"Возрождение", литературно-художественный и научно-популярный, иллюстрированный альманах. Том 2-й
М., "Время", 1923
Абрам Эфрос. Портрет Натана Альтмана. Шиповник. Москва, 1922 г.
Прочитавши эту, порывисто и сжато написанную, книгу, я долго томился сомнением: что это? панегирик гению? или похвала бездарности?..
У Альтмана -- скорее облик собирательного существа, нежели отдельной личности.. Есть ли у Альтмана действительная творческая изобретательность, или только дар комбинаций?..
Он европейски отшлифован насквозь и поверху, но вопрос, заговорит ли европеец вообще о чем-либо перед Альтманом... Альтман -- удручающе умен... Это не художник, а "делец искусства". В душевном споре Моцарта и Сальери, он на стороже Сальери. Он отступает перед тем последним достижением, которое дается только "гуляке праздному"...
Альтман -- чернорабочий в искусстве. Он срединный человек, ни да, ни нет,-- внутри -- всегда старый, академический, традиционный, снаружи -- левый, революционер, новатор. Альтман очень ловко сидит между двух стульев. Он приходит в новое течение и уходит из него всегда во время... У него кубизм втянулся в наивный реализм, а реализм принял в себя кубизм веяний, и зло в его руках разрешается в благополучное применение.
В общем, Альтман ни то, ни се, а чорт знает что...
Таковы, приблизительно, рассеянные по всей книге, суждения автора "Портрета Натана Альтмана" о своем герое. Повидимому, получается незавидная характеристика преодоленной бездарности, нечто в роде от Валерия Брюсова...
Но за этими выражениями сквозит истинное увлечение своим предметом и гордость успехами Натана Альтмана...
Если Альтман не простой талант, а гениальный, то Абрам Эфрос прав. Гений безличен, потому, что он синтетичен, многообразен, восприимчив и отзывчив, светит как солнце, и как ласковый теленок сосет всех маток и ничем свысока не брезгует... Таким был Пушкин. Протей, оборотень, как былинный Волх Всеславьевич...
Но все дело в этом "если". Я всматривался в портреты работы Альтмана, приложенные в книге Эфроса: автопортрет (1912), старый еврей (1913), Д. Пасманник (1917), М. Вавельберг (1917), М. Ясная; прямой вывод, что Натан Альтман все-таки не гений, а только большой талант, ибо у него имеется как раз очень определенная, резкая, индивидуальная физиономия, чем и отличается ярко-односторонний талант от многоликого гения, как однотонный Шиллер от многоцветного Гете...
Эта индивидуальная черта отмечена и А. Эфросом, но как-то мельком: "своей золото-черной и "еврейской графикой" Альтман открыл собою новую главу национального народничества". Вот, именно, весь характер портретов Альтмана национально-резкий, единственный в своем роде.
В них именно воля, напряженная и непоколебимая, не только в лицах, в глазах, в сюжетах Альтмана, но и в его хватке, трактовке, в линиях, чертах, округлостях, в преувеличениях... И его натюрморты похожи на его портреты. Альтман -- есть Альтман -- и ничего больше.