Серафимович Александр Серафимович
На панском фронте

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


  

А. С. Серафимович

  

На панском фронте

  
   Собрание сочинений в семи томах. Том шестой
   М., ГИХЛ, 1959
  
   Знойное небо, чудесное расплавленное солнце, от которого давно у всех загорели лица; ласковый горячий ветерок струится все в одну сторону, раскачивая березы; а под ними на песке судорожно играют живые тени и трепетные золотистые пятна. Пахнет до одури насыщенным смолистым запахом, голова кружится. Чайку бы попить в этой благодати да с книгой завалиться вон в той сосновой роще.
   А вместо этого головы всех подняты вверх, и глаза напряженно следят. В голубой высоте то сверкнет, как длинная спица, то погаснет, и снова знойная голубизна, и опять сверкнет.
   -- Каждый день бомбы кидает. Летает вот рукой подать, за лес крыльями цепляется, а ничего не поделаешь: пулеметы не берут, снизу блиндированы, а пропеллер -- туда не попасть.
   -- Погоди,-- говорит другой красноармеец, -- вот привезут наши, перестанет зря мотаться над нами.
   Длинная игла в небе совсем погасла.
   -- В тыл полетел, эшелоны все ищет.
   Стоит красавец, сажень косая росту, плечистый, стройный, пышет алая фуражка; до самой земли кривая кавказская, похожая на ятаган, шашка, вся в серебре, с чернью. Весь он затянут, все в нем кокетливо-воинственно и отважно. Чувствуется лихой кавалерист.
   -- Вот приходится со своими же поляками воевать. Да, я -- поляк из Вильны.
   -- Как они дерутся, поляки-то?
   -- Да как вам сказать, есть пехотные части стойко бьются, а кавалеристы наших атак не принимают. Два раза водил свой конный отряд в атаку, оба раза не приняли, показали тыл. А одеты -- один шик. Тут,-- он провел пальцем вокруг горла,-- оторочено черным барашком; в таких коротких затянутых мундирчиках,-- загляденье. Конечно, в общем сейчас дерутся хорошо, но как только нас подопрут резервами, разобьем, у меня нет сомнений. Только вот злодеи мучают наших пленных, такие пакости делают. Я сам видел трупы наших пленных красноармейцев; знаете, не хочется и рассказывать, что проделывают! Что турки когда-то.
  
   Толпа красноармейцев, сгрудившаяся вокруг, тяжело молчала, не глядя друг на друга.
   -- А по-моему, так,-- заговорил кавалерист,-- пленных брать, кормить-поить, хорошо обходиться, а сколько наших изуродуют, столько ихних, так же с этими сделать и положить в халупе, а самим уйти и записку оставить. "Смотрите, мол: вы наших -- и мы ваших, как раз столько же, не больше, не меньше".
   -- Верно. Так...-- загудели кругом голоса, и красноармейцы оживились.
   -- А у нас, на Восточном фронте я был,-- заговорил небольшого роста красноармеец, с большими ушами и хитроватыми на несмеющемся лице глазами, сухопарый и подвижной, должно быть из рабочих,-- так что делалось? Казаки, резали из спины наших пленных ремни, выжигали на груди звезду, закапывали живыми. Ну, мы в долгу не оставались. Так и шло. А потом додумались: взяли в плен целый полк -- бородачи, зверье. Грязные, обовшивели, оборванные. По-волчьи глядят из-под насупленных бровей, ждут расправы. Ну, комиссар послал их перво-наперво в бани. Вымылись, дали им чистое белье, одежду, а когда вышли из бани,-- встретили оркестром; как грянули, они обалдели: стоят, разинули глаза, ничего не понимают. А вечером устроили им митинг, рассказали, что они нам братья,-- только глаза им заволокло. Повели в театр, кинематограф, концерт устроили. Так сами, когда пришли в себя от изумления, все встали, как один человек, в Красную Армию и, как звери, дрались со своими, с белыми.
   Красноармейцы молчали, вопросительно поглядывая друг на друга, не умея определить своего отношения к рассказанному.
   -- То есть,-- сказал кавалерист,-- они наших будут уродовать, а мы их будем угощать?
   -- Товарищ,-- сказал с смеющимися глазами,-- чего ты, десять лет хочешь воевать?
   -- Как!
   -- Да ежели мы им носы и все прочее начнем резать, так ведь они, как звери, будут драться до самой Варшавы: сколько нашего брата поляжет! А если по-братски с пленными, после первого хорошего нашего удара рассеется вся армия, вот посмотрите.
   И странно, по толпе пробежало оживление, засверкали улыбки, и дружно загудело:
   -- Ясное дело.
   -- Отдан приказ не трогать, ну и не трожь...
   -- Верное дело. Кто сам себе враг?.. Кому охота затягивать войну?..
   А на песке все так же трепетно играли ежеминутно меняющиеся золотистые пятна.
  

ПРИМЕЧАНИЯ

  
   Впервые напечатано под рубрикой "Впечатления" в газете "Правда", 1920, 22 мая, No 109. Относится, как и следующие четыре очерка, к периоду пребывания писателя на польском фронте, куда он был послан "Правдой" весной 1920 года. В связи со своей поездкой на Западный фронт Серафимович вспоминал: "На польский фронт я был командирован "Правдой" в трудный момент. Поляки заняли Киев и сильно теснили нас со всех сторон. Однако среди красноармейцев не было уныния. Ждали, что подойдут подкрепления" (т. VIII, стр. 434).
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru