Розанов Василий Васильевич
Н. Шульговский. Лучи и грезы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Розанов В. В. Собрание сочинений. Признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.)
   М.: Республика, Алгоритм, 2006.
   

Н. ШУЛЬГОВСКИЙ. ЛУЧИ И ГРЕЗЫ

Стихи, поэмы и миниатюры. С.-Петербург, 1912

   Как трудно сказать отзыв о первой книжке стихов... Поэт ли автор их? Или художник? Или только писатель? Господин Н. Шульговский, автор очень красочной пьесы из александрийской жизни V века по Рожд. Хр., под названием "Аза", которая была напечатана в 1910 году, но до сих пор почему-то нигде не играна, выступает теперь со сборником стихов преувеличенно нежного заглавия -- "Лучи и грезы". Заглавие нам не нравится: что-то уж очень молодое. Впрочем, поэты всегда молоды, -- а то что же бы они были за поэты. Хороши ли стихи?
   
   Помнишь сказку летней воли,
   На лугу ромашки снег,
   Табуна в далеком поле
   Быстролетный, резвый бег?
   
             И в серебряной дремоте
             Грудь вечернюю реки?
             Под Иванов день в болоте
             Золотые огоньки?
   
   Помнишь первого признанья
   Ароматный ветерок,
   Ночи звездной чарованье
   И костра седой дымок?
   
   Кроме подчеркнутых строк, которые искусственны, -- остальное хорошо. Кроме того несчастья, что все это, конечно, написано, -- а могло бы быть и не написано. Что это значит? Поется-то -- поется, а могло бы и не петься. У автора -- досуг; нет тревоги; и так как он талантливый человек и находится в дружбе или "в гармонии" с природою и обстоятельствами, то, взяв клочок бумаги, и накидывает приятные строфы, -- приятные для него и для читателя. Но вот пришло дело: тогда он переходит к делу, платит за квартиру, читает лекцию или штудирует том немецкого ученого. Поэзия его не мешает жизни, а жизнь не мешает поэзии. Они не соединены и не перепутаны. Левый карман наполнен стихами, а правый наполнен деловыми или учеными бумагами. Лучше предыдущего "Богородицыны слезки":
   
   На заре, в седом тумане,
   Вся слезами залитая,
   Проходила по полянам
   Богородица святая.
   
             Белоснежными устами
             Ей молилися березки,
             И дрожали под кустами
             "Богородицыны слезки".
   
   Те цветочки на поляне
   Собирала Пресвятая,
   На заре, в седом тумане,
   Вся слезами залитая.
   
             И, прижав их к сердцу нежно,
             С ними в небо уплывала,
             Тая в выси зарубежной
             Голубого покрывала.
   
   Все хорошо, кроме того, что слишком сладко и что не видно совершенно лица автора. Он спрашивает себя в одном стихотворении: "Поэт ли ты?"
   И очень правильно этот вопрос разлагает в ряд вопросов, сводящихся к переживанию сильных волнений:
   
   В душе твоей певал ли тайный голос?
   . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Под властью дум, пустынною тропинкой
   Блуждал ли ты в лесу?..
   . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Кипел ли ты огнем негодованья
   На тупость злобную?..
   . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Готов ли был без страха и сомненья
   Ты правду горькую сказать перед толпой?..
   
   Все стихотворение, разложенное в вопросы, не заключает в себе ответов. Автор умен, и может быть даже излишне умен: он себя пытал внутренним и верным пытанием: а ответов, наверное, оттого не дал, что ответы в душе у него прошептались отрицательные. И мы на вопрос: "Поэт ли он?" -- покачаем головой в раздумье и ничего не скажем. Кажется, -- не поэт; но возможный блестящий писатель, во всяком случае очень образованный писатель. Нет поэзии без тайны, загадки и некоторой спутанности; а весь Шульговский так отчетлив! Вот эта отчетливость его, разумность и образованность -- подозрительна и как-то "неодобрительна" в начинающем поэте. Должно быть немножко "чепухи": это уж традиция поэтов. Волоса всклокочены, платок забыт, одной пуговки не застегнуто, галстук набок: вот признаки поэта! В мундире не показывайся на Парнасе, хотя бы ты и нес голову сахара на плече. Хитрый Меркурий возьмет от тебя приношение, но к Аполлону не пропустит, оставив плутать в перелесках у подножия Парнаса... Мне кажется, Шульговский тут и плутает. Его манит поэзия. Она так прекрасна. Да и переживает он прекраснейший возраст -- юность. В юности, черт возьми, кто не поэт. На мучительный вопрос самому себе, кажется, Шульговский может ответить: это бродит во мне возраст, поют всемирные поэты, в которых я очень начитан; но моя душа только восприимчива и подражательна, но не имеет своего голоса, и может быть, оттого, что еще не имела своей большой жизни и горьких испытаний. Мои "воспоминания" -- все воспоминания цветов и сластей. Но из этой кондитерской поэзии еще не выходит.
   

КОММЕНТАРИИ

   НВ. 1912. 11 апр. No 12959.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru