Розанов Василий Васильевич
Думы и впечатления

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    <О трагедии>

   Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. -- Статьи и очерки 1898--1901 гг.
   М.: Республика; СПб.: Росток, 2009.
   

ДУМЫ И ВПЕЧАТЛЕНИЯ

<О ТРАГЕДИИ>

   Трагическое и комическое... Почему театральные пьесы не разлагаются в непрерывный ряд степеней одного чего-нибудь, но имеют явно два, и притом самостоятельные, особые средоточия: трагическое и комическое? Можно бы расположиться им так: веселые, очень веселые, до излишества веселые, менее веселые, совсем серьезные. Последний род образовал бы драму, но трагедии еще все-таки тут нет. Между тем есть на сцене и до очевидности есть в жизни трагическое, как особое устремление, как вещь sui generis {своеобразный (лат.).}. Что это такое? И в особенности, что это такое в отношении к комедии? Обратимся к конкретному. Если мы возьмем самые гениальные комедии, -- "Ревизор", "Горе от ума", -- мы поразимся чрезвычайною их светскостью, в том смысле, что они наполнены и даже насыщены светскою жизнью и светскими интересами и светскими целями данного исторического дня. Что такое "светское"? Ну, не будем впадать в многословие и объяснять термин, употребительный и понятный у нас, в Риме, в Греции: "светское" -- это "довлеет дневи злоба его" или, что то же, "на каждый день и всякую эпоху достаточно заботы об этом дне и этой эпохе". "Недоросль" тревожится безграмотностью своего времени; "Ябеда" Капниста -- сплетничает (не в худом смысле) на ябедников; "Горе от ума" есть тоска умных людей своего времени; "Ревизор" и комедии Островского поднимают фонарь над темным царством, скучным (у Гоголя) царством. "Скучно на этом свете, господа" или "весело на этом свете, господа" -- вот две темы серьезной и веселой комедии, т. е. вообще всех и всяких комедий, тема и содержание вообще комического. Но как в случае "скуки", так и в случае "веселости" дело не выходит из пределов "этого света", не отделяется от прекрасной и милой нашей земли -- и в этом суть комедии и центр комического устремления на сцене и даже в жизни. "Быть в комедии" и комедийном настроении духа -- значит быть "на сем свете", с наибольшим запамятованием о каком-то мнимом или фантастическом, во всяком случае не проверенном "тамошнем свете".
   С первого же раза, без всякого анализа и без длинных комментариев мы видим, чувствуем и соглашаемся, что в трагедии гораздо более духовного. Трагедия суть высшие духовные создания, нежели комедия, это впечатление профана, которого не станет оспаривать мудрец. Но чем отличается трагедия от драмы? Драма -- совершенно серьезна, чрезвычайно содержательна, иногда философична. Но это -- пища ума, тогда как трагедия дает пищу душе, т. е. каким-то глубочайшим, нежели мысль, сторонам нашего "я". Трагедия связывает нас с Богом. Читатель да простит, что я так "выпалил". Но дело в том, что в трагедии в самом деле есть что-то, что и сообщает ей трагический колорит, и это "что-то" -- выше человека, сильнее человека, страшно человеку. Отелло, Гамлет, Лир, в древности Эдип -- все гибнут. Трагедия есть изображение гибели человека, и вот это -- страшно. Нельзя отрицать, что в комедии человек взят несколько, как
   
   Силен румяно-рожий...
   
   Уж, как хотите, но это -- так, шила в мешке не утаишь и правда вся та же и для гениальнейших комиков; напротив, в трагедии человек взят в положении их согнутых и бегущих титанов, на которых валятся небесные камни или, пожалуй, -- с древними можно пошутить -- в которых небо швыряет каменьями.
   Человек гибнет -- такова его судьба, по крайней мере иногда; но человек еще подходит к гибели или ходит вокруг гибели -- и вот это составляет сюжет трагедии. Трагедий вовсе бы не было, если бы не было трагического в жизни. Как мы любим рассказы о страшных сочетаниях обстоятельств, поведших человека к гибели, или о загадочных и странных людях, которых точно Немезида какая-то влечет к гибели, и они не умеют ни бороться с нею, ни обойти ее. Да, это мы слушаем с большим замиранием сердца, чем анекдоты, и по этой же психологической причине превосходную трагедию мы смотрим с живейшим волнением, чем самую гениальную комедию. Трагедия глубже нас хватает, она божественнее и человечнее.
   Но почему же гибель духовнее нам кажется, и ближе к Богу, чем "так себе" нашего бытия, благополучное наше здоровье и кой-какое счастье? Взглянем, однако, на человека в трагических обстоятельствах и на человека в комических обстоятельствах: разница -- поразительна; первый имеет "лик", второй -- "рожу". Да что же тут такого особенного? Ну -- человек гибнет, за что же его тут лобызать, и называть "лик" и чуть на него не молиться? Дело в том, что в трагическом есть демоническое, и трагедия большею частью есть борьба человека с "демонами", какими-то странными существами, которые так чувствуются у Пушкина в стихах:
   
        ...Невидимкою луна
   Освещает снег летучий,
   Мутно -- небо, ночь -- мутна.
   
   Демоны -- в какой-то мировой мути, непременно при спрятавшейся за тучи луне, при невзошедшем или зашедшем солнце, на утре или в глубокие сумерки, когда природа не ясна и колеблется, когда
   
   Ни -- день, ни -- ночь.
   
   Замечательно, что больные, тяжелые больные, которым казалось бы все равно, в какой час умереть, умирают или вскоре после заката солнца или перед восходом: не дотянулись, не дождались этого восхода, а дотянулись бы, тогда прожили бы еще день и умерли только после заката. Я думаю также, что редко дурной замысел созревал в человеке днем, как и из самоубийц огромный процент покончил с собою без сомнения ночью или очень ранним утром. Но тут мы входим в мистицизм часов дня, отношений земли к солнцу. Оставим это. Скажем только, что бесы суть сумеречные и неясные создания, около которых всё -- муть, и вот -- страшно человеку, горько человеку, когда он завлекается в эту бесовскую муть. Борьба его с этою мутью, т. е. вечная антибесовщина человека, и есть сюжет трагедии, следя за которым мы привносим о герое; "лик"...
   Таким образом, в трагедии демоническое -- в обстоятельствах, а божественное -- в человеке, и всякая трагедия есть борьба между божеским и демоническим. Понятно, что это в высшей степени духовно и даже религиозно. Мы просвещаемся здесь через зрелище. Трагедия есть род философской литургии и, оплакав Лира, Корделию, Отелло, мы через слезы сочувствия возвышаемся из мещанства бытия в некоторый высший нравственный Эдем. Да, я буду смел и скажу, что трагедия на сцене или в жизни немножко "возвращает нам рай". О, как страшно жить, как отвратительны эти бесы, и хочется ближе к Богу, под его крепкую защиту, но непременно -- с Корделиею, Лиром, воскресшею Дездемоной, даже с Мавром, ибо еще благородная особенность трагедии -- это то, что она чрезвычайно пробуждает чувство общности и единства рода человеческого.
   

КОММЕНТАРИИ

   НВ. 1900. 30 марта. No 8653.
   ..."довлеет дневи злоба его" -- Мф. 6, 34 (Довольно для каждого дня своей заботы).
   "Скучно на этом свете, господа" -- окончание "Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем" Н.В. Гоголя (1834).
   ...невидимкою луна -- А. С. Пушкин. Бесы (1830).
   Ни -- день, ни -- ночь -- H. М. Языков. Валдайский узник, 8 (1824).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru