона;
   Наполеон его узнал.
   И допустил союзник прежний.
   Король австрийский Фердинанд.
   Такой нежданный реприманд,
   Что уж не может быть небрежней:
   На юге выставил заслон
   Против отряда Чичагова,
   Чтоб шел к Москве Наполеон,
   Не говоря о нем ни слова.
   Да, вот что значит этот рок.
   Каким был Бонапарт отмечен!
   Хоть очень царь был онемечен,
   Но обрусел в короткий срок.
   Когда пришлось ему встречать
   Не войско даже, а стихию.
   То мог он о друзьях молчать:
   Одна надежда на Россию!

XII.

   А Франция что ж? Ведь она отправляла
   В поход небывалый своих сыновей,
   Неужто так слава ее обуяла,
   Что легоньким это казалося ей?
   Но Франция очень тогда расплескалась,
   Сказать бы иначе: она расплылась:
   Как в полую воду река взбушевалась,
   И уж не оглянешь ее: разлилась!
   У Франции прежней ведь были границы,
   Их знали веками; теперь уж не то:
   Гнезда не найдут перелетные птицы, --
   Все стало французской волной залито.
   Нет Франции больше: она уж Европа,
   Теперь остается ей сделать одно:
   Из русского, гордого силой,-- холопа!
   Конечно, и на небе так решено...
   Что начато было так бурно, отважно,
   Блестящим должно увенчаться конном,
   И сколько б ни стоило это, -- неважно:
   "Муж рока" там в грязь не ударит лицом.
   Нал миром желает добиться он власти,
   А если желает, -- о чем толковать?
   Он -- Франции гордость, он -- Франции счастье,
   На нем и лежит мировластья печать.
   Французский язык и французские нравы
   'Введет во всем мире народ-властелин;
   Юдин лишь французы во всем будут правы
   И всем овладеют до северных льдин.
   Сказал Бонапарт, что жезл маршала носит
   С собой, в своем ранце, французский солдат,
   А маршалы все королевств себе просят:
   Король теперь -- бывший трактирщик Мюрат!
   Раз столько уж маршалов герцоги стали,
   То все они будут вот-вот короли,
   Им хватит в огромной России земли,
   И есть там на мантии им горностаи.
   Французский порядок они заведут
   Средь варваров диких, и золото хлынет
   Рекой из неведомых варварам руд...
   Уж тут-то француз себя каждый раздвинет!
   Уж тут он покажет англезам и всем.
   Кто ныне имеет неверия пятна,
   Что Франции новой звезда беззакатна,
   Что мир должен стать ей послушен и нем.
   Величия манию в каждом французе
   Посеял своими победами он.
   Как только с богами быть может в союзе,--
   Монблан человечества На-по-ле-он!

XIII.

   Прообразом Наполеона
   Был македонец, и к нему
   Сквозь двух тысячелетий тьму
   Вилась тропиночка от трона.
   Он сделал в Индию налет,
   Всех покоряя мимоходом,
   Но что же это за поход
   Пред бонапартовым походом!
   Там что? Какие-то слоны,
   Мечи, щиты, фаланги, стрелы!..
   Для той далекой старины
   Поход, быть может, был и смелый.
   Но Македонии что дал?
   Ни состоянья, ни господства,
   А главное, не доказал
   Он македонцев превосходства.
   Там через Персию пришлось
   Идти, а здесь через Россию,
   Но цель одна. Не на авось.
   Но пожелания благие...
   Россия!.. Индия потом!..
   Величественно! Грандиозно!
   А ну-ка. отмахнись кнутом!
   Раз вся Европа, -- это грозно.
   Тогда и Англии черед
   Настанет... Хоть и за морями,--
   От Бонапарта не уйдет
   Она с своими кораблями!
   Он ей припомнит Трафальгар,
   И Абукир ей не простится:
   Такой раздует в ней пожар,
   Что затрещит морей царица.
   Пока же слышно: там и тут
   В российских городах пожары
   Французы-диверсанты жгут.
   Чтоб нанести в тылу удары;
   Ослабить несколько страну,
   Внести в умы ее смятенье,
   Пред тем, как сам воённый гений
   Начнет серьезную войну.

XIV.

   Их было двое, этих властелинов --
   Наполеон и Александр. Они
   В Тильзите и Эрфурте очень чинно
   В переговорах проводили дни.
   Наполеон для Александра -- "гений,
   Единственным, великий человек",
   Но Александр без всяческих стеснений
   Наполеоном прозван: "хитрый грек".
   Хоть воин никакой, но дипломатом
   Был Александр. Переговоры он
   Вел с тем, кого не мог назвать собратом,
   Но много ль выгадал от них Наполеон?
   Наполеон советовал царю,
   Совсем по-дружески, уйти с Дуная,
   Но Александр ему: -- Благодарю!
   Что делаю я там, про то я знаю.
   Торговля с Англией, хоть скрытно, но велась,
   Л ввоз из Франции был высоко обложен...
   Союз с царем совсем стал невозможен,
   А сам Наполеон в Испании увяз.
   Но можно ль утаить приготовленья
   К большой войне?.. Как на море прибой
   Не сразу бьет, но видно: волны в пене
   То здесь, то там блеснут на шири голубой;
   Так за год до похода ясно было,
   Куда наметил корсиканец шаг.
   Печать, ему подвластная, вопила:
   "Не устоять России на ногах!"
   Нашелся у царя благожелатель --
   Наследник шведского престола Бернадот,
   И царь ему писал: "Уверен я в солдате.
   Россию отстоит ее народ".
   И лапотник-народ своею встретить грудью
   Был должен Западной Европы цвет
   И у себя над ним, не думая о чуде,
   Простецки одержать победу из побед!
   И лапотник-народ, взлелеянный лесами
   И необъятностью им вспаханных полей,
   Разливом рек, морозами, снегами,
   Был должен смять тот цвет рукой своей!
   И лапотник-народ, как муравейник,
   Встревоженный бродячею ногой.
   Был должен вскинуться и дерзкому ошейник
   Накинуть удушающе тугой!
   Быть может, были плохи генералы,
   Как думал царь, но должен был найти
   Народ не одного в порыве небывалом.
   Кто б смело мог пресечь врагам пути.
   И было так. И в летопись народа,
   Который заселил шестую часть земли,
   Итог Наполеонова похода
   Ярчайшею страницею внесли.

Часть 1.

Бонапарт у ворот.

Историческая драма в четырех действиях.

   Действующие лица:
   Александр I -- российский император.
   Аракчеев Алексей Андреевич -- военный министр.
   Балашов Александр Дмитриевич -- министр полиции.
   Шишков Александр Семёнович -- государственный секретарь.
   Растопчин Фёдор Васильевич -- главнокомандующий Москвы, 47 лет.
   Растопчина Екатерина Петровна -- его жена.
   Протасов Степан Александрович -- кузен Растопчнной.
   Ивашкин Пётр Алексеевич -- генерал-майор, обер-полицмейстер Москвы.
   Солнцев Пётр Александрович -- подполковник, курьер Александра I.
   Князь Трубецкой Василий Сергеевич -- генерал-адъютант.
   
   Назимов Петр Никандрович -- подполковник в отставке, лет 55, помещик не из очень богатых.
   Назимова -- его жена.
   Верочка -- его дочь.
   Букреев Иван Семенович -- ротмистр в отставке, лет под 50, помещик, сосед Назимовых.
   Букреев Василий -- корнет, его сын.
   Букреева Наталья Павловна -- его жена.
   
   Супрягины, братья -- крепостные Назимова:
   Гордей.
   Сильвестр.
   Лукьян.
   
   Адъютант Растопчина.
   Его камердинер.
   Корейша Иван Яковлевич -- юродивый, выдающий себя за монаха Авеля.
   Чиновник канцелярии Растопчина.
   Глинка Сергей Николаевич -- журналист и драматург.
   Князь Вяземский Петр Андреевич -- писатель, поэт,
   Грибоедов Александр Сергеевич -- дипломат, писатель и композитор.
   Жуковский Василий Андреевич -- писатель, поэт.
   Загоскин Михаил Николаевич -- молодой дворянин, служащий.
   Лажечников Иван Иванович -- молодой литератор, мелкий чиновник из купцов.
   Дядька его.
   Представитель московского дворянства.
   Представитель этого же купечества.
   Пудовиков -- купец.
   Подрядчик.
   Лекарь.
   Аббат.
   Семенцов -- офицер.
   Шпион Наполеона.
   Шпион Растопчина.
   Устинья -- горничная Назимовых.
   Лукерья -- горничная Букреевых.
   Севастьян -- повар Назимовых.
   Нянька Веры Назимовой.
   Рабочие на строительстве винокуренного завода, женщины, старики.

Действие происходит в Москве с июня по август (по старому стилю) 1812 года.

Действие 1.

1812 г., начало лета. Москва. Дом Назимовых, хозяев средней руки. Гостиная, мягкие стулья и кресла в чехлах. Большой буфет аляповатой резьбы. Стол покрыт ковровой скатертью. За столом сидят Назимов и Букреев, оба в мундирах своих бывших воинских частей.

   Назимов.
   Брак, дорогой Иван Семёнович, он
   Есть дело женское!.. Спокон веков ведётся,
   Что женщина, как птица вьёт гнездо
   И, яйца отложив, птенцов выводит,
   Мужское ж дело петь себе да петь,
   А после корм таскать своим писклятам,
   В чём хитрости большой, конечно, нет.
   Раз младшей дочери моей пора подходит
   Подумать о гнезде, я не перечу.
   Известно вам, как моему соседу,
   Что трёх уже я выдал дочерей,
   И, слава Богу, ничего дурного
   Из этого не вышло, а как надо
   Живут себе, не ссорятся с мужьями,
   Ведут хозяйство да детей плодят...
   Вот, если в рассужденье взять, наследник, -
   Его мне не дал Бог, зато он с вами.
   Букреев.
   У вас же, Пётр Никандрович, есть внуки ж, -
   Не те же ли наследники растут?
   Назимов.
   Да, есть от старших дочерей и внуки.
   Букреев.
   Недолго будет ждать вам и от младшей.
   Здоровье ваше как?
   Назимов.
                                       Всё б ничего,
   Когда б не этот ревматизм проклятый.
   Букреев.
   А лечитесь?
   Назимов.
                            Лечусь, да толку нет.
   Букреев.
   Вопрос: чем лечитесь?.. Я вот что услыхал
   Не так давно: лечитесь салом волчьим,
   И ревматизм ваш снимет, как рукой!
   Назимов.
   Не в шутку ль это вы?
   Букреев.
                                            Как можно? В шутку?!
   За верное передавали мне...
   Назимов.
   Ах! Сало волчье... Как-то это даже
   Одно с другим не вяжется никак.
   Волков я на охоте насмотрелся,
   С полсотни их убил, - худые все:
   Бывает и лобаст, а рёбра видно.
   Букреев.
   Так то ж зимой... Откуда салу быть,
   Когда он только воет с голодухи?
   Назимов
   (задумчиво)
   Сурковым салом ногу натирал,
   А с палкой все-таки не расстаюсь я.
   Букреев
   (морщась, машет рукой)
   Сурок -- тот дрянь! Какая сила в нем?
   Байбак и есть байбак! От лёжки сало.
   А волчье, -- тут особая статья!
   Назимов.
   Да где ж его достать?
   Букреев.
                                            В Москве охотник старый,
   И не таясь, его здесь продает.
   Назимов.
   А как увериться, что волчье точно?
   Букреев.
   Хорошему дать гончаку понюхать:
   Когда начнет на сало то рычать,
   Подымет дыбом шерсть, -- то значит, волчье!
   Назимов.
   Попробую...

Пауза.

                            А не слыхали ль вы
   Чего-нибудь насчет Наполеона?
   Неужто в самом деле Бонапарт
   Отважится пожаловать в Россию?
   Хоть мы не служим с вами, сын у вас
   На службе числится в Московском гарнизоне, -
   Что говорят у них, в его полку?
   Букреев.
   Что говорят? Задумал напугать он.
   Поэтому и армию собрал
   Страшенную, какой и свет не видел,
   Да знает сам, -- Рос-сия вели-ка-а!
   Войти в нее войдешь, да как-то выйдешь!
   Мышь тоже часто в мышеловку лезет,
   Да только корку тронет, -- дверка -- хлоп!
   Назимов
   Ну, шесть сот тысяч войска больше мыши.
   Букреев.
   Побольше, да, согласен в этом я,
   Да и Россия больше мышеловки.
   Вот мнение мое: он не начнет войны!
   Назимов.
   А почему же так, Иван Семеныч?
   Букреев.
   Согласны ли, -- он умный человек?
   Назимов.
   Да, дураком его никто не называет,
   А говорят: дай, Бог, его ума!
   Букреев.
   Вот то-то и оно! Мы будем защищаться,
   Иль станем настежь двери открывать?
   Иди, гостёк, хоть до Москвы до самой,
   Да извини, что на дороге грязь!
   Назимов.
   Сраженья быть должны, он это знает,
   Да у Барклая много ли полков?
   Я слышал, подсылает говорить он,
   Наполеон, к нам в Вильну, где наш царь,
   Так, может быть, еще договорятся.
   Букреев.
   Договорятся? До чего ж, примерно?
   Чтобы отдать без боя пол-России?
   Не-ет-с!.. Хлеб-соль вместе, это можно, что ж,
   А та-ба-чок, положим себе, вро-озь!
   Назимов.
   Над нами, значит, нависает туча,
   И вот-вот из нее ударит гром,
   А мы-то с вами затеваем свадьбу!..
   А чем Наталья Павловна больна?
   Букреев.
   Лежит неделю уж и встать не может...
   Я думаю -- горячка у нее.
   Назимов.
   А лекарь что сказал? Его вы звали?
   Букреев.
   Эх, эти лекаря! Их лучше не зови!
   Умеют кровь пускать, пиявки ставить.
   Что может и цирюльник полковой!
   "Чем, говорю, больна?" -- А он мне по-латыни!
   "Ты, -- говорю, -- по-русски назови!"
   Он брови вверх и ну мигать глазами
   И губы выставил вперед, а руки так!
   (Выпячивает губы и расставляет руки).
   По-русски, дескать, нет такого слова!
   Я знаю этих немцев-лекарей:
   Как пулей в грудь был под Фридландом ранен.
   Ну, точно мясники кромсали так меня, --
   II как я вытерпел, и как я жив остался!
   Вот говорят: как это быть могло,
   Что поле мы тогда французам уступили?
   А кто нас победил тогда, -- вопрос!
   Ответ один: свои же интенданты!
   Повесить бы за это их в лесу!
   Как можем бой вести, когда нам даже
   Солдата нечем было накормить?
   Не густо было и у Бонапарта, --
   Над этим пусть подумает теперь:
   Как прокормить ему орду такую,
   Какую он противу нас собрал!

Входят Назимова, Верочка и корнет Букреев. Вид у всех троих, особенно же у Верочки, сияющий. Корнет Букреев держит Верочку под руку. Назимов и Букреев-отеп поднимаются навстречу вошедшим, отчего значительно усиливается торжественность

момента.

   Назимов
   (наигранно весело)
   Договорится ль с Бонапартом царь,
   Но вы, как вижу я, договорились?
   Что ж, дело доброе.
   Корнет Букреев
   (кланяясь Назимову)
                                            Благословите нас!
   Назимова
   (в ажитации)
   Икону отчего же тут не сняли?
   (Кричит в дверь).
   Ты где там, Устя? Верно, у дверей?!
   Устя
   (вбегает радостная)
   Здесь, барыня! Икону? Я сейчас же!
   (Быстро и легко становится на стул в переднем углу, снимает икону, обтирает ее фартуком и передает Назимову, который сует ей взамен свою палку, и так с палкой Назимова стоит, восторженно глядя на жениха н невесту).
   Назимов
   (поднимая икону над склоненными головами дочери и жениха и поведя ею крестообразно)
   Дай Бог на долгий век совет-любовь вам. дети,
   Чтоб было радостно глядеть на вас и нам!
   (Передает икону жене).
   Назимова.
   Мы век свой прожили без всякой ссоры,
   Ну, чтоб и вы так жили, как и мы!
   (Передает икону Букрееву).
   Теперь и вы, и вы, Иван Семеныч!
   Букреев
   (растроганно)
   Дай, Господи! Лелей ее, мой сын!
   Сокровище тебе вручают, как я вижу!
   (Протягивает икону Устинье, целует сына, потом целует в голову Верочку).

Устя передает палку Назимову, берет икону, но не вешает на прежнее место, а продолжает зачарованно смотреть на Верочку.

   Назимова.
   Да дайте уж и я вас поцелую!
   (Целует обоих и подталкивает мужа).
   Назимов.
   Да, были, были так же вот и мы
   Когда-то молоды, здоровы и красивы!
   (Целует сначала дочь, потом ее жениха).
   Ну, что же, дочка? Право, он хорош!
   В соку, в соку, -- и служит ведь исправно?
   Букреев.
   Хотя отцу хвалить и не пристало.
   На лучшем у начальства он счету!
   Назимова
   (Устинье)
   Что ж дурою стоишь? Повесь икону!

Устя стремительно кидается с иконой в угол, становится на стул, но вешает икону медленно и оглядываясь.

   Теперь ступай, -- нам чаю принеси!

Устя уходит, из дверей продолжая глядеть по-прежнему восхищенно.

   А мы теперь уж сядем все за стол!
   (Мужу).
   Просватали теперь свою меньшую,
   Как будто все и сделали сполна!
   Назимов.
   В кругу, в кругу теперь мы будто, точно...
   (Букрееву).
   К что ж нам чай? Нам водочки бы, а?
   Назимова.
   Ведь вредно же тебе!
   Назимов.
                                                Да мы немного...
   На радостях... По рюмочке одной.

Устя вносит большой поднос со стаканами и чашками чаю, а также с графинчиком водки, рюмками и закуской.

   Вот Устя молодец! До тонкости все знает!
   (Наливает рюмки и протягивает одну Букрееву).
   Ну, за здоровье жениха с невестой!

Букреев-сын н Верочка подымаются и кланяются. Назимова целует дочь.

   Букреев.
   В согласья жить вам много, много лет1

Пьют и закусывают.

   Назимов
   (наливая еще по рюмке, Букрееву)
   Теперь и за болящую Наталью...
   Наталью Павловну! Чтоб поскорей она
   Свою горячку эту одолела.
   Чтоб поскорей с постели поднялась!
   Букреев
   (растроганно)
   Спасибо вам! Дай Бог, чтобы ей, бедной...
   Ведь это по ее мы настоянью
   Собрались да пришли вот именно теперь...
   Ведь мне бы надо быть там, у постели.
   Я так и говорил. Нет! "Успокой меня"!..
   Так мне она, голубушка, сказала...
   Быть может, чувствует...
   (Вытирает глаза платком).
                                                   Дай Бог, чтоб все прошло!
   Назимова
   (испуганно)
   Неужто так уж плоха? Что вы! Что вы!
   Вот я сама, лай срок, наведаюся к ней.
   Порадую, что было обрученье,
   Что, как поправится, и обвенчаем их!
   Сама за ней ухаживать я буду. --
   Глядишь, и помогу!
   Букреев.
                                            Спасибо вам!
   Назимов
   (отставляя тем временем графинчик и придвигая к себе стакан чая, Букрееву, кивая на жену)
   Сказать могу, ведь ей и в самом деле
   С больными дочерьми возиться и со мной
   За век ее пришлось довольно... Уж не меньше,
   Чем немцу-лекарю, -- и выходила всех!
   Букреев
   (поднимаясь)
   Прошу прощенья! Что-то засосало
   Здесь у меня...
   (Показывает на сердце).
                                    Нам надо бы домой...
   Быть может... вздох ее... принять последний...
   Назимова
   (всплескивая руками)
   Что вы, Иван Семеныч! Что вы!
   Назимов.
   Удерживать не смеем, раз так худо.

Все встают. Оба Букреевы прощаются и направляются к двери.

   Назимова.
   Так к вечеру я непременно к ней!
   Уверена, что ей не хуже, -- лучше!
   Назимов.
   Уж извините, что не провожаю!
   Нога... Нога...
   (Букрееву).
                                   Запомню ваш рецепт.

Все ухолят, кроме Назимова, который сначала смотрит на дверь потом подходит к графинчику с водкой, одну за другой выпивает две рюмки, медленно жует балык к говорит вполголоса.

   Назимов.
   А может быть, он врет насчет больной,
   Как мне тут что-то врал про волчье сало?
   Мне кажется, что в чем-то он хитрит:
   Ведь он -- большой хитрец, Букреев этот!
   (Подходит к окну, отворяет его и смотрит на улицу, продолжает говорить так же вполголоса и обернувшись).
   Пешком пошли!.. Хоть, скажем, дом-то их
   От моего недалеко, однако
   Раз свататься, могли бы и приехать..
   Не держит выезда, -- так надо понимать...
   А почему? С деньгами, значит, круто?
   А, может быть, по векселю платеж.
   Поэтому и сватанье затеял:
   Приданое скорей бы получить?
   Ох, кажется мне, что-то тут не чисто!

Входят Назимова н Верочка -- обе радостные.

   Назимова
   (подводя дочь к отцу)
   Вот, полюбуйся на нее, какая:
   Призналась мне, что любит жениха.
   Верочка
   (пылко)
   А почему же не любить такого?
   Ведь правда, папа?
   Назимов.
                                           Что ж, жених хорош.
   И скромен, кажется, -- не буду хаять.
   Верочка.
   А скоро ль свадьба?
   Назимов.
                                           Это как решишь.
   Верочка
   (вертится по комнате и вертит мать)
   Хочу, чтоб скоро, скоро, скоро, скоро!
   Назимова.
   Вот, видишь, ты -- бездушная какая!
   Растили мы тебя, ночей по досыпали,
   А ты чтоб поскорей из дома убежать!
   Назимов.
   Свое гнездо вить птахе захотелось.
   Верочка
   (спрятав лицо на груди матери)
   А разве в этом что плохое есть?
   Назимов.
   Да ровно ничего! Командует природа.
   Тебе ж ее команду исполнять,
   Да мужа слушаться, да дом вести в порядке,
   А этому у матери учись.
   Устя
   (входит, за нею в дверях нянька Верочки и повар)
   Поздравить, барин, вас взойти дозволите?
   Назимова.
   Во-от выдумали что!
   Назимов.
                                            Ну, отчего же...
   Входите-ка, Арина, Севастьян!

Появляются: принаряженная по-праздничному крупная старуха Арина, в лиловом новом чепце, и толстый одутловатый, хотя и средних лет, но уже с большою плешью Севастьян, бритый, но в баках котлетками, в жилете из новой рубахе навыпуск.

   Арина
   (певуче)
   Поздравить с радостью большой пришла
   (кланяется в пояс).
   Вас, барин, барыня!.. И для меня ведь радость:
   Ведь четверых всех вынянчила я!
   Вот н для Верочки жених нашелся.
   Верочка
   (кидаясь к ней на шею)
   Ух, няня у меня какая! Молодец!
   (Целует ее и тормошит).
   Арина.
   Жених твой молодец, а ты на няню!
   Севастьян
   (выступая вперед и кланяясь)
   С событием вас, барин, в жизни вашей!
   Назимов
   (весело)
   Как, как? С "событием" ты, кажется, сказал?
   Что ж, в этом ты, пожалуй, не ошибся.
   (Берет со стола графин и подает Севастьяну).
   В посуде тут осталось кое-что, --
   Возьми-ка вот да угости Арину!
   Севастьян
   (берет графин)
   Покорнейше благодарим вас, барин!
   А что касаемо Букреевых-господ,
   То повар ихний мне выкладывал на рынке,--
   Провизию мы вместе покупали, --
   В компанию он, говорит, вошел
   Букреев, господин, с купцом московским.
   Тот из Сибири будто бы купец
   И водочный завод в Москве тут строит.
   Так с ним они в компании теперь.
   Назимов
   (изумленно)
   Что-что? Завод?
   (Назимовой).
                                        Ты слышишь, в чем тут дело?
   Назимова.
   Да не оглохла, -- слышу, что завод.
   А только, верно, то -- другой Букреев?
   Севастьян.
   Как можно, чтоб другой!.. Да вот и Устя здесь;
   Тогда на рынке с ней мы были вместе.
   Назимова
   (Устинье)
   Ты слышала?
   Устя.
                                Да, барыня, сказал
   Он будто так, а что к чему, не знаю.
   Верочка
   (встревоженно)
   А что плохого, если и завод?
   Назимов.
   Плохого?... Ничего! Ну что ж, иди-ка с няней,
   А нам пора немного отдохнуть.
   Мы тут поговорим еще, а вы идите.

Все уходят, остается только Назимова.

   Дверь крепче притвори!.. За-вод! Вот это штука!
   (Отходит к окну и манит к себе жену).
   Недаром мне про волчье сало он!
   Назимова.
   Какое сало? Что ты говоришь?
   Назимов.
   Да это без тебя мы толковали,
   Он сало и вверни мне от ноги!
   Вот почему женить он сына хочет:
   Приданое чтобы к рукам прибрать!
   Назимова
   (машет рукой)
   Ну, ты уж рад плести на человека!
   К купцу в компанию без денег не войдешь,--
   Вошел, так что же? Значит, деньги были!
   Назимов.
   Как? Были, говоришь?.. А если взял
   Он эти деньги где-нибудь под вексель?
   И, может быть, подходит срок платить,
   Раз он коммерческий, выходит, человек.
   Раз он купцу и сам попался в лапы!
   Ведь кто такой купец? Купец -- мошенник,
   Он, если не обманет, не продаст!
   И что ж Букреев? На барыш польстился,
   А ходит по Москве теперь пешком!
   Я думай тут, где взять мне тридцать тысяч
   Приданого, а он их просвистит!
   Нам выдать Верочку, пойми ты, разоренье:
   Вторично заложить нам, что ль, Ольховку?!
   Назимова.
   Ты, кажется, выдумываешь страхи
   Да сам же веришь им!
   Назимов.
                                                Нет, я не враг себе!
   Назимова.
   Так нужно обо всем узнать сначала.
   Откуда взялся этот компаньон?
   И кто такой? И что там за заводы?
   Ведь я должна больную навестить, --
   Не взять ли мне с собою Севастьяна?
   С Натальей Павловной уж я поговорю,
   А он пусть с ихним поваром на кухне.
   Назимов.
   А может быть, не так-то н больна
   Наталья Павловна, как он нам тут представил, --
   Ведь у него язык-то без костей.
   Назимова.
   Ты хочешь, кажется, расстроить свадьбу?
   Назимов.
   Нет-нет! А только что же очертя
   Нам головы лезть добровольно в омут?
   И как же мог он это скрыть от нас.
   Что водочный завод в Москве затеял?
   Л может, нам с тобой подумать надо:
   Ведь не в имении завод, -- в Москве!
   В имении, в глуши, завод -- другое дело:
   Не продан хлеб, -- куда его девать?
   Из своего гоню, -- не из чужого;
   Был хлеб, -- стал спирт: кто смеет что сказать?
   А тут ты, дворянин, с купцом связался.
   Ну, он тебя и выпустит в трубу!
   Он, ротмистр, сядет в долговую яму,
   Я, подполковник, выручай его!
   Назимова.
   Уж очень что-то ты разгорячился.
   И, видно, сам не слышишь, как кричишь!
   Устинья
   (входя поспешно)
   Там, барыня, Супрягнны пришли!
   Назимова
   Супрягнны?
   (Вопросительно глядит на мужа).
                            Какие же такие?
   Назимов.
   Да это ж наши... Из Ольховки... Те,
   Какие и зимой являлись выкупаться.
   Назимова.
   A-а! Выкупаться!... Помню я их: три,
   Такие здоровенные... Ну что же...
   Нам деньги нужны будут.
   (Устинье).
                                                    В чем они?
   Не в сапожищах грязных?
   Устя
   (улыбаясь)
                                                    В лапоточках!
   И лапти чистые... И чистые онучи.
   Назимова.
   Не навоняют дегтем? Что же пусть,
   Я думаю, сюда войдут.
   (Мужу).
                                                Как скажешь?
   Назимов
   (Устинье)
   Конечно, пусть... Нам к ним идти на кухню?
   Пусть войдут!

Устинья уходит.

                                Забыл я, что давали?
   Назимова.
   Ну вот, забыл! Я помнить все должна!
   Давали тысячу с души, -- не деньги!
   Назимов.
   Да, вспомнил я... А ты просила две...
   Назимова.
   Ну, а потом я справки наводила, --
   Они гораздо больше могут дать!
   Они -- оброчные... Оброк-то легкий платят,
   А денежки умеют наживать!
   Нет, две тогда назначила я мало!
   По две с души, -- всего-то только шесть,
   А нам их сколько нужно, ты подумай!
   И где возьмем?.. Назначу я побольше,
   А ты...

Назимов машет рукой.

                   Ты только не маши рукой!
   И в окна не гляди! Твою я моду знаю...

Устя отворяет дверь, и гуськом входят Супрягнны. Они густобородые, широкоплечие, волосы в кружок, в легких зипунах из домотканого рыжего грубого сукна поверх рубах из домотканого же холста. Лапти на них новые. Впереди старший -- Лукьян, за ним средний -- Гордей, последним -- Сильвестр. Устинья уходит. Войдя, все трое крестятся на тот образ, которым Назимовы благословляли дочь и ее жениха, потом все разом кланяются Назимовым в пояс.

   Лукьян.
   Спасибо, барин, вам, что допустили пас!
   Мы к вам насчет того, об чем зимой просили.
   Назимов.
   Да, слышал я...
   (Жене).
                                    Какой народ отборный!
   Чай, силачи, а? Как?
   Лукьян
   (нерешительно)
                                            Не без того, конечно...
   Без силы как и жить нам, мужикам?
   Без силы пропадать, а либо побираться.
   (Как бы спохватившись).
   Не мы одни, -- у вас такие все!
   Назимова.
   По-ло-жим, что не все: в Ольховке мы живали!
   Нет, вы, Супрягины, там казовый конец!
   И у кого же там, как у вас, хозяйство?
   Лукьян.
   Работаем, конечно, что есть сил:
   Встаем до света вместе с петухами, --
   Нам свет небесный дорог, -- как терять?
   Туда-сюда, ан день и скоротали,
   А ночь придет, какие тут дела?
   Поужинал да лег себе на лавку.
   Назимова.
   Ну, будто бы и никогда не пьете!
   Лукьян.
   Мы? Что вы барыня! Ну, Боже сохрани!
   Назимов.
   А промысел-то ваш какой? Забыл я.
   Лукьян.
   Горшечники мы: делаем горшки.
   А бабы наши -- по капустной части...
   Стараемся, не приведи Господь!
   Иной раз ажно и не спишь с устатку:
   Тут самый раз бы спать, ан нет. не спишь:
   Все думаешь, как зашибить копейку
   Для вашей милости на выкуп нам!
   Назимов.
   На выкуп, значит? Та-ак! Ну что, -- зашибли?
   Зимой, забыл я, сколько вы с души?
   Как будто тысячу?.. Ну, а теперь вы сколько?
   Чтоб, знаешь, лишнего нам много не болтать.
   Лукьян
   (оглядев братьев и весьма торжественным тоном)
   Теперь с пятью тысчонками явились!
   Назимов.
   С пять-ю-ю?.. А пять как на три разделить?
   Посколько ж с каждого, -- об этом думал?
   Вы на оброке что ли у меня?
   Лукьян.
   Оброчные... Вы, барин, говорите.
   Что не выходит, если разделить,
   Так можем мы вам сто рублей набавить.
   (Смотрит на Гордея вопросительно).
   Гордей.
   Как сто рублен еще, так ровный станет счет:
   По тысяче семьсот тогда выходит.
   Пять тысяч вот!
   (Показывает на сумку, которая у Лукьяна через плечо).
                                    А сто мы наскребем!
   Назимов.
   Пять тысяч... Гм... Какие ж это деньги?
   Гор-аздо больше нужно мне сейчас!
   Дочь замуж выдавать, -- не в дом, -- из дому...
   Лукьян
   (оглядывая братьев)
   Вот, слышали, что барин говорит?
   Вестимо, свадьбу справить, -- денег кучу!..
   (Торжественно).
   Гордей! Сильвестр!.. Не уж не наберем
   Мы барину еще по триста с носа?
   По две на брата, а? Чтоб ровно! Наберем?
   Гордей.
   Хоть трудновато, ну, когда такое дело...
   Сильвестр.
   Авось взаймы кто даст, -- поверит нам!
   Лукьян.
   Дадут авось! Так, стало быть, шесть тысяч!
   Назимов .
   (вдруг бурно)
   Что, что? Уже шесть тысяч говоришь?
   Шесть ты-сяч! Вот так деньги! Уди вили!
   А кто в Москву зимою возит лед
   Обозами?
   Лукьян.
                            Займаемся и льдом...
   Ну, до зимы теперь пока далеко...
   А что же лед дает? Его ведь, этот лед,
   Сначала надо нарубить на речке.
   Да в сани уложить, да знать, кому везти,
   А то со льдом, бывает, настоишься...
   Лед -- дело тихое: отвсюдова везут, --
   На льду не больно много разживешься!
   Назимова
   (яростно)
   В Москву хотите? Смотрите в купцы?
   Лукьян.
   Ну, где уж нам в купцы! Вы, барыня, напрасно
   На нас такое взводите: где нам!
   Гордей.
   Не дом домить нам, а хотя бы душу
   Свою кормить!
   Сильвестр.
                                Трудом своим, добавь.
   Не то чтобы какими барышами!
   Назимова.
   Нам некогда здесь с вами толковать!
   Хотите выкупаться? Мы -- не против.
   Когда дадите тридцать тысяч нам!
   Лукьян
   (в ужасе хлопает себя по бедрам)
   Ка-ак это можно?.. Целых... тридцать... тысяч?
   Гордей.
   Во сне таких деньжищ мы не видали!
   Сильвестр.
   Откудова ж возьмем?
   (Братьям).
                                                Вот стали дороги!
   Назимова
   Раз выкупаться, то найти найдете!

Назимов, в недоумении поглядев на жену, машет рукой и отходит стуча палкой, к окну.

   Лукьян
   (братьям)
   Выходит, что цены себе не знаем мы:
   По две считали, а давай по десять!
   Сильвестр
   (подаваясь к Назимову)
   Словечко хоть свое скажите, барин, вы:
   Ведь ваши мы, -- не барынины люди!
   Гордей.
   Ишь можно так, -- такую цену гнуть?
   Ревизская душа в пятистах только ходит, --
   Мы -- по две тысячи, -- один за четверых,
   А нам невесть что говорят: по десять!
   Вступитесь, барин, за своих людей!

Назимов, оглянувшись, машет рукой.

   Назимова
   (бурно)
   Ты что тут мне грубишь в моем же доме?
   Ты что, мужик, грубишь? Велю взашей!
   Лукьян
   (выступая вперед)
   Вы, барыня, простите серость нашу1
   (Кланяется в пояс).
   А только, сами видите, что мы,
   Хоть лестно нам, -- такой цены не стоим!
   Обдумайте умом: ведь если б вы продать
   Кому-нибудь всех трех нас захотели,
   От силы бы вам дали полторы,
   А мы вам за себя вот шесть уж надавали.
   Хоть нет у нас шести,--надежда есть иметь.--
   Ну, вы нам тридцать!.. Что же, -- воля ваша!
   А между прочим, ходит ведь слушок.
   Что Бунапарт какой-то там грозится, --
   Забрать Рассею хочет, говорят,
   И с войском уж стоит он огромадным...
   Вот-вот взойдет, -- ведь прахом все пойдет!
   Назимов
   (резко оборачивается к нему от окна )
   Ка-ак прахом?.. Как, мужик, об этом смеешь
   Ты говорить?
   Лукьян
   (оробев)
                                   К примеру, барии, я.
   Ну нешто ж мы ему дадим Рассею?
   Я только говорю: большое истребленье
   Он может сделать, -- вот! Пожжет, побьет,
   Хоть не у нас, а где ему поближе...
   Назимова
   (пылко)
   Не твоего ума! На то начальство есть!
   Начальство знает, где, какие Бонапарты!
   Назимов
   (Лукьяну)
   Ты!.. Не читал ли грамоток каких
   Подметных, а?
   Лукьян.
                                   Нет, мы не обучёны;
   Где ж нам читать? Неграмотные мы.
   Я только это так, к примеру молвил,
   По глупости, по серости ума.
   Назимова
   (кричит)
   Нет, не по серости! Казанской сиротою
   Прикидываться стал?.. Бумажку дай!
   Лукьян
   (испуганно пятясь)
   Какую, барыня?
   Назимова.
                                        Какую прячешь
   За пазухой небось: француз, мол, волю даст!
   Лукьян.
   И-и, что вы, барыня! На что нам те французы!
   Кабы на них надежда, -- не пришли б,
   Пять тысяч, -- в сумке вот, -- не принесли бы!
   Назимова
   (мужу)
   Пять тысяч... Что ж... Оставят пусть у нас
   В задаток за себя?
   Лукьян
   (пятясь)
                                           Нет, выкупаться
   Нельзя так, барыня, чтобы меж нас самих!
   Тут от чиновников нам вольная бумага
   Должна быть выдана, с печатью и с гербом,
   А мы собча должны беречь бумагу эту, --
   Получим как -- в сундук да под замок.
   Назимова.
   Мы об других тебе бумагах говорили!
   Не видишь, так с полицией найдем!
   Гордей.
   Других мы никаких бумаг не знаем.
   Назимова.
   Не знали б, не болтали б языком!
   Лукьян
   (пряча сумку в широкий карман зипуна и обращаясь к Назимову)
   Прощенья просим, барин!
   Назимов.
                                                            Вы куда же?
   Лукьян.
   Куда ж еще? Домой, -- раз дорогие!
   (Кивает братьям и направляется вместе с ними к двери).
   Назимова
   (возмущенно мужу)
   Что ж ты стоишь пенек пеньком и смотришь?
   Уходят ведь!

Братья Супрягины протискиваются поспешно в двери.

                                И деньги унесли!
   Назимов.
   А что же я, по-твоему, обязан
   Был сделать?
   Назимова.
                                Как "что сделать"! Не пускать!
   Назимов.
   Как "не пускать", когда они бежали?
   (Отворачивается к окну и смотрит, потом оживленно).
   Да вон, смотри, по улице бегут!
   Назимова
   (бросаясь к окну)
   Где? Где бегут?
   Назимов.
                                        Свернули в переулок!
   (После небольшой паузы).
   А это что за офицер спешит?
   Назимова.
   Ослеп ты, что ли? Это же Букреев!
   Назимов.
   Куда же он? Неужто к нам опять?
   Назимова.
   Зачем же к нам. Забыл тут что-нибудь?
   (Отшатываясь от окна, оглядывает комнату).

То же самое делает и Назимов.

   Да нет, -- что мог забыть? Уж мать не умерла ли?
   А может быть, наш дом он и прошел?
   Назимов
   (глядя в окно)
   Нет, не прошел! Он к нам и поспешает!
   Назимова
   (таинственно)
   Насчет приданого! Теперь я поняла!
   Ну, этот разговор сама вести я буду.
   А ты в него ни словом ни мешайся!
   Ты слышишь? Только все испортишь мне!
   Назимов.
   Да слышу, слышу! Этого ль не слышать!
   Толкуй сама, что горы можешь дать!
   Назимова
   (прихорашиваясь перед зеркалом).
   Ну, уж про то, что дать, я лучше знаю...
   Да от тебя его и уведу.

Устинья отворяет дверь. Входит стремительно Букреев-сын.

   Букреев-сын.
   Беда случилась!.. Здравствуйте еще!
   Назимов.
   Беда!.. Какая?
   Назимова
   (заламывая руки)
                                    Боже! Неужели?
   Наталья Павловна... Неужто померла?
   Букреев-сын.
   Нет! Матушка жива!
   Назимова.
                                               Ох! Слава Богу!
   (Крестится).
   Перепугалась я!
   Букреев-сын.
                                       Вот в чем беда!
   (Вынимает из кармана бумагу и протягивает Назимову).
   Я в армию назначен адъютантом
   В дивизию, -- и должен выезжать!
   "В порядке спешном", -- сказано в бумаге.
   Назимов
   (смотрит в бумагу)
   "Букрееву... Кор-рнету"... Да, да, да,
   "В порядке спешном", -- следственно немедля,
   И отговорок быть не может тут.
   Назимова
   (недоверчиво)
   Да как же это вдруг? Откуда же бумага?
   Букреев-сын.
   Мы только к дому, -- смотрим, ждет солдат.
   Рассыльный: к нескольким он послан офицерам...
   "Вот. ваше благородие, пакет!" --
   Гляжу я, -- мне как раз!
   Назимова.
                                                Так что ж это? Война?
   (Испуганно крестится и смотрит на мужа).
   Назимов.
   Ну-у, если бы война, то было б объявленье,
   И напечатан был бы манифест!
   Тут не война, а только подготовка:
   Ведь армию-то надо ж подкреплять,
   А в офицерах вечно недостаток.
   Назимова.
   Так что же, -- надо ехать?
   Назимов
   (передавая бумагу Букрееву-сыну)
                                                        Непременно!
   Букреев-сын.
   Велит так дисциплина службы нашей...
   Верочка
   (вбегает и смотрит на всех испуганно)
   Что? Что случилось?
   Назимова.
                                                Ехать жениху
   Сегодня в армию велит начальство.
   Сам Растопчин бумажку подписал!
   Верочка.
   Как так? Сегодня? Вдруг и ехать?
   Букреев-сын.
                                                                Вот бумажка!
   (Протягивает Верочке).
   Верочка
   (отбрасывая его руку с бумагой)
   Как? Ехать?.. Нынче же?... А как же я теперь?
   Назимова.
   Со свадьбой уж придется подождать...
   Ну, что ж... Не ты одна: для всех несчастье!
   Назимов.
   Война!.. Для всех несчастье... Это так!
   Верочка.
   Так разве уж объявлена?
   Назимов.
                                                    Покамест
   О том не слышно, но... Все может быть!
   Раз силу это Бонапарт такую
   Собрал, то до войны -- единый шаг!
   Верочка.
   Я не могу!.. Я не хочу поверить!
   Я не хочу!... Я не хочу-у войны-ы!
   (Рыдает, припав к своему жениху).

Назимова, обнимая ее, плачет с нею вместе.

Занавес.

Действие 2.

Гостиная в доме графа Растопчниа, главнокомандующего Москвы.

Растопчин и кузен его жены, С. А. Протасов, сидят за утренним кофе.

   Протасов.
   Главнокомандующим вас
   Назначил государь недаром: заслужили
   Такое назначенье!.. Больше кто ж
   Москвою править мог бы в наше время.
   Гудовича в архив списали разве зря?
   А вас призвали: -- гений ваш почтили!
   Растопчин
   (усмехнувшись)
   Что? Гений? Кажется, далеко ты хватил!
   Протасов
   (горячо)
   А как же нет? Ну да! Конечно, гений!
   Без гения, -- ведь вы еще не стары, --
   Кто мог бы вдруг, в такой короткий срок
   Такого видного добиться положенья?
   Растопчин.
   Кто, говоришь? А, например, Ланской?
   Протасов.
   Ну, это -- фаворит Екатерины.
   Растопчин.
   А разве я не тот же фаворит,
   Пусть не Екатерины, так фортуны?
   Тебе известно ведь, я -- не природный граф,--
   При Павле получил я этот титул,
   А почему? Фортуна помогла!
   По-родственному я тебе сказал бы,
   Да только, чтобы ты не разглашал.
   Протасов
   (привскочив)
   Как можно! Я чтоб... раз вы приказали!
   Растопчин.
   Не приказал, а только так сказал:
   Ты можешь знать, ну, а другим к чему же?
   Хоть всем известно, как дают чины
   И звезды, -- все высокие награды,
   Недаром говорят: в случай попал!
   Так было и со мной: случай, фортуна!
   Я -- из дворян не то чтобы богатых,
   Но образованных, -- вот главный козырь мой:
   Но кое-как меня учили дома!
   Я был поручиком гвардейского полка.
   Когда отправлен был учиться за границу,
   В Берлин... Но там, по молодости лет.
   К игре картежной очень пристрастился
   И больше потому, что мне везло.
   Вот тут-то и нашла меня фортуна!
   Совсем нечаянно я крупно обыграл
   Немецкого майора отставного...
   Что ж, -- обыграл, так надо получить;
   А он меня в сторонку отзывает
   И говорит мне так: -- "Герр лейтенант!
   Я уплатить вам не могу, -- нет денег, --
   Но у меня есть вещи; может быть,
   Зайдете вы ко мне и их возьмете
   В уплату долга"?.. -- Адрес свой сказал. .
   Мне, понимаешь ли, неловко стало.
   "Нет, это дело чести", -- говорит.
   Протасов.
   И вы пошли к нему?
   Растопчин.
                                                Пошел, конечно,
   Иначе бы совсем его обидел.
   И вот, представь себе, какой-то арсенал
   У этого майора оказался.
   Или музей военный... Всех веков
   Там было собрано вооруженье
   И формы воинов: отец его собрал.
   А на столе -- ряды солдат-игрушек;
   И что ж ты думаешь? Пружину он нажал,
   И ну маршировать и строиться солдаты!
   Ни техника, а прямо чудеса!
   -- "Как нравится"? -- он мне. -- "Я в восхищенье"!
   -- "Ну вот, за долг мой можете и взять".
   Протасов.
   Вы взяли?
   Растопчин.
                           Я отказываться начал:
   Мол, не хочу вас тяжко обижать;
   Но он упорствовал, и столик был разобран,
   Чтоб в ящики его удобно уложить.
   Я морем в Петербург его отправил,
   И он дошел... Потом приехал я.
   Собрал его опять, собрал и офицеров,
   Своих однополчан... Пружину как нажал, --
   Увидели восьмое чудо света
   И разнесли молву на целый гарнизон...
   Вдруг получаю вызов... От кого же?
   Наследник просит в Гатчину меня!
   Предстал. -- "Ты, говорят, имеешь"... -- Я: -- "Так точно!
   Имею", -- говорю. -- "К тебе приеду я"!
   -- "Как можно, чтобы вы ко мне! Дозвольте,
   Я привезу чудесный столик к вам"!
   Протасов.
   И привезли?
   Растопчин.
                               Привез!.. Вот где фортуна
   Мне показала лик умильный свой!
   -- "Продай"! -- мне говорит тогда наследник.
   Конечно, я: -- "Как можно продавать!
   Дозвольте поднести мне этот стол в подарок"!
   Тут кинулся меня он целовать...
   -- "Век, говорит, тебя я не забуду"!
   И точно, не забыл: как император стал,
   Из первых я тогда был от него в награде,
   Да ведь в ка-кой! Всего за пять недель
   Попал я в генералы-адъютанты!
   Через неделю -- обер-камергер!
   Прошла неделя -- в генерал-аншефы!
   Еще неделя, -- я -- с андреевской звездой,
   Еще неделя, -- получаю графство"
   И тут же сколько-то там тысяч душ!!!
   Так вот, любезнейший, чем твой слуга покорный
   И родственник награды все стяжал!.
   А к Александру Павловичу просто
   Я как бы по наследству перешел,
   Вот как и Аракчеев... Тоже гений!
   Протасов.
   Ну-у, Аракчеев! Он ли вам чета!
   Да, наконец, ведь надо удержаться,
   Попавши на большую высоту,
   А чтобы удержаться, нужен гений!
   Растопчин.
   Нет, лучше это назовем умом.
   Ума в себе я отрицать не стану
   А производство это... Был случаи
   При Павле тоже, с отставным майором,
   В деревне жившем... Вызвали его
   В столицу... Вот явился старикашка
   К царю... Ну. думает бедняк, -- погиб!
   Я на дежурстве был тогда и Свечин. --
   Два генерала... А майор тот ждет
   В передней и дрожит весь дрожью смертной.
   Вот государь мне: -- "Растопчин! Скажи
   Ему, что он теперь уж подполковник"! --
   Иду и говорю. В глазах его испуг.
   Я только в кабинет к царю, а он вдруг: -- "Свечин!
   Поди скажи, что стал полковник он"!..
   Вернулся Свечин... Снова: -- "Растопчин!
   Поли, поздравь-ка с генерал-майором"! --
   Сказал тому, а он мне в ноги бух!
   -- "По-м-ми-луйте!.. Не-не... убивайте"!
   А я ему не знаю что сказать:
   Ведь только после мы со Свечнным узнали,
   Что будто был в чинах он прежде обойден!
   Потемкиным... Ну, как же можно было
   Не вылить бочку на него щедрот?
   Ведь в том и заключалась вся задача.
   Чтоб "дух потемкинский" везде искоренять!
   Иль "вышибать", его словечком скажем.
   Протасов.
   Он вышиб даже, говорили мне.
   Не только "дух потемкинский", а тело:
   Где был он погребён, там нет его, --
   Не знаю, правда ли?
   Растопчин
   (понизив голос)
                                            Похоже, так...
   Потемкин погребён был в Херсоне,
   В соборе тамошнем, под каменной плитой, --
   А там ли он теперь, -- вопрос немалый...
   Но так и быть, -- не нам его решать!
   А как тащить Орлову довелося
   Гроб им убитого Петра -- я видел.
   При-ду-мал, как убийцу наказать!
   На радостях хоть не казнил Орлова,
   Опять его в деревню отослал.
   Но старика довольно опозорил!..
   Однако засиделся я с тобой.
   А надобно уж заниматься делом.
   Протасов
   (поспешно вскакивая)
   Ах, что же я! Прошу меня простить!
   Растопчин.
   Да ничего... Дела ведь ежедневны.
   А ты поди, по парку погуляй.
   (Кладя руку на плечо Протасова, подходит с ним к двери, в которую тот выходит, откланиваясь).

Тут же входит в комнату камердинер с подносом, собирает со стола и уносит посуду. В другую дверь входит адъютант в чине ротмистра.

   Адъютант.
   Обер-полицмейстер к вам сейчас с докладом.
   Растопчин.
   Да-да... Проси, его сюда, -- я жду.

Входит обер-полицмейстер Москвы генерал-майор Пётр Алексеевич Ивашкин, грузный человек, пожилых лет и внушительной осанки.

   Растопчин.
   Что, -- здравствуйте, -- есть что-нибудь из Вильны?
   Ивашкин.
   Из Вильны... Здравия желаю, ваш сиятс!
   (Почтительно пожимает руку Ростопчина).
   Из Вильны только что получена бумага!
   (Подает бумагу Ростопчину: тот вскидывает лорнет и читает).
   Растопчин.
   Там все по-прежнему покамест: говорят!
   Однако надобно иметь в виду: бумага
   Шла более недели, -- срок большой!
   За этот срок быть многому возможно,
   Ведь на решенья быстр Наполеон...
   Поход в Россию?.. А!.. Сто лет назад
   Такой поход окончился плачевно!
   Забыть про Карла мог ли Бонапарт?
   Россия -- океан!.. В ней все тонули!..
   Надеется: войск мало полевых
   Имеем мы, -- да что и есть в разбросе...
   В разбросе, да: граница велика!..
   А мы против него подымем ополченье!
   Мы кликнем клич, -- придут бородачи,
   Такие, что выходят на медведя
   С рогатиной, -- и что им тот француз!..
   Да нет, -- не может быть, чтобы войну он начал'
   Ведь он умен?
   Ивашкин.
                                    Кто ж может отрицать?
   Растопчин.
   Поэтому за-пу-ги-вает только!
   Поэтому и армию собрал
   На Немане: глядите и страшитесь
   И делайте, что я вам предложу!
   Ивашкин.
   Вопрос, выходит, в том. что предлагает.
   Растопчин
   (разводя руками)
   Об этом знает только государь!
   Он -- давний собеседник Бонапарта,
   С ним говорить -- не новость для него.
   Там, в Вильне, значит, судьбы всей России
   Решаются, -- а здесь у нас -- Москва.
   Но... Что же мы стоим? Давайте сядем.
   (Сажает Ивашкина около своего письменного стола в кресло и садится сам).
   Известен вам, конечно, дар данайцев:
   Конь деревянный с воинами в нем;
   Теперь тот конь у нас в. Москве, не в Трое,
   И мы должны его отсюда -- вон!
   Модистки ателье, актеры, куаферы
   И прочие... Привесть в известность всех
   И пред-ло-жить отсюда им убраться.
   А проще -- вывезти подальше, на восток,
   Как самых злонамеренных шпионов,
   Как войск Наполеона авангард.
   При этом никаких чтоб исключений
   И ни-ка-ких чтоб взяток -- ни-ни-ни!
   (Смотрит на Ивашкина грозно).
   Вменить в обязанность полиции: всемерно
   Следить, чтоб не было французов меж своих!
   Лопочет по-французски, -- кто б он ни был,
   Остановить! И именем моим
   Затребовать: -- "Кто, дескать, вы такие?..
   Раз русские, -- по-русски говори"!
   (Стукнул кулаком по столу).

В это время отворяется первая дверь, и входит графиня Растопчина, а следом за нею аббат-француз в сутане. Ивашкин тут же встает и почтительно целует протянутую ему руку графини.

   Растопчина. Bonjour, mon gИnИral! Quelles sont les nouvelles? Eh bien Buonaparte? A-t-il passИ notre Rubicon? (Здравствуйте, генерал! Какие новости? Что Бонапарт? Он
   перешел наш Рубикон? (то есть реку Неман)).

Аббат молча кланяется, но внимательно глядит на генерала Ивашкина.

   Ивашкин
   (прикладывая руку к сердцу, Ростопчиной)
   Его сиятельство, супруг ваш, вот сейчас
   Мне, как и всем в Москве, изволил запретить
   Язык французский!
   Растопчин
   (с явным неудовольствием обращаясь к жене)
                                            О Наполеоне
   Пока известий нет... Я сам тебе скажу,
   Не утаю, не бойся, эту новость!
   По всем расчетам, незачем ему
   Вторгаться, но... все может быть, конечно,
   Поэтому... мы заняты.
   Растопчина
   (язвительно)
                                            Простите!
   Ах! Заняты! А я вам помешала? О!
   Но я сейчас уйду.
   (Аббату).
                                    Oh, quel dommag!..
   Allons, mon cher abbИ!
   (О, как жаль!.. Идемте, дорогой аббат)!
   (Уходит так же стремительно, как и вошла).
   Растопчин
   (не глядя на Ивашкина)
   Да, вот, когда Дантон или Марат, --
   Не помню, кто из них двоих, грозился
   Последнего повесить короля
   На чем же? На кишках последнего аббата.
   В Россию к нам аббаты приплелись.
   Кишки свои спасая!.. Их, конечно,
   Не будем выселять мы из Москвы:
   Для них ведь Бонапарт и был и есть безбожник:
   Он папу римского арестовать посмел!
   И наш аббат, конечно, безопасен,
   Но... можно ли ручаться за других?
   Кто, например, воззванья размножает,
   Чтоб мужикам восстать против господ?
   Ивашкин.
   По делу этому есть сведенья такие,
   Что будто тут замешан Ключарев.
   Сын почтдиректора, студент... Не знаю, --
   Не проверял... Да как-то и неловко:
   Его отец и сам в больших чинах.
   Растопчин
   (вздернуто)
   Ну, вот еще! Какая ж тут неловкость?
   Сын виноват, -- отец не потакай
   Тому, что сын изменникам поддался!
   Ивашкин
   (подобострастно)
   Ваше сиятс, ударили как раз
   В больное место: Ключарев-сынишка
   Дружит с одним купеческим сынком
   (Фамилию тот носит Верещагин);
   Воззванья будто тот переводил.
   Л Ключареву передал их только.
   Растопчин.
   Ага!.. Зачем? Чтоб он распространял?
   Чтоб пугачевщину раздуть вторую?
   Чтоб нам и ополченья не собрать?
   Да, замысел тут прямо сатанинский!
   Россию сразу с двух концов поджечь,
   Чтоб облегчить труды Наполеона!
   На этой карте хочет он сыграть!
   Пред этим узурпатором престола
   Был Карл Двенадцатый и рыцарь и простак!..
   Что кто-то баламутит наш народ,
   Я это знал, но знать хотелось: кто же?
   Вы мне назвали, стало быть, двоих.
   Из них, конечно, главный Верещагин...
   Но разве только двое?.. Нет, -- их много!
   И перейдет ли Неман Бонапарт
   Иль нет, но он уж против нас воюет!
   Я с Ключаревым сам поговорю.
   А Верещагина -- пока под наблюденье,
   Чтоб шайку всю его переловить!
   Ивашкин
   (привставая и кланяясь)
   За этим, ваш сиятс, уж наблюдают
   По моему приказу...
   Растопчин.
                                        Ну, и что ж?
   Ивашкин.
   Пока никто другой не объявился.
   Растопчин.
   Искать его! По всей Москве искать!
   Раз Бонапарт на риск большой решился,
   То на изменников поставил он упор!
   Мне нужно знать, что говорят в народе.
   Ивашкин.
   Узнать-то это трудно, ваш сиятс...
   Между собой народ и так, и этак,
   А чуть полиция, -- он тут же н молчок...
   Да и полиции ведь мало, вам известно,
   Москва же матушка отменно велика!
   Ввиду таких событий чрезвычайных
   Добавить бы, мне думается, штаты
   Чинов полиции... Да жалованья всем
   Прибавить бы... А то, сказать вам должен...
   Растопчин
   (досадливо)
   Я знаю сам, что скажете вы мне!
   В полиции!.. А где ж довольны им?
   Зато полиция до-ход большой имеет:
   Охулки на руку умеют там не класть!
   А штаты увеличить, -- да, пожалуй,
   Но вот вопрос: откуда средства взять?
   Ивашкин.
   Ну, раз война, то, ваш сияте...
   Растопчин.
                                                           Конечно,
   Где пьют, там льют, -- хотите вы сказать!
   Да. сумм огромнейших война нам будет стоить.
   На наш же, на московский обиход
   Их будут отпускать не щедро из столицы,
   Не щедро, да... А между тем Москва,
   Быть может, цель прихода Бонапарта...
   Вдруг, в самом деле двинет на Москву?
   Чтоб удержать его, нет силы у Барклая.
   И он пойдет,-- куда?.. На нас?.. На Петербург?..
   Или по трактам двум одновременно?..
   На Петербург?.. Заслон у Витгенштейна
   Там очень мал, но выгодно ль дробить
   Так армию свою Наполеону?
   Ивашкин.
   Выходит, надо не двоить, -- троить, --
   Отрезать путь еще Багратиону...
   Растопчин.
   И даже четвертить: идет и Чичагов!
   Хоть адмирал, но стал уж сухопутный,
   А с Турцией мы больше не в войне.
   Адъютант Растопчнна (широко отворяя дверь)
   Ваше сиятельство! К вам флигель-адъютант
   Его величества.
   Растопчин
   (быстро вставая, как и Ивашкин)
   Проси, проси его сейчас же!

Входит флигель-адъютант подполковник Солнцев и строевым шагом подходит к Растопчину.

   Солнцев.
                                                            Честь имею
   Явиться к вашему сиятельству с пакетом
   Его величества!
   (Подает Растопчину пакет).
   Растопчин
   (берет пакет, но, не вскрывая его, смотрит с ожидающим видом на Солнцева)
                                        Благодарю!.. А нет ли
   Какого-либо устного приказа?
   Солнцев
   (устало, но торжественным тоном)
   Его величество словесно передать,
   Ваше сиятельство, мне приказали,
   Что началась война!.. Наполеон
   Всю армию чрез Неман переправил.
   Не думал, следственно, да и не мог он ждать
   Сопротивленья.

Растопчин переглядывается с Ивашкиным.

                                   Силы наши знал!
   Им Вильна занята. Идет на Витебск...
   Точнее, -- шел, когда я был отправлен,
   А где сейчас, я не могу сказать.
   Растопчин.
   А Дрисский лагерь, где трудились долго
   По плану Пфуля? Сильно ль укреплен?
   Солнцев
   (устало)
   Я слышал -- решено его оставить.
   Растопчин.
   Совсем оставить? И не защищать?
   Солнцев.
   Всей нашей армии была бы там ловушка, --
   Так генерал Ермилов доложил
   Его величеству... И Дрисский лагерь,
   Быть может, весь очищен уж теперь:
   Его устройство признано ошибкой.
   Растопчин.
   А наша армия?
   Солнцев.
                                В порядке отступать...
   Повелено Смоленскою дорогой.
   Растопчин
   (изумленно)
   Смоленской? Это значит на Москву?
   Солнцев
   Так точно... С первою соединиться
   Вторая армия должна.
   Растопчин.
                                                Она идет?
   Солнцев.
   Ускоренными маршами, -- так точно!
   И полагают в штабе, что сраженья
   Она избегнет на своем пути
   И, с первой если вскорости сольется,
   То, может быть, Смоленск удастся отстоять.
   Растопчин
   (переглянувшись с Ивашкиным)
   Где государь? В Смоленске?
   Солнцев.
                                                        Был в Смоленске,
   Откуда и отправлен я сюда.
   Но велено мне вас предупредить.
   Что государь в Москву на днях прибудет.
   Растопчин
   (изумленно)
   В Москву? На днях?
   Солнцев.
                                            По видимости, есть
   Подробности об этом в том пакете,
   Какой я вашему сиятельству привез.
   Растопчин.
   Да, в этом я не сомневалось... Здесь
   (обращаясь к Ивашкину)
   Должно быть это. Но... как государь?
   Вы знать должны: он бодр иль удручен?
   Солнцев.
   Не слышал я, чтоб был он удручен,
   Ваше сиятельство: ведь раньше ль. позже ль
   Должно было случиться, что случилось.
   И план войны был избран: отступать,
   Пока не соберем большой мы силы.
   Растопчин.
   План этот, -- так хотите вы сказать. --
   И приводиться начал в исполненье.
   Так дело, значит, только в быстроте,
   С какой пойдет к нам войско Бонапарта.
   Ведь он идет, конечно, на Москву?
   Как в штабе армии вы слышали про это?
   Солнцев
   (с заминкой)
   Двух мнений в штабе я и не слыхал:
   Одно лишь то. что марш намечен
   Всей армии его сюда, в Москву... Ведь он
   Гораздо ближе, проще и прямее,
   Чем в Петербург.
   Растопчин
   (Ивашкину)
                                        Ведь только что сейчас
   Я высказал предположенье это!
   (Солнцеву).
   С дороги вы устали: нужен вам
   Покой и отдых.
   (Ивашкину).
                                    Поручаю вам
   Его устроить... У меня, конечно.

Ивашкин и Солнцев откланиваются.

   А я пока займусь пакетом...
   (Ивашкину).
                                                            Вы
   Потом ко мне зайдете.

Ивашкин и Солнцев уходят. Растопчин садится за стол и распечатывает пакет. Читая пакет, он то разводит руками, то качает головой.

                                               Да-а... Как гро-ом...
   На голову!
   Растопчина
   (входя быстро, возбужденно)
   Что?.. Что, скажи?.. Война уж началась?
   Растопчин.
   Война идет!.. Не началась, -- идет!
   И Витебск взят уже Наполеоном...
   Да, впрочем, видно, он не защищался.
   Растопчина
   Куда ж идут французы? Неужель...
   (Сжимает перед собою руки).
   Растопчин
   Теперь они нацелились к Смоленску...
   Так надо думать.
   Растопчина
                                   Ка-ак? Уже к Смо-ленску?
   Как быстро!.. Отчего ж не знали мы?
   Растопчин
   По-видимому, эта быстрота
   Входила тоже в план Наполеона:
   За лето хочет до Москвы дойти.
   Растопчина
   (с большой тревогой)
   Как... до Москвы?.. Ты шутишь, как обычно?
   Растопчин
   (показывая пакет с печатями)
   Когда б шутил!.. И мне ведь не до шуток!
   Но мне об этом пишет государь, --
   Возможно ль для меня царю не верить?
   Но что же так вдруг испугалась ты?
   Идти к нам может Бонапарт, конечно.
   Однако кто предскажет, что дойдет?
   Мы не без войска, хоть и отступаем,
   Французов не задержит и Смоленск.
   А вот что: нам с тобой честь выпала большая
   Встречать монарха.
   Растопчина.
                                        Ка-ак?.. Когда встречать?
   Растопчин.
   На днях, мне сказано... Быть может, завтра...
   Царь ездит побыстрей, чем флигель-адъютант.
   Растопчина
   (совершенно растерянно)
   Так как же так? У нас он, значит, будет
   Обедать?
   Растопчин.
                        Где ж еще?
   Растопчина.
                                                    Со свитой всей?..
   Когда же я успею приготовить?
   Растопчин.
   Начни сегодня... Даже хоть сейчас.
   Я дам тебе помощников, не бойся!
   Я этим делом даже сам займусь.
   Растопчина
   (вдруг)
   А как же армия, постой, без государя?
   Ведь он главнокомандующим был!
   Растопчин.
   Был он, -- теперь Барклай... Сама подумай,
   Удобно ль государю отступать
   Пред похитителем французского престола?
   Нет, этого нельзя нам допустить:
   Чтоб отступать, довольно генералов;
   Не должен царь себя лишеньям подвергать.
   Он едет в Петербург, чтоб управлять оттуда.
   А Францию свою оставил Бонапарт,
   И, может быть, ее он потеряет,
   Когда России не приобретет.
   И он, и войско здесь теперь, у нас,
   А что же там осталось? Место пусто?
   Вот кто-нибудь на этот трон пустой
   В его отсутствие тихонько и взберется!
   У нас в Митаве есть Бурбон; чем зря там
   Ему на нашем иждивенье жить,
   Пустить бы петуха во Францию такого:
   Иди и залезай себе на трон!..
   А ты, когда приедет царь, подальше
   Запрячь-ка своего аббата, чтоб
   Царю он ненароком не попался!
   Чтоб голову с меня ты не сняла!
   Так католичество твое теперь некстати!
   Растопчина
   (пылко)
   Прошу тебя не говорить мне так!
   Растопчин
   (отходчиво)
   Не я и говорю, -- Наполеон:
   Он говорит один за всех в Европе.

Входит Ивашкин.

   Что, уложили?
   Ивашкин.
                                Сразу и заснул.
   Хотел переспросить его, -- куда там!
   Я с завтраком к нему. -- рукой махнул!
   Растопчин.
   Да, нелегко быть флигель-адъютантом.
   (Ростопчиной).
   Ну, что же, ты пока хоть подбери сервиз
   Особ на десять... или на двенадцать.
   У нас царь вряд ли будет ночевать:
   Отсюда прямо в Петербург поедет:
   Раз Бонапарт спешит, и мы должны спешить.

Растопчина уходит.

   Растопчин
   (Ивашкину)
   А вам, ввиду приезда государя.
   Всех подчиненных надо подтянуть.
   Чтоб с завтрашнего дня в парадной были форме,
   Чтоб флагами украсили Москву!
   Народ оповестить, чтоб не было лохмотьев
   На людях!.. Чтобы нищих не пускать
   На улицы!.. Подместь везде почище!
   Вам для порядка в помощь гарнизон...
   На тротуарах чтобы стать кордонам,
   Где будет государь наш проезжать;
   Чтоб жалоб никаких не подавали,
   А только бы кричали все "ура"!
   И вот еще что, -- это непременно:
   О Верещагине вы говорили мне,
   И я сказал вам, чтобы наблюдать...
   Нет! Раз в Москву прибудет государь,
   То с этим Верещагиным опасно:
   Его сегодня чтоб арестовать!
   Адъютант
   (появляется в дверях, встревоженным тоном)
   Ваше сиятельство! Какой-то прорицатель
   Настойчиво стремится видеть вас
   И говорит, что будто вам известен.
   И что-то важное вам хочет сообщить.
   Растопчин
   (удивленно)
   Что?.. Прорицатель?.. А?.. Да, был какой-то
   Монах бродячий... В Гатчинском дворце,
   С ним император Павел говорил,
   И я, действительно, был сам тому свидетель...
   И вздумал что предсказать, дурак?
   Смерть скорую! -- Кому! -- Самодержавцу!
   Конечно, тот его не только выгнал вон,
   Но даже и в тюрьму велел запрятать.
   Смерть каждому и сам я предсказать бы мог.
   Все смертны, да... Но все же этот случай
   В день смерти Павла вспомнил кое-кто,
   Хоть знали: дичь все эти предсказанья!
   Пускай дурак морочит дураков.
   А вас задерживать не стану больше:
   Вам много дела... Будьте на посту!
   (Протягивает руку Ивашкину).
   Ивашкин.
   Счастливо оставаться, ваш сиятс!
   (Уходит).

Растопчин подходит к письменному столу, берет снова пакет, вчитывается в письмо, потом звонит в колокольчик.

   Адъютант
   (входя)
   Чего изволите?
   Растопчин.
                                Вот что, ты, братец мой:
   Хоть не хотелось бы, а вижу, -- надо
   Мне видеть прорицателя того,
   Чтоб только знать, что наболтать он хочет,
   Шатаясь здесь, по улицам Москвы.
   Он правду говорит, что знал его я,
   Но видел я его уже давно, --
   Двенадцать лет назад... А чист ли он собою?
   Адъютант.
   Не что б хорош собою он, а так...
   Ваше сиятельство, монах из заурядных.
   Блаженный даже, если поглядеть.
   Ростопчин.
   Ну, если не запачкает, вводи.
   А посох свой за дверью пусть оставит.

Адъютант уходит.

   Протасов
   (входя в первую дверь)
   Я слышал колокольчик, -- не меня ль
   Хотели видеть вы?
   Растопчин.
   
                                            Нет, не тебя,
   Но все равно, останься. Любопытно:
   Сейчас сюда войдет один монах...
   А новость слышал ты? Войны начало,
   И что сюда к нам едет государь?
   Протасов.
   Я слышал там, на женской половине.
   Растопчин.
   Тебя сегодня я зачислю в штат,
   И первое, чем можешь ты заняться. --
   Составь воззвание, что принимаю я
   Здесь, у себя, в дому, дворян московских,
   Желающих России послужить
   В годину столь великого несчастья
   И в ополченье записаться... Я
   Увижу кстати, как владеешь словом.
   Начнешь с того ты, что грозит опасность
   Первопрестольной матушке Москве
   Такая же, как Вене, как Берлину,
   Хоть можешь не перечислять столиц:
   Москва -- не Вена, не Берлин, конечно,
   Нам до столиц немецких дела нет.
   Москва -- России сердце... Сердце это
   Проткни штыком иль пулей прострели,
   Вот и...
   Адъютант
   (входя)
                        Ваше сиятельство, позвольте
   Вам доложить: монах явился!
   Растопчин.
                                                            Да?
   Монах... Ну, что же... Так и быть, впусти.

Адъютант отворяет дверь шире, и входит молодой, лет около 29-ти, бородатый

человек в белой холщовой длинной просторной рубахе и грубом синем халате поверх неё, подпоясанном бечёвкой, со скуфьей на голове и с приходу, обозрев комнату в поисках образа, истово, в пояс кланяется красному углу. Затем вперяется неподвижным взором в Растопчина. Лоб у него высокий, лицо придавленное, разрез глаз немного калмыцкий.

   Корейша.
   Раб божий Авель...
   Растопчин
   (осмотрев его с ног до головы, недоверчиво)
                                            Авель, сын Адама...
   Ты, значит, что же, убежден вполне,
   Что даром ты отмечен предсказанья?
   Но не трудись предсказывать мне смерть:
   Я это о себе отлично знаю
   И безошибочно тебе бы предсказал.
   А если что тебе мерещится другое,
   То говори, да только не тяни:
   Мне некогда сейчас, -- я очень занят.
   Корейша
   (торжественным тоном)
   Открылось Авелю в видении ужасном, --
   Пожар округ меня! Огонь везде и дым!
   И головни летят, -- и рушатся стропила...
   Люден во множестве бегущих вижу я...
   Остоженка... Никитские ворота...
   Пречистенка, Молчановка и Кремль!..
   Полянка Малая. Большая... Божедомка...
   Замоскворечье... Площадь Кудрино...
   Плющиха... Пятьсобачий переулок...
   Растопчин
   (вспылив)
   Постой, Шестисобачий! Как? Москва?
   Москва сгорит, по твоему виденью?
   Корейша
   (очень твердо)
   Так точно, ваш сиятельство, сгорит!
   Растопчин
   (глядя то на Протасова, то на Корейшу)
   Как? От сражения, по-твоему, сгорит?
   Корейша
   (твердо)
   Нет, просто так: сгорят сама собою!
   Растопчин.
   Само собою не горит ничто!
   Не подожжешь скирду, -- не загорится,
   А то Москва!.. Так это, может, ты
   В Москву явился, чтоб пожар устроить,
   Шестисобачий сын?!.. Проклятый самозванец!
   Ишь ты, с каким ко мне явился предсказаньем!

"Монашек" пятится к двери. Дверь отворяется, н в ней показывается адъютант.

   Растопчин
   (указывая пальцем адъютанту на Корейшу)
   Сего волхва отправить под арест!
   А то Москву подпаливать он станет,
   Дабы свое "виденье" оправдать!
   Дознаться, кто таков и почему
   Себя назвал он Авелем-монахом,
   А также - связь имеет ли он с ним
   И не имел ли тайного общенья.
   И где сам Авель, выясните тоже.

Адъютант закрывает за монашком дверь.

   Растопчин
   (Протасову)
   Видал ты чучело?.. Не кто-нибудь, -- юрод,
   И имя не какое-нибудь: -- Авель.
   Монах, -- так пусть сидит в монастыре
   И не пытается смущать покой наш!
   Хоть времени немало и прошло,
   Но я-то не дурак и ясно вижу,
   Как грубо провести меня хотят.
   Я не старик, но Авеля запомнил,
   И он на десять лет, на двадцать даже
   Постарше будет этого щенка.
   Есть лжепророк -- есть и его апостол,
   Учитель есть, знать, будет ученик.
   Вот как беда сказалась на пороге,
   Так сразу и кликуши, и витии,
   Волхвы, кудесники, раскольники, смутьяны,
   Скопцы и бегуны, и староверы --
   Поповцы, беспоповцы, -- их не счесть, --
   И ворожат, и вещими считают
   Свои обманные несбыточные грёзы.
   Вот жёлтых обитатели домов!
   Вот, -- вот тебе помощник Бонапарта!
   Ну, как бы, скажем, этого не высечь?
   Чтоб доказать, что он-де прорицатель,
   Со всех концов он станет жечь Москву!
   А может быть, теперь вот точно так же
   Не Авель, -- Каин жжет уже Смоленск?..
   Смоленск!.. Ты не был там?

Протасов делает отрицательный жест.

                                                    Твердыня! Крепость!
   Какие стены!.. Страшной толщины!..
   Оплот России с запада!.. Неужто
   Его без боя Бонапарт возьмет?
   Нет! Мысли я такой не допускаю!
   Смоленск постарше будет, чем Москва!..
   Должны мы задержать врагов в Смоленске,
   А дальше где же можно задержать?
   (Берет Протасова под руку и подводит к столу, за которым он пил с ним кофе).
   Ну вот, садись сюда, -- пиши воззванье,
   А я другое буду сочинять!

Растопчин усаживается в кресло перед письменным столом, но в это время появляется в дверях адъютант.

   Адъютант.
   Ваше сиятельство! Курьер от государя.
   Князь Трубецкой!
   Растопчин
   (вставая и обращаясь к Протасову)
                                            Степанушка, уйди:
   Тут что-то важное и, видимо, секретно!

Протасов быстро выходят во внутреннюю дверь, и тут же адъютант пропускает в другую дверь князя Трубецкого, генерал-адъютанта.

   Трубецкой.
   Ваше сиятельство, -- вам здравия желаю.
   Растопчин
   (протягивая ему руку)
   От государя вы?
   Трубецкой.
   Привез вам манифест я о войне
   С приказом государя: повсеместно
   Чтоб тотчас обнародован он был!
   (Протягивает пакет).
   Растопчин
   (берет его, наклоняя голову, вскрывает у стола при помощи ножниц, как бы про себя).
   Еще сегодня утром мы не знали,
   Что началась война, -- теперь же всем
   В Москве первопрестольной объявлю я...
   (Читает про себя; раза два утвердительно кивает головой).
   Не знаете ли, князь, составлен кем?
   Трубецкой.
   Я слышал, что секретарем Шишковым.
   Растопчин.
   Хороший слог имеет адмирал,
   Хотя и не попович, как Сперанский...
   (Читает про себя).
   Трубецкой
   Он этим угодил и государю.
   Растопчин.
   Не всякий может так красно писать!..
   Шишков, конечно, тоже будет в свите.
   Когда в Москву приедет государь?
   Трубецкой.
   Я полагаю так.
   Растопчин
   (дочитывая манифест)
                                Вот из отставки взят,
   Где в словопрение вступил с Карамзиным.
   А между тем есть у него талант,
   И государю стал он вдруг заметен!..
   Что ж, -- нынче ж манифест отдам в печать,
   Афишами его по всей Москве расклеят,
   А завтра чтоб прочитан был в церквах.
   (Звонит в колокольчик).

Входит адъютант.

   Пусть в канцелярии сейчас же перепишут.
   (Передает манифест адъютанту, который, поклонившись, выходит, Трубецкому).
   Устали едучи из Полоцка?.. Присядем!..
   Трубецкой.
   Я бешено скакал, как не случалось мне...
   Устать не мудрено, хотя по штату
   Не полагается курьеру уставать.
   Растопчин.
   Присядьте!
   (Усаживает его и садится сам).
                            Отдохните... Расскажите,
   Что можете, припомнив, рассказать.
   Трубецкой.
   Возмущены все тем, что архитектор скрылся!
   Растопчин
   (очень изумленно)
   Какой?.. Когда?..
   Трубецкой.
                                        Я полагал, что вы.
   Ваше сиятельство, об этом знали,
   Что архитектор строил павильон
   Под Вильною, в именье Беинигсена
   Для бала, деревянный, с крышей, но
   Как раз в тот день, когда должно быть балу,
   Но только утром, рухнул павильон!
   Растопчин
   (испуганно всплеснув руками)
   Как рухнул?
   Трубецкой
                               Просто обвалилась крыша!
   Растопчин.
   А государь?
   Трубецкой.
                                Смеялся государь:
   "Я в этом узнаю Наполеона!
   Конечно, это замысел его...
   Не рассчитал лишь точно архитектор,
   И Бог меня и очень многих спас!
   Растопчин.
   А Беннигсен? Откуда взял такого
   Он архитектора?
   Трубецкой.
                                    Был удручен барон,
   Но государь простил его оплошность:
   "За всеми, говорил, не уследишь".
   Он только приказал убрать обломки,
   Очистить пол и все же дать там бал,
   Чтобы отметить этим милость Божью.
   Растопчин.
   О бале я осведомлен, но мне
   Никто не говорил о крыше павильона...
   Так вот что было!.. Мы окружены
   Вот этим подлым войском Бонапарта!..
   И как же государь? Был весел на балу?
   Трубецкой.
   Да. Государь, я слышал, донесенье
   Во время бала получил о том.
   Что Бонапарт уж переходит Неман,
   Но с бала не ушел наш государь.
   Чтоб не испортить общего веселья, --
   Так это объяснилося потом.
   Растопчин
   (изумленно)
   Веселья?.. Да!.. Но конница Мюрата
   Могла ведь и ночной проделать марш,
   Чтоб Вильну захватить!.. Ах, как неосторожно!
   Конечно, в павшей крыше был сигнал.
   Что Вильну надо поскорее бросить, --
   Но как же гот сигнал не разгадал никто?..
   Да. это хорошо теперь я вижу,
   Что армию оставил государь
   Во избежанье случаев несчастных:
   Раз началась война, -- висит над нами крыша,
   И может вдруг обрушиться она!
   В Москве встречать мы будем государя
   С открытым сердцем, с чистою душой!
   Трубецкой.
   В Москве отпраздновать мир с Турцией желают.
   Растопчин
   (очень радостно)
   Мир с Турцией? Подписан, значит, он?
   Мир с Турцией... Отпразднуем, -- еще бы!
   Давно бы надо!.. Армия не там,
   А здесь нужна!.. И что же к нам отходит?
   Трубецкой.
   К нам Измаил, Бендеры и Хотин...
   Вся Бессарабия.
   Растопчин.
                                    Прекрасно!
   (Стукнув ладонью по столу).
                                                                   Вот Кутузов!
   Хотя и очень медлил, а поспел,
   Чтоб Чичагову лавров не доставить!..
   Как в армии у нас? Как кормится?.. Москва
   Дала уж миллион: волов на Украине
   Для рационов мяса закупить, --
   Гурты скота уже идут, пожалуй,
   Трубецкой.
   За армией угнаться где ж волам!
   Растопчин.
   Барклай останется командовать войсками?
   Трубецкой
   (уклончиво)
   Да, генерал Барклай, как прежде, получать
   Приказы будет государя.
   Растопчин.
                                                       Как же
   Он будет их. скажите, получать
   За сотни верст?.. А если авангарды,
   Которыми силен Наполеон,
   К сраженью вынудят?
   Трубецкой
                                                Я думаю, что это
   Все предусмотрено.
   Растопчин.
                                            А если, отступая,
   К Смоленску Бонапарта приведут?
   Трубецкой
   (уклончиво)
   Все, может, конечно...
   Растопчин
   (горячо)
                                                Как "может"? Не должно!
   Не доходя Смоленска дать сраженье!
   Смоленск на то Смоленск, чтоб защищать Москву!
   (Встает).

Тут же встает и Трубецкой.

Занавес.

Действие 3.

Картина 1.

В приемной комнате генерал-губернаторского дома дежурный чиновник канцелярии графа Растопчина сидит за столом н широко зевает.

   Чиновник
   (после зевоты)
   Ух, до чего же хочется мне спать!
   Не помню, чтоб когда так спать хотелось!
   (Зевает).
   Дежурство завели! А для чего? Зачем?
   Вот ночь прошла, -- ни одного курьера.
   (Смотрит на стенные часы).
   Всего лишь пять... Торчи тут до семи!
   Отворяется дверь и входит Глинка.
   Глинка.
   Что? Первый я? Сбылось мое желанье!
   И кто б опередить меня тут мог?
   (Звонко кладет на стол сверток).
   Здесь серебро! Запишете особо
   Как приношение отечеству в беде...
   Все, что могу... Рублей... рублей на триста.
   Чиновник
   Вы в ратники?..
   (Неудержимо зевает).
   Глинка.
                                    Да. Я бригад-майор!
   Пять лет назад был в ратниках я то же,
   Теперь же издаю в Москве журнал.
   Чиновник.
   А как писать фамилию?
   (Кладет перед собою разграфленную конторскую книгу и пробует гусиное перо).
   Глинка
                                                        Я -- Глинка.
   Чиновник
   (оживляясь)
   A-а! Сочинитель?
   Глинка.
                                    Да... Журнал мой -- "Русский вестник".
   Когда-нибудь вы видели его?
   Чиновник.
   Ну, как же!.. Он... он в этакой обложке.
   Глинка
   (мрачнеет)
   В зеленой... Да.

Чиновник, неудержимо зевает.

                                    Вас вспрыснуть не мешало б
   Живой водой!
   Чиновник.
                                А имя ваше как?
   Глинка.
   Пишите так: Сергей, сын Николаев.
   Чиновник
   Сословье.
   Глинка.
                                Из дворян смоленских я.
   Лет -- тридцать семь... Кто штатской службы, знает
   Что чином ниже в армию войдет,
   А я -- бригад-майор, без пониженья,
   И графу хорошо известен я... Потом
   Поговорю я с ним, куда меня зачислить,
   Теперь же запишите серебро.
   (Раскрывает свой сверток).

В это время входят два поэта - Жуковский и Вяземский.

   Предупредил, предупредил я вас!
   (Протягивает руку Вяземскому).
   Заговорите только по-французски!
   Сейчас же с вас взыщу большущий штраф!
   С Василия Андреича -- другой!
   (Здоровается с Жуковским).
   А ну-те, ну-те! Годится на отечества алтарь!
   Вяземский.
   Да, скверная привычка! С малолетства
   Всосали мы в себя язык Парижа!
   Жуковский
   А я добился: за собой слежу.
   Оно же в наши дни не безопасно:
   Сейчас же за шпиона бородач
   Какой-нибудь вас примет и пота шит,
   А там доказывай, что россиянин ты1
   Вяземский
   Пойду-ка запишусь.
   (Идет к чиновнику).
   Глинка
   (Жуковскому)
                                            Балладник милый мой,
   И элегист, и прочее такое!
   Отдел военных были вы вдали,
   А я еще году в шестом в дружину
   Сычевскую вступил... Наполеона враг
   Я был тогда и им теперь остался.
   Сиренам политическим, таким.
   Которые в иных гостиных пели,
   Что гений, мол, великий -- Бонапарт,
   И что ни сделает он, -- все чудесно,
   Я возражал: -- Нет! -- Он не гений, нет!
   Он -- мировой злодей превыше всех других,--
   Неслыханный убийца человеков!
   Он -- новый Чингисхан!.. Он -- новый Тамерлан!
   Хотя от Корсики до Азии -- далёко!
   Жуковский.
   Да, это я и сам готов сказать.
   Как прав Руссо!.. Искусства и науки
   Не могут нравы жесткие смягчить!..
   Кто на Россию? -- Запад просвещенный
   Двунадесять народов к нам послал...
   Зачем? Чтоб поделиться просвещеньем?
   Нет! Чтобы сотни тысяч истребить!
   Подумать только!.. Кажется, давно ли
   В Тильзите государь наш говорил
   О мире прочном, долгом с Бонапартом.
   Пять лет прошло, -- и вот, опять война!
   Да и не где-нибудь!.. Вновь времена Батыя!..
   Как оказался прав Жан Жак Руссо!
   Вяземский
   (отходя от чиновника, Жуковскому)
   Жуковский! Ваш черед!
   Жуковский.
                                                А? Да... Иду, иду!
   (Подходит записываться).
   Глинка
   (Вяземскому)
   Я серебра принес, хоть и немного,
   Что делать, -- не богат, но важно было мне
   Почин и в этом сделать.
   Вяземский.
                                                Разве было
   В воззвании о том?
   Глинка.
                                           А манифест?
   С Пожарским рядом в нем поставлен Минин.
   Вяземский.
   A-а, да... "Заложим, -- так он говорил, --
   Жен и детей!"... Кому же это думал
   Он жен закладывать, а также и детей?
   А я решил жену свою (брюхата
   Теперь она) отправить в Ярославль,
   А то в Москве ей будет беспокойно.
   Глинка.
   Да, женщин, -- женщин надо поберечь.
   В Москве же будет много разных слухов,
   А Ярославль -- далеко в стороне.
   Вяземский.
   Вы говорите, что теперь -- в дружину...
   Похвально, да. а как же ваш журнал?
   Глинка.
   Раз пушки говорят, должны умолкнуть музы!
   Я -- журналист, а что ж такое он?
   Народа своего глаза и уши!
   Я должен видеть все, я должен слышать все!
   И, раз война, перо переменить на саблю.
   Вяземский.
   В дружине были вы?
   Глинка.
                                            Да, я -- бригад-майор!
   Вяземский.
   Вот видите... А я, -- куда я годен?
   Я близорук к тому ж... Пожалуй, если мне, --
   На лошади скакать я все-таки умею, --
   В сраженье ординарцем можно стать,
   То передам, не спутав, приказанье.
   Жуковский
   (отходя от чиновника)
   Я думаю, что нас зачислят в штаб:
   Исправными мы будем писарями!
   Глинка.
   Ка-ак писарями? Чин-то ваш какой?
   Жуковский.
   Поручиком меня тут записали.
   Глинка.
   Ну, значит, вы -- готовый адъютант,
   И воспевать теперь вам не Светлану,
   А подвиги сынов России!
   (Вяземскому).
                                                    Что
   Вы улыбаетесь на это, Петр Андреич?
   Вяземский.
   Какой уж подвигов военных он певец!
   Глинка
   (горячо)
   Как так "какой"? Ведь он владеет словом,
   Мундир наденет, -- вот и все слова!
   На то война, чтоб мирных делать львами,
   Чтобы могли отечество спасти!
   С Россией это в первый раз такое
   Нашествие: тут пан или пропал!
   Тут наше бытие поставлено на карту.
   Россию хочется ему за-во-е-вать,
   Вот этому капралу -- Бонапарту.
   А мы на рать его свою подымем рать!
   Что? Нет союзников у нас? -- Пространство,--
   Вот первый наш союзник, а второй --
   Наш климат!.. То, что русскому здорово,
   Французу смерть!
   Вяземский.
                                        Пространство... Климат... Так...
   Но, кажется мне, есть союзник третий!
   Глинка.
   Какой?
   Вяземский.
                    Остался пуст во Франции престол,
   А это место оставлять опасно
   На долгий срок.

Входит Грибоедов. Он быстро оглядывает трех писателей; слегка улыбаясь. делает в их сторону легкий поклон я подходит к чиновнику.

   Грибоедов
   (чиновнику)
                                        Здесь в ратники могу
   Я записаться?
   Чиновник
                                   Хоть оно и здесь,
   Вы что-то молоды.
   Грибоедов.
                                        Как молод? Мне уже
   Семнадцать лет!
   Чиновник.
                                Семнадцать...
   А разрешение родителей своих?
   Грибоедов.
   Зачем же? Я -- не Митрофан Скотинин,
   Я только что второй окончил факультет,
   Не как-нибудь, -- могу вам похвалиться,
   Второй, как первый, -- кандидатом прав!
   Я диссертацию на докторскую степень
   Пишу, а вы...
   Глинка
   (Вяземскому и Жуковскому)
                                Каков? Вот это так!
   (Обращаясь к Грибоедову).
   Послушайте, когда же вы успели?
   И, кажется мне, я в театре видел вас!
   Грибоедов.
   Я -- Грибоедов! Был у вас в журнале.
   Глинка
   (обрадованно)
   Ба-а! Помню! Да!
   (Обращаясь к Жуковскому и Вяземскому).
                                       Вот, присмотритесь-ка!
   Ведь, право, в нем скрываются таланты:
   В науке ли, в искусстве ль, он блеснет!
   Знакомьтесь, господа!

Вяземский и Жуковский протягивают руки Грибоедову.

   Жуковский
   (Грибоедову)
   Совсем как в древнем Риме!
   Там -- "Аннибал, -- кричали, -- у ворот!"
   У нас же -- Бонапарт... Одни лишь имена
   Меняются, а суть одна и та же,
   И повторяется история всегда!
   Грибоедов.
   Как видно, человек не воевать не может.
   И в волке равнодушья нет к овце.
   Вяземский
   (Жуковскому, кивая на Грибоедова)
   Вот он каков!.. Есть в волке страсть такая:
   Завидит где овцу, летит как пуля он.
   И только пулей вылечен быть может
   От этой страсти!
   Глинка.
                                Сколько ни живу.
   Хоть я не так и стар, -- все только войны, войны!
   И в глубь столетий если заглянуть,
   То было ль десять лет, чтобы не воевали,
   Не здесь, так там?.. Когда-то были обры, --
   Народ ведь целый, -- вдруг -- его уж нет,
   И летописец пишет: -- "Погибоша"!

Грибоедов отходит к чиновнику. Входит Загоскин.

   Загоскин
   (оглядывая всех)
   Я... Записаться добровольцем, -- здесь?
   Глинка
   (Вяземскому)
   Вот этот -- плотен!
   (Загоскину).
                                            Вы куда хотите?
   Загоскин.
   Я -- в кавалерию.
   Глинка.
                                        Умеете рубить?
   Загоскин
   (улыбаясь)
   Не пробовал, но думаю, научат.
   Глинка
   (кивая на чиновника)
   Вот тут запишитесь, и вы -- кавалерист!
   (Жуковскому).
   Такой надежен, а? Такой надежен!

Загоскин отходит к чиновнику.

   Рубить научат, будет и рубить...
   А я... Я -- журналист... Писать ведь кто-то должен,
   Иначе пропадут все подвиги вконец!
   Их время засосет, а память позабудет...

За входной дверью сильный шум. Крик: "Пусти! Не лезь! Не лезь, я говорю!"... Отворяется с силой дверь, и в комнату вбегает Иван Лажечников, одежда которого в беспорядке; за ним тут же -- его дядька.

   Лажечников
   (подбегая к чиновнику, выкрикивает)
   Лажечников!.. Прошу вас записать!
   Дядька
   (запыхавшись и обращаясь ко всем сразу)
   В окно с балкона вниз по дереву полез!
   Барчук!.. И на лошАдь!.. И прямо я
   Сказать вам должен, господа, убегом!
   Без позволения родителя... Я следом!..
   Ведь я в ответе буду, господа!
   Чиновник.
   Ты что так вздумал здесь кричать?
   Дядька.
                                                                    Я -- дядька!
   Чиновник.
   А хоть бы тетка! Здесь ведь не кабак!
   Дядька
   (бросаясь на колени перед чиновником)
   Помилосердствуйте! С меня сдерут ведь шкуру!
   Чиновник
   За что?
   Дядька.
                   За то: убёг барчук, а я недоглядел!
   За это по головке не погладят!
   Глинка
   (Лажечникову)
   Да сколько лет вам?
   Лажечников.
                                        Мне? Мне ровно двадцать!
   Дядька
   (поднимаясь с колен)
   Да где же двадцать! Нету двадцати!
   Вяземский
   (Лажечникову)
   Насколько понял я, сбежали вы от дядьки,
   Но все-таки он, прыткий, вас настиг.
   Жуковский
   (Лажечникову)
   Папаша ваш, поэтому, крутенек?
   Лажечников
   Ничуть!
   Глинка
   (чиновнику)
                       Послушайте, -- что долго толковать!
   Раз двадцать лет, -- к чему же эти споры?
   Созрел для подвига -- Россию защищать!
   Вербую я его к себе в дружину!
   Лажечников
   (Глинке)
   Пожалуйста! Я очень вас прошу!
   Дядька.
   Тогда уж и меня к себе берите:
   Как одного могу оставить барчука?
   Вдруг, Боже сохрани, убьют? Так пусть уж вместе!
   Грибоедов.
   Вот это так! Решил, как Соломон!
   Чиновник.
   Я записать могу на всякий случай.
   (Лажечникову).
   Лажечников? Как -- "о" или же "а"?
   (Ко всем).
   Но только одного.
   Глинка
   (горячо)
                                    Как одного?
   Раз дядька с ним, то кто ж он? Воспитатель!
   И он его отлично воспитал!
   Его он сделал русским патриотом
   И сам готов с ним рядом защищать
   Москву! Он здесь, среди дворян, как представитель
   Народа русского!.. Дай руку мне, народ!
   (Протягивает руку дядьке Лажечникова и целует его).

Занавес.

Картина 2.

Кремлевский дворец. Комната перед большим залом, отделенным массивной дверью. Здесь Александр I, Аракчеев, Балашов, Шишков и Растопчин.

   Александр I
   (Растопчину)
   Как ни смешно, но я, хоть император,
   Волнуюсь почему-то: не привык
   С народом говорить, и мне не по себе...
   Ведь это будет в жизни случай первый!
   Растопчин.
   Ваше величество! Нашествие врагов
   Таких с Россиею случилось то ж впервые!
   Все будет хорошо: я подготовил
   Купцов московских так же, как дворян.
   Александр.
   Смоленское дворянство предложило
   Мне двадцать тысяч ратников собрать.
   А здесь, в Москве?
   Растопчин.
                                           Здесь втрое больше будет,
   Когда б не вчетверо, -- я полагаю так.
   Александр.
   Мне это радостно!
   (Быстро).
                                        А что воздушный шар?
   Растопчин
   (морщится)
   Ваше величество! Воздушный этот шар
   Мне стоил уж больших хлопот и денег,
   Но что-то и не думает лететь!
   Александр
   А почему же?
   Растопчин.
                                Кажется, мошенник,
   А может, и шпион тот виртембержец Шмидт!
   Полсотни человек он хочет так поднять
   В тяжеловеснейшей своей гондоле,
   Чтоб к ним не долететь ни пуле, ни ядру,
   И чтоб висели на стальных пружинах;
   Пружины же ломаются, как щепки!
   Он говорит, что виновата сталь, --
   Английской стали я достал, -- все то же!
   И как он может шаром управлять,
   Когда конца его не видно тратам,
   А этот шар привязанность к земле
   Неодолимую ничем пока имеет!
   Александр.
   Так как же думать тут?
   Растопчин.
                                                   Я мог бы предложить,
   Ваше величество, списать в расход те деньги,
   Какие на него затрачены, и дело
   С постройкой шара вовсе прекратить.
   Был повар у меня, -- хороший повар, --
   Но он -- француз, фамилией -- Турне;
   Исправно вел себя, пока войной не пахло,
   А вот недавно так заговорил.
   Что я его турнул как можно дальше!
   Смотрю на Шмидта, -- помню о Турне.
   Александр.
   А лекарь у Гудовича?
   Растопчин.
                                            Сальватор?
   Тот -- самый откровенный был шпион!
   Его и выслал в Пермь, хоть надо б было дальше.
   Александр.
   Да, этот Шмидт тем подкупил меня,
   Что бочки с порохом оттуда, с неба,
   Задумал сбрасывать, чтоб сделать взрыв.
   Как не прельститься этим? Впрочем, веры
   В его затею я не потерял.
   Нововведенья, -- вот чем движется война!
   Чем македонец побеждал? -- Фалангой,
   Нововведеньем своего отца.
   Сумели б сделать мы шаров воздушных десять --
   Могли бы армию врага остановить.
   Шишков.
   Об этом есть пословица у нас,
   Что будто "славны бубны за горами".
   Александр
   (недоуменно взглянув на Шишкова, Растопчину)
   Вы все-таки держите это в тайне, Федор
   Васильич.
   Растопчин.
                            Тайну я соблюл.
   Я Шмидта поместил в деревне под Москвою
   И сильный около поставил караул.
   Александр
   (кивая на плотно прикрытую дверь)
   А как там в зале?
   Растопчин.
                                       Там теперь Ивашкин,
   Мой обер-полицмейстер, на посту.
   Рассаживает всех... И кажется, уж кончил.
   Александр.
   А не было ль каких-нибудь несчастий,
   Когда народ встречал меня в Кремле?
   Народа много так вокруг себя
   Мне никогда не приходилось видеть.
   Растопчин.
   Ваше величество! Порядок соблюдал
   Наряд полиции... Не всяк и в Кремль впускался,
   Хоть всем хотелось своего монарха
   Как можно ближе лицезреть... Толпа --
   Всегда толпа: кто упадет, -- раздавит,
   Но было всем совсем не до того,
   Чтоб падать: видел в вас народ московский
   Свою надежду, крепкий свой оплот, --
   Он наглостью врага весьма обеспокоен.
   Александр
   (торжественно)
   Я убедился в том, что мысль моя
   В Москву приехать внушена мне богом.
   России сердце здесь, -- не в Петербурге,
   Москва себя должна и защитить.
   Когда-то Кремль был крепостью московской
   И защищал ее; теперь она, как Кремль
   Сама для всей России!.. Раз направлен
   Наполеона на нее удар,
   Она должна опорою стать войску.
   Вот план войны, -- другого плана нет!
   Растопчин.
   Вооружу всех жителей Москвы!
   Аракчеев
   (неприязненно глядя на Ростопчина)
   А есть в Москве оружие для этих...
   Для этих планов ваших?
   Александр
   (Растопчину)
                                                    Понял я,
   Что, говоря мне "всех", ввиду имели
   Вы только ополченцев. Вот о них
   Намерен говорить я и с дворянством.
   Балашов
   (показывая головой на дверь, Растопчину)
   Как много тут дворян?
   Растопчин.
                                                До двухсот человек.
   Собрать их больше было б очень трудно:
   Ведь летняя пора... Зато купцов,
   Их будет до трехсот, и только именитых.
   Александр.
   А знают ли купцы да и дворяне,
   О чем я с ними буду говорить?
   Растопчин.
   Ваше величество! Я ваше слово,
   Как сам сумел, внушал дворянам и купцам
   И извещен уже, что обсуждали
   Они между собой, как надо им решить.
   А как ценить они должны и будут,
   Что удостоились вот здесь услышать
   Из ваших уст державные слова!
   Передавать о том потомству станут,
   Как о счастливейших своих минутах жизни...
   Когда бы ваше слово записать,
   Да им потом раздать в печатном виде,
   Чтобы его вещественно хранить!
   Александр
   (сделав в сторону Растопчина останавливающий жест рукою)
   Хоть важен голос мой, важнее глас народа
   В такое время, как теперь... Как там?
   (Показывает на дверь).
   Готовы ли там все, чтоб говорить мне?
   Растопчин
   (кидаясь к двери)
   Сейчас узнаю!
   (Быстро отворяет дверь и закрывает ее за собою).
   Александр
   (Аракчееву)
                                Что? Ошибся ль в нем я,
   Когда его сюда, в Москву, назначил?
   Аракчеев.
   Он -- в соответствии с фамилией своей.
   Александр.
   Как должен я понять твою загадку?
   Растопчин
   (входя, Александру)
   Порядок полный там! Все ждут вас, государь!

Александр привычным жестом оттягивает высокий стоячий воротник мундира, кивает Растопчину на дверь, и тот широко отворяет ее, чтобы император России стал вполне виден своим многочисленным подданным -- знатным москвичам. Тут же раздается в зале громовое "Ура", многократное настолько, что император делает рукою милостивый прекращающий жест, после чего наступает тишина.

   Александр
   (поворачивая голову вправо)
   Дворянство славное, опора трона!
   (Поворачивая голову влево).
   Купечество Москвы первопрестольной!
   Мой злейший враг и всей России враг
   Собрал напротив нас большие силы,
   Которым мы пока не можем дать отпор.
   Не ждали мы, что будет так коварен
   И низок столь презренный Бонапарт!
   С ним долго мы вели переговоры:
   Я мир отстаивал. -- он предпочел войну,
   И никогда еще Россия не видала
   Такого войска на своих полях.
   Какое этот узурпатор трона
   Направил дерзновенно на Москву!
   Прекрасная Москва, где Кремль священный,
   Где прах покоится ее царей,
   Неужто отдадим ее мы чужеземцу?
   Неужто силы мощной не найдем
   Противостать ему?
   Крики в зале.
                                       Найдем!.. Поборем!
   Александр.
   Сил надо все же много нам собрать!
   Пусть враг могуч, нам надо ополчиться
   На войско Бонапарта всей землею,
   А русская ль земля не велика?
   Что ж выставить мы можем против войск,
   Испытанных в сраженьях? -- Ополченье!
   Есть армия у нас, но я приказ ей дал
   Задерживать врага, но отступая,
   Пока мы подкрепленья не пришлем.
   На вас моя надежда, москвитяне!
   Для ополчения мне нужны люди
   И нужны средства, чтоб людей кормить,
   Чтоб их одеть, чтоб в руки дать оружье.
   Людей мне дать должно мое дворянство,
   А средства дать купечество должно!
   Крики в зале.
   Дадим, надежа наш! Дадим людей и денег!
   Все отдадим, Москву чтоб отстоять!
   Александр.
   Какая надобность и в чем, скажу особо,
   Но рад таким я видеть свой народ;
   Все, как один, вставайте на защиту
   Родной земли и женщин и детей!
   Завоевателю доселе помогала
   Ему благотворящая фортуна, --
   Нам надо и его фортуну превозмочь!
   Нам надо армией с противником сравняться,
   Поэтому за благо мы сочли
   Еще потребовать из крепостных крестьян
   Для ополченья по четыре со ста.
   Купечество ж московское должно
   Собрать между себя... шесть миллионов!
   Но может статься, что, в видах войны
   С таким врагом, как наглый корсиканец,
   Усердье ваше превзойдет наш счет,
   Я с благодарностью приму к нему прибавку,
   Которую подскажет вам любовь
   Ко мне, к отечеству, к Москве любимой мною!..
   Вот обсудите тут, что я сказал,
   Имея то в виду, что положенье
   Серьезное, что медлить нам нельзя,
   Что промедление теперь подобно смерти,
   Как предок наш, Петр Первый говорил!
   Когда обсудите и примете решенье.
   То выборных ко мне пришлите доложить...
   Надеюсь, что опасность вас побудит
   Щедрее быть, чем я вам предложил.
   (Наклоняя голову, под крики "ура" отходит от двери, которую растворяет Растопчин).
   Растопчин
   (восторженно)
   Ваше величество! Не слышала Москва
   Таких словес высоких! Единенье
   Царя с народом на моих глазах!
   (Вытирает слезы).
   От ваших слов расплавятся и камни,
   Не только что московские сердца!
   Александр.
   Вы думаете, больше могут дать,
   Чем я им предложил?
   Растопчин.
                                            Я скромно полагаю,
   Ваше величество, что вдвое вам дадут!
   Александр
   Когда бы так!.. Даянье доброхотно
   Скорее соберут, чем если приказать.
   Я потому прибегнул к этой мере,
   Что в ней я больше видел свой успех.
   Приказ хорош там, в армии, откуда
   Я прибыл, но, признаться должен я,
   Что даже там к приказам нет почтенья.
   Не ладят генералы меж собой...
   Считаться старшинством в такое время!
   Но это, думаю, уладиться должно...
   А москвичи меня обрадовали очень,
   И вижу я, Москва моя попала
   В надежные, испытанные руки.
   Мой выбор был удачен!
   Растопчин
   (вытягиваясь)
                                                Рад стараться,
   Ваше величество! Вам вверена судьбой
   России целостность, и честь ее, и слава.
   Россия не страна, а океан земли,
   И в этом океане враг потонет,
   А мы ему поможем потонуть!
   Как Муромец Илья сидели сиднем
   Мы здесь в Москве, но если враг на нас
   Идет с такою силою великой,
   То встанет на него и наш народ!
   Александр
   (хмурясь)
   В Москву я прибыл не для слов, для дела.
   Здесь надо привести в известность всё:
   И арсенал, и хлебные запасы,
   И фабрики сукна, и мастерские...
   Все в армию! Ни в чем чтоб недостатка
   Солдаты не терпели... Слышал я,
   Что будто в прежнюю войну с Наполеоном.
   Питались только сухарями, а не мясом,
   И будто бы в иных полках дошло
   Уж до того, что даже кожу ели
   От собственных сапог!
   (Оглядывает всю свою свиту негодующе).
                                            Не верю, впрочем, нет,
   Чтоб так бесчестны были интенданты.
   Я это счел за выдумку, но строг
   Я буду к ним теперь!
   (Растопчину).
                                            Дружины ополченья
   Вы мне покажете, Федор Васильич?
   Растопчин
   Их Милорадович уж принял все! Они
   Теперь должны уж быть в походе. Мы же
   Готовим новые... Всеместно сбор идет,
   Чтоб силе вражеской стеной поставить силу.
   Однако надобно, чтоб Тула и Орел,
   И Ярославль, и Кострома, и Вятка,
   И Пенза, и Калуга, и Тамбов
   Сюда свое к нам слали ополченье,
   Муку, крупу, шинели, сапоги...
   Спасать Москву пусть будет общим делом.
   Конечно, знающих не будет офицеров,
   Но в армию придут, -- научат их...
   Из зала доносится гул голосов.
   Александр
   Там спорят, кажется?
   Растопчин.
                                                Без этого нельзя же:
   Из спора истина рождается всегда.
   Есть тароватые, но есть и поскупее
   Из не совсем разумных стариков.
   И то сказать: для них ведь это внове,
   Монарху чтоб мошной на помощь приходить.
   Александр.
   Без денег воевать нельзя, пусть это знают,
   И бабушке моей Екатерине
   Случилось на войну однажды занимать,
   К Демидову Орлов тогда был посылаем:
   Четыре миллиона дал взаймы!
   Аракчеев.
   А Бонапарту чтобы подготовить
   Такой поход неслыханный, кто мог
   Помочь деньгами?
   Балашов.
                                           Богачи Европы!
   Он говорить любил, что для войны
   Нужны три вещи: деньги, деньги, деньги!
   Александр
   (глядя на дверь)
   Не долго ль совещаются они?
   Растопчин
   (угодливо)
   Мне кажется, они уж сговорились...
   (Приотворяет дверь).
   Вот так и есть!

Входят двое: представитель от дворянства и представитель от купцов.

   Александр
   (поднимаясь с кресла, на котором сидит)
   Чем можете порадовать меня?
   Представитель дворянства
   (после поясного поклона)
   Великий государь! Призыв ваш к нам в сердца
   Вошел как наш священный долг сыновний.
   Единогласно нами решено.
   Ввиду такого всем нам испытанья,
   Дать в ополчение по десять со ста душ!
   Александр
   (радостно)
   Благодарю московское дворянство!
   (Протягивает руку, которую тот лобызает).
   Представитель дворянства.
   Ваше величество! Назвали нас,
   Дворян московских, вы "опорой трона".
   Такое мнение мы оправдать хотим:
   Постановили мы собрать три миллиона
   С дворян губернии московской!
   Александр.
                                                               A-а!.. Я рад!
   (Снова протягивает руку для лобызания).
   Представитель купечества
   (выступая вперед по знаку, данному Ростопчиным)
   Надежда наша, государь! Примите
   От нас, купечества, что мы решили дать
   На брань с злодеем лютым Бонапартом!
   Чтобы не допустить его до стен московских,
   Мы десять миллионов соберем!
   Мы -- с радостью! Москва бы уцелела!
   С Москвою наживем опять те миллионы,
   А без Москвы нам все равно -- аминь!
   Александр.
   Благодарю!
   (Протягивает руку купцу. Тот истово чмокает ее трижды).
                            Теперь скажу два слова!
   (Обращается к стоящим в зале).
   Дворянство и купечество мое!
   Я рад, я благодарен за поддержку!
   Теперь я вижу: нет! Врагам не быть
   И близко от священных стен кремлевских!
   На армию, как на свою смотрите:
   О ней заботьтесь вы, -- она не выдаст вас!
   В ней ваши люди, как и ваши дети,
   В ней жизнью жертвуют, чтоб вашу жизнь спасти...
   Привык в Европе враг к победам легким, --
   Отвыкнет он от этого у нас!
   Благодарю еще раз за поддержку!
   (Наклоняет голову).

В зале гремит перекатное "ура". Под это "ура" опускается.

Занавес.

Действие 4.

Картина 1.

На стройке винокуренного завода помещика Букреева и купца Пудовикова несколько рабочих -- плотников и каменщиков сидят на кучах кирпича и едят крутые яйца или вареный картофель с хлебом и зеленым луком. Они бородаты, в рубахах и грязных фартуках.

   1-ый рабочий.
   Вот, скажем так, полудневать мы сели...
   Сидим мы, например, и хлеб жуем.
   А думка есть у каждого: что будет
   Со мной, с тобою, с матушкой Москвой.
   Москва тем вознеслась, что в ней царя видали.
   Теперича спроси меня или тебя:
   Видали, мол, царя? -- Мы голову подымем
   Да отпечатаем: -- "А то, брат, нешто нет"? --
   Каков, мол, из себя? -- "Такой, -- мы скажем, --
   Что прямо как с небес Бог Саваоф сошел.
   2-ой рабочий.
   Сиянье было от него большое, --
   Что так, то так, я хаять не могу,
   А только
   (понизив голос)
                            бороды я не заметил.
   3-ий рабочий.
   Бог-саваоф, он, точно, с бородой.
   Ну, а царю, как барам, все едино,
   Особое выходит положенье:
   И тяжесть все ж таки, как там ни говори,
   А у господ привычка к легкой жизни.
   4-вёртый рабочий.
   Ты -- легкость думаешь, а я так -- заграница:
   Там, говорят, на это моды нет, --
   На божий образ, -- потому, известно,
   Не нашей веры: Бог у них другой.
   5-ый рабочий.
   (в ужасе)
   Без бороды? Неужто есть такие?
   А как же может их терпеть земля?
   1-ый рабочий.
   Земля-то что! Паскуд на ней что ль мало?
   Она себе всех терпит, -- ей-то что?
   А вот ты что скажи: идет хранцуз
   И всякие там с ним на нас народы,
   А что они, к примеру так, едят?
   Неужто, как и мы, всё всухомятку?
   Мы с сухомятки ног не задерем,
   Нам что? На месте мы, -- опять же и при деле,
   А им-то ведь какой конец ломать,
   Да на себе тащить все причандалы...
   Людей-то с две Москвы идет, иль как?
   Их чем же кормят, -- вот что мне скажи-ка?
   2-ой рабочий.
   Чем кормят?.. Не иначе так что мясом.
   1-ый рабочий.
   А мясо где берут? По нашим деревням?
   3-тий рабочий.
   А больше где ж им взять?.. Попали мы в отделку!
   Орда такая весь наш скот пожрет!
   4-вёртый рабочий.
   А чтоб сожрать, его сварить ведь надо?
   На чем варить он будет? На земле?
   Не иначе, как избы разбирает,
   Да заставляет наших баб пилить!
   2-ой рабочий.
   И то!
   (Бьет себя по колену).
                Что делает, -- подумать только!
   А как же царь наш допустил его?
   5-ый рабочий.
   Вот так и допустил... Как допускают?
   Недоглядели, -- вот и допустил!
   2-ой рабочий.
   Ну, все-таки, теперь должны очнуться.
   1-ый рабочий.
   Поди очнись, когда он скот наш жрет!
   Видал я раз зимой, -- у нас в деревне было, --
   Волк по сугробу на сарай залез
   Да в крыше прокопал дыру в соломе...
   Как на овец упал, так и пошел!
   Кажись бы так: одной ему довольно, --
   Нет, -- он зарезал их всех под итог!
   Не то штук двадцать пять, не то их тридцать.
   Всех до одной зарезал да убег,
   Как только дверь в сарае отворили!
   2-ой рабочий.
   Волк -- это что! К волкам привыкли мы:
   Он спокон веку наш... Сожрет, что удается,
   А то, бывает так, его убьют.
   Ну этот, кто на нас идет, волков хужее!
   1-ый рабочий.
   Затем-то царь и приезжал в Москву:
   Большой сурьез придал ему заботу:
   Того гляди, нам всем забреют лоб!
   3-тий рабочий.
   Забреют, -- не откажешься, -- что делать!
   Раз сила у него, и мы должны собрать...

Проходят мимо две женщины в платочках, с корзинками и останавливаются.

   1-ая женщина.
   Это что ж вы строите такое? Дом кирпичный?
   1-ый рабочий.
   Что строим -- называется завод.
   2-ая женщина.
   За-во-од!.. Ишь как, скажи, пожалуй!
   Не от казны ли?.. А завод какой?
   1-ая женщина.
   Должно что оружейный, потому как
   Война у нас теперь всесветная идет.
   1-ый рабочий.
   Не... Винокуренный... И он же не казенный,
   А есть таких ему хозяев двое здесь.
   2-ая женщина.
   (первой)
   Слыхала? Вино-куреный!.. Погибель!
   Итак от этой водки всем раззор!
   Чем мужу в дом нести каку копейку,
   А он ее -- в кабак! А баба вой!
   Э-э, чтоб вас!..
   (Плюет наземь, и обе отходят, но останавливаются невдалеке).
   2-ой рабочий.
                                    Во!.. Сурьезная, видать!
   Оно, известно, в рассужденье взять,
   То сколько баб таких с мужьями бьются
   Через вино... А между прочим что ж:
   С устатку если, как вино не выпить?
   И делу время, и потехе час!
   3-тий рабочий.
   Ишь, оружейные ей, бабе, строй заводы?
   Ну, раз война, и бабы воевать!
   1-ый рабочий.
   А воевать-то как? Подумай головою,
   Воюют вон, да что-то не слыхать,
   Чтоб наши где его как следует побили...
   (Всматривается из-под руки от солнца в правую от себя сторону).
   А это кто? Подрядчик наш идет?
   2-ой рабочий.
   И то -- подрядчик! И скажи пожалуй, --
   Чего-то несудом он к нам спешит!
   1-вый рабочий.
   Полудневать давай, ребята, бросим:
   Доешь потом, кто если не доел.

Все, один за другим, встают, отряхивают фартуки, прячут в сумки куски хлеба.

   Подрядчик
   (подходя)
   А что, хозяин не был здесь, ребята?
   Иль, может, и теперь он ходит тут?
   1-ый рабочий.
   Бог миловал: никто не приходил:
   Ни чтоб Пудовиков, ни чтоб Букреев-барин.
   Подрядчик.
   Букреев, -- тот без надобности мне,
   Купец же сказывал, что нонче тут он будет.
   Ну, стало быть, напрасно я спешил...
   А вы давно ль полудневать-то сели?
   1-ый рабочий.
   Да мы, признаться, так вскочили, зря:
   Ты очень шибко шел, -- поэтому вскочили:
   С испугу больше!
   Подрядчик.
                                       Ишь, -- перепугал!..
   Ну, это потому, что сам перепугался:
   Смоленск-то, слышал я, как свечечка, горит!
   1-ый рабочий.
   Смо-лен-ской город? Вот так... Свят, свят, свят!
   (Снимает картуз и крестится).
   2-ой рабочий
   Смоленск?
   Третий рабочий
                                Горит?
   4-вёртый рабочий
                                                Ужель ж не защитили?
   5-ый рабочий.
   Вон сила к нам какая, значит, прет!
   (Машет безнадежно рукой).
   Подрядчик.
   И, как бы вам сказать, уж что-то очень скоро
   К Смоленску подошли!.. Хотя и то возьми:
   Раз конных много войск, спроворить можно.
   1-ый рабочий
   А наши что ж? Неужто силки нет?
   Как это допустить могли?
   2-ой рабочий.
   Измена!
   Подрядчик.
                       Ну, раз не знаешь, так не говори!
   За это по головке не погладят.
   Так бухнешь, где не след, тебя и под замок!
   2-ой рабочий.
   А как же можно?
   1-ый рабочий
                                   Так: силов, мол, не хватает.
   2-ой рабочий.
   А раз что не хватает, как тут быть?
   Возьми да собери, -- на то начальство!
   Оружию нам дай, -- вот и пойдем.
   Зачем же мы дуром здесь возимся с заводом?
   Смоленск пожог, -- он и Москву пожжёт!

Подходят к рабочим старик с пожилой женщиной в темном линялом платке; за ними еще две женщины с двумя ребятишками.

   Старик.
   Смоленск пожог?
   Женщина в темном платке.
                                        Хранцуз?.. Смоленск пожог?
   А у меня же там сестра замужня!
   Сестра родная там, -- Федосья звать!
   Старик
   (ей)
   Ты так теперь скажи: была сестра родная
   В замужестве, а где теперь, Бог весть!
   Раз город весь сгорел...
   Другая женщина.
                                                    Родимые! Какой?
   Старик
   Смоленск!
   3-тья женщина
                           Смоленск?.. Так, стало, там хранцузы?
   1-ый рабочий.
   А что им делать там, раз город весь сгорел?
   Теперь им к нам идти!
   Старик.
                                                   А что же власти?
   Подрядчик.
   Не наше дело их, властей, судить!
   Царь был в Москве, -- поэтому хлопочет.
   А ты бы шел домой -- себе чтоб хлопотать...
   Здесь двор не проходной теперь... Зачем тут ходят?
   Старик.
   Всегда ходили тут...
   Подрядчик.
                                            Как пустошь тут была,
   Ну, а теперь -- строительство, сам видишь!
   Старик.
   Тогда поставь забор, чтоб знали мы!
   Женщина с ребятами.
   Нам все одно, что ты такое строишь,
   А тут ходить не можешь воспретить!
   Подрядчик.
   Не только что могу, а даже и обязан!
   Забор бы я поставил, -- досок жаль,
   Не мне, -- хозяевам...
   Старик с палкой
   (подходя, одной из женщин)
                                                        Об чем толкуют?
   Женщина.
   Смоленский город, ишь, француз пожёг!
   Старик с палкой.
   Ну-у!
   (Крестится).
   Пудовиков
   (подходит поспешно и, расталкивая людей, подрядчику)
                    Почему скопленье тут народу?
   Подрядчик
   (оборачивается)
   Я говорил, что надо тут забор.
   Пудовиков.
   Забор поставим, а его растащат...
   Тут стенку будем ставить, не забор.
   Что ж не работают?
   Подрядчик.
                                           Полудневали люди.
   Теперь начнут.
   (Рабочим).
                                       Ну, время продолжать.
   Рабочие медленно расходятся, но к женщинам и старикам подходят другие, между прочими и те две, которые стояли поодаль.
   Пудовиков
   (сердито)
   А вы что на дворе моем забыли?
   Старик с палкой.
   Не огорожено, так, стало, и не двор.
   И гнать поэтому правов ты не имеешь.
   Одна из женщин.
   А может мы итить и не хотим?
   Стоим и все... Тебе какое дело?
   Пудовиков
   (повышая голос)
   Я строю тут завод!
   Та же женщина.
                                           А слышал, что Смоленск
   Француз пожог? На кой же ляд ты строишь?
   У Бога не спросясь?
   Пудовиков
   (кричит)
   Учить меня? Пошли отсюда прочь!
   Подрядчик
   (расставляя руки)
   Идите, бабоньки, когда такое дело!
   Женщина в темном платке.
   Тебе-то ничего, а у меня сестра
   Жила в Смоленске, а у ней и дети, --
   Должна же я узнать, что с ними там?
   Пудовиков.
   Иди в полицию, -- там, может, скажут,
   А здесь-то я что ли тебе скажу?
   (Подрядчику).
   Пойдем-ка лучше сами мы отсюда.
   (Берет его за локоть и с ним уходит).
   Женщина в темном платке.
   А он, хозяин этот, не хранцуз?

Подходят еще двое один после другого. Первый -- бритый, одет по-господски; второй -- с рыжей молодой бородкой, в поддевке, похож на приказчика из Охотного ряда.

   Одетый по-господски
   (оглядев всех внимательно, но не оглянувшись назад, с подъемом)
   Эх, люди темные! Не знают ничего!
   Смоленск, наш город, взят Наполеоном...
   А кто ж такой он есть, На-по-ле-он?
   Старик с палкой.
   Известно кто: француз! Не той мы веры,
   Чтоб этого не знать.
   Одетый по-господски
   (понизив голос, таинственно)
                                               Скрывают все от вас!
   У матушки Екатерины двое
   Их было -- сыновья. Один наш царь был Павел
   Петрович, а другой -- На-по-ле-он!
   Петрович тоже... Только он наследство
   Во Франции большое получил...
   Так и остался жить... А брат -- в России.
   А завещание такое им дала
   Их матушка: кто раньше свет оставит,
   Того чтоб долю получил другой.
   Вот из чего идет за долей этой
   Наполеон... А войско у него
   Такое, что... Куда нам с ним сражаться!
   Смоленск погиб! А почему же так?
   Да вздумали ему сопротивленье,
   На-по-леону, а? Законному владыке!
   Вот почему!.. А надо бы отдать
   Да встретить, как по-русски, -- хлебом-солью.
   Вот надо как: о-он за своим идет!
   (Стремительно хочет пройти дальше, но кидается за ним одетый в поддевку).

Тут же появляются Подрядчик и Пудовиков.

   Одетый в поддевку
   (кричит)
   Держи его! Вяжи его! Шпион!
   Подрядчик и Пудовиков помогают одетому в поддевку задержать одетого по-господски.
   Одетый по-господски
   (пробуя вырваться, кричит)
   Не сме-еть!.. Я всем властям известен, хамы!
   Одетый в поддевку
   (выкручивая ему руки, вяжет его)
   Я цельный час за ним хожу-слежу!
   Да не было мне случая такого...
   Одетый по-господски
   (кричит)
   Насилие! Разбой! Вы все в ответе!
   1-ый рабочий
   (подходя)
   А что ж? Пожалуй, так и будем отвечать?
   Одетый в поддевку.
   Иди, держи его, а отвечать я буду!
   Я за него награду получу!
   Ты видишь ли, кто я?
   (Распахивает поддевку, под которой -- полицейский мундир).
                                           Вот!
   Я тоже, брат, шпион!
   Только служу Растопчину я, графу
   А бороду себе приклеил я...
   Поможешь мне отвесть его в участок!
   Подрядчик.
   Он -- на работе тут: ему нельзя!
   Одетый в поддевку.
   Приказываю я!
   Одетый по-господски
   (кричит)
                                    Насилие! Разбой!

Занавес.

Картина 2.

Гостиная в доме Букреева. Букреев сидит за столом, -- против него Пудовиков.

   Пудовиков.
   Уж выгодней завода быть не может,
   Чем винокуренный: промашки в этом нет.
   Букреев.
   Я не о выгоде... Об этом говорилось...
   И потому в компанию вошел
   Я к вам, да время подкузьмило,
   И промахнулись оба с вами мы.
   Чем дальше в лес, тем больше дров, а если
   Ухлопаем еще мы на завод,
   То, в случае чего, убыток станет вдвое...
   Вот почему решил я: прекратить!
   Пудовиков.
   Вам так легко сказать: вы -- господин,
   А черная во всем на мне работа.
   С подрядчиком ведет кто дело? -- Я!
   И за рабочими смотрю все я же.
   Сказать, известно, просто: прекратить;
   А как же прекратить, когда с подряду
   Ведут работы?.. Договор ведь был
   С подрядчиком, чтоб все нам сдал готовым,
   А у него, само собой, артель,
   И все им куплено: кирпич и лес, железо...
   Нам что же, -- у него материал
   Весь откупать, раз прекратить желаем?
   Мы скажем; прекратить! Он скажет: уплатить!
   А там и плотники подымут шум
   И каменщики тоже в свой черед...
   Всем есть-пить надо: то была работа,
   А то ее вдруг нету, -- как им быть?
   Букреев.
   Подумаешь свет клином им сошелся!
   Пускай другую ищут где хотят!
   "Подымут шум"!.. Какой, когда воюем?
   Мы дома у себя, не где-нибудь!
   (Встает и начинает ходить по комнате, потом подходит вплотную к Пудовикову и говорит вполголоса).
   Вы о Смоленске слышали?
   Пудовиков
   (подымаясь)
                                                       Да, слышал.
   Букреев
   Так что же вы мне тут какой-то договор?
   (Говорит, продолжая ходить).
   А царь зачем же приезжал в Москву-то?
   Молебен разве только отслужить
   По случаю, что с Портой помирились?
   (Понизив тон).
   "Москва, вишь, под ударом!" -- так сказали.
   Пудовиков.
   На это уж его святая воля,
   Зачем он приезжал... Взял денежки с купцов,
   А с вас, господ, людей для ополченья...
   Не мы войну ведем... В отставке вы,
   А я и вовсе староват годами,
   Чтоб в ополченцы взяли рядовым.
   Война что делает? Всё жжет и всё корежит,
   А наше дело строить ей на зло.
   А если думать нам, что вдруг возьмем помрем,
   Тогда, дескать, зачем все затеваем,
   То, значит, ручки всем сложить на животе,
   Да часу смертного не емши дожидаться.
   Букреев
   (на ходу)
   Хватил!
   Пудовиков.
                        Нет, в самом деле это так:
   Сидим под потолком, -- вдруг думать станем:
   Треснет он да вниз посыпется! Вот и беги тогда!
   Лукерья
   (входя из другой комнаты, Букрееву)
   К вам, барин, барыня войти желают.
   Букреев
   (очень встревоженно)
   Вот на! Войти? Зачем? А как она войдет?
   Лукерья.
   Да я им помогу... Тут лягут на диван.-
   Букреев.
   Зачем?.. Ах, Боже мой!.. Не ты ль ее, воструха,
   Встревожила? Торчала здесь поди?
   (Кивает на дверь).
   Да ей передавала, как сорока!
   (Пудовикову).
   Больную женщину грешно бы беспокоить,
   Да так и быть: пусть знает все сама,
   А то подумает, что я виновник
   Всех наших бед...
   Пудовиков.
                                       Какие ж беды тут?
   Мы дело делаем, а не безделки, --
   Не пьянствуем и в карты не играем,
   А строимся...
   Букреева
   (появляясь в гостиной, опираясь на Лукерью, слабым голосом)
                                А если все сгорит?
   Букреев
   (идя ей на помощь)
   Напрасно ты, мне кажется, напрасно!
   (Подводит вместе с Лукерьей жену к дивану).

Пудовиков, подымаясь, кланяется ей низко, не сходя со своего места.

   Пудовиков
   (дождавшись, когда Букрееву уложили на диван)
   Гореть, сударыня, Москве не привыкать,
   А чтобы так уж вся сгорела, -- не случалось.
   Букреева.
   Однако ж говорят, что было предсказанье
   Такое, что Москве гореть -- не миновать.
   Пудовиков.
   Сударыня, -- как верить предсказаньям,
   Тогда зачем и в доме вашем жить?
   Тогда совсем бы вам отсюдова уехать
   Куда глаза глядят.
   Букреев
   (морщится и машет ему рукой)
                                        Ну, это ни к чему!
   Букреева.
   Дом наш стоит давно, а ваш завод затея
   Нам новая... И надо подождать...
   Пудовиков.
   Да жалко и бросать: немного уж осталось,--
   Его уж мы под крышу подвели...
   Опять же люди... Крышу б натянули,
   А то -- ни то, ни се... Будь крыша, -- есть строенье,
   А стены что ж одни?.. Война войной
   Москва Москвой, а нам завод заводом!
   Букреев
   (жене)
   Что хочешь ты сказать, я все уж говорил.
   Пудовиков
   (Букреевой)
   И то еще возьмите в рассужденье,
   Пожар, допустим... Хорошо... Пожар...
   А вот, допустим, дом ваш деревянный,
   Завод же -- каменный: огню его не взять.
   Букреева.
   Нам, значит, загодя в завод перебираться?
   Пудовиков.
   Зачем же-с? Этого я вам не говорю.
   Букреев
   (Лукерье)
   А ты что здесь торчишь? Иди отсюда.

Лукерья уходит.

   Тут в чем-то правда есть, а в чем-то и просчет.
   Но, главное, конечно, неизвестность.
   Букреева.
   Смоленск! Одна надежда на него,
   Там стены крепкие,--по ним скачи на тройке!
   Не остановится ли там Наполеон?

Букреев делает знаки Пудовикову, прикладывает палец к губам.

   Пудовиков.
   Не там, так здесь, ну, как не остановят?
   Остановить должны и вон погнать!
   Лукерья
   (быстро отворяя двери)
   К нам господа Назимовы! Все трое!
   Букреева
   (слегка поднимаясь)
   Назимовы? А как я их приму?
   Букреев
   (укладывая ее снова)
   С больной не спросится: лежишь, -- лежать и будешь;
   Я их приму!
   Пудовиков
   (вставая)
                                Раз так, я -- лишний тут...
   Поэтому пойду... Прощенья просим!
   (Откланивается и уходит).
   Букреев
   (стоя перед диваном)
   Тут дело ясное; купец не виноват,
   И я не виноват само собою.
   Когда бы не война, чем плохо, что завод?
   Да где завод? -- В Москве!.. Ничем не плохо!
   Я так и рассуждал, а оказалось влип...
   Из-за кого же? -- Из-за Бонапарта!
   Из-за того, кто вон какой завод
   На всю Европу захотел построить!
   Букреева.
   Для сына мы живем, -- не для себя,
   А ты его оставишь чуть не голым...
   Что было денег, -- жулику-купцу
   Их отдал ты, чтобы они пропали...
   А сын...
   Букреев.
                       О нем-то вот и думал я!
   Завод -- ведь это дело, не безделка,
   Купец не глуп, он правду говорит.
   Из сына чтоб не вышло вертопраха,
   Вот для чего в завод я этот влез.
   (Идет к дверям, чтобы встретить гостей).

Входят Назимова и Верочка.

   Назимова
   (Букреевой)
   Наталья Павловна! Голубушка! Лежите!
   Но все-таки как будто лучше вам!
   Верочка.
   Конечно, лучше! И лицо свежее!

Обе целуются с Букреевой.

   А как жених мой? Не прислал письма?
   Букреева.
   Письмо всего одно мы получили.
   (Через силу).
   Воюют там... Где письма там писать?
   (Вытирает слезы платочком).
   Назимова.
   А что ж вы плачете, голубушка!.. Война
   Не наше женское, -- оно мужское дело...
   Не зря же учат их, как надо воевать.
   Букреева.
   Оно-то так... да думается все,
   Как он, моя кровинушка, теперь-то.
   Французы, говорят, к Смоленску подошли...
   Вы не слыхали ли чего, родная?
   Назимова.
   Да тоже так вот слышала и я,
   Что наши армии, хоть и соединились,
   Багратион к Барклаю подошел,
   А тут и бонапартовское войско.
   Букреева
   (тревожно)
   Сражаются уж, стало быть, там наши?
   Верочка делает знаки матери
   Назимова
   (бодро)
   Сражаются ли, нет ли, -- не слыхать.
   Букреева.
   Ну, разве же Смоленск оставят наши?
   Смоленск ведь это -- крепость, а не так
   Какой-то город... Это же не Витебск.
   Назимова
   (успокаивающе)
   На все приказ: прикажут, -- отойдут.
   Верочка
   (благодарно глядя на мать)
   Реляций не было об этом никаких!
   Смоленск, конечно, от Москвы далеко,
   А я бы все-таки поехала туда:
   Я маме уж об этом говорила.
   Назимова
   (возмущенно)
   Так, та-ак! Еще и здесь об этом говори!
   Выкладывай все глупости шальные!
   По-е-хала б она! А я чтобы пустила!
   (Букреевой).
   Ведь вот что значит -- нет еще ума!
   Москву, чтоб уберечь, сам царь о том хлопочет,
   А ей в Смоленск втемяшилось скакать!
   И без тебя в Смоленске обойдутся:
   Смоленск на то Смоленск, -- Москву чтоб защищать!
   На то он называется и крепость!
   Букреева
   (внимательно глядя на Назимову и Верочку)
   Вы что-то знаете? Не с тем ли и пришли?
   Назимова
   (всплескивая руками)
   Что ж можем знать мы? Ровно ничего!
   Курьеры что ли к нам, раз мы -- в отставке?
   А что болтают люди, то сказала:
   Должны Смоленск французы осаждать,
   А наши в нем должны обороняться...
   На то война!

Входят Букреев и Назимов. Букреев, глядя на Назимова, прикладывает палец к губам.

   Назимов
   (подходя к Букреевой)
   Почтение мое, Наталья Павловна!
   (Целует руку).
   Как живы, как здоровы?
   Да вижу, вижу, лучше вам теперь,
   Раз в гостиную из спальни перебрались.
   Букреев.
   И перешла сама, а Луша чуть держала
   За локоть, так!
   (Показывает, как, берясь за локоть Назимова и в то же время отводя его от дивана и усаживая за стол).
   Букреева
   (Назимову)
   В Смоленске, как, скажите?
   Назимов.
                                                        Как должно,
   Наталья Павловна!.. Мы тоже воевали
   В свое-то время, с вашим муженьком
   В одной дивизии, -- как это вам известно, --
   И все-таки господь нас уберег...
   Пришел черед другим, какие помоложе...
   А как же иначе? 11а этом свет стоит!
   Спокон веков все люди воевали.
   Живут в покое, -- нет! Все кажется не то,
   Все им чего-то очень не хватает.
   Чего же именно? Да этой вот войны!
   А нет войны, -- дерутся на дуэлях.
   Нам не поехать ли в свои деревни, а?
   Что ж в самом деле мы сидим в Москве-то?
   Ведь летняя пора, а мы в Москве засели, --
   Вот мы о чем пришли поговорить.
   Вам не московский воздух, -- деревенский,
   Наталья Павловна, скорее бы помог.
   Букреева.
   Оно бы так, а там кому ж лечить?
   В Москве-то здесь ко мне приходит лекарь,
   Микстуру мне дает, а там кому?
   И все-таки тут что-нибудь услышишь,
   А там-то?.. Глухо-мань!
   Букреев.
                                                Да, лекарь ходит к нам...
   Ему бы время и сейчас прийти бы,
   Да верно где-нибудь задержан кем другим.
   Назимов.
   Он немец?
   Букреев.
                            Ну, а кто ж! И немец, и старик...
   Постарше нас, -- имеет, значит, опыт,
   Он ничего, -- внимательный такой:
   Присядет к ней и обо всем расскажет,
   Хотя по-русски плохо говорит.
   Лукерья
   (входит, в сторону)
   Вот здесь теперь больная.
   Лекарь
   (войдя за ней и качая головой)
   А-яй, никарашо!
   Зачем тревожил?.. Здрасте, господа!
   Букреев
   (здороваясь с лекарем, причем Назимовы только кивают ему головой)
   Сама встревожилась! Я тоже удивился,
   Когда сюда из спальни перешла.
   Должно быть так микстура помогла ей!
   Лекарь.
   О, да-а!.. Микстура, да, должна им помогайт!
   (Берет руку Букреевой, считает пульс).
   Букреев
   (лекарю)
   Как скажете?
   Лекарь
   (делает другой рукой знак, чтобы ему не мешали считать, потом)
                                    Пульс, это, не совсем...
   Пульс слабый, да... А кофе может дайт?
   Букреев
   (Лукерье)
   Как кофий, -- есть у нас? Иль не купили?

Лукерья отрицательно поводит головою.

   Вот, видите...
   (Лекарю).
                                Нельзя ли просто чай?
   Букреева
   Я чай пила... Ну, значит, не помог.
   Да ничего: я отойду, -- не надо.
   (Лекарю).
   Микстуру новую хотели вы привезть.
   Лекарь•
   Я не забыл, мадам! Как можно забывайт?
   В аптека там... Ну, нет готово, нет!
   Лекарства надо делать, а не так!
   Смоленск! Смоленск! Горел, горел, сгорел!
   Одно слыхал там я, а не микстура!

Все, кроме Букреевой, хватаются за головы и негодующе глядят на лекаря.

   Букреева
   (лекарю)
   Ка-ак так?.. Ка-ак так? Сгорел? Смоленск?
   Назимов
   (поднимаясь)
   Да болтовня! Все болтовня пустая!
   Букреев.
   Вздор! Вздор!
   (Грозно смотрит на лекаря).
                                Скажите же, что вздор!
   Лекарь
   (поняв и испугавшись)
   Мадам! Ви знайт, я плохо говорю!
   Смоленск, Смоленск, а что? Я их не понимаю.
   Он не горел?!.. Он не сгорел?!.. Так надо!
   А где ж микстура?
   (Смотрит на Лукерью).
   Лукерья.
                                       Принесу сейчас!
   Остались в спальне пузырек и ложка!
   Букреева
   (оглядывает всех широкими глазами)
   Так как же он?.. Сгорел... иль не сгорел?
   Лукерья
   (поспешно вбегая и ставя пузырек на стол)
   Там офицер к нам в дом идет какой-то!
   (Убегает).
   Верочка.
   Как? Офицер?
   (Порывается было за Лукерьей).
                                А может это...
   Назимова
   (удерживая ее)
                                                                Стой!
   Куда ты? Раз пришел, -- войдет сюда, увидишь!
   Приличья все-таки тебе бы надо знать!
   Букреева
   (которой лекарь дал ложку микстуры)
   Так это же, должно быть, он, наш... Вася!
   А Луша-дура... не могла узнать...
   Верочка
   (сияя от радости)
   Да! Это он!.. А кто ж? Конечно, он!
   Лукерья
   (отворяя дверь и пропуская офицера с подвязанной к шее рукой)
   К нам, говорят, оттуда, из Смоленска!

Входит офицер.

   Офицер
   (переводя глаза с Букреева на Назимова)
   Поручик Семенцов! К вам из Смоленска прибыл
   Печальное известье передать.
   Букреев
   (ошеломленно)
   Печальное?.. Так, может быть, вы лучше...
   Офицер.
   Кор-рнет Букреев смертью храбрых пал!
   Верочка.
   А-ах!
   (Падает, ее подхватывает Назимова).

Лекарь машет рукой в сторону офицера и кидается было к ней, но оборачивается на стон Букреевой, берет ее за руку, потом выхватывает из кармана трубочку стетоскопа, слушает сердце Букреевой.

   Лекарь
   (с отчаянием в голосе)
                        Нет жизни!.. Жиз-ни нет!..

Занавес.

   1955 г.
   
   Источник текста: Сергеев-Ценский С. Н., "Повести и рассказы", Симферополь, "Крымиздат", 1963 г. С. 407 - 529.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru