Розанов Василий Васильевич
На книжном и литературном рынке

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    <Арцыбашев>


В.В. Розанов

На книжном и литературном рынке
<Арцыбашев>

   -- Дайте мне "Санина" Арцыбашева.
   -- Запрещен.
   -- Запрещен?!!
   -- Запрещен и весь продан.
   Я так удивился, что вмешался в диалог приказчика и покупателя.
   -- В самом деле такое совпадение?
   -- Да. Весь распродали. И когда распродали, то пришло запрещение: не продавать более.
   Ну, чисто "по-русски"! Мы -- не Германия. Печаталось, что "Санин" разошелся в эту зиму в сотнях тысяч экземпляров, о нем долго и много говорила вся печать, начав целый поход против него; им обзавелись все библиотеки, все книжные шкафы и студенческие "полочки" для книг, и в то же время печаталось, что "не разрешены к представлению на сцене" семь, -- целых семь! -- театральных переделок романа. И когда все это произошло и шумело целую зиму, приходит в литературу генерал-исправник, важно садится на кресло и произносит:
   -- Я запрещаю "Санина".
   Merci beaucoup!
   Весною, когда шло всюду спешное приготовление к экзаменам, мне пришлось встретиться и разговориться с юною первокурсницею, дочерью депутаты Думы, священника, да еще благочинного, откуда-то из Приуральских губерний. От милой девушки так и веяло рожью и полевыми колокольчиками. Отец ее не произносил речей в Думе, а все писал наставительные письма в свое благочиние, и вообще "не упускал своего дела" на месте, хоть и отлучился от него. Словом, -- все самое "истовое"... Девушка полна этого русского уклада, твердого, векового; две сестры уже замужем, за священниками же, в соседнем благочинии. Матушку свою и вот эту младшую дочь отец привез на филологические курсы. Отец ее старозаветный, а дочь и так и сяк. Любит старое и понимает новое.
   Я познакомился с нею в целях расспросить о каких-то опытах совместного чтения "Санина" студентами и курсистками, о чем слышал раньше. После нескольких слов знакомства заговорил об этом.
   -- Действительно устраивались, по предложению и настоянию студентов, в университете, в аудиториях, во внелекционное время. Ректор несколько раз, во время собраний, присылал требование прекратить это чтение; сперва не слушали, но потом приказание пришло в решительной форме, и уступили.
   -- Может быть, теперь читают на частных квартирах?
   -- Может быть. Я не знаю. Я была только в университете.
   -- Да зачем читать-то? Ведь все знают, раньше читали?
   -- Студенты объяснили, что это новое явление, что тут можно разобраться. Что здесь голос, к ним обращенный, к молодежи. И что молодежь должна реагировать на это...
   -- Так и говорили "реагировать"? Этакие болваны!
   -- Почему болваны?
   -- Потому что слова в простоте не скажут. Точно приказчики из немецкого магазина, или юнкер, старающийся запомнить и употреблять слова из "Словаря иностранных слов, вошедших в русскую книжную речь". Ну, что же они там "реагировали"?
   -- Вы очень строги. Ну, читали. Спорили, говорили. Рассуждали и, чтобы рассуждения выходили более основательными, предложили писать рефераты на темы, выдвинутые Арцыбашевым...
   Девушка вся смутилась и, опустив голову и делая какие-то усилия руками в воздухе, говорила уже как бы с собою, не обращаясь ко мне:
   -- Они говорят: "Мы все -- Санины". И -- "хотим быть, как Санин, поступать по нему". Я не знаю... Они говорят, что это -- натура вещей, без обмана. Они хотят "без обмана", и требовали, чтобы мы, курсистки, жили с ними.
   -- Ну?
   -- Я не знаю.
   Девушка не была хороша собою, т.е. не была очень хороша. Но этот ее сельский вид, при очевидной развитости или, точнее, при неустанно работающей мысли, "без предрассудков" работающей, без шаблонов, но и не по указке -- был восхитителен. Ясно было, что ее натура не пошла бы на это; но ей надо было отнестись к подругам, которые подавались или могли податься в эту сторону, и она смутилась перед рассуждением, перед философией. Исключая "обман" и указание на "натуру вещей" -- что она с этим могла сделать?..
   Она молчала. Я ей помог.
   -- Да ведь "натура-то вещей" в этой области не одинакова для студентов и студенток: те поступят на должность, в учителя, в акциз, в чиновники; без сомнения, женятся и может быть с приданым. Но студентки, почитательницы и наконец последовательницы Арцыбашева? У них останется последствие на руках, в виде беспомощного существа, невинного, которому надо обеспечить жизнь, и не страдальческую жизнь. Знаете, у птичек: одна сидит в гнезде, а другая ее кормит из клюва. Вам студенты предлагали ли хоть кормить сожительниц?
   Она молчала. Очевидно, -- "нет".
   -- Вот о чем следовало бы предложить тему для реферата. И до чего же вы неопытны, курсистки, что ни которой не пришло в голову это первое и очевиднейшее дело. "Натура вещей", -- Богом созданная и благородная натура, -- заключается в том, что матери и птенцу обеспечен корм, и обеспечивает его в благороднейших усилиях, в благородном труде с рассвета до ночи -- самец. Ваши-то студенты как насчет труда?
   Она молчала.
   -- Кормит и защищает, -- от всякой опасности, от всякой беды. Ну, так вот первая "беда" для девушки -- вернуться с ребенком на руках в родительский дом и выйти с ребенком на руках в общество. Тут "арцыбашевец" должен быть около нее, т.е. вместе с нею должен переступить порог ее родителей, -- да и в обществе, когда она вступит, должен быть около плеча ее, говоря всем: "это -- от меня, это -- моя, она моя". Что "моя", -- "любовница" ли, "жена" ли, но только именно "моя". В этом "моя" -- все и дело, все сосредоточение, весь удар и наконец "натура вещей". "Мои дети", -- говорит мать, "мое дитя и... ну, моя самка, что ли", -- говорит самец. Говорят не на человеческом языке, а на более могущественном языке инстинктов, храбрости, защиты, нападения и проч. и проч. Ваши арцыбашевцы -- трусишки, и куда им перед ласточкой или петухом, не говоря уже о благородном лебеде. Так что "животную натуру вещей" я понимаю: но только до нее не дошли, не дозрели, прямо глупы и неразвиты в сравнении с нею ваши студенты и несчастные или бестолковые курсистки.
   "Жизнь должна быть не страдальческой, а когда есть страдания, то пополам. Вся живая тварь избегает страдания: и это есть такая же "натура вещей", как и те утехи, к которым зовут санинцы и арцыбашевцы. Кто же устраивает себе ложе на колючем шиповнике? Студенты, объявившие: "мы все -- Санины", должны бы убрать колючки и уже потом располагать ложе. Дело в том, что по "натуре вещей" на колючках окажется именно девушка, именно женщина: это ей в тело вопьются они, а кавалер будет в стороне, ничего не почувствовав, ничем н задетый. Меня поражает бестолковость ваших курсисток; что касается студентов, то возможным извинением для них может служить только та феноменальная тупость, о которой рассказывают кругом, но мне никогда не хотелось ей верить. Если не говорить об этой всеоправдывающей тупости, то придешь к обвинениям, которым имени нет: жестокость, кровавая жестокость над невинными, ничего не понимающими девушками, наконец, жестокость над детьми, младенцами, собственными, своими. Это какая-то смесь Каина и Скублинской, на которую "третья, незаинтересованная сторона", суд или государство и общество, ответит только веревкой. Это они поймут. Этого уж нельзя не понять. Они догадаются, что немножко "не дописали" и "где" не дописали свои реформы.
   -- Как вы жестоки...
   -- А разве они не жестоки, когда обрекают крохотное, розовенькое существо, так доверчиво и наивно явившееся на свет, на черную смерть, на могилу; и не на честную могилу, а где-нибудь в выгребной яме, как случается везде и всегда? Как вернется девушка с ребенком в родительский дом и выйдет в общество, на работу и за работою, -- вот основной вопрос. Из ста арцибашевок только одна, пройдя через невероятную душевную муку, сделает это: а девяносто девять испугаются, смутятся, не решатся: и "упрячут" розовенькое существо. А упрятать его можно только в могилу. Ибо человек -- не вещь: кричит, ходит, сказывает о себе, отыскивает "папу" и "маму", и отделаться от него, т.е. скрыться от человеческого суда только и можно могилой ребенка, и больше ничем, решительно ничем. "Прелюбодеяние наказывается смертью", -- говоря семинарским языком; в древнем мире -- женщины, в новом -- ребенка.
   -- И вы за это?..
   -- Вовсе не за это. О, слишком не за это: но тут вы стоите перед стеною, и задача Арцыбашева или его последователей заключалась бы в том, чтобы устранить эту стену, или, что то же, обобрать колючки с ложа. Но что же они сделали? Арцыбашев только укрепил эту стену, а колючки сделал несравненно язвительнее. Свободная любовь всегда была, и свободное рождение было же. Было так давно, как почти Адам и Ева. Несколько лет назад печаталось, как молодые люди, девушка и юноша, не найдя сочувствия родителей своей любви, обвязались веревкою и утопились в царскосельском пруду. Они были робки, покор-ливы, верно -- слишком юны. Будь постарше и немного посмелее, они вышли бы в свободную любовь и свободное рождение. Около Лесного есть могила "Карла и Эмилии", -- какой-то смертью лет сорок назад покончивших с собою из-за любви. Времена были строгие, что ли, только их похоронили не на общем кладбище, а "тут же", где произошла смерть. И вот и до сих пор эта могила постоянно в свежих цветах. Любовь эту так уважают, безвестных людей так сожалеют, что до сих пор на их могиле цветы. Люди, конечно, жестоки и трусливы: надо бы давно предоставить не только песне и рассказу заниматься "свободною любовью", но и подвести сюда можно такую чопорную особу, как законодательство, и особенно -- духовное законодательство, от которого зависит моральный авторитет. Но этого не сделано. Все родители подчинены суждению этих чопорных авторитетов. Но и родители втихомолку, про себя, а главное -- все общество, вся людская масса знала и верила, что "свободная любовь" всегда проходит через страдание, и что это есть поэтическая и прекрасная любовь, в которую в душе невозможно бросить камнем. Вдруг является Арцыбашев со своим пошлым и, можно сказать, -- в отношении темы, -- подлым романом и говорит, что "ничего этого нет", что "правы иезуиты и прокуроры, которые всегда на это плевали и за это судили..."
   -- Как? Как? Он это оправдывает...
   -- Извините, о любви свободной у него и помина нет, -- и притом так это органически в романе, как будто любви этой никогда и не рождалось на свет Божий. В этом вся и загадка, главный узел: и ведь ваши студенты ни в кого не были влюблены, ни о ком не вздыхали, не мечтали по ночам, не плакали потихоньку о "невозможности свиданья". Ничего этого нет. И у курсисток этого не было, -- я вижу по тону ваших слов, по испугу вашего лица, смутившегося отчего-то перед рефератами. Вы оттого и смутились, что все это -- без любви. И вам стало гадко от этого холодного сала. Ласточка-самец не всем ласточкам носит корм, а только своей единственной, к которой он привязан и которую он избрал. Вот этой-то "единственной избранной" и нет у Арцыбашева, она у него органически исключена. Любовь исключена у Санина и во всей этой санинской идее, и люди соединяются вовсе не по любви, -- а как подонки общества, как отребье человеческой породы на Невском, как мастеровые под пьяную руку, безмозглая часть студенчества и бесшабашная часть офицерства. Везде это есть кутеж или несчастие от бедности социального положения. Животные не станут глотать стекла и гвозди, а живоглоты в цирке показывают это: человек может опуститься гораздо ниже животного. И он опускается ниже животного в пьянстве и разврате, в пороке и преступлении. Студенты ваши, и Арцыбашев, и Санин, показывают вовсе не "натуру" нормально устроенной природы, которая хочет любви и привязанности и осуществляет любовь и привязанность, а показывают извращение, падение и болезнь этой натуры, уродство на ней, которое выделал человек, как он выделывает разные штуки умом своим, настойчивостью своею. И вот тут-то его и застигают иезуиты и прокуроры. Возложив пухленькие ручки на толстые животики и подняв очи "горе", они говорят:
   -- Вот! Мы всегда говорили... Поэтому не шли на могилу Эмилии, а так как она была самоубийцею, то и не разрешили ее хоронить на общем кладбище, где упокоятся умершие с верою в Бога. Все это -- блуд. Все это -- похоть. Напрасно господин Гете описывал Гретхен; все это выдумки фантазии, весьма далекие от действительности. Господин Арцыбашев и господа Леонид Андреев и Максим Горький сорвали покров фантазии с действительности и показали ее, как она есть. Любовь... мы ее не знаем, не видим, не осязаем. Ее нет. Мы женились на приданом и живем благополучно со своими супругами, в супружеской верности. Встаем вовремя и ложимся вовремя. Не изменяем. Не хочется! Мы -- люди дела, и закон занят делом, а не бездельем. Мы блюдем благоустройство, а благоустройство, -- это как мы и у нас. Поэты и песенники протестовали против этого, и г. Гете, и г. Пушкин со своим "Под вечер осенью ненастной". Мы терпели и выжидали, чтобы какой-нибудь реалист оправдал нас; и дождались: вот пришли реалисты: Горький, Андреев и Арцыбашев, и сказали, что это -- "тьма", "бездна", "в тумане" похоти творимая и что это наконец конюшня, -- как изволит описывать господин Арцыбашев. Не можем же мы, чистые и праведные люди, или правильные и регулярные, снисходить до конюшни и санкционировать бездну и тьму законом. Аминь!
   И ни чему не поворотить этого "аминя"! За него вступится общество, -- вступится именно теперь, после Арцыбашева, Андреева и Горького. "Ты из арцыбашевской конюшни", спросит, вправе теперь спросить отец у дочери, вернувшейся к нему с ребенком на руках. И, зная это, предвидя это -- тем с большим ужасом она бросит его в холодную прорубь. Стена, всегда бывшая крепкою перед этим, теперь стала еще крепче. Ведь все держится здесь не железными крючками, а "мнением общества", "взглядом населения". Железным крюком никто не толкает девушку бросить в прорубь ребенка: она это делает от предполагаемого мнения о себе общества; поступает так же, как офицер "пускает пулю в лоб", когда во вверенном ему полковом сундуке не досчитывается нескольких сот рублей, проигранных им в карты. И офицера никто не стреляет в лоб. Он сам стреляется. Свободная любовь, повторяю, всегда была, и при тесноте условий брачных, зависящих в каждом случае не от индивидуальной воли, -- ее не может не быть. В жизни, действительно, приходится наблюдать такие случаи "свободной связи", полные верности, труда, самоотверженности, что, казалось, еще немного времени нужно, и у всех раскроются глаза на эту очевидность, и все уступят правде и достоинству этого очевидного. И вдруг приходит сочинитель Арцыбашев и говорит:
   -- Конюшня! Ого-го-го!
   Я должен заметить в сторону строгих судей, что Арцыбашев -- врет; что это вовсе не "натуралист", а всего только не умный сочинитель, едва ли что-нибудь видавший уже по своей молодости; что видели действительность гораздо более старец Гете и умница Пушкин.
   Кстати, я как-то спросил об Арцыбашеве:
   -- Должно быть атлет? Кентавр? Сколько росту?
   -- Не знаю, -- небрежно отвечал мне литератор. -- Я видел его раз на одном вечере, где все читали о любви, и, кажется, он ко многому прислушивался и потом воплотил это в "Санине". Он поет с чужого голоса. Тут были в Петербурге вечера, руководимые людьми, гораздо умнее и, главное, ученее его. Но там говорилось о персидской любви, об индийской любви, о греческой любви, и вообще о "любви у народов". Люди были ученые, к любви довольно равнодушные, но интересовавшиеся ею, как ориенталисты -- знаменитым Розеттским камнем. Помните историю иероглифов и клинописи? Да, вы спросили об Арцыбашеве? Сидел и пил вино. Он кажется глухой или полуглухой, с легким пушком на подбородке, застенчивый, тихий и невзрачный.
   -- Вот! А я думал -- кентавр.
   И я вспомнил в "Смерти Ивана Ильича" того бедного гимназиста с синими, нездоровыми кружками под глазами, которого так жалел отец. Именно я вспомнил восклицание Толстого, вложенное в уста Ивана Ильича:
   -- Все, все теперь этим страдают...
   С тех пор, я думаю, гимназисты выросли и некоторые из них, может быть, обнаружили даже литературные дарования; и, кто знает, уж не готовят ли "Полные собрания сочинений"! На этот раз надо пожелать, чтобы они прилагали и "портреты авторов". Так будет "комментаристее".
   
   Впервые опубликовано: Новое время. 1908. 11 июля. No 11612.
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru