Серафимович Александр Серафимович
Следопыты

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

А. С. Серафимович

Следопыты

   А. С. Серафимович. Собрание сочинений в четырех томах. Том 3.
   М., "Правда", 1980
  
   Шоссе бесконечно теряется позади, напоминая о пройденном. Кругом волнуются выколосившиеся хлеба, темнеют рощицы. Вдоль речушек, которые поблескивают по лощинам, белеют хаты. К этапу по шоссе длинной теряющейся серо-синей колонной тянутся пленные.
   Австрийцы в башмаках идут равнодушно и устало с черными от загара и пыли лицами. Два австрийских офицера-летчика, один -- молоденький, безусый, другой -- с рогатыми рыжими усами, качаются на повозке. По бокам шагают наши солдатики в мешковатых гимнастерках с винтовками на плечах. Человек пять казаков лениво покачиваются на седлах.
   Жара, мухи, пыль...
   -- Подтяни-ись! -- зычно кричит унтер, но колонна так же медленно, лениво и устало тянется, окутанная пылью, и последние ряды теряются за увалом.
   До этапа верст десять. Солнце клонится к дальнему лесу, но еще печет. В низине важно шагает, подымая лапу, аист и хватает лягушек. По обочинам краснеют яркие маки.
   Два ополченца с запыленными бородами идут, покачивая винтовками на плечах.
   -- Микит, а Микит, как их добыли? -- говорит один из ополченцев, мотнув головой на летчиков.
   -- Вишь, над позициями они летали, а посля залетели в тыл. Да, видно, бензин-то весь вышел, стали спущаться. Увидели казаки, марш-маршем за ними, думали, у леска спустятся, лесок впереди был. Ан лесок-то они перелетели. Ну, казаки поскакали лесом, нагнали их, бегут по хлебу что есть духу. Взяли обоих, они и не оборонялись. Стали казаки искать аэроплан, всю округу изъездили -- нет, хоть што хошь, скрозь землю провалился, упрятали, и, скажи на милость, как упрятали!..
   -- Сказано, немец и есть.
   -- Найдут,-- уверенно говорит другой.
   -- Цельная сотня искала, не нашла.
   -- Найду-ут!..
   Уже померкли позолотившиеся было зубцы дальнего леса. Стали густеть сумерки. Хлеба кругом посерели и казались гуще. Ни головы, ни хвоста колонны не было видно, они тонули в пыли и в сумерках. Тишина наполнилась ровным топотом множества ног, да поскрипывали повозки.
   Немец с рогатыми усами, сидевший на повозке и делавший вид, что дремлет, сказал негромко:
   -- Rechts... links {Направо... налево (нем.).}.
   В ту же секунду оба сорвались и метнулись на обочины шоссе.
   Ополченец разинул рот;
   -- А!...
   Потом вскинул винтовку, грянул выстрел, осветив колеса повозки, стоптанные башмаки, загорелые лица, синие штаны и куртки. Вдоль шоссе загремели выстрелы по хлебу с обеих сторон. Шарахнулись лошади. Казаки вытянули их плетьми; они перелетели канаву, и слышно было, как из хлеба несся мягкий заглушённый лошадиный скок. Несколько солдат со штыками наперевес тоже кинулись за канаву. Потом все смолкло.
   -- Сто-ой... Сто-ой!..-- раздалась команда. Подходившие пленные остановились, сгрудившись около повозки.
   -- Ежель кто вздумает, уложу на месте! -- кричал охрипшим голосом унтер.-- Стрелять при малейшем движении!
   Колонна замерла.
   -- Эти не побегут, энто офицеры, а эти рады, что в плену.
   Конвойные стояли настороже с винтовками на изготовку. Звук шагов и крики скакавших казаков смолкли, и стало слышно, какая ненарушимая тишина стоит над сумеречными хлебами.
   Долго стояли, пока черной стеной не опустилась кругом ночь.
   Двинулись опять, и темнота заполнилась шорохом множества шагов, поскрипыванием телег да окриками совсем охрипшего унтера. Сбоку в невидимом болоте кричали жабы. Высыпали звезды.
   Этап огромно раскинулся в имении графа Потоцкого. Громадный, как широкое поле, двор, в одном конце застроенный длинными узкими строениями,-- графские скаковые конюшни. Имение специально назначалось для скаковых лошадей, которыми граф щеголял на скачках в Вене. За двором тянулся сад с озерами, с прудами, а в них лебеди,-- впрочем, лебедей поели.
   Ни лошадей, ни многочисленных служащих теперь здесь, конечно, не было, а белели разбитые всюду палатки, стояли винтовки в козлах, у коновязей мотали головами казачьи лошади.
   В другом конце стояли груженные хлебом, сухарями, консервами фуры; высилось прессованное кубами сено. Солдатики сидели кучками, кто переобувался, кто зашивал рубаху, желтея голой спиной. Синевато дымились костры, и поплескивали чайники.
   Этапный комендант, с невыспавшимся лицом, охрипшим голосом кричал на обозного, что загородил подъезд к конюшням. Потом пошел распорядиться насчет больных, арестованных, по канцелярии. С шести утра до двенадцати, до часу ночи комендант не знает покоя: надо принять и отправить маршевые команды, выздоровевших раненых, возвращающихся в строй, пленных, проезжающих офицеров, и всех накормить, дать ночлег.
   Когда длинные конюшни и старый сад потонули в густой черной ночи, всюду багрово засветились красные костры, бросая длинные шевелящиеся тени. Во двор карьером влетел казак и осадил перед комендантским крыльцом тяжело поводившую боками лошадь.
   -- Что такое? -- сказал комендант, выходя.
   -- Так что, вашскблагородие, двое пленных убегли, ахвицера.
   Комендант сердито надвинул фуражку на самые уши.
   -- Бабы, расстегнули рот...-- и прибавил крепкое слово.-- Иван, сказать Алексею Алексеевичу, чтобы весь казачий разъезд отправил на поиски.
   Было за полночь, когда дотянулась колонна до этапа. Темный двор наполнился говором, сморканьем, шарканьем ног, а костры заслонились множеством темных фигур.
   Пошла перекличка, потом, где кто стоял, повалились спать; так все были утомлены. Казачий разъезд выезжал рысью, звонко отбивая подковами, из широких ворот на шоссе.
   К коменданту подошли два бородатых ополченца, держа под козырек.
   -- Что надо?
   -- Так что, вашскблагородие, дозвольте на поиск идтить.
   -- Упустил, а потом на поиск. Вам бабьим делом заниматься, а не в солдатах быть. Где же вы их по ночам будете искать? Куда же вам за конными поспеть?
   -- Вашскблагородие, у нас по лесам зверя следить чижалей. Он, зверь, путает, путает след, покеда призначишь, одначе добиваемся. Сохатый ли, песец ли, уж не сам будешь, коли не добудешь.
   -- Эх ты, кувалда сибирская! Что же ты по немцу, как по зверю, собираешься?
   -- Он теперь, немец, как отбился от своих, так будет накидывать петлю, как заяц. Ему тут, вашскблагородие, податься некуда, а по деревням, которые русины, их не принимают, дюже не любят... Дозвольте, вашскблагородие, беспременно приведем.
   Комендант подумал:
   -- Ладно, только без немцев не являйтесь.
   -- Слушаем, вашскблагородие.
   Ополченцы прошли по темному двору, черневшему спавшими, к себе под навес. Слабо краснели потухающие костры.
   Лошади мирно жевали. Никита достал вещевой мешок и стал класть туда хлебы.
   -- Слышь, Серега, никак, сало у тебя осталось?
   -- Есть.
   Положили в мешок сало, закатав в траву, налили в манерки воды, покрестились и, взяв винтовки, пошли с крепко спящего двора. У ворот окликнул часовой.
   Над шоссе мерцали звезды, и оно выделялось неясной белесой полосой. Пахло наливавшими колос хлебами, необозримо раскинувшимися в темноте. Шли молча.
   Когда подошли к месту побега, остановились и долго стояли, как легавые, принюхивающиеся к следу.
   -- Пойдем,-- сказал Серега, мотнув в темноту головой.
   -- Не, туда не побегли, там -- лес, знают, что казаки перво-наперво кинутся в лес обыскивать. Они хлебами побегли.
   Оба перешли канаву и, шурша ложившимся хлебом, пошли от шоссе, поглядывая на звезды. Долго шли.
   Стало светать, зазвенели жаворонки. Стало далеко видно. И куда ни глянешь, желтеют хлеба либо зеленеет клевер.
   -- Ну, земля тут -- прямо масло. Сторонушка тароватая.
   Они долго шли. Уже солнце поднялось, стало припекать.
   -- Надоть перекусить.
   Залегли в хлеб, поели, отдохнули и опять пошли. Шли и сами не могли сказать, почему держатся направления, которое взяли. Вел привычный лесной полузвериный инстинкт.
   В балке заблестела в осоке речка. Спустились, умылись и опять пошли. К вечеру, усталые, разморенные, пришли к деревне.
   Она тянулась по речушке. Между вербами белели хаты.
   Никита сказал:
   -- Беспременно округ этой деревни бродят, больше им некуда. Впереди и назади -- наши. В энтих лесах, что за шашой, знают -- ищут их. А тут небось высматривают своего, может, из немцев который, чтоб одел вольное, провианту дал. Давай тут засядем.
   Серега почесал за ухом:
   -- Чего же мы тут будем делать? Ежели не приведем да проболтаемся тут, взбанит нас комендант.
   Никита крякнул:
   -- Не родить же нам их, как их нету! Вишь, ночь находит.
   Внимательно осмотрели, чтобы не спугнуть, деревню -- народу почти не было, изредка пройдет баба либо мужик в белой свитке.
   Опять пришла ночь, сверху зажглись звезды, кругом стала темь. Никита с Сергеем положили возле себя винтовки и прилегли. Сначала сквозь кустарник мелькали огоньки деревни, потом потухли. Стояла ненарушимая тишина, такая спокойная, мирная, будто кругом родные поля, родная темная ночка.
   И Никита, лежа на спине, заложив руки под голову, медленно рассказывал, глядя на звезды:
   -- Ну хорошо, я и говорю: "Марья, побойся бога, али ты белены объелась?" А она хвать горшок, али кочергу, али ведро, ды в меня! Дым коромыслом!
   -- Ну! Я такую-то вожжами.
   -- Учил, слов нет,-- как чугун, бывало, ходит, а сама опять за свое. Склока была непроходимая.
   -- Я -- вожжами.
   -- А как объявили войну, что сделалось с ней: пала в ноги, слезами сапоги мыла, вот, братец. Я будто впервой ее увидал.
   Никита долго и мерно рассказывает, а Серега слушает, тоже лежа на спине и глядя в звездное небо.
   Когда рассвело, оба приятеля решили осмотреть все места вокруг деревни.
   -- Надо поесть,-- сказал Никита, доставая провиант из мешка.
   Деревня легонько задымилась по-утреннему.
   -- Сало доброе,-- сказал Серега, уминая хлеб с салом,-- дух от него добрый.
   Хрустнули веточки. Солдаты замерли: сквозь кустарник на них смотрели четыре горячечно блестевших глаза. Серега схватился за винтовку.
   -- Не трожь,-- спокойно сказал Никита,-- ну, вылазьте.
   Из-за кустов, шатаясь, поднялись двое: один -- безусый, а другой -- с рыжими обвисшими усами. У обоих были бледно-зеленые лица и провалившиеся глаза, которые они не спускали с хлеба.
   Никита спокойно отломил по большому куску, положил сало и подал немцам. Те жадно, давясь, стали рвать зубами.
   Когда съели, Никита вскинул винтовку и сказал, махнув рукой:
   -- Ну, айда!
   Немцы понуро поплелись вперед, а солдаты пошли сзади, тихо разговаривая про домашность.
   На этапе ахнули, когда увидели, что ведут беглецов.
   Комендант позвал, расспросил, сказал: "Молодцы!" -- и подарил по целковому.
   -- Рады стараться, ваше благородие!
   Казаки ругались:
   -- Лошадей замылили ни к чему, полтора суток скакали по лесам да по балкам, а они, дьяволы, завалились где-нибудь спать, а потом привели. Выпадет же счастье дуракам!
   -- Дураки по лесам скакали. А мы их, немцев, на приманку, на сало вызволили: как почуяли сальный дух, так и выползли на карячках и за куском шли до самого до этапа.
   А этап жил своей обычной жизнью -- подходила новая партия.
  

ПРИМЕЧАНИЯ

   Следопыты. Впервые -- московская газ. "Вечерний курьер", 1915, 12 октября и 15 октября.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru