И. А. Саловъ. Забытыя картинки. Повѣсти и разсказы. Москва 1898 г. Ц. 1 р. 50 к. "Забытыя картинки" -- не правда ли, какое интригующее названіе? Съ невольнымъ вздохомъ, если не всѣ, то многіе изъ читателей, раскрывая книгу г. Салова, готовы сказать: "Мы такъ много успѣли забыть к такъ мало чему научились! И какъ благодарны мы были бы автору, если бы онъ напомнилъ намъ это многое, что мы позабыли, и научилъ хоть чему-нибудь". И вотъ книга съ нетерпѣніемъ раскрывается, и предъ вами на первыхъ страницахъ... "Лѣшій". Вѣроятно, иносказаніе, что нибудь сатирическое или въ юмористическомъ тонѣ какая-нибудь важная матерія. Но чѣмъ далѣе, тѣмъ болѣе вытягивается лицо у недоумѣвающаго читателя. "Лѣшій" -- ни больше, ни меньше, какъ пошлѣйшій анекдотъ о семинаристѣ, пріѣхавшемъ къ отцу на каникулы, гдѣ раздобрѣвшій на сытныхъ харчахъ герой почувствовалъ, "что ему жениться надо". Далѣе идутъ похожденія семинариста по амурной части съ солдаткой Дарьей. Такова первая "забытая картинка", нарисованная слѣдующими "красками": "Но въ этотъ самый мигъ руки Воровата, (героя разсказа, онъ же "Лѣшій") сжали ее съ свои объятья, и пылавшіе губы страстно прильнули къ ея розовымъ губамъ. Оба они были такъ молоды, такъ свѣжи, такъ цвѣту щи, что если бы поцѣлуй этотъ былъ замѣченъ самимъ вѣчно брюзжавшимъ дьячкомъ, такъ и тотъ даже весело улыбнулся бы, а, можетъ быть, и подосадовалъ на покинувшую его молодость"... Такъ вотъ о чемъ мечтаетъ нашъ авторъ и какія "забытыя картинки" вспоминаются ему!-- съ сокрушеніемъ готовъ подумать читатель и вслѣдъ затѣмъ натыкается на новую "картинку", сущность которой до того нелѣпа, что читателя беретъ оторопь, не случилось ли "чего-эдакаго" съ почтеннымъ авторомъ? Его "Иванъ Огородниковъ",-- такъ называется второй разсказъ,-- нѣкое чудище "обло, озорно и лаяй". мечтающее разбогатѣть на рѣпейномъ маслѣ, чему мѣшаетъ судьба, за глупость давно уже прозванная остряками въ родѣ нашего автора -- "индѣйкой". Если "Лѣшій" заставляетъ насъ нѣсколько сконфузиться за автора, въ виду его пикантныхъ мечтаній, то "Иванъ Огородниковъ" прямо смущаетъ своей безсвязной исторіей, въ которой, что называется, "ни ладу, ни складу". Наконецъ, послѣдній разсказъ "Практика жизни" довершаетъ разочарованіе читателя, потому что въ этой исторіи нѣтъ ни практики, ни жизни, ни забытыхъ картинокъ, а просто какое-то сонное бормотаніе о баринѣ, желающемъ жениться и спивающемся съ круга, о барышнѣ, которая и не прочь бы выйти замужъ за барина, но по щучьему велѣнью, до авторскому хотѣнью выходитъ замужъ за другого, о старой княгинѣ, о нѣмцѣ, о... Всего не пересказать,-- до того вся эта исторія нескладна и чепушиста.
Вотъ и всѣ "забытыя картинки". Что въ нихъ забыто авторомъ, что онъ хотѣлъ ими напомнить, такъ и остается его тайной. Не разъясняетъ ея и наше прежнее знакомство съ г. Саловымъ, котораго мы знали всегда за беллетриста-фотографа, безпечно снимающаго своимъ немудрымъ аппаратомъ все, что на глаза извернется, не давая себѣ отчета, что изъ сего воспослѣдуетъ. "Дѣла житейскія", "Грезы", "Суета мірская", "Уютный уголокъ", "Сѣнатуры",-- все это были снимки любителя фотографа, отъ бездѣлья балующаго фотографіей и разгоняющаго ею сплинъ, нагоняемый его занятіями по должности земскаго начальника (Балашовскаго уѣзда, Саратовской губерніи). Въ этихъ снимкахъ, не смотря на "бьющія въ носъ заглавія, было такъ же мало смысла и содержанія, какъ и въ только-что описанныхъ нами "забытыхъ картинкахъ". Если бы эта безсодержательность еще окупалась формой разсказа, яркой, искристой, блестящей, въ которой каждый штрихъ говоритъ за себя и тѣмъ покупаетъ себѣ право на существованіе,-- мы готовы были бы примириться съ писаніями гг. Саловыхъ. Но въ томъ и дѣло, что манера его письма такъ же тускла, сѣра и скучна, какъ и содержаніе. Слогъ его вялъ, языкъ героевъ -- не живая, разговорная рѣчь, а безжизненное, тягучее переливаніе, которое повергаетъ читателя въ удручающую тоску. И такъ безвкусно пишетъ г. Саловъ уже чуть не двадцать пять лѣтъ, заслуживъ своимъ постоянствомъ почетный титулъ "нашего извѣстнаго беллетриста". Странныя, поистинѣ, бываютъ репутаціи не только "въ свѣтѣ", но и въ литературѣ.