Розанов Василий Васильевич
Письма к Н. К. Михайловскому

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

Письма В. В. Розанова к Н. К. Михайловскому

  
   Достоевский. Материалы и исследования. 15
   С.-Пб, "Наука", 2000
  
   (о "двойной морали", "жестокости" и "господине с ретроградной физиономией")
   В архиве Н. К. Михайловского (Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 181, оп. 1, ед. хр. No 594) хранятся 3 письма В. В. Розанова к Михайловскому разных лет (конверты не сохранились, даты в письмах не указаны; очевидно, утрачены и ответы критика-народника). В одном из них, которое можно приблизительно датировать июлем-августом 1894 года (Розанов ссылается на статью Михайловского в июльском номере "Русского богатства" за 1894 год, уточняя, что читал ее "недавно"), значительное место занимает полемика Розанова с автором "жестокого таланта"; к этой полемике, кстати, Розанов вернется и позднее. Впрочем, письмо Розанова любопытно во многих отношениях. Приведем его текст целиком.
  

Многоуважаемый
Николай Константинович!

   Давно меня манило переброситься с Вами словом, -- и не с Вами только, но и со всем кругом писателей Вашего типа, толка. Сколько в нас родственного, как понятно мне всякое слово, Вами произносимое, как часто кроме сочувствия я ничего не нахожу в себе, читая страницы из Вас, Златовратского, Гл. Успенского; громадная, свежая струя народной жизни, живой исторической жизни, которая льется во всех Вас -- вот что к Вам манит меня. Я не могу выносить только таких выхолощенных, как Викт. Гольцев, Стасюлевич, Слонимский, и вообще вся "юридическая школа" русской литературы; да еще претят такие тупые, как Протопо<по>в, или младенцы, как Скабичевский, отчасти Шелгунов. Но выхолощенного и тупого теперь, кажется, во всех лагерях довольно, не будем говорить о нем и остановимся на серьезном. Есть только одна громадная пропасть, которая разделяет меня (и я уверен -- лучших из наших) от Вас и всего Вашего лагеря. Это отношение к вере, Бог. Если бы Вы имели силу в Него поверить, если бы могли с любовью взглянуть на церковь, не ненавидеть наше бедное духовенство, -- о, как дружно пошли бы мы во всем остальном к одним с Вами целям. И что за странность, разве уже Вам так трудно сказать в себе: "Не знаю этого, не понимаю, немощен понять -- как и некоторые трудности высшей математики; но не понимая -- их не отвергаю, а благословляю на труд и на проповедь всякого, кому эти вещи понятны, сердцу кого Бог говорит". Вот я слышал, что Гл. Успенский душевно болен и что в бреду он говорит: "Чувствую, точно черная ночь спускается мне в душу; чувствую трупный запах кругом"; -- но ведь это -- запах разложения души своей, ведь это ночь -- темь души человеческой без Бога; что же, и Вы ждете этой ночи для себя? Надвигаете ее и на народную душу? Как достойны Вы (и Ваши все) по всему прочему быть друзьями народными, но по этому вы его враги. Эй, опомнитесь, эй, подумайте о будущем; и сожмитесь, сожмитесь в своем, верьте -- только излишне распущенном уме, и в этой распущенности не принимающем Бога, который в мире есть порядок и закон.
   Года 2 назад, прочитав Вашу статью вторую в ответ на дикое предложение проф. Мечникова женщинам последовать примеру галльских ос (скажите, отчего русские профессора начинают с ума сходить?), я написал Вам очень длинное письмо, долго держал его в столе -- и не послал, опасаясь и пересудов, и всякого неправильного понимания моих Вам сочувствий; недавно я прочел Вашу статью о двойной морали (у Достоевского и еще кого-то), и вот меня снова потянуло написать Вам. Мы когда-то с Вами печатно спорили, но это не оставило во мне никакой дурной памяти. Кстати, посылаю Вам свой труд о Д<остоевско>м: напрасно Вы считаете его жестоким, -- это гораздо более несчастный человек, слабый сердцем, великий умом; а черта жалости в нем -- она есть и во всяком слишком измученном человеке: посмотрите, как мужики наши бывают жестоки со скотиной, иногда с женами; как матери очень бедные, измученные бывают жестоки к своим детям. Это -- последствия его душевного состояния, а не исходная его точка; обратите внимание, что жестокость у него возрастала с годами (в "Братьях Карамаз<овых>", где отец Илюшечки таскается за бороду -- "мочалку", и далее -- описание всей семьи). Но это -- тема, дальних рассуждений требующая. Обсуждая (в "Приложениях" "Записки из подполья"), я не мог не остановиться на Вашей странной по недостаточности мысли, что "господина с ретроградной физиономией", который предложит людям столкнуть к черту арифметическое благополучие, -- "свяжут". Это очень недостаточно и вовсе не опровергает гениальную диалектику "подпольного человека". Надеюсь, Вы будете так любезны, пришлете мне в обмен оттиски своих статей из последних годов, по адресу: С-Петербург, Петербургская сторона, Павловская ул., д. 2, кв. 24. Василью Васильевичу Розанову

Ваш искренний
В. Розанов.

  

Милостивый Государь,
Николай Константинович!

   Конечно, Вы не весьма расположены ко мне, как и я не всем точкам Вашей деятельности могу сочувствовать; но остаются 3/4 тем, которые могут быть у нас общими и на почве которых мы можем говорить. У меня есть большое сочинение, которое напрасно бы я пытался провести в органах, где обычно участвую: уже и теперь в нейтральных органах, как "Нов<ое> время", я не нахожу "бумаги" для "печати", между тем я вступил в тему, которая жгуче-мучительно меня занимает, и, если я не проведу ее -- "умру как Александр Македонский, прикованный к канцелярскому столу". Это тема о поле и половом, жизненном и религиозном noumenon'ax,1 как я угадываю, как почти могу доказать, как хочу доказывать. Вот я "как листочек дубовый" и подкатываюсь под "корень" "Русского богатства", моля с тоской глубокой
   -- в частности и особенно Вас, ибо тут прежде всего Вы можете понять и согласиться. Конечно, ни капли "монархического" и "православного" у меня не будет; да и вообще все эти старые темы, за которые я
   кровь аки воду лиях и лиях
   -- ввиду новой совершенно мною овладевшей темы -- просто забыл и, вероятно, никогда к ним не вернусь как скучным и, так сказать, без "влаги" и "будущности". Сочинение мое очень обширно, но ни в одной точке не скучно; т. е., вбирая новые и новые колосья в жернов, -- мелет новую и новую муку. С "головы до пяток" консерватором я никогда не был, и с теми рациональными во мне чертами -- которые всегда были -- почему не слиться бы "Чинаре" "Русск<ого> богатства", тем паче что эти рациональные точки по объясненной выше причине будут расти, а не умаляться. В консерватизме нет вины и, след<овательно>, нет будущности: вот пункт, на коем я от него особенно и преимущественно теперь -- отпадаю; он "держится", "стоит"; есть "status quo"; все его добродетели и "свет души" напоминают "бабье лето" (застоявшаяся хорошая осень), и вот отчего, продолжая держать голову у стоп Алекс<андра> III и креститься, проезжая мимо церкви, -- я попускаю в душу типично новые мысли, "из другого мира". {Только с одним, "с алчностью" души человеческой, "спенсеровщиной" -- я не могу до скрежета зубовного согласиться; но "ниточки" мистического витают ведь и в вас -- и опять тут мы можем "говорить". По мне, радикализм получит и неопределенно далекое будущее, как только, не отрекаясь от экономических и юридических вожделений, он обогатится именно вещами "не от мира сего". Ибо в конце концов "лик исторический" построен на "столпах" "не от сего мира", и все что их обходит или ими небрежет -- ео ipso2 обречено на мелкость и недалекость течения; посмотрите, как недалеко потекла революция 89--93 года: через 100 лет -- ее специфических следов уже нет: ибо "анархия" -- это не она, это ее помои скорее.} Будьте добры, прошу Вас известить меня, может ли быть "разговор" о моем участии в Рус<ском> бог<атстве>; может ли быть он до такой степени, чтобы мне даже не лишнее привезти и статью? Если да -- назначьте мне время; -- я ожидаю встретить в Вас того простого и проницательного человека, каким не всегда, но часто, любил Вас как писателя.

В. Розанов.

   Адрес: Петербургская сторона, Павловская улица, дом 2, кв. 24. Василию Васильевичу Розанову.
   Могу я быть, по причине службы, только вечером.
  
   Это письмо Розанова очень приблизительно можно датировать 1899 годом, незадолго до того как он оставит тяготившую его службу в Государственной конторе. А предлагает Розанов "Русскому богатству", скорее всего, какую-то из статей, вошедших в книгу "В мире неясного и нерешенного" (первое издание вышло в 1901 году). Используя образы стихотворения М. Ю. Лермонтова "Листок",3 Розанов уподобляет себя "бедному листочку дубовому", а журнал "Русское богатство" -- "высокой" и "молодой" Чинаре, прося, так сказать, литературного прибежища, уверяя, что в его статьях не будет ничего "православного" и "монархического".
   Получив столь странное письмо, Михайловский незамедлительно ответил -- иного и быть не могло -- отказом, о чем с обидой рассказал Розанов в "Биографических сведениях для Нижегородской губернской ученой архивной комиссии": "Мне ужасно надо было, существенно надо было протиснуть "часть души" в журналах радикальных. В консервативный свой период, когда, оказывается, все либералы были возмущены мною, я попросил у Михайловского участия в "Русском богатстве"; я бы им написал действительно отличнейшие статьи о бюрократии и пролетариях (сам пролетарии -- я их всегда любил). Михайловский отказал, сославшись: "Читатели бы очень удивились, увидав меня вместе с Вами в журнале". Мне же этого ничего не приходило в голову".4
   В 1902 году, после смерти Г. И. Успенского, Розанов пишет Михайловскому еще одно письмо, извиняясь за некоторые бестактные слова, сказанные о покойнике в давнем письме.
  

М. Г., Николай Константинович

   Прошу Вас извинить меня за мелочность беспокойства, Вам причиняемого и не вытекающего из Вашей, а только моей нужды. Вчера П. П. Перцов мне сказал: "Дайте-ка книгу "В мире неясного и нерешенного", ее спрашивал (посылал купить) Михайловский в магазине "Нового времени" -- а там нет". -- "Как, когда там склад издания". -- "Да верно ли?". -- "Вполне верно". -- Тогда я написал управляющему магазина письмо с некоторым раздражением, -- но как могут для продавцов и приказчиков выйти неприятности, то решил и позволяю себе предварительно у Вас спросить, справедливо ли, что посланному Вами человеку в магазин Суворина ответили, что книги "В мире неясного и нерешенного" в продаже нет. Не откажитесь уведомить об этом одной срочной по адресу: В. В. Розанову, Шпалерная ул., д. 39, кв. 4.
   Несколько лет назад я Вам написал письмо, содержащее укоры Гл. Ив. Успенскому, ныне покойному. Не могу себе простить безумия, -- а пожалуй, и легкой (или замутившейся) совести, с коими я мог сделать упреки (хоть косвенные и далекие) человеку столь праведному, -- прямо сказать герою народному; человеку столь здоровому умственно. Я тогда писал (Вам), что слышал будто он (больной) "везде слышит трупный запах" и это связывал с его миросозерцанием. Все это возмутительный вздор (в моих словах), но мне материалисты казались как бы съевшими мир и уж я не знал, кого и как порицать. Жалею об этом, хоть, конечно, и поздно. Вообще, мне кажется, все у нас перестанавливается и долго "своя своих не познаша". -- И лично я Вам делал укоры в самолюбии; но разве у меня нет недостатков личных! которых в себе не чувствуешь именно потому, что они слишком внутренние, "свои", "родные". Итак -- и это пустое; Вы сделали очень много добра, может быть, не с тем святым порывом, как Гл. Ив ... а, впрочем, души опять не будем судить. Трудились, -- а след<овательно>, достойны. Боже, до чего забыт бедный Страхов! Какая судьба! Один его старый друг и мой на это удивленье сказал: "Да ведь никто так не старался скрыть подлинные свои мысли, как Николай Николаевич!". Мне кажется, это остроумно. Вы, кажется, знаете Вл. Сер. Миролюбова -- Какой чудесный человек. И Викт. Острогорского я ругал, оказывается, -- у него, при бедности, была в Валдае школа и очень любящая жена. Любовался я 2 года назад на Волковом и памятником, кажется, Елисееву -- с бюстом старушки на его памятнике: единственное сочетание мною в жизни виденное. Нет, "нигилисты" умеют любить и привязываться. Ну, простите за утомленье читать это письмо. Ваш "и так и эдак" В. Розанов (все Ваши, но не Миролюбов о Вас говорят {Впрочем, это я давно слышал.} как об очень холодном, безразличном человеке, и знаете, это не очень располагает...)
  
   1 "Ноуменон" -- основное в философии Канта понятие: "...вещь тою стороною своею, которую от нас скрыта и вместе которою существенна", -- пояснение Розанова в статье "Семья и жизнь" (Розанов В. В. Религия и культура. М., 1990. С. 213).
   2 Вследствие этого (лат.).
   3 Цитирует (усеченно и неточно) Розанов к внутренний монолог Печорина; в романе Лермонтова: "...гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума..." (Лермонтов М. Ю. Собр. соч.: В 4-х т. Л., 1981. Т. 4. С. 266), а также балладу А. К. Толстого "Василий Шибанов".
   4 Цит. по предисловию Е. В. Барабанова к кн.: Розанов В. В. Религия и культура. С. 7-8.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru