Розанов Василий Васильевич
Чудо Востока

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


В.В. Розанов

Чудо Востока

   Удивительно, что страны света имеют нечто однородное с тою историею, которая в них развивается... Материки и судьба народов, на них живущих, как-то связаны. И так как никому не придет на ум, чтобы материки обусловливались в строении своем историею на них живущих народов, то приходится думать, что история народов находится под каким-то давлением материков или, пожалуй, под их "вдохновением"...
   Прекрасная и маленькая Европа, с изящно выгнутым Апеннинским полуостровом (кто не любовался на то, как он изящно выгнут?), с разветвлением береговой линии Эллады, которое невозможно не назвать художественным, без исполинских горных масс, без зноя в климате, с растениями такими обыкновенными, от апельсинов до ели, с средней величины реками, -- создала "рассказ о судьбе своей" или историю, художественно-расчлененную, благородную, подвижную, вечно изменчивую и... невеликую. Нет "беспамятства", которое овладевает человеком, напьется ли он индийской конопли, китайского опиума, заберется ли в чащу лесов Цейлона, или поднимется на вечные снега Гималаев... или, наконец, задумается о биографии пророка из Мекки и над судьбами Израиля от Иисуса Навина до другого Иисуса, день смерти и воскресения Которого мы нынче празднуем. Что-то именно отражающееся во впечатлении головокружением, непонятностью, восторгом до исступления, испугом почти до смерти... Могучая Азия, это ее дыхание -- безмерной, чудовищной, необозримой. Под этими событиями исключительного значения, исключительной силы лежит величайшее скопление массы земли, ее материи, ее тела... хочется на этот раз сказать -- священного тела.
   Маленькое промежуточное объяснение, и читателю будет понятнее и вразумительнее моя мысль.
   Россия -- уже не совсем Европа, или, -- чуть-чуть переставив слова, -- совсем не Европа. "Изящных выгибов" не отыщешь. Велика, пространна: с явным "переходом в Азию"... Реки больше, могучее. Но, вот, неуклюжесть: самая большая и "нужная" река течет во внутреннее озеро-море, по берегам коего или никого не живет, или живут какие-то "иомуды", о которых даже такой географ, как Щедрин, не знал, что это такое, -- люди или не люди. Или еще нелепость: наиболее длинная береговая линия и все-таки несколько расчлененная -- на полгода оковывается непролазным и непрорубным льдом. "Черт знает, что такое? И в особенности: черт знает, почему это и зачем?" Так во впечатлении. Но вот что поразительно: что и история русская, читать ли ее по Ключевскому, думать ли о ней "от себя" или просто приглядываться к ней, как на выставке к картине, дает точь-в-точь это же впечатление, разрешающееся в вопрос: "Я совершенно не понимаю, для чего это происходит, и что тут нарисовано, и кому все это надо". Начало неуклюжести и бестолковости, именно как переходной формы ("от Европы к Азии"), выражено и в географии, и в истории нашей. Даже "история Аравии" как-то цельнее и яснее "русской истории", как и Аравийский полуостров есть "сама ясность" сравнительно с безбрежной и безбереговой Россией, которая буквально "ни туда ни сюда" и "ни то ни се". Но слушайте дальше, и вы совершенно заинтересуетесь: "бестолковость" сама по себе совершенно неинтересна, между тем, Россия в высшей степени интересна. И даже есть что-то в ней, чем она, положительно, любопытнее и значительнее Европы, несмотря на все ее "расчленения"... Ну, я возьму уродство, но гениальное и страшное: приходило ли кому-нибудь -- ну, Галилею, Гуссу, Кромвелю, Франклину -- на ум: взять и отрезать мало-помалу у всего человечества те органы, из которых рождается, действительно, много "греха", рождаются сладость, "соблазн" и "прилепление к миру", дабы убить грех в корне, убить Медузу космоса. Согласитесь сами, что эта мысль Кондратия Селиванова так же отличается от "обыкновенной европейской мысли", как гашиш от крапивы. Тут, именно, Индией пахнет, которая тоже знает свои чудовищные и страшные мысли. Ведь буддизм с нирваной, ведь факиры и йоги, во всяком случае, Селиванову ближе или Селиванов к ним ближе, чем что-нибудь "изящное и умное" у Галилея или Франклина...
   "Странно... голова кружится... не понимаю... и чаруюсь".
   Это начало впечатлений Азии.
   Но Кондратий Селиванов -- исключительность. В песне русской, в прелестях русской поэзии, русского рассказа (литература), в разных черточках быта русского и, наконец, русских лиц, -- из народа и "из общества", -- вы найдете многое такое, что вдруг вас обвеет таким родным, таким "своим" (для каждого человека и народа), как вы этого не найдете нигде в "изящно расчлененных" странах... "Задушевность" русская, русский "милый человек", -- часто незаметный вовсе, -- заставит привязаться к себе такою привязанностью, какою вы не можете привязаться к "корректному" и "утилитарному" немцу или англичанину. Я всему этому маленькому отступлению подведу итог, сказав, что история и география наша есть "сама неуклюжесть", но с каким-то странным "привкусом", который мешает "махнуть рукой" на эту нескладицу, и безобразие, и бессмыслицу и, в конце концов, страшно к ней привязывает и ею заинтересовывает.
   Не гашиш, -- но начало гашиша. Не Азия... но "веяния" оттуда. Т.е. другого типа, склада, происхождения. Но я вернусь к Европе.
   Все прекрасно, но ничего головокружительного. "Головокружительное" в Европе, может быть, содержится только в католицизме; но он имеет зерном в себе все-таки не европейское событие, а галилейское. Строго же европейские и чисто европейские события, все без исключения, -- еще от древней Эллады и до новейших пертурбаций в английском парламенте -- имеют размеренный красивый вид, имеют благородный характер, в высшей степени воспитательный и поучительный, -- как бы школьный, но без того "безумия", за которое смертный человек с бессмертными залогами в себе всегда готов был променять жизнь.
   Цицерон и Демосфен... Как они малы перед "пророком из Мекки": таким святым, таким простым, таким трогательным.
   И... имевшим столько жен, от 40-летней Хадиджи, в которую он влюбился 17 лет, до ребенка Айши, которую он взял в жены, когда ему было около 50 лет.
   Скажут: "А Людовик XI и его приключения с крестьянками", "Генрих VIII с его женами -- от Екатерины Аррагонской до Анны Болейн"...
   Да, но все это -- сюжеты для Декамерона. Смех, анекдот, сало. Что же здесь общего с "пророком", около имени и существа души которого нельзя ни произнести, ни вспомнить существа анекдота.
   Анекдот не покоряет полмира; "анекдот" не воспламеняет народов к войнам. Анекдот есть анекдот. И анекдотическое есть анекдотическое.
   "Синяя Борода" Востока на самом деле не имел в себе ни одного волоска из бороды его...
   Он весь был чист и свят. Был "бел" со своими женами, как не умел быть "белым" Кондратий Селиванов, хотя и отрезал у себя известные органы.
   В этом-то и заключается тайна Востока и "новое, другое очарование" могучей Азии, что там все иначе, чем в Европе... Другая ковка человека. И самые понятия "греха" и "святости", "правды" и "зла" совершенно иные, ничего общего с европейскими не имеющие.
   Я еще раз эти лица сближу: Цицерон в тоге "civis romanus", образованный, писавший "De natura deorum" ["О природе богов" (лат.)] и ни в одного бога не веривший, кроме бога своего самолюбия.
   И "пророк", уже владыка Аравии, который, умирая, спросил: "Не остаюсь ли я должен кому-нибудь несколько монет, если да, -- уплатите после моей смерти".
   Это не предсмертный "Фэдон" Сократа или Платона, "доказывающий", что душа бессмертна, ибо она "не может умереть потому, во-первых", и "потому, во-вторых"; но когда в простом учебнике истории мы читаем об этой простой смерти Магомета, то, и не будучи его последователями, мы плачем и верим, что есть на земле вечная правда и вечная красота, а что "душа бессмертна", -- верим через то, что как же может "умереть" душа столь прекрасная, тихая и ясная.
   Или еще смерть Моисея: "И взошел на высокую гору, чтобы посмотреть издали на землю обетованную, и умер". Не вошел сам в ту землю, о которой столько думал, к которой всю жизнь вел народ свой; однако это стадо буйных и неудобных людей довел до нее.
   И пало буйное стадо, и превратилось в "покорных" после его смерти, и нарекло "законодателем" того, кого при жизни не хотело слушать.
   Как все это не похоже на Европу! Могучие, другие веяния...

* * *

   "Христос воскресе! Христос воскресе..." "Да обымем друг друга все..."
   И белые одежды на всех.
   И звон колоколов на целую неделю...
   И красные яички: "символ того, что грех наш омыт кровью Спасителя".
   
   Вот Пасха... Как белая, усыпанная цветами лоза, проносимая по стране... при ликовании народа.
   Это в наши темные боры, угрюмые сосны, в наши северные мхи занесена душистая ветвь Азии.
   Ее тайна. Ее открытие. Ее восторг.
   И, наконец, -- ее могущество.
   Проносимое в коротенькой, "слишком умной" для чуда, Европе...
   День, в который Европа "отрицается своего разума" и поклоняется "безумию Востока".
   Его "безумным" известиям, "безумным" событиям. "Невероятному и невозможному, что стало"!
   "Верим! Верим! Боже, -- мы верим, что Ты воскрес!"
   В этом вся Пасха.
   "Верим, что Ты победил смерть..."
   Ту ужасную смерть, которой мы все боялись. Неизбежную смерть. Ты раскрыл ее челюсть и вырвал ее жало.
   Вот вся Пасха.
   Принесенная нам из Азии.
   Ну, и где же около этого "Перикл и его век"? Даже и не хочется усложнять: "Век Людовика XIV, Корнеля, Расина и Буало"?
   Народы, при таком сравнении, с яростью воскликнут:
   -- Как вы смеете грешное придвигать к святому?
   Моменты величайшей славы рациональной (но "маленькой") Европы кажутся самой Европе как что-то слабое и даже грешное, придвинутое к великим моментам Азии...
   "Даже и сравнивать нельзя! Пустое, грех".

* * *

   Такое впечатление самих европейцев... Рационально выраженное, это -- "антоновское яблоко" и "гашиш". Что такое "гашиш"? Состав мал и прост, а принял каплю, -- и потекли видения.
   Текут, текут, бесконечные... Человек забывается в них... не чувствует боли, голода, холода. И, очнувшись, только желает еще другой такой же капли.
   Но это -- рациональное сравнение, и мы его бросаем, как негодное. Почва Европы нигде и никак не умеет родить святого.
   Кроме Руси, где уже начинается "другое"...
   И католицизма, где заложена иная ветвь...
   Почва Азии одна рождает святое.
   Что такое святое! Определить не сумеем. Да и всякое определение суживает предмет.
   Святое, -- от чего люди плачут.
   Плачут и бывают счастливы, как не бывают от хлеба, от сладкого, от пьяного.
   Не бывают так счастливы от друзей и родных.
   Кроме как, может быть, от "родной матушки", от которой дети бывают "свято счастливы".
   "Святое" вообще есть неразумное, есть безумие, но за которое люди променивают разум и всякую выгоду. Человек говорит о нем: "Это -- особое, это -- от Бога".
   Вот сила Азии, что она вообще открыла человечеству порядок божественных вещей. Открыла Небо... Даровала Бога...
   И вокруг пустыня... Как около Магомета Аравия... Какая вообще-то история Азии? Или никакой, или чудовищная. Двигание каких-то первозданных камней. От Шакиа Муни до Тамерлана. Все страшно, огромно. В сторону жестокого, это -- пирамиды черепов; в сторону умиления -- "снятие греха с мира". Лед и пламя.
   Но от того и другого дух захватывает, голова кружится. Пугает, как гибель, или поднимает душу, как... воскресение.
   Не понятно ли, не совершенно ли понятно, что в "цивилизованной Европе", такой ровненькой, где течет благоразумная река Рейн, за которую столько веков боролись французы и немцы, никак не мог прийти "Спаситель мира"? Не понятнее ли становится география Его рождения? И даже то, что Тот, кто возвестил "победу над смертью", родился невдалеке от вод страшного озера, прозванного единственно во всей географии Мертвым.
   Мертвое озеро, -- вот оно... И невдалеке Вифлеем. И наше "Христос воскресе".

* * *

   Никто не бывает по-настоящему благоразумен, кто не умеет измерять величину свою. Европе, при всем ее гении, при всем великом и прекрасном развитии ее сил, следует помнить, что есть нечто ограниченное и конечное, лежащее на всей на ней, на всех делах ее, ее мыслях, "убеждениях"; по всему вероятию, -- ограничение, происходящее просто от небольших размеров ее массы; от слабости "тяготы земной", как обмолвился Святогор-богатырь. Европа -- взгляните на глобус, -- ведь только полуостров Азии, слишком далеко протянувшийся на запад; но полуостров, почти отделенный от массивов Азии обширною плоскостью России. Россия "запала" между Азиею и Европою; соединяя их, она их и отделяет. Дорожка пройти в Азию -- есть; но уже "сила Азии" не проникает в Европу, не имеет силы держать ее.
   Европа в отношении Азии -- это как кисть руки, соединенной с туловищем: но кисть так далеко лежит от туловища, что вся развилась во что-то особое и новое, по своему плану и типу, -- не одному с большим и сильным туловищем. Кисть вся развита: вот -- пальцы, ноги, суставы, их гибкость; и "талант игры на струнах", и еще другой талант -- взять кисть и рисовать.
   И делать тысячи мелких поделок.
   Но в кисти руки нет сердца и дыхания. Ничего вообще внутреннего. "Души" нет, -- хоть и разбросаны снаружи, в коже, таланты музыки и живописи. Душа же лежит в сердце...
   А сердце и дыхание -- в большом, тяжелом туловище... таком "неразветвленном" и неразукрашенном. В массиве нашей планеты и общем расположении материков громадная Азия и занимает роль туловища...
   И без нее ничего нет.
   Так Европа во всех своих "успехах" не должна, однако, забывать, что она вся состояла бы в своей истории и "цивилизации" из красиво сложенных мелочей, если бы в нее не вошли новым зерном чудовищные (по огромности) мысли и факты, рожденные Азиею... Ее чудеса, ее магия, ее святыни...
   И спаслись, поистине "спаслись" народы Европы тем, что забыли своих Периклов и Августов, когда с узенькой полоски земли между Мертвым морем и Лобным местом Иерусалима поднялось облачко -- маленькое-маленькое вначале, но скоро закрывшее собою все небо. И закрывшее прежние звезды и солнца... И явившееся само Новым Солнцем и мириадами других звезд, -- новых звезд...
   И как прежде, и в будущем Европа должна быть скромна. Чудеса -- не из нее. Кроме технических, -- но эти не в счет, как лишь подобия настоящих живых чудес. Родиною настоящих живых чудес была и останется Азия, где есть "тяготы земные". Европа жила и будет жить и должна жить этим пульсом, идущим в нее из далеких и непонятных стран Азии...

* * *

   Сегодня он особо высоко поднят. Отдадимся ему полно. Глотнем воздуха... Этого особенного, живящего, -- не воздуха Эдиссона и парламентских речей, интендантства и политических свар. И пойдем по улицам, говоря всем: "Христос воскресе! Христос воскресе!"... "Побеждена смерть: ибо Он был естеством, как мы, и сошел в ад, и победил, и разрушил его"...
   
   Впервые опубликовано: Русское слово. 1910. 18 апреля. No 89.
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru