Розанов Василий Васильевич
Интересная книга

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Проф. С. Смирнов. Древнерусский духовник. Издание Императорского Общества истории и древностей российских при Московском университете. Москва, 1914. 290+568 стр.

В.В. Розанов

Интересная книга

Проф. С. Смирнов. Древнерусский духовник. Издание Императорского Общества истории и древностей российских при Московском университете. Москва, 1914. 290+568 стр.

   По улице шли два счастливых господина, красивые собой, и вели красивый разговор на тему о том, что в мире не осталось более никакого уголка для "тайны" и "таинственного", что точные науки и трезвое отношение к действительности так же основательно вымели из вселенной "мир таинственного", -- как когда-то вымели из внутренней пустоты статуй Сераписа гнезда мышей, где эти мыши шевелились и производили в металле звуки, казавшиеся молящимся "шепотом Бога"... Красивые господа, из которых один был физик, а другой -- врач и общественный деятель, были счастливы потому, что была хорошая погода, солнце светило и оба только что получили жалованье.
   Но из этих господ один был несколько флегматического сложения, а другой слишком предавался общественной деятельности, и обоим изменили жены -- женщины из прекрасно воспитанных семей и целомудренные, но которые не могли вынести в качестве "мужа" двух совершенно деревянных господ. И вот для этих женщин, полных трепета и волнения, гораздо менее ученых, чем их мужья, но гораздо более богатых внутренне, -- открылся путь...
   В то время как мужья их пошли -- один в Академию Наук, а другой -- в парламент, жены их вошли в церковь...
   Они подошли к "священнику", -- имя и название, не умещающееся ни в какую науку и ни в одну форму общественной деятельности, -- и долго о чем-то говорили с ним, каждая отдельно. И в то время как за час назад они входили в церковь, полные сухой горечи, пламенной ненависти к мужьям своим, "до того отвратительным", -- и вместе ненависти и собачьей привязанности к новым любовникам, -- теперь они выходят из церкви с странно преображенной душою. Свою ужасную тайну они рассказали не мужу, который бы ничего не понял "в мотивах преступления", -- не матери, по ужасному стыду сказать, не детям -- которым "сказать" -- значило бы их "отравить": а третьему лицу, "иерею", который и выдвинут особым институтом, "церковью", для выслушивания всех подобных тайн со всего мира и для устроения душ расстроенных, душ дисгармоничных -- для приведения в гармонию, мир и покой.
   Священник им объяснил (хотя вовсе другими словами), что действительно встречаются дураки, которых нельзя любить, что из этого происходит действительно факт, который называется "измена": и что открыть ее "мужу" -- значило бы сейчас уйти от него, бросивши детей в какое-то "растерзание стихий", и что поэтому все нужно оставить "так, как есть": но не позитивно, сказав в себе, что "всякая действительность -- священна" и что "подлец -- тоже хороший человек"... Ибо тогда получится болото, в котором все задохнутся: но так и сознав, что попал ногою в мировую "щель", где эту ногу давит и ломает, -- и нет сил и возможности ее вытащить; что обе женщины попали в "излом" событий, где вообще никакой прямой линии -- нет; что они заперты в темной комнате без выхода, без окон, без дверей. Но что мир и вообще страшен и печален, что он не только прям, но и крив, что "ложь" и страдание присущи ему от начала, но величие души человеческой заключается в том, чтобы совершенно понимать свое положение, никогда не смешивать мрака с тьмою и всякий подобный излом не принимать "позитивно", как принимает свои лужи позитивно -- свинья, а омывать слезами, и кровью, и молитвой эти ужасные "чуланы бытия"...
   И обе женщины вышли совсем новые из храма. Они не побороли чувства, ни -- ненависти к мужу, ни -- собачьей привязанности к любовнику: но страшно в нем изменились. Мужа они простили, как "врожденного дурака", все силы направив к отысканию в них чего-нибудь доброго "в мелочах жизни". "Позитивист-то позитивист, но он не приносит никому вреда, потому что во всем корректен"... Только сух и неинтересен. С другой стороны, бурное пламя к любовнику перешло в совершенно иное отношение -- в заботу о его душевном воспитании, в стремление удлинить его мысли и усложнить сердце... Все перешло в мудрую и упорную борьбу с жизнью, без отказа от того, от чего невозможно, нет сил и недостает дыхания отказаться: но взамен "взятого счастья", взятого все-таки преступно и греховно, взятого скрываючи и тайно, -- отдав и мужу, и особенно детям уйму неусыпных забот, думу и днем и ночью.
   И тащится. Т.е. эта женщина. Не живет, а тащится. Но -- не умирает, не гибнет под поездом, под выстрелом, от отравы, окаянно, и -- к разрушению всего дома. Ибо "сказать мужу" -- и мужа нет, детей -- нет, будущего -- нет. Все погибло. А "сказала священнику" -- и можно жить. Жить, и еще строить чужую судьбу, судьбу детей, судьбу мужа, судьбу любовника, руками чистыми. Как "чистыми"? Ярятся муж и мужья, граждане и чиновники, законы и правила поведения. Выходит священник и делает знак рукою:
   -- Молчите! Все молчите. Не так же ли и вы все окаянны, как эта женщина, но "в другом" окаянны, и вот "другое"-то вы себе прощаете, а только ее гвоздите. Но -- молчите! "Аз, недостойный иерей, властью мне данной, прощаю эту женщину", вопреки вам, вопреки мужу (тот таращит глаза), вопреки законам, вопреки царствам, вопреки всему...
   -- "Всему? -- оглядываются позитивисты. -- Он безумствует!"
   -- Потому что я -- от Христа, и творю прощение властью Христа, и по заповеди и уроку мне именно, мне, иерею, -- от Него данной... Замолчите все: иначе я уйду, и как я уйду -- все ваши царства разрушатся, законов никто не станет исполнять, и вы обратитесь в свиней, и жизнь ваша обратится в свиное болото. Вот я беру эту "изменившую женщину" и ставлю перед вами как лучшую жемчужину: и вы -- камень без покаяния, а она -- грешница, но человек. И человек -- через покаяние. Она все знает, вы -- во всем темны. Она знает, что мир ужасен и глубок, а вы думаете, что в нем только "жалованье" и "общественная деятельность"... Будущность -- у нее, спасительница истории -- она. Хотя и "вся в грехах". А вы в своей окаянной "позитивной правде" только творите вокруг себя каменистую пустыню и изводите из себя пустыню и пустыню, камни и камни. Умерли-то -- вы, а жива-то -- она. Умерли вы до смерти, а она и в смерти -- не умрет. И потому, что -- со мною. А я -- со Христом. Сия "тайна" и "таинственность" дана миру от Христа, Который и называется посему "Избавитель" и "Спаситель": т.е. избавитель именно "от греха", не через отрицание его, не через смешение света с тьмою, а через "покаяние в грехе"... "Покаяние" не есть отрицание и отказ: ибо тогда и звалось бы "отказом от греха", и это было бы позитивно и рационально, да только... сил у человека на это нет. Покаяние значит -- "хочу лучше, а не могу", "грешу и плачу"; и вот это покаяние грех не зачеркивает, не изничтожает: но, оставляя грех, оставляя змею, -- вырывает ядовитые у нее зубы, гасит потомство ее, делает грех "не плодящимся дальше"... Пришедшая ко мне женщина и покаявшаяся уже не будет "менять любовников", а в этом все... Христос спас не человека только, но спас мир. Ибо от "изменившей жены" -- мир не погибнет и не погибал, а "от таких нравов" -- погибал... Вот и позитивист, этот ее муж "праведный", обличался: жене он не изменяет, правда, потому что ему и "на ум не приходит", ибо самый "ум"-то у него флегматичный и медленный. Зато он своим вялым мышлением плодит бесчисленно "детей греха", вот эти наши самые "нравы", это легкое вообще отношение к сердцу женщины, почему он собственно и "погубил" даже жену свою, и "ввел ее в грех", взяв такую живую в замужество за свою деревянность, чего она в юности не рассмотрела и не сообразила. В "грехе" жены "виновен" муж -- и это всегда: об этом говорит мой старческий опыт и еще более старый опыт церкви, коей служу я. Но эти тайны вам не понятны, а потому молчите и повинуйтесь.
   Ах, мир был бы совсем другой, жизнь была бы совсем иная, самая политика была бы не та, если бы "таинство покаяния" обняло мир, как священное пламя обнимает предмет и сжигает всю его ржавчину. Все бы очистилось, обновилось и страшно одухотворилось... Христос хотел именно "мир спасти" и дал или возвестил "покаяние" -- всему миру; призвал к нему общества, царства, науки, в наших условиях -- университеты. "Университет в покаянии?" -- странно подумать. Но Христос думал именно мир обжечь пламенем. Из мысли его сохранилось только, что "некоторые приходят к священнику -- и каются". Приходят, слава Богу) -- многие, и очень многие. Приходит весь народ. Это -- лучшие. Они знают "тайну Христову" и ею живут.
   Об этой "тайне" и всей ее истории в судьбах русского царства и русской церкви проф. С. Смирнов (Московской духовной академии) написал книгу в 845 страниц: из этой книги более 3/4 представляют "Материалы для истории древнерусской покаянной дисциплины", -- "тексты и заметки". Книги давно следовало ожидать. Она сделается, конечно, настольною книгою у всех наших священников и принесет им великую пользу, дав возможность исторически и, следовательно, сознательно посмотреть на важнейшее дело своей работы среди народа. Дело это -- великое. На место "излома" -- оно становит "изгиб", на место "хочу умереть" ставит "могу еще жить"; на место "Каина-братоубийцы" оно поставляет "апостола Петра, отрекшегося от Христа во дворе первосвященника" и омывшего это отречение слезами. Всюду вместо смерти -- она становит жизнь и вместо греха--"что-то" третье, где грех потерял уже свою ядовитую часть. Грех -- не изничтожен. Это был бы позитивизм. Но именно "вырвано у него жало"... И мир в вечной борьбе, страданиях и усилиях -- очищен и омыт.
   Я начал с рассказа о двух позитивистах. Кончу: придя из церкви, жены их сели за стол и слушали как всегда их речи об общественных движениях и о новом изучении радия. Речи эти показались им в высшей степени неинтересны. Потихоньку выйдя, они вошли в спаленки детей и перекрестили их на ночь. Затем вернулись к мужьям и обе почувствовали, что им уже не так трудно будет нести "крест свой" около скуки, внешности, грубости и материальности... Им открылся далекий-далекий свет на Востоке, они почувствовали в душе своей "Утешителя душ наших"... И чаще, в часы особой едкой скуки от радия и клуба, шептали обе: "Царю Небесный, Утешителю души нашей, иже везде сый и вся наполняяй..."
   Как будто "все старое"... На самом деле -- "все новое"... Я говорю о женщинах, о мужьях их, о детях. Я говорю о всем русском царстве...
   Ах, "таинства с Востока" -- совсем не то, что "новые открытия" с Запада.
   
   Впервые опубликовано: Новое время. 1914. 20 апреля. No 13686.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru