Рындина Лидия Дмитриевна
Из "Дневника"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


Лидия Рындина

Из "Дневника"

<1913> Петербург

   Крюков канал 6, кв. 70, тел. 33-03.

13 февраля -- среда

   Вот если бы открыть мой дневник, то поразительна там смена лиц, дней, годов. Я так мало пишу, и зачем пишу -- не знаю. <...>
   И главное в моей жизни этот год я скажу в конце сегодняшнего дневника, -- это Игорь, да, Игорь Северянин, что говорит, что полюбил меня, что дарит мне свои стихи, что пишет их о мне, что проводит со мной долгие ночи. Я прихожу из театра в 11 часов после "Орленка", одеваю свой белый чепчик и сижу, и говорим, говорим, и целуемся, и я, не любя, -- как-то люблю, и нет сил оттолкнуть, и люблю Сергея - но и Игоря. И его некрасивое лицо в тени у печи, и его звучный голос чарует меня, а его талант влечет, и я дарю ему себя на краткий срок, и не лгу Сергею, и рада, что Сергей понимает это. Я не уйду от Сергея, п<отому> ч<то> я люблю его, а не Игоря. Но душа Игоря мне близка, мучительно тянет меня к себе его талант, и я знаю, что просто все это не обойдется. И вот стоят присланные им на столе роза и лилия, и я думаю о том, что он придет сегодня или нет. И Сологубы, желая его оттолкнуть от меня, не подозревают, что нельзя обойти меня, нельзя взять у меня то, что я не отдам. И вот эти мои две недели в Петерб<урге> я дарю Игорю, их я буду жить для него, это моя плата, моя дань его таланту, его мукам. Сумеет ли он их принять?
   А тут еще Русьева просит любви, разврата, хочет, чтоб я окунулась с ней в лесбос. Ах, жизнь, и жутка же ты! -- и силой своей воли хочу я сделать из тебя сказку, хочу пережить не одну, а много жизней, и гримируясь перед зеркалом "Лайдой" в "Эросе и Психее". И костюм гетеры, и продолговатые мои глаза, и плеск фонтана (капли умывальника), и жара юга (невероятно душная уборная), -- все я окрашу для себя и окрашиваю мечтой, фантазией, и вот сбылась, Сологуб, твоя "творимая жизнь", и ты и не знаешь, что я ею живу, что и ты у меня -- не ты, а творимый мной образ. И моя любовь к старинным вещам, и моя дружба с Лелей Неверовой, -- все "творимая жизнь", и мой м<артинизм>.
   Да будет прославлено имя Твое, Господи, -- создавший жизнь и меня в ней, не остави меня и среди слез дай мне радостей, чтобы боль моего сердца не омрачила мою душу, и я впивала бы Твои лучи, Твоего образа-солнца.

8 марта, пятница, ветер. Москва

   Сижу тихо дома. Устала. Да, уехала из Петерб<урга>. С Игорем -- расставалась грустно. Я -- как с этапом жизни, как с книгой, что я читала, он -- не знаю. Он говорил, что любил, что безумно страдал, но кто их знает, поэтов, кто знает его? Не знаю и не стараюсь узнать. Зачем? Здесь я была уже во многих местах, но нового ничего нет. Работа, работа!.. Устраиваю собрания м<артинистов> у себя. Гостит Ауслендер (жена), бывает Леля. Ну вот еще Вавка -- рисую ее портрет, учу английский, уроки пения, Далькроз -- ритмическая гимнастика. Дом, садоводство, maman. Ах, жизнь, жизнь. На будущий год мне 30 лет. Жутко мне от сознания прожитых лет. Что же? Долго ли я буду еще молода? Долго ли красива? Не знаю, ничего не знаю. Вот и зима кончается. На днях была в Малаховке. -- Даже там среди снега чуется весна. И вот чего-то жаль. Точно что-то допето. Это, верно, кончились сказки этой зимы 1913 г. Какая она была -- лучшая зима моей жизни. Сергея я видела много, и жила, жила. Да, вот еще новое начинается, это повсюду. Как хочется за границу, и нельзя -- надо работать, работать. Иду, на пути своем молюсь о будущем.

10 мая, Малаховка

   2 недели -- Святую и Фоминую <так!> была в Крыму, в Алупке. Каталась верхом. Перемигивалась с проводниками-татарами, не потому, чтобы они мне нравились, а так. Любовниками их не сделала и не целовалась с ними. Так просто. Людей там было мало, вот разве более ли, менее задружила с композитором Гречаниновым и его женой. Еще Чулковы там были. Сейчас Сергей отбывает воинскую повинность, я сижу в Малаховке и занимаюсь садом. Читаю, приезжает Митя Казначеев, что держит выпускные экзамены. Ларка, Вавка, Maman с Тоней. Скоро начнется театр, играть буду. Ах, как было хорошо в Крыму. Вот скачешь -- внизу извиваются дороги, и море, юсуповский пляж, впереди горы. Хорошо. Вот видно впереди небо на фоне. Вавка верхом, повороты, горы. Хорошо это, ах, как хорошо. От Игоря редкие пламенные письма, не знаю: думаю, что он скоро совсем забудет меня -- ну что ж. Разве я даю больше -- нет. Я дала сказку поэту, вот и все. Сумеет ее прочесть -- прочтет. Пусть живет, как хочет, я не люблю его и ему не лгала -- я шла к нему, потому что тянуло. Вот и кончено, ушла. Грустно, как всякое прошлое. Помню последний вечер: я у стола, светлый круг лампы на столе, Игорь на диване с безумными клятвами вечной любви, и я режу яблоко, и даже слезы капают. Жаль прожитого. Друг или враг он будет? Вспомнила Толстого Алексей Николаевича -- вот встречаюсь, жму ему руку, -- любовник. Мой любовник бывший. Да! Как странно -- прошлое. А Алексей Николаевич помнит ли что? Как никогда не было. Лида, ты не любишь их, но душу твою -- даешь им. Мне и жаль души. Да, я изменяю этим Сереже, но что делать, его я любила и люблю для него, их люблю для себя, если можно назвать это любовью. Так, похоть и влечение. А Русьева -- моя любовница. Ну, зачем я это делала! Так, не знаю почему, попробывать <так!>. Больше не хотела -- чуствовала <так!>, что обижаю ее этим, но больше не могла. Противно было. А вот хочется пойти ввысь -- в небо -- к Богу. Грешна я, тяжело, но почему-то нет у меня ощущения греха этого. Господи, я только брала, хватала жизнь, -- больше ничего.

9 июля (вторник)

   Странная вещь жизнь. Вечера conversation. Все братья м<артинис-ты> в одной цепи -- и я гнусно кокетничала на пикнике с пошлыми актерами. Боже, прости мне! Боже, зачем мне эти испытания, зачем все это? Почему я не могу найти истины? Мне тяжело, я кляну театр -- столько горя и муки он дал мне. Где свет? Боже, где свет? Я страдаю от исканий <?>. Я не могу так жить. Ведь опять вспоминаются дни Сухеднева <?> -- Петерб<ург> в 1-ый раз, когда я была там, Я не вижу окружающего за мучительной жаждой увидеть другое. Где оно? В чем оно? Ведь не в Ленине? не в Лебединском? Ведь вся моя жажда флиртов, все увлечения, Игорь и т. д. -- ведь это все ничто. Ничто в сравнении с жаждой того истинного света. Где он? Я мало играю. Я не удовлетворена как актриса -- можно подумать, это потому все неудовлетворение. О нет, просто тогда бы я не имела времени думать. Боже, просвети меня: я недостойна этого, но ты по своему милосердию прости меня.

10 октября (четверг)

   Москва
   Служу у Незлобина, сыграла удачно в "Идиоте" Ганину сестру, Варвару Ардальоновну, и все. Народу много вокруг. Уютная квартира -- жур-fix'ы по воскресеньям, несколько поклонников. Два собрания были м<артинистов> -- приезжий французский художник мой портрет пишет Posa Рюсс -- ну вот и все, что я есть. Да, пишу монографий <так!> знаменитых женщин 17 и 18 века, увлечена Коршем, но еще ничего не знаю толком, он обратил на меня свое благосклонное внимание, но насколько, и что будет дальше? И милый Сережа, его люблю по-настоящему, а это все так. С Игорем отношения налажены опять как будто, но прежнего не будет -- за это уж я стою. Сергей директор небольшой дорожки -- все-таки добился, и этому я рада. Живу, но мучусь уже не так, как осенью и летом, а иначе -- теперь на душе легче, но страшно будущего. Что делаю -- не знаю; иду, куда влечет меня судьба.

1914 год

20 марта, Петербург

   <...> Игорь Северянин около меня. Мне посвящена его новая книга "Златолира" вся целиком. Много стихов мне пишет. Что я? Да, я совсем уже холодна. Так больше, вижусь для препровождения времени. Ну, вот я и цинична, я далека от них, они мне нужны только для забавы. Неужели же я так и буду всегда, -- неужели я уж так цинична? Нет, Игорю я плачу за лето боли и огорчений.
   Париж

10 апреля (четверг)

   Avenue Kleber. Hotel Baltimore. После блестящего концерта Игоря Северянина, где я прошла лучше всех, где меня встретили и проводили аплодисментами, я выехала в Варшаву. А сейчас вот и в Париже. Сижу одна в отеле. Чужой город, чужие люди, и мне страшно. Жутко. Где-то Сережик, свои, Игорь, Расторгуев и еще, еще близкие люди, а я здесь, затерянная в городе безумия. Но хочу использовать этот город еще раз, еще раз взять, что могу, и уже скоро не приеду сюда больше.

14 июля (вторник), вечер

   <...> Да, еще курьез в моей жизни. Игорь Северянин хотел меня шантажировать моими письмами, но их украл у него Толмачев. Северянина я навсегда вычеркнула, вот и все. Страха не было, было смешно и грустно как-то. Сейчас я в большой работе -- езжу на съемки. Играю с Мозжухиным. Мое естество женское влечется к нему, но твердо говорит моя душа "нет". Сейчас я должна быть, как невеста, -- я люблю одного, ему одному я принадлежу. Я не раба, я вольная была и буду навсегда. Ничто не держало меня -- до встречи с ним я уберегла себя, и теперь ко второй и вечной свадьбе я приготовлю себя. Суждено нам быть вместе -- хорошо, я возблагодарю Бога и судьбу, а нет -- я верю, хватит мужества умереть. Я умела жить, нужно уметь и умирать. Что ж, это будет красиво и сильно. Финал, достойный меня.

Комментарии

   Печатается по: Из дневников Л. Д. Рындиной / Вступ. ст., подгот. текста и коммент. Н. А. Богомолова // Лица: Биографический альманах. 10. СПб., 2004.
   Рындина Лидия Дмитриевна (наст. фам. Брылкина; 1883--1964) -- актриса, писательница, вторая жена поэта и издателя Сергея Кречетова (Сергея Александровича Соколова), основателя издательства "Гриф", в котором печатались книги Северянина.
   С Северяниным Рындина познакомилась в конце 1912 г., увлекла Северянина и сама увлеклась поэтом. Об этом она откровенно поведала в своем дневнике 1913--1914 гг. Сохранились также письма Игоря Северянина к Л. Д. Рындиной.
   В 1914 г. актриса с особенным успехом выступала с чтением стихов Северянина, например, на поэзоконцерте Северянина в Политехническом музее в Москве 30 марта 1914 г., где "дала ту изысканную и несколько пряную утонченность, которая составляет душу поэзии Северянина".
   Северянин посвятил Л. Д. Рындиной в книге "Громокипящий кубок" стихотворение "Качалка грёзерки", написанное еще до знакомства с ней в 1911 г., стихотворение "Гашиш Нефтис" и вторую книгу поэз "Златолира", а также стихотворение "Рондо" ("Читать тебе себя в лимонном будуаре...", 1914), вошедшее в книгу "Ананасы в шампанском" (1915).
   Сологубы, желая его оттолкнуть от меня... -- Сологубы в это время покровительствовали Северянину: он встречал в их семье новый 1913-й год; в марте отправился с ними в турне. Первая размолвка Северянина и Чеботаревской произошла в апреле 1913 г., когда он, прервав выступления с Сологубами в Тифлисе, вернулся в Петербург. Судя по письмам к Рындиной, Чеботаревская могла ожидать посвящения ей новой книги Северянина "Златолира". Однако ей посвящено лишь одно стихотворение "Лучистая поэза". Отзвуки этих ссор слышны в очерке Северянина "Салон Сологуба".
   ...мой м<артинизм>. -- Мистическое учение, распространенное среди масонов в XVIII в.
   Далькроз -- ритмическая гимнастика -- Жак-Далькроз Эмиль (1865 -- 1950) разработал для своих учеников систему ритмических заданий с целью развития у музыкантов слуха и чувства ритма.
   жур-fix'ы по воскресеньям -- часы приема гостей.
   

------------------------------------------------------

   Исходник здесь: http://www.poet-severyanin.ru/library/igor-severyanin-glazami-sovremennikov8.html
   
   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru