Сементковский Ростислав Иванович
Крушение цивилизации

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вступительная статья к роману Игнатиуса Доннелли (под псевдонимом "Эдмон Буажильбер", 1890).

СОЦІОЛОГИЧЕСКІЙ РОМАНЪ

Э. Буажильбера.

   Вмѣсто изображенной Беллами картины мира и довольства насъ ожидаетъ страшное и кровавое будущее -- неизбѣжное послѣдствіе своекорыстія и самоувѣренности цивилизаціи.

-----

   Истинный поэтъ -- только скрытый исповѣдникъ, спеціальное назначеніе котораго заключается въ томъ, чтобы устранять опасное въ чувствахъ и вредное въ дѣйствіяхъ, яркимъ изображеніемъ послѣдствій.

(Гете).

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
ПОДЪ РЕДАКЦІЕЙ И СЪ ВСТУПИТЕЛЬНОЙ СТАТЬЕЙ
Р. И. Сементковскаго.

Изданіе Ф. Павленкова.

Цѣна 1 рубль.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія М. А. Александрова (Надеждинская, 43),.
1910.

   

ВСТУПЛЕНІЕ.

   Въ сложныхъ вопросахъ тезисъ почти всегда вызываетъ антитезисъ, и если первый возбудилъ общій интересъ, то и ко второму никто не отнесется равнодушно. Надѣлавшая въ свое время много шуму книга Беллами: "Черезъ сто лѣтъ", какъ вспомнятъ читатели, въ сущности является апологіею современной цивилизаціи. Это однако отнюдь не значитъ, что авторъ принадлежитъ къ числу лицъ, довольныхъ нынѣшними экономическими и соціальными условіями. Напротивъ, онъ ими недоволенъ, но находитъ, что современная цивилизація заключаетъ въ себѣ всѣ элементы, необходимые для исцѣленія общественныхъ недуговъ, и что послѣдовательное развитіе положительныхъ сторонъ цивилизаціи уже въ скоромъ времени, черезъ какія-нибудь сто лѣтъ, приведетъ насъ къ идеальному состоянію. Націонализація труда, доходовъ, собственности вызоветъ умственное и нравственное равновѣсіе и общее благополучіе, такъ что уже въ концѣ ХХ-го вѣка мы съ ужасомъ и недоумѣніемъ будемъ вспоминать о тѣхъ страданіяхъ, о томъ горѣ, о той несправедливости, которыя такъ недавно еще существовали на свѣтѣ единственно вслѣдствіе непризнанія вышеуказаннаго плодотворнаго принципа.
   Таковъ тезисъ Беллами. Авторъ предлагаемаго здѣсь читателю соціологическаго романа рѣшительно оспариваетъ вѣрность этого взгляда на вещи. Онъ въ противоположность Беллами утверждаетъ, какъ видно уже изъ эпиграфа къ его труду, что дальнѣйшее развитіе нашей цивилизаціи, если направленіе ея не измѣнится кореннымъ образомъ, неизбѣжно приведетъ къ грандіозному ея крушенію. Оба автора полагаютъ, что теперешнее положеніе безотрадно и во что-бы то ни стало должно быть измѣнено, но въ средствахъ исцѣленія общественныхъ недуговъ они совершенно расходятся. Беллами думаетъ, что въ общемъ мы находимся на вѣрномъ пути и что есть полная надежда на то, что человѣчество пойметъ свою ошибку, заключающуюся въ чрезмѣрномъ пристрастіи къ существующимъ формамъ собственности, труда и распредѣленія заработковъ и доходовъ. Буажильберъ наоборотъ думаетъ, что вслѣдствіе своекорыстія господствующихъ классовъ нельзя ожидать добровольнаго ихъ отреченія отъ привилегированнаго положенія и что поэтому человѣчество быстро приближается къ соціальному катаклизму, описаніе котораго и составляетъ главное содержаніе его интереснаго романа.
   Быть можетъ, однако авторы не такъ сильно расходятся въ основной своей мысли, какъ это имъ самимъ кажется. Въ сущности книга Буажильбера является воззваніемъ къ правящимъ классамъ. Изображая въ самыхъ мрачныхъ краскахъ ужасы будущаго соціальнаго переворота, онъ надѣется убѣдить ихъ въ необходимости поступиться нѣкоторыми правами въ пользу пасынковъ современнаго общества. На невозможное никто не надѣется. Слѣдовательно и Буажильберъ, подобно Беллами, въ сущности не отчаивается въ возможности исцѣленія общественныхъ язвъ путемъ дальнѣйшаго мирнаго развитія нашей цивилизаціи. Если онъ возстаетъ противъ Беллами, то преимущественно потому, что считаетъ его книгу опасной не столько по существу, сколько по той формѣ, въ которой тотъ трактуетъ свой предметъ. Буажильберъ возмущается оптимизмомъ Беллами, признавая его крайне опаснымъ, потому что онъ будто-бы усыпляетъ совѣсть дирижирующихъ классовъ, между тѣмъ какъ, по мнѣнію Буажильбера, слѣдуетъ наоборотъ расшевелить въ нихъ дремлющія альтруистическія чувства. Съ этою цѣлью онъ и написалъ свою книгу, желая нейтрализовать то зло, которое будто-бы натворилъ Беллами.
   По нашему мнѣнію, зло это не такъ велико. Вѣдь и Беллами, какъ и самъ Буажильберъ, не проповѣдуетъ равнодушнаго отношенія къ участи пасынковъ современнаго общества; напротивъ, онъ чрезвычайно рельефно оттѣнилъ необходимость коренныхъ соціальныхъ реформъ, а конецъ его книги написанъ горячо, именно въ томъ духѣ, котораго добивается Буажильберъ. Слѣдовательно обѣ книги бьютъ въ одну точку, хотя повидимому авторы и враждуютъ между собою. Такимъ образомъ съ точки зрѣнія посторонняго читателя, не заинтересованнаго въ домашнемъ спорѣ двухъ авторовъ, возбужденный ими вопросъ пріобрѣтаетъ иной интересъ. Оба они касаются въ очень рѣшительной и занимательной формѣ вопроса, волнующаго человѣчество уже много тысячелѣтій и до сихъ поръ не смотря на его огромное значеніе все еще невыясненнаго и спорнаго. Мало того, они рѣшаютъ этотъ вопросъ почти совершенно одинаково. Какъ и Беллами, Буажильберъ видитъ центръ тяжести его рѣшенія въ усиленіи альтруистическихъ чувствъ съ тою разницею, что по мнѣнію перваго рѣшеніе его легче всего можетъ быть достигнуто устраненіемъ главнаго повода къ проявленію эгоизма, именно частной собственности; второй-же ожидаетъ спасенія отъ предварительнаго усиленія этическаго начала, которое, по его мнѣнію, заставитъ людей отказаться отъ сосредоточенія значительныхъ богатствъ въ рукахъ отдѣльныхъ лицъ или классовъ общества, несовмѣстимаго съ благополучіемъ народныхъ массъ. Въ самой жизни оба процесса происходятъ одновременно и находятся въ такомъ тѣсномъ взаимодѣйствіи, что весьма трудно разграничить ихъ и опредѣлить, который изъ нихъ будетъ предшествовать другому въ дѣлѣ установленія болѣе нормальныхъ хозяйственныхъ и общественныхъ условій. Въ этомъ отношеніи можно сказать, что оба автора въ одинаковой степени правы или неправы.
   Но дѣло въ томъ, что они оба рисуютъ намъ картину не настоящаго, а болѣе или менѣе отдаленнаго будущаго. Настоящее представляется обоимъ безотраднымъ. Они испытываютъ мучительное чувство при видѣ страданій пасынковъ современнаго общества и, устремляя свой взоръ въ будущее, стараются представить намъ картину такого состоянія общества, которое не допускало-бы господствующей въ немъ теперь неправды. Изображеніе такого идеальнаго или идилическаго общественнаго строя въ формѣ доступной всякому образованному человѣку, т. е. въ формѣ, дѣйствующей больше на чувство и воображеніе, чѣмъ на умъ, составляетъ предметъ особой литературы, имѣющей болѣе чѣмъ 2000-лѣтнюю давность. Эта литература, родоначальникомъ которой можно считать величайшаго философа, рожденнаго человѣчествомъ, т. е. Платона, насчитываетъ въ числѣ своихъ представителей знаменитыхъ мыслителей, государственныхъ людей и поэтовъ. Чрезвычайно интересно составить себѣ по поводу вновь появляющихся книгъ этого рода понятіе о томъ, насколько всѣ эти попытки раскрыть намъ будущее человѣческаго общества совпадаютъ въ основныхъ своихъ пунктахъ или-же представляютъ хаотическое столпотвореніе разнообразнѣйшихъ и самыхъ противорѣчивыхъ благопожеланій. Мы уже говорили, что въ этой литературѣ чувство и воображеніе, какъ иначе и быть не можетъ, преобладаютъ надъ холодно взвѣшивающимъ и расчитывающимъ умомъ. Поэтому естественно предположить, что авторы подобныхъ сочиненій сильно расходятся въ своихъ взглядахъ на будущую организацію человѣческаго общества, тѣмъ болѣе что они жили въ столь различное время и при столь различныхъ культурныхъ, соціальныхъ и политическихъ условіяхъ. Что кажется можетъ быть общаго между міровоззрѣніями величайшаго ума древности, Платона, знаменитаго канцлера Генриха VIII, Томаса Мора, доминиканскаго монаха Кампанеллы, протестантскаго пастора Андреэ, комуниста Кабэ и нынѣшнихъ составителей соціологическихъ романовъ вродѣ Беллами или Буажильбера, озабоченныхъ главнымъ образомъ рѣшеніемъ рабочаго вопроса, этой жгучей современной злобы? Однако, изучая ихъ труды, мы поражаемся тѣмъ обстоятельствомъ, что рисуемыя ими картины будущаго, не смотря на свой утопическій характеръ, представляютъ если не полное соотвѣтствіе, то во всякомъ случаѣ изумительную аналогію. Не знаемъ, потрудился-ли кто-нибудь въ европейской литературѣ сопоставить основные выводы составителей утопій именно въ этомъ смыслѣ; намъ попытки этого рода неизвѣстны, и мы дали себѣ трудъ еще разъ просмотрѣть и продумать содержаніе наиболѣе извѣстныхъ политическихъ и соціальныхъ романовъ всѣхъ временъ съ этой точки зрѣнія. Мы были изумлены полученными нами результатами. Прежде всего оказывается, что авторы утопій придаютъ весьма второстепенное значеніе политической организаціи. Это фактъ почти невѣроятный. Невольно спрашиваешь себя: неужели безконечная борьба изъ-за политической власти, которою главнымъ образомъ опредѣляется содержаніе всемірной исторіи, которая въ такой невѣроятной степени возбуждала страсти и вызывала безконечныя кровопролитія, какъ-бы просмотрѣна составителями утопій, лишь очень поверхностно относящихся къ вопросу о политической реорганизаціи человѣческаго общества и обращающихъ все свое вниманіе на экономическое и соціальное его переустройство! Однако если вдуматься въ этотъ поразительный на первый взглядъ фактъ, то можетъ быть окажется, что составители утопій, насчитывающіе въ своихъ рядахъ такихъ выдающихся мыслителей, какъ Платонъ, Моръ. Бэконъ, глубже взглянули на причины бѣдствій, постигающихъ народы, чѣмъ участники въ политической борьбѣ или историки. Не является-ли эта борьба съ ея безконечнымъ кровопролитіемъ лишь послѣдствіемъ? Не кроется-ли ея первопричина въ стремленіи къ богатству и соціальному вліянію? Такъ смотрятъ на дѣло выдающіеся государствовѣды, какъ напримѣръ Лоренцъ Штейнъ, подобно своему знаменитому учителю Роберту Молю. Уже этого глубокаго проникновенія въ истинныя причины міровыхъ событій было-бы достаточно, чтобъ не раздѣлять пренебрежительнаго отношенія нѣкоторыхъ цеховыхъ ученыхъ къ занимающему насъ роду литературы. Можно вполнѣ присоединиться къ мнѣнію Моля, что такъ называемыя утопіи заслуживаютъ глубокаго вниманія даже со стороны профессіональныхъ ученыхъ и государственныхъ дѣятелей. Самъ Моль, несомнѣнно первоклассный и наиболѣе авторитетный изъ государствовѣдовъ прошлаго вѣка посвятилъ нѣсколько прекрасныхъ страницъ политическимъ и соціальнымъ романамъ {Geschichte und Literatur der Staatswissenshaften, т. I, стр. 165--214. Erlangen, 1855.}. Онъ первый въ серьезной политической литературѣ обратилъ на нихъ вниманіе, признавая за ними большое значеніе какъ въ смыслѣ прямого воздѣйствія на жизнь, такъ и для науки.
   "Нѣкоторыя изъ этихъ книгъ,-- говоритъ онъ:-- много читались образованными людьми всѣхъ европейскихъ народовъ, и если даже допустить, что онѣ не произвели другого впечатлѣнія, то онѣ во всякомъ случаѣ вызвали убѣжденіе, что существующія установленія не могутъ быть причислены къ единственно возможнымъ и справедливымъ, что наоборотъ они если не порождаютъ, то допускаютъ многообразное зло и бѣдствія. Въ особенности авторы подобныхъ книгъ несомнѣнно обратили вниманіе на печальное положеніе нисшихъ общественныхъ классовъ и настроили въ ихъ пользу чувство и воображеніе".
   Моль не довольствуется этимъ, а пытается даже начертить общія начала для плодотворнаго труда этого рода. Авторъ, по его мнѣнію, долженъ обратить главное вниманіе на противопоставленіе эгоизму общественнаго духа, безконечнымъ протестамъ -- серьезную положительную дѣятельность, нашимъ во многихъ отношеніяхъ еще неразумнымъ установленіямъ -- болѣе осмысленныя и честныя". "Но главнымъ образомъ -- заключаетъ Моль:-- онъ долженъ имѣть въ виду участь бѣднѣйшихъ и несчастнѣйшихъ классовъ общества и предложить намъ лучшую организацію труда... Тогда -- мы это смѣло пророчимъ -- его утопія вызоветъ сочувствіе и окажетъ свое дѣйствіе, а наука вынуждена будетъ причислить ее къ своимъ сокровищамъ".
   Вотъ какъ оцѣниваетъ одинъ изъ самыхъ серьезныхъ и авторитетныхъ государствовѣдовъ значеніе политическихъ и соціальныхъ романовъ. Мнѣ, какъ публицисту, воспитанному на трудахъ Моля, хотѣлось-бы по поводу книгъ Беллами и Буажильбера развить мысль моего высокочтимаго учителя. Моль ясно сознавалъ главную задачу современности, и поэтому онъ такъ мѣтко оттѣнилъ значеніе трудовъ, въ которыхъ дается выраженіе наболѣвшему общественному чувству. Его очеркъ содержанія политическихъ романовъ сдѣланъ мастерски, съ огромнымъ, какъ всегда, знаніемъ соотвѣтствующей отрасли литературы. Но мнѣ кажется, что окончательный итогъ имъ не подведенъ, хотя онъ ужъ очень близко подходитъ къ нему. Моль не выяснилъ намъ или, точнѣе говоря, обошелъ то поразительное соотвѣтствіе во взглядахъ составителей утопій всѣхъ временъ, которое я уже общимъ образомъ отмѣтилъ. Мы видѣли, что почти всѣ они не придаютъ важнаго значенія политической организаціи, полагая, что не въ ней сила, что человѣчество добьется болѣе счастливой жизни только въ томъ случаѣ, если измѣнитъ экономическій и общественный свой строй. Что-же касается политической организаціи, то большинство составителей утопій высказываются за демократическую организацію съ выборными правителями въ лицѣ монарховъ или президентовъ. Исключеніе тутъ составляютъ Ксенофонтъ, высказывающійся за неограниченную монархію, Кампанелла съ его знаменитымъ 0` какъ онъ называетъ своего великаго метафизика или первосвященника, правда, подлежащаго избранію, но пользующагося неограниченною властью, Фуаньи ("Похожденія Жака Садера"), признающій всякія политическія учрежденія излишними, затѣмъ Платонъ, Бэконъ и Бретонъ ("Французскій Дедалъ"), предоставляющіе въ своихъ утопіяхъ государственное управленіе философамъ, ученымъ и вообще лучшимъ людямъ, т. е. высказывающіе за умственную и нравственную аристократію, наконецъ Бэрингтонъ ("Мемуары Гауденціо"), устанавливающій въ своемъ средне-африканскомъ государствѣ патріархальный образъ правленія. Словомъ, изъ шестнадцати составителей болѣе извѣстныхъ утопій девять высказываются за демократическій строй съ выборными правителями; но въ наиболѣе знаменитыхъ утопіяхъ, каковы, "Государство" Платона, "Утопія" Мора, "Солнечное государство" Кампанеллы, "Новая Атлантида" Бэкона, завѣдываніе государственными дѣлами возлагается на людей, подготовленныхъ къ исполненію ихъ трудныхъ обязанностей: философовъ, ученыхъ государственниковъ, причемъ имъ предоставляется болѣе или менѣе широкая власть, а Моръ, составившій, какъ извѣстно, одну изъ самыхъ дальновидныхъ утопій съ кореннымъ переустройствомъ всего общества, относится къ политическому смыслу массы еще съ большимъ пренебреженіемъ, чѣмъ Платонъ. Въ его идеальномъ государствѣ гражданамъ предоставляется только избирательное право, но устраняется всякая свобода слова, равно какъ свобода сходокъ и ассоціацій. Впрочемъ, какъ я уже упомянулъ, авторы утопій придаютъ, за исключеніемъ одного Платона, довольно второстепенное значеніе дѣятельности правителей. Для нихъ -- и тутъ Платонъ очевидно склоняется отчасти въ пользу большинства -- главный вопросъ заключается въ правильной экономической и соціальной, организаціи. Чтобы понять, почему они придаютъ политическимъ установленіямъ такое второстепенное значеніе, мы должны вникнуть въ причины, которыя, по ихъ мнѣнію, вызываютъ безотрадныя или весьма несовершенныя условія человѣческаго существованія. Далеко не всѣ авторы высказываются въ этомъ отношеніи вполнѣ ясно; но большинство обращаютъ все свое вниманіе на соціальное переустройство общества и слѣдовательно какъ-бы молчаливо признаютъ, что корень зла заключается въ несовершенныхъ соціальныхъ установленіяхъ. Объ основной причинѣ говоритъ однако Платонъ, усматривая ее въ эгоизмѣ. Его примѣру слѣдуетъ Кампанелла и Буажильберъ. Бэконъ полагаетъ, что все зло объясняется недостаткомъ образованія, Андреэ и Бэрингтонъ -- недостаточнымъ нравственнымъ развитіемъ, Бульверъ въ своемъ трудѣ "Грядущая раса" -- несовершеннымъ умѣньемъ пользоваться силами природы, и одинъ только Бретонъ въ своемъ "Французскомъ Дедалѣ" -- трудѣ совершенно фантастическомъ -- какъ бы рѣшительно склоняется въ пользу того мнѣнія, что политическія учрежденія составляютъ одну изъ основныхъ причинъ царящаго въ мірѣ зла. Въ общемъ-же мнѣніе составителей утопій сводится къ тому, что главными причинами являются несовершенство человѣческой природы (эгоизмъ) и неудовлетворительныя соціальныя условія, причемъ очевидно, что эти двѣ причины совпадаютъ, потому что несовершенныя соціальныя установленія порождаются, по мысли авторовъ, несовершенствомъ человѣческой природы.
   Перейдемъ теперь къ вопросу о томъ, какою по мнѣнію авторовъ утопій должна быть новая соціальная организація. Главными пунктами тутъ будутъ понятно собственность, трудъ, воспитаніе, внѣшнее устройство жизни, бракъ, положеніе женщины -- эти краеугольные камни всякой общественной организаціи. Мы перечислили эти пункты въ нисходящемъ порядкѣ ихъ значенія. Изучая взгляды авторовъ утопій, мы будемъ поражены слѣдующимъ явленіемъ,-- именно, чѣмъ существеннѣе данный пунктъ, тѣмъ большее единодушіе царствуетъ между авторами. Начнемъ съ положенія женщины. Тутъ далеко не всѣ высказываются ясно и опредѣленно. Большинство какъ-бы избѣгаетъ этого вопроса, придерживаясь очевидно того мнѣнія, что онъ не представляетъ особеннаго значенія и что положеніе женщины можетъ оставаться приблизительно прежнимъ, т. е. по преимуществу семейнымъ. Блестящее исключеніе составляетъ въ этомъ отношеніи геніальный Платонъ, который уже болѣе 2000 лѣтъ тому назадъ высказался за полную гражданскую и политическую равноправность женщины. Отчасти къ нему примыкаетъ и Моръ, но такъ какъ общественная организація послѣдняго является ничѣмъ инымъ, какъ расширеніемъ семьи или правильнѣе говоря объединеніемъ расширенныхъ семей, то женщинѣ отводится въ обществѣ и государствѣ приблизительно такая-же роль, какъ и въ семьѣ. Доминиканецъ Кампанелла устанавливаетъ полную равноправность между мужчинами и женщинами, поручая женщинамъ только болѣе легкія работы. Что касается Бульвера, то онъ въ своемъ фантастическомъ подземномъ государствѣ отводитъ женщинамъ какъ-бы преимущественное положеніе. У него женщины -- носители умственной жизни; онѣ занимаются наукою, леченіемъ больныхъ: не мужчины ухаживаютъ за ними, а онѣ ухаживаютъ за мужчинами. Въ этомъ отношеніи Бульверъ повторяетъ только мысль Вераса, въ "Царствѣ севарамбовъ" котораго дѣвушки сами избираютъ себѣ жениховъ и дѣлаютъ имъ предложенія, на которыя послѣднія впрочемъ могутъ отвѣтить отказомъ. Само собою разумѣется, что Беллами и Буажильберъ высказываются согласно духу времени за женскую равноправность, но идеалъ ихъ, особенно послѣдняго, заключается въ сохраненіи за женщиною ея теперешняго положенія въ семьѣ.
   Въ тѣсной связи съ положеніемъ женщины находится вопросъ о бракѣ. Тутъ замѣчается то явленіе, что до половины позапрошлаго вѣка большинство авторовъ утопій стоитъ за многоженство. Какъ извѣстно, Платонъ въ своемъ "Государствѣ" высказывается за общность имущества, женъ и дѣтей. Моръ -- строгій приверженецъ моногаміи. То-же можно сказать о пасторѣ Андреэ и о католическомъ священникѣ Бэрингтонѣ. Но Кампанелла, слѣдуя примѣру Платона, упраздняетъ бракъ и всецѣло возлагаетъ на правительство надзоръ за правильностью дѣторожденія. Въ "Царствѣ севарамбовъ" Вераса обыкновенный гражданинъ можетъ имѣть только одну жену за исключеніемъ того случая, когда она бездѣтна: тогда ему предоставляется имѣть кромѣ жены еще одну наложницу. Но должностныя лица пользуются, смотря по значенію поста, который они занимаютъ, правомъ имѣть нѣсколько женъ, число которыхъ для главы государства доводится до 12. Морелли въ своей "Базильядѣ" совершенно отмѣняетъ бракъ. Фонтенель въ своей "Республикѣ философовъ" также высказывается за многоженство, впрочемъ, умѣренное: онъ допускаетъ только двухъ женъ. Но это былъ послѣдній сторонникъ многоженства изъ числа авторовъ утопій, если не считать Фурье, который, впрочемъ, утопій не писалъ, а дѣлалъ положительныя предложенія. Кабэ, Бульверъ, Беллами, Буажильберъ высказываются единогласно за моногамію или даже сильно порицаютъ многоженство.
   Въ тѣсной связи съ этимъ вопросомъ находится и вопросъ о внѣшнемъ устройствѣ жизни, подъ которымъ я разумѣю взгляды авторовъ на пользу и желательность общежитій. Понятно, что упраздненіе брака неизбѣжно ведетъ къ установленію общежитій, т. е. общихъ квартиръ, столовыхъ и т. д. Поэтому Платонъ. Кампанелла, Верасъ высказываются за общежитія; но и нѣкоторые авторы, защищающіе единобрачіе, въ томъ числѣ и Моръ, признаютъ общежитія необходимыми. Другіе предлагаютъ смѣшанную систему, т. е. устанавливая общія квартиры и столовыя, въ то-же время предоставляютъ гражданамъ имѣть и отдѣльныя помѣщенія. Къ числу ихъ принадлежатъ Андреэ и Кабэ. Но начиная съ Кабэ, если опять-таки не считать Фурье, авторы утопій почти единодушно высказываются за отдѣльныя помѣщенія для каждой семьи, въ томъ числѣ Бульверъ, Беллами и Буажильберъ.
   Мы теперь переходимъ къ тѣмъ пунктамъ идеальной организаціи общества, относительно которыхъ между авторами нѣтъ почти никакого разногласія. Защищаютъ-ли они многоженство или единобрачіе, общественное или частное устройство внѣшней жизни,-- всѣ они рѣшительно высказываются за общественное воспитаніе. Разница заключается только въ томъ, что авторы, отстаивающіе многоженство, предлагаютъ общественное воспитаніе, уже, такъ сказать, съ самаго рожденія (Платону, какъ извѣстно, первому принадлежитъ мысль о дѣтскихъ садахъ), а авторы, защищающіе единобрачіе, высказываются за болѣе отдаленный возрастъ, но и тутъ замѣчается поразительное единодушіе въ установленіи того года, съ какого должно начинаться общественное воспитаніе. Какую утопію мы не возьмемъ, почти вездѣ для этого устанавливается шестилѣтній возрастъ. Получается такое впечатлѣніе, какъ будто авторы утопій, жившіе въ столь различное время и при такихъ различныхъ условіяхъ, сговорились между собою относительно этого пункта.
   Но еще болѣе поражаетъ соотвѣтствіе ихъ взглядовъ въ двухъ кардинальныхъ пунктахъ всякой экономической и соціальной организаціи: мы говоримъ о трудѣ и собственности. Изъ шестнадцати авторовъ утопій только трое допускаютъ свободный трудъ; всѣ-же остальные высказываются самымъ рѣшительнымъ образомъ за принудительный или обязательный трудъ. Впрочемъ и относительно этихъ трехъ авторовъ, придерживающихся особаго мнѣнія, надо замѣтить, что ихъ разногласіе съ остальными не существенно. Дѣло въ томъ, что "грядущая раса" Бульвера до такой степени подчинила себѣ силы природы, что вся трудная работа, требующая значительнаго физическаго напряженія, исполняется природою или точнѣе говоря новою чудодѣйственною ея силою (вриль). При такихъ условіяхъ легко было избавить человѣчество отъ принудительнаго труда. Въ "Базильядѣ" Морелли предполагается, что люди воодушевлены общимъ соревнованіемъ въ производительномъ трудѣ и слѣдовательно въ какомъ-бы-то ни было принужденіи не представляется надобности. Это конечно значитъ не рѣшить, а обойти вопросъ, точно такъ-же, какъ его обходитъ и Буажильберъ въ своемъ романѣ. У послѣдняго конгрессъ устанавливаетъ только минимумъ платы за трудъ, но авторъ не поясняетъ, имѣетъ-ли законодательная власть право принуждать къ работѣ лицъ, нежелающихъ трудиться. Въ этомъ отношеніи, какъ и во всѣхъ остальныхъ, планъ Беллами болѣе продуманъ. Послѣдній, какъ извѣстно, устанавливаетъ общую повинность труда на подобіе общей воинской повинности, хотя и онъ повидимому нѣсколько соблазняется мыслью Морелли, высказанною полтораста лѣтъ тому назадъ, именно, что возможно достигнуть такого положенія, когда всѣ люди будутъ воодушевлены общимъ соревнованіемъ въ трудѣ. Онъ однако восполняетъ недостаточность этого стимула присужденіемъ наградъ въ формѣ орденовъ. Но всѣ остальные авторы утопій, какъ я уже замѣтилъ, рѣшительно высказываются за обязательный трудъ, причемъ назначаютъ особыхъ должностныхъ лицъ, надсмотрщиковъ, для наблюденія за точнымъ исполненіемъ заданныхъ уроковъ. Довольно единодушно они устанавливаютъ и число рабочихъ часовъ, которое колеблется между пятью и восемью, въ среднемъ-же составляютъ около шести.
   Еще большее соотвѣтствіе замѣчается во взглядахъ относительно собственности. Тутъ всѣ авторы за исключеніемъ двухъ высказываются за общую собственность. Исключеніе составляютъ опять-таки Бульверъ и Буажильберъ. Но первый придерживается взгляда, что собственность при легкости, съ какою удовлетворяются всѣ человѣческія потребности новооткрытою силою природы (врилемъ), является тяжелымъ бременемъ, доставляющимъ собственнику тольку заботы и непріятности, а второй, какъ увидятъ читатели, значительно ограничиваетъ право частной собственности и такимъ образомъ рѣшаетъ этотъ основной вопросъ такъ-же въ духѣ подавляющаго большинства авторовъ утопіи.
   Для наглядности я составилъ слѣдующую таблицу, въ которой соединены главные выводы авторовъ утопій относительно основныхъ пунктовъ ихъ идеальной общественной и государственной организаціи.

0x01 graphic

   Подводя общій итогъ, мы можемъ сказать, что относительно собственности между авторами существуетъ почти безусловное единодушіе. Всѣ они признаютъ частную собственность несовмѣстною съ идеальною общественною организаціею. Почти съ такимъ-же единодушіемъ они требуютъ обязательнаго умѣреннаго труда, причемъ для исполненія особенно тяжелыхъ работъ разсчитываютъ, какъ Платонъ и Моръ, на рабовъ и чужеземцевъ или на болѣе совершенную эксплоатацію силъ природы. Безусловное единодушіе замѣчается и относительно воспитанія дѣтей, которое по общему мнѣнію должно быть общественнымъ. Что касается внѣшняго устройства жизни, т. е. такъ называемыхъ общежитій, то чѣмъ болѣе мы приближаемся къ нашему времени, тѣмъ сильнѣе частный принципъ начинаетъ преобладать надъ общественнымъ. То-же наблюдается и относительно формъ брака. Между тѣмъ какъ до половины позапрошлаго столѣтія большинство авторовъ высказывалось за полное упраздненіе брака или за многоженство, съ половины прошлаго столѣтія требованіе единобрачія безусловно господствуетъ. Относительно общественнаго положенія женщины, такъ называемаго вопроса о женской эмансипаціи, большинство авторовъ не высказываютъ опредѣленнаго сужденія, какъ-бы мирясь съ семейнымъ положеніемъ женщины; но тѣ изъ нихъ, которые затрогиваютъ этотъ вопросъ, высказываются за равноправность женщины. Относительно формы правленія преобладаетъ демократическая. Наконецъ корень зла усматривается преимущественно въ несовершенной соціальной организаціи и въ эгоизмѣ. Если принять во вниманіе, что составителями утопій были великіе мыслители, выдающіеся государственные люди, католическіе и протестантскіе священники, крупные писатели, то нельзя будетъ не признать, что полное ихъ единодушіе въ основныхъ вопросахъ и значительное соотвѣтствіе въ остальныхъ, представляетъ несомнѣнный интересъ и имѣетъ не маловажное симптоматическое значеніе.
   Что касается книги Буажильбера, то она, какъ я уже замѣтилъ, въ смыслѣ разработки новой общественной организаціи, далеко уступаетъ по обдуманности плана книгѣ Беллами. Но она представляетъ большой интересъ въ другомъ отношеніи. Въ ней очень рѣшительно выдвинуто распространенное теперь какъ въ западной Европѣ, такъ и у насъ въ Россіи теченіе, именно недовѣріе къ благотворности современной цивилизаціи, насколько она касается благополучія народныхъ массъ. Это все тотъ-же рабочій вопросъ въ его самой полной и широкой формѣ пріобщенія нисшихъ общественныхъ слоевъ къ культурнымъ благамъ, достигнутымъ высшими. Этотъ вопросъ мы унаслѣдовали отъ глубокой древности. Онъ прошелъ черезъ три великія стадіи: рабство, крѣпостничество и матеріальную необезпеченность освобожденныхъ рабовъ и крѣпостныхъ. Въ послѣдней формѣ онъ до сихъ поръ стоитъ предъ нами мучительною загадкою. Всѣ заняты его рѣшеніемъ: ученые, государственные люди, филантропы, поэты. Кто его рѣшитъ, неизвѣстно; но человѣчество не успокоится, пока онъ не будетъ рѣшенъ. Книги Беллами и Буажильбера указываютъ намъ на два противоположныя рѣшенія, составляющія какъ-бы крайніе полюсы. Беллами увѣренъ, что цивилизація найдетъ въ самой себѣ рѣшеніе соціальнаго вопроса: Буажильберъ полагаетъ, что мы приближаемся къ катастрофѣ. Будемъ надѣяться, что истина, какъ это обыкновенно бываетъ, и въ данномъ случаѣ находится по серединѣ, т. е. что человѣчество не безъ страданій и можетъ быть не безъ нѣкоторыхъ потрясеній выйдетъ побѣдителемъ изъ трудной борьбы. Если эта побѣда будетъ одержана, то вѣроятно новый общественный строй болѣе приблизится къ идеалу Беллами, чѣмъ къ идеалу Буажильбера, потому что первый глубже и основательнѣе оцѣпилъ условія современнаго строя и силъ, въ немъ лежащихъ, между тѣмъ какъ Буажильберъ отвергаетъ всю современную цивилизацію,-- продуктъ тысячелѣтнихъ усилій человѣчества,-- сохраняя въ своемъ африканскомъ царствѣ только техническія пріобрѣтенія цивилизаціи и основывая свой планъ спасенія человѣчества на настроеніи и чувствахъ, которыя въ столь значительной степени уже подорваны. Трудно въ настоящее время мечтать о возвращеніи человѣчества къ первобытному безъискусственному, но на самомъ дѣлѣ вовсе незаманчивому строю, о которомъ мечталъ еще Ж. Ж. Руссо и о которомъ теперь мечтаютъ его русскіе послѣдователи вродѣ гр. Л. Толстого. Но не въ этомъ сила книги Буажильбера: она является горячимъ призывомъ къ альтруистическимъ чувствамъ образованнаго общества и съ этой точки зрѣнія представляетъ большой интересъ и, несомнѣнно, возбуждаетъ въ читателѣ симпатіи.

Р. Сементковскій.

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru