Аннотация: (19 октября 1811 г. - 19 октября 1911 г.)
К.Я. Грот. Пушкинский лицей (1811 - 1817). Бумаги первого курса, собранные академиком Я.К.Гротом..
В.В. Розанов
К 100-летию Пушкинского лицея
(19 октября 1811 г. - 19 октября 1911 г.) К.Я. Грот. Пушкинский лицей (1811 - 1817). Бумаги первого курса, собранные академиком Я.К.Гротом.
Благочестивая в науке семья Гротов все продолжает подвизаться на словесно-книжном поле: Конст. Яковл. Грот, сын приснопамятного академика Якова Карл. Грота, наставника императора Александра III, издал к столетию Александровского лицея, бывшего "Царскосельского", которое исполняется 19 октября 1911 года, огромный том, документально живописующий быт, историю и нравы, капризы и веселости, успехи и неуспехи отроческого гнездышка Пушкина... Бумаги, составляющие этот том, все были собраны его отцом, и по ним он составил дважды изданную книгу: "Пушкин, его лицейские товарищи и наставники". Конст. Як. Грот, однако, справедливо думает, что самые "бумаги" эти достойны издания во всей полноте своей, не только для ученых, для которых "все важно", но и для широких образованных слоев общества, для которых перелистать и местами погрузиться в чтение этих "документов" так же занимательно, как и в каждую новую книжку "Русск. Архива" или "Русск. старины", а по питомцам лицея и привлекательнее даже. Спасибо трудолюбивому профессору... Все Гроты отличаются какою-то благочестивою, благородною памятью: для первого "Большого Грота" лицей был священен, как место собственного воспитания, сливавшееся с местом воспитания любимейшего и величайшего поэта Пушкина, посещения коего он еще помнил. Пушкин посетил лицей два раза, в 1828 г. и в 1831 году. О первом посещении Я.К.Грот рассказывает: "Мы (воспитанники лицея) следовали за ним тесною толпою, ловя каждое его слово. Пушкин был в черном сюртуке и белых летних панталонах. На лестнице оборвалась у него штрипка; он остановился, отстегнул ее и бросил на пол; я с намерением отстал и завладел этою драгоценностью, которая после долго хранилась у меня. Из разговоров Пушкина я ничего не помню, да и почти не слышал: я так был поражен самим его появлением, что не умел даже и слушать его, да притом по всегдашней своей застенчивости шел позади других..." В словах "о своей застенчивости" будущего светилы науки сказалась вся его натура: а рассказ о "штрипке" как-то символичен для всей его последующей биографии и даже для биографии рода Гротов... Не улыбайтесь "штрипке": ведь тогда он был мальчиком. Но почтеннее и умнее поднять "штрипку" Пушкина, нежели выругать Пушкина, над чем потом старались тысячи русских мальчиков, именно этого возраста (нигилизм)... С умения благоговеть к крошке, к незаметному, к мелочи, - благоговеть или быть внимательным - и начинается человеческая культура. Цивилизацию начал не тот, кто разбил горшок, а кто сделал горшок: вот ответ русскому нигилизму, который состоит из разрушения, надеется на разрушение, возвел разрушение в религию и построил теорию истории, как теорию разрушения и разрушений. Это - дикарь, изменник и разбойник, которого нужно умертвить, ибо он сам грозит все умертвить: это единственный, который может быть умерщвлен. Нигилизм - сатана прогресса, антихрист цивилизации, проклятие всего на земле "лучше"; и все на земле, вся земля в праве на него восстать и убить его, как своего единственного врага, или, вернее, объединителя всех враждебных сил... "Nihil" противоположно "Pan": и "Pan" должно убить "Nihil". A "Pan" начинается со "штрипки"; в том, чтобы "поднять" мелочь и долго ее "хранить": не унизить, не оплевать, а поднять и поцеловать. И "штрипку" Пушкина, и ученическое его стихотворение, - с ошибками в грамматике, - да еще дав fac simile этих ошибок. Пушкина, потом Дельвига, потом всех, кого можно, о ком сохранилась память, кто жил и даже если он не оставил памяти, то помянем и "безымянных"... Вот культура: лес на останках леса же, город на пепелище города, слияние живых и мертвых в универсальный и вечный организм любви, организм взаимного уважения, где никто не забыт и не непочтен никто - самый безымяннейший! Это и есть "Пап" культуры: антитезис ее нигилизму, где один таскает другого за волосы, и каждый только о себе кричит, что он что-нибудь значит... Грот именно шел "в застенчивости сзади": но благодарность к любящему (т.е. к Гроту) перенесла его через головы торжественной вереницы нигилистов (Чернышевский, Писарев), которые все шествовали "впереди всех" и теперь совершенно забыты, как самые последние, самые ненужные.
Но оставим их, вечную боль нашего ума. В день 100-летнего юбилея К. Як. Грот принесет в дар Пушкинскому музею, основанному при Александровском лицее, все бумаги и документы, собранные его отцом, но перед этою сдачею подлинников он передаст в дар обществу их типографское и фотографическое их воспроизведение. Тут и ученические журналы, и официальные отметки об успехах и прилежании всех питомцев во всех науках. О Пушкине записано: "Более понятливости и вкуса, нежели прилежания, но есть соревнование. Успехи хороши довольно (русск. и латинск. яз.); при всей остроте и памяти нимало не успевает" (немецк. яз.); "худые успехи, без способностей, без прилежания и без охоты, испорченного воспитания" (у адъюнкт-профессора Рененкампфа); "весьма понятен, замысловат и остроумен, но не прилежен вовсе и успехи незначущие" (по логике и нравственности); "острота, но для пустословия, очень ленив и в классе нескромен, успехи посредственные" (по математике); "более дарования, нежели прилежания, рассеян. Успехи довольно хороши" (по географии и истории); и - "по нравственной части" оценка, которая собственно остается верною до конца жизни Пушкина и свидетельствует о незаурядном глазе наблюдателей-воспитателей лицея: "Мало постоянства и твердости, словоохотен, остроумен, приметно и добродушен, но вспыльчив с гневом и легкомысленен". Точь-в-точь таким он поднимал пистолет на Дантеса; "каков в колыбельку, таков и в могилку".
Ни одно учебное заведение в России не имеет таких особенных, личных отношений к литературе, как Александровский лицей, бывший "Царскосельский"... и будущий "Пушкинский", как его уже поминутно переименовывают в печати, всегда почти зовут в обществе, и, может быть, когда-нибудь официальность уступит этому народному "крещению"... "Александровских" заведений и учреждений так много, что лицей тонет в их числе, теряет яркое и славное в своей истории, почему и за что его любят, "Пушкинский лицей" - в самом названии говорит свою историю, говорит о том, как он стал драгоценен "россиянам", и может стать словом. Имя императора Александра I так перегружено содержательностью: Отечественная война и Священный союз, Сперанский и Аракчеев имеют такой в себе вес и значительность, что свирель Пушкина как - мается возле них; и уступит из этого мавзолея дел и событий один лицей - имени "Пушкина", т.е. официально переименовать "Александровский лицей" в "Пушкинский лицей", кажется естественным и естественною благодарностью родины к памяти Пушкина. С этою мыслью соединяется и другая: о возвращении лицея в Царское Село и водворении его в том самом месте, где он был при Пушкине и как он связался тысячью подробностей с его лицом, биографией и стихотворениями... Ах, эта наша разрушительная, монгольская и нигилистическая вместе, тенденция оставлять старые пепелища, покидать старые места, все перефасонивать, переделывать и, в сущности, разрушать. Нет, "нигилист" в нас давно сидит. С этими пожеланиями прекрасному лицею мы встречаем первый день II века его существования.
1911
Впервые опубликовано: "Река времен". Кн. 3. М., "Эллис Лак"; "Река времен". 1995.