Розанов Василий Васильевич
К 50-летию кончины Ап. А. Григорьева

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

В.В. Розанов

К 50-летию кончины Ап. А. Григорьева

   25 сентября исполнилось 50 лет со дня безвременной кончины самого вдумчивого и самого глубокомысленного из наших литературных критиков -- Аполлона Александровича Григорьева (родился в 1822 г., умер 25 сентября 1864 года и похоронен на петроградском Митрофаньевском кладбище). Важнейшие статьи его -- "О правде и искренности в искусстве", "Критический взгляд на основы, значение и приемы современной критики искусства", "Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина", "Развитие идеи народности в нашей литературе со смерти Пушкина", "Парадоксы органической критики". Кроме этих философско-принципиальных статей или "изложений", положенных им в основу своего отношения к отдельным поэтам и романистам, он написал обширные статьи, как о своих современниках: Тургеневе (о "Дворянском гнезде") и Островском (о "Грозе"), так и о поэтах пушкинской эпохи: о Гоголе, Лермонтове и Грибоедове. Как и творец "Русских ночей" князь Одоевский, Аполлон Григорьев также был выброшен из литературы русской в качестве "несогласно мыслящего" и поставлен "вне чтения" господствующими корифеями -- Добролюбовым, Чернышевским, Писаревым, Благосветловым и вообще "нашим кабачком". "Вне читаемости" ему в сущности было гораздо лучше, чем если бы его стала читать бегущая вперед масса "разрушителей эстетики" и "уничтожителей Пушкина". В сущности быть не читаемым -- иногда очень хорошо. Пусть прокатится мутная волна. В свежем утре встанет писатель потом, ничем не загрязненный, не изломанный.
   Аполлон Григорьев, -- и сам поэт (небольшой сборник его стихотворений вышел в 1846 г.), -- страстно чувствовал человеческое слово, страстно чувствовал поэтические и художественные образы. Это главное -- безмерная любовь к великому словесному искусству, -- было в нем фундаментом критика. К этому непосредственному дару, дару врожденному, -- прибавилась обширная его начитанность в русской и иностранных литературах, и полная самостоятельность своей мысли. Критике эстетической и публицистической он противоположил свою органическую критику, как рассмотрение словесного художества единичных писателей в свете народных идеалов, как они сложились в зависимости от крови, рода, племени и от исторических обстоятельств. Григорьев может почитаться у нас единственным и первым критиком, стоявшим на почве более обширной, чем литературные партии и только свои личные вкусы. Для Чернышевского "вне Чернышевского" не было России, и для Добролюбова "человеческий разум" оканчивался там, где не читался "Современник". Григорьев был совершенно не таков.
   Книга статей его, изданная еще в 1876 году, не была повторена изданием. И это первое издание не было прочитано, а как-то рассорилось и застряло по букинистам. Судьба -- вполне Одоевского. Или -- монастырь и схима, или "выпей с нами в кабачке".
   Григорьев положил основание таким понятиям, как типовое в отношении к народности. Ему современная литература, -- знаменитый "реальный роман" -- был важен не потому и не настолько, насколько он выражал трепетания своего времени, которые могли быть цельными и могли быть пустыми, -- а насколько они выражали стихию русской души, умели через конкретный образ передать вечное начало этой души. Ему же принадлежит понятие "почвы" и "почвенности": того безотчетного и неодолимого, что тянет каждого человека к земле его, тянет героя и тянет поэта, и в связи с этой "почвою" он силен и красив, а вне связи с нею -- ломается и проходит для жизни бесплодно. Идея эта была принята и Достоевским, в журналах которого писал Григорьев. Знаменитый монолог в "Бесах" о "народе-богоносце" -- не понятен без Григорьева; это собственно художественный перефраз григорьевской идеи, григорьевского учения.
   Досказать ли слова, может быть единственно внятные в эту минуту великой войны: что мы пошли на Германию и Австрию, добывая отчину свою, отчину Владимира Святого и Ярослава Мудрого, -- исполняя, хотя и неведомо для себя, исторические и культурные грезы этого благородного писателя.
   Мир его праху. Может быть с текущих вот дней настанет свежее утро воскресения для него, как и для других славянофилов, для Киреевского, Хомякова, для Аксаковых. Может быть. А если и теперь "нет" -- не будем печалиться. Он был с истиной: а это -- такой друг, которого не променяешь на других. Среди людей ему жилось плохо. Но у Бога ему хорошо.
   
   Впервые опубликовано: Новое время. 1914. 26 сентября. No 13844.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru