Розанов Василий Васильевич
Историческая заслуга ведомства императрицы Марии

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Розанов В. В. Собрание сочинений. Признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.)
   М.: Республика, Алгоритм, 2006.
   

ИСТОРИЧЕСКАЯ ЗАСЛУГА ВЕДОМСТВА ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ

   Пример можно приводить не для подражания, а в методических целях. Только в этих целях я позволяю себе после критики женских гимназий министерства просвещения указать на училищную деятельность ведомства императрицы Марии. Читатель, вероятно, почувствовал неловкость в выражении: "училищная деятельность В. И. М.". -- "Какая же училищная деятельность?" -- вероятно, спросил он себя в уме и поправил меня: "Воспитательная деятельность. Это ведь наши институты екатерининских, александровских и николаевских времен". В этой поправке читателя, которая совершенно правильна, и лежит все дело, вся сущность.
   Министерство просвещения занималось училищною деятельностью, т. е. оно строило училища, возможно, поспешнее и, возможно, больше; потом вытягивало программы в них и постепенно и настойчиво предъявляло более и более строгие требования к прохождению, к исполнению программ. "Чтобы физику прошли до расширения газов", и "на экзамене, кроме учителя и директора, должен присутствовать и член от министерства". Когда "член" присутствовал, а "физика была пройдена до паров", то бритый и высокий чиновник, имеющий вид сушеного судака, потягивался и говорил в себе: "Теперь и в Самарканде, и в Симбирске, и в Керчи, везде проходят физику с законом Гей-Люссака, и прогресс России уже почти равен германскому. Окно в Европу стало больше".
   И засыпал сном оправданного.
   Этот строитель училищ, чиновник министерства просвещения, ничего не понимал в России. Да даже ничем в России он и не интересовался. А был "просвещенный человек" или, по крайней мере, видел об этом золотые сны.
   Едва ли нужно говорить, что все ведомство императрицы Марии представлялось ему археологическим курьезом. И если в деловых бумагах он был в отношении его почтителен, то в душе глубочайше его презирал и ненавидел.
   Ведомство же императрицы Марии, которому подражать не нужно и которое повторять не нужно, -- имело единственно одно за всю историю школ в России цельное представление о воспитании, гармонизованное с тем, что нужно России в данный текущий момент. В эпоху Скотининых и Простаковых, т. е. непобедимой внешней грубости и дикости, оно образовало идею: 1) вырвать еще ребенком будущую мать семейства из зоологических условий существования "дома", отделить ее совершенно от старой семьи и 2) сформировать из нее совершенно нового человека, новую женщину, новую семьянинку. Вот идея Смольного института: идея, собственно, Руссо о "новом и лучшем человеке", порвавшем со "старым миром", греховным и злобным, злобным и грязным. Я привожу только один пример как одну точку из вековой ткани, векового узора. Точки менялись, узор не оставался постоянно одним: но у тех, кто делал узор, была постоянная мысль приноровиться к данному положению России, работать не на "просвещение вообще", а "работать на пользу России"...
   Теперь, если вы станете знакомиться с историею русского образованного общества не по литературной вещице "Мертвые души", а по подлинным письмам и мемуарам той эпохи, по трудам Барсукова, Грузинского (семейные отношения в фамилиях Буниных, Мойер, Елагиных), Гершензона ("Образы прошлого"), и Корнилова ("Семейство Бакуниных"), и многих, многих других, перечислить которых здесь нет возможности, -- вы не должны забыть ни на минуту, что в основе этого общества лежала мать семейства, идеал которой предносился умственному взору воспитателей того времени и которая вышла, вся сплошь, только из учебных заведений ведомства императрицы Марии, воспитывавших детвору от 9-10 лет до 17, до замужества. То есть, принимая во внимание впечатлительность этого возраста, воспитавших, вырастивших эту гражданку и мать.
   Что же это была за мать!
   Да ответ прост: какова мать -- таковы дети. А "дети" эти были -- общество 30, 40, 50-х годов. Это -- вся русская культура, это, если хотите, целая цивилизация, преждевременно сломанная мутным потоком 60-х годов, сломанная и затоптанная, сломанная и оскорбленная.
   Это -- сестры милосердия в Севастополе.
   Это -- матери Киреевских и Хомяковых, "подруги" и жены Огарева и Герцена. Да и не важны эти определенные имена: важнее масса, гармонировавшая с этими запомнившимися, оставшимися в истории именами.
   Долг, честь, мужество, героизм... Великое чувство России, великое и настоящее гражданство русское. А были часто просто "жены чиновников", "жены помещиков"...
   Это уже не "литературный эскизец", это -- документальная история. Поистине, русским нечего склонять голову ни перед римской матроною, ни перед историческою женщиною Англии или Франции: потому что мы имели женщину 30--50-х годов.
   Но откуда она взялась? Конечно, образующих условий было очень много: но среди них есть и это -- ведомство императрицы Марии. Во всяком случае, школа... т. е. воспитание, этим ведомством данное, не разрушило, не подгноило, не обезобразило "прочих условий", каковы бы они ни были... А школа -- очень могущественна, даже если она презирается, как я объяснил ранее. "Толстовский классицизм" сломил в юношестве всякий идеализм, вытоптал всякое "русское чувство" в отрочестве 70-х и 80-х годов.
   Старые "институты" сразу же стали на верную точку зрения: дать цельного человека стране, а не неизвестный "х", в котором "умещена очень длинная программа"... От этого в былые годы и теперь, когда заходила речь о "девушке институтского образования", то "ученая сторона" этого образования как-то оставлялась в тени, никто о ней настойчиво не спрашивал: но уже считался гарантированным известный minimum, по крайней мере, внешней добропорядочности, а вообще же ожидалась мягкость и деликатность души, твердый долг, привычка, и железная привычка, никогда не ступить ногой в грязь, -- в прямом и переносном смысле слова. Твердый, непоколебимый, неразрушимый корсет на человеке: все согласятся, что в этом -- суть института. Но ведь если душа отражается на внешности, то и внешность в конце концов гипнотически давит на душу. Везде есть "культ", "служба", "мундир": есть даже в религии, есть форма и для молитвы. Тем паче в великой панораме жизни. Женщина старого, "институтского" стиля имела не только героические, изящные, аристократические формы, движения, весь метод жизни: в критические минуты она выказывала и героическую душу, о чем полны рассказы 30, 40, 50-х годов. Героическая душа в героическую минуту; но и "корсет" сам по себе весьма существен, он социально существен, так как он в высшей степени удобен для всех, кто вступает в сношения с человеком в "корсете". Если в "корсете", то он 1) вовремя уплатит долг, 2) не задержит платы за работу, 3) явится к службе в срок, 4) "по-русски" не надует вас. "Корсет" тяжел тому, кто его носит, -- да и ему он тяжел, пока непривычен и нов, но решительно для всех прочих, для всех окружающих, "корсет" есть великое облегчение жизни, труда, сношений, общений, совместной работы.
   Но "корсет" -- это институт: кто же дерзнет отвергнуть великую культурную роль "старого института" в "русской жизни". Вот вам и не "практические учебные заведения", державшиеся "далеко от жизни". Нет, они были именно практичны, именно -- для русской жизни.
   И в институтах традиционно выработались и очень долго держались (может быть, и теперь держатся) какие-то тайны воспитания, какие-то секреты выливать человека в форму и, кроме того, как-то развивать его душу, особенно развивать сердце. Я называю это "тайнами" и "секретами", потому что хорошо знаю по должности преподавателя и классного наставника в гимназиях, как мужских, так и женских, что вопрос "как воспитывать", "как воздействовать на душу" не то чтобы отсутствовал в них, но вопрос этот прямо приводит в ужас наставников, инспектора, директора. "Как?!!" "Никак!!!" "Не умеем!!!" "На ум не приходит, как!!!" Гимназии и рады бы воспитывать, отрицания этого -- нет; но должно быть тоже "традиционно" дух воспитания, высокое мастерство воспитания до такой степени там выметено и не зарождалось, да и никогда никто о нем не думал, что все прямо приходят в ужас, раздражены и измучены одной мыслью "взяться еще и за это дело". "Как, чтобы сверх давления паров -- он и умел поклониться, умел смело и открыто сказать свое желание, чтобы он был прям, без грубости, деликатен без лести, чтобы из него исключить обман, предательство и пр. и пр.: нет, исполнить это сверх длиннейших программ по десяти наукам -- решительно не посильно никому!"...
   Как кажется, эти преимущества старых институтов над новыми гимназиями, на которые, повторяем, мы указываем лишь в методических, а не в подражательных целях, -- вытекли из того, что все "ведомство императрицы Марии" есть лишь в слабой степени бюрократическое, бюрократическое лишь насколько это неизбежно: а вообще-то оно действует, создает, задумывает и исполняет все вне рамок "казенной службы", с большим участием личной талантливой инициативы, с материнским участием здесь ряда русских императриц и их приближенных, среди которых было много даровитых женщин. Для женщины -- воспитание всегда останется на первом месте; для нее вырастить в ребенке сердце -- это прежде всего. Без сердца, без воспитания человек -- для женщины "вовсе не человек". Совершенно иной взгляд у мужчины: он видит в человеке работника, машину, инструмент. Качества сердца для него на втором плане, на первом -- выучка, приспособление к работе, умелость. "Качества чиновника определили качества ученика": ибо "мы учимся для службы". Эта аксиома "служащего человека", от министра до столоначальника, т. е. невольная аксиома всего министерства, определила строй и дух гимназий, сперва -- вообще, а затем теперь -- и женских. Но именно, когда это коснулось женщин, -- все получило вид окончательного уродства, окончательного изуродования: "Что вы тянете на веревке наших дочерей в чиновника, когда из десяти учениц восемь никогда не пойдет в чиновники? И не можете же вы уродовать восемь девочек для того, чтобы из двух их подруг вышли опытные письмоводительницы, телеграфистки, почтовые чиновницы и заслуженные будущие преподавательницы?!" В самом деле, это какое-то предварительное общество обеспложения, обеспложения à priori, когда индивидуально еще не выражено "призвание к сему"... Это -- нельзя в религии; не смешно ли это в педагогике?
   

КОММЕНТАРИИ

   НВ. 1912. 9 авг. No 13078.
   ...Скотинины и Простакова... -- персонажи комедии Д. И. Фонвизина "Недоросль" (1781).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru