Савин Иван
Балда

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (рассказ "сознательного" пролетария)

  

И. Савин

Балда
(рассказ "сознательного" пролетария)

  
   Савин И. "Всех убиенных помяни, Россия...": Стихи и проза
   М., "Грифон", 2007
  

1

   Клепал, клепал я эту маринованную голову и -- хоть бы што! Никакого понятия. Уперся, как баран тот, сосет все цигарку, слушает, быдто, а потом и брякнет:
   -- А Бог? А Бог-то как?
   -- Да никак, говорю, -- плюнь и разотри. Ежели не понятно -- еще раз плюнь. А он обратно про Бога то исть.
   Истомил меня, балда. Кабы не свойский парень, не друг-приятель сызмальства -- давно бросил бы с ним разговоры разговаривать, язык трепать насчет религии этой самой. Только смотришь -- ни за что гибнет человек, совсем закручен буржуазным моралем. Бессознательный был к тому же очевидно. Ну, понятно, жалко.
   Вот и говорю ему как-то: ты, Митька, сбей с себя блажь эту, потому -- не поведет она ни к чему, акромя того, што свихнешься с разуму. Опомнишься, брат, да поздно будет. Ты, говорю, примерно сказать -- рабочий класс, а рассуждение имеешь, как эксплататор или тот же поп. Вот послушай, что я выражу тебе с самой што ни на есть научной точки зрения, а потом и шпарь свою революцию, хрен с тобой.
   -- Послушаем, послушаем, -- говорит. Да таким, подлец, голосом, что, мол, бреши, бреши -- знаем мы вас.
   Ну, и начал я ему, и так это у меня складно вышло, как, примерно сказать, проповедь или митинг там первейший. Жил, говорю, был на свете один мудрец -- не тебе, неучу, чета -- Дарвиным прозывался. Был он партейным или нет -- доподлинно не знаю, только сознательности чрезвычайной и в рассуждениях своих до точки дошел. Так тот учил, что никаких таких Богов, Христов и Матерев Божьих отродясь не было, а кажинный человек, и баба тоже, от обезьяны превзошел. А ты -- Адам, Адам, балда! Немного сумнительно: из чего же обезьяна превзошла? Ан и тут у его соответственный параграф имеется: а обезьяна превзошла от еще меньшей животной -- крысы, например, крыса -- от мухи там какой, муха -- от микробы воздушной.
   А он как прыснет, Митька-то.
   -- Чего, -- говорю, -- ржешь, дуралей?
   -- А микроба?
   -- Что -- микроба?
   -- А микроба, -- спрашивает, -- из чего превзошла?
   -- А микроба, -- объясняю, -- вечно, испокон веков плавала в воздухе, -- кислород, -- говорю, -- земное притяжение.
   -- Брешешь, -- кричит, -- сукин сын! Микроба от другой животной превзойти не могла -- махонькая она оченно. В отношении того, что вечно, тоже брешешь, потому как всякая тварь свое рождение и конец имеет. Значит -- Бог. Засыпался Дарвинов твой, должно, от митингов. Да и ты, -- смеется, -- хошь и партейный, коммунист, а тоже в тебе чердак лопнувши.
   Оченно обидно мне стало от этих самых слов -- партии я был приверженный, и завсегда мне такое непонимание моментов в груди ударяло. Но -- ничего, виду не подаю, спокойненько так вынимаю с кармана книжонку Госиздата: "Кто и зачем выдумал бога?" Такая понятная была книжонка, што дите малое и то сразу в разумение войдет. К тому же буква была большая, четкая, а на обложке поп с плеткой, заместо кадила, изображен.
   -- На, -- говорю, -- прочитай, благодарить будешь.
   Так што ж вы думали? Повертел, повертел книжонку-то, перевернул два-три листка, послюнил да и бросил на стол. Тут уже взорвало меня, будто порохом.
   -- Ты чего, -- кричу, -- бесишься? Чего книжку-то бросил?
   -- Не надлежит мне, -- говорит, -- книжков таких читать.
   -- Почему не надлежит?
   -- А потому не надлежит, -- отвечает Митька, -- то, што Бог на ей, на книжке, значит, с маленькой буквы напечатан.
   -- На кой черт, -- говорю, -- с заглавной буквы печатать, коли и Бога твоего нету?
   -- Ну, -- говорит, -- есть ли Бог или нету -- так это я сам знаю, и ты против этого не моги говорить, потому как теперь свобода веры. Да только как же так: меня, возьмем, или тебя, или собаку там первую, скажем -- Жучку, с заглавной буквы писать, а Бога -- с маленькой?
   Плюнул я тогда на него.
   -- Бессознательный ты, -- говорю, -- Митька и есть. Божественный, -- говорю, -- и безнадежный элемент. И, вспомни мое слово, пропадешь задаром, ни за что сгинешь!
   Балда!
  

2

   Вскорости расстался я с Митькой. Ушел с квартиры, где работали. Порешил я по торговой части пуститься -- с детства большую склонность к этому имел. Сперва по кооперативам околачивался, заодно с другими товарищами из комячейки нашей фабричной. Не ндравилось мне там -- все обчественное и обчественное, а твой интирес -- в стороне. Никакого, скажем, тебе размаху нету, так -- переливание с пустого в порожнее.
   Одначе прострадал я в кооперативе што-то больше году, руку свою по разным торговым коммерциям набил здорово и ушел оттедова, благо тут свобода частному капиталу вышла. Начал по хозяевам служить, в продуктах питания больше.
   Оно точно: хошь и не кооператив дурацкий, а магазинчик настоящий, частный, а все -- не твой собственный: хозяйский глаз так и ловит тебя, так и ловит, подлец. Одно могу сказать: честный я был до удивительности, в сознательности содержал себя, партейный, к тому же и насчет разных там махинаций с хозяйским добром -- ни-ни.
   Говорит, мне, правда, купец один, хозяин продуктов:
   -- Воруешь, должно, малый, вовсю: што ни месяц -- костюм на тебе новый! -- да только я таких обидных слов на веру не брал: пусть болтает, думаю, -- классовое непонятие и бессознательность на буржуазной платформе!
   Прошло это месяцев так шесть или восемь, глядь -- оборот собственный составился. Смотришь -- там процентик, там недовес, там удача какая, -- а капитал все растет, нарастает. Оно правда, капитал -- дрянь, широко с ним не размахаешься, а все ж -- приятно, потому земля у тебя под ногами, а не программы там разные мужицкие. Видно, пора собственные продукты питания заводить, да одному не под силу -- деньжат маловато. Один критический выход из положения -- жениться.
   Когда я еще на одной квартире с Митькой жил, была там у меня девка одна, наша, фабричная. Помню, возился я с ней долго, даже жениться обещал. Только из соображения капитала, чтобы, значит, магазинчик соорудить совместно, неподходящая она была статья: дура первейшая и акромя юбки -- ничего.
   Начал я тут искать среди своих, лабазников и продуктщиков разных. Можно сказать, всю душу выворотил искательством этим самым, мысли такие в голове ходят: с одной стороны вроде соглашение с мелкобуржуазным стихнем получается, а с другой -- должон я или не должон торговле способствовать, разруху государственную изничтожать, ежели товарищ Ленин торговать приказал?
   Повезло мне у купчишки одного -- на Сенном рыбой занимался -- нашлась дочка завалящая. Годов ей так под тридцать и морда такая, что в три дня газетами не обклеишь, а финанс -- в самый раз: пять тысяч и все золотом, акромя благородной обстановки. Как узнала, что нашелся такой предмет, -- руками и ногами за меня ухватилась, с нашим превеликим удовольствием: я не то што мужик там какой необразованный, а человек торговый, сознательный, в комячейке завода товарищам своим господина графа Толстого в подлиннике читал, да и лицом пригож.
   Дело обкрутили быстро. Венчание было как в первых домах: хор архирейский, на дамочках -- все шелк да атлас старорежимный, приятными помадами так и прет, свечей чертова уйма, шафер невестин -- настоящий князь. На душе -- умилительно так. Еще помню, отец Василий -- седенькие такие -- спрашивали:
   -- Не обещался ли кому?
   -- Нет, -- говорю, -- батюшка, не обещался! -- потому ежели и была девка та, то какая ты невеста, коли приданого нету?
   Повенчали это нас, проздравляют все. Князь даже руку жене моей поцеловал -- условие такое было. Глядь -- Митька. Такой, как и был, обшарпанный, только будто похудевши малость и бородой зарос. Тоже, шпана, подходит, проздравляет. А я стою, как куман, -- еще подумают, што сродственник какой!
   -- С законным браком, -- говорит, -- только как же насчет обезьянов?
   -- Каких таких обезьянов? -- спрашиваю. -- Ты што, пьян, што ли?
   -- А таких, говорит, што от мухи превзошли. Дарвинов там еще, микроба...
   -- Пошел вон! -- кричу. -- У людей такой высокоторжественный день, а ты ругаться сюда? Храм Божий микробой своей осквернять? Пошел вон, сволочь!
   А он как задрожит весь -- вот балда!
   -- А, -- кричит, -- теперь и храм Божий нашелся для тебя, и "осквернять..."! А тогда и Бога не было, и бессознательный я, и книжки всякие непотребные!
   И -- ну на меня с кулаками лезть.
   -- Обманщик ты, -- кричит, -- и есть! Честных людей обмануешь и вот супругу свою, не знаю, -- говорит, -- имени-отчества. Прохвост, -- кричит. -- И партия твоя вся такая -- только, штобы, -- кричит, -- шкуру с нас драть да в карман свой, в карман -- побольше! Погибели, -- кричит, -- на вас нету!
   Помутилось все в глазах у меня от обиды. Стою сам не свой, што делать -- ума не приложу: то ли бежать прямо с церкви и заявить, кому следует, што вот, мол, нашелся такой контрреволюционный элемент, по городу бегает и Бога распространяет, то ли при всех загнуть ему в морду, да так, штобы всю жизнь помнил, стерва.
   А потом подумал, подумал да и простил его, а князю объяснил, что Митька этот самый -- сумасшедший, с больницы Николая Чудотворца сбежал намедни. Да и как было не простить? Человек он бессознательный, на антирелигиозных фронтах не был, не понимает, што к чему, и не виноват, што Господь Бог его разума лишил.
   Балда!

(Либавское русское слово. 1923. 10 августа. No 176)

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru