Сахновский Василий Григорьевич
Переписка с Ю. П. Анненковым

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Мнемозина: Документы и факты из истории отечественного театра XX века / Вып. 4. М.: Индрик, 2009.
   

"Ручаюсь за исключительный эффект"
Переписка В.Г.Сахновского и Ю.П.Анненкова. 1918-- 1923
Публикация, вступительная статья и комментарии Е. И. Струтинской

   В музее МХАТ хранится переписка Василия Григорьевича Сахновского с Юрием Павловичем Анненковым (1889 -- 1974) -- художником театра, живописцем, графиком, поэтом, писателем, теоретиком авангарда, критиком, мемуаристом, балетмейстером, режиссером.
   Сохранились всего пять писем, два письма Сахновского и три Анненкова. Но ценность эпистолярного наследия измеряется не количеством единиц хранения, а той информацией, которую мы черпаем из писем, -- о времени, творческих замыслах и, конечно, о личности человека, проступающей в интонации и стиле, где порой она красноречивее слов. Письма Анненкова и Сахновского интересны как источник биографических фактов и новых сведений о работе театра, особенно два из них, которые позволяют расширить наши представления об одном из самых интересных спектаклей Театра им. В. Ф. Комиссаржевской -- "Скверный анекдот".
   Переписка относится к периоду сотрудничества Ю. П. Анненкова с московским Театром им. В. Ф. Комиссаржевской. Летом 1918 г. в четырех письмах обсуждается предстоящая работа художника в этом театре в сезон 1918/19 г., кроме того, он предлагает подготовить и издать монографию, посвященную спектаклю "Скверный анекдот". Еще одно письмо, о возобновлении этого спектакля в сезон 1923/24 г., художник отправил Сахновскому в октябре 1923 г. Письма Анненкова не датированы, время их написания ясно из контекста и двух ответных писем В. Г. Сахновского.
   В Театре им. В. Ф. Комиссаржевской Анненков оформил пять спектаклей: "Гимн Рождеству" (инсценировка одноименного святочного рассказа Ч. Диккенса, 1914), "Скверный анекдот" (по рассказу Ф. Достоевского, 1914), "Ночные пляски" Ф. Сологуба (1915), "Лулу" Ф. Ведекинда (1918) и "Красные капли" С. Обстфельдера (1919).
   Сотрудничество с этим театром занимает особое место в творческой биографии художника. Здесь в работе над "Скверным анекдотом", "Лулу" и "Красными каплями" Анненков одним из первых в отечественной сценографии вырабатывает выразительные приемы экспрессионистской образности, создает стилевую модель экспрессионистского спектакля.
   Первые три спектакля Анненков сделал как приглашенный художник. Весной 1918 г. Ф. Ф. Комиссаржевский и В. Г. Сахновский предложили ему переехать из Петрограда в Москву, стать штатным художником театра и взять на себя оформление большей части намеченных к выпуску спектаклей. Анненков предложение принял. В начале июня 1918 г. он готов приступить к подготовительной работе и в письме спрашивает Сахновского о пьесах, принятых к постановке в новом сезоне.
   В первой половине августа 1918 г. он уже приезжает из Петрограда в Москву, значит, его письмо с проектом книги о спектакле "Скверный анекдот" написано раньше, в конце июня -- начале августа. Из письма следует, что Анненков раньше уже обсуждал с Комиссаржевским и Сахновским идею монографии о спектакле, но вопрос, где издавать книгу, вероятно, тогда не ставился. В июне издательство найдено, предварительная договоренность достигнута, и Анненков предлагает приступить к реализации задуманного.
   Упомянутый в письме "прекрасный издатель" Самуил Миронович Алянский Анненкову знаком давно, оба учились в петербургской гимназии С. А. Столбцова. В мае 1918 г. художник делает марку только что основанного Алянским и Василием Васильевым (тоже гимназическим соучеником) издательства "Алконост" (1918 -- 1923), которое уже в начале июня 1918 г. выпустило первую книгу, "Соловьиный сад" А. Блока. Осенью этого года выходит в свет одна из лучших книг "Алконоста", "Двенадцать" А. Блока с иллюстрациями Анненкова, высоко оцененными поэтом и современниками, ставшими классикой отечественной книжной графики.
   Анненков задумал новый жанр издания: книгу об одном спектакле. Знал ли он, что одновременно Н. Эфрос в петербургских издательствах "Петербург" и АСК (Частное книгоиздательство А. С. Кагана) готовит монографии ""Вишневый сад" в постановке Московского Художественного театра" и ""Сверчок на печи". Инсценированный рассказ Ч. Диккенса. Студия Московского Художественного театра" (обе вышли в конце 1918 г.), неизвестно, но это и не столь важно, так как предложенная Анненковым структура книги оригинальна. Книги Эфроса представляли собой театроведческие исследования, а Анненков задумал дать слово создателям спектакля. В его книге были запланированы статьи о подготовке спектакля на всех стадиях работы: выбор произведения, инсценировка, режиссерский план, актерские работы, сценография. Остается только сожалеть, что это уникальное издание не было осуществлено. При подготовке к началу сезона предполагаемые авторы основных материалов книги Сахновский и Комиссаржевский ссорятся, и в сентябре 1918 г. последний уходит из театра.
   "Скверный анекдот" был постоянным мотивом творческой биографии Анненкова, художник возвращался к нему на протяжении почти полувека. Впервые он встретился в работе с рассказом Достоевского в 1914 г., но предложенный им вариант оформления Ф. Ф. Комиссаржевский принял не полностью, в свою очередь, художник не согласился со смягчением в спектакле линии Пселдонимова и Пралинского. Рецензенты приняли спектакль в основном благожелательно, но отметили отсутствие в нем острых гротескных и трагических решений. Критик Сергей Яблоновский в отзыве на премьерный спектакль 30 декабря 1914 г. заметил, что "Скверный анекдот" лучше ставить "по рецепту г. Евреинова: в виде монодрамы. Ведь вся эта свадьба, все эти вороньи пугала и пляс, и музыка, -- сами по себе они только фон, на котором зрителю ярче и отчетливее рисуется то огромное, сложное, трагическое действо, которое происходит в душе действительного статского советника Ивана Ильича Пралинского". Рассказ инсценировали, по его мнению, "очень отрывочно. Выбросив весь позор вершкового Дон Кихота <...>, выбросив злоключения сего последнего [Пралинского], выбросив весь мир Млекопитаевых, остальное по необходимости обесцветив, кое-где допустив слишком большие вольности с текстом"[i]. Нереализованный замысел нуждался в воплощении. Анненков несколько раз пытался поставить свой спектакль. Сначала в 1919 г. на сцене Экспериментального Эрмитажного театра, но театр закроют. В 1934 г. в Париже Анненков предпримет еще одну попытку поставить Достоевского с русской труппой -- не хватит средств на постановку. В 1945 г. он создаст иллюстрации к французскому переводу рассказа, сделанному А. М. Ремизовым. И только в 1957 г. в театре "Старой голубятни" Анненков поставит спектакль как режиссер по собственной инсценировке и в декорациях, замысел которых он вынашивал более сорока лет.
   Осенью 1923 г. после четырехлетнего перерыва Театр им. В. Ф. Комиссаржевской начинает работу по старому адресу, в Настасьинском переулке. Из прежнего репертуара Сахновский решает возобновить "Скверный анекдот" в декорациях 1914 г. и просит Анненкова участвовать в возобновлении спектакля. Но письмо Сахновского пришло слишком поздно. Художник не мог отменить только что перед тем полученный заказ. Ему не удалось приехать в Москву, и декорации по его эскизам исполнил И. И. Чикмазов. В письме Сахновскому (датируется по тексту) Анненков предлагает внести изменения в решения 4 й и 5 й картин, придуманные им для неосуществленного спектакля в Экспериментальном Эрмитажном театре. Неизвестно, использовал ли их Сахновский, но в рецензиях упоминаются резкие натуралистические детали и мизансцены, пришедшие в противоречие с частично сохраненным первоначальным режиссерским рисунком. Критики писали об изменении внутреннего строя спектакля, его перегруженности, "ненайденности формы", как писал П. А. Марков, который считал, что возобновление спектакля нежизненно и заставляет "вспоминать о силе первоначального впечатления. <...> В нем больше нет того Достоевского "Бедных людей" -- который так явственно сквозил в старой постановке. Спектакль, несомненно, прорастает новым -- уже не юмор и не горькая улыбка Достоевского звучит со сцены -- но жестокость и суровая сатира, так, по крайней мере, воспринимается спектакль сейчас. <...> Самой большой ошибкой было возвращение к старой постановке и ее старым формам. Прежние особенности спектакля кажутся ненужными, грубыми: они оставляют равнодушными зрителя -- они не покрывают нового, уже не прежнего содержания. То, что осталось -- можно назвать формально натуралистическим гротеском, современным водевилем -- это, однако, не оправдывает пустоты показанной формы. <...> Это один из спектаклей, в которых замысел недовоплощен -- спектакль, брошенный на сцену тогда, когда еще не родилось новое взамен навсегда ушедшего старого"[ii].
   О замысле Анненкова и его режиссерском видении мы можем судить по нескольким фразам из писем 1918 и 1923 гг. к Сахновскому: "мои декорации следует рассматривать, как опыт психологических декораций. <...> Помнишь, как в своих декорациях нарастало настроение пьяного кошмара и как оно разряжалось в последнем акте, когда снимали тюль? Я просил бы упомянуть здесь о первом варианте (неутвержденном Ф. Ф.) декораций четвертой картины, где, вместо комнаты, были изображены огромные пьяные рожи и бутылки, выплывающие из грязной мути обой". (Упомянутая четвертая картина в постановке 1914 г. -- столовая в доме Млекопитаевых, где происходит свадебное застолье.)
   Идея сделать на сцене панно с написанными рожами, в духе экспрессионистских портретов с масками Джеймса Энсора или "Трактира с окном" Николая Сапунова, была новой, панно войдут в сценографическую практику отечественного театра только в конце 1920 х гг., в частности, в работах П. Вильямса. Может быть, Комиссаржевский был прав, отказавшись от столь брутального решения, если даже менее экспрессивная декорация второй картины "Улица на Петербургской стороне" заслужила у Яблоновского эпитет "убийственной".
   Спустя двадцать лет Сахновский писал о сценографии Анненкова: "Работы его как художника-декоратора были работами декоратора-экспрессиониста. Декорации, сделанные им к "Скверному анекдоту", выражали его настроение и отношение к Достоевскому этой эпохи. В каждой картине он передавал доминирующее начало, проводимое режиссером через исполнителей. Так, например, во второй картине "На Петербургской стороне" все изображенные им домишки, заборы, калитки как бы плясали, покачиваясь во все стороны: плясали водосточные трубы, даже разорвавшиеся в середине, плясали окна, двери, вывески. В такой манере все это было написано, вплоть до уличного фонаря, сделанного бутафорски, горевшего, но тоже покривившегося и как бы мелькавшего в мути этих зигзагов. Обои, портьеры, лампы, дверь, ступеньки в квартире Млекопитаева были окрашены и написаны так, что зритель ощущал яркие, но незаконченные, нарочито незаконченные пятна. Сделано было так, точно воспаленный глаз Достоевского упал на одни предметы и лица, зорко выхватив нищету и убожество жизни, а остальное как-то смазалось"[iii].
   Через полгода после возобновления "Скверного анекдота" Анненков эмигрировал. Последним его спектаклем на родине был "Бунт машин" в БДТ. В Париже он сделал несколько спектаклей с эмигрировавшим в 1919 г. Ф. Ф. Комиссаржевским.
   Письма публикуются по оригиналам, хранящимся в фонде В. Г. Сахновского (Музей МХАТ. Фонд В. Г. Сахновского. No 8379--8380; No 8417--8419).
    

1

7 июня 1918 г.

   [Дефект сохранности. Текст частично утрачен]
   Юрий Павлович, несколько раз тщательно звонил по телефону[iv] и всякий раз узнавал, что ты еще в Питере. На будущий сезон у нас в театре предположено работать, как с художником, с тобой. Очень много разговоров о Шекспире[v], Ведекинде[vi], Лерберге[vii]. Нужно начинать подготовительную работу. Нужно совместно обсудить. Репетиции начнутся 1 августа нового стиля. Все в театре служат с этого же срока. Кроме того, необходимо сговориться относительно гонорария. Это по теперешним временам вопрос не последний. Играть предполагаем -- у себя в Настасьинском и большие постановки три раза в неделю в театре Зон на Садовой, переделываемом Советском театре -- для своей оперной Студии[viii]. Театре, по типу нашего.
   Слушай, Юрий Павлович, ты выезжай из благословенного города. Невозможно! Трогай помаленьку. У нас тут все слава Богу: опять ночь и день стреляли из пушек и пулеметиков[ix]. Скучный звук -- надоело!
   Ты выезжай незамедлительно. Я в конце недели, на дней пятнадцать, уеду из Москвы. Федор тоже уехал, Зонова[x] тоже нетути. Как приедешь, [Далее дефект листа]

Твой Вас. Сахновский

2

[Июнь 1918 г.]
Б. Зеленина, 9, кв. 38.

Дорогой Василий Григорьевич!

   Сижу в Петербурге и недоумеваю, почему Федор Федорович до сих пор не исполнил моей просьбы -- отписать мне возможно подробнее репертуар? Дело в том, что я считал для себя необходимым заняться летом солидной подготовкой к сезону. Сегодня я получил письмо от Зонова, в котором он пишет, что Федор Федорович уже уехал, а ты уезжаешь 5 го. Ради Бога, сообщи мне ваши адреса, а то иначе я буду чувствовать себя оторванным от мира! Затем, расскажи, пожалуйста, все это Комиссаржевскому.
   Ну, comment èa va? {Как дела? (фр.).}
    
   Я пока живу в благополучии, но признаться, меня немного страшат московские перспективы!
   Иногда (по вечерам) становится жутковато и въедаются сомнения; черт его знает, как там все будет? Здесь я отклонил несколько заманчивых материально предложений, грежу о Шекспире и Достоевском, я всячески глушу в себе мысль о том, что на 100 рублей -- не проживешь.
   Хочется думать, что бабушкины сказки благороднее хлеба, а, в сущности, все это святое служение идее -- просто шутки дурного тона...
   Жду скорейшего ответа и крепко целую.
   Привет Наташам.

Твой Юрий Анненков

3

[Гурзуф, июнь,
датируется по письму от 7 июня 1918 г.]

Милый Юрий Павлович,

   Переслали мне из Москвы твое письмо и только отсюда и, как видишь, от сего и с таким опозданием пишу тебе в ответ. Милый мой, чего же ты бурлишь? То, что Федор Федорович тебе не написал о репертуаре, это конечно вообще, если обещал: но надо тебе сказать, что он совсем не может относительно писем. Потом все мы в конце сезона до того были утомлены и последние заседания и совещания о будущем годе были столь многосложны, что, думаю, как-то выпало из памяти обещание. Я только что освободился и сейчас же уехал из Москвы в Крым. Теперь живу здесь пока растительной жизнью. Скитаюсь по горам и лежу у моря. Когда совсем отдохну, примусь за работу для души.
   О чем же требуется, мой золотой, поговорить? Все, что сказано, крепко.
   Будем работать с августа на тех самых основаниях, что выговорили тогда при свидании. Ждем тебя к указанному сроку. А ты кстати твердо напиши, если заколебался сейчас, приедешь или не приедешь работать в театр. Ты еще раз подумай. А то подведешь нас, если будешь сумлеваться, а потом не припожалуешь[xi]. Если раздумал, пиши сейчас прямо: так мол и так. Здесь я еще поживу, а потом в том месяце уже здесь меня не будет. В Москве пробуду с неделю и уеду в Смоленскую губернию к отцу.
   Здешний адрес мой и Комиссаржевского. Гурзуф 2-я Гостиница. Он пробудет здесь весь июнь, а мой адрес с июля до половины августа: станция Дорогобуж Александровской железной дороги, мне.
   Так вот туда или туда, тому или тому напиши. А я тебя целую, а жене привет.

Твой Вас. Сахновский

4

[Конец июня -- начало августа 1918 г.]

   Милый Василий Григорьевич, пишу тебе письмо того же содержания, что по почте послал Ф. Ф. Комиссаржевскому, потому что не ручаюсь, что то письмо дойдет.
   Думаю, что ты еще не забыл мое предложение относительно издания монографии постановки "Скверного анекдота"? Так вот, несмотря на тяжелое время, нашелся прекрасный издатель, с которым я уже окончательно договорился[xii].
   Книга будет отпечатана в количестве 500 экземпляров того же формата, что ряд крупных монографий художников в издании Кнебеля[xiii], но в более строгой и несколько иной художественной обработке.
   Теперь дело только за тобой и Федором Федоровичем, если Вы не раздумали.
   Постараюсь изложить содержимое книги в том виде, как оно мне представляется. Разумеется, решающий голос в этом вопросе принадлежит тебе и Федору Федоровичу.
   Книга будет называться так: ""Скверный анекдот" на сцене Театра им В. Ф. Комиссаржевской".
   В книге будут помещены:
   1. Текст "Скверного анекдота" в переработке для сцены, видимо, с ремарками не только по Достоевскому, но и сделанные, может быть, тобой, как автором переработки[xiv].
   2. Подробнейшая режиссерская статья Федора Федоровича, своего рода подробнейший "режиссерский экземпляр", заключающий в себе толкование ролей, чертежи и схемы, сценические планировки, детальнейший проект монтировки пьесы, вроде того, что помещены в книге Федора Федоровича "Театральные прелюдии"[xv], -- и прочие режиссерские заметки.
   3. Твоя обширнейшая статья о Достоевском в театре:
   а) "Карамазовы", "Бесы" и "Идиот", Художественный театр и Комиссаржевский. Хотя бы по статье, напечатанной в "Масках" No 3, 1912 г.[xvi].
   в) "Скверный анекдот" на сцене вашего театра, выбор произведения, всяческие внутренние обоснования постановки, словом -- нечто специфически твое о Достоевском и "Скверном анекдоте", то, в чем ты совершенно неподражаем. Надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать? (Эта статья страниц на 60 -- 70.)
   4. Разбор игры отдельных актеров, в частности -- В. А. Носенкова[xvii] (твой или Федора Федоровича). В этой же статье, хотя бы в качестве примечаний, необходимо указать -- какие изменения происходили в составе исполнителей и сколько раз прошел спектакль.
   5. Статья (твоя или Федора Федоровича) о декорациях, гримах и вообще о внешней стороне постановки, причем мои декорации следует рассматривать, как опыт психологических декораций. Очень бы мне хотелось, чтобы была проведена параллель между мной и Добужинским, написавшим бездушные, хотя и "стильные" декорации к "Ник[олаю] Ставрогину"[xviii]. Помнишь, как в своих декорациях нарастало настроение пьяного кошмара и как оно разряжалось в последнем акте, когда снимали тюль? Я просил бы упомянуть здесь о первом варианте (не утвержденном Федором Федоровичем) декораций четвертой картины, где, вместо комнаты, были изображены огромные пьяные рожы и бутылки, выплывающие из грязной мути обой. Эскиз этой картины будет воспроизведен в книге[xix].
   Потом -- о гримах: достоевщина в гримах.
   6. Несколько страниц просто о том, как мы "жили и работали" в период создания постановки. Полагаю, что ты очаровательно воспроизведешь атмосферу хмельных и запутанных декабрьских дней, вернее -- ночей, 14 го года.
   Это исключительно на предмет приятных воспоминаний в нашей старости, если мы до нее доживем.
   Как видишь, монография должна быть исчерпывающей. Если ты и Федор Федорович согласны на издание подобной книги, то я убедительно прошу Вас обоих возможно скорее написать мне о Ваших планах, о размерах статей (всего в книге предполагается страниц 250 -- 300), о необходимых сроках для написания их, о желаемых гонорарах, что совершенно необходимо для составления издательской сметы. Кроме того, прошу выслать мне экземпляры 2 программы спектакля и весь фотографический материал, относящийся к постановке, если таковой имеется. Для воспроизведения в книге.
   Привет Леле[xx], Наташе, Тоне[xxi],
   Варе, Монаховой, Эбергу[xxii], Никитину[xxiii], М[нрзб.].

5

[Письмо написано 14 октября 1923 г.,
судя по тексту письма и дате возобновления "Скверного анекдота",
премьера которого состоялась 23 октября 1923 г.]

Дорогой Василий Григорьевич,

   Я крайне сожалею, что твое письмо, датированное 10 октября, мне было передано лишь в 10 ч. вечера 13 го. К полудню этого дня обстоятельства складывались таким образом, что я думал уже к вечеру выехать в Москву, что и сделал бы, если бы получил вовремя твое письмо. Но к 2 ч. дня я принял заказ, сделавший невозможным мой приезд в Москву к указанному тобой сроку.
   Тем не менее я стараюсь сделать для тебя все от меня зависящее.
   1. Я посылаю тебе мои эскизы: улица и столовая (4 карт)[xxiv]. В столовой -- Невзрачная личность (Гнедочкин) и Старичок (Терешкович)[xxv]. Думаю, что художнику необходимо писать непосредственно с этих эскизов. Ответственность за сохранность эскизов (собственность Государственного Декоративного Института в Петрограде[xxvi]) возлагаю на тебя. По миновении надобности прошу передать эскизы Тине[xxvii].
   2. Я посылаю тебе ноты к "Скверному анекдоту". Объяснение: в 1919 г. я должен был ставить "Скверный анекдот" в Питерском Эрмитажном Показательном театре и подготовил свою собственную инсценировку, в которую, между прочим, входила и заключительная сцена у Пселдонимова -- сон генерала, блевота и крушение молодых. Эта картина должна была проходить перед зрителем неясным кошмаром, прекрасно описанным у Достоевского, кошмаром, который я предполагал осуществить при помощи движущихся декораций и волшебного фонаря. Дополнением к этому должна была служить музыка, которую я посылаю. Эренберг[xxviii] (покойный) сделал, в сущности, первый и весьма удачный опыт джаз-банда -- музыки шумов, передающей с необычайной яркостью отвратные процессы несварения желудка и тяги на блев со всеми звуковыми проявлениями. Попов[xxix] сразу же разберет -- в чем здесь дело. Здесь нет ни единого места "хорошего тона" и потому эта музыка мне особенно приятна.
   Дело прошлое, Эрмитаж лопнул, Эренберг помер (авторские платить некому), постановка моя не осуществилась, а инсценировку мою (отпечатанную даже на машинке!) я потерял!
   Посему -- следующее:
   Я долго думал и придумал. В конце 4-й картины, когда (помнишь?) постепенно уменьшается свет до полной темноты -- провал в бессознательное состояние генерала -- следует перейти на эту музыку, которую исполнить в темноте. Затем -- свет в зал, антракт[xxx]. Ручаюсь за исключительный эффект. На предмет сего посылаю ноты, которые составляют мою собственность.
   Дальше. Я все же постараюсь приехать к генеральной, чтобы иметь возможность прокорректировать декорации. Но это -- не наверное.
   Относительно фамилии: постановка -- старая; я уже решительно отошел от ее тогдашнего стиля и теперь, конечно, сильно ее видоизменил бы (по части декораций); кроме того -- я не ручаюсь за то, что будет написано художником без моего наблюдения. Может быть -- такое, под чем бы я не подписался никак. Поэтому априорно -- я не могу разрешить поставить мое имя на афишу и соглашусь на это только в том случае, если будет на афише указано, что декорации восстановлены по моим эскизам 1914 г. Без этого указания я своего имени на афишу дать не могу[xxxi]. Впрочем, я полагаю, что мое имя -- пустой звук и ничего ни к спектаклю, ни к сборам не прибавит.
   Заключение: Курлянд[xxxii] ассигновал 10 червонцев. О сумме спорить не стану. Курлянд есть Курлянд. Я не приеду писать декорации. Но я посылаю эскизы, я посылаю музыку, которую, надеюсь, ты постараешься использовать. За сочувствие тоже деньги платят. Вряд ли "безымянному" художнику Курлянд даст 10 червонцев за написание декораций по моим эскизам, поэтому Курлянд должен заплатить мне хотя бы половину -- 5 чер[вонцев], каковые деньги я убедительно прошу немедленно по получении сей посылки передать Тиночке, т. к. ей очень нужны деньги, а я сейчас сижу без гроша.
   Зину[xxxiii] целую, тебя тоже. Тороплюсь окунуться в недра обольстительной Москвы.

Юрий Анненков

   

Комментарии

   [i] Яблоновский Сергей. Театр имени В. Ф. Комиссаржевской. "Скверный анекдот" // Русское слово. М., 1914. No 300. 31 декабря. С. 6.
   [ii] Марков П. Театр имени В. Ф. Комиссаржевской. "Скверный анекдот" // Зрелища. 1923. No 9 (61). С. 14.
   [iii] Сахновский В. Г. Работа режиссера. М.; Л., 1937. С. 139.
   [iv] Сахновский звонил в квартиру родителей жены Анненкова, где художник останавливался, приезжая в Москву (тесть художника, известный отоларинголог Б. И. Гальперин, лечил актеров МХТ).
   [v] В фонде В. Г. Сахновского (Музей МХАТ. Фонд В. Г. Сахновского. No 8193) хранится "Репертуар и расписание репетиций спектаклей театра им. В. Ф. Комиссаржевской на декабрь 1918 г.". Среди записей в этом документе:
   "Вторник 24 декабря
   12 ч. Красные капли
   все и Анненков
   <...>
   Суббота 28 декабря
   1 ч. Король Лир
   все и Анненков" Л. 1 - 2.
   Из записей следует, что в театре шли репетиции "Красных капель" С. Обстфельдера (премьера 20 марта 1919 г.) и "Короля Лира" Шекспира (спектакль не осуществлен).
   [vi] Премьера "Лулу" Ф. Ведекинда в оформлении Анненкова состоялась 10 октября 1918 г. Режиссер -- В. Г. Сахновский.
   [vii] Какая пьеса бельгийского драматурга Ш. Ван Лерберга предполагалась для постановки, выяснить не удалось.
   [viii] Театр в Настасьинском переулке был камерным (126 мест). Постановки, рассчитанные на большую сцену, такие как "Лизистрата" (премьера 21 февраля 1918 г., режиссер -- Ф. Ф. Комиссаржевский) в сезон 1917/18 г. шли в помещении бывшей оперы Зимина, ставшей Оперой Совета рабочих депутатов (позже Театр Московского Совета рабочих депутатов). В сезон 1918/19 г. большие постановки Театра им. В. Ф. Комиссаржевской предполагалось делать на сцене Театра бывш. Зон, там же должны были идти и оперные спектакли Студии Комиссаржевского. В 1918 г. Комиссаржевский организовал студийный Новый театр (затем театр ХПСРО) для подготовки "универсального" актера, способного свободно владеть искусством драмы, танца, вокала.
   [ix] Письмо написано во время эсеровского восстания, начавшегося 6 июня 1918 г.
   [x] Зонов Аркадий Павлович (? - 1922) -- режиссер, с 1914 г. работал в Театре им. В. Ф. Комиссаржевской. Поставил "Ночные пляски" Ф. К. Сологуба.
   [xi] Это письмо продолжает тему, начатую в предыдущих письмах, о необходимости переезда Анненкова из Петрограда в Москву для работы в сезоне 1918/19 г. в Театре им. В. Ф. Комиссаржевской. Приехав в Москву в начале августа 1918 г., Анненков, кроме работы в этом театре, участвует в оформлении города к первой годовщине Октября, делает декорации и костюмы к нескольким программам театра "Летучая мышь". В этот же сезон К. С. Станиславский пригласил Анненкова в МХТ для работы над спектаклем по пьесе Л. Н. Толстого "Плоды просвещения", но работа не была осуществлена.
   [xii] Речь идет о владельце издательства "Алконост" (1918 - 1923) Самуиле Мироновиче Алянском (1891 - 1974).
   [xiii] Монографии о художниках М. А. Врубеле, В. А. Серове, А. П. Рябушкине издательство И. Н. Кнебель выпускало форматом 30,5 х 23 см.; корешок 4,5 см.; объем -- 300 страниц.
   [xiv] Инсценировка "Скверного анекдота", сделанная В. Г. Сахновским, находится в его фонде в Музее МХАТ.
   [xv] В книге Ф. Ф. Комиссаржевского "Театральные прелюдии" (М., 1916) помещены статьи о постановках трагедии Гете "Фауст", комедий Мольера "Мещанин во дворянстве" (театр Незлобина, 1912), "Лекарь поневоле" (Малый театр, 1913), трагедии Озерова "Дмитрий Донской" (Театр им. В. Ф. Комиссаржевской, 1914) и проект монтировки оперы В. А. Моцарта "Дон Жуан" (Большой театр, 1913).
   [xvi] Речь идет о статье В. Сахновского, посвященной инсценировке романа "Идиот" в постановке Ф. Ф. Комиссаржевского (Театр Незлобина, 1913) -- Маски. М., 1913. No 3. С. 59 - 66.
   [xvii] Носенков В. А. -- первый исполнитель роли Пралинского, при возобновлении спектакля в 1923 г. эту роль играли И. В. Ильинский и Е. А. Токмаков.
   [xviii] Анненков вскоре изменит отношение к "бездушным" декорациям М. В. Добужинского. В статье "Ритмические декорации" (Жизнь искусства. Пг., 1919. No 295. 18 ноября. С. 3) он напишет: "На безразличном мутном фоне Добужинский скрестил в левом углу сцены два голых, сучковатых ствола. Больше не было ничего. Картина казалась почти беспредметной; но зигзаг столкнувшихся стволов с изумительной находчивостью обнаруживал ритм нарастающей трагедии".
   [xix] Местонахождение эскиза неизвестно.
   [xx] Леля -- Елена Аркадьевна Акопиан. См. коммент. No 21 в публикации В. В. Иванова "Горестный эпистолярий" (наст. изд.).
   [xxi] Возможно, Шаломытова Антонина Михайловна (1884 - 1957) -- артистка балета, педагог. Преподавала сценическое движение в Театре им. В. Ф. Комиссаржевской.
   [xxii] Эберг Лев Александрович -- актер и режиссер. В 1910 г. оставил учебу в петербургском Коммерческом институте и поступил в "Сценическую студию" К. В. Бравича и Ф. Ф. Комиссаржевского, окончив ее в 1913 г. В этом же году вошел в состав труппы московского "Общедоступного театра" Ф. П. Ухова. Со следующего сезона и до отъезда из России актер театра им. В. Ф. Комиссаржевской (Жеан в "Ванька Ключник и паж Жеан"). В 1920 г. получил эстонское гражданство и уехал в Таллин, работал в русских труппах как актер: среди наиболее удачных ролей: князь Мышкин ("Идиот"); Иоканаан ("Саломея"); Лемм ("Дворянское гнездо"); Робинзон ("Бесприданница"); Арбенин ("Маскарад"); Алеша ("Дети Ванюшина") и режиссер ("Самое главное" Н. Н. Евреинова, "Мертвые души" Н. В. Гоголя, "Младость" Л. Н. Андреева, "Псиша" Ю. Д. Беляева и др.). В послевоенные годы жил в Европе и США.
   [xxiii] Никитин М. Ф. -- актер Театра им. В. Ф. Комиссаржевской.
   [xxiv] Спектакль "Скверный анекдот" 1923 г. состоял из пяти картин. 1 картина -- "У Степана Никифоровича"; 2 картина -- "Улица перед домами Пселдонимова и Млекопитаева"; 3 картина -- "В доме тещи"; 4 картина -- "Столовая"; 5 картина -- "Кабинет Ивана Ильича". В варианте 1914 г. инсценировка состояла из шести картин, при возобновлении была сокращена вторая картина "Улица, мостки".
   [xxv] Вероятно, на эскизе четвертой картины "Столовая" были изображены персонажи Невзрачная личность (в обеих постановках эту роль исполнял актер театра В. Гнедочкин) и Старичок (в спектакле 1914 г. эту роль исполнял М. А. Терешкович, в 1923 -- Бобров). Местонахождение эскиза неизвестно.
   [xxvi] Государственный Декоративный институт был организован в Петрограде в 1918 г. Л. И. Жевержеевым и И. С. Школьником, последний был директором института до его закрытия. В институте имелось значительное собрание эскизов, проводились выставки. После закрытия института в 1925 г. эскизы были переданы Ленинградскому театральному музею, однако эскизы Анненкова к "Скверному анекдоту" в собрание музея не поступили.
   [xxvii] Мотылева Валентина Ивановна (? - Париж, 1978) -- актриса, вторая жена Ю. П. Анненкова; участвовала в спектаклях Пражской труппы МХТ; во время гастролей в США 1935 г. М. Чехова с группой актеров МХТ, оставшихся за границей, успешно исполнила роль Пошлепкиной в спектакле "Ревизор" (декорации и костюмы Ю. П. Анненкова). См.: Анненков Юрий. Портреты. П., 1922. С. 37.
   [xxviii] Эренберг Владимир Григорьевич (1875 - 1923) -- композитор и дирижер, с 1908 по 1916 г. заведовал музыкальной частью театра "Кривое зеркало", автор музыки ко многим спектаклям театра (наиболее известный -- "Вампука, невеста африканская", 1909). Сотрудничал с артистическими кабаре "Бродячая собака", "Привал комедиантов", Литейным театром миниатюр.
   [xxix] Попов Н. Н. -- заведующий музыкальной частью Театра им. В. Ф. Комиссаржевской.
   [xxx] Четвертая картина -- "Столовая", в которой пьяный скандал достигал кульминации.
   [xxxi] Анненков так и не поставил свою фамилию на афишу. В программе, выпущенной к премьере 23 октября 1923 г., значилось: "Скверный анекдот. Инсценированный рассказ Ф. Достоевского в 5 картинах. Постановка В. Г. Сахновского. Художник -- И. И. Чикмазов. Музыка Н. Н. Попова".
   [xxxii] Курлянд -- директор театра?
   [xxxiii] Томилина Зинаида Клавдиевна. См. коммент. No 38 в публикации В. В. Иванова "Горестный эпистолярий" (наст. изд.).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru