Розанов В. В. Собрание сочинений. Около народной души (Статьи 1906--1908 гг.)
М.: Республика, 2003.
О ТАИНСТВАХ
(Письмо в редакцию)
Что с волнением написано -- то и волнует. Прочел прекрасную, полную последовательности и тревог, статью г. Эрна "Таинства и возрождение Церкви". Многие строки тут хотелось вычертить на камне: да, одна нить, до самой древности идущая, -- в таинствах. Прочее -- история отпадения...
Чудные мысли, но недоконченные. И, да не осудят меня читатели и редакция, что я отвечу на них торопливо, отрывочно, "не умно", но кое-что...
1) "Отпали, отпадали": Боже, да кто же это ведший в отпадения? "Исторические обстоятельства"? Но они толкают туда и сюда, влево и вправо, вперед и назад. Нет, тут, в словах Эрна, -- факт, а не объяснение. Темно это, страшно... Но констатирует факт г. Эрн верно: точно, "история христианства есть процесс отпадения от Христа". А мы так ею гордимся... Столько томов написано, и все "в похвалу".
2) "Таинства", "я верю в них"... Прекрасна всякая вера. Но вот вопрос:
a) Почему же они не действуют? Повенчались -- ссорятся, причастились -- завтра грешат. Нет, в самом деле, почему, как будто в них мало силы? Напр. (лично испытал), первые месяцы брака -- самые неуклюжие, неудобные, ломкие: ссоры всякий момент вспыхивают, раздражение (супругов друг на друга) -- постоянно. После все улегается и становится гораздо мягче, удобнее. "Слежались, приноровились". Не удивляться ли, что в "слежались, сжились, приноровились" содержится более силы, чем в церковном таинстве брака.
b) Пусть мне простит редакция и напечатает письмо мое в виде "голоса со стороны", но дозволит высказать протест и недоумение: "таинство покаяния" я совершенно отвергаю и в него не верю, находя, что в центральном пункте его, разрешения грехов, произносится ложь, как (увы, скорбная мысль, но что же мне делать, если я не умею отвязаться от нее) и в большинстве слов, формул, "смиренно" произносимых церковнослужителями. Священник произносит:
"И аз, недостойный иерей, властию мне данною отпускаю" (грехи) и проч.
Мне кажется, слова эти -- "аз недостойный иерей" -- неискренни. Тогда бы он не имел духа развязать грехи. Ведь "развязать грехи" -- больше царевой власти. И священники действительно верят, что они разрешают грехи: а потому слова их о "недостоинстве" суть эта обычная личина смирения ("мы, смиренные члены синода, отлучаем Толстого" и проч.), ни малейше не выражающая самоощущения, самочувствия их; а потому я-то, видящий эту обычную и всегдашнюю их личину, для меня лично донельзя противную, в таком ужасном моменте, когда душа грешника (сам испытывал) вся в слезах и раскрыта, -- отвергаю это "таинство" и в существе, и в процедуре. Ну, не могу видеть в таинстве лжи, "для виду произносимых" слов и проч.
c) Далее, я давно начал соображать, что в "таинстве покаяния" Церковь прощает "грехи" собственно ей неинтересные и ненужные, где ее существо и особенно привилегии не затрагиваются. Я давно об этом писал и напоминаю: девушка в слезах, кается, что у нее "так себе" прижитый ребенок, "в обиду Церкви" -- без венчания. Ну, конечно, священник "разрешил грех": но лишь -- по шаблону, чтобы "не портить правила", как не "портят супа". На самом деле Церковь как "богозданное учреждение", universalis Eclesia, вот эта "святая, соборная и апостольская" ни малейше, конечно, ей не "отпускает греха" и выражает это в том осязательном отказе, какой девушка, девочка наивная, находит, если она придет в консисторию и со слезами любви и восторга скажет:
-- Батюшка-то... простил! А так была грешна! Тоска задавила душу, а теперь -- ничего. И тятька с мамкой улыбнулись. Соседи -- тем дела нет. Сделайте же так, чтобы ребенок был мой, моим именем и прочее звался, и без всякого порицания, ибо порицание было до покаяния, а после "разрешения" греха какое же порицание...
Девушка говорит еще гораздо наивнее и трогательнее, чем я написал. Так, что люди бы расплакались. Но вот эта "святая, соборная и апостольская" темнеет в лице:
-- Этого нельзя. Ты обидела Церковь, не испросив у нее согласия, не послушав ее голоса, преслушав прещения... Не могу! Не могу! Прости мы теперь и тебя, что же будет? Кто же будет у нас венчаться...
Все это я написал очень скудно и плохо, в 4 часа ночи и безгранично усталый, -- но читатель дополнит и дорисует мое слово и согласится с тем тезисом его, что Церковь прощает только ей "ненужные грехи", что потрепал Ванька Машку, или украл вот, или обсчитал рабочего хозяин. Это все -- на стороне, и вот такие грехи "на стороне" Церковь прощает; или там риторические, "неверие" и проч., отчего "прибытку церковного не убавляется". Но где затрагивается имущество Церкви, не материальное, а вот эти привилегии власти, авторитета, значительности и проч., и проч., и проч., -- там Церковь прощает "укромно в уголке" (в исповедальне), чтобы "не портить правила", "не портить супа"; но на самом деле и серьезно ничего не прощает, негодует, презирает грешника и его грех.
Ну, на этой почве, много "Марий" удавилось, и я прерываю речь, вероятно надоевшую читателям.
По всем этим мотивам я "таинство покаяния" совсем отвергаю.
d) Не увлечен ли г. Эрн действительно изумительною трогательностью слов, сопровождающих "таинства"... Не увлечен ли он их эстетикою? Пусть об этом даст ответ в своем сознании. Это -- страшно важно: ибо эстетика -- это еще не истина...
Сколько "таинств"? Церковь учит -- семь. Вот мне кажется возможным найти, при внимательном наблюдении, еще случаи таких "возрождений души", "укрепления души", "просветления совести", которые далеки от рационального объяснения и слишком явны в благодетельном значении своем, чтобы отвергнуть в них присутствие "религиозного таинства". Здесь мы можем встретить страшное, страшное (от непривычки, новизны или предрассудка), но и самое обыкновенное, за чем, может быть, когда-нибудь будет признано значение "таинства".
Я не знаю и говорю поэтому: "Может быть. Я определенно наблюдал среди нас, русских, не совершающих никогда церковных таинств и не ходящих никогда в церковь, -- людей столь изумительной доброты душевной, чистоты поведения и вообще всего благоустройства жизни, что не мог понять и допустить, чтобы они обходились вовсе без "благодати Божией". Как же она на них сходит? Где? Не применимы ли сюда слова: "Дух веет, и де же хощет"... Я не настаиваю, но иногда мне кажется, что при добром устроении сердца как будто вся жизнь, самая жизнь есть уже "таинство", "благодать", или что-то находящееся под постоянным ее веянием, в ее обладании. Так и рвется слово: "Бог -- всяческая, и -- во всем". А ведь Богоприсутствием, Бого-участием определяется и существо "таинства".
КОММЕНТАРИИ
Век. 1907. Май. No 17. С. 233--235.
Розанов разбирает в своем письме статью В. Ф. Эрна "Таинства и возрождение Церкви" (Церковное Обновление. СПб., 1907. No 9).