Розанов Василий Васильевич
Вопросы церковной живописи

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В.Л. Дедлов. Киевский Владимирский собор и его художественные творцы. С автотипическими снимками. Москва, 1901.

В.В. Розанов

Вопросы церковной живописи

В.Л. Дедлов. Киевский Владимирский собор и его художественные творцы. С автотипическими снимками. Москва, 1901.

   Автор этой небольшой книжки -- один из серьезнейших наших писателей по наблюдательности, по вдумчивости; и ценность им написанных страниц уравновешивает их скудное количество. Книжка заключает в себе характеристики А.В. Прахова, ученого руководителя и как бы инспектора всех художественных работ в знаменитом ныне храме св. Владимира, в Киеве, -- живописцев П.А. Сведомского, В.А. Котарбинского, В.М. Васнецова и М.В. Нестерова, и заканчивается небольшими суждениями о разных методах живописи. Автор лично знает всех названных, лиц, и книга его есть не только описание их работ, но и пестрит личными впечатлениями, личными рассказами. Это сообщает книжке значительность и интерес, которые еще возрастут со временем. Как на особенно блестящие страницы укажем на характеристику северного великоруса-вятича, предпосланную очерку личности и жизни Васнецова, далее -- на страницы о васнецовской "Богоматери" и о его же "Соборе русских святых". Вся книжка написана горячо и возбуждает в читателе бездну мыслей, иногда вызывая желание спора. Автор говорит о живописи; но ведь под живописью лежит религия, и автор судит, так сказать, о наземном, не решив дела о подземном. Что такое христианство? И до сих пор -- тайна. Об этом свидетельствуют тысячелетние споры о его смысле и самый факт разделения церквей. Автор восторгается национализмом Владимирского собора; но русский человек умер бы от горя и тоски, если бы его стали успокаивать, что в вере своей он -- национален, выражает -- свой национальный тип, а не то что в этой именно вере он -- близок к Богу. Разница огромная, вопросы огромные! Как будто в Перуне, Даж-боге и Велесе русский народ не был национален?! И ведь именно Васнецов есть великий создатель наших былинных типов, нашей еще былинной, дохристианской старины... Мы этим опровергаем теоретическую мысль В.Л. Дедлова, не заподозривая чистоты и высоты национально-христианской живописи Васнецова. Конечно, какое русское сердце не затрепещет при взгляде на его Богоматерь: наконец-то мы имеем свое, родное представление о дивном Лике и дивном событии, давно национализованном у итальянцев, у германцев, у голландцев... Но это трепетание во мне моего русского сердца, моей русской гордости, не закрывает от меня вопроса об абсолютном; молиться я хочу не как русский, а как смертная тварь -- Бессмертному, как конечный и ограниченный дух -- Бесконечному и Совершенному Существу. Стороны разные. Я могу быть особенным и исключительным грешником, я не "по-русски" грешу, а уже скорей по-"общечеловечески"; точнее же всего: я лично сам грешу; и в молитве я делаю исход из этого индивидуального греха, -- в индивидуальную же скорбь, муку, обращение к Богу. Поэтому я и представить себе не могу, чтобы глубоко пораженный в сердце человек стал "по-русски" молиться; "по-русски" он совершает только обряды. А если таков поворот спора, то совершенно возможно и утверждение, что знаменитый, царственный пункт новой русской живописи -- есть только пункт обрядовой нашей веры, а не веры русской во всех ее глубинах и пропастях. Далее, я имею упрек к живописцам-расписателям Киевского собора, как любитель Св. Писания: почему из книг Ветхого Завета взяты сюжетами двенадцать пророков, Моисей, Давид, Соломон -- и почему не взят Иов? Мне, моей христианской душе, может быть, особенно скорбной, он нужен для вразумления, для успокоения, для утешения... Что за избегание тем, что за сужение их! Оно-то и показывает, что знаменитый Собор более выражает русскую "манеру" молиться, нежели русскую потребность молиться, во всей бесконечности ее мотивов. Где опять Руфь и Вооз, -- и прекрасная бедная Ноеминь! где Товия и Ангел, -- вечные образцы для юных, где слепой старец-Товит и прекрасная, молящая себе смерти, Сарра! Я их не нахожу. Таким образом, я нахожу в живописи Собора не сплошную любовь к Св. Писанию, а какие-то выборки из Св. Писания, -- может быть, сектантские или склоняющиеся к сектантству. Ибо все секты начинались с "выбирания" и "подчеркивания". Смотря на эти "выборки", я вижу нерасположенность у авторов к другим, не иллюстрированным местам Св. Писания. И даже я могу указать здесь к каким. Вся Библия есть священное словесное одеяние к святой библейской семье: вся Библия пестреет чудеснейшими сценами этой семьи, из которых... ни одна (ни одна!!! не попала на стены Владимирского собора!!! Разве же это не односторонность? Я благоговею перед работами Котарбинского, Васнецова, Нестерова, Сведомского, но оспорят ли они, что я имею причину для упрека как жаждущий религиозного научения человек? Живописью любоваться я могу прийти в музей; а в церковь я иду за Божескою наукой, за идеалом, за путем жизни, за образцом. И как семьянин -- ничего не нахожу, Совершенно ничего!!! Вот Дедлов описывает, что "Андрей Боголюбский представлен в латах, с мечом", -- воином; но ведь во всяком случае воинское меньше обнимается верою, чем семья и семейное? Символы войны есть в соборе, а символов семьи в соборе -- нет. Это -- односторонность, которую при резкости я назову и сектантством. И вытекает эта односторонность именно из того, что все живописцы-расписатели Киевского собора и их биограф, г. Дедлов, вращаются, как я сказал, в наземном, в живописи, в сущности музейной, а не в подземном, не в религии! И Византия и Русь ничего, кроме печальных иллюстраций к "Домострою", в сфере семьи не дали, не создали; и семья до такой степени в обеих этих странах была постоянно забыта, обойдена и религиозно пренебрежена, что вот учителя, каковыми, конечно, являются религиозные живописцы, даже забыли о классической стране семьи, о классически-семейном народе, откуда бы они могли взять живописную, ударяющую в сердце, "проповедь"! Вот что значит слишком "по-русски" понимать религию! Сказать, что Россия исчерпала круг религии, все пути ее исходила и во всех путях до конца дошла, -- значит сказать просто нелепость, значит начать хвастать, а не говорить истину! Россия прошла лишь узкий путь ее, взяла лишь одну ниточку: это -- отречение от мира, действительно великие и действительно прекрасные заветы Сирийского, Египетского и Афонского пустынножительства. Но "тако возлюбил Бог мир, что и Сына Своего Единородного предал за мир"... Вот на эту-то широкую столбовую дорогу религии, -- жертвы миру, жертвы для мира, жертвы в пользу мира для исцеления его земных мук, -- на эту главную мировую дорогу русское религиозное сознание еще и не вступило. И труды Нестерова, Васнецова, Котарбинского, Сведомского -- суть воспоминательные, по отношению к нашей истории, труды, а -- не пророчественные труды. Это -- хвала девятивековому нашему прошлому, -- хвала узкая и "национальная"; но это -- не пионерство и не всемирный путь. -- Но, затем, что в пределах своей задачи они создали великое и прекрасное, создали единственное доселе, -- было бы напрасно оспаривать. Наша поправка отнюдь не художественная, но она -- очень упорная религиозная поправка.
   
   1901 г.
   
   Впервые опубликовано: "Новое время". 1901. 19 сентября. No 9175.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru