Розанов Василий Васильевич
Мирская помощь друг другу

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. -- Статьи и очерки 1898--1901 гг.
   М.: Республика; СПб.: Росток, 2009.
   

МИРСКАЯ ПОМОЩЬ ДРУГ ДРУГУ

   В настоящее время несколько губернских совещаний заняты вопросом о реорганизации общественного призрения. Как известно, призрение это возложено на земства, которые должны оказывать помощь "бедным, неизлечимым больным и умалишенным, а также сирым и увечным". Параллельно земской деятельности и едва ли не превосходя ее, идет частная личная инициатива: христианское милосердие побуждает умирающих и больных отделять крупную часть оставляемого состояния на учреждение разных филантропических учреждений, причем эти последние получают самый разнообразный вид и иногда чрезвычайно специальное назначение. Сословия, как дворянство и купечество, нередко устраивают обособленные сословные приюты, богадельни, стипендии. И, наконец, благородное ведомство Императрицы Марии спешит с помощью всяческою и всюду, от женских институтов до родильных домов в Петербурге, которые призревают в нужный момент несчастную столичную прислугу.
   Это -- целое море благотворительности, масса света и добра, и неоднократно пытались внести сюда регламентацию. Между тем нельзя не заметить, что благотворительность столь же нужна благотворителям, сколько и убогим, принимающим дар, и, может быть, первым даже больше, чем вторым. Это -- культура сердца; и для многих, в особенности для частных людей это -- поэзия сердца и очень длительная мечта. Иногда, прочитывая в печати сведения о крупном завещании, поражаешься чрезвычайною подробностью распределения сумм, чрезвычайной обдуманностью, прямо -- планом пожертвования. Это -- архитектор благотворительности, и он, очевидно, долго обдумывал затейливую башенку своеобразных и капризных иногда учреждений. Это -- культура; тут -- психология. Отнимите у него мечту; отнимите у него возможность мечтать и придумывать, протяните руку, на которую он положил бы только "итог" своих мечтаний, и, поверьте -- он ничего не положит или бросит медный пятак. Завещания, и иногда чрезвычайно крупные, оставляются порою людьми очень черствыми, черствыми к родным, к друзьям, ко всякому видимому и ощущаемому человеку. В случаях такого завещания действует не любовь, да и вообще трудно любить далеких и будущих людей, -- а воображение и, как мы выразились, талант организации, инстинкт архитектурной конструкции. Это навсегда было бы убито попыткою "урегулировать", т. е. очень урегулированная благотворительность непременно уменьшилась бы, стала бы мелководна и маловодна. Вот сторона дела, которой не следует забывать. Возьмите всякое даяние, но ко всякому дающему внимательно наклонитесь, выслушайте его, дайте ему совершить все, что он сам задумал и сам хотел бы выполнить.
   Вторая сторона дела, на которую нам хотелось бы обратить внимание, -- это чрезвычайная пассивность благотворимых. Конечно, есть такие слепые и хромые, есть такие формы несчастия и убожества, когда человек уже только лежит и жует. Но в огромном большинстве случаев призреваемые в богадельнях вовсе не стоят на этой степени инвалидности. Это только очень ослабшие люди, от болезни или от старости. Положение какого-то коечного больного для них невыносимо, как и трудно выносится ими положение какого-то малолетка, за которым гувернер присматривает, чтобы он не запнулся и не расшибся. Режим жизни в наших богадельнях слишком пассивен и слишком казенен: желательно, чтобы самый тип их более приблизился к типу частного дома, частного хозяйства, частного житья-бытья, с кое-- какою хозяйственною заботою и ответственностью самих призреваемых в их относительно сильных членах. Дом призрения меньше должен быть монастырьком и больше колонийкой. Известно долгое предубеждение наших крестьян против больниц: больничные халаты -- почти арестантские, и страшно влезть в такой халат: кажется, еще больше расхвораешься. И из одной этой пустой причины люди не шли. Не менее стеснял захварывающих и выздоравливающих какой-то рецепт лежания и неподвижности, представление о котором соединяется с больницею. "Я еще хожу", "я еще могу двигаться" -- эта мысль и возможность проверить ее уже есть утешение, как отрицание ее может повергнуть человека в отчаяние. В богадельне, в принужденном и страшном бездействии и неподвижности человек видит, что точно отдают его смерти, что он уже приготовлен к смерти и только замедлили с его похоронами. Это неприятно, это пугает. Дома человек умирает незаметно, еще вчера копавшись около живых. Риск жизни, нищенство, бродяжничество -- все это предпочитается богадельне, и тут же за стеной ее -- и нищета, и болезнь, но на относительной свободе. Конечно, по самым свойствам призрения, свобода эта должна быть очень относительна, но ее суженность не должна переходить в какое-то замковое заключение, только без запоров и замков.
   

КОММЕНТАРИИ

   НВ. 1899. 20 авг. No 8433. Б.п.
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru