Lib.ru/Классика: Семевский Василий Иванович. Рабочие на сибирских золотых промыслах в пятидесятых годах

**Рабочіе на сибирскихъ золотыхъ промыслахъ въ пятидесятыхъ годахъ *).**

*) Русская Мысль, кн. X.

III.
Жилища и пища рабочихъ.-- Употребленіе вина.-- Семейства рабочихъ.-- Пріисковыя лавки.-- Болѣзненность и смертность на промыслахъ.-- Разсчитываніе больныхъ рабочихъ.-- Пріисковыя больницы; пріисковые фельдшера и врачи.

Въ первый періодъ сибирской золотопромышленности пріисковымъ рабочимъ нерѣдко приходилось жить на промыслахъ не только въ курныхъ избушкахъ безъ пола, но и просто въ землянкахъ, но постепенно жалища ихъ улучшались. По словамъ К--ва, для жилья рабочихъ строились "улицею избы, почти квадратныя, имѣющія въ длину и ширину отъ 9 до 10 аршинъ. Въ каждой избѣ есть русская печь и нары и въ каждой помѣщается отъ 10 до 15 рабочихъ". По словамъ Разгильдѣева (1853 г.), для помѣщенія рабочихъ на промыслахъ южно-енисейской системы "устроены казармы, но они большею частью, особенно семейные, живутъ въ избушкахъ или землянкахъ". Для нерасположенія рабочихъ къ казарменнымъ помѣщеніямъ могли быть серьезныя причины. Разсказываютъ, что при возникновеніи золотопромышленности въ сѣверно-енисейской тайгѣ каждый домикъ рабочаго представлялъ промывальню, куда тайно приносились пески и гдѣ извлекалось изъ нихъ золото; такимъ образомъ, помѣщаясь въ отдѣльныхъ избушкахъ, рабочіе могли легче, посредствомъ хищенія золота, дополнять свои небольшіе заработки. Но вотъ, по словамъ Кривошапкина, съ 1852 г. стараніемъ горнаго исправника сѣверной системы Сорокина стали устраивать, вмѣсто избушекъ, постоянныя большія казармы. Въ санитарномъ отношеніи онѣ были лучше избушекъ своею обширностью, но устройство ихъ было незавидно: сберегая лѣтнее время для работъ, казармы строили зимой либо весной на мерзлой землѣ, а такъ какъ полъ въ нихъ стлали только на серединѣ, а у стѣнъ подъ парами его не было, то въ теплое время земля оттаивала и испаренія наполняли казармы. Кромѣ того, несмотря на обширность казармы, воздухъ портился и отъ значительнаго количества помѣщавшихся въ ней рабочихъ: нары дѣлались въ два ряда и жило въ ней до 200 человѣкъ. "Какъ бы то ни было, между казармами и прежними избушками большая разница, и заведеніе ихъ нельзя не считать въ числѣ обстоятельствъ, ослабившихъ развитіе цынги и другихъ болѣзней. Впрочемъ, на южной системѣ,-- продолжаетъ Кривошапкинъ, -- мнѣ пришлось видѣть оба устройства, но въ лучшемъ видѣ: тамъ есть мелкія избушки, но и съ поломъ, и съ хорошею русскою печью; тамъ и казармы не такъ громадны, съ однимъ только рядомъ наръ, да съ поломъ и подъ ними" {Въ договорахъ съ рабочими 50-хъ годовъ обыкновенно сказано, что постройку избушекъ, балагановъ или казармъ, бань и пр. рабочіе должны производить въ свободное отъ хозяйскихъ работъ время (иногда для этого опредѣлялось 3 дня) и по прошествіи лѣта помѣщенія эти должны были принадлежать хозяину промысла.}.

Сверхъ задѣльной платы или мѣсячнаго жалованья, рабочіе получали также хозяйскую пищу. На промыслахъ южно-енисейской системы, по свидѣтельству Разгильдѣева (1853 г.), на содержаніе рабочаго полагалось въ мѣсяцъ говядины отъ 30 до 37 ¹/₂ ф., крупы 7 ¹/₂ ф., соли 3 ¹/₂ф. Сверхъ этого, выдавалась въ праздничные дни для каши ячневая или гречневая крупа и нужное для нея количество сала или масла. Хлѣбъ отпускался рабочимъ безъ вѣсу, по вообще полагалось на одного человѣка до 2`/а пуд. муки: этого хватало и на квасъ, и на продовольствіе семействъ рабочихъ, питавшихся этимъ же хлѣбомъ, и, кромѣ того, ежедневно подбирали на разрѣзахъ куски хлѣба, которые отдавали въ кормъ лошадямъ. Южноенисейскій горный исправникъ указываетъ (въ 1858 г.) почти такое же количество припасовъ, выдаваемыхъ одному рабочему: говядины 30 ф., муки 2 пуда, сала или масла ³/₄ ф., не считая крупы и соли. Иногда на нѣкоторыхъ пріискахъ мастеровые и рабочіе, находившіеся при вспомогательныхъ работахъ, получали въ полтора раза большее количество припасовъ сравнительно съ простыми рабочими, но за то на другихъ рабочихъ выдавалось вообще меньшее количество говядины {По общимъ контрактамъ съ Асташевымъ 1850,v1853 и 1857 гг., рабочіе должны были получать печенаго ржаного хлѣба по 4 ф. въ день, затѣмъ "въ скоромные дни, а именно по воскресеньямъ, вторникамъ, четвергамъ и субботамъ" (понедѣльникъ почему-то оказался постнымъ днемъ) мяса "свѣжаго или соленаго не болѣе 1 ф." (т.-е. менѣе, чѣмъ въ подобномъ же договорѣ съ Асташевымъ 1842 г., гдѣ было назначено въ эти дни по 1 ¹/₄ ф.) "и крупы по ¹/₄ ф. на каждаго человѣка, а въ прочіо дни и въ посты довольствоваться кашею, приправленною коноплянымъ масломъ, а гдѣ не будетъ возможности имѣть этихъ припасовъ, получать на продовольствіе наше сушеной говядины или крупы по ³/₄ ф. и сухарей по 2 ¹/₂ ф. въ день на каждаго человѣка. По договору съ Асташевымъ, печеный хлѣбъ выдавался въ неограниченномъ количествѣ, но если кто будетъ его растрачивать, тотъ долженъ былъ подвергаться штрафу по 1 р. 50 к. с. и, сверхъ того, "наказанію, какъ за умышленное уничтоженіе чужой собственности". Отрядные рабочіе выговаривали себѣ большее количество мяса: по договору съ Асташевымъ 1853 года, они должны были получать говядины свѣжей или соленой по 1 ¹/₂ ф. въ день.}.

Такой же размѣръ пайка для пріисковыхъ рабочихъ существовалъ и въ сѣверной части Енисейскаго округа, гдѣ въ 1858 г. отпускалось каждому изъ нихъ въ мѣсяцъ ржаной муки 2 п. 20 ф., ячной крупы -- 7 ¹/₂ ф., соли -- 3 ф., сала -- ¹/₂--1 ф., мяса -- 30 ф., ремесленникамъ же и забойщикамъ въ трудныхъ работахъ 37 ¹/₂ ф. Сверхъ того, ежедневно давали на всю команду рабочихъ на счетъ компаніи кирпичный чай и два раза въ недѣлю кислую капусту. Послѣднее очень важно, такъ какъ это вносило нѣкоторое разнообразіе въ прѣсную и постоянно одинаковую пищу рабочихъ {По общему контракту съ К^о Рязановыхъ, Горохова и Мошарова, въ постные дни полагалось по ¹/₄ ф. крупы на человѣка и постное масло, "сколько будетъ выдано". Въ поисковыхъ партіяхъ выдавалось сушеной говядины или крупы по ³/₄ ф. въ день и сухарей по 2 ¹/₄ ф. на человѣка. Отрядные, по договору 1854 г., выговорили себѣ по 1 ¹/₂ ф. говядины, но безъ сала.}.

Кривошапкинъ, вообще рисующій въ своемъ трудѣ весьма мрачную картину быта пріисковыхъ рабочихъ, одобрительно отзывается объ ихъ пропитаніи: "обидѣть рабочихъ пищею,-- говоритъ онъ,-- не въ модѣ, не принято". На нѣкоторыхъ пріискахъ, какъ это было достовѣрно извѣстно Кривошапкину, давали рабочимъ чай, хотя пріисковое управленіе не было обязано къ тому договорами. Два раза въ сутки (въ 7 час. утра и въ 4 ч. пополудни) варили въ котлѣ чай, конечно, кирпичный или, по сибирскому названію, карымскій, полагая на человѣка по 1 ¹/₂ зол. "Прежде чай рабочіе готовили свой, не получая для него отъ хозяевъ по положенію хлѣба, почему и таскали отъ обѣда и ужина по цѣлой ковригѣ, прятали, портили и на половину бросали не съѣвши. Теперь же компаніи, приготовляющія свой чай, даютъ по ¹/₄ ковриги хлѣба на человѣка за каждый изъ четырехъ "присѣстовъ" (чай, обѣдъ, чай и ужинъ); рабочій чувствуетъ себя довольнымъ, сытымъ и не имѣетъ ни малѣйшей надобности таскать, попрежнему, хлѣбъ. Впрочемъ,-- продолжаетъ Кривошапкинъ,-- говоря откровенно, на такую милость... для рабочихъ компанія подвинута собственнымъ разсчетомъ: хлѣбъ съ 1857 г. страшно вздорожалъ, а чай остался въ той же цѣнѣ, и потому для компаніи гораздо выгоднѣе удѣлять рабочимъ по 3 зол. чая на человѣка, чѣмъ терять много хлѣба". Таскинъ, посѣтившій промысла Енисейскаго округа въ 1859 г., опредѣляетъ въ гораздо меньшемъ размѣрѣ ежедневную выдачу чая, а именно по ¹/₄ зол. въ день на человѣка или 40--50 к. въ мѣсяцъ. Говядина, по его словамъ, давалась все время соленая, исключая августъ мѣсяцъ, когда на пріиски пригоняютъ скотъ для убоя и заготовленія мяса. На пріискахъ К^о Зотовыхъ (гдѣ былъ введенъ американскій способъ промывки песковъ) лѣтомъ 1859 года давали рабочимъ около 2 ф. говядины въ день и замѣтили, что при этомъ они никогда не съѣдали положеннаго количества хлѣба и были весьма довольны. Чай на пріискахъ этой компаніи варили для сбереженія времени тутъ же въ разрѣзѣ. По словамъ Севастьянова, содержаніе рабочаго на енисейскихъ пріискахъ стоило въ 1859 г. отъ 20 до 50 к. въ день. Такая значительная разница въ стоимости содержанія рабочаго зависѣла отъ разности разстоянія пріисковъ отъ мѣста доставки припасовъ и вслѣдствіе неодновременнаго ихъ заготовленія {За пищею и чистотою въ казармахъ наблюдалъ выбранный рабочими староста; онъ же служилъ посредникомъ между управляющимъ и рабочими при старательскихъ работахъ и при сдачѣ золота.}.

На разныхъ промыслахъ Олекминскаго округа въ операцію 1857--58 г. выдавалось слѣдующее мѣсячное продовольствіе: ржаной муки чернорабочимъ и разночинцамъ 2 пуд. 10 фун., крупы ячной или гречневой чернорабочимъ -- 7 ¹/₂ -- 8 ¹/₂ ф., разночинцамъ до 10 ф., мяса, соленаго или свѣжаго, чернорабочимъ -- 30 ф., разночинцамъ -- 30 ф.-- 1 п. 5 ф., скоромнаго масла или сала чернорабочимъ -- ¹/₂ -- 1 ф., разночинцамъ -- ¹/₂ до 2 ¹/₂ ф., соли 2 ¹/₂ до 5 ф., чаю кирпичнаго конюхамъ на нѣкоторыхъ промыслахъ по ¹/₂ф. {На промыслахъ Соловьева въ операцію 1856--57 г. давали еще гороху чернорабочимъ 1 пудъ 20 ф., разночинцамъ -- 2 пуда 10 ф.}.

Въ общемъ, сравнительно съ 40-мы годами, въ пищѣ пріисковыхъ рабочихъ замѣтно нѣкоторое улучшеніе: между тѣмъ какъ въ 40-хъ годахъ, при ежедневной выдачѣ мяса, давали его въ день не болѣе фунта, въ 50-хъ годахъ мѣстами начинаютъ давать по 1 ¹/₄ ф. (отряднымъ и до 1 ¹/₂ ф.), въ контрактахъ кое-гдѣ появляются уже условія о выдачѣ сала или масла, которыхъ вовсе нѣтъ въ договорахъ 40-хъ годовъ, а также постоянно, хотя и далеко не вездѣ, начинаетъ входить въ употребленіе кирпичный чай. Попрежнему, пища пріисковыхъ рабочихъ отличалась крайнимъ однообразіемъ, но и тутъ мѣстами была сдѣлана попытка введенія въ паекъ рабочихъ кислой капусты.

Нѣсколько чаще, чѣмъ въ 40-хъ годахъ, упоминается и о выдачѣ рабочимъ на пріискахъ вина, необходимаго при тяжелыхъ условіяхъ промысловыхъ работъ и при привычкѣ къ нему рабочихъ. Правда, Гагемейстеръ едва ли справедливо утверждаетъ, что рабочимъ "большею частью" отпускается "винная порція болѣе или менѣе значительная", но, тѣмъ не менѣе, упоминанія о выдачѣ вина, все-таки, встрѣчаются. Разгильдѣевъ въ своемъ отчетѣ о положеніи рабочихъ въ южно-енисейской системѣ говоритъ, что "въ торжественные дни, раза 4 въ годъ, дается рабочимъ порція, т.-е. чарка хлѣбнаго вина, мѣрою до ³/₄ ф. Въ общемъ контрактѣ 1854 г. съ К^о Рязановыхъ, Горохова и Мошарова вслѣдъ за опредѣленіемъ размѣра продовольствія рабочихъ сказано: "кромѣ того, компанія въ награду нашего усердія въ теченіе лѣта обѣщаетъ намъ отпустить нѣсколько винныхъ порцій въ дни праздничные". Это, конечно, очень неопредѣленно, но, все-таки, мы видимъ, что рабочіе начинаютъ уже предъявлять требованія о выдачѣ имъ вина отъ хозяевъ. Дѣйствительно, потребность въ винѣ настолько настоятельна при тѣхъ условіяхъ, въ какихъ производится работа на золотыхъ промыслахъ, что въ одномъ контрактѣ мы встрѣтили даже обязательство выдавать рабочимъ опредѣленное количество вина на ихъ собственный счетъ: "сверхъ опредѣленнаго намъ продовольствія,-- сказало въ общемъ контрактѣ К^о Голубкова, Бепардаки и наслѣдницъ Кузнецовыхъ (сѣверно-енисейской системы),-- мы, въ видахъ предупрежденія въ насъ цынготной и ревматической болѣзни и для подкрѣпленія нашихъ силъ, просимъ управленіе компаніи, если оно сочтетъ нужнымъ и получитъ разрѣшеніе начальства, имѣть на пріискахъ на счетъ нашъ по ³/₄ вина на человѣка съ тѣмъ, чтобы К^о, вычтя съ каждаго изъ насъ изъ заработка по 3 р. 75 к. и раздѣли означенное количество вина на 50 порцій (считая по полторы сотыхъ ведра), выдавало оныя по два раза въ будніе дни недѣли, кромѣ той, какая по усмотрѣнію К^о можетъ быть отпущена намъ собственно на счетъ пріиска, также въ награду нашего усердія въ праздничные и табельные дни". Такимъ образомъ, утвержденіе г. Саввиныхъ, что водка будто бы вовсе не употреблялась въ это время на пріискахъ, несправедливо. "Изъ отчетныхъ документовъ одной богатой компаніи 40-хъ и 50-хъ годовъ,-- говоритъ этотъ авторъ,-- видно, что спирта или водки совсѣмъ не было на пріискахъ въ употребленіи" {Сибирскій вѣстникъ 1800 г., No 66.}. Компанія эта Удерейская (Бепардаки и Рязановыхъ) и документами ея пользовался для составленія своей статьи г. Саввиныхъ. Но вотъ что мы читаемъ въ неизданномъ отчетѣ этой Удерейской К^о за 1849--1856 гг., который мы получили изъ архива пріиска, арендуемаго г. Саввиныхъ, съ его любезнаго разрѣшенія: "За семь указанныхъ лѣтъ на промыслахъ этой компаніи было куплено и употреблено на порціи -- хлѣбнаго вина 267 ведеръ (по 6 р. 22 к. за ведро) и хлѣбнаго спирта 198 ведеръ (по 13 р. 3 к.)" {Для провоза вина на пріиски губернаторомъ выдавались особыя свидѣтельства.}. Скарятинъ, хорошо знавшій пріиски Енисейскаго округа (въ концѣ 50-хъ годовъ), говоритъ, что рабочему "даютъ иногда стаканъ вина". Въ росписаніи 1856 г. о выдачѣ припасовъ рабочимъ на двухъ пріискахъ Соловьева Олекминскаго округа также предписывается отпускать рабочимъ каждое воскресенье по одной сотой ведра вина. Наконецъ, о раздачѣ винныхъ порцій на пріискахъ говорится уже въ одномъ циркулярѣ горнаго исправника южной части Енисейскаго округа (конца 50-хъ годовъ), какъ объ обычномъ явленіи. Когда генералъ-губернаторъ Восточной Сибири Муравьевъ, обративъ вниманіе на усиленное пьянство среди пріисковыхъ рабочихъ, предложилъ енисейскому губернатору принять мѣры противъ этого зла, южно-енисейскій горный исправникъ въ сдѣланномъ имъ по этому поводу циркулярномъ распоряженіи (1859 г.), между прочимъ, писалъ: "Во всякое время, когда бываетъ выдача рабочимъ порціи вина, полезно объявить имъ, что взамѣнъ порціи, кто отъ нея откажется изъ добрыхъ побужденій не употреблять вина, записываема будетъ въ разсчетные листы равносильная денежная награда. Отъ исполненія сего, конечно, не откажутся гг. управляющіе". Рабочимъ удавалось пріобрѣтать вино напромыслахъ и тайкомъ. "На сѣверныхъ промыслахъ,-- писалъ енисейскій жандармскій штабъ-офицеръ въ 1859 г.,-- въ нынѣшнемъ году въ особенности замѣтенъ былъ тайный провозъ спирта и недозволенная продажа его рабочимъ какъ на промыслахъ, такъ и по дорогамъ по выходѣ рабочихъ. Спиртъ тайно продается на промыслахъ рублей 5 за бутылку" (питейные дома по закону могли быть не ближе 50 верстъ отъ пріисковъ).

Рабочіе обыкновенно могли приводить на пріиски женъ и дѣтей лишь съ разрѣшенія пріисковаго управленія, какъ это было и въ первый періодъ сибирской золотопромышленности. Въ договорѣ съ томскимъ золотопромышленникомъ Коноваловымъ (1855 г.) къ этому условію контракта прибавлено: "если же кто и будетъ женъ и дѣтей имѣть съ позволенія хозяина, никто на нихъ содержанія требовать не долженъ, кромѣ одного хлѣба". Тутъ, очевидно, хлѣбъ семействамъ рабочихъ выдавался безплатно, но по договору съ томскимъ золотопромышленникомъ Онуфровичемъ (1854 г.) рабочіе, если они привели съ собою семейство и по особому разрѣшенію, должны были продовольствовать его на свой счетъ, причемъ за прокормленіе однимъ хлѣбомъ каждаго члена семьи старше 13 лѣтъ взималось по 1 руб. въ мѣсяцъ. Въ случаѣ же привода семьи безъ разрѣшенія пріисковаго управленія, на нѣкоторыхъ пріискахъ была положена весьма значительная плата за ихъ содержаніе. Такъ, въ договорѣ съ Асташевымъ (1859 г.) постановлено, что если кто изъ рабочихъ явится на пріискъ съ женою и дѣтьми безъ разрѣшенія довѣреннаго золотопромышленника, то пріисковое управленіе можетъ вычитать за содержаніе жены и дѣтей по 5 руб. въ мѣсяцъ за каждаго или же тотчасъ отправлять обратно съ пріисковъ. Въ случаѣ привода семьи съ разрѣшенія пріисковыхъ властей, вѣроятно, въ большинствѣ случаевъ, на промыслахъ южно-енисейскаго округа, платы за хлѣбъ для нея не взималось, такъ какъ Разгильдѣевъ въ своемъ донесеніи объ этомъ округѣ, упомянувъ, что на каждаго рабочаго полагалось тамъ по 2 ¹/₂ пуда муки, говоритъ, что "семейства рабочихъ (которыхъ по числу душъ онъ считаетъ до Уи части всего рабочаго населенія) питаются этимъ же хлѣбомъ". На промыслахъ К^о Рязанова, Горохова и Мошарова (сѣверно-енисейской системы), по договору 1854 г., семьи рабочихъ вовсе не допускались безъ разрѣшенія управляющаго, въ договорѣ же 1856 г. прибавлено, что, въ случаѣ дозволенія привести на пріиски женъ, онѣ должны заниматься какою-либо работой: приготовленіемъ пищи, чисткою бѣлья, мытьемъ половъ и проч., а въ противномъ случаѣ рабочіе обязывались за отпускаемый ихъ женамъ хлѣбъ платить компаніи по 3 руб. въ мѣсяцъ.

Одежду, обувь и все для нихъ необходимое, за исключеніемъ предметовъ роскоши, пріисковые рабочіе могли получать изъ хозяйскихъ амбаровъ за установленную цѣпу въ счетъ заработка. Какъ заработокъ, такъ и заборъ записывались въ концѣ каждаго мѣсяца въ выданные рабочимъ разсчетные листы. Въ нѣкоторыхъ контрактахъ, какъ и въ 40-хъ годахъ, встрѣчается обязательство полученныя въ счетъ мѣсячной платы вещи ни въ какомъ случаѣ не передавать "въ свои селенія или въ другія мѣста" подъ опасеніемъ наказанія (договоръ съ Онуфровичсмъ 1854 года), а въ контрактѣ съ К^о Рязанова и Мошарова 1854 г. (сѣверно-енисейской системы) воспрещалось передавать вещи одинъ другому подъ опасеніемъ законнаго взысканія. Въ договорѣ съ томскимъ золотопромышленникомъ Коноваловымъ (1855 г.) сказано, что одежда и обувь должны отпускаться рабочимъ по цѣнамъ, назначеннымъ хозяиномъ или управляющимъ, причемъ умалчивалось, что въ Западной Сибири золотопромышленникамъ не дозволялось назначать цѣнъ по своему усмотрѣнію, а они должны были руководствоваться утвержденною администраціею таксой. По договору съ К^о Рязанова и Мошарова (1854 г.), вещи должно было отпускать "по цѣнамъ, стоющимъ компаніи, по контракту съ нею же 1856 г.-- "по цѣнамъ, стоющимъ компаніи, съ наложеніемъ процентовъ на задолженный капиталъ"; въ договорахъ съ Асташевымъ (1850, 1853 и 1857 гг.) по тѣмъ цѣпамъ, "какія будутъ объявлены по таксѣ", причемъ оговорено, что "предметовъ, къ роскоши относящихся и званію рабочихъ неприличныхъ, отнюдь требовать они не должны" (въ числѣ же вещей, приличныхъ для нихъ, названы бродни, чарки, армяки, рукавицы и т. п.); по договору съ Асташевымъ 1856 г. опредѣлено выдавать вещи "по стоющимъ въ Красноярскѣ цѣнамъ, съ наложеніемъ всѣхъ путевыхъ расходовъ". Напротивъ, по контракту съ томскимъ золотопромышленникомъ Онуфровичемъ (1854 г.), вещи отпускались "по цѣнамъ, утвержденнымъ правительствомъ, съ наложеніемъ всѣхъ путевыхъ и прочихъ хозяйскихъ расходовъ" (какъ будто дозволялась такая надбавка сверхъ таксы). Мы видимъ, во всякомъ случаѣ, что на промыслахъ Томской губерніи таксы утверждались администраціею, а на енисейскихъ промыслахъ составлялись пріисковымъ управленіемъ и объявлялись рабочимъ, по утвержденію не подлежали. Однако, въ 1857 г. высшая администрація Восточной Сибири поставила тамошнимъ горнымъ исправникамъ въ обязанность наблюдать, чтобы цѣны припасовъ и вещей, отпускаемыхъ рабочимъ, не были обременительны.

Къ запретнымъ на пріискахъ предметамъ роскоши въ сороковыхъ годахъ относились чай и сахаръ, но въ пятидесятыхъ годахъ они стали дѣлаться все болѣе настоятельною потребностью рабочихъ, что и понятно въ виду возбуждающаго дѣйствія чая, и, наконецъ, нѣкоторыя компаніи стали отпускать рабочимъ на свой счетъ кирпичный чай. Это отразилось и на ослабленіи надзора за ввозомъ этихъ предметовъ, для котораго требовалась выдача разрѣшительныхъ "ярлыковъ" горнымъ исправникомъ {Въ 1857 г. исправивъ сѣверно-енисейской системы сдѣлалъ циркулярное распоряженіе по кордонамъ всѣхъ пріисковыхъ дорогъ, чтобы козаки пропускали слѣдующіе на пріиски вещи и припасы (исключая спиртъ), по предъявленіи транспортныхъ фактуръ, не домогаясь ярлыковъ.}.

Въ сороковыхъ годахъ, какъ видно изъ разсчетныхъ книгъ, таксъ на енисейскихъ промыслахъ еще не существовало, между тѣмъ какъ на томскихъ мы находимъ ихъ еще въ самомъ началѣ сороковыхъ годовъ, въ пятидесятыхъ же годахъ мы встрѣчаемъ уже таксы и на промыслахъ Восточной Сибири. Относительно пріисковъ Томскаго округа мы имѣемъ печатный указъ томскаго губернскаго правленія (въ октябрѣ 1852 г.), изъ котораго видно слѣдующее. Губернское правленіе сдѣлало въ августѣ мѣсяцѣ представленіе губернатору, что "хотя цѣны на нѣкоторыя вещи", выдаваемыя пріисковымъ рабочимъ, "въ настоящемъ году и выше утвержденныхъ въ прошломъ 1851 году, но онѣ не превышаютъ среднесправочныхъ цѣнъ, утвержденныхъ городскою думой", и потому губернаторъ утвердилъ доставленную ему губернскимъ правленіемъ таксу съ тѣмъ, чтобы, по отпечатаніи ея въ необходимомъ количествѣ экземпляровъ, она была отправлена къ томскому горному исправнику и прибита на всѣхъ пріискахъ, вмѣнивъ исправнику въ обязанность, чтобы вещи отпускались рабочимъ хорошаго качества и отнюдь не дороже утвержденныхъ цѣнъ. Изученіе разсчетныхъ книгъ промысловъ Енисейскаго округа подтверждаетъ, что тамъ въ это время несомнѣнно были уже росписанія цѣнъ, установленныя пріисковымъ управленіемъ на всю операцію, но только въ Томскомъ округѣ была одна такса обязательная для всѣхъ промысловъ, а въ Енисейскомъ были особыя цѣны на каждомъ пріискѣ. Потребности пріисковыхъ рабочихъ, очевидно, возросли, такъ какъ заборъ нѣкоторыхъ предметовъ, рѣдкихъ въ сороковыхъ годахъ, сталъ явленіемъ гораздо болѣе обычнымъ, по крайней мѣрѣ, въ южно-енисейской системѣ: масло и пшеничная мука стали продаваться на большемъ числѣ промысловъ; явился запросъ на такія вещи, какъ, напримѣръ, кожаныя шаровары. Напротивъ, въ сѣверно-енисейской системѣ, на Гавриловскомъ и Никольскомъ пріискахъ К^о Рязановыхъ, въ 1851 г. продавалось въ пріисковыхъ лавкахъ еще весьма ограниченное количество товаровъ. Сравнивая цѣны на различныхъ промыслахъ Енисейскаго округа, мы видимъ, что всего выше онѣ были на пріискахъ Удерейской К^о (южно-енисейской системы), причемъ разница съ другими промыслами была иной разъ весьма значительна {Коровье масло, одинъ изъ самыхъ необходимыхъ припасовъ, стоило на Казанскомъ пріискѣ Асташева 15 к. ф., а въ Удерейской К^о-- 25 к.}. Сахаръ и чай продавались открыто какъ въ Енисейскомъ округѣ, такъ и на олекминскихъ промыслахъ.

"Чтобы вынести какую-нибудь копѣйку съ мучительныхъ работъ,-- говорить Кривошапкинъ,-- а не все отдавать компаніи", рабочіе старались брать въ пріисковыхъ лавкахъ какъ можно менѣе одежды и обуви {"Нижегороды" обыкновенно изъ дому запасались одеждою или, какъ ее называютъ въ Сибири, "лопатью".}. Поэтому они носили по нѣскольку недѣль одну и ту же рубашку, которая успѣвала такъ загрязняться, что уподоблялась плотной, непромокаемой матеріи. Нѣкоторые изъ управляющихъ пріисками пускались на такую спекуляцію: ввозъ предметовъ роскоши на пріиски былъ запрещенъ, а отпускать холстъ на бѣлье имъ казалось невыгоднымъ; поэтому они скупали для рабочихъ гнилой ситецъ, рубашки изъ котораго скоро распадались, такъ что приходилось вновь покупать его.

Въ маѣ 1857 г. генералъ-губернаторъ Восточной Сибири Муравьевъ разослалъ горнымъ исправникамъ циркуляры, въ которыхъ, указывая на свою заботливость о положеніи рабочихъ на частныхъ золотыхъ промыслахъ, обращалъ вниманіе исправниковъ на то, что "нѣкоторыя товарныя вещи отпускаются рабочимъ за слишкомъ высокую цѣну и, притомъ, нерѣдко одна и та же вещь на всѣхъ пріискахъ въ разной цѣпѣ и на одномъ изъ нихъ гораздо дороже, чѣмъ на другихъ". Не менѣе значительна разница и въ цѣпахъ припасовъ. "Вообще же рѣдко замѣтно, чтобы одинъ и тотъ же товаръ былъ одинаковой стоимости, хотя и не на всѣхъ пріискахъ, но, по крайней мѣрѣ, на нѣсколькихъ". Муравьевъ приказалъ: 1) представить ему реестръ товарныхъ вещей и припасовъ, отпускаемыхъ рабочимъ съ обозначеніемъ цѣпъ; 2) "объявить золотопромышленникамъ, что при снабженіи рабочихъ на частныхъ пріискахъ одежными вещами должно имѣть въ виду не тѣ выгоды, которыя дозволяютъ себѣ занимающіеся исключительно торговлей изъ барышей, часто весьма значительныхъ, а, напротивъ, по долгу человѣколюбія и добросовѣстности слѣдуетъ заботиться о положеніи рабочаго, приходящаго изъ отдаленнаго мѣста и жертвующаго для золотопромышленниковъ самыми усиленными трудами и сокращеніемъ жизни", 3) "предложить золотопромышленникамъ, чтобы они имѣли строгое наблюденіе за дѣйствіями своихъ конторъ, управляющихъ и прикащиковъ", и 4) "смотрѣть безъ всякаго послабленія, чтобы въ магазинахъ, гдѣ продаются одежныя вещи и припасы, были непремѣнно таксы, подписанныя золотопромышленниками или уполномоченными отъ нихъ довѣренными" (однако, объ утвержденіи этихъ таксъ правительственною администраціей не упоминается) {Въ томъ изъ этихъ циркуляровъ 1857 г., который былъ отправленъ къ олекминскому горному исправнику, въ примѣръ разницы цѣпъ на товары, было указано на то, что цѣна армяковъ перваго сорта на разныхъ олекминскихъ пріискахъ колебалась между 4 руб. (на Преображенскомъ пріискѣ К^о Баснина и Катышевцева) и 6 руб. 50 коп. (на Анненскомъ пріискѣ Нерсина по р. Молво), такъ что разница въ цѣнѣ на армякъ доходила до 2 руб. 50 коп. Цѣна на овчинныя шубы колебалась между 5 и 8 руб.; стоимость припасовъ была столь же различна: ржаная мука отъ 80 коп. до 1 руб. 80 коп., пшеничная -- отъ 1 руб. 20 коп. до 2 руб. 50 коп. за пудъ.}.

Вслѣдствіе этого предписанія Муравьева, горный исправникъ Олекминскаго и Киренскаго округовъ, Измайловъ, отправилъ въ декабрѣ 1857 г. въ совѣтъ главнаго управленія Восточной Сибири сводную таблицу цѣпъ на промыслахъ этихъ округовъ и, притомъ, пояснилъ, что "разительная разность въ цѣнахъ на вещи" на различныхъ пріискахъ происходитъ отъ разнаго качества товаровъ и условій ихъ заготовки, т.-е. самъ ли владѣлецъ закупаетъ товары изъ первыхъ рукъ или по коммиссіи, и на наличныя ли деньги или въ кредитъ, почему уравнять цѣны "не предстоитъ почти никакой возможности. Судя же по добротѣ товаровъ въ магазинахъ пріисковъ Олекминскаго и Киренскаго округовъ и беря въ разсчетъ дальность края отъ мѣста покупки, какъ, напримѣръ, отъ Тюмени, Екатеринбурга и Томска, гдѣ большая часть товаровъ золотопромышленниками заготовляется, существующія въ настоящее время цѣны почти равны цѣнамъ на таковые же товары г. Иркутска и цѣнамъ товаровъ, отпускаемыхъ на промыслахъ Енисейскаго округа, изъ чего заключаю, что пріисковыя управленія Олекминскаго округа въ отпускѣ товаровъ поступаютъ еще довольно добросовѣстно. Впрочемъ, были случаи, что нѣкоторыя управленія возвышали цѣны на товары, выставляя причиною этого "поспѣшную обстановку дѣла и оттого несвоевременное заготовленіе товарныхъ вещей", "по,-- продолжаетъ Измайловъ,-- по настоянію моему сбавляли цѣну, уравнивая съ прочими, смотря по качеству товаровъ, не заставляя меня объ этомъ дѣлать представленія высшему начальству". Изъ этого видно, что въ Олекминскомъ округѣ таксы на пріискахъ подлежали нѣкоторому контролю мѣстной администраціи (быть можетъ, послѣ циркуляра Муравьева 1857 г.).

Сопоставивъ цѣны на пріискахъ Олекминскаго округа съ цѣпами товаровъ и припасовъ на енисейскихъ промыслахъ, мы, пожалуй, можемъ согласиться, что, сравнительно съ этими послѣдними, ихъ вообще (за исключеніемъ нѣкоторыхъ предметовъ) можно призналъ довольно умѣренными въ виду отдаленности Олекминскаго округа, но нельзя не видѣть справедливости словъ Муравьева о страшной разницѣ между стоимостью нѣкоторыхъ припасовъ на различныхъ промыслахъ одного и того же округа: такъ, цѣпа пшеничной муки, попрежнему, колебалась между 1 р. 20 к. и 2 р. 50 к. за пудъ; страшная разница въ цѣнѣ сахара (50--80 коп. за фунтъ) никакъ не можетъ оправдываться разницею въ условіяхъ пріобрѣтенія и доставки, да и такая цѣна его, какъ 80 коп. за фунтъ, уже никакъ не можетъ почитаться умѣренною. Но, въ общемъ, олекминскія цѣны не особенно выше, а на нѣкоторыхъ промыслахъ и ниже енисейскихъ; если олекминскіе золотопромышленники,-- конечно, не безъ выгоды для себя,-- продавали рабочимъ товары по этой цѣпѣ, то какіе же, значить, огромные барыши получали енисейскіе, особенно Удерейская К^о? На запросъ о томъ, по какой цѣнѣ закупаются товары на олекминскіе пріиски и во что* обходится перевозка, лишь немногіе представители тамошнихъ золотопромышленныхъ компаній сообщили свѣдѣнія горному исправнику, другіе же ссылались на то, что не они производятъ эти закупки, или отдѣлались Общею фразой, что товары куплены у подрядчиковъ съ доставкой на промысла и отпускаются служащимъ и рабочимъ "безъ взиманія процентовъ по стоющей компаніи цѣнѣ". По четыре компаніи сообщили довольно подробныя свѣдѣнія (насколько вѣрныя, это -- другой вопросъ) о томъ, по какой цѣнѣ были закуплены припасы и товары и во что обошлась перевозка. Изъ этихъ свѣдѣній видно, что желтуктинская К^о Каратаева брала подъ видомъ "траты" или на коммиссію весьма значительные проценты, размѣръ которыхъ чаще всего, по собственному показанію пріисковаго управленія, колебался между 6 и 10, но иногда былъ и гораздо значительнѣе: такъ, на кирпичный чай налагалось 11%, крестьянское сукно -- 15%, табакъ -- 21%, пшеничную муку -- 28% и на ржаную муку даже 33% покупной цѣны. При этомъ мы принимали въ разсчетъ только то, что сама компанія указывала, какъ вознагражденіе за трату или коммиссію, но, сверхъ того, она нерѣдко назначала себѣ еще совершенно произвольно громадное вознагражденіе подъ видомъ издержекъ на перевозку. Такъ, за провозъ одного аршина крестьянскаго сукна, покупная цѣна котораго равнялась 20 коп., назначена плата 7 коп., т.-е. 35% покупной цѣны, кромѣ 3 коп. за "трату" или коммиссію; такимъ образомъ, накладные расходы на крестьянское сукно равнялись въ суммѣ 50% первоначальной стоимости. Очевидно, компанія наживала на продажѣ товаровъ хорошенькіе барыши, и, притомъ, довольно вѣрные, такъ какъ золотопромышленники пользовались правомъ монопольной торговли на своихъ пріискахъ. А, между тѣмъ, были пріиски, хозяева которыхъ назначали еще высшія цѣны, чѣмъ желтуктинское товарищество Каратаева: такъ, на пріискахъ этого послѣдняго пшеничная мука стоила 1 р. 80 к., а на Вознесенскомъ пріискѣ Трапезникова -- 2 р. 40 к., на пріискахъ Соловьева -- 2 р. 50 к., на пріискахъ желтуктинскаго товарищества пудъ сахара продавался по 22 р., т.-е. Фунтъ по 55 к., а у Соловьева -- но 80 к.

Что торговля въ пріисковыхъ лавкахъ была весьма значительною статьей дохода золотопромышленниковъ, видно и изъ того, что заборъ въ пріисковыхъ лавкахъ составлялъ весьма значительный процентъ заработка рабочихъ. Такъ, на пріискахъ Удерейской К^о въ 1850 г. рабочіе почти 37% своего заработка получили вещами и съѣстными припасами (въ томъ числѣ "аммуничными" вещами 24%, припасами болѣе 12%); въ 1858 г. въ этой же компаніи вещами и съѣстными припасами выдано было около 30%. Въ К⁰ Щеголева и Кузнецова (южно-енисейской системы) болѣе 22% заработка забрано было рабочими въ видѣ вещей и съѣстныхъ припасовъ (въ томъ числѣ 17% первыхъ и болѣе 5% вторыхъ).

Когда главное управленіе Восточной Сибири получило къ началу 1858 г. всѣ донесенія горныхъ исправниковъ о пріисковыхъ таксахъ предъидуща"о года, то предсѣдатель этого управленія, генералъ Венцель, разослалъ горнымъ исправникамъ циркуляръ, въ которомъ говоритъ: "Я нахожу, что цѣны на припасы и матеріалы весьма различны не только на промыслахъ разныхъ округовъ, но даже въ одномъ и томъ же округѣ. Принимая въ соображеніе, что нѣтъ никакой возможности къ достиженію установленія одинаковыхъ цѣпъ на одни и тѣ же припасы и матеріалы не только на промыслахъ разныхъ, но даже одного и того же округа, ибо заготовленіе подобныхъ вещей зависитъ отъ различныхъ мѣстныхъ обстоятельствъ и другихъ условій, какъ-то: мѣстности, гдѣ они пріобрѣтаются, цѣнъ, зависящихъ отъ времени и подвозовъ, средствъ самихъ золотопромышленниковъ, способовъ заготовленія и доставки на промысла на наличныя деньги или въ долгъ и проч., и проч.; но, желая, въ то же время, чтобы цѣны на припасы и матеріалы по всѣмъ частнымъ промысламъ Восточной Сибири не были обременительны для рабочаго класса, трудящагося на этихъ промыслахъ", Венцель, согласно съ предписаніемъ Муравьева отъ 11 мая 1857 г., просилъ горныхъ исправниковъ "имѣть тщательнѣйшее наблюденіе", "чтобы на каждомъ изъ дѣйствующихъ промысловъ существовали таксы на всѣ безъ исключенія припасы и матеріалы, отпускаемые рабочимъ, чтобы они не были для нихъ обременительными, чтобы на пріискахъ не были допускаемы предметы роскоши и, наконецъ, чтобы сами хозяева, по чувству человѣколюбія къ рабочимъ, для пользы ихъ трудящимся, зорко смотрѣли" за своими довѣренными и не допускали назначенія произвольныхъ цѣпъ на припасы и товары.

Относительно болѣзней рабочихъ и ихъ леченія въ пріисковыхъ больницахъ во многихъ контрактахъ 50-хъ годовъ постановлено, что за время пребыванія въ больницѣ рабочіе не могутъ себѣ требовать платы съ хозяевъ, въ другихъ же договорахъ это подразумѣвается; затѣмъ по однимъ контрактамъ хозяева за расходы на леченіе въ больницахъ ничего не взыскивали съ рабочихъ, другіе, напротивъ, устанавливали за это извѣстную плату {По договору съ Онуфровичемъ, за леченіе и содержаніе въ лазаретахъ никакого вычета съ рабочихъ не установлено. По договору съ Асташевымъ (1850, 1853, 1857 и 1858 гг.), не должно было дѣлать вычетовъ только за пребываніе въ больницѣ въ теченіе трехъ дней, а затѣмъ "въ возмѣщеніе расходовъ на содержаніе" должно было взыскивать съ нихъ за каждый день по 50 коп. асс., а по договору съ нимъ же 1856 г. никакого вычета де назначено. Въ договорѣ Асташева съ отрядными рабочими (1858 г.) установлено безплатное леченіе въ пріисковой больницѣ и, кромѣ того, сдѣлана оговорка, что здоровые не обязаны отрабатывать уроковъ больнаго. По договорамъ съ No Голубкова, Бепардаки и Кузнецовыхъ (1854 г.) и съ К^о Рязановыхъ (1851 г.), сѣверной части Енисейскаго округа, рабочіе обязаны были уплатить издержки, употребленныя на ихъ леченіе, а по договорамъ съ К^о Рязановыхъ (1854 и 1856 гг.), съ дѣйствительно больныхъ за содержаніе и леченіе вычета не производилось.}. Въ извѣстныхъ намъ разсчетныхъ книгахъ 50-хъ годовъ, такъ же, какъ и въ книгахъ предшествовавшаго времени, нигдѣ прямо вычетовъ за леченіе мы не нашли, но, быть можетъ, вычетъ состоялъ въ томъ, что сверхъ извѣстнаго числа нерабочихъ дней не записывалось еще нѣкоторое количество дней рабочихъ.

На частныхъ золотыхъ пріискахъ Томскаго округа въ теченіе года (1855--56 гг.) было 1,778 больныхъ, изъ которыхъ умерло 22 человѣка. Если принять во вниманіе, что въ первой половинѣ 50-хъ годовъ въ Томскомъ округѣ было всего 3--3 ¹/₂ тысячи пріисковыхъ рабочихъ, то мы увидимъ, что процентъ заболѣвшихъ среди нихъ очень великъ (болѣе половины). На всѣхъ пріискахъ Енисейской губерніи въ 1851 г. было больныхъ 32% рабочихъ, умерло 3,1% заболѣвшихъ; въ 1852 г. было больныхъ 34% рабочихъ, умерло 4,5% заболѣвшихъ. По отчету енисейскаго жандармскаго штабъ-офицера Борка за 1859 г., на промыслахъ сѣверной системы Енисейскаго округа заболѣло 16,7% явившихся рабочихъ, умерло 7,5% заболѣвшихъ; въ южной системѣ того же округа было больныхъ гораздо болѣе -- почти 47% явившихся на пріиски, изъ нихъ умерло 3,2% заболѣвшихъ. Впрочемъ, Боркъ оговаривается, что "значительная часть больныхъ, показанная на южной системѣ Енисейскаго округа, состоитъ изъ тѣхъ рабочихъ, которые по маловажнымъ недугамъ ограничивались только открытіемъ крови. Они вошли въ общую цифру потому, что промысловыя управленія въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ медикъ признаетъ необходимымъ открыть кровь рабочему, даютъ ему сутки отдыха, въ теченіе которыхъ онъ свободенъ отъ занятій и числится больнымъ для вѣрнаго учета рабочихъ дней". Въ семилѣтнемъ разсчетѣ работъ Удерейской К^о (1849--1856 гг.) больные отдѣлены отъ открывающихъ себѣ кровь: изъ всего числа поденщинъ за это время больныхъ поденщинъ было болѣе 4% и "у открытія крови и на отдыхѣ" болѣе 1%. Нужно замѣтить, что кровопусканіе и теперь очень распространено на сибирскихъ промыслахъ, что объясняется, по новѣйшихъ научнымъ изслѣдованіямъ, возбуждающими" (на нѣкоторое время) вліяніемъ кровопусканія на переутомленные мускулы рабочихъ {См. Μ. Манассеина: "Объ усталости вообще и объ условіяхъ ея развитія". Спб., 1893 г., стр. 16 (или въ Сѣверн. Вѣстн. 1892 г. No 4).}, хотя, конечно, въ концѣ-концовъ, такія частыя кровопусканія очень вредны. Въ томъ же разсчетѣ работъ Удерейской К^о мы находимъ за семь лѣтъ "не въ работѣ праздничныхъ" поденщинъ болѣе 8% всего ихъ числа, что составляетъ болѣе 2 ¹/₂ праздничныхъ дней въ мѣсяцъ, а вмѣстѣ съ днями "у открытія крови и на отдыхѣ" составитъ болѣе трехъ дней отдыха въ мѣсяцъ.

Г. Саввиныхъ въ своей статьѣ Положеніе рабочихъ на енисейскихъ золотыхъ пріискахъ говоритъ: "Нельзя не поражаться страшнымъ процентомъ больныхъ въ то время (въ пятидесятыхъ годахъ). У рѣдкихъ рабочихъ доходило въ мѣсяцъ до 24--26 дней въ работѣ, что даже составляло исключеніе; у большинства же меньше 20 дней, а много есть такихъ, у которыхъ въ мѣсяцъ обходилось по 5 и по 7 дней на работѣ, а остальное все время значились больными" {Сибирскій Вѣстникъ 1890 г., No 66.}. Этотъ выводъ г. Саввиныхъ основывается на разсчетныхъ книгахъ Удерейской компаніи; познакомившись съ нѣкоторыми изъ нихъ, мы можемъ подтвердить, что, дѣйствительно, въ активъ рабочаго обыкновенно записано въ нихъ гораздо меньшее количество рабочихъ дней, чѣмъ можно ожидать, по предположеніе г. Саввипыхъ, что всѣ остальные рабочіе дни являются "больными поденщинами", не только ни на чемъ не основано, но даже прямо опровергается приведенными данными семилѣтняго отчета Удерейской компаніи, гдѣ процентъ больныхъ поденщинъ лишь нѣсколько болѣе 4, а если къ этому прибавить еще одинъ слишкомъ процентъ у "открытія крови и на отдыхѣ", то всего больныхъ поденщинъ окажется 5--6%, а съ прибавкою праздничныхъ дней -- до 14%, т.-е. въ мѣсяцъ болѣе 4 нерабочихъ дней. Это заставляетъ предполагать, что извѣстная часть рабочихъ поденщинъ не записывалась въ видѣ штрафа за какіе-либо проступки или въ видѣ вычета за леченье. Къ вопросу о штрафахъ мы, впрочемъ, вернемся ниже.

Какъ свидѣтельствуетъ енисейскій врачъ Кривошапкинъ, промысловыя управленія весьма нерѣдко разсчитывали тяжело-больныхъ рабочихъ и "всѣ эти несчастные, разсчитанные и изгнанные страдальцы, кончающіе жизнь свою гдѣ-нибудь недалеко отъ вытолкнувшаго ихъ пріиска, означаются въ больничномъ спискѣ и вѣдомостяхъ выздоровѣвшими". "При каждомъ хроническомъ случаѣ: цынги, хроническаго ревматизма, водянки, завала, хроническаго слизистаго катарра, чахотки и т. п.,-- говорить докторъ Кривошапкинъ,-- рабочихъ разсчитываютъ, съ означеніемъ въ разсчетныхъ листахъ: "разсчитанъ за болѣзнію; остался долженъ столько-то рублей, почему по выздоровленіи и долженъ быть высланъ на операцію будущаго года". Безъ всякаго призрѣнія, безъ подводы отправляется себѣ больной пѣшкомъ по таежной глуши, подвергается всѣмъ перемѣнамъ суровой погоды... Вѣтры пронизываютъ насквозь его дырявую одежонку, жуетъ онъ кое-какъ данные ему на дорогу ржаные сухари. И вотъ, смотрите: одинъ въ конвульсіяхъ умираетъ на дорогѣ, еще въ границахъ пріисковъ, и предается землѣ съ вѣдома пріисковой полиціи жильцами сосѣдняго зимовья. Другого смерть застаетъ гдѣ-нибудь на зимовьѣ... Третій протащится всю тайгу, умретъ гдѣ-нибудь вблизи дороги у разведеннаго огонька, разогрѣвая себѣ на сошкахъ въ котелочкѣ воду для питья... и составитъ предметъ судебно-врачебнаго осмотра {Въ губернаторскихъ отчетахъ мы можемъ найти этихъ несчастныхъ въ отдѣлѣ "происшествій" на промыслахъ подъ рубрикою замерзшихъ, найденныхъ мертвыхъ тѣлъ, скоропостижно умершихъ.}... Четвертый дотаскивается до Енисейска и, не успѣвъ явиться ни въ полицію, ни на квартиру, засыпаетъ тихимъ и вѣчнымъ сномъ отъ чахотки гдѣ-нибудь въ уютномъ уголку у забора... Пятый препровождается въ городскую больницу -- оборванный, безъ преувеличенія, до лоскутьевъ, замаранный грязью, пылью даже до того, что нельзя узнать лица человѣческаго, особенно при потухшемъ, почти безжизненномъ взглядѣ, и только бѣлки глазъ, поворачивающихся то одною, то другою стороной, обличаютъ въ немъ живого человѣка... Другіе уже не говорятъ ни слова отъ муки и отчаянія, только поводятъ глазами, умоляя оставить ихъ въ покоѣ, и засыпаютъ на вѣки черезъ часъ, два и три по прибытіи въ больницу. Вотъ такими-то больными наполняется енисейская больница, и число больныхъ въ ней бываетъ втрое противу комплекта... Что же дѣлать врачу.... если нѣтъ ни богадѣльни, ни дома неизлечимыхъ, если компаніи не хотятъ давать пріютъ и на сутки на своихъ подворьяхъ {Исключеніе, по словамъ Кривошапкппа, составляла К^о Зотовыхъ.}, если у самихъ больныхъ нѣтъ ни копѣйки за душой, и никакой домохозяинъ не пуститъ ихъ переночевать, если имъ остается лежать на улицахъ, и полиція, поднимая ихъ, руководится однимъ правиломъ: "свозить къ больницѣ, выкладывать тамъ на крыльцо и уѣзжать..."? Принимать -- и по совѣсти, и чтобы не подвергнуться отвѣтственности за смерть людей на крыльцѣ больницы, безъ пріюта и помощи {"По крайней мѣрѣ, такъ дѣлалъ я,-- продолжаетъ Кривошапкинъ,-- подвергая себя отвѣтственности и за недослугу бѣлья, которое при двойномъ и тройномъ комплектѣ больныхъ должно было служить безсмѣнно, и за большую цифру умиравшихъ въ больницѣ приказа противу выздоровѣвшихъ, и за недостаточность сохраненія порядка и чистоты, когда и число кроватей, и прислуга, и посуда положены были сперва на 25, а потомъ... на 30 больныхъ, а случалось ихъ и по 85 человѣкъ... Въ числѣ умершихъ было много и калѣкъ, для которыхъ у насъ нѣтъ богадѣльни, и неизлечимо-хворыхъ, для которыхъ учрежденія существуютъ только по своду законовъ, Нѣкоторые изъ подобныхъ были изъ поселенцевъ, тогда какъ до сихъ поръ нѣтъ для нихъ домовъ призрѣнія, что есть въ сводѣ законовъ и на что составился уже огромный экономическій поселенческій капиталъ".}... Пробовано было и чувство человѣколюбія въ золотопромышленникахъ, но оно оказалось прикрытымъ непроницаемою броней, и отвѣтомъ на оффиціальное предложеніе помочь выходу изъ этого состоянія была ссылка на взносъ, дѣлающійся въ поселенческій капиталъ, хотя большая часть (?) изуродованныхъ -- вовсе не поселенцы. А вѣдь ничего бы не стоило для всѣхъ компаній сѣверной системы давать ежегодно копѣйки по двѣ съ каждаго фунта золота".

Оффиціальные документы подтверждаютъ слова Кривошапкина. Енисейскій губернаторъ въ предписаніи 30 мая 1856 г. горнымъ исправникамъ Енисейскаго округа указываетъ на то, что одинъ поселенецъ, присланный въ енисейскую городскую больницу, принятъ не былъ, такъ какъ всѣ кровати были заняты. По словамъ енисейскаго окружнаго начальника, "подобные случаи повторялись неоднократно, въ особенности при выходѣ съ пріисковъ рабочихъ, которые, по непринятіи ихъ въ больницу, не могутъ имѣть въ городѣ никакого призрѣнія". Поэтому губернаторъ предписалъ горнымъ исправникамъ "наблюдать, чтобы заболѣвающіе на промыслахъ рабочіе не были отправляемы въ путь въ болѣзненномъ состояніи, сколько для отвращенія встрѣченныхъ затрудненій въ помѣщеніи ихъ въ енисейскую гражданскую больницу, а не менѣе того и для избѣжанія несчастныхъ послѣдствій, за которыя виновные будутъ отвѣчать предъ Богомъ и правительствомъ".

Горные исправники довели объ этомъ предписаніи до свѣдѣнія золотопромышленниковъ, но послѣдніе мало обратили на него вниманія, и въ августѣ 1858 г. горному исправнику южно-енисейской системы Чайковскому пришлось обратиться къ пріисковымъ управленіямъ своего округа съ циркуляромъ, въ которомъ онъ указываетъ на то, что они, "разсчитывая рабочихъ, оказавшихся неспособными къ работѣ по медицинскому освидѣтельствованію, отправляютъ ихъ съ пріисковъ, предоставляя слѣдовать до жилыхъ мѣстъ произвольно, не обращая вниманія на слабое ихъ состояніе", вслѣдствіе чего "немощные остаются на дорогахъ безъ призрѣнія и съ трудомъ доходить до жилыхъ мѣстъ, а нѣкоторые даже въ пути умираютъ". Исправникъ потребовалъ отъ золотопромышленниковъ, уполномоченныхъ и управляющихъ пріисками, чтобы рабочіе, "оказавшіеся неспособными къ работамъ и не имѣющіе достаточно силъ къ слѣдованію, отнюдь не были увольняемы съ пріиска, а помѣщались въ пріисковыхъ больницахъ впредь до возстановленія ихъ силъ; если же управленіе будетъ считать это для себя обременительнымъ, то обязано такихъ людей отправлять подъ надзоромъ при подводахъ" и не иначе, какъ препроводивъ въ канцелярію исправника, откуда они должны были отправляться партіями черезъ каждыя двѣ недѣли.

Другія показанія Кривошапкина также подтверждаются оффиціальными документами. Такъ, изъ одного циркуляра южно-енисейской системы 1857 г. видно, что въ общемъ губернскомъ управленіи Енисейской губерніи возникла переписка "объ устройствѣ въ Енисейскѣ собственно для призрѣнія пріисковыхъ рабочихъ особаго заведенія". Эта переписка вмѣстѣ съ доставленными Кривошапкинымъ соображеніями о расширеніи круга дѣйствій тамошней больницы "для удобнаго призрѣнія дряхлыхъ и увѣчныхъ" была передана енисейскимъ губернаторомъ на разсмотрѣніе приказа общественнаго призрѣнія, который увѣдомилъ, что на устройство новаго зданія, необходимаго для увеличенія помѣщенія больницы, приказъ не имѣетъ рѣшительно никакихъ средствъ. Тогда енисейскій губернаторъ, принимая во вниманіе, что потребность въ расширеніи больницы вызывается настоятельною надобностью "дать призрѣніе людямъ, возвращающимся съ золотыхъ промысловъ, часто увѣчнымъ и одержимымъ неизлечимыми болѣзнями вслѣдствіе промысловыхъ работъ", пришелъ къ мысли, что гораздо справедливѣе устроить если не въ Енисейскѣ, то на дорогѣ изъ него къ промысламъ особое заведеніе для призрѣнія увѣчныхъ и пеіізлечимыхъ больныхъ на счетъ золотопромышленниковъ, "подобно тому, какъ были устроены ими же на пути къ золотымъ промысламъ больничныя заведенія". По порученію губернатора, горные исправники Енисейскаго округа предложили золотопромышленникамъ представить губернскому начальству свои соображенія по этому предмету, во они сослались на то, что уже вносятъ деньги въ поселенческій капиталъ.

Въ 1859 г. мѣстной администраціи вновь пришлось возвратиться къ вопросу объ обремененіи енисейской городской больницы больными рабочими, разсчитанными съ промысловъ. Въ это время въ енисейской больницѣ, по ходатайству завѣдующаго ею врача, т.-е. Кривошапкина, вмѣсто прежнихъ 25 кроватей, устроено было 30 и, кромѣ того, 10 запасныхъ. Для дальнѣйшаго увеличенія больницы не было средствъ, а, между тѣмъ, скопленіе больныхъ достигало тамъ до 55 человѣкъ, такъ что не хватало ни кроватей, ни прислуги. Такъ какъ накопленіе больныхъ обусловливалось присылкою рабочихъ съ золотыхъ промысловъ, то приказъ нашелъ необходимымъ предложить исправникамъ Енисейскаго округа, чтобы они "не допускали разсчета и высылки съ пріисковъ рабочихъ, не освѣдомись предварительно, есть ли въ енисейской больницѣ свободныя кровати. Рабочіе, идущіе на пріиски, заболѣвающіе на пути и присылаемые городскою и земскою полиціями во множествѣ безъ предварительнаго освѣдомленія, также увеличиваютъ число больныхъ сверхъ комплекта". По мнѣнію приказа общественнаго призрѣнія, горные исправники Енисейскаго округа и общая полиція, освѣдомившись о неимѣніи свободныхъ кроватей въ больницахъ, "могли бы и даже обязаны" были "распорядиться, чтобы въ этой крайности заболѣвающіе пріисковые рабочіе помѣщались въ пріисковыя больницы, нарочно для того устроенныя, а въ городѣ -- при конторахъ каждой компаніи". Вмѣстѣ съ тѣмъ, приказъ предписалъ, чтобъ енисейская городская больница не принимала неизлсчимо-больныхъ пріисковыхъ рабочихъ. Кромѣ этого распоряженія приказа, енисейскій земскій судъ получилъ и отношеніе енисейскаго городского врача Кривошапкина, въ которомъ тотъ говорить, что онъ "неоднократно доносилъ высшему начальству о безпорядкахъ, происходящихъ въ больницѣ и увеличивающихъ цифру умершихъ отъ того, что съ пріисковъ выпускаютъ больныхъ людей и выпускаютъ безъ призрѣнія. Приказъ общественнаго призрѣнія строго предписалъ конторѣ больницы не принимать сверхъ комплекта и не подлежащихъ пріему по роду болѣзней", между тѣмъ, въ августѣ 1859 г. отъ земскаго суда былъ присланъ въ больницу "такой чахоточный больной, которому остается жить лишь нѣсколько дней и который могъ умереть на дорогѣ, а изъ разсчетнаго листа видно, что онъ разсчитанъ по болѣзни и затѣмъ не препровожденъ попечительно, какъ бы слѣдовало, а выпущенъ просто". Кривошапкинъ просилъ земскій судъ сдѣлать распоряженіе о прекращеніи подобныхъ случаевъ, "могущихъ во множествѣ повториться при общемъ выходѣ рабочихъ съ пріисковъ". Земскій судъ призналъ, что, дѣйствительно, иногда волостными правленіями представляются въ судъ для помѣщенія въ городскую больницу рабочіе съ золотыхъ промысловъ, разсчитанные тамъ по болѣзни безъ всякаго пособія отъ золотопромышленныхъ компаній, и которые, не имѣя силъ для путешествія, остаются въ какой-либо деревцѣ или на дорогѣ, "гдѣ или служатъ къ обремененію жителей, или же окончательно гибнутъ безъ всякаго призрѣнія и помощи"; онъ призналъ также, что эти случаи особенно часто повторялись въ прошедшемъ году передъ временемъ общаго выхода рабочихъ съ золотыхъ промысловъ, и потому, въ виду приближенія времени осенняго разсчета, земскій судъ "поручилъ" горнымъ исправникамъ Енисейскаго округа "убѣдить (?!) золотопромышленниковъ, чтобъ они по разсчитывали людей, одержимыхъ болѣзнями, а помѣщали бы ихъ въ пріисковыя больницы для иглеченія", хронически же больныхъ, какъ, напримѣръ, чахоточныхъ, не отсылали бы съ промысловъ безъ всякаго призрѣнія, а для облегченія ихъ участи отправляли на свой счетъ до мѣста жительства. Горные исправники написали промысловымъ управленіямъ новые циркуляры и затѣмъ, конечно, все осталось по-старому {Какое значительное количество рабочихъ разсчитывали на нѣкоторыхъ промыслахъ по болѣзни, видно изъ книгъ Удерейской компаніи 1852 г., гдѣ изъ 440 рабочихъ было уволено по болѣзни 37.}.

Возвращаемся къ статистикѣ больныхъ и умершихъ на промыслахъ. На промыслахъ всей Восточной Сибири въ 1851 году было больныхъ 32%

Рабочіе на сибирскихъ золотыхъ промыслахъ. 47 рабочихъ, умерло 5% заболѣвшихъ; въ 1852 году заболѣло 28%, изъ нихъ умерло 3,4%; въ 1853 году заболѣло 41%, умерло 5% заболѣвшихъ.

Лѣтомъ 1854 года горный ревизоръ частныхъ золотыхъ промысловъ поставилъ на видъ управляющимъ промыслами, чтобъ они, для предупрежденія частыхъ случаевъ убійствъ и сильныхъ ушибовъ рабочихъ, вслѣдствіе неправильнаго веденія работъ въ разрѣзахъ, вели бы ихъ, какъ слѣдуетъ, ибо иначе "всякій смертный случай и увѣчье, происшедшіе отъ завала землею, повлекутъ къ отвѣтственности самихъ управляющихъ". Несмотря на то, въ 1856 г. до августа мѣсяца уже было 4 смертныхъ случая на разныхъ промыслахъ этого округа. Главное управленіе Восточной Сибири предписало горному ревизору принять мѣры къ устраненію подобныхъ несчастій, и въ изданномъ имъ циркулярѣ онъ "просилъ" управляющихъ промыслами "работы въ разрѣзахъ вести по правиламъ горнаго искусства, уступами", какъ при вскрышкѣ турфа, такъ и при добычѣ золотосодержащихъ песковъ, причемъ каждый уступъ долженъ быть отъ 1 ¹/₂ до 2 арш. вышины и не ближе аршина одинъ отъ другого. Въ случаѣ смерти отъ ушиба или членовредительства, управляющій пріискомъ долженъ былъ доносить горному исправнику и оставлять мѣсто, гдѣ произошелъ несчастный случай, безъ обработки, въ томъ самомъ видѣ, до освидѣтельствованія горнымъ исправникомъ, а иначе горный ревизоръ грозилъ ходатайствовать предъ высшимъ начальствомъ о преданіи виновныхъ суду.

По оффиціальнымъ свѣдѣніямъ, на промыслахъ Семипалатинской области въ 1855 г. были больницы лишь на трехъ пріискахъ, а въ 1857 г., повидимому, на всѣхъ дѣйствовавшихъ тамъ промыслахъ. Въ Томскомъ золотопромышленномъ округѣ въ 1856 г. было 11 лазаретовъ. На большей части промысловъ Енисейскаго округа были устроены больницы, но на 11-ти промыслахъ въ 1851 г. и на 4-хъ въ 1852 г. ихъ не было вовсе. Въ больницахъ всѣхъ промысловъ Енисейскаго округа было въ 1851 г.-- 1,262 кровати (одна кровать на 24 рабочихъ) и въ 1852 г.-- 1,328 кроватей (одна кровать на 23 рабочихъ).

Оффиціальные отчеты не даютъ истиннаго понятія о состояніи больницъ {По отчету о золотыхъ промыслахъ Семипалатинской области (1857 г.), больницы на всѣхъ дѣйствовавшихъ промыслахъ были "въ порядкѣ и достаточно снабжены медикаментами, но киргизы неохотно идутъ туда лечиться; они предпочитаютъ свои средства европейской медицинѣ и только при особой настойчивости управляющихъ лечатся въ промысловыхъ больницахъ. Къ счастію, болѣзни на промыслахъ очень рѣдки, чему много способствуютъ здоровый климатъ и хорошая пища рабочихъ".}. На золотыхъ промыслахъ Енисейскаго округа въ 1856 г. для завѣдыванія больницами было пять врачей, въ Минусинскомъ одинъ, а бирюсинскіе пріиски посѣщалъ нижнеудинскій окружной врачъ; на чикойскихъ промыслахъ Верхнеудинскаго округа былъ одинъ врачъ, но тамъ чувствовался недостатокъ въ фельдшерахъ. Больницы олекминскихъ промысловъ, по заявленію горнаго исправника Измайлова, требовали "непремѣннаго улучшенія" и необходимо было пригласить на эти промыслы двухъ медиковъ, такъ какъ на нихъ не было въ то время ни одного врача, а только лекарскіе ученики и одинъ помощникъ. Вслѣдствіе этого, генералъ-губернаторъ Восточной Сибири Муравьевъ въ мартѣ 1857 г., указавъ на равнодушіе владѣльцевъ пріисковъ къ облегченію участи больныхъ рабочихъ, просилъ золотопромышленниковъ и ихъ уполномоченныхъ принять мѣры къ надлежащему устройству госпиталей на олекминскихъ промыслахъ и пригласить для завѣдыванія ими двухъ врачей. Находившіеся въ Иркутскѣ ленскіе золотопромышленники въ отзывѣ на это предписаніе, поданномъ черезъ нѣсколько дней Муравьеву, отвѣчали, что, несмотря на все желаніе, они не могутъ найти врачей, которые согласились бы ѣхать къ нимъ на промыслы, такъ какъ при этомъ они лишаются выгодъ коронной службы, и потому просили назначить трехъ медиковъ отъ правительства съ правами, присвоенными служащимъ на коронныхъ заводахъ, съ тѣмъ, чтобы всѣ издержки на нихъ и жалованье имъ падали на счетъ золотопромышленниковъ {Въ составленномъ ими при этомъ постановленіи они назначили каждому доктору (съ обязательствомъ для него жить безвыѣздно на промыслахъ и зимою) по 2,000 руб., съ готовою квартирой, освѣщеніемъ, отопленіемъ и съ готовымъ продовольствіемъ по числу членовъ его семейства; уволить доктора золотопромышленники могли не иначе, какъ съ разрѣшенія генералъ-губернатора, причемъ они должны были дать врачу средства для выѣзда съ промысловъ.}. Ходатайство ихъ было исполнено, и въ Олекминскій округъ было назначено правительствомъ три врача {Въ 1858 году на енисейскихъ промыслахъ было уже семъ врачей, на минусинскихъ и ачинскихъ 1, на олекминскихъ -- 3, на канскихъ и нижнеудинскихъ -- 1 я въ Забайкальской области -- 1; на верхнеудинскихъ промыслахъ, попрежнему, чувствовался недостатокъ въ лекарскихъ ученикахъ. Сверхъ того, на промыслахъ Енисейскаго округа была одна акушерка.}.

Каково было дѣйствительное состояніе пріисковыхъ больницъ, насколько могли находить въ нихъ врачебную помощь рабочіе, видно изъ свидѣтельства такого компетентнаго лица, какъ докторъ Кривошапкинъ. "Пріисковыя больницы,-- говоритъ онъ,-- имѣютъ весьма хорошій видъ, а для тайги и лечащихся въ больницѣ рабочихъ нѣкоторыя даже слишкомъ роскошны (?): хорошій домикъ, построенный правильно, съ корридоромъ; на окнахъ шторы, на кроватяхъ чистыя принадлежности; въ аптекѣ много медикаментовъ, такъ что фельдшера воруютъ, не будучи замѣчены; можетъ быть порядочная и пища {Больнымъ давали супъ съ мясомъ или съ пшеннымъ хлѣбомъ, какую-нибудь жидкую кашицу изъ гречневыхъ или ячменныхъ крупъ, или кисель.}. Но этимъ все и кончается. Такъ какъ больницы пріисковыя не поручены мѣстному врачебному надзору, то для чиновъ немедицинскихъ онѣ прекрасны. Въ какой же степени выполняютъ цѣль, беру смѣлость судить я, какъ очевидецъ, на служебной дѣятельности котораго это очень отзывалось... Больница есть такого рода заведеніе, гдѣ лечатъ больныхъ съ цѣлью выздоровленія ихъ... Золотопромышленники же и ихъ управляющіе, особенно сѣверной системы, смотрятъ на больницы съ коммерческой точки зрѣнія они говорятъ, что наши пріисковыя больницы основываются только для первоначальнаго пособія и для легкихъ или экстренныхъ случаевъ. Положимъ, что это отчасти справедливо. Но, вѣдь, изъ этого не слѣдуетъ, что можно выгонять на просторъ тайги всѣхъ трудно и затяжно больныхъ". Сообщивъ далѣе уже извѣстные намъ факты объ изгнаніи съ промысловъ серьезно заболѣвшихъ рабочихъ, Кривошапкинъ продолжаетъ: "При больницахъ имѣется по фельдшеру и имѣются врачи, которые завѣдуютъ обыкновенно множествомъ больницъ, разбросанныхъ на большомъ пространствѣ на разныхъ пріискахъ и у разныхъ хозяевъ... Они же вскрываютъ трупы въ судебно-медицинскихъ случаяхъ и такимъ образомъ дѣлаются судьями тѣхъ хозяевъ, у которыхъ сами нанялись служить. Это и неестественно, и смѣшно {Такой же неестественный порядокъ продолжается и до сихъ поръ на сибирскихъ промыслахъ.}. Пора бы назначить врача отъ правительства для дѣлъ судебно-медицинскихъ на пріискахъ... А что за фельдшера, которымъ поручаются пріисковыя больницы? Одинъ... сосланный за кражу и т. п. и объявившій себя годнымъ въ фельдшера за знаніе нѣсколькихъ латинскихъ словъ и умѣнье читать по-латыни. Другой хотя и изъ отставныхъ дѣльныхъ фельдшеровъ, но тянетъ горькую и выпиваетъ всѣ спирты и тинктуры. Третій изъ аптекарскихъ помощниковъ, и если знаетъ пріемъ лѣкарствъ, то ему темны Анатомія, наука о переломахъ, перевязка и т. п., что особенно нужно на пріискахъ. А четвертый не только этихъ паукъ, но и пріема лѣкарствъ знать не можетъ, какъ зубной врачъ, но за слово "врачъ" онъ даже можетъ предпочитаться другимъ. Пятый... ну, да большею частью все въ этомъ же родѣ". "Врачи же пріисковые,-- говорить Кривошапкинъ въ другомъ мѣстѣ,-- поставлены большею частью такъ, что видятъ, да не видятъ, и все зависитъ отъ управляющихъ. Если врачъ и видитъ негодность лица быть фельдшеромъ, а того хочетъ управляющій на томъ основаніи, что онъ не бѣлоручка -- берется и воду, и дрова носить, т.-с. прислуги не нужно,-- или что можетъ управляющему поучить грамотѣ дѣтей, перебѣлить бумагу и т. п.", или землякъ ему и родственникъ,-- "нужно кусокъ хлѣба дать, или ловкій пройдоха и можетъ быть "на всякій случай" правою рукой. А врачъ?-- онъ только и существовать можетъ у мѣста при безмолвіи, потому что нанимаютъ его, какъ и всякаго служащаго, на лѣтнюю операцію копѣекъ по 80 съ человѣка, по числу команды; кончилась операція, врачъ и свободенъ, а не угодилъ, такъ и не возьмутъ на слѣдующую операцію" {Какъ мы видѣли выше, въ олекминскій округъ врачи были назначены Муравьевымъ на иныхъ основаніяхъ, но въ настоящее время они и здѣсь находятся съ такой же зависимости отъ золотопромышленниковъ, какъ и въ остальныхъ промысловыхъ округахъ.}. Изъ всего сказаннаго выше видно,-- продолжаетъ Кривошапкинъ,-- "что внутреннее достоинство пріисковыхъ больницъ и самое леченіе далеко по идутъ въ уровень съ наружнымъ видомъ больницъ".

IV.
Наказанія рабочихъ ссыльно-поселенцевъ и мѣщанъ.-- Денежные штрафы.-- Тѣлесныя наказанія.-- Досрочный разсчетъ.-- Бѣгство рабочихъ съ промысловъ.

Въ 1856 г. въ Восточной Сибири былъ возбужденъ вопросъ о томъ, какимъ наказаніямъ слѣдуетъ подвергать ссыльно-поселенцевъ, работающихъ на золотыхъ промыслахъ. Пріисковые рабочіе за лѣность, пьянство, запрещенную картежную игру, побѣги и другіе маловажные проступки подвергались, по словесному приговору артельной расправы или горныхъ исправниковъ, удержанію нѣкоторой части слѣдующей имъ платы въ пользу артели или, смотря по винѣ и по слѣдствіямъ проступка, наказанію розгами не болѣе 50 ударовъ {На основаніи 651 ст. улож. о наказ. и 2396-й и 2420-й горнаго устава, по продолж. т. XV, ч. 2-я.}. Но такъ какъ въ числѣ рабочихъ на промыслахъ было много ссыльно-поселенцевъ, которые, въ случаѣ совершенія ими преступленія и проступковъ до перечисленія въ званіе государственныхъ крестьянъ, должны были подлежать сужденію и наказанію не по общему уголовному закону, а по особымъ, собственно для нихъ изданнымъ, правиламъ {Новая редакція VIII главы устава о ссыльныхъ 18 мая 1855 года.}, то въ виду этого мѣстныя власти Восточной Сибири возбудили вопросъ, въ какой мѣрѣ 651 ст. улож. (15 августа 1845 г.) можетъ быть примѣняема къ рабочимъ изъ ссыльныхъ? Нѣкоторыя изъ этихъ властей указывали на необходимость усилить строгость взысканія собственно за побѣги съ пріисковъ рабочихъ изъ ссыльныхъ? находя недостаточнымъ подвергать ихъ за отлучки съ промысловъ дисциплинарному наказанію по 651 ст. улож., подобно рабочимъ изъ сибирскихъ мѣщанъ и крестьянъ, онѣ предлагали распространить на эти случаи тѣ строгія карательныя мѣры, какія опредѣлены ссыльнымъ за побѣги ихъ съ мѣстожительства {Горный исправникъ Верхнеудинскаго и Иркутскаго округовъ Поротовъ находилъ необходимымъ распространить на поселенцевъ за побѣги съ пріисковъ наказанія сообразно съ назначенными для нихъ въ 1791 ст. устава о ссыльныхъ (изд. 1842 г.) за самовольную отлучку изъ мѣстожительства въ слѣдующемъ размѣрѣ: за первый побѣгъ наказаніе розгами 100 ударами съ возвращеніемъ на пріиски; за второй -- наказаніе 25 ударами плетьми, также съ возвращеніемъ на пріиски; за третій -- отъ 35 до 40 ударовъ плетьми и отсылка въ ближайшій заводъ въ каторжную работу на 1 годъ (за всѣ эти три побѣга наказанія назначались полицейскою властью) и, наконецъ, за четвертый побѣгъ опредѣлять наказанія по судебному приговору на основаніи 1799 ст. устава о ссыльныхъ (40 ударами плетьми и съ отдачею въ каторжную работу). Горный исправникъ Канскаго и Минусинскаго округовъ донесъ енисейскому губернскому правленію, что въ 1856 году, при поимкѣ бѣжавшихъ съ промысловъ рабочихъ, онъ на основ. 1791 ст. покой редакціи наказывалъ, по своему постановленію, за первый побѣгъ 20 ударами плетьми, послѣ чего "вторичныхъ побѣговъ" они "уже не дѣлали". Совѣтъ главнаго управленія Восточной Сибири, при разсмотрѣніи вопроса о наказаніи ссыльныхъ за побѣги, также высказалъ мнѣніе, что если ихъ подвергать наказанію наравнѣ съ другими рабочими на промыслахъ по 651 ст. улож., то это поведетъ къ увеличенію ихъ побѣговъ, такъ какъ они "за побѣгъ съ пріисковъ понесутъ болѣе слабое наказаніе, нежели за побѣгъ съ мѣста причисленія или жительства", и что потому горные исправники должны наказывать рабочихъ и ссыльныхъ за побѣги съ промысловъ и другіе проступки на основаніи новой редакціи устава о ссыльныхъ.}.

Вопросъ этотъ былъ представленъ на усмотрѣніе и разрѣшеніе министра финансовъ, а тотъ вошелъ въ сношеніе съ управляющимъ вторымъ отдѣленіемъ Собствен. Е. В. канцеляріи гр. Блудовымъ. Этотъ послѣдній (въ 1858 г.), прежде всего, разсмотрѣлъ вопросъ о примѣненіи къ поселенцамъ вообще постановленій 651 ст. улож. и высказалъ такое мнѣніе: что касается преступленій и проступковъ, за которые по уложенію виновные подвергаются наказанію, не восходящему до заключенія въ рабочемъ домѣ и лишенію особенныхъ правъ состоянія, то за нихъ въ новой редакціи устава о ссыльныхъ (18 мая 1855 г.) вовсе не положено особыхъ мѣръ наказанія и назначеніе ихъ предоставлено самимъ начальствамъ виновныхъ поселенцевъ и дозволено имъ возвышать наказаніе до 100 ударовъ розгами съ отдачею въ работу на заводъ или же въ арестантскую, или въ поселенческую рабочую роту на время до одного года (ст. 1769). Находя, что виновные поселенцы должны быть наказываемы на основаніи этого постановленія, гр. Блудовъ замѣчаетъ: "кажется, что упомянутый выше крайній размѣръ наказанія не долженъ казаться слишкомъ слабымъ въ сравненіи съ тою мѣрой, которая положена для рабочихъ изъ свободныхъ состояній". Далѣе гр. Блудовъ высказался за то, чтобы артельнымъ расправамъ и горнымъ исправникамъ было дозволено подвергать ссыльныхъ наказанію до 50 ударовъ розгами и заключенію не болѣе, какъ на недѣлю, при опредѣленіи же наказаній, превышающихъ эту мѣру, они должны испрашивать разрѣшеніе высшаго начальства. Переходя, наконецъ, къ разсмотрѣнію вопроса о мѣрѣ наказанія ссыльныхъ собственно за побѣги съ промысловъ, гр. Блудовъ высказалъ мнѣніе, что для правильнаго его разрѣшенія "необходимо обратить вниманіе на различіе въ самомъ родѣ и, такъ сказать, въ характерѣ отлучки рабочаго съ промысловъ", на которые онъ нанятъ. Если ссыльный, оставивъ хотя и своевольно работы, отправился къ мѣсту своего постояннаго жительства и явился въ свое селеніе или волость (какъ это большею частью и бываетъ), то едва ли есть основаніе признавать его бѣглецомъ, такъ какъ рабочіе изъ сибирскихъ мѣщанъ и крестьянъ, отлучающіеся такимъ образомъ съ промысловъ, не подлежатъ дѣйствію правилъ о бродяжествѣ. "Въ подобныхъ случаяхъ достаточно подвергнуть виновнаго поселенца за своевольство и нарушеніе заключеннаго въ установленномъ порядкѣ контракта, примѣняясь къ постановленіямъ 651 ст. улож., одному лишь дисциплинарному наказанію, опредѣленному въ ст. 1769 и 1770 устава о ссыльныхъ, VIII гл. нов. ред. (maximum наказанія, опредѣленное статьею 1769 г., указано выше). Но если, отлучившись съ промысловой работы, бѣглецъ по явится въ свое селеніе или, будучи пойманъ на дорогѣ, не въ состояніи будетъ доказать, что онъ шелъ къ мѣсту своего жительства, то справедливо, кажется, приговорить его къ наказанію по общимъ правиламъ о бѣглыхъ ссыльныхъ" {Сибирскія власти предлагали, кромѣ того, взыскивать съ волостныхъ и сельскихъ начальниковъ за невысылку на пріиски бѣглыхъ рабочихъ (на основ. 1201 ст. уложенія) по два рубля за каждаго. Это предложеніе гр. Блудовъ нашелъ основательнымъ.}.

Министръ финансовъ согласился съ мнѣніемъ гр. Блудова, точно также какъ и министръ государственныхъ имуществъ гр. Муравьевъ, послѣдній съ тою оговоркой, чтобы взысканіе съ волостного и сельскаго начальства производилось лишь въ томъ случаѣ, когда его виновность въ "передержательствѣ" бѣглыхъ будетъ обнаружена слѣдствіемъ и чтобы пойманные сельскими властями бѣглые рабочіе были передаваемы мѣстному земскому начальству для высылки ихъ на промысла. Золотопромысленники были очень недовольны распоряженіемъ, сдѣланнымъ по этому поводу министерствомъ государственныхъ имуществъ въ 1858 г., и находили, что вслѣдствіе слабости взысканія, опредѣленнаго въ немъ за побѣги, эти послѣдніе очень усилились..

Въ половинѣ пятидесятыхъ годовъ возникъ также вопросъ, могутъ ли мѣщане, нанимающіеся на золотые промысла, подвергаться за побѣги и прочіе проступки полицейской расправѣ. Правительствующій сенатъ нашелъ, что на основаніи законовъ о мѣщанахъ тѣ изъ нихъ, которые нанимались на пріиски, не могутъ быть подвергаемы за проступки тѣлесному наказанію наравнѣ съ крестьянами и ссыльно-поселенцами по приговору артельной расправы, по могутъ быть исправляемы другими мѣрами, постановленными на тѣ же случаи въ 651 ст. уложенія о наказаніяхъ, а именно удержаніемъ у нихъ части изъ платы въ пользу артели.

Переходимъ къ разсмотрѣнію тѣхъ взысканій и наказаній, которымъ рабочіе подвергались на промыслахъ на основаніи ихъ договоровъ съ золотопромышленниками, причемъ мы увидимъ, что въ контрактахъ 50-хъ годовъ артельная расправа не играетъ уже той видной роли, какъ прежде, и чувствуется усиленіе произвола пріисковыхъ управленій.

Мы видѣли, что и за леченіе дѣйствительно больныхъ нѣкоторыя компаніи дѣлали съ рабочихъ извѣстные вычеты, уклоняющіеся же отъ работъ подъ предлогомъ болѣзни вездѣ подвергались тѣмъ или другимъ штрафамъ, хотя фельдшера, о которыхъ намъ далъ хорошее понятіе Кривошапкинъ, конечно, были и не въ состояніи отличить притворяющагося отъ дѣйствительно больнаго {По договору съ Онуфровичемъ 1854 г., съ рабочихъ, притворно объявившихъ себя больными, пріисковому управленію предоставлялось право вычитать не только стоимость продовольствія, но и за употребленныя (на леченіе здоровыхъ?) лѣкарства каждый день по 15 коп. По договору съ Коноваловымъ (1855 г.), съ тѣхъ, "кто не явится къ работѣ въ назначенное время по лѣности или упрямству", пріисковое управленіе имѣло право взыскивать по 1 р. с. за каждый прогульный день, между тѣмъ какъ по договору съ тѣмъ же Коноваловымъ 1842 г. полагалось взыскивать за уклоненіе отъ работъ по 1 руб. асс., и то лишь въ случаѣ прогула болѣе трехъ дней. По общимъ контрактамъ съ Асташевымъ (1860, 1853 и 1857 гг.), за уклоненіе отъ работъ, какъ и по договору 1843 г., назначался вычетъ въ размѣрѣ 1 руб. за каждый день, проведенный безъ работы, а по договору 1859 г., за пребываніе въ лазаретѣ съ притворною болѣзнью опредѣлено уже взыскивать по 1 р. 50 к.}. Въ договорѣ 1859 г. съ Асташевымъ рабочіе предоставляли пріисковому управленію право "взыскивать съ безусловно провинившихся, а именно: изобличенныхъ при урочной работѣ въ подвозкѣ таратаекъ съ пескомъ вѣсомъ менѣе опредѣленнаго считать двѣ таратайки за одну; за отлучку безъ позволенія съ пріиска, за невыходъ на работу чрезъ лѣность и нерадѣніе подъ предлогомъ болѣзни, за отбытіе съ работъ ранѣе опредѣленнаго времени взыскивается и записывается въ плату въ разсчетный листъ по 1 р. 50 к. въ каждый день или подвергать себя полицейскому исправленію (т.-е. тѣлесному наказанію) горнымъ исправникамъ или артельною расправой". Тутъ, прежде всего, обращаютъ вниманіе слова: вычеты "записываются въ плату", т.-е., вѣроятно, заносятся какъ бы выданные деньгами, "со счета кассы" по пріисковой терминологіи. Изъ договоровъ съ К^о Рязановыхъ, Горохова и Мошарова (сѣверноенисейской системы) мы также видимъ, что размѣръ вычетовъ съ теченіемъ времени все увеличивается. Это заставляетъ думать, что условія о штрафахъ не оставались пустою формальностью, иначе ихъ незачѣмъ было бы увеличивать {По договору съ К^о Рязановыхъ 1851 г. за уклоненіе отъ работъ и требованіе разсчета прежде срока компаніи предоставлялось за каждый прогульный день вычитать по 1р. 50 к. По договору съ тою же К^о 1854 г., пріисковое управленіе за самовольную отлучку, несвоевременный выходъ на работу, преждевременный уходъ съ нея и за уклоненіе отъ работы подъ предлогомъ болѣзни имѣло право вычитать съ виновнаго за каждый недоработанный часъ 50 к., за полдня 2 руб. и за цѣлый день 3 р., а въ договорѣ 1855 г. еще прибавлено: "за непротирку песковъ взыскивать при малѣйшемъ знакѣ золота въ откидныхъ отвалахъ, какъ бы за золотникъ онаго, по 4 р.".}.

Въ договорахъ съ рабочими назначались вычеты, не только за уклоненіе отъ работы, но и за недоработку урока {По договору Асташева 1853 г. съ рабочими, нанявшимися для снятія турфа, хозяинъ выговорилъ себѣ право дѣлать вычетъ за каждую недоработанную сажень въ размѣрѣ старательской платы, за исключеніемъ того случая, если встрѣтится мерзлота. По нѣкоторымъ договорамъ, вычетъ назначался лишь за недоработку, превышающую ¹/₄ или ¹/₃ сажени.}. Силы рабочаго напрягались для исполненія урока, такъ какъ за недоработку въ будни ему грозилъ вычетъ по старательской оцѣнкѣ, хотя вознагражденіе за трудъ полагалось по будничной, гораздо болѣе дешевой нормѣ.

Различныя наказанія грозили рабочимъ за неповиновеніе пріисковымъ властямъ {Въ договорѣ съ Онуфровичемъ 1854 г. была почти дословно повторена статья закона 30 апрѣля 1838 года, по которой рабочіе подвергались за различные проступки наказанію по приговору артельной расправы прибавкою работы, вычетомъ въ пользу артели и розгами до 100 ударовъ или "полицейскому исправленію" чрезъ горнаго исправника.}. По договору съ Коноваловымъ 1855 г. за неповиновеніе, непослушаніе и непочтительность рабочихъ" "имѣли право хозяинъ, управляющіе и старшіе прикащики взыскивать" съ нихъ "по усмотрѣнію сами или отдавать на расправу артели". Тутъ уже, очевидно, пріисковому управленію предоставлялась возможность самому подвергать рабочихъ тѣлесному наказанію, хотя по закону это право принадлежало только артельной расправѣ и горнымъ исправникамъ. По договорамъ съ Асташевымъ (1850, 1853 и 1857 гг.), "въ случаѣ прекащенія работъ ранѣе означеннаго въ контрактѣ срока всею артелью, на промыслѣ находящеюся, или скопищами изъ нѣсколькихъ человѣкъ, а въ особенности... съ намѣреніемъ препятствовать продолженію работъ другими артелями виновные", сверхъ денежнаго взысканія за нерабочіе дни въ пользу Асташева, "за нарушеніе порядка и условія подвергаются отвѣтственности предъ судомъ". Наконецъ, по договору 1858 г., рабочіе, нанявшіеся къ Асташеву для вскрыши турфа, прямо предоставляли промысловому управленію дѣлать съ нихъ "полицейское взысканіе" въ случаѣ лѣности, неповиновенія и грубости. Такимъ образомъ, не предоставленное закономъ пріисковымъ управленіямъ право подвергать рабочихъ по собственному усмотрѣнію (безъ посредства артельной расправы) тѣлесному наказанію теперь уже откровенно выговарилось золотопромышленниками въ договорахъ найма. Быть можетъ, впрочемъ, прежде золотопромышленники пользовались этимъ правомъ на дѣлѣ безъ всякихъ договоровъ и стали упоминать о немъ въ контрактахъ лишь тогда, когда оно стало подвергаться отрицанію или сомнѣнію подъ вліяніемъ новыхъ вѣяній въ правительственныхъ сферахъ.

Рабочіе въ договорахъ пытались оградить себя отъ крайней жестокости со стороны промысловаго управленія, но самая форма подобныхъ оговорокъ свидѣтельствуетъ о томъ, какъ мало была защищена ихъ личность отъ суроваго произвола. Въ договорѣ съ Коноваловымъ (1855 г.) сказано: "Въ огражденіе себя поставляемъ въ непремѣнное наше требованіе, чтобы не было причиняемо намъ самовольно безъ вѣдѣнія управляющаго промысломъ служителями тяжкихъ побоевъ и другихъ жестокостей, вредныхъ здоровью, а поступлено бы было за всякіе противные проступки съ нами согласно уложенія о частной золотопромышленности въ Сибири §§ 51 и 55" (т.-е. но постановленію артельной расправы). Самая необходимость подобной оговорки свидѣтельствуетъ, что кулаки и розги пускали въ ходъ даже и низшіе промысловые служащіе, а что тѣлесное наказаніе производилось по усмотрѣнію самой пріисковой администраціи, это видно и изъ текста приведенныхъ выше договоровъ {Въ договорахъ съ Асташевымъ рабочіе также ставили условіемъ не причинять имъ "самовольно тяжкихъ побоевъ и жестокостей, здоровью вредныхъ", какъ это подсказывалось и текстомъ закона 1838 года, однако же, претензіи по этому поводу они должны были предъявлять или немедленно, или при первой возможности, иначе не принимались во вниманіе.}.

Такимъ образомъ, и безъ свидѣтельства очевидцевъ мы могли бы не сомнѣваться въ томъ, что пріисковые служащіе часто пускали въ ходъ розги и кулаки, но мы можемъ сослаться и на показаніе Кривошапкина, по словамъ котораго были "извѣстны случаи", что довѣренные сѣкли рабочихъ, когда они "либо не заслуживали никакого наказанія, либо подлежали уже судебнымъ разбирательствамъ". По словамъ г. Саввиныхъ, въ "страшное и томное время сороковыхъ, пятидесятыхъ и шестидесятыхъ годовъ" золотопромышленники "не знали себѣ границъ въ жестокостяхъ и деспотизмѣ къ рабочимъ. Сейчасъ хотя и рѣдко,-- продолжаеть онъ,-- но встрѣчаются на пріискахъ дряхлые старики, всю жизнь свою пробывшіе на пріискахъ,-- эти могикане, служащіе намъ живою лѣтописью давно минувшихъ дней, вынесшіе на своихъ плечахъ весь ужасъ того страшнаго времени, когда на бортахъ разрѣзовъ лежали вороха приготовленныхъ розогъ, когда рабочій не могъ пикнуть безнаказанно даже въ томъ случаѣ, когда онъ въ изнеможеніи не могъ работать" {Сибирскій Вѣстникъ 1890 г., No 64. Къ приведеннымъ словамъ автора редакція сдѣлала слѣдующее примѣчаніе: "Ужасы эти дѣйствительно были. Теперь, слава Богу, они рѣдки, но не совсѣмъ немыслимы, и нѣчто подобное происходитъ на пріискахъ иногда и нынѣ".}.

Что нѣкоторымъ контрактамъ рабочимъ за дурное поведеніе грозилъ переводъ на хуже оплачиваемую работу, какъ, напримѣръ, изъ "цеховыхъ" въ чернорабочіе. Во многихъ договорахъ пріисковыя управленія предоставляли себѣ право разсчитывать во всякое время по своему усмотрѣнію рабочихъ, для которыхъ такой досрочный разсчетъ былъ однимъ изъ самыхъ тяжелыхъ наказаній, тѣмъ болѣе, что мѣстная администрація начинаетъ въ 50-хъ годахъ принимать мѣры для высылки съ пріисковъ уволенныхъ рабочихъ. Горный исправникъ южно-енисейской системы Чайковскій, обративъ" вниманіе на то, что разсчитанные рабочіе "шатаются по пустымъ зимовьямъ и могутъ допустить себя до преступленій", въ циркулярѣ отъ 8 августа 1858 г. просилъ пріисковое управленіе всѣхъ разсчитанныхъ рабочихъ представлять къ нему "для отправленія ихъ партіями при старостахъ". Въ нѣкоторыхъ договорахъ хозяева выговаривали себѣ еще болѣе важное право нанять на счетъ разсчитаннаго другого рабочаго, "хотя и съ передачею въ цѣпѣ", причемъ разсчитанные должны были отвѣчать всею своею собственностью, какая найдется не только при нихъ, но и на мѣстѣ ихъ причисленія. Впрочемъ, это постановленіе едва ли когда-либо примѣнялось.

Высшею полицейскою властью въ промысловыхъ округахъ были горные исправники (переименованные изъ особыхъ засѣдателей земскаго суда). Завѣдываніе техническою частью находилось въ рукахъ горныхъ ревизоровъ (изъ числа горныхъ инженеровъ). Козачьи команды, находившіяся на промыслахъ для охраненія порядка, подчинялись горнымь исправникамъ {Къ промыслахъ восточной Сибири въ 1856 -- 57 гг. было отъ 310 до 324 козаковъ}.

Бѣгство рабочихъ съ промысловъ происходило не въ особенно значительныхъ размѣрахъ, волненій же ихъ въ 50-хъ годахъ, сколько намъ извѣстно, не было. Въ пятидесятыхъ годахъ бѣжало съ промысловъ всей Восточной Сибири отъ 2,6% до 4,1% рабочихъ; изъ числа бѣжавшихъ ловили отъ 29 до 38%. Съ промысловъ Енисейской губ. въ этотъ же періодъ времени бѣжало отъ 2 до 4,8% рабочихъ, причемъ процентъ бѣжавшихъ къ концу этого десятилѣтія сталъ видимо уменьшаться {На нѣкоторыхъ промыслахъ процентъ бѣжавшихъ значительно выше: такъ, съ пріисковъ Удерейской К^о въ 1852 г. бѣжало почти 16%; это объясняется небольшими заработками рабочихъ этой компаніи, что въ свою очередь могло зависѣть отъ страшной дороговизны вещей и припасовъ въ пріисковыхъ магазинахъ.}; изъ числа бѣжавшихъ ловили отъ 19 до 41% Относительно южно-енисейской системы мы имѣемъ данныя (1856--59 гг.), которыя показываютъ, что бѣжали преимущественно поселенцы, а именно въ 1856 г. поселенцы составляли 83% бѣжавшихъ, въ 1857 г.-- 80%, въ 1858 г.-- 79% и, наконецъ, въ. 1859 г.-- 71%. Постепенное уменьшеніе процента бѣглыхъ изъ ссыльнопоселенцевъ объясняется и вообще уменьшеніемъ процента поселенцевъ въ числѣ пріисковыхъ рабочихъ.

Что приходилось выносить рабочему, рѣшившемуся бѣжать съ пріиска, хорошо рисуется въ воспоминаніяхъ одного ссыльно-поселенца, нанявшагося на пріиски Енисейскаго округа въ 1857 г. и вскорѣ бѣжавшаго съ нихъ.

Съ мѣста причисленія онъ шелъ съ своею партіей до г. Енисейска въ мартѣ мѣсяцѣ 18 дней. Проживши здѣсь одни сутки, они получили по полпуда сухарей и отправились въ тайгу за 270 верстъ, куда шли 10 сутокъ. По прибытіи на пріискъ имъ дали отдохнуть одни сутки, а затѣмъ пошла ежедневная работа, и начинавшаяся, и кончавшаяся по колокольчику; послѣ звонка подрядчики и козаки гнали всѣхъ на "раскомандировку". "Какъ другіе, такъ и я началъ отваливать мерзлую землю, вывозить ее на лошадяхъ или на себѣ въ тачкѣ... Къ сѣверу отъ Енисейска климатъ холодный и очень непостоянный... Какъ во время дождя или послѣ снѣга придется возить одноколесную тачку, такъ и бѣда. Колесо... не имѣетъ ходу, самому также нѣтъ возможности идти; нога скользитъ, спотыкаешься, падаешь... а тутъ еще руки опухли отъ работы, ослабъ весь, но нѣтъ тебѣ никакой поддержки въ болѣзненномъ положеніи, никакого облегченія... Пища худая, лечить не думаютъ {Дѣло идетъ, судя по нѣкоторымъ признакамъ, о пріискахъ Голубкова и Бенардаки.}... Наконецъ, прекратилось наше терпѣніе... коренные хорошіе работники не въ состояніи стали выносить тягости работъ и разбѣжалось около 70 человѣкъ". Бѣжалъ и авторъ воспоминаній со своимъ пріятелемъ. Цѣлую ночь бѣжали они, не останавливаясь, по лѣсу, выбрались на енисейскую дорогу и стали пробираться лѣсомъ неподалеку отъ нея. Однако, на третьи сутки безъ пищи они стали ослабѣвать, но проѣзжающій старикъ далъ имъ маленькій хлѣбецъ. Вдругъ около берега широкой и быстрой рѣчки, пересѣкающей дорогу, они увидѣли огонь. "Два козака побѣжали за нами, и мы, не разсчитывая тогда на жизнь и не дорожа ею... бросились въ рѣчку, кое какъ переплыли ее, поднялись на берегъ и ударились прямо въ гору. Бѣжали мы тутъ безъ души -- долго, очень долго и остановились тогда только", когда не могли уже бѣжать дальше. "Мокрое платье стало застывать на тѣлѣ; мы начали мерзнуть и принуждены были развести огонь, чтобы высушиться и отогрѣться. Утромъ на разсвѣтѣ слышимъ началась переправа черезъ рѣчку для нашей поимки: повелительные крики козаковъ и лай собакъ раздавались гдѣ-то не очень далеко. Видимъ, нечего намъ тутъ охать и мѣшкать, схватили мы свои котомки и бросились въ путь. Голодъ уже порядочно истощилъ насъ, мы были слабы, а потому и бѣгство наше было нелегкое. Мы часто спотыкались и падали, пробираясь по сухому лѣсу, но не думали ни разу остановиться, хоть для небольшого отдыха, и все бѣжали впередъ и впередъ... А какое гористое было это мѣсто! Только и знали мы, что подниматься въ гору, да спускаться съ горы". Наконецъ, они заблудились. "Обезсиленные и голодные, рѣшились мы ночевать на горѣ, покрытой мохомъ, разложили огонь и сварили чаю... Чай и котелокъ мы захватили еще съ пріиска". Настали, наконецъ, девятыя сутки со времени ихъ бѣгства, а они не употребляли "никакой пищи, кромѣ маленькаго хлѣба, подареннаго проѣзжимъ старикомъ. Голодъ сильно насъ мучилъ, мы теряли почти послѣднія силы", когда, наконецъ, напали на тропинку, но были не въ силахъ двигаться далѣе и расположились на ночлегъ. На десятыя сутки голода они стали уже прощаться другъ съ другомъ и готовиться къ смерти, какъ вдругъ увидѣли полевой лукъ, поѣли его немного, захватили съ собою про запасъ и, освѣжившись, двинулись впередъ. Скоро тропинка но берегу рѣки вывела ихъ на то мѣсто, гдѣ они спаслись бѣгствомъ отъ козаковъ. Переправившись вплавь черезъ рѣчку и чуть не утонувъ при этомъ, бѣглецы, высушивъ одежду на разведенномъ огнѣ, отправились дальше въ путь. "Шатаясь, какъ полумертвые, послѣ каждыхъ 10 шаговъ мы опускались на землю для отдыха и, разсматривая при этомъ другъ друга, не могли надивиться постнымъ, блѣднымъ и страшнымъ нашимъ лицамъ. Въ двѣнадцатыя сутки вышли мы на дорогу", легли совершенно обезсиленные и стали вновь прощаться другъ съ другомъ. Но тутъ ихъ нашли "золотопромышленники", т.-е. пріисковые рабочіе, шедшіе съ одного дальняго пріиска, которые и насыпали имъ въ шапку сухарей. Размочивъ часть ихъ въ ручейкѣ, бѣглецы подкрѣпились.

На слѣдующій день они подошли къ какому-то зимовью, и такъ какъ у нихъ было съ собою немного денегъ, то захотѣли купить у зимовщика сухарей, но не успѣли ихъ взять, какъ увидѣли спускающихся съ горы всадниковъ. Зимовщикъ указалъ имъ мѣсто въ лѣсу, гдѣ можно было скрыться, но тутъ авторъ воспоминаній наткнулся на собакъ зимовщика и, спасаясь отъ нихъ, потерялъ своего товарища. На другой день Кузнецовъ {Этимъ именемъ подписаны воспоминанія.} былъ арестованъ козакомъ, который поѣхалъ съ нимъ обратно къ зимовью. На встрѣчу имъ попался товарищъ Кузнецова, который на вопросъ козака о видѣ не потерялся и досталъ изъ котомки пріисковый разсчетный листъ. Везграмотный козакъ удовлетворился этимъ, но потомъ, подслушавъ разговоръ Кузнецова съ зимовщикомъ, арестовалъ его товарища. Козакъ препроводилъ ихъ на Алипдахское зимовье и сдалъ другому козаку, но тотъ надѣлилъ каждаго изъ нихъ четырьмя фунтами сухарей и отпустилъ, указавъ путь, идя по которому они могли встрѣтить двухъ рыболововъ и спокойно тамъ отдохнуть. Когда они уже скрылись, добрый козакъ поднялъ тревогу, но направилъ ее въ противуположную сторону. Они легко добрались до рыболововъ; тутъ, вслѣдствіе фальшивой тревоги, товарищъ Кузнецова бросился въ лѣсъ и не возвратился, но младшій изъ рыболововъ, какъ оказалось, тайно служившій по найму на рыбномъ промыслѣ, рѣшился замѣнить Кузнецову его товарища и пустился съ нимъ въ путь. Хозяинъ, вмѣсто денежной платы, далъ ему мѣшокъ сухарей. За ночь они изготовили себѣ плотъ и по р. Алиндахѣ выплыли къ р. Питъ. Тутъ холодный сѣверный вѣтеръ заставилъ ихъ пристать къ берегу, чтобы развести огонь и отогрѣться. Когда стемнѣло, Кузнецовъ вдругъ увидѣлъ медвѣдя, который поднялся на заднія лапы и съ страшнымъ ревомъ бросился на него. "Не имѣя въ рукахъ ни малѣйшей обороны, я успѣлъ только сложить на груди руки и сталъ ожидать смерти. но вдругъ, стремясь ко мнѣ, медвѣдь наткнулся на спящаго моего спутника и остановился надъ нимъ. Онъ раскрылъ у него сперва одежду, какъ человѣкъ, приподнялъ за плеча, а потомъ сразу запустилъ ему въ тѣло когти и началъ немилосердно рвать лапами и грызть зубами... Скоро все смолкло -- и ревъ медвѣдя, и вопли несчастнаго"... Когда начало свѣтать, Кузнецовъ прыгнулъ на плотъ и поплылъ внизъ по рѣкѣ, по тотчасъ услышалъ умоляющій голосъ товарища, который просилъ не покинуть его и взять съ собою. Оказалось, что "на головѣ у него клочьями болталась кожа и страшно нависла надъ глазами, а самъ онъ весь былъ мокрый". Кузнецовъ усадилъ его на мотъ, доплылъ съ нимъ до Питскаго зимовья и, оставивъ тамъ по его просьбѣ на берегу, поплылъ далѣе. "Чаще и чаще пошли такія быстрыя мѣста, что я несся по нимъ подобно птицѣ. Между тѣмъ, начали еще встрѣчаться среди рѣки огромные камни; сильный вѣтеръ сталъ крѣпчать больше и больше, я выбился изъ силъ. Править плотомъ мнѣ стало рѣшительно невозможно, я легъ на него и... отдался на волю Божію. Смотрю, плотъ мой то здѣсь, то тамъ началъ ударяться о камни, валы по временамъ чуть не ставили его ребромъ, и скоро почувствовалъ я, что мнѣ приходится довольно круто въ такомъ положеніи. А тутъ еще и быстрота рѣки при поворотѣ теченія въ южную сторону оказалась неимовѣрною; пороги пошли большіе и опасные; валы усилились еще больше, и мой плотикъ, какъ щепку, начало побрасывать изъ стороны въ сторону, отъ камня къ камню... Вдругъ плотъ мой ударился со всего розмаху о такъ называемый косой камень и разлетѣлся въ разныя стороны. Самъ я едва успѣлъ ухватиться за два бревешка, которыя какъ-то удержались на тонкой связи, и поплылъ съ ними весь въ водѣ, только придерживаясь руками и налегая грудью на нихъ, чтобы не утонуть окончательно. Меня несло почти по самой срединѣ рѣки и, вѣроятно, я проплылъ такимъ образомъ уже верстъ 15, какъ послѣднія силы стали окончательно оставлять меня. Вода въ р. Питъ, какъ и вообще въ здѣшнихъ рѣкахъ, чрезвычайно холодная, и потому, пробывши въ ней, можетъ быть, около часу, я закоченѣлъ. Поти мои уже перестали двигаться, руки также потеряли всякую силу. Вдругъ увидѣлъ я на берегу строенія зимовья Сухой Питъ и, подплывая къ нему, началъ звать на помощь. Быстро выбѣжали оттуда два козака, бросились въ лодку, подплыли ко мнѣ и спасли меня". Черезъ два дня послѣ того "на рѣкѣ показались 6 плотовъ съ людьми, и козаки, завидя ихъ, сейчасъ же рѣшили, что это бѣглые рабочіе съ пріисковъ, и пустились за ними въ лодкахъ. Пять плотовъ успѣли, однако, пристать къ противуположному берегу, и люди съ нихъ разбѣжались по тайгѣ, по шестой плотъ остался на рѣкѣ, и козаки бросились на него. Рабочіе долго отбивались шестами отъ преслѣдованія, но, наконецъ, козаки осилили ихъ, схватили и привели бѣглыхъ на зимовье". Среди нихъ оказался и первый товарищъ Кузнецова, вмѣстѣ съ которымъ онъ и былъ отправленъ подъ карауломъ Козаковъ обратно въ тайгу въ распоряженіе исправника. Въ канцеляріи его онъ встрѣтилъ своего знакомаго, какого-то разжалованнаго капитана, и по просьбѣ его получилъ по возвращеніи на пріискъ болѣе легкую работу, а именно его опредѣлили ночнымъ караульнымъ въ разрѣзѣ. При разсчетѣ 10 сентября его, какъ должника, хотѣли было оставить на пріискахъ и на зиму, но кое-какъ онъ получилъ увольнительный видъ и 10 фунтовъ сухарей и отправился обратно въ Енисейскъ.

Изъ этого разсказа видно, что бѣглецамъ не легко было выбраться благополучно изъ тайги и, какъ было указано выше, около трети ихъ и болѣе обыкновенно ловили, а пойманному поселенцу грозили первоначально плети (за второй побѣгъ), а за третій и каторжная работа, позднѣе же, со второй половины 50-хъ годовъ, розги, тюремное заключеніе и отдача въ арестантскую или поселенческую роту. При такихъ условіяхъ нужны были серьезныя причины, чтобы рѣшаться на побѣгъ. "Тогда были сильные кордоны,-- говорить г. Саввиныхъ въ своей статьѣ о времени сороковыхъ, пятидесятыхъ и шестидесятыхъ годовъ,-- устраивались летучіе отряды изъ козаковъ и служащихъ для поимки бѣглыхъ, а золотопромышленныя компаніи были настолько сильны, что для нихъ ничего не значило доставать бѣжавшихъ живыми или полуживыми. Это было время жестокаго деспотизма и произвола. Рабочіе, находясь на частныхъ золотыхъ промыслахъ, были въ условіяхъ, можетъ быть, болѣе тяжелыхъ, чѣмъ крѣпостные у нѣкоторыхъ помѣщиковъ".

Волненій на пріискахъ въ 50-хъ годахъ, сколько намъ извѣстію, не было. Скарятинъ (въ 1860 году) писалъ: "Бунты бываютъ очень рѣдко, въ теченіе 10 лѣтъ я не слыхалъ ни объ одномъ; да и кромѣ того бунты эти вовсе не такого свойства, чтобы нужны были военныя средства,-- вѣдь, весь бунтъ заключается обыкновенно въ томъ, что рабочіе отказываются работать. Въ прежнее время въ Бирюсѣ взбунтовались, такимъ образомъ, нѣсколько тысячъ рабочихъ изъ-за какихъ-то неладовъ съ управляющимъ. Впрочемъ, на этотъ разъ, кромѣ отказа работать, прибили еще кого-то. На пріиски пріѣхалъ адъютантъ генералъ-губернатора и сразу усмирилъ бунтъ. Теперь пусть читатель вообразитъ себѣ: съ одной стороны адъютанта со шпагой и нѣсколько козаковъ съ тѣмъ жалчайшимъ оружіемъ, какое имѣли сибирскіе козаки въ то время, а съ другой -- тысячи раздраженныхъ рабочихъ съ ломами, топорами, кайлами и т. п., пусть прибавить еще къ этому, что дѣло происходило въ пустынной тайгѣ за сотни верстъ бездорожья отъ тѣхъ мѣстъ, откуда можно было получить вооруженную силу, и затѣмъ спроситъ себя, нуженъ ли военный судъ? Тутъ, какъ это случается очень часто, рабочіе сопротивлялись до тѣхъ только поръ, пока думали, что право и высшая мѣстная власть на ихъ сторонѣ, а затѣмъ покорились адъютанту".

В. Семевскій.

(Окончаніе слѣдуетъ).

"Русская Мысль", кн.XI, 1893

Оставить комментарий Семевский Василий Иванович (bmn@lib.ru) Год: 1893 Обновлено: 09/08/2023. 97k. Статистика. Статья: История, Публицистика Критика и публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:

Семевский Василий Иванович Рабочие на сибирских золотых промыслах в пятидесятых годах

Рабочіе на сибирскихъ золотыхъ промыслахъ въ пятидесятыхъ годахъ *).

Семевский Василий Иванович
Рабочие на сибирских золотых промыслах в пятидесятых годах

**Рабочіе на сибирскихъ золотыхъ промыслахъ въ пятидесятыхъ годахъ *).**