Розанов Василий Васильевич
Неизмеримая ценность

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


В.В. Розанов

Неизмеримая ценность

   Во всех суждениях о церкви, и в том числе в суждениях Г. Думы, слышится одно: полное непонимание того, о чем идет речь. Судят как об "учреждении", судят как о "сословии", о "классе" людей; как "свои" о "своих". Но это -- совсем не то!!!
   Церковь -- это свет из бесконечности, кинутый на конечные вещи нашей действительности; бесконечный смысл, охвативший и связавший "в одно" подробности нашей жизни, самую нашу личность, наконец, наше существование, наше государство, наш народ. Есть церковь -- и все это кажется таким-то; нет ее: и сейчас все покажется другим. Если хотите и если уступить всем возражениям против нее, -- церковь, пожалуй, есть "сновидение": но от которого мы не можем проснуться, пока "есьмы", и с которым, хорошо или плохо, к пользе или ко вреду, но уже согласовалось расположение всего нашего тела, всей нашей физики; и от которого "проснуться" -- есть прежде всего "разбиться". Это -- сердцевина дела, невидимая "душа" его. Другая сторона -- физическая, осязательная; это -- история. Гораздо раньше реформы Петра и гораздо могущественнее реформы Петра церковь сливает нас с всемирною историею, и особенно с древнею; она же примыкает нас теперь к западноевропейской цивилизации, -- опять теснее и действительнее, чем все журналы, вместе взятые, и, может быть, чем все университеты, тоже вместе взятые. Если бы можно было представить, что какой-нибудь злой дух, в одну ночь, взяв "за кресты", снял со всей Руси ее бесчисленные церкви: то назавтра русский народ "без церквей" был бы перекинут за Урал, отделился бы совершенно от западноевропейской цивилизации, с тем чтобы вместе стал бы "новичком, неизвестно откуда взявшимся" во всемирной истории, -- и слился бы в одно темное море с туркменами, персами, китайцами, Японцами, превосходя одних техникою и уступая в технике другим; имея союзы в Азии и никакого не имея союза в Европе; всем ненужный и никому не интересный.
   Вот как много значат дьячки с косичкой и не очень образованный "поп".
   И что еще удивительнее: эти "церковки", со славянским языком и "Господи, помилуй" 40 раз сряду, отделяют нас несливаемо от всемирной цивилизации и являются причиною нашей самостоятельности в мире от древности и до скончания веков. Так что они:
   1) и -- соединяют.
   2) и -- разделяют.
   Чудесным и почти волшебным образом.
   Если бы "церковки" вдруг были сняты с Руси: то парижский архиепископ, так вообще враждебный православию, разрыдался бы, как великому несчастью христианства; папа в Риме заплакал бы и сказал: "Как Бог поразил нашу землю, -- за что?" И весь западный мир опечалился бы черною печалью: он, так враждебный вообще "православию"!..
   "Нет христианства на Руси", Русь -- "без веры": и вся Западная Европа заплакала бы! Горько, отчаянно, решительно "раздирая ризы на себе"...
   Ну, а если бы закрылись разом все журналы и газеты и все "комедийные действа": то Европа бы только громко рассмеялась, расспрашивая с живостью "кумушки": "Что такое случилось в Руси?" Много смеха и ни одной слезинки. "Журналы можно завтра открыть". Вот церковь никак не "откроешь завтра".
   Церковь -- бесконечное.
   Журналы, газеты, театры -- конечное.
   Это -- вообще, в панораме.
   Входим в село. Расспрашиваем крестьян: "Как у вас батюшка, каков?" Отвечают: "Пьет! Несправедлив! Ленив!" И с такой злобой, бесконечной злобой. Ругаются, сквернословят, и что-то черное в глазах, гул и ругань идет по улице:
   -- Какой это поп! С живого и мертвого дерет, бывает--даже службу не кончает в церкви {Привожу конкретное обвинение, мною слышанное. Священник и службу служит нетрезвый, и к концу ее так ослабеет, что выйдет перед народ, скажет: "Больше не могу служить, я болен", -- разоблачится и уйдет домой. И молящиеся с ропотом расходятся.}.
   Задумываемся: "Да что им? Мало ли кто пьет, мало ли кто дерет с живого и мертвого?! Дерет становой, дерет кулак. Пьют все. Почему же этого темного света в глазах и циничной ругани нет, когда говорят о всех, и о кулаке, и о становом?! Какая разница? Становой больнее дерет, а что пьют все -- то это, конечно, еще несчастнее, чем что пьет священник. Какая нужда? Что им? В чем дело?"
   Но тут мы вдруг открываем, почему "вся Европа бы заплакала, если бы были сняты все церкви на Руси": она бы заплакала от того, что на неизмеримом пространстве всей России все ее бесчисленные люди вдруг перестали бы узнавать, где "левое" и где "правое", что "вперед" и что "назад", что "бело" и что "черно"... Помутились бы в разуме, ослепли бы. "Поп пьет" поправляется только тем, что "вон в том дальнем селе поп хороший, трезвенный, правду знает, закону учит"; через это дело поправляется, и рана не превращается в неисцелимое. Но если бы и "в той дальней деревне" поп пил, и налево -- пил, и направо -- пил, и "все они пьют", и еще страшнее и окончательное -- если бы "никаких попов не было" или вот вдруг бы "их не стало": то в первую минуту народ завыл бы страшным воем, а во вторую минуту -- подняв дубину, "размозжил бы все"... своих батюшек, матушек, "станового" и т.д., и т.д., губернаторов, наши гимназии, наше "все" и -- нас.
   Размозжил бы; и, погуляв век, пошел бы в рабство туда, где есть "поп", какой-нибудь, который "закон знает". Закабалился бы в крепостное право, только чтобы увидать "бел свет"... Ибо темнота иногда желается человеком: но долго никакой человек не может вынести темноты.

* * *

   Таким образом, наступающий ужас и смятение народное при зрелище "пьющего попа", начинающийся при таком зрелище "грех народный", "падение народное", -- именно и доказывают: что нет еще такого места, в жизни, в быте, в истории, в цивилизации, которое равнялось бы "месту попа"... Почему оно одно и называется "священным", "святым".
   Нет такого. Он -- один. Место это -- одно.
   Пусто оно -- и нет цивилизации.
   Но если "на этом месте стоит настоящий человек": то хотя бы вся цивилизация зашаталась, она -- не упадет. Плечи священнические, одетые в епитрахиль, держат всю цивилизацию.
   Тогда спокойны науки.
   Спокойно царство.
   Геометр спокойно меряет своим циркулем, моряк уверенно плывет через моря. Все спокойно и предано "своим целям", даже "забыв совсем церковь". Да: церковь до того важна, что если она есть, то даже "можно забыть церковь", а вот если ее нет -- нельзя спокойно высморкать носа.
   "Поп учит закону", "поп учит простить", "поп учит не осуждать".
   И циркули движутся, и корабли плывут.
   И цари царствуют, и народы спокойны.
   Поп "молится". И "молитва его спасает все".
   Но для этого поп должен быть "совсем, совсем не то, что мы" и "ни во что наше не должен вмешиваться"... Совсем особое место и особая тропинка, по которой он один идет. Он не ходит в театры и не читает светской литературы (предмет упрека религиозно-философских собраний), не по гордости и чванству, но по великому служению миру, которое бы вдруг расстроилось, если бы он стал, "как один из нас". Все планеты не могут сдержать друг друга, как они ни хороши; все люди тоже не могут спасти себя, хотя в них столько мудрости и добродетели. Есть какой-то мировой закон, по коему "спасает иное", спасает мир -- вне мира лежащее, человеков -- как бы не человек, вот, напр., людскую толпу -- человек "не толпы", поп. "Спасает театр" тот, кто никогда в театр не ходит; "танцовщицу" -- кто не танцует; и "всех людей" -- кто наедине молится и людей совсем не видит. Блюдо держаться в воздухе само не может: нужно, чтобы его кто-то держал за край. Так мир опрокинулся бы, с театрами, зрелищами, войнами, интригами, если бы его не держало "за край" иное, чем мир. Это иное -- церковь.
   Вот почему ее все усилия -- быть иною.
   Все усилия -- не стать миром, "мирским".
   "Мирская церковь": и -- нет церкви. И мир разрушится, как блюдо, которое "выпало из рук" и "разбилось о пол".
   
   Впервые опубликовано: Новое время. 1911. 5 декабря No 12836.
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru