Розанов В. В. Собрание сочинений. Признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.)
М.: Республика, Алгоритм, 2006.
НАША ПРИСЛУГА, ПОЖАРЫ И ДЕРЕВЕНСКАЯ ШКОЛА
Паша (кухарка) визжала из кухни: между тем она никогда и не плачет. И "некогда", и не в натуре. Что такое?
Сгорела деревня "Боровичи", Новгородской губернии. Вся, кроме тринадцати дворов "по ту сторону ветра", и сгорел новый дом, построенный старым родителям этой Пашей, -- девицей лошадиной силы, неустанной в работе, веселой, скопидомной, вечно ожидающей жениха, но никак не могущей его дождаться. В большом углу у нее "семейная икона", т. е. со святыми имен всех членов семьи: сама заказывала, сама выдумала, сверх дома, каждые три месяца пошлет что-нибудь денег в деревню; и имеет "на книжке" уже тысячи. Полная русская гражданка.
-- Ты что, Паша?
-- Ой -- барин, ой-ой-ой... Изба сгорела. Теперь все вновь строить. Кто же будет, как не я. Они старые, а брат (уже рабочий) пьет.
Назавтра все ухудшилось. Сгорела девочка трех лет, племянница, дочь этого пьющего брата. Вчерашнего горя уже нет; Паша воет:
-- Пропади он, дом... Девочка сгорела.
Прошли дни. Думали, не подтвердится: подтвердилось. И ужасные подробности: девочка (трех лет!) еле бегала за бабушкой, крича: "Ой, бабка, боюсь! Горько мне и темно. И Катьке горько"...
Это дым ел глаза. "Катька" -- кукла. Девочка не расставалась "с радостью" своей, игрушкой; одушевила ее в своем воображении и жаловалась, что от дыма не только она задыхается, но и кукла.
А бабка, -- старая и умная, -- тащила какие-то узлы. Видя, что она узлы тащит, девочка выбежала из "горькой" (от дыму) хаты, но на улице -- смятение: она вбежала в соседнюю избу, спряталась под лавку и там, несчастная, и сгорела, потому что соседняя изба загорелась сейчас же, чего не мог сообразить трехлетний ребенок.
-- Боюсь, брат убьет мамку: имущество спасли, а девочку не спасли!! -- выла теперь заботливая Паша.
* * *
Не прошло недели, как слышу печальный разговор по телефону только что месяц нанявшейся учительницы. Спрашиваю, отчего такой тон и тревога. Отвечает:
-- Вообразите, сгорела моя племянница. Мачеха, очень ее любившая, -- лежит в больнице после родов. Отец по делам уехал за границу. Девочка шести лет, но очень большого роста, и вообще совсем развитая, спала в первом этаже. И сгорела.
Через день ужасные подробности: все из дома вынесено, кроме девочки. Бонна вынесла свои платья, во втором этаже (другие девочки) спасли собачонку. Не спасли только племянницу. Крики ее слышали, ужасные крики: но не знали, из которой комнаты они несутся, т. е. куда броситься спасать. Девочка так любила отца, что, бывало, раза три выйдет с бонною на станцию, говоря: "Лучше я три раза выйду, -- а за то напьюсь чаю с папочкой".
Страшно сдержанная гувернантка говорила:
-- Неужели она думала, что ей ее сгоревшие платья не вознаградит отец? Она должна была только порученную ей девочку спасать. Бонна во всем виновата...
Она немка. В русской семье, хотя с немецкою фамилией.
Если у служащих в одной семье сгорают два ребенка: то хотя это и "случайное стечение ужасов", тем не менее поражает величина процента. "Сколько же детей сгорает? Так много, что больше нельзя".
* * *
Возня с имуществом прежде, чем спасти человека. Тут нет простого правила, общеизвестного, распространенно-известного: что всякий раз, когда сгорает имущество служащего в доме человека, оно вознаграждается тем лицом, в услужении которого оно находится, своим временным "хозяином". Будь такое правило известно, никто из "служащих" и не возился бы со своим имуществом, думая только о людях, о детях. Не дожидаясь общего закона, который "когда-то еще пройдет", нельзя не посоветовать каждому нанимателю при приеме каждой новой прислуги заключать письменное с нею условие, в котором: 1) объявляется стоимость его имущества, притом без преувеличения, т. е. по проверке наличным осмотром, и 2) эта стоимость выплачивается домохозяином, в случае, если при пожаре вещи не вынесутся. Но общий закон все-таки необходим, именно ввиду укрепления его в памяти всех, ввиду его распространения. А то лет десять назад при пожаре в Лесном сгорел тоже ребенок: когда его нянька вытаскивала свой мешок!! Читали в газетах, все были поражены: и мне, к ужасу, пришлось в толпе простонародья услышать суждение бабы:
-- Нет, миленький, -- каждому свое дорого!
Кто же знает: каждая тряпка тут "копилась", к каждой вещи привязано столько психологии этого накопления и усилий накопить, сколько этой психологии вовсе не прикреплено к новому ребенку, прислуге почти неведомому. В момент испуга, когда "все горит", несчастное (и преступное в данном случае) воображение и озаряется только этой застарелой психикой: "Вот накоплено столько-то, а вот того и этого еще недостает". Это в своем роде idée fixe бедности, которая и губит детей "барских".
Дитя -- чужое.
Имущество -- свое.
Нужно "застраховать" имущество, вот этою непременною хозяйскою выплатою, чтобы эта пугливая idée fixe погасла.