Розанов Василий Васильевич
К изданию полного собрания сочинений К. Леонтьева

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Розанов В. В. Собрание сочинений. Признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.)
   М.: Республика, Алгоритм, 2006.
   

К ИЗДАНИЮ ПОЛНОГО СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ К. ЛЕОНТЬЕВА

   Ну, слава Богу, началось выходом 12-томное издание полного "Собрания сочинений Константина Леонтьева", стоимостью 21 руб., -- у Саблина в Москве. Пока вышли второй и третий томы, повести и рассказы из турецкой жизни. О них когда-то И. С. Аксаков, в общем враждебный Леонтьеву, сказал: "Прочтя их, не надо и ехать в Турцию", а Л. Н. Толстой, вкус которого так отвращался от всего грубого и несовершенного в литературе, выразился: "Повести Леонтьева из восточной жизни -- прелесть. Я редко что читал с таким удовольствием". Действительно, ими зачитываешься: они открывают вовсе новый мир и нарисованы со всем великолепием старой русской натуральной школы, школы Гончарова, Тургенева и Толстого; со всею жизненностью красок этой школы и точностью глаза натуралиста-художника, от которого не ускользнут малейшие подробности. Но повести Леонтьева заслуживают отдельной статьи; пока же скажем о всем плане издания. Первые четыре тома будут заключать повести из русской жизни (первый том) и из жизни восточной. Томы пятый, шестой и седьмой будут включать его "политику и историю". Том восьмой -- критические его статьи. Том девятый -- воспоминания; томы десятый, одиннадцатый и двенадцатый -- его письма. Все в общем образует массу чтения самого живого, интересного, волнующего, часто раздражающего и мучащего читателя, но где он не услышит ни одной фальшивой страницы, притворного звука, деланной позы. Леонтьев везде является сам собою, в полный рост, без сгибания в какую-либо сторону, -- без лести времени, людям, социальным группам, страстям и "грехам" дня. Это самое чистое сердце в литературе, с которым по внутренней свободе стоит на одном уровне только Достоевский. За эту-то свободу, за эту неподкупность правды его и казнило в свое время общество, -- "барин" самоуправный, велящий писателям писать то, что "его сапог хочет". В ответ на таковое "хотенье" барина Леонтьев хлыстнул его хлыстом по спине, от какового "барин" вздрогнул, окрысился и проклял автора. Вот вся его судьба в "истории литературы". Теперь время прошло, "барин" в гробу; наше, именно наше, поколение почему-то жадно тянется к Леонтьеву: сужу по множеству устных бесед, какие мне привелось вести о Леонтьеве за последние годы. Именно самые молодые, самые юные являются в "сердечном сочувствии" с ним или, по крайней мере, в глубоком сердечном и умственном понимании. Всего месяца два, как появилась "Осужденный мир. Философия человекоборческой природы" г. Фед. Куклярского, писателя юного и вместе вполне зрелого. Здесь на страницах 138-173 дана лучшая в русской литературе оценка Леонтьева (глава: "К. Леонтьев и Фр. Ницше как предатели человека"), причем автор настолько смел, что по железной твердости натуры ставит Леонтьева впереди Ницше, который был в сущности литератором-фантазером, а не человеком действия и требования. Леонтьев же был гораздо более "натурою", "характером", которому лишь побочно случилось стать в то же время "и писателем". Перо -- это все в Ницше; перо и чернильница. Да, гениальны. Но человечеству нечего было особенно "трястись" от этой чернильницы с воткнутым в нее пером: они легко прикрывались подушкой, полой полицейского или турнюром женщины. Но Леонтьева решительно ничем "прикрыть бы не удалось...". Куклярский верно отмечает в Леонтьеве больше, нежели в Ницше, цельности, упорства, фанатизма. Писания -- второстепенное в нем; первое -- могущественное хотение. Самый блеск писаний -- невольное последствие этого хотения, с его "раскаленностью" (определение Куклярского). Ницше -- факт литературы; Леонтьев -- факт истории. Остроумно замечает Куклярский, что "Ницше слушали и слушают довольно спокойно"; что современный человек, "видавший виды", достаточно "снисходителен" для того, чтобы выслушивать "софизмы" и "парадоксы" писателя, "вся жизнь которого так похожа на их собственную жизнь". Если нельзя сказать, что Ницше был буржуа, вздумавший побунтовать у себя в светелке, то дело где-то очень близко проходит около этой "параллели". Ну, а монах Леонтьев, уже в самом монашестве запечатлевший силу своего "хочу", -- совсем другое дело. "Два гения, -- говорит в заключение г. Куклярский, -- одного и того же уровня избрали разные пути, но надо надеяться, что в будущем эти пути сойдутся и имя Леонтьева будет всегда стоять рядом с именем Ницше. И тот и другой влюблены в нечеловеческую, ужасную красоту; и тот и другой присоединили свои творческие силы к усилиям человекоборческой природы; и тот и другой с тоской и мучительной мечтой ушли в иной, свой, нечеловеческий мир"... Мы не присоединяемся к этой оценке уже по ее молодому тону, да и вообще: но приводим ее для того, чтобы показать, как переменился теперь тон речей о Леонтьеве в молодом поколении писателей.
   Несомненно, "Собрание сочинений Леонтьева" украсит теперь все общественные и сколько-нибудь значительные частные библиотеки. Может быть, он еще не "пойдет по рукам": столько колючего шиповника он сам насажал себе на одежду, что многим покажется жутко дотрагиваться. Вообще -- это писатель не для салонов и гостиных, куда (замечательно!) так легко вошел Ницше. Он безотчетно и безошибочно обеспечил себя от "захватывания" и "беглой популярности". Но все серьезное в России -- приобретет его; и он впервые теперь, вот этот год, становится на ту высоту, где стоят Достоевский, Толстой, Влад. Соловьев, как равный среди равных. Год назад я говорил, что "новый писатель -- есть, только не прочитан; это -- Леонтьев". Сборник в память его, изданный год же назад, очевидно, возымел свое действие. Зашевелились приспособления, зашевелились механизмы, без которых теперь, увы, никакая "психея" не может жить, летать, дышать. Это -- книготорговля, печать, магазины, библиотека, "Рубакин". "Если Рубакин не за тебя, -- умрешь, добрый Вильям", -- приходится сказать Шекспиру. И приходится всякому "Шекспиру" поклониться "Рубакину". Что делать -- времена. Но вот "Рубакин" сломлен, уговорен, "смилостивился". Нет больше механических препятствий; "равнодушная природа" умилостивлена двадцатилетней жертвой... Столько именно лет после смерти ждали его творения издания.
   Теперь входите и читайте все, -- Леонтьев открыт.
   

КОММЕНТАРИИ

   НВ. 1912. 16 июня. No 13024.
   ...началось выходом 12-томное издание... -- В этом издании вышло девять томов, "письма" не выходили: Леонтьев К. Н. Собрание сочинений. Т. 1 -- 9. М.: Изд-во В. М. Саблина; СПб.: Изд-во "Деятель", 1912 -- 1913.
   Всего месяца два, как появилась... -- Куклярский Ф. Ф. Осужденный мир (Философия человекоборческой природы). СПб., 1912.
   ..."Рубакин"... -- Имеются в виду рекомендательные списки литературы "Что читать?", публиковавшиеся с 1890-х гг. библиографом Н. А. Рубакиным.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru