Середа Николай Акимович
Бунт киргизского султана Кенисары Касимова (1843-1847 гг.)

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

БУНТЪ КИРГИЗСКАГО СУЛТАНА КЕНИСАРЫ КАСИМОВА
(1843--1847 гг.).

I.
Осенняя экспедиція 1843-го года, ея послѣдствія.-- Безпорядки первой половины 1844-го года.-- Интриги Кенисары и преданіе суду В. С. Лебедева.-- Назначеніе на его мѣсто полковника Дуниковскаго.

   Изученіе нашей политики на Востокѣ и нашихъ отношеній въ кочующимъ племенамъ Средней Азіи, какъ велась первая и какъ слагались послѣднія въ весьма недавнемъ прошедшемъ, представляетъ много поучительнаго въ настоящемъ и для ближайшаго будущаго. Мы уже имѣли случай {См. выше: авг., 641 стр., и сент., 60 стр. 1870 г.} познакомиться съ событіями Оренбургскаго края въ концѣ 30-хъ и въ началѣ 40-хъ годовъ, главнѣйшимъ героемъ которыхъ былъ одинъ изъ замѣчательныхъ киргизскихъ султановъ того времени Кенисара Касимовъ,-- этотъ киргизскій Шамиль. Никто, какъ онъ, не умѣлъ эксплуатировать простодушіе и патріархальность нашей мѣстной администраціи и пользоваться ея ошибками, источникомъ которыхъ всегда являлась одна и таже причина: отсутствіе всякихъ заботъ объ изученіи завоеваннаго края и величайшая самоувѣренность, которая могла равняться одному нашему невѣдѣнію силъ противника и его средствъ.
   Еще въ іюнѣ 1843-го года Кенисара задумалъ поднять всѣхъ киргизовъ; мѣсяцъ прошелъ прежде, нежели въ Оренбургѣ окончательно убѣдились въ необходимости энергическаго дѣйствія; но и затѣмъ оренбургскому генералъ-губернатору предстояло списаться съ Петербургомъ и просить денегъ у правительства чрезъ канцлера Нессельроде, какъ для открытія военныхъ дѣйствій, такъ и для объявленія цѣны за голову Кенисары, сверхъ того, 3,000 рублей. Между тѣмъ, положеніе нашего врага Кенисары было несравненно выгоднѣе: разграбивъ мирные аулы тлявскихъ киргизовъ, кочевавшихъ по рѣкѣ Уилу, онъ обратился съ прокламаціей къ біямъ Назаровскаго отдѣла, призывая ихъ покориться ему и признать его своимъ ханомъ:
   "Богъ всемогущъ и вѣченъ -- такъ начинаетъ прокламація Кенисары назаровскимъ біямъ;-- по волѣ Всевышняго, на васъ легла кровь нашихъ людей. Раскайтесь въ этомъ ужасномъ дѣлѣ, признайте меня ханомъ, будьте моими,-- я хочу сблизиться съ вами; вы не побоялись Бога, ратуя противъ меня, не почли покойниковъ. Ваши проступки наказали тлявцевъ. Ежели раскаетесь въ дѣлахъ вашихъ, то пусть лучшіе изъ васъ прибудутъ ко мнѣ. Я буду многомилостивъ къ вамъ. Если же не явитесь, то я, проживъ въ ожиданіи васъ тридцать лѣтъ, тридцать же лѣтъ буду карать васъ!
   "Надѣюсь на Бога.
   "Посылаю къ вамъ слугу своего Бавбука, вѣрьте словамъ его. Султанъ Кенисара печать приложилъ".
   Это воззваніе произвело свое дѣйствіе; назаровцы рѣшили послать лучшихъ людей съ изъявленіемъ совершенной покорности ихъ хану, но, въ тоже время, какъ-бы въ оправданіе себя предъ оренбургскимъ начальствомъ, они, чрезъ султана-правителя, представили въ пограничную коммиссію одинъ экземпляръ обращеннаго къ нимъ воззванія хана Кенисары.
   Назаровцы поняли, что обстоятельства ставили ихъ между двухъ огней: съ одной стороны ихъ ожидало наказаніе русскихъ, а съ другой -- безпощадный гнѣвъ и варварская месть грознаго хана Кенисары. Понятное дѣло, что изъ двухъ золъ они выбрали меньшее, т.-е. признали свою зависимость отъ Кенисары, разсчитывая, что русскія власти, отличаясь всегда гуманностью въ прежнее время, и на этотъ разъ будутъ къ нимъ снисходительны, въ виду вынужденной ихъ покорности Кенисарѣ и тѣхъ услугъ, которыя, въ бывшіе поиски противъ мятежнаго султана, были оказаны ими русскимъ отрядамъ, дѣйствовавшимъ въ степи. Ослушаніе же приказаніямъ грознаго и сильнаго хана неминуемо бы влекло за собою полное и конечное разореніе безъ всякой пощады!..
   Признаніе Кенисары ханомъ однихъ изъ послѣднихъ, еще независимыхъ отъ него отдѣленій оренбургскихъ киргизовъ, придало мятежному султану еще болѣе дерзости въ его замыслахъ. Ему пришла мысль вновь подчинить своей власти тѣ изъ родовъ сибирскихъ кайсаковъ, которые, незадолго до прикочеванія къ оренбургской линіи, отложились отъ него. Сознавая свою мощь, мятежникъ, надменно, писалъ къ сибирскимъ киргизамъ повелѣніе -- немедленно признать его своимъ ханомъ и принять участіе въ общемъ дѣлѣ: освобожденія киргизскаго народа отъ русской власти.
   Посланіе это было адресовано на имя султана Кучакова, отца Кулдокана, который былъ освобожденъ изъ плѣна по ходатайству Кенисары, но въ 1843-мъ г. вмѣстѣ съ отцомъ, завидуя успѣхамъ Кенисары, отложился отъ него.
   Въ тоже время, Кенисара подкрѣплялъ свои посланія силою оружія, производя набѣги на всѣ роды киргизовъ оренбургскаго я сибирскаго вѣдомствъ, которые упорно отказывались признать его своимъ ханомъ и платить ханскіе налоги съ муки, барановъ и капитала. Когда въ Оренбургѣ еще испрашивали и. ожидали разрѣшенія: какія мѣры принять противъ мятежнаго султана,-- послѣдній, не стѣсняясь, дѣйствовалъ изустно и письменно и оружіемъ.
   Такъ, въ іюлѣ 1843 года, приверженцы Кенисары угнали у біевъ Джагалбайлинскаго рода Балышева отдѣленія, Сутьимгенева и Викъ Кутенева съ прочими, 790 лошадей. Дѣла въ степи становились, съ каждымъ днемъ, все опаснѣе и опаснѣе; 32 рода киргизовъ (Оренб. вѣдом.) -- одни добровольно, увлекаясь богатырствомъ Кенисары, другіе изъ страха его гнѣва, но всѣ болѣе или менѣе признавали Касимова своимъ ханомъ (чему много способствовало, мимоходомъ замѣтимъ, и происхожденіе Кенисары отъ Аблай-хана), платили ему зякетъ и служили въ его войскахъ. Оренбургское начальство не знало, что предпринять, а изъ Петербурга отвѣта еще не было. Въ сороковыхъ годахъ сообщеніе съ Оренбургскимъ краемъ, какъ вообще, производилось въ экстренныхъ случаяхъ черезъ курьеровъ;-- вслѣдствіе чего, оренбургской администраціи приходилось ждать отъ двухъ до трехъ недѣль просимаго разрѣшенія, а иногда и болѣе, такъ что энергичный и дѣятельный Кенисара, въ такой значительный періодъ времени, всегда успѣвалъ новыми набѣгами или политическою перепискою съ Обручевымъ, заставить послѣдняго отмѣнять свои первыя распоряженія и входить съ новыми представленіями къ министрамъ иностранныхъ дѣлъ и военному, испрашивая указаній: какъ "въ данномъ случаѣ" поступить съ безпокойнымъ султаномъ?
   Но генералъ Обручевъ своимъ донесеніемъ поставилъ канцлера въ самое затруднительное положеніе предъ императоромъ, такъ какъ графъ Нессельроде, основываясь на прежнемъ донесеніи генерала Обручева, утромъ того же дня всеподданнѣйше докладывалъ, что оренбургскій военный губернаторъ говоритъ о совершенной и безусловной покорности Кенисары, а вечеромъ -- что "опасный мятежникъ угрожаетъ не только степи оренбургскихъ кайсаковъ, но даже и линіи", и что для пресѣченія его замысловъ нужно принятіе мѣръ "военныхъ и скорыхъ" и 14 т. руб. на поискъ. Два противорѣчащія представленія Обручева были получены канцлеромъ въ одинъ день -- одно утромъ, другое вечеромъ.
   Все это сбивало съ толку графа Нессельроде, который медлилъ иногда отвѣтомъ, ожидая: не получитъ ли онъ изъ Оренбурга болѣе спокойнаго и разъясняющаго донесенія; но надежды его не сбывались. Канцлеръ медлилъ, Обручевъ недоумѣвалъ, а Кенисара дѣйствовалъ съ успѣхомъ; почти вся Оренбургская степь, въ буквальномъ смыслѣ этого слова, отложилась отъ Россіи и признала своимъ ханомъ султана Кенисару. Такому политику, какимъ былъ генералъ Обручевъ, исключительно посвящавшій всѣ свои помыслы и свободное время парадамъ и разводамъ съ церемоніей, некогда было додуматься, въ виду безпрерывно измѣнявшагося хода дѣла въ степи, что необходимо испросить себѣ полномочіе: дѣйствовать противъ Кенисары соображаясь съ обстоятельствами.
   Отсюда ясна та трудность и продолжительность борьбы съ Кенисарой, которая приводила оренбургское начальство въ бѣшенство и отчаяніе и въ мѣрамъ и мечтамъ одна другой смѣшнѣе, одна другой нелѣпѣе. Когда Кенисара, совершенно свободный въ своихъ дѣйствіяхъ, безпрерывно переходилъ отъ явнаго мятежа въ мнимой покорности, генералъ Обручевъ терялся, становился въ тупикъ и гналъ въ Петербургъ курьера за курьеромъ, съ вѣчнымъ вопросомъ: что дѣлать? Разумѣется, что до разрѣшенія этого рокового вопроса военныя дѣйствія превращались, и отряды или отзывались изъ степи на линію, или получали приказаніе, не трогаясь съ мѣста наблюдать за Кенисарою. Конечно, Кенисара, пользуясь перемиріемъ, снимался съ позиціи, и въ виду русскаго наблюдательнаго отряда уходилъ отъ него за другое невидимое мѣсто, гдѣ уже, разумѣется, оставшійся на прежней позиціи отрядъ нашъ не могъ никакъ слѣдить за Касимовымъ, теряя всякій смыслъ наблюдательнаго поста!..
   Такъ въ Оренбургѣ ждали съ нетерпѣніемъ утвержденія канцлеромъ и военнымъ министерствомъ плана и необходимыхъ расходовъ экспедиціи въ степь, которая должна была выступить перваго августа; но желаемаго разрѣшенія не было еще и въ концѣ іюля, ибо въ послѣднихъ числахъ этого мѣсяца въ Оренбургѣ былъ [полученъ отвѣтъ канцлера лишь на пресловутое представленіе Обручева о прибытіи Кенисары въ Оренбургъ. Графъ Нессельроде высказалъ сомнѣніе на счетъ прибытія Кенисары въ Оренбургъ, или на линію, для переговоровъ съ генераломъ Генсомъ; но еслибы, сверхъ всякаго чаянія, продолжалъ онъ, мятежный султанъ дѣйствительно прибылъ въ Оренбургъ, то онъ просилъ, не принимая противъ Кенисары никакихъ мѣръ, тотчасъ-же -- для полученія приказаній -- довести о томъ до высочайшаго свѣдѣнія!
   Только 3-го августа было получено въ Оренбургѣ письмо государственнаго канцлера, извѣщавшее о томъ, что императоръ Николай Павловичъ разрѣшилъ возобновить военныя дѣйствія противъ Кенисары, съ отнесеніемъ потребнаго для экспедиціи расхода на кибиточный сборъ; относительно же купли головы Кенисары графъ Нессельроде присовокупилъ: "особенныя мѣры, о которыхъ вы писали въ вашемъ во мнѣ письмѣ, также одобряются и вы можете, въ случаѣ надобности, позаимствовать потребныя деньги изъ того же источника", т. -е. изъ кибиточнаго сбора.
   Въ концѣ августа, отрядъ въ 1,800 человѣкъ, при четырехъ орудіяхъ, подъ главнымъ начальствомъ полковника Безянова, выступилъ, какъ предназначалось, съ двухъ пунктовъ, къ горѣ Айрюкъ (въ Мугоджерахъ) для дѣйствій противъ Кенисары. На пути слѣдованія къ экспедиціи присоединились султаны-правители восточной и западной частей, съ преданными имъ киргизами и находящимися въ ихъ распоряженіи казачьими отрядами; съ сибирской линіи также былъ двинутъ вспомогательный отрядъ, подъ начальствомъ полковника Кривоногова, человѣка, понимавшаго характеръ степной войны, и вообще говоря, талантливаго.
   Отрядъ, выступившій изъ Орской крѣпости, за болѣзнью начальника, В. С. Лебедева, былъ ввѣренъ полковнику Дуниковскому, человѣку безпечному, неумѣлому и вмѣстѣ съ тѣмъ самонадѣянному до-нельзя. Такая замѣна ловкаго и отлично понимавшаго характеръ войны съ Кенисарою, В. С. Лебедева человѣкомъ малоспособнымъ, не предвѣщала хорошаго исхода открывшейся экспедиціи. Отряды наши двигались крайне медленно; блудили въ степи, по необходимости часто измѣняя маршрутъ -- попадали не туда, куда нужно; но, наконецъ, кое-какъ соединились для совокупныхъ дѣйствій противъ мятежника. Было сдѣлано нѣсколько поисковъ къ кочевкахъ Кенисары, но они не принесли желаемыхъ результатовъ; было, правда, отбито много скота, впослѣдствіи проданнаго въ Орской крѣпости, для вознагражденія изъ вырученной суммы пострадавшихъ отъ шаекъ Кенисары ордынцевъ, но самого султана захватить не могли.
   Кенисара заставлялъ наши отряды гоняться за собою безъ устали, такъ что довелъ до полнаго изнуренія не только лошадей, бывшихъ въ обозѣ, но и подъ всадниками; завязавши, напр., перестрѣлку, онъ вдругъ снимался и начиналъ отступать, забирая съ собою все, что было для него необходимымъ. Казаки, будучи на изнуренныхъ лошадяхъ и въ пескахъ степи, не могли его преслѣдовать, а киргизы, бывшіе при султанахъ-правителяхъ, втайнѣ сочувствуя Кеннсарѣ,-- тоже не отличались ретивостью въ преслѣдованіи мятежныхъ скопищъ, отговариваясь изнуренностью лошадей. къ этому надо прибавить, что ранняя, холодная и дождливая осень также благопріятствовала Кенисарѣ, и еще больше вредила и препятствовала нашимъ поискамъ. Въ половинѣ октября, т.-е. пробывши въ степи только 1 1/2 мѣсяца, отрядные начальники доносили въ Оренбургъ, что въ виду крайняго изнуренія людей и лошадей, а также и дурной погоды, поиски долѣе не могли продолжаться въ степи съ желаемымъ успѣхомъ, а потому просили позволенія отступить къ линіи. Совершенно въ томъ же духѣ получились пограничною коммиссіею донесенія султановъ-правителей.
   Въ силу этихъ заявленій, отряды были отозваны изъ степи, и въ Оренбургѣ признали необходимымъ превратить военныя дѣйствія до весны будущаго 1844-го года. А чтобы придать болѣе успѣха въ глазахъ ордынцевъ дѣйствію нашихъ отрядовъ въ степи, разосланы были черезъ султановъ-правителей, для распространенія между киргизами, объявленія, заключавшія въ себѣ описаніе какихъ-то будто бы блистательныхъ побѣдъ, одержанныхъ войсками оренбургскаго корпуса надъ Кенисарою, который, по выраженію объявленій, былъ совершенно уничтоженъ и въ безславномъ бѣгствѣ искалъ спасенія.
   Далѣе говорилось, что киргизамъ теперь уже нечего бояться мятежнаго султана, и что они могутъ смѣло, оставивъ мятежника, "снова возвратиться подъ власть русскаго правительства". Но не такъ думали киргизы, знавшіе, что всѣ побѣды оренбургскихъ войскъ ограничивались на этотъ разъ лишь отбитіемъ значительной части скота, и то у приверженцевъ Кенисары.
   Счастливѣе оренбургскихъ войскъ дѣйствовалъ начальникъ сибирскаго отряда, полковникъ Кривоноговъ; ему удалось, во время отсутствія Кенисары, напасть на аулы, съ которыми кочевалъ султанъ, разбить ихъ и, послѣ продолжительной битвы, захватить въ плѣнъ двухъ родственниковъ Кенисары, его жену, Куныли-Джапъ и до тридцати дѣвицъ и женщинъ, состоявшихъ въ ея свитѣ.
   Таковы послѣдствія осенней экспедиціи 1843-го года.

-----

   Вопреки ожиданій оренбургской администраціи, Кенисара не упалъ духомъ послѣ тѣхъ "блистательныхъ" побѣдъ, которыя были одержаны надъ нимъ, по выраженію генерала Обручева, войсками Оренбургскаго края, и въ наступившемъ 1844-мъ году началъ мятежъ еще съ января мѣсяца, тогда какъ прежде безпорядки въ степи возобновлялись лишь съ наступленіемъ весны. Такимъ образомъ мятежный султанъ доказывалъ ордынцамъ дѣломъ, а не словомъ, что мятежъ не только не усмиренъ, но, напротивъ, не прерывался, и что Кенисара, послѣ нанесенныхъ ему мнимыхъ пораженій, не считалъ себя обезсиленнымъ.
   Кочуя съ осени 1843-го года въ окрестностяхъ горъ Улу-Тау и Кичи-Tay, мятежный султанъ въ продолженіи зимы взялъ съ япасцевъ въ зякетъ до 2,000 барановъ, 200 верблюдовъ и 200 лошадей; склонилъ перекочевать къ своимъ ауламъ батыря Табынскаго рода, Байкадама Бекъ-Аайдарова, котораго впослѣдствіи, за оказанныя услуги русскимъ отрядамъ, заковалъ и задержалъ при себѣ.
   Затѣмъ, изъ ордынцевъ, кочующихъ по Сыръ-Дарьѣ близъ Акъ-мечети и Туркестана, собравши значительныя толпы мятежниковъ, произвелъ въ степи цѣлый рядъ насилій и грабительствъ.
   Противъ Кенисары оренбургское начальство вынуждено было снарядить отрядъ изъ 1,600 человѣкъ, подъ командою подполковника Лебедева, отъ котораго предварительно похода были истребованы всѣ нужныя соображенія относительно предстоявшей экспедиціи: въ отношеніи состава отряда, продовольствія его въ походѣ и во время нахожденія въ степи, и, наконецъ, относительно плана, котораго желалъ бы держаться Лебедевъ при дѣйствіяхъ противъ Кенисары.
   Лебедевъ, близко знакомый со степью и съ характеромъ степной войны, представилъ весьма дѣльныя соображенія относительно предстоявшаго ему похода. Главные пункты этехъ соображеній заключались въ слѣдующемъ: 1) Находя неудобнымъ дѣйствовать противъ Кенисары совокупными силами большого отряда, обремененнаго большимъ количествомъ грузовъ, Лебедевъ признавалъ за лучшее дѣйствовать противъ мятежниковъ на-легкѣ; для чего предполагалъ отрядъ раздѣлить на три части и произвести одновременное нападеніе на аулы Кенисары съ трехъ сторонъ. 2) Для того, чтобы отряды могли двигаться въ степи сколь возможно поспѣшнѣе, такъ какъ быстрота движеній въ войнѣ съ Кенисарою обезпечивала успѣхъ дѣла, Лебедевъ предполагалъ замѣнить верблюдовъ, на которыхъ обыкновенно возился провіантъ,-- лошадьми, устроивъ для возки провіанта, по особому рисунку, двухколесныя одноколки, которыя, по мнѣнію Лебедева, могли свободно двигаться по песчанымъ пространствамъ степи, безъ особеннаго изнуренія для лошадей, а во время нечаяннаго нападенія на отрядъ, Лебедевъ предполагалъ устраивать изъ нихъ родъ заваловъ или укрѣпленій, и 3) Отрядъ предполагалось составить изъ двухсотъ линейныхъ казаковъ, не по очереди, какъ это всегда дѣлалось, а по способностямъ, придать отряду три орудія конной артиллеріи и двѣсти-пятьдесятъ человѣкъ лучшихъ стрѣлковъ изъ пѣхоты, посаженныхъ на лошадей.
   Въ заключеніе Лебедевъ убѣждалъ генерала Обручева, что такой отрядъ можетъ съ успѣхомъ дѣйствовать въ степи; не будучи обремененъ верблюдами, онъ получитъ возможность, не растягиваясь во время похода, быть всегда въ совокупности и дѣйствовать на-легкѣ противъ мятежника, преслѣдуя бунтовщиковъ по пятамъ.
   Генералъ Обручевъ, соглашаясь съ мнѣніемъ Лебедева, нашелъ однакожъ нужнымъ усилить этотъ отрядъ до 1,600 человѣкъ.
   Раннею весною отрядъ выступилъ въ степь, но прежде, чѣмъ онъ могъ настигнуть мятежнаго султана, Кенисара произвелъ нѣсколько опустошительныхъ набѣговъ. Въ этотъ разъ особенно дѣятельное участіе оказывалъ Кенисарѣ тотъ самый Байкадамовъ, который въ началѣ бунта дѣйствовалъ заодно съ русскими отрядами, а теперь, устрашенный Кенисарою, перешелъ на его сторону. Между тѣмъ Лебедевъ быстро двигался по направленію къ ауламъ Кенисары, собирая дорогою всѣ нужныя ему свѣдѣнія; для чего онъ употреблялъ довольно оригинальный пріемъ, который, впрочемъ, нравился ордынцамъ. Обыкновенно Лебедевъ старался имѣть, по возможности, хорошихъ агентовъ изъ среды тѣхъ киргизовъ, которые когда-либо Кенисарою или кѣмъ-нибудь изъ его приверженцевъ были оскорблены и считали своею обязанностью мстить оскорбителямъ. Такіе агенты давали Лебедеву возможность, во-первыхъ, знать въ точности о силахъ Кенисары, о всѣхъ сочувствовавшихъ ему киргизскихъ родахъ и о мѣстахъ его кочевокъ; а во-вторыхъ, съ помощью этихъ же агентовъ, онъ могъ повѣрять, насколько была вѣрны тѣ свѣдѣнія, которыя, за разныя почести и золото, доставляли русскому правительству мнимо-преданные Россіи ордынцы. По разсказамъ очевидцевъ, Лебедевъ приглашалъ къ себѣ въ кибитку тѣхъ изъ почетныхъ киргизовъ, на которыхъ указывало ему Оренбургское начальство, какъ на преданныхъ Россіи, и, угощая чаемъ, разспрашивалъ ихъ, гдѣ находится Кенисара и много ли при немъ вооруженныхъ людей. Получавши отъ этихъ біевъ чаще всего совершенно ложныя свѣдѣнія, Лебедевъ, замѣчая ихъ ложь и коварность, поднимался съ своего мѣста, бралъ нагайку и собственноручно колотилъ солгавшаго, приговаривая при этомъ, гдѣ находится Кенисара и какими силами онъ располагаетъ; а затѣмъ, какъ ни въ чемъ не бывало, продолжалъ чаепитіе и разговоры со своими гостями. Такое обращеніе русскаго военачальника чрезвычайно какъ нравилось нашимъ степнякамъ, совпадая съ ихъ міровоззрѣніемъ, такъ что Лебедевъ вскорѣ пріобрѣлъ популярность между ордынцами, какъ лихой батырь и славный малый. Уваженіе и удивленіе къ Лебедеву возрасло еще болѣе, когда киргизы увидали, какъ онъ мастерски гонялся за лихимъ кайсацкимъ партизаномъ, настигая его всюду, несмотря на превосходство силъ Кенисары и на ловкость его увертокъ. Случалось такъ, что когда Лебедевъ, получивши извѣстіе, гдѣ находится Кенисара, на разсвѣтѣ снимался съ позиціи и двигался къ ставкѣ мятежника-султана, Кенисара, дѣлая полукругъ, переходилъ окольными, неизвѣстными Лебедеву дорогами на мѣсто ночевки русскаго отряда. Но разъ познакомившись съ этимъ маневромъ, Лебедевъ никогда уже не упускалъ его изъ виду, и часто идя впередъ, по дорогѣ въ ауламъ Кенисары, онъ вдругъ возвращался назадъ или въ пути перемѣнялъ направленіе въ стороны и лицомъ въ лицу встрѣчался съ мятежникомъ. Кенисара сразу оцѣнилъ и понялъ русскаго военачальника, увидѣвши въ немъ не только опаснаго преслѣдователя, но даже и соперника по батырству. Поэтому онъ напрягалъ всѣ силы своего изворотливаго ума, чтобы избавиться отъ Лебедева, осторожность котораго лишила его возможности уничтожить русскій отрядъ нечаяннымъ нападеніемъ, а между тѣмъ послѣднія неудачи султана уменьшили его обаяніе между ордынцами, изъ которыхъ многіе увлекались искренно ловкостью и безкорыстіемъ русскаго начальника, такъ успѣшно дѣйствовавшаго противъ "непобѣдимаго отца величія"!
   10-го іюня, по наущенію Кенисары, киргизы, преданные Байкадаму, въ числѣ 30-ти человѣкъ напали, близъ озера Ургачи, на посланныхъ Лебедевымъ двухъ киргизовъ съ почтою въ укрѣпленіе Николаевское, причемъ захватили конверты и одного киргиза, а другой успѣлъ ускакать къ Лебедеву и донести ему о случившемся. Затѣмъ, въ ночь на 12-е іюня, тотъ же Байкадамъ, предводительствуя шайкою хищниковъ, отогналъ у киргизовъ аргунскаго рода 250 лошадей.
   Такая двуличность Байкадама, игравшаго роль преданнаго русскому правительству киргиза, внушила Лебедеву мысль, для острастки ему подобныхъ, наказать его. Настигнувъ старшину Байкадама, русскій отрядъ разбилъ его на голову,, захватилъ все его имущество и множество плѣнныхъ и скота; одинъ Байкадамъ успѣлъ скрыться. Отбитое имущество и скотъ были раздѣлены Лебедевымъ между пострадавшими отъ мятежныхъ шаекъ ордынцами, а оставшіяся за раздѣломъ лошади подарены были тѣмъ казакамъ, которые лишились подручныхъ лошадей въ поискахъ за Кенисарою.
   13-го іюня, самъ Кенисара, предводительствуя скопищемъ до 700 человѣкъ, неожиданно разбилъ на рѣкѣ Аятѣ, близъ урочища Бара-Уба, 68 ауловъ киргизовъ кинчасскаго и япасскаго родовъ, въ томъ числѣ бія Алтыбашева отдѣленія Ямбурчина, многихъ другихъ кочевавшихъ тутъ біевъ, и дистаночнаго начальника Мурзабая Тычкайбаева, захватилъ у нихъ 2,998 лошадей, 854 верблюда, 102 головы рогатаго скота, 1,056 барановъ и ограбилъ 381 кибитку съ имуществомъ на сумму въ 153,320 руб. При этомъ убитъ одинъ киргизъ, нѣсколько человѣкъ ранено и трое увлечены въ плѣнъ.
   Спустя нѣсколько дней послѣ описанныхъ событій, когда Лебедевъ собирался открыть и наказать Кенисару, онъ былъ неожиданно лишенъ командованія отрядомъ и отозванъ въ Оренбургъ, гдѣ вскорѣ былъ преданъ суду, якобы за воровство и хищничество въ аулахъ мирныхъ киргизовъ.
   Необъяснимая для Лебедева немилость къ нему оренбургскаго военнаго губернатора, стала для него ясною только по прибытіи въ Оренбургъ. Здѣсь, говоритъ преданіе, генералъ Обручевъ сказалъ отозванному и оскорбленному, начальнику отряда: что его корыстное поведеніе въ степи, вопреки указаніямъ государственнаго канцлера, вынудило почтеннаго администратора отозвать Лебедева и предать его суду за разграбленіе ауловъ, столь полезнаго и такъ преданнаго русскому правительству старшины Байкадама, которому онъ велѣлъ уже возвратить все расхищенное русскимъ отрядомъ имущество. Говорятъ, что Лебедевъ отвѣчалъ на новыя и незаслуженныя оскорбленія генерала Обручева, что время и судъ оправдаютъ его поступокъ съ Байкадамомъ, который есть рьяный сподвижникъ Кенисары, а не слуга русскаго государя.
   Мѣсто Лебедева въ отрядѣ занялъ безталанный Дуниковскій.
   

II.
Продолженіе безпорядковъ 1844 г.-- Дѣйствія полковника Дуниковскаго противъ Кенисары.-- Нападеніе мятежника на отрядъ 20-го іюля.-- Набѣгъ Касимова на Екатерининскую станицу, захватъ плѣнныхъ и сожженіе Елизаветинскаго форпоста.-- Осенніе безпорядки въ степи.-- Донесеніе султана Кенисары предсѣдателю пограничной коммиссіи о причинахъ набѣга на станицу Екатерининскую.

   Полковникъ Дуниковскій, какъ (въ большинствѣ случаевъ) всякій новый начальникъ, не желая слѣдовать примѣру или плану Лебедева, хотѣлъ дѣйствовать въ степи; онъ, разумѣется, тотчасъ началъ устранять важныя, по его мнѣнію, несовершенства его предшественника. Преобразованія въ отрядѣ начались тѣмъ, что одноколки, изобрѣтенныя Лебедевымъ для ускоренія движеній отряда, признаны были Дуниковскимъ неудобными и замѣнены, по завѣщанію рутины, верблюдами. Подобная замѣна сразу замедлила движеніе отряда и растянула его весьма значительно. Затѣмъ агенты лебедевскіе были частію устранены, а частію устранились сами, вида излишнюю щекотливость и требовательность новаго русскаго военно-начальника. Дуниковскій рѣшилъ, что, такъ-называемые, преданные русскому начальству почетные біи и киргизы будутъ ему полезнѣе бывшихъ лебедевскихъ агентовъ. По его требованію, къ нему въ отрядъ было назначено значительное число султановъ, султанскихъ дѣтей, біевъ и другихъ почетныхъ ордынскихъ людей. Дуниковскій изобрѣлъ ивой планъ дѣйствій въ степи, чѣмъ тотъ, котораго держался Лебедевъ. Тогда, какъ по мнѣнію Лебедева успѣхъ въ степи русскихъ отрядовъ обусловливался быстротою передвиженій и внезапнымъ нападеніемъ на аулы мятежныхъ киргизовъ, новый начальникъ думалъ напротивъ, что сгруппированный отрядъ можетъ сдѣлать въ степи больше, чѣмъ мелкіе отряды, дѣйствующіе врознь, и потому стянулъ всѣ силы подъ личное начальство; затѣмъ, ему вообразилось составить авангардъ своего отряда изъ находившихся при немъ султановъ и почетныхъ ордынцевъ, который долженъ былъ слѣдовать впереди отряда, въ 1 1/2 верстахъ, и, вліятельностью личностей, его составлявшихъ, покорять, безъ кровопролитія, русской власти отложившіеся аулы.
   Пока Дуниковскій "налаживался", какъ выражается одинъ изъ современниковъ-очевидцевъ, для дѣйстій противъ Кенисары, бунтъ ожесточался и набѣги продолжались. Такъ, 30-го іюня, на закатѣ солнца, хищники изъ шайки брата Кенисары, султана Наурузбая, числомъ до тысячи, захватили на рѣкѣ Тобилѣ, при урочищѣ Тепловскомъ, въ 90 верстахъ отъ крѣпости Усть-Уйской, шесть человѣкъ крестьянъ Челябинскаго уѣзда, прибывшихъ туда для рыболовства. Одному изъ схваченныхъ, во время ночлега хищниковъ, удалось бѣжать и принести извѣстіе на линію объ участи, постигшей его товарищей. Вслѣдъ затѣмъ, ночью съ 2-го на 3-е іюля, шайка воровъ, подъ предводительствомъ извѣстнаго сообщника Касимова, киргиза Уколы, угнала у бія япасскаго рода Карагузова отдѣленія, Нысака Алтыбаева и другихъ киргизовъ, кочевавшихъ за р. Аятомъ въ окрестностяхъ урочища Алакуль, въ числѣ 140 кибитокъ,-- 1,849 лошадей; при этомъ тяжело ранено два киргиза. На другой день, т.-е. 3-го іюля, предъ солнечнымъ закатомъ самъ султанъ Наурузбай Касимовъ съ приверженцами бросились за аулы султана Чутая Бахтыгиреева и киргизовъ кирейскаго рода, кочевавшихъ при озерѣ Джарѣ-Кулѣ въ числѣ 193-хъ кибитокъ, и захватили 5,194 лошади, изъ числа же выбѣжавшихъ для обороны хозяевъ убили двухъ киргизовъ, нѣсколькихъ человѣкъ ранили и увлекли въ плѣнъ султана Чутая, котораго, нѣсколько позже, отпустили съ р. Тобола совершенно ограбленнаго.
   Какъ ни медленно двигался полковникъ Дуниковскій съ своими султанскимъ авангардомъ и верблюжьимъ арьергардомъ, однакожъ, все-таки, около половины іюля приблизился къ ауламъ Кенисары не болѣе двухъ переходовъ.
   Полная безпечность и мнимая покорность встрѣчавшихся на пути ауловъ, еще болѣе укрѣпляли Дуниковскаго въ резонности изобрѣтеннаго имъ способа -- покорять непокорныхъ вліяніемъ лицъ, составлявшихъ его авангардъ. Между тѣмъ Кенисара не дремалъ, и собравши отъ мнимо-покорныхъ киргизовъ всѣ нужныя для его соображеній свѣдѣнія о числѣ отряда и личныхъ качествахъ его начальника (въ которымъ прежде всего слѣдуетъ отнести изумительную небрежность, безпечность, самонадѣянность и крайне презрительное отношеніе въ противнику) выжидалъ удобной минуты, чтобы дать ему хорошій урокъ. Минута эта скоро настала. 20-го числа Дуниковскій расположился лагеремъ около вершины Тобола, выставивши, по обыкновенію, чиновный авангардъ въ 1 1/2 верстѣ отъ лагеря и, не пославъ разъѣздовъ, не поставивъ пикетовъ, расположился на ночлегъ. Въ ночь, когда весь отрядъ спалъ безпечнымъ сномъ младенца, купно съ мудренымъ Дуниковскимъ, Кенисара напалъ на лагерь, перерѣзалъ всѣхъ султановъ, ихъ дѣтей, біевъ и почетныхъ ордынцевъ чиновнаго авангарда, и, оставивъ изъ нихъ въ живыхъ только 20 человѣкъ раненыхъ, вернулся въ степь. Когда казаки вооружились, Кенисара уже былъ далеко. Отрядъ, двинутый растерявшимся Дуниковскимъ, имѣлъ въ виду отступавшаго султана только 9 часовъ, а затѣмъ, какъ говорилось въ донесеніи, "по причинѣ утомленія лошадей и всадниковъ опустилъ его изъ виду". Семействамъ султановъ, погибшихъ неповинно или по винѣ Дуниковскаго въ этомъ дѣлѣ, покойный государь даровалъ пожизненныя пособія, какъ бы въ награду за понесенную потерю.
   Ошеломленный дерзкою смѣлостью ничтожнаго мятежника, преемникъ Лебедева рѣшительно сталъ въ тупивъ; онъ желалъ загладить свой промахъ конечнымъ истребленіемъ мятежныхъ скопищъ Кенисары, но не зная гдѣ найти его, бросался въ разныя стороны широкой степи, и совершенно безуспѣшно. Въ то время, когда сконфуженный Дуниковскій искалъ Кенисару, удаляясь въ глубь степи, по указанію преданныхъ ему киргизовъ, мятежный султанъ, на оборотъ, приближался къ линіи и 14-го августа напалъ на отрядъ Екатерининскій и форштатъ Елизаветинскій, что на новой линіи, выжегъ ихъ и захвативши, по русскому донесенію, болѣе сорока плѣнныхъ, а по сознанію самого Кенисары -- до 120 человѣкъ, благополучно отступилъ.
   Отсюда опасность переходила въ Наслѣдницкой станицѣ и другимъ пунктамъ новой линіи, жители которой находились въ страхѣ и за свою жизнь и за свое имущество. Полковникъ Данилевскій, получившій извѣстіе о нападеніи Кенисары на Екатерининскую станицу, живо собралъ свой полкъ и выступилъ въ степь для поисковъ за хищниками, но возвратился безъ всякаго успѣха.
   Злосчастный же Дуниковскій, соединившись съ сибирскимъ отрядомъ, старался догнать Кенисару около Эмбы, но тоже безуспѣшно; здѣсь, получивши весьма сомнительныя свѣдѣнія, что Кенисара будто бы идетъ въ Аральскому морю, повернулъ свой отрядъ и отступилъ къ Орской крѣпости (что нынѣ городъ), откуда 23-го сентября отрядъ Дуниковскаго былъ распущенъ по домамъ.
   Ни одинъ поискъ въ степь не кончился такъ безуспѣшно и такъ неблагопріятно для русскихъ, какъ Дуниковскаго. Погибель султановъ отъ руки мятежнаго Кенисары въ глазахъ русскаго отряда, долженствовавшаго оберегать ихъ жизнь и имущество и оказывать покровительство преданнымъ Россіи киргизамъ, нанесла сильный ударъ русскому авторитету въ глазахъ мирныхъ ордынцевъ и умножила страхъ и уваженіе ихъ въ непобѣдимому хану. Безусловное отступленіе русскаго отряда, конечно, придало еще болѣе дерзости Кенисарѣ, и шайки его продолжали набѣги. Такъ, 19-го августа, приверженные Кенисарѣ киргизы, пріѣхавъ къ кочевавшимъ на рѣкѣ Бараганды, чумексенцамъ, схватили прикащика орскаго купца Адамова, привезли его къ Кенисарѣ и взыскавъ 500 р. въ пошлину отпустили съ тѣмъ, чтобы онъ ѣхалъ къ богапалинцамъ, перешедшимъ внутрь за новую линію, и сказалъ послѣднимъ, что если только они добровольно не присоединятся къ Кенисарѣ, то будутъ непремѣнно разграблены, такъ какъ ханъ Касимовъ рѣшился, во что бы то на стало, истребить и выжечь всю новую линію, какъ "безправно построенную на киргизскихъ земляхъ".
   Въ ночь на 20-е августа приверженцы Кенисары, до 6-та тысячъ человѣкъ, подъ предводительствомъ батыря Джилы, напали на аулъ бія алчинскаго рода Куватова, отбили всѣхъ лошадей, съѣстные припасы и заставили самихъ алчинцевъ удалиться въ глубь степи, для соединенія съ мятежными шайками. Исполняя это повелѣніе, алчинцы, на пути къ Кенисарынскому скопищу, обмолотили и увезли съ собою нажатый киргизами джигалбайлинскаго рода хлѣбъ, а оставшійся на корнѣ выбили и потравили скотомъ. Въ промежутокъ времени отъ 14-го августа, по 21-е сдѣлано было еще нѣсколько нападеній на аулы мирныхъ киргизовъ, и много отбарантовано скота. Двадцать перваго числа въ Оренбургѣ получено было извѣстіе, что самъ Кенисара, подвигаясь отъ новой линіи внизъ и находившись съ многочисленнымъ скопищемъ бунтовщиковъ близъ рѣчки Каратугая (отстоящей отъ Куралинскаго пикета въ 100 верстахъ), захватилъ принадлежавшій купцу Дѣеву скотъ и сжегъ заготовленное мирными киргизами сѣно, въ скорости удалился въ глубь, степи.
   Впрочемъ, прежде чѣмъ удалиться отъ предѣловъ русской линіи, Кенисара прислалъ письмо на имя предсѣдателя пограничной коммиссіи, въ которомъ объяснялъ причины, побудившія его къ набѣгамъ на линію. Въ этомъ письмѣ всю вину своихъ, непріязненныхъ поступковъ Кенисара сваливалъ на оренбургское и сибирское начальства. "Прежде всего -- говоритъ мятежный султанъ -- когда мы, исполняя волю высшаго начальства, прикочевали къ оренбургской линіи, за насъ наѣхалъ маіоръ Лебедевъ, отрядъ котораго, какъ объяснилъ онъ панъ, былъ высланъ не противъ насъ, но для прикрытія съемочныхъ партій, но все же мы возъимѣли сомнѣніе; затѣмъ, сибирскій отрядъ напалъ на кочевья вашего брата и увлекъ многихъ въ плѣнъ, и, еще большее число разграбилъ. Наконецъ тѣ же сибиряки напали, въ наше отсутствіе, на аулы наши и увлекли въ плѣнъ жену нашу и двухъ родственныхъ султановъ. Убѣждаясь изъ всего этого, что милость, объявленная намъ государемъ, недѣйствительна, мы сами вооружились и выжгли русскую станицу, захвативъ много людей въ плѣнъ, которыхъ готовы отпустить, если намъ будетъ обѣщано возвращеніе въ орду всѣхъ нашихъ родственниковъ, захваченныхъ въ разное время русскими отрядами" и т. д. въ этомъ же родѣ.
   Причины, выставленныя Кенисарою, и на этотъ разъ показались убѣдительными и тѣмъ болѣе могли служить ему въ оправданіе, что дѣйствительно сибирскій отрядъ, безъ всякой очевидной надобности, первый открылъ военныя дѣйствія нападеніемъ на аулъ брата- Кеносары, въ то время, когда тотъ, повидимому, оставался совершенно спокоенъ и откочевывалъ уже отъ Сибирской линіи въ Оренбургскую степь.
   Принимая въ соображеніе это обстоятельство и убѣждаясь безполезностью поисковъ, оренбургскій военный губернаторъ поручилъ предсѣдателю пограничной коммиссіи войти въ переписку съ Кенисарою, а письма его, съ просьбою объ освобожденіи его жены, дяди и другихъ родственниковъ задержанныхъ въ Оренбургѣ и въ Сибири, представить къ канцлеру на заключеніе.
   Исполняя порученіе генерала Обручева, управлявшій киргизами М. В. Ладыженскій написалъ къ мятежному султану весьма убѣдительное письмо, въ которомъ говорилъ, что однихъ обѣщаній для полученія Кенисарою прощенія недостаточно, но что ему слѣдуетъ доказать свою покорность дѣломъ, и что лучшимъ доказательствомъ его раскаянія можетъ послужить возвращеніе Касимовымъ всѣхъ, находящихся у него въ плѣну русскихъ. "Тогда, говорилось далѣе въ письмѣ, правительство наше увидитъ не одни слова, столько разъ бывшія пустымъ звукомъ въ устахъ степеннаго султана, но существенное доказательство его искренняго раскаянія въ своихъ проступкахъ, и навѣрное исполнитъ всѣ его просьбы".
   Слѣдствіемъ этого письма было возвращеніе Кенисарою, въ концѣ 1844-го года, всѣхъ русскихъ, захваченныхъ имъ въ разное время.
   

III.
Война Бухары съ Коканомъ и Хивою, какъ причина, заставившая на время Кенисару искать мира съ русскими.-- Признаніе Кенисары ханомъ владѣтелями среднеазіатскихъ ханствъ; посольства и подарки послѣднихъ къ Кенисарѣ.

   Продолжительная и ожесточенная война/ охватившая весь Туркестанъ, невольно привлекла къ себѣ вниканіе Кенисары, и это отчасти было поводомъ, что Кенисара искалъ мира съ русскими и такъ поспѣшно исполнилъ желаніе оренбургскаго начальства отпускомъ плѣнныхъ. Онъ тѣмъ болѣе нуждался въ мирѣ, что распря средне-азіатскихъ владѣльцевъ, обращавшихся поочередно къ нему за помощью, могла послужить прекраснымъ поводомъ къ удовлетворенію его честолюбія.
   Бухарскій эмиръ, покорившій Кованъ, навелъ страхъ на хивинскаго хана, который, опасаясь возрастающаго могущества бухарскаго владѣльца, требовалъ отъ послѣдняго очищенія занятыхъ войсками его коканскихъ провинцій и возстановленія въ правахъ коканскаго хана, угрожая въ противномъ случаѣ войной. Послѣдовавшій со стороны Бухары отказъ послужилъ поводомъ къ разрыву между помянутыми владѣльцами. Завязалась продолжительная война, доведшая Хиву до крайняго истощенія.
   Въ тотъ моментъ, когда совершались описываемыя нами событія, распря эта находилась въ слѣдующемъ положеніи.
   Война Бухары съ Хивою продолжалась; перемирія заключались очень часто и послы обоихъ владѣній то и дѣло переѣзжали изъ Хивы въ Бухару и наоборотъ.
   Въ сентябрѣ 1844-го года Рахимкулъ (хивинскій ханъ), съ 10,000 сборнаго войска (изъ трухменцевъ и каракалпаковъ) выступилъ противъ города Маври и кочующихъ въ окрестностяхъ его туркменцевъ, но чрезъ мѣсяцъ возвратился въ Хиву съ значительнымъ урономъ. Въ то время въ Хивѣ находился бухарскій посолъ, который 10-го ноября возвратился въ Бухару въ сопровожденіи посла хивинскаго, отправленнаго съ предложеніемъ мирныхъ условій. Условія эти остались тайною дивана, но за всѣмъ тѣмъ миръ казался неизбѣжнымъ и хивинскій купеческій караванъ изъ 1,000 верблюдовъ самонадѣянно выступилъ въ Бухару по настоянію самого Рахимкула; но на пути узнавъ о новыхъ разбояхъ шаекъ туркменскихъ, ограбившихъ впереди шедшій караванъ изъ Хезарасба (Азарыса), возвратился по вызову хана и прибылъ обратно въ Хиву 1-го декабря. Рахимкулъ, видя въ дѣйствіяхъ "маврскихъ трухменцевъ "происки бухарскаго эмира, выслалъ 11-го января въ границамъ его 6,000-й отрядъ, подъ предводительствомъ Ивана, который въ теченіи мѣсяца разорилъ городовъ Акъ-Кали (Кара-Кулчъ), ограбилъ каракалпаковъ, захватилъ до 1 т. женщинъ съ дѣтьми, угналъ до 500 верблюдовъ и возвратился 11-го феврали, потерпѣвъ съ своей стороны очень мало. Плѣнные были розданы жителямъ Хивы и употреблялись въ тяжкія работы, при самомъ скудномъ содержаніи. Между тѣмъ, 18-го января пріѣзжалъ въ Хиву новый бухарскій посолъ, съ нимъ возвратились два хивинскіе посланника, изъ которыхъ одинъ былъ посылаемъ въ Кованъ, но на пути слѣдованія перехваченъ и задержанъ бухарцами" Въ февралѣ мѣсяцѣ и этотъ посолъ выѣхалъ обратно въ Бухару въ сопровожденіи новаго хивинскаго посланника съ новыми предложеніями мира. На этотъ разъ условія со стороны Бухары были слѣдующія:
   1) Хива должна была возвратить плѣнныхъ и все ихъ имущество; 2) не покровительствовать коканцамъ и оставить всякіе виды на Кованъ и Ташкентъ, несмотря на приглашенія, съ ихъ стороны и 3) Маври Бухарія уступаетъ Хивѣ.
   Со стороны Хивы:
   1) Бухарія не должна требовать возврата плѣнныхъ; 2) уступить Маври, какъ принадлежность Хивы и не возмущать "трухменцевъ" и З) оставить Кованъ и Ташкентъ управляться своимъ ханомъ, независимо отъ Бухары.
   Такія противуположныя требованія не предвѣщали Хивѣ скораго мира, и потому война продолжалась.
   Разорительные раздоры Бухары съ Хивой и Кованомъ истощали силы и финансы всѣхъ воюющихъ сторонъ, и въ особенности Хивы, которая видимо ослабѣла и обѣднѣла отъ продолженія борьбы; лучшимъ доказательствомъ этому можетъ служить тягостный поголовный налогъ (въ сентябрѣ 1844 г.), предшествовавшій снаряженію экспедиціи противъ маврійскихъ туркменцевъ. Всѣ эти обременительные налоги вызывали ропотъ хивинскихъ подданныхъ, опасавшихся новаго нашествія бухарцевъ.
   Со стороны Персіи тоже грозила опасность Хивѣ, ибо посолъ первой, пріѣзжавшій въ августѣ 1844-го года съ требованіемъ шаха объ освобожденіи изъ Хивы плѣнныхъ персіянъ и получившій отказъ, грозилъ гнѣвомъ своего шаха и дружественнаго ему россійскаго двора.
   Война окончательно разстроила торговлю Хивы; сношенія съ сосѣдними торговыми пунктами превратились. Торговля же Бухары напротивъ замѣтно оживилась за это время, особенно значительнымъ ввозомъ на ея рынки англійскихъ шерстяныхъ и пеньковыхъ товаровъ, вытѣснившихъ дешевизною цѣнъ русскихъ купцовъ. Товары эти доставлялись на бухарскіе рынки англійскими коммиссіонерами изъ афганцевъ и персіянъ чрезъ Кабулъ и Мешедъ.
   Хивинскіе сановники, окружавшіе Рахимкула, отличаясь, корыстолюбіемъ и варварской жестокостью, вызывали народный ропотъ и грозили вызвать, вдобавокъ въ опасности внѣшней, бунтъ внутри ханства.
   Въ эти-то критическія минуты въ Кенисарѣ были посылаемы отъ средне-азіатскихъ хановъ посольства, съ дорогими подарками, съ просьбой оказать каждому свое содѣйствіе; при этомъ каждый изъ враговъ спѣшилъ признать Кенисару ханомъ киргизскихъ ордъ. Бухарскій эмиръ прислалъ Кенисарѣ 60 ружей, 15 горныхъ пушекъ и боевые снаряды. Хивинскій владѣлецъ прислалъ 15 лучшихъ аргамаковъ, два золотомъ залитыхъ сѣдла, также двѣ пушки и нѣсколько верблюдовъ, изъ которыхъ два были навьючены порохомъ; тотъ и другой, утверждая Кенисару ханомъ, искали его союза. Хивинскій владѣлецъ, кромѣ того, дозволилъ мятежному султану покупать и вымѣнивать въ Хивѣ оружіе и боевые запасы, а также разрѣшалъ ему избрать любое мѣсто для своихъ кочевокъ въ хивинскихъ предѣлахъ, но съ тѣмъ, чтобы какъ Кенисара, такъ и всѣ русскіе киргизы не позволяли русскимъ строить въ степи укрѣпленій. Кенисара благосклонно принялъ обоихъ посланцевъ, подарилъ каждому хану по казаку (изъ числа захваченныхъ имъ съ Сибирской линіи), но относительно союза далъ весьма уклончивый отвѣтъ обоимъ ханствамъ. Такое поведеніе Касимова объясняется его болѣзненнымъ честолюбіемъ; онъ надѣялся, что продолжающаяся распря доведетъ средне-азіатскихъ владѣльцевъ до крайняго истощенія и безсилія, пользуясь которымъ онъ безъ труда займетъ растерзанный Коканъ, объявитъ себя его ханомъ и, обезсиленные продолжительною войною сосѣди его, властители Бухары и Хивы, поневолѣ, изъ личной безопасности, должны будутъ признать его въ этомъ званіи.
   Преслѣдуя эту цѣль и желая для того не только сберечь, но даже и увеличить свои силы, Кенисара настойчиво искалъ мира съ русскими, посылая въ Оренбургъ письмо за письмомъ, въ которыхъ, со всей искренностью, сознавшаго свои проступки заблуждавшагося человѣка -- просилъ о помилованіи.
   Въ Оренбургѣ письма мятежнаго султана произвели сильное впечатлѣніе и военныя дѣйствія на время прекратились....
   Ожидали указаній государственнаго канцлера.
   

IV.
1845-й годѣ.-- Русское посольство къ Конвоирѣ.-- Прокламація по этому поводу генерала Ладыженскаго.-- Заботливость Обручева о приданіи возможно-большаго этикета посольству.-- Чиновникъ Долговъ въ качествѣ главнаго посла и его товарищи: докторъ Майдель и поручикъ Гернъ, командированные съ учеными цѣлями въ аулы Кенисары.-- Пріемъ Долгова и холодность Кенисары.-- Участь Герна и увольненіе обоихъ посланниковъ.-- Возобновленіе безпорядковъ 1).

   1) Дѣло арх. Тургайской области о командированія по высочайшему повелѣніи чиновника Долгова въ аулы мятежнаго султана Кенисары для политическихъ съ нимъ переговоровъ.-- Дѣла генералъ-губернаторской канцеляріи о безпорядкахъ въ степи. 1845--47 годъ.-- Дѣло штаба оренб. отд. корпуса о командированіи ген. штаба поручика Герна въ аулы Кенисары для ученыхъ цѣлей.
   
   Кенисарѣ рѣшительно повезло, и 1845-й годъ можно назвать годомъ его наибольшей славы и величія; прежде гордые, надменные съ нимъ средне-азіатскіе ханы, у которыхъ онъ искалъ убѣжища, теперь заискивали наперерывъ его расположенія, дружбы и союза. Ташкентскіе киргизы, бывшіе доселѣ заклятыми врагами султановъ изъ рода хана Аблая, теперь несли повинную голову въ ногамъ Кенисары, и, ища въ немъ защитника, отдавались ему въ подданство!
   Въ это-то самое время, когда Кенисара сдѣлался чуть же идоломъ киргизскаго народа, генералъ Обручевъ рѣшился внезапно превратить военныя дѣйствія (какъ бы жалѣя, одною удачною битвою, уничтожить величіе мятежнаго султана), и вступилъ съ нимъ въ переговоры.
   Кенисара видимо смѣялся надъ Обручевымъ; но всѣ его плохо замаскированныя выходки приписывались хитроумнымъ политикомъ или "неразвитости", или "дикости" степняка и принимались за чистую монету. Между прочимъ стоило только сличить письма, прежде писанныя Кенисарою въ Оренбургъ, съ теперь получаемыми, чтобы изъ одного ихъ заглавія, не говоря уже объ ироническомъ тонѣ, которымъ отличались послѣднія посланія мятежника къ Обручеву, убѣдиться, что Касимовъ просто смѣялся надъ излишней довѣрчивостью оренбургскаго военнаго губернатора. Для доказательства сказаннаго приведемъ (конечно, въ сокращенномъ видѣ) содержаніе двухъ послѣднихъ его писемъ къ Обручеву, озаглавленныхъ такъ: (Проживающему въ Оренбургѣ генералу", вмѣсто употреблявшихся имъ обыкновенно почетныхъ титуловъ въ сношеніяхъ съ оренбургскими властями.
   Первое изъ упомянутыхъ писемъ говорило о томъ, что Кенисара, названный Обручевымъ въ сравненіи съ русскимъ императоромъ "ничтожнымъ степнымъ жаворонкомъ", сомнѣвался, чтобы "рѣка милостей, изливающаяся изъ отечески-добраго сердца великаго государя многоводнымъ потовомъ на всю обширную Россію, могла изсякнуть, если онъ (Кенисара) малый, ничтожный, степной жаворонокъ лишній разъ изопьетъ изъ нея водицы милости,-- льющейся изъ сердца царя царей". А потому Кенисара настойчиво требовалъ ходатайства оренбургскаго военнаго губернатора объ его прощеніи. Когда же Обручевъ, въ виду его мнимаго раскаянія, съ радостью изъявилъ свою готовность принять мятежнаго султана подъ свое покровительство и въ доказательство своей дружбы и расположенія къ нему увѣдомилъ мятежника, что всѣ его родственники будутъ возвращены въ орду, Кенисара прислалъ другое письмо, въ которомъ писалъ: что онъ желаетъ быть принятымъ подъ покровительство оренбургскаго начальства, изъявляетъ готовность принять присягу бѣлому царю и обѣщаетъ, со всею вооруженною шайкою своею, являться къ намъ для содѣйствія въ нашихъ военныхъ предпріятіяхъ, но съ тѣми, чтобы и мы его въ нуждѣ не оставляли; а для доказательства искренности нашей къ нему дружбы, соединили бы нынѣ же войска наши съ его войсками и пошли войною на князя Горчакова (зап.-сибирскаго генер.-губернатора), потому что "князь этотъ его сильно обижаетъ и грабитъ"!
   Хотя смыслъ приведеннаго письма очень ясно указывалъ на то, что Кенисара не искалъ подданства, а только вассальной зависимости отъ Россіи, желая сохранить званіе хана, и въ Оренбургѣ не могли не знать, что Касимовъ отлично понималъ невозможность войны двухъ русскихъ администраторовъ между собою, а писалъ это лишь ради того, чтобы выиграть время и задержать возобновленіе военныхъ дѣйствій въ степи; но Обручевъ, отуманенный скорымъ возвращеніемъ Кенисарою русскихъ плѣнныхъ, по первому его требованію, охотно вѣрилъ Кенисарѣ на слово, приписывая нелѣпость его желанія неразвитости степного султана, для вразумленія котораго онъ снаряжалъ посольство.
   Въ январѣ 1845-го года было получено письмо отъ государственнаго вице-канцлера, гдѣ Нессельроде писалъ,-- по поводу представленія генерала Обручева о возвращеніи Кенисарою всѣхъ русскихъ плѣнныхъ и о его покорности:
   "При внимательномъ обсужденіи изложенныхъ въ представленіи вашемъ обстоятельствъ, министерство иностранныхъ дѣлъ съ своей стороны находило: что хотя нельзя еще вполнѣ полагаться на раскаяніе султана Кенисары Касимова, но настоящій поступокъ его, -- возвращеніе болѣе 30 человѣкъ русскихъ плѣнныхъ и безусловное исполненіе воли начальства,-- даетъ основательныя причины полагать, что при дальнѣйшихъ стараніяхъ и продолжая тѣже благоразумныя мѣры, которыя были употреблены, и которыя произвели въ немъ столь неожиданный переворотъ, можно еще надѣяться привести сего султана въ должное повиновеніе и такимъ образомъ достигнуть желаемой цѣли: -- превращенія безпорядковъ въ Ордѣ, не прибѣгая къ мѣрамъ усиленнымъ, требующимъ значительныхъ пожертвованій и остающихся большею частью безъ успѣха. А потому министерство признавало бы полезнымъ: продолжая начатое дѣло убѣжденія, предоставить предсѣдателю пограничной коммиссіи написать отъ своего имени отвѣтное письмо въ Кенисарѣ Касимову и сдѣлать ему въ семъ письмѣ внушенія,-- какія по ходу дѣлъ и обстоятельствамъ найдены будутъ нужными, и съ достоинствомъ правительства сообразными".
   Далѣе говорилось о возвращеніи Кенисарѣ, въ видѣ уступки, всѣхъ родственниковъ его, захваченныхъ русскими отрядами въ разное время; возвращеніе каковыхъ казалось канцлеру тѣмъ удобоисполнимѣе, "что задержаніе ихъ доселѣ нисколько не останавливало его (Кенисару) отъ враждебныхъ поступковъ, тогда какъ оказанное во время великодушіе, быть можетъ, произведетъ на него благопріятное вліяніе".
   Затѣмъ канцлеръ предлагалъ увѣдомить чрезъ генерала Ладыженскаго Кенисару о возвращеніи его родственниковъ, причемъ вмѣнялось въ томъ же письмѣ объяснить раскаявшемуся султану: "что воля правительства состоитъ въ томъ, чтобы онъ не тревожилъ мирныхъ киргизовъ, не возбуждалъ ихъ ни тайно, ни явно противъ законнаго начальства, и не причинялъ бы никакихъ насилій и остановокъ проходящимъ чрезъ степь караванамъ; -- однимъ словомъ, дать понять Кенисарѣ, что скорая, безусловная и чистосердечная покорность правительству есть для него самое лучшее и самое вѣрное средство для полученія прощенія въ прежнихъ противузаконныхъ его дѣйствіяхъ".
   Относительно опредѣленія мѣста кочевокъ Кенисары, канцлеръ совѣтовалъ не стѣсняться прежнимъ проектомъ генерала Генса, и предоставлялъ отводъ земли усмотрѣнію новаго пограничнаго начальства, а также торопилъ генерала Обручева, не ожидая возвращенія въ Сибири находящихся родственниковъ Кенисары, которые не скоро могли прибыть въ Орскую крѣпость, теперь же отправить отвѣтное письмо къ нему съ тѣми киргизами, которые содержались въ Оренбургѣ и изъ которыхъ главные были: дядя мятежнаго султана -- султанъ Боробай и преданнѣйшій слуга и сообщникъ Кенисары Худжа-Мухамедъ-Галій-Уемоновъ; послѣдній, будучи одаренъ особеннымъ умомъ, происходя, по киргизскому выраженію, отъ бѣлой кости (дворянинъ), наконецъ, находясь въ родствѣ съ извѣстными на линіи ордынцами и имѣй большое вліяніе на киргизовъ и на самого Кенисару, могъ, по мнѣнію канцлера, "въ настоящихъ обстоятельствахъ быть полезнымъ для насъ орудіемъ".
   Какъ только было получено въ Оренбургѣ приведенное предписаніе, то тотчасъ же приступили въ составленію и отправленію посольства въ аулы мятежнаго Кенисары. Главнымъ посломъ былъ избранъ и назначенъ киргизскій попечитель Долговъ, которому дана была особая, очень пространная и довольно дѣльная инструкція, какъ поступить съ Кенисарою и чего добиваться отъ него, послѣ взаимныхъ любезностей и врученіи султану своихъ кредитивныхъ грамотъ, т.-е. писемъ генераловъ Обручева и Ладыженскаго, а также особой записки, долженствовавшей разъяснить Кенисарѣ его обязанности въ Россіи, послѣ принятія его въ подданство.
   Къ посольству были прикомандированы докторъ Майдель и генеральнаго штаба поручикъ Гернъ; послѣдніе два имѣли ученыя порученія: первый изъ нихъ, докторъ Майдель имѣлъ познакомиться съ степнымъ климатомъ, гигіеническими условіями киргизской кочевой жизни, нищею, болѣзнями, господствующими между ордынцами, ихъ лечебными средствами, туземными врачами-знахарями, а также способами и средствами, употребляемыми послѣдними при леченіи разныхъ болѣзней.
   Герну, также какъ и Долгову, дана была особая инструкція, главные пункты которой заключались въ слѣдующемъ:
   а) Узнать сущность намѣреній Кенисары; б) разъяснить (?) ему нелѣпость его желанія воевать въ союзѣ съ нами противъ князя Горчакова; в) стараться возбудить въ немъ интересъ къ сближенію съ нами и исподволь узнать о его военныхъ силахъ и средствахъ. Кромѣ того, Герну, подъ величайшимъ секретомъ, было предписано избрать два мѣста для возведенія укрѣпленій на рѣкахъ Иргизѣ и Тургаѣ.
   Долговъ и Майдель отправились еще зимою, а Гернъ остался въ Оренбургѣ, въ ожиданіи прибытія туда изъ Сибири освобожденной султанши Кулымъ-Джанъ, для сопровожденія въ аулы ея мужа, какъ доказательство особенной къ нему милости россійскаго правительства.
   Отправленіе поименованныхъ лицъ въ аулы мятежнаго султана, по высочайшему повелѣнію, для политическихъ съ нимъ переговоровъ (какъ гласитъ дѣло) не обошлось безъ препирательства въ средѣ оренбургской администраціи.
   Генералъ Ладыженскій, новый предсѣдатель пограничной коммиссіи, управлявшій до перевода въ Оренбургъ сибирскими киргизами, имѣя случай и возможность близко познакомиться съ характеромъ бунта Кенисары и тою ролью, которую стремился занять Кенисара въ ордѣ, находилъ нужнымъ, до отправленія въ аулы Касимова русскихъ чиновниковъ, опубликовать по ордѣ, что командируемыя лица отправляются въ ставку мятежнаго султана не въ качествѣ посланниковъ, какъ къ самостоятельному хану, а просто для разсѣянія заблужденій раскаявшагося мятежника и укрѣпленія въ чувствахъ вѣрноподданнаго. Такое мѣропріятіе казалось Ладыженскому тѣмъ цѣлесообразнѣе, что Кенисара, недавно принимавшій посольства среднеазіатскихъ ханствъ, можетъ, по поводу пріѣзда въ его аулы русскихъ чиновниковъ, неминуемо распространить между ордынцами молву о посольствѣ къ нему и отъ россійскаго двора, съ заискивающныи цѣлями.
   Хотя подобное предположеніе было вполнѣ правдоподобно и поѣздка русскихъ чиновниковъ въ аулы Кенисары, съ подарками и освобожденными родственниками, сама уже по себѣ, даже и безъ участія мятежника, могла показаться киргизамъ ничѣмъ инымъ, какъ посольствомъ, но генералъ Обручевъ, руководствуясь какими-то политическими соображеніями, не согласился съ мнѣніемъ пограничной коммиссіи и нашелъ болѣе соотвѣтствующимъ оставить цѣль командированія Долгова въ аулы Касимова тайною для ордынцевъ, придавъ посылаемымъ "сколь можно болѣе этикета"...
   Теперь послѣдуемъ сначала за Долговымъ и Манделемъ, а потомъ за Терномъ и посмотримъ, какимъ успѣхомъ увѣнчались ихъ политическія и ученыя порученія.
   19 февраля 1845 года Долговъ выступилъ изъ Орской крѣпости. Караванъ, до урочища Бабатай-Мулла, отъ котораго за нѣсколько часовъ ѣзды расположена была ставка Кенисары Касимова, шелъ 45 дней; по причинѣ трудностей зимняго степного похода караванъ шелъ довольно медленно, подвигаясь въ день отъ 25 до 30 верстъ. 1 апрѣля (за нѣсколько переходовъ до ауловъ Кенисары) къ Долгову явился есаулъ Минъ-Яшары съ письмомъ отъ мятежнаго султана о возвращеніи 8 киргизовъ, недавно захваченныхъ сибирскимъ отрядомъ. Просьба Кенисары была исполнена безъ особаго промедленія; какъ бы въ благодарность за это, Кенисара выслалъ 13 есауловъ своихъ для почетной встрѣчи Долгова; но, несмотря на эти любезности, Касимовъ плохо довѣрялъ дружелюбію русскихъ, и съ того самаго момента, какъ вашъ "посольскій караванъ" вступилъ въ черту его кочевокъ, за нимъ былъ учрежденъ самый ревнивый, бдительный надзоръ:-- въ каждомъ изъ ауловъ, чрезъ которые имѣлъ пройти Долговъ, находился одинъ изъ есауловъ или батырей Касимова, для зоркаго наблюденія за сношеніями каравана со встрѣчавшимися на пути хенисаринскими кочевьями.
   Подозрительность и опасенія Кенисары на первыхъ порахъ обнаружились тѣмъ, что еще первый прибывшій въ русскій караванъ есаулъ Минъ-Яшаръ распорядился отъ имени Касимова размѣстить по дорогѣ караулы,-- въ виду каравана,-- для пресѣченія сообщеній Долгова съ кочевавшими въ окрестностяхъ пути слѣдованія киргизами; правда, что по настоянію и убѣжденіямъ Долгова пикеты эти были сняты, во тѣмъ не менѣе подобнаго рода наблюденія за дѣйствіями каравана продолжались, хотя и не такъ явно. Какъ на примѣръ раздражительной подозрительности Кенисары къ русскимъ, можно указать на слѣдующій случай: линейный киргизъ Нурджанъ-Бакбашровъ желалъ подслужиться Кенисарѣ, самовольно прибылъ въ аулъ мятежника гонцомъ съ извѣстіемъ о приближеніи изъ Сибири къ оренбургской линіи жены султана Кудымъ-Джанъ и быль обласканъ Кенисарою; но, когда возвращеніемъ Бакбатырова на линію Донговъ хотѣлъ воспользоваться, какъ удобнымъ случаемъ для отправленія съ нимъ бумагъ, то несмотря на личныя ему приказанія Долгова, Бакбатыровъ не былъ пропущенъ къ каравану и проведенъ въ обратный путь, изъ ауловъ Кенисары, окольными дорогами. Вскорѣ затѣмъ прибывшій съ линіи нарочный съ бумагами къ Долгову, прежде чѣмъ былъ допущенъ къ русскому чиновнику, проведенъ также мимо каравана въ ставку Кенисары, а потомъ уже отосланъ къ Долгову. Наконецъ осторожность Кенисары была такъ велика, что по приказанію его киргизамъ запрещено было посѣщать кибитку медика Майделя, что узналось изъ разсказа одного больного султана, приходившаго за медицинскимъ пособіемъ. О всемъ этомъ Долговъ не рѣшался своевременно доносить въ Оренбургъ, опасаясь, чтобы письма и донесенія его не были перехвачены и не надѣлали бы ему большихъ хлопотъ и небезопасныхъ непріятностей; ему казалось, что перехваченныя донесенія его о неблаговидныхъ поступкахъ Кенисары и его есауловъ могли послужить поводомъ въ задержанію посольства, какъ заложниковъ, въ аулахъ Кенисары. Между тѣмъ недовѣріе ордынцевъ въ русскимъ возрастало съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе; есаулъ Бенджи, оставленный Кенисарою при Долговѣ въ качествѣ почетнаго пристава и вожака, простиралъ свою бдительность до того, что каждый день лично повѣрялъ число людей въ караванѣ, заходя въ кибитки ихъ подъ разными благовидными предлогами.
   Сопровождаемый такой опекой караванъ, наконецъ, прибылъ на то мѣсто, которое было отведено ему въ аулахъ Кенисары. Слѣдуетъ замѣтить, что мятежный султанъ, желая придать болѣе вѣскости своему значенію въ глазахъ ордынцевъ, принялъ "оренбургское посольство! весьма сухо и холодно; такъ, напримѣръ, отведенное подъ караванъ мѣсто было за чертой ханской ставки, на разстояніи отъ нея отъ 3-хъ до 4-хъ часовъ ѣзда, тогда какъ посланцы средне-азіатскихъ властителей занимали кибитки рядомъ съ султанскими, что означало особый почетъ; затѣмъ Долговъ, несмотря на всѣ его просьбы и требованія, не былъ допущенъ до личныхъ- свиданій и объясненій съ Кенисарою. Бдительность надзора была усилена за русскими до крайнихъ размѣровъ и поставила посольство въ совершенно изолированное положеніе, такъ что не только медикъ Майдель не могъ собратъ порученныхъ ему медицинскихъ свѣдѣній, а Долговъ, вразумляя Кенисару, "доставить вѣрныя свѣдѣнія о его силахъ и намѣреніяхъ", но послы рѣшительно не могли сами дать себѣ отчета: гдѣ въ данный моментъ они находились? Это происходило оттого, что Кенисара, безъ всякой очевидной надобности, со дня прибытія въ ставку русскихъ чиновниковъ, безпрестанно перемѣнялъ кочевки своихъ ауловъ, кружа, но свидѣтельству Долгова, въ мѣстности граничившей къ юго-западу съ рѣкою Джиланчакъ, къ югу Каракумомъ, къ востоку съ сибирской границей (отъ которой примѣрно находился верстахъ въ 200-хъ), и къ сѣверу озеромъ Типьтякъ-Соръ, до котораго доходилъ, касаясь его прибрежій, давая видъ своимъ передвиженіямъ постоянной перекочевки. Положеніе Долгова, осужденнаго двигаться каждый день вмѣстѣ съ аулами Кенисары въ разныхъ и совершенно произвольныхъ направленіяхъ, по мѣстамъ неизвѣстнымъ, становилось тяжелымъ, тѣмъ болѣе, что эти передвиженія мѣшали ему вести переговоры съ Кенисарою объ его обязанностяхъ къ Россіи. Когда же Долговъ послалъ къ Касимову находящагося при немъ муллу съ требованіемъ отъ мятежнаго султана категорическаго отвѣта: когда будетъ угодно Кенисарѣ принять его для выслушанія высочайшей воли, и когда будетъ конецъ этимъ нескончаемымъ перекочевкамъ? то Кенисара отвѣчалъ, что принять Долгова онъ не можетъ, во-1-хъ потому, что еще не приготовился къ должному пріему такого важнаго гостя, посланнаго къ нему царемъ царей и оренбургскимъ многомилостивымъ генераломъ; а во-2-хъ потому, что еще не вполнѣ убѣдился въ объявленной ему милости, по неприбытію его жены Кулымъ-Джанъ и родственныхъ султановъ. Относительно же безпрестанныхъ перекочевокъ съ мѣста на мѣсто объяснилъ, что они вызываются необходимостію прокормленія многочисленныхъ стадъ и табуновъ своихъ, и что въ этомъ случаѣ онъ является невольнымъ нарушителемъ данныхъ ему генералъ Обручевымъ приказаній: кочевать на одномъ мѣстѣ (?).
   Подобнымъ образомъ Кенисара отдѣлывался отъ Долгова каждый ровъ, когда тотъ домогался свиданій съ нимъ, отговариваясь то недосугомъ, то нездоровьемъ, то неготовностью къ пріему и т. д. Такое поведеніе коварнаго султана внушало Долгову убѣжденіе, что дальнѣйшее пребываніе его въ аулахъ Кенисары не только не принесетъ желаемой пользы, но напротивъ того, третированіе мятежникомъ русскихъ чиновниковъ, въ которыхъ ордынцы все-таки видѣли посланниковъ русскаго царя, неминуемо подорветъ вѣру ордынскихъ племенъ въ русское могущество. Во избѣжаніе подобныхъ послѣдствій Долговъ рѣшился оставить аулы вѣроломнаго мятежника не медля ни минуты, во былъ увѣдомленъ дядею Кенисары, султаномъ Коробаемъ, посылавшимся къ племяннику съ извѣстіемъ о намѣреніяхъ Долгова возвратиться на линію, что ханъ Кенисара, на вопросъ султана Коробая: "для чего онъ держитъ русскаго чиновника"?-- отвѣчалъ: "если я ихъ отпущу, то кто же будетъ мнѣ порукой въ томъ, что будутъ возвращены жена моя и султаны... и кто мнѣ за это отвѣтитъ"?
   Такой оборотъ дѣла убѣдилъ Долгова, что ему еще не скоро придется вырваться изъ ауловъ мятежнаго султана, по крайней мѣрѣ не ранѣе прибытія Герна съ султаншею. Употребить ко съ Кенисарою крутыя мѣры Долговъ не могъ, потому что это, во-первыхъ, ни къ чему бы не повело, а во-2-хъ -- могло бы послужить предлогомъ Кенисарѣ для заключенія Долгова съ Ко подъ стражу. Дѣлать было нечего, пришлось покориться необходимости и ждать Герна.
   Въ такомъ неопредѣленномъ положеніи Долговъ и Майдель пробыли въ аулахъ Кенисары около мѣсяца; въ продолженія этого времени русскій чиновникъ неоднократно пытался добиться аудіенціи у Кенисары, но каждый разъ получалъ словесный, или письменный, но всегда одинаково отрицательный отвѣтъ. Кенисара, впрочемъ, не забывалъ и самъ Долгова, обращаясь къ нему, вѣроятно ради потѣхи, съ разными саркастическими письмами и просьбами. Для образчика можно указать на письмо Кенисары къ Долгову, писанное первымъ тотчасъ по возвращеніи въ его аулы схваченныхъ сибирскимъ отрядомъ, тѣхъ восьми киргизовъ, о возвращеніи которыхъ Касимовъ просилъ Долгова, еще до ирибытія послѣдняго въ ставку. Вотъ это посланіе:
   "Господину попечителю Долгову, отъ султана Кенисары.
   "Въ прошломъ году, около 21-го числа мѣсяца наурузи (марта), выступившій изъ сибирскаго вѣдомства отрядъ разбилъ мой аулъ и увезъ въ плѣнъ жену мою; въ каковое время уведены собственныя мои, три бѣлыхъ борзыя два кобеля и одна сука. Одна изъ этихъ собакъ находится у сына Кунгуръ-Кулджи, другая -- Караулова рода Хакимъ-Мазы, а третья у отряднаго начальника, законщика Сотникова. Если можете, то сами возвратите мнѣ этихъ собакъ, въ противномъ случаѣ доложите объ этомъ генералу, въ особенности прошу постараться о возвращеніи мнѣ бѣлой суки! Хотя эта просьба моя не большая, а почтите ее за великую. Ханъ Кенисара Касимовъ печать приложилъ" {Перевелъ Костромитиновъ.}.
   Будучи близко знакомымъ съ манерою обращенія мятежныхъ киргизовъ, Долговъ очень хорошо понималъ, изъ обращенія съ нимъ Кенисары, въ какое смѣшное положеніе ставилъ его мятежный султанъ въ глазахъ преданныхъ ему ордынцевъ. Съ теченіемъ времени, бдительность надзора за Долговымъ (можетъ быть, и умышленно), замѣтно ослабла, но, впрочемъ, лишь на столько, что до него стали доходить нѣкоторые слухи о томъ, что дѣлалось и предпринималось Кенисарою во время его заключенія; самъ же Долговъ, по прежнему, лишенъ былъ всякой возможности доносить въ Оренбургъ о томъ, что творилось" въ аулахъ мятежника.
   Такъ, Долговъ узналъ, что во время его пребыванія въ аулахъ Кенисары, есаулъ Касимова, Минъ-Яшаръ находился тайно" при липіи, въ окрестностяхъ Орской крѣпости, съ цѣлію развѣдыванія о дѣйствіяхъ и распоряженіяхъ пограничнаго начальства и о подозрѣваемомъ Кенисарою приготовленіи противъ него отряда русскихъ войскъ съ оренбургской линіи. Лазутчикъ этотъ возвратился, какъ впослѣдствіи узналъ Долговъ, всего только за 6 дней до возвращенія каравана въ Орскую крѣпость. Не менѣе, если еще не болѣе, интересныя свѣдѣнія находятся въ томъ же рапортѣ Долгова (писанномъ имъ по возвращеніи въ Оренбургъ), изъ котораго заимствованъ нами приведенный разсказъ о поступкахъ съ киргизами начальника сибирскаго отряда, есаула Рыбина, съ которымъ сносился Долговъ о возвращеніи извѣстныхъ читателю 8 киргизъ. Свѣдѣнія эти, привезенныя чиновнику Долгову киргизами, посылавшимися имъ къ помянутому военноначальнику сибирскаго отряда, суть слѣдующія: "Есаулъ Рыбинъ намѣренъ былъ отдать ихъ (плѣнныхъ) до того еще (т.-е. до сношенія Долгова по этому поводу) родственникамъ этихъ плѣнныхъ, пріѣзжавшимъ къ Рыбину съ приготовленными для выкупа 2,000 руб. ассиг., и что Рыбинъ будто бы, отъ имени высшаго начальства своего (сибирскаго),-- силою взялъ все почти лучшее имущество и скотъ у киргизъ Наймановскаго и Баганалинскаго родовъ (цѣнимое будто киргизами въ 30 тыс. руб. ассиг.) и отправилъ его въ мѣсто своего жительства, какъ свою свою собственность!" {Дѣло "о командированіи по высочайшему повелѣнію въ аулы Кенисары Касимова чиновника Долгова".}
   Мимоходомъ замѣтимъ, что этому обстоятельству въ Оренбургѣ не было придано значенія особой важности, какъ "мало правдоподобному"; но, кто знакомъ съ былымъ хищничествомъ {Припомнимъ донесенія генерала Перовскаго о безполезности поисковъ противъ Кенисары, имѣющихъ въ результатѣ одно лишь разореніе мирныхъ ордынцевъ.} нашихъ степныхъ поисковъ, и преимущественно сибирскихъ отрядовъ, тотъ можетъ смѣло вѣрить приведенному разсказу; незнакомымъ же съ подобными вещами, совѣтуемъ обратиться въ статьѣ г. Шашкова: "Рабство въ Сибири" ("Дѣло", мартъ, 1869).
   Наконецъ было получено (уже во второй половинѣ мая мѣсяца) радостное свѣдѣніе о приближеніи Герба, съ сопровождаемою имъ султаншею Кунымъ-Джанъ къ ауламъ Кенисары.

-----

   Поручикъ Гернъ (нынѣ генералъ-маіоръ и посредникъ Оренбургскаго уѣзда), такъ передаетъ свое пребываніе въ аулахъ Кенисары {Донесеніе Герна генералу Обручеву и разсказъ его автору предлагаемой статьи.}:
   "Въ аулахъ Кенисары -- пишетъ Гернъ -- я пробылъ 12 дней, и былъ сначала принятъ со всевозможными почестями: ибо на слѣдующій день моего прибытія онъ выслалъ ко мнѣ депутацію, изъ ста почетныхъ, есауловъ, во главѣ которыхъ были султаны Наурузбай и Худай-Менде, Джике-Батырь, есаулъ Галій и Батырь-Бали. Депутація эта имѣла порученіе передать мнѣ поклонъ и изъявить искреннюю благодарность Кенисары за мое хорошее обращеніе съ его женою.
   "Я неоднократно объявлялъ посланнымъ о моемъ желаніи видѣть самого Кенисару и ежедневно повторялъ это требованіе, на что постоянно слышалъ одни обѣщанія, которыхъ однакожъ никто не думалъ исполнять".
   Изъ этихъ строкъ мы видимъ, что и новому посланнику посчастливилось не болѣе Долгова и что онъ, также какъ и первый, былъ осужденъ видѣть кругомъ обманъ и сознавать рѣшительную невозможность исполнить возложеннаго на него порученія. Какъ это походило на мечты генерала Обручева о приведеніи Кенисары къ присягѣ на подданство Россіи, для каковой надобности при Долговѣ находился мулла!
   Наконецъ, 25-го мая Герна извѣстили, что Кенисара заболѣлъ и крайне сожалѣлъ о невозможности свиданія съ нимъ, и что, онъ не задерживаетъ его болѣе въ своихъ аулахъ изз боязни навлечь тѣмъ на себя немилость генерала Обручева.
   Причина такого поспѣшнаго желанія Кенисары отправить оренбургское посольство обратно на линію заключалась въ его намѣреніи ограбить аулы упорно не признающихъ его ханомъ Япасцевъ, наказать которыхъ онъ считалъ нужнымъ для острастки и другихъ родовъ, и рѣшаясь произвести набѣгъ въ виду скораго откочеванія къ линіи Япасскаго рода, желалъ выпроводить Долгова и Ко, которые могли быть очевидцами его далеко не мирныхъ поступковъ.
   Впрочемъ, унизивъ посольство и надсмѣявшись надъ излишней довѣрчивостью оренбургской администраціи, онъ считалъ себя вправѣ высказать въ письмѣ, врученномъ Долгову, для передачи Обручеву, откровенно свое нежеланіе стать въ ряды русскихъ подданныхъ.
   Въ этомъ посланіи Кенисара, между прочимъ, говоритъ, ссылаясь на правила завѣщанныя кораномъ, что онъ, безъ нарушенія ученій пророка, не можетъ принять присягу на вѣрность русскому царю; "...въ немъ (въ письмѣ) вы (Обручевъ) приказываете одно дѣло,-- писалъ Касимовъ,-- котораго мы не можемъ ни выполнить и ни обнять разсудкомъ. Если отвѣчать вамъ на этотъ предметъ, то сердце мое трепещетъ, страшась гнѣва государя императора, но какъ вы начальникъ,-- не могу но объяснить объ этомъ вамъ, и за то вы не смотрите на насъ съ презрѣніемъ. Обстоятельство это состоитъ въ слѣдующемъ. Въ письмѣ вашемъ заключаются слова: "Вы, г-нъ султанъ, за ниспосланныя отъ Всевышняго милости, должны пасть ницъ лицемъ и благодарить Бога и знать, что сердце царя въ рукахъ Всевышняго; подумайте, сколько въ этомъ предписаніи излито на васъ милостей государя нашего и посмотрите на тексты корана, въ, которыхъ изображено: не должны ли вы принять на свою обязанность и не требуется ли отъ васъ исполненіе словъ: О, правовѣрные! вы должны повиноваться во первыхъ Богу, потопъ "то посланнику -- государю и назначеннымъ ими правителямъ; -- также завѣщаніе пророка: царямъ вашимъ и правителямъ ихъ вы должны безусловно повиноваться".
   "Вы сказали это совершенно справедливо -- продолжалъ Кенисара -- и тутъ нѣтъ ни малѣйшей неправды, но Всевышній Богъ возстановилъ между рабами своими различныя вѣроисповѣданія, ниспославъ каждому поколѣнію пророка. Эти пророки завѣщали послѣдовавшимъ имъ народамъ различные законы, и всякій, кто не послѣдуетъ правиламъ, установленнымъ его пророкомъ, и будетъ ослушаться приказаній соплеменнаго правителя своего, то, какъ упоминается въ нашихъ книгахъ, рано, или поздно, непремѣнно долженъ подвергнуться гнѣву и проклятію Бога {Несправедливое толкованіе текста, въ которомъ сказано прямо, безъ всякихъ натяжекъ, что магометанскій законъ велитъ повиноваться государю своему какой бы онъ вѣры ни былъ (примѣчаніе переводчика Батыршина).}. Нынѣ вы приказываете быть подданнымъ вашему государю и повиноваться его правителству, но, одобритъ ли Всевышній, если рабъ его, оставивъ повелѣнія его, пойдетъ другимъ путемъ? Вы требуете нашего подданства и повиновенія, говоря, что Богъ у насъ и у васъ одинъ, только разныя вѣры, но подумайте, можно ли это сообразить съ обычаемъ? Если я, сдѣлавшись подданнымъ вашимъ, буду поступать противно запрещеній Всевышняго, то страшусь его гнѣва и стыжусь мусульманскихъ правителей!-- Обдумывая все это, я нахожу, что требованію вашему источникомъ служитъ то, что находящіеся въ глупой киргизской ордѣ султаны и біи, изъ корыстныхъ видовъ, желая обмануть правительство, показываютъ только видъ подданныхъ, не будучи таковыми на дѣлѣ! Неужели вы думаете -- восклицаетъ далѣе Кенисара -- что эти султаны и біи, повидимому непокорные и непослушные ордынской власти, исполняютъ искренно и съ усердіемъ службу царскую!?"
   Высказавшись совершенно опредѣленно о нежеланіи своемъ быть русскимъ подданнымъ, Кенисара переходитъ въ тѣмъ отношеніемъ, какія по его убѣжденію, и по примѣру прошлыхъ лѣтъ, должны были бы существовать между Россіей и киргизами. Покойный отецъ великаго государя {Императоръ Павелъ Петровичъ.}, говоритъ онъ, "Бѣлый царь", покойному отцу моему (прадѣду) Аблай-хану, предоставивъ обширную свободу, соизволилъ обѣщать, "чтобы каждый владѣлъ своимъ; чтобы русскіе и киргизы вели между собой торговлю; чтобы между ними свободно ходили караваны и каждый занимался своимъ промысломъ. Такъ прошло нѣкоторое время и мы проживали спокойно, всякій находясь подъ безпредѣльною сѣнію покровительства государя. По кончинѣ отца нашего (прадѣда) Аблай-хана преемникомъ ему былъ сынъ его султанъ Валій (дѣдъ Кенисары). При этомъ ханѣ и отцѣ великаго императора народъ наслаждался долгое время спокойствіемъ; тогда никто не дѣлалъ насилій и притязаній на земли киргизскія; не измѣряли кочевки и не строили на нихъ укрѣпленій!"
   Дальнѣйшее содержаніе письма Кенисары на столько ясно указываетъ, къ чему повела безпечность отношеній нашей администраціи въ степи, которой она совершенно не вѣдала, что первый шагъ, сдѣланный нашими администраторами, по упроченію нашихъ правъ и вліянія на киргизскую степь показался кайсакамъ нарушеніемъ ихъ правъ и послужилъ поводомъ къ цѣлому ряду энергическихъ и хроническихъ возстаній привыкшихъ въ полной независимости столѣтнихъ подданныхъ Россіи. Сѣтованія Кенисары на новую политику русскихъ администраторовъ на столько характерны, и такъ рельефно объясняютъ причины его бунта, что мы находимъ нужнымъ привести ихъ здѣсь цѣликомъ. Вотъ что писалъ мятежный султанъ по этому поводу:
   "При нынѣшнемъ великомъ государѣ, и въ наше время, доставшіяся въ наслѣдство отъ покойнаго отца нашего Аблал земли: Исиль-Нура, Актау, Уртагъ, Каръ-Каралы, Карынлыкъ, Яркаинъ, Убаганъ, Тоболъ, Кушь-Мурунъ, Хаянъ и Турзакъ до Урала усѣяны укрѣпленіями. Неужели у прежнихъ государей не доставало аркана (веревки) для измѣренія земли, не было лѣсу -- доя построекъ укрѣпленій, не доставало силы -- дѣлать насилія? Напротивъ все это они имѣло, и все это показываетъ ихъ правосудіе! Нынѣшнее начальство, озабочиваясь распространеніемъ могущества государя, мѣряетъ земли, строить укрѣпленія и тѣмъ безпокоитъ народъ. Это дѣло не для будущности, а только для настоящей жизни: никто не останется вѣчнымъ въ этомъ мірѣ. Но, можетъ быть, къ такимъ несправедливостямъ побуждаются надеждою получатъ чины и тѣмъ хвалиться. Хитростью никто не въ состояніи увеличитъ могущество и счастіе государя, ибо то и другое даровано имъ самимъ Богомъ".
   "Обо всѣхъ этихъ злоупотребленіяхъ -- говоритъ далѣе Кенисара -- никогда не было доводимо до свѣдѣнія государя. Сколько я ни писалъ объ этомъ прежнимъ начальникамъ, но ни отъ кого никогда не получалъ отвѣта. Не смѣю и не хочу противиться начальству и не прошу о тѣхъ земляхъ, на которыхъ построены уже укрѣпленія, но еслибы вы выпросили у государя императора земли, слѣдующія мнѣ въ наслѣдство отъ отца нашего, какъ-то: Тургай, Улу-тау, Сиры-су и по сю сторону Исиль-Нуры, то заставили бы молиться о государѣ императорѣ. Сколько и ни просилъ объ этомъ высшее начальство, но оно никогда меня не слушало. Такъ какъ вы до сего времени были ко мнѣ милостивы и благосклонны, то надѣюсь и теперь, что чрезъ посредство свое исходатайствуете мнѣ эту милость".
   Въ заключеніе, прося генерала Обручева защищать его и впредь отъ клеветъ сибирскаго начальства, Кенисара проситъ оренбургскаго губернатора о немедленномъ отпускѣ изъ плѣна брата его Абулгазыя, который не былъ къ нему отправленъ, вмѣстѣ съ другими его родственниками по подозрѣнію, что онъ не братъ Касимова, а просто бѣглый казанскій татаринъ,-- ибо ни лицомъ, ни нарѣчіемъ не былъ похожъ на киргиза. Кенисара, переходя къ освобожденію послѣдняго, возвращается снова къ ироническому тону и говоритъ, что султанъ-правитель Баймухамедъ въ 1843-мъ году съ отрядомъ захвативши "брата нашего Абулгазыя, назвалъ его татариномъ, потому что онъ лицомъ бѣлокурый и похожъ на татарина -- Всевышній Богъ, (продолжаетъ онъ) рабовъ своихъ творитъ по своему произволу: кого чорнымъ, кого бѣлокурымъ, кого бѣлымъ и кого синимъ, однимъ словомъ различныхъ цвѣтовъ и въ могуществѣ этомъ никто ему воспрепятствовать не можетъ! Абулгазый рожденъ отъ Касима (отца Кеннсары) и матери нашей Кучакъ, о дѣйствительности сего удостовѣряемъ, начиная съ меня и до тысячи человѣкъ, приложеніемъ рукъ. Надѣясь, во-1-хъ, на Бога, а потомъ на васъ, мы написали столько просьбъ, что гдѣ встрѣтите недоразумѣніе наше, не откажите намъ въ милостивомъ прощеніи. Уповая на милость и снисхожденіе ваше, султанъ Кенисара Касимовъ печать приложилъ".
   Едва письмо это было доставлено въ Оренбургъ возвратившимися изъ ауловъ мятежника чиновниками вмѣстѣ съ другими скудными свѣдѣніями, собранными ими въ ордѣ, какъ изъ степи стали поступать въ генералу Обручеву печальная извѣстія о возобновленіи безпорядковъ. Стало быть посольство, несмотря "на весь этикетъ приданный ему Обручевымъ, возвратилось вспять, не достигнувъ никакихъ результатовъ, а скорѣе произвело совершенно противное впечатлѣніе, чѣмъ то, на которое уповалъ оренбургскій администраторъ, такъ долго считавшій себя искуснымъ политикомъ.
   Пришлось приготовлять новую экспедицію въ степь для разсѣянія скопища Кеннсары.
   

V.
(1845--1847).
Набѣгъ Байкадама и Кенисары за япасцевъ.-- Намѣреніе Кенисары воспрепятствовать возведенію новыхъ укрѣпленій.-- Освобожденіе Лебедева изъ-подъ суда.-- Движеніе русскихъ отрядовъ.-- Отступленіе Кенисары къ озеру Коквей-Кулю.-- Покореніе имъ китайскихъ киргизовъ.-- Походъ въ диво-каленнымъ ордынцамъ.-- Жестокости Кенисары и его погибель 1).

   1) Дѣла канц. ор. генерагь-губ-ра "о безпорядкахъ въ степи", 2 части. Письмо К. Ив. Герна. Записка свящ. Л--скаго. Рукопись Г. П. Половоротова, имъ же доставленная пѣсни о Кенисарѣ. Дѣло Тургайсхаго обл. правл. объ убіеніи султана Кенисары Касимова дико-каменными киргизами.
   
   Вслѣдъ за отправленіемъ оренбургскаго посольства, Кенисара, соединившись съ Байкадамомъ, за вѣрность котораго русскому правительству былъ преданъ суду Лебедевъ, напалъ на аулы япасцевъ, которые совершенно разграбилъ, такъ что, по свидѣтельству поручика (нынѣ ген.-маіора) Герна, у нихъ наступилъ страшный голодъ, отъ котораго очень много погибло людей этого рода. Такая постоянная месть султана Кенисары япасцамъ вытекала изъ нерасположенія къ нимъ мятежника, за упорный, въ теченіи многихъ лѣтъ, отказъ ихъ -- признать Касимова своимъ ханомъ. Между тѣмъ, значительный по численности, воинственный и богатый, япасскій родъ былъ долго предметомъ задушевныхъ желаній Кенисары -- ему хотѣлось привлечь его на свою сторону. Съ этой цѣлью онъ неоднократно переходилъ отъ угрозъ и разореній въ выраженію своего сочувствія япасцамъ: такъ, онъ даже женился на дочери одного япасскаго бія,-- но, видя, что и супружество не принесло ему желаемыхъ результатовъ, въ гнѣвѣ отрубилъ своей молодой женѣ носъ и столь обезображенную послалъ предупредить япасцевъ о грозившей имъ опасности. Это было послѣднее нападеніе Кенисары на япасцевъ, отъ которыхъ вниманіе его отвлекло прибытіе на Улу-тау сибирскаго отряда, съ намѣреніемъ заложить тамъ укрѣпленіе.
   Горы Улу-тау, заключая въ себѣ много пастбищныхъ мѣстъ и изобилуя лѣсомъ, служили Кенисарѣ кочевками въ зимнее время; очень естественно, что онъ не хотѣлъ дешево разстаться съ ними и появленіе русскаго отряда, заложившаго укрѣпленіе въ его зимовкахъ, внушило Касимову мысль: всячески препятствовать возведенію какихъ-либо укрѣпленій на Улу-тау, и даже, въ случаѣ нужды, уничтожить весь тамъ находившійся отрядъ.
   Набѣги Байкадама, въ союзѣ съ Кенисарою, открыли глаза Обручеву и Лебедевъ былъ освобожденъ отъ суда, а въ степь были высланы нѣсколько отрядовъ, отъ сибирскаго и оренбургскаго корпусовъ, одновременно. На этотъ разъ обѣ администраціи рѣшились не прекращать военныхъ дѣйствій противъ Кенисары, не стѣсняясь даже зимой, когда, по обыкновенію, поиски отзывались на линію, до тѣхъ поръ, пока не будутъ истреблены шайки безпокойнаго султана.
   Движеніе русскихъ войскъ съ одной стороны, и отложеніе разомъ нѣсколькихъ родовъ, вслѣдствіе жестокаго обращенія Кенисары съ своими джигитами,-- съ другой, спасли Улу-тау-скій отрядъ отъ нападенія.
   Въ виду быстраго, на этотъ разъ, приближенія русскихъ отрядовъ Кенисара, не завязывая битвъ, поспѣшно сталъ отступать изъ оренбургской степи къ озеру Кокый-Кулю, въ предѣлахъ китайскихъ владѣній. Въ 1846-мъ году мятежный султанъ оставилъ русскую степь и занялся покореніемъ киргизъ, кочевавшихъ въ окрестностяхъ Кокый-Куля; такъ какъ племя это не отличалось воинственностью, то Кенисарѣ стоило небольшихъ усилій покорить его своей власти.
   Между тѣмъ, вразумительный опытъ довелъ наконецъ оренбургскую администрацію до сознанія,-- что пока русскіе не станутъ твердою ногою въ глуби степи, до тѣхъ поръ нельзя ожидать прочнаго спокойствія въ ордѣ. Съ этою цѣлью въ 1846-мъ г. было приступлено къ заложенію трехъ укрѣпленій: оренбургскаго, на рѣкѣ Тургаѣ, уральскаго на Иргизѣ и карабутакскаго форта на рѣкѣ Карабутакѣ, отъ которой онъ и заимствовалъ свое названіе. Укрѣпленія эти, кромѣ значенія наблюдательныхъ; постовъ, имѣли цѣлью, въ случаѣ степныхъ мятежей, служить убѣжищемъ для тѣхъ киргизскихъ родовъ, которые не сочувствуя мятежникамъ, могли со всѣмъ имуществомъ прикочевывать, подъ защиту русскихъ гарнизоновъ. Обстоятельство это тоже повліяло на уменьшеніе числа невольныхъ сподвижниковъ Кенисары, которымъ прежде приходилось или пристать безпрекословно къ нему, или быть разграбленными,-- разумѣется они выбирали первое.
   Вслѣдъ за покореніемъ Кокый-кульскихъ (китайскихъ) киргизовъ Кенисара двинулся на обитающихъ въ горахъ Ала-тау дико-каменныхъ киргизъ, съ цѣлью подчинить ихъ своей власти, идти на Коканъ и провозгласить себя коканскимъ ханомъ, какъ говоритъ преданіе. Дико-каменные киргизы -- племя воинственное, и потому съ ними не такъ легко было справиться, какъ съ ковый-кульскими. Храбрость этихъ киргизъ и пресѣченная мѣстность, въ которой они обитали, представляли слишкомъ много затрудненій для Кеннсары.
   Трудность борьбы раздражала Кенисару до нельзя. Оставивъ на произволъ судьбы оренбургскую степь, гдѣ, пользуясь его отсутствіемъ, росли русскія укрѣпленія, Кенисара напрягалъ всю свою энергію на то, чтобы уничтожить самостоятельность племени дикокаменныхъ киргизовъ. Увлекаемый местью и упрямствомъ, Касимовъ дѣлалъ безпрерывные промахи: такъ, всякая малѣйшая неудача отражалась жестокостью на его же сподвижникахъ, и, конечно, охлаждала ихъ преданность къ нему; когда же, послѣ нѣсколькихъ удачныхъ стычекъ, дико-каменные киргизы прислали къ Кенисарѣ нарочныхъ съ изъявленіемъ ему своей покорности и признаніемъ его ханомъ, то, гордый своими побѣдами и мстительный ханъ не захотѣлъ воспользоваться ихъ покорностью, а объявилъ, что онъ намѣренъ съ корнемъ истребить родъ каменныхъ киргизовъ и двинулся далѣе, предавъ мучительной смерти пріѣзжавшихъ къ нему посланниковъ.
   Вѣрный своему обѣщанію, Кенисара съ рѣдкой жестокостью принялся за истребленіе диво-каменныхъ киргизовъ. Покоряя аулы непокорныхъ, онъ ознаменовалъ путь свой небывалыми примѣрами варварства: послѣ занятія какого-либо непріятельскаго -аула, Кенисара приказывалъ разводить костры, ставилъ на нихъ въ котлахъ воду, и когда вода начинала кипѣть, тогда, по приказанію хана, плѣнные, съ ихъ семействами, приводились къ кострамъ, со связанными руками, и въ ихъ глазахъ жены и дѣти ихъ, будучи связаны по рукамъ и ногамъ, были бросаемы "теленгутами" (родъ гвардіи при ханѣ) въ котлы и варились тамъ. По окончаніи этой пытки, плѣнныхъ мужчинъ, измученныхъ зрѣлищемъ страданія близкихъ ихъ сердцу людей, ставила въ шеренги и предавали жестокой смерти.
   Такое варварство Кенисары заставило диво-каменныхъ киргизовъ сплотиться въ одно тѣло, одушевляемое одною мыслью: мщенія варвару!
   Въ горахъ Ала-тау, въ одномъ изъ ущелій, чрезъ которое пришлось проходить Касимову, на него напалъ превосходный въ силахъ непріятель; завязалась жаркая битва, въ которой, благодаря измѣнѣ Дулата (киргизовъ Дулатовскаго рода), Кенисара и братъ его Наурузбай пали мертвыми, какъ и вся ихъ шайка въ 3,000 человѣкъ. Убивъ Кенисару, дико-каменные киргизы отрубили ему голову и возили ее, воткнутую на пиву, по ауламъ для успокоенія устрашенныхъ жителей; тѣло Кенисары было, изъ мщенія, отдано женщинамъ, которыя изрѣзали его въ мелкіе кусочки. Голова безпокойнаго султана, или правильнѣе, его черепъ, попахъ какими-то судьбами впослѣдствіи въ руки князя Горчакова, который приказахъ хранить эту голову въ главномъ управленіи Западной Сибири, при дѣлѣ: "О бунтѣ Кенисары".
   Тамъ кончилъ свою жизнь этотъ выдающійся человѣкъ, жизнь и дѣла котораго дали поучительный урокъ оренбургской администраціи, указавъ ей путь, по которому она должна была слѣдовать въ политикѣ съ Среднею Азіей. Та постоянная поддержка, которою пользовались всѣ наши степные мятежники отъ Хивы и другихъ владѣній Средней Азіи, внушила убѣжденіе, что для пресѣченія этой поддержки на будущее время необходимо занять нашими укрѣпленіями пункты, соприкасающіеся съ границею упомянутыхъ ханствъ. Сначала было основано укрѣпленіе Раимское, потомъ взята Акъ-Мечеть (Ф. Перовскій), а въ наше время, въ центрѣ непріязненныхъ намъ владѣній, существуетъ Туркестанскій округъ, силъ котораго достанетъ не только для острастки ничтожныхъ хановъ, но и для уничтоженія ихъ самостоятельности.
   Итакъ, дико-каменные киргизы (вошедшіе нынѣ въ предѣлы туркестанскаго генералъ-губернаторства) въ 1847-мъ году, убіеніемъ Кенисары, оказали, можетъ быть, помимо желанія, немаловажную услугу Россіи, избавивъ ее отъ опаснаго мятежника. Кенисара умеръ, но память о немъ и его подвигахъ живетъ въ ордѣ, сложившись въ образы легендъ и патріотическихъ пѣсенъ, прославляющихъ его батырство. Григорій Петровичъ Половоротовъ (долго бывшій секретаремъ султана-правителя восточной части), доставилъ намъ пѣсню "о Кенисарѣ" на татарскомъ языкѣ съ русскимъ переводомъ, сложенную знаменитымъ киргизскимъ поэтомъ Нысанбаемъ, очевидцемъ и сообщникомъ Кенисары въ его батырствѣ.
   Киргизскій поэтъ изображаетъ слезы и отчаяніе всѣхъ окружавшихъ любимаго хана, съ которымъ погибло безвременно много "радужныхъ надеждъ"!... Надеждъ, которыя,-- еслибъ по прежнему продолжали дремать оренбургскіе администраторы,-- могли легко перейти въ дѣйствительность, и "ключъ и врата ко всѣмъ азіатскимъ землямъ и странамъ" опять ускользнули бы изъ нашихъ рукъ.

Н. Середа.

   29 января, 1870, Петербургъ.

"Вѣстникъ Европы", No 8, 1871

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru