Ростиславов Александр Александрович
Ренессанс русской церковной архитектуры

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

А. Ростиславовъ

Ренессансъ русской церковной архитектуры

  
   "Аполлонъ", No 9, 1910
  
   Архитектура -- застывшая музыка -- давно и удачно сказано. Загадочная прелесть старинныхъ архитектурныхъ формъ самыхъ простыхъ, очевидно не претендовавшихъ на красоту, именно -- въ музыкальныхъ отзвукахъ далекаго прошлаго. Къ какой категоріи чувствъ, отнести "чувство старины", въ которомъ звучатъ, конечно, иныя струны, чѣмъ сухая любознательность ученаго археолога и которое возбуждаютъ самыя примитивныя постройки, произведенія рукъ человѣческихъ? Вѣдь именно далекой музыкальной красотой вѣетъ отъ суровыхъ остатковъ Якутскаго острога, строители котораго, не особенно заботились объ архитектурной красотѣ. И здѣсь -- не только "красота развалинъ", гдѣ великій гримеръ -- время, умѣющее показать или сгладить какъ разъ то, что нужно, слить произведенія рукъ человѣческихъ въ одну гармонію съ окружающей природой, какъ бы заставляя насъ почувствовать законы, разлитые въ природѣ и сообщающіе ей такую гармонію. Чувство старины, ея красоты складывается изъ разнообразныхъ элементовъ, гдѣ кромѣ непосредственныхъ художественныхъ воспріятій играютъ роль и знанія, и какъ бы мистическія проникновенія, и общая, трудно опредѣлимая музыкальность намековъ. И вотъ этой-то сложности никогда, повидимому, не понимаютъ реставраторы, дерзновенно посягающіе именно на самую утонченную красоту памятниковъ старины, гдѣ человѣческое творчество такъ гармонично сливается съ остаткомъ высшихъ законовъ, управляющихъ природой. Сколько художественной прелести, сколько отзвуковъ трогательной легенды давали бы развалины дворца царевича Дмитрія въ Угличѣ, и какую нелѣпую, ничего не говорящую кирпичную трубу сдѣлалъ изъ нихъ ученый реставраторъ, допустимъ даже, точно скопировавшій и возстановившій размѣры, пропорціи, детали! Не является ли реставрація вообще, въ огромномъ большинствѣ случаевъ, прискорбнымъ недоразумѣніемъ, разрушеніемъ красоты? Вѣдь и самая точность ея почти всегда очень относительна. Нѣтъ ли грубой ошибки въ самомъ стремленіи новыми средствами воспроизводить старое? Старинный кирпичъ, старинный цементъ, старинный способъ кладки далеко не такая бездѣлица для общаго характера постройки, какъ это обыкновенно кажется реставраторамъ: издали чувствуется иная поверхность, даже иныя формы, контура, какихъ никогда не имѣютъ современныя постройки. Положимъ, за границей уже поддѣлывается самый матеріалъ, способъ работы, чѣмъ конечно достигается возможность болѣе точной реставраціи, но нельзя поддѣлать неуловимый оттѣнокъ дальней одухотворенности, налетъ времени. Въ томъ сложномъ и чарующемъ впечатлѣніи, которое даютъ памятники старины, какъ бы необходимымъ элементомъ является чувство, что вотъ именно къ этимъ камнямъ много столѣтій назадъ прикасалась рука нашихъ предковъ, что именно эти стѣны были политы ихъ кровью, что именно подъ этими сводами, съ почернѣвшими отъ времени фресками, раздавались молитвенные голоса. Здѣсь какъ бы разлиты незримые флюиды прошлаго, вся музыка отдаленной жизни какъ бы вещественно отпечатлѣлась на древнихъ стѣнахъ, ибо красота ихъ не только въ пластикѣ, a и въ поэзіи, въ намекахъ на общую, широкую, музыкальную красоту, какъ бы разлитую въ основѣ жизни.
   Тайна красоты художественнаго творчества одинаково сильна и могуча во всѣ времена независимо отъ совершенства техники и знанія. Реставраторъ во всеоружіи современнаго знанія и умѣнія, посягая на эту тайну, губитъ нерѣдко самое драгоцѣнное въ произведеніи безымяннаго художника прошлаго. Ключъ тайны какъ бы потерянъ. Мало того, нерѣдко древнія формы, древнее искусство представляются столь совершенными и цѣльными, что является потребность вернуться къ нимъ, снова цѣликомъ воспроизводить ихъ. Насколько законность реставраціи представляется спорной, настолько въ явленіяхъ ренессанса чувствуется глубокая и можетъ быть необходимая основа: здѣсь какъ бы вѣчная борьба между безличіемъ неизбѣжнаго эклектизма и потребностью въ стилѣ, въ строго опредѣленной формѣ. Но не бываетъ ли плодотворно возвращеніе къ прежнему искусству только тогда, когда это искусство прошло всѣ стадіи развитія, и является стройнымъ законченнымъ цѣлымъ, какъ напр. -- античное? Можетъ быть наиболѣе свѣжимъ доказательствомъ этому служитъ нашъ русскій ампиръ, въ прекрасныхъ образцахъ котораго взяты и скомбинированы формы самаго совершеннаго и завершеннаго изъ искусствъ... И наоборотъ, такъ называемый "русскій ренессансъ", на сколько онъ сказался въ архитектурѣ, въ стремленіи возродить и продолжить формы 16 и 17 столѣтій, со времени своего возникновенія въ половинѣ прошлаго столѣтія и до послѣдняго ярко-отрицательнаго образца -- храма Воскресенія на Екатерининскомъ каналѣ, явленіе глубоко интересное, многое выяснившее, но пока по крайней мѣрѣ -- не давшее никакихъ положительныхъ результатовъ. Еще не такъ давно оспаривалось существованіе оригинальныхъ формъ русскаго искусства, во всякомъ случаѣ сохранившіеся образцы зодчества многими признавались, да можетъ быть еще и признаются варварскими. Взглядъ Куглера, признававшаго впрочемъ "своеобразный складъ" нашей древней архитектуры, относительно магометанскаго вліянія, давно оставленъ.
   Взявъ планъ y Византіи, заимствовавъ въ видѣ деталей ломбардскія формы,-- хотя вѣдь и эти формы романскаго стиля шли изъ той же общей древней сокровищницы,-- наше церковное зодчество удивительно оригинально и цѣльно слило съ ними чисто самобытныя славянскія формы, возникшія изъ деревянныхъ построекъ, деревянной конструкціи и деталей. И вотъ теперь, когда уже достаточно изучены наши памятники старины, передъ нами развертывается чрезвычайно интересная, стройная и послѣдовательная картина развитія древнерусскаго зодчества. Съ наглядной очевидностью можно прослѣдить возникновеніе новыхъ формъ, ихъ развитіе и постепенное осложненіе по какъ бы существующимъ общимъ законамъ. Пресловутое вліяніе татарщины и религіозная нетерпимость отнюдь не помѣшали намъ заимствовать y другихъ народовъ, отдѣльныя формы, удачно примѣняя ихъ къ самобытнымъ. Какъ и вездѣ, созданіе новыхъ формъ шло параллельно съ совершенствомъ строительной техники, что, напримѣръ, такъ ярко сказалось въ благотворномъ вліяніи итальянскихъ зодчихъ съ Аристотелемъ Фіарвенти во главѣ. Однимъ словомъ, приходится говорить не ? варварствѣ, грубости, a объ оригинальной утонченности нашего стиля. Достаточно указать не только на такіе шедевры, какъ Василій Блаженный, кремлевскіе соборы, церкви въ Останкинѣ, Покрова на Филяхъ, a и на первоначальныя прелестныя формы Владимірскихъ церквей и соборовъ XII--XIII вв., на такой прелестный уникумъ, какъ фантастически-узорчатыя стѣны собора въ Юрьевѣ-Польскомъ. Петръ Великій какъ-бы оборвалъ стройное развитіе нашего зодчества на Строгановскихъ и Нарышкинскихъ церквахъ, гдѣ до такой степени красиво и удачно были заимствованы и примѣнены формы Барокко въ видѣ разорванныхъ фронтоновъ, завитковъ и т. д. Образовался, на первый взглядъ, какъ бы провалъ. Тѣмъ не менѣе намъ посчастливилось.
   Цѣлый рядъ дивныхъ зодчихъ отъ Растрелли до Росси украшаютъ наши столицы превосходными постройками, несмотря на вполнѣ развитыя цѣликомъ перенесенныя западныя формы, опять таки получившія, благодаря мѣстнымъ условіямъ, своеобразный характеръ. Благотворное вліяніе западныхъ художниковъ сказывается и въ старинныхъ очень удачныхъ постройкахъ многихъ провинціальныхъ городовъ и помѣщичьихъ усадебъ. Петербургъ и Москва, столь рѣзко различные по общему характеру, такъ интересно и превосходно дополняютъ другъ друга, являясь своеобразнѣйшими и красивѣйшими городами въ Европѣ. Нигдѣ не встрѣтишь ничего подобнаго вычурному разнообразію московскихъ сорока-сороковъ, вѣнчанныхъ кремлевскими золотыми маковками,-- характерному лабиринту улицъ и переулковъ или привольно раскинувшимся на широкихъ площадяхъ, по берегамъ широкой рѣки, огромнымъ зданіямъ Петербургскаго ампира. У насъ нѣтъ такихъ цѣльно-прекрасныхъ, стильныхъ городовъ, какъ Нюрнбергъ, Ратебургъ, Брюгге, но сказочная прелесть, какую придаютъ многимъ нашимъ стариннымъ городамъ, напримѣръ, Новгороду, Пскову, Переяславлю-Залѣсскому, Ростову-Ярославскому, Суздалю, Угличу, многочисленные древніе церкви и монастыри, и самое ихъ мѣстоположеніе навѣрно въ ближайшемъ будущемъ найдутъ себѣ надлежащую оцѣнку и на Западѣ: такой наивной свѣжестью вѣетъ отъ нашихъ памятниковъ старины, объятыхъ сонливой лѣнью окружающаго приволья.
   Можетъ быть именно потому, что романскій, готическій и позднѣйшіе стили нашли себѣ полное выраженіе и выработку въ западной Европѣ, наше русское зодчество -- столь не схожее, на первый взглядъ, съ европейскимъ -- до конца 17-го столѣтія и столь удачно перенесшее и примѣнившее западныя формы въ 18-мъ и первой половинѣ 19-го столѣтія, явится интереснѣйшимъ дополненіемъ къ общей исторіи европейскаго искусства.
   Весьма, естественно, конечно, что какъ разъ въ тотъ періодъ, когда и y насъ начинаетъ окончательно водворяться безличный эклектизмъ и когда съ другой стороны выясняется красота нашей старины, является стремленіе заполнить провалъ, возникаетъ соблазнительная и симпатичная сама по себѣ идея русскаго ренессанса въ смыслѣ продолженія и развитія чисто самобытныхъ формъ, какъ бы насильственно остановленнаго. Какъ всегда и вездѣ, любовное изученіе народнаго искусства и творчества даетъ благіе результаты, которые уже достаточно ярко сказались въ живописи и прикладномъ искусствѣ. Надо ли называть имена Полѣновой, Врубеля, Нестерова, Рериха, говорить ? дѣятельности Абрамцева и кн. Тенишевой въ "Талашкинѣ", объ отличныхъ театральныхъ декораціяхъ Коровина, Головина, Билибина и др.? Интересны и нѣкоторыя новѣйшія попытки національной архитектуры Малютина, Щусева, Покровскаго, но можетъ быть именно потому, что въ нихъ сказывается самобытное и современное творчество художниковъ, пользующихся старинными формами, такъ сказать, для новыхъ узоровъ.
   Въ силу талантливости эти художники, очень удачно комбинируя старинныя формы, даютъ цѣльное, удовлетворяющее и современнымъ требованіямъ и художественному вкусу. Но можно ли пока по крайней мѣрѣ эти попытки приравнивать къ возрожденію, напр., ампира? Разумѣется, нѣтъ. И глубоко интересенъ вопросъ: возможенъ ли по существу ренессансъ именно архитектурныхъ формъ, не совершившихъ полнаго цикла развитія, a въ данномъ случаѣ, нельзя ли все-таки найти слѣды дальнѣйшей эволюціи по крайней мѣрѣ основныхъ древнихъ формъ, намекающіе на возможность иного продолженія и развитія.
   Казалось бы, факты налицо. Наши города уже достаточно попорчены очень неудачными постройками въ "русскомъ стилѣ", гражданскими, вродѣ Московскихъ Историческаго Музея и Думы, и особенно церковными, начиная съ совершенно бездарныхъ произведеній Тона и кончая Петергофской церковью Н. Султанова и особенно курьезнымъ и нелѣпымъ сооруженіемъ проф. Парланда. Этотъ новѣйшій продуктъ русскаго ренессанса, варварскій образчикъ художественнаго убожества, и архитектурнаго, и живописнаго, въ соединеніи съ роскошью и богатствомъ матеріала -- столь афишированъ именно въ смыслѣ задачъ ренессанса и носитъ столь ярко окрашенныя черты, что необходимо подробнѣе остановиться на характеристикѣ именно Парландскаго храма. Конечно, "исторія выяснитъ", почему въ многомилліонномъ государственномъ и народномъ сооруженіи такъ безпримѣрно увѣковѣчена мозаикой бездарная и безграмотная живопись "неизвѣстныхъ художниковъ", но я остановлюсь только на его тяжеловѣсной, вымученной и придуманной архитектурѣ.
   Когда разсматриваешь снаружи храмъ Воскресенія на Екатерининскомъ каналѣ, получается впечатлѣніе аляповатаго большого пряника, покрытаго пестрой глазурью, изъ тѣхъ пряниковъ, которые продаются на лоткахъ, привлекая дѣтей, и которые такъ приторны и такъ несъѣдобны.
   Проф. Парландъ въ 35 No журнала "Зодчій" (1907 года) такъ объясняетъ свои намѣренія и достиженія: "Задача состояла не только въ изученіи и разборѣ богатаго матеріала, дошедшаго до насъ въ памятникахъ старины, но, главнымъ образомъ, въ удачномъ выборѣ только тѣхъ пріемовъ и деталей, тѣхъ типично русскихъ оттѣнковъ, представляющихъ собой какъ бы послѣдній фазисъ развитія стиля XVII вѣка. Но этимъ еще не исчерпывается задача зодчаго, стремящагося соорудить постройку, которая производила бы впечатлѣніе естественнаго, нормальнаго продолженія прерваннаго національно-художественнаго движенія. Одно повтореніе, воспроизведенное хотя бы съ величайшей вѣрностью и точностью подходящихъ къ задачѣ пріемовъ и деталей, было бы здѣсь не вполнѣ умѣстнымъ. Необходимо, чтобы чувствовалось, такъ сказать, продолженіе развитія въ художественно-національномъ направленіи, что можетъ-быть достигнуто лишь однимъ путемъ, a именно: дальнѣйшей разработкой избранныхъ пріемовъ и деталей, стараясь приблизить ихъ къ идеалу совершенства".
   И далѣе: ..."мнѣ удалось скомпановать въ духѣ требуемой эпохи новые пріемы, впервые примѣненные въ фасадахъ храма Воскресенія. Сюда относятся большіе фронтонные кокошники сѣвернаго и южнаго фасадовъ и вся наружная отдѣлка главнаго алтарнаго апсида".
   Увы! Не можетъ быть разговора не только объ идеалѣ совершенства, ? продолженіи развитія, ? передачѣ духа требуемой эпохи, но даже -- объ удачномъ выборѣ и повтореніи. Передъ нами именно -- наименѣе удачный и осмысленный образчикъ пережевыванія пріемовъ и деталей. Стоитъ только припомнить прототипы: Василія Блаженнаго, лучшіе образцы храмовъ XVII вѣка, напр., церкви въ Останкинѣ, Николы въ Хамовникахъ, Рождества въ Путинахъ, Ярославскія церкви. Соразмѣрность частей, красота пропорцій и линій, цѣлесообразность, несмотря на богатство деталей, гармоничность общаго тона архитектурнаго и декоративнаго такъ привлекательны въ этихъ оригинальныхъ сооруженіяхъ! Право, Храмъ Воскресенія кажется пародіей на нихъ. Уже одно совмѣщеніе плана старинныхъ крестообразныхъ, кубовидныхъ церквей съ внѣшностью Василія Блаженнаго, которая выражаетъ совсѣмъ иной планъ, кажется несообразнымъ, является какъ бы основой дисгармоніи. Общія формы, детали рѣжутъ глазъ не только дисгармоніей частей, a своей опредѣленностью, яркимъ подчеркиваніемъ и нагроможденіемъ. Лубочно-пестрыя, грубыя главы; кричащія на непріятномъ коричневомъ фонѣ бѣлыя, синія, желтыя и зеленыя шашечныя украшенія; шашечныя и узорчатыя покрытія, тѣхъ же цвѣтовъ, надъ входами, столь уморительно напоминающія дѣтскую игру "кубики-мозаику"; рѣзко выскакивающія, мертвенно отшлифованныя детали... Между тѣмъ, именно въ "отдѣлкѣ" современный зодчій долженъ быть очень остороженъ. Благодаря совершенству строительной техники, столь обезличивающей современныя постройки, придающей имъ характеръ фабричнаго производства, исчезъ смягчающій, чарующій элементъ старинныхъ построекъ, гдѣ такъ чувствуется "дѣло рукъ человѣческихъ",-- наивность, примитивность техники, соединенная съ желаніемъ сдѣлать какъ можно лучше. Всѣ "переводы и образы" (изреченіе лѣтописца о деталяхъ Василія Блаженнаго) сооруженія г. Парланда -- сводятся, благодаря именно дурному пониманію старыхъ формъ, на утрированныя повторенія, безвкусныя комбинаціи и примѣненія деталей.
   Возьмемъ, напр., окна. Извѣстно, какую роль въ красотѣ и характеристикѣ фасадовъ старинныхъ церквей играютъ ихъ размѣщеніе, нерѣдко несимметричные размѣры, форма, украшеніе наличниками. Какъ здѣсь всегда скомпанованы и угаданы размѣры, пропорціи и самихъ оконъ, и простѣнковъ между ними, и колонокъ наличниковъ. Не курьезны ли въ храмѣ Воскресенія длинныя окна изъ любого современнаго дома стиля модернъ съ тоненькими перегородками цѣльныхъ стеколъ, съ узенькими простѣнками? Взяты формы и детали кокошниковъ, колонокъ наличниковъ и отсутствуетъ самое главное -- пропорціи, связь ихъ съ окнами, вслѣдствіе чего новый пріемъ въ фасадѣ главнаго алтарнаго апсида сводится на удлиненіе колонокъ наличниковъ, такъ похожихъ на приклеенныя къ стѣнѣ водосточныя трубы, или части "пожарной кишки". Другое изобрѣтеніе проф. Парланда -- "большіе фронтонные кокошники сѣвернаго и южнаго фасадовъ", пожалуй, особенно сообщаютъ этимъ фасадамъ характеръ пряниковъ. Упраздненіе боковыхъ кокошниковъ, замѣна ихъ маленькими кокошниками -- все говоритъ именно о томъ, какъ дурно поняты старинныя формы, гдѣ три кокошника очень логично выражали внутреннюю конструкцію и покрытіе сводами. Пилястры, дѣлящіе фасадъ на три части, замѣнены дѣйствительно характерными для построекъ конца XVII вѣка украшеніями -- изразцами въ рельефныхъ квадратахъ; но насколько эти украшенія нужны, мягки и благородны, напр., въ Останкинской церкви, въ Ярославскихъ церквахъ, въ нѣкоторыхъ Владимірскихъ, настолько грубыми нашлепками, пряничными украшеніями являются они въ храмѣ Воскресенія. По символическимъ замысламъ проф. Парланда, помѣщеніе подъ колокольней всѣхъ гербовъ Россійской Имперіи превратило эту часть фасада въ какую-то грубую, пеструю вафлю. Даже столь характерные во всѣхъ старинныхъ постройкахъ входы-паперти съ кувшинчатыми колонками н двойной аркой превратились y r. Парланда во что-то жидкое и безвкусное. Конечно, тѣ же дурно понятыя формы чувствуются и во внутренней архитектурѣ, въ отсутствіи конструктивнаго смысла и логической пропорціональности. Храмъ какъ будто вытягивали въ высоту, такъ длинны, одновременно жидки и не соотвѣтствуютъ сводамъ столбы-колонны. Извѣстное изреченіе Дарленкура о Василіи Блаженномъ -- "это сооруженіе было бы варварскимъ, если-бы искусство не расточалось здѣсь щедрой рукой" -- во всякомъ случаѣ нельзя было бы примѣнить къ этому сооруженію, возникшему 400 лѣтъ позже, ибо здѣсь именно нѣтъ искусства въ щедро разсыпанныхъ деталяхъ. Однако, г. Парландъ въ своемъ, прежде всего, конечно, не талантливомъ произведеніи, придерживался основныхъ принциповъ русскаго ренессанса, выработанныхъ до него цѣлымъ рядомъ строителей. Мнѣ думается, что здѣсь органическая несостоятельность этихъ принциповъ только подчеркнута неталантливостыо, явнымъ непониманіемъ значенія конструктивности пропорцій.
   . . .
   Развитіе формъ идетъ всегда параллельно съ развитіемъ строительной техники. У насъ произошло исключительное въ исторіи искусствъ явленіе -- насильственное, не въ буквальномъ, конечно, смыслѣ, прекращеніе развитія формъ. Фантазія художниковъ-строителей направилась въ другую сторону; образованіе ихъ получило совсѣмъ иные корни, и наши прекрасныя русскія зданія конца XVIII, начала XIX ст. были вполнѣ уже чужды русскому стилю, хотя и внесли въ цѣликомъ воспринятыя западныя формы своеобразную русскую струю, обусловленную мѣстными условіями и бытомъ. Оригинальныя византійско-русскія формы замерли въ своемъ развитіи на извѣстной конструкціи, на извѣстной техникѣ. И вотъ почти черезъ 200 лѣтъ, когда уже невозможно отрѣшиться отъ современной техники и строительныхъ пріемовъ, является мысль возродить и продолжить старыя формы" въ полной степени обусловленныя старой техникой, старыми пріемами. Пришлось пойти, съ одной стороны, на компромиссы -- напр., относительно размѣровъ, освѣщенія -- и благодаря этому, на неизбѣжное измѣненіе конструкціи и деталей (окна г. Парланда), a съ другой стороны, дошло до нелѣпаго повторенія, копированія старинныхъ конструктивныхъ формъ, вродѣ, напр., наивныхъ, но когда-то необходимыхъ желѣзныхъ балокъ-распоровъ, толстыхъ пилоновъ и пр. Между тѣмъ, понятія красоты и конструкціи въ архитектурѣ такъ тѣсно слиты, что прямо немыслимо гармоническое соединеніе старыхъ формъ и новой конструкціи, и наоборотъ. Несомнѣнно, зодчіе Владимірскихъ соборовъ не могли бы построить Останкинской церкви, и, несомнѣнно, богатыя детали Останкинской церкви не гармонировали бы съ конструкціей Владимірскихъ соборовъ. Совершенно послѣдовательно можно прослѣдить логичный переходъ кружалъ, выражающихъ снаружи внутреннюю конструкцію, въ орнаментальную" столь характерную для русскаго искусства форму кокошника, постепенную эволюцію куполовъ и главъ, появленіе красивыхъ двухъэтажныхъ церквей, того удивительнаго фантастическаго лабиринта, который создалъ въ Ростовскомъ кремлѣ митрополитъ Іона Сысоевичъ, очевидно, глубоко чувствовавшій красоту уже развившихся формъ, столь удачное примѣненіе формъ Барокко.
   Съ другой стороны, перенесеніе въ современныя постройки несомнѣнно прекрасныхъ старинныхъ деталей, несомнѣнно прекрасно выполненныхъ, ведетъ только къ дисгармоніи, возбуждаетъ только досадливое чувство. Насколько въ грубоватой ручной работѣ деталей Останкинской церкви -- прелесть художества, настолько въ отшлифованныхъ деталяхъ храма Воскресенія -- плоскость и пошлость.
   Буквальное повтореніе старинныхъ формъ кажется невозможнымъ и ненужнымъ, какъ бездушная поддѣлка подъ красоту старины, ибо никакими средствами не передашь мистическое вѣяніе столѣтій, a "продолженіе и развитіе", не по силамъ современнымъ зодчимъ, вооруженнымъ всѣми совершенствами современной техники, неизмѣримо болѣе сложнымъ и богатымъ матеріаломъ, ибо утеряно нѣчто еще болѣе драгоцѣнное -- какъ бы оборванная логическая нить постепеннаго развитія.
   Впрочемъ, такъ ли ужъ рѣзко была порвана эта нить? Дѣйствительно ли съ XVIII столѣтія въ нашемъ зодчествѣ, особенно церковномъ, окончательно умираетъ русскій стиль и наступаетъ царство безличнаго европейскаго эклектизма, гдѣ ярко выдѣляются только отдѣльныя стильныя постройки талантливыхъ зодчихъ? Вѣдь какъ-никакъ церковные преданія и каноны, установившіяся требованія должны были сказываться во всѣ послѣдующія эпохи, какъ и въ XII и XIII ст., когда иностраннымъ зодчимъ было предоставлено требованіе объ абсолютномъ сохраненіи византійскаго плана при постройкѣ нашихъ соборовъ. Никонъ, наложившій свою руку на богато и свободно развившееся зодчество XVI в., тѣмъ не менѣе, утвердилъ основныя русскія формы, что касалось, напримѣръ, плана, одно или пятиглавія, шатроваго покрытія колоколенъ и пр. Реформы Петра не коснулись религіозныхъ основъ. Столь чтимыя преданія и каноны остались въ неприкосновенности; осталось неприкосновеннымъ и въ церковной архитектурѣ все, что было символически связано съ религіей. Несмотря на возникшія потомъ чисто-итальянскія сооруженія, особенный типъ православныхъ пятиглавыхъ церквей съ алтарными апсидами, съ папертями-колокольнями, съ издревле установленнымъ внутреннимъ устройствомъ, при всемъ эклектизмѣ наружныхъ формъ, сохранился до нашихъ дней. Вѣдь въ сущности со всѣми послѣдующими иностранными зодчими, строившими наши церкви -- напримѣръ, съ Растрелли въ его прекрасныхъ соборахъ -- Смольномъ Петербургскомъ и Андреевскомъ Кіевскомъ -- повторялась исторія Аристотеля Фіарвенти: приходилось примѣнять выработанныя иностранныя формы къ установленному русскому плану и типу. Несмотря на разнообразіе формъ многочисленныхъ церквей постройки конца XVIII, начала XIX ст., разбросанныхъ по нашимъ провинціальнымъ городамъ и богатымъ въ старину помѣщичьимъ усадьбамъ, несмотря на преобладаніе неуклюжихъ эклектическихъ формъ, вродѣ ящика съ широкимъ, приплюснутымъ куполомъ, античными колоннами и деталями и высокой колокольней набалдашникомъ,-- выдѣляется нигдѣ еще въ Европѣ не повторявшійся типъ пятиглавыхъ церквей, связанныхъ въ одно цѣлое съ колокольнями, попадаются, несомнѣнно, красивые и оригинальные экземпляры, гдѣ чувствуются отзвуки древнихъ формъ, даже деревянныхъ. Сколько, напримѣръ, интереснаго въ постоянной эволюціи и варіантахъ куполовъ и главъ, получившихъ уже исключительно символическій характеръ. Византійскія и луковичныя замѣнились болѣе сложной формой какъ бы двойныхъ главъ, гдѣ вѣнчающая барабанъ византійская полуемфера переходитъ въ шейку и совершенно уже шарообразную главу. Правда, подобная, очень неуклюжая форма недавняго происхожденія изуродовала древній соборъ во Владимірскомъ Княгининскомъ монастырѣ -- единственный кирпичный храмъ въ XIII ст. Встрѣчаются формы какъ бы раздавленныхъ, расплюснутыхъ шаровъ, вродѣ баклажановъ и пр. Замѣчательны, напримѣръ, форма и размѣры куполовъ въ соборѣ Псковскаго Печерскаго монастыря, если не ошибаюсь, постройки Елисаветинскаго времени. Помимо соборовъ Растрелли, въ нашемъ церковномъ зодчествѣ XVIII--XIX ст. можно найти немало оригинальнаго, красиваго, утонченнаго, менѣе всего варварскаго, какъ принято думать еще многими. Во всякомъ случаѣ, вѣдь именно церкви, ихъ золотыя и разноцвѣтныя главы на нерѣдко старинныхъ барабанахъ, башни колоколенъ и отнюдь не безличная ящикообразная гражданская архитектура придаютъ и сейчасъ такой красивый, своеобразный видъ нашимъ городамъ, столь отличный отъ вида городовъ европейскихъ. Можетъ быть, при внимательномъ изученіи здѣсь тоже оказалась бы оригинальность своеобразныхъ формъ, вызванныхъ и сохранившимися преданіями и широко нахлынувшими, замѣнившими многое старое, новыми западными формами; можетъ быть, именно здѣсь и удалось бы найти слѣды порванной нити и еще новые пути для продолженія и развитія русскаго стиля.
   . . .
   Наша древняя архитектура ярко и цѣльно отражаетъ свою эпоху. Въ веселой раскраскѣ старинныхъ церквей, въ ихъ приземистости, въ ихъ менѣе всего угрюмомъ, нерѣдко уютномъ и домовитомъ видѣ, въ простомъ величіи древнихъ соборовъ, столь чуждомъ фантастическому, демоническому великолѣпію мрачныхъ, черно-сѣрыхъ готическихъ, удивительно сильно сказываются черты, совсѣмъ особый укладъ жизни, гдѣ обрядовая сторона религіи на ряду съ исконными обычаями изъ далекой языческой старины, обожествлявшей явленія природы, играла выдающуюся роль. Съ прелестью старинныхъ обрядовъ, народной поэзіи, русской природы такъ гармонировала древняя архитектура, въ которой сказался своеобразный художественный вкусъ, менѣе всего варварскій, такъ оригинально претворившій въ себѣ западные образцы. Сильное тяготѣніе къ Западу и до Петра, при Алексѣѣ Михайловичѣ, и потомъ, хотя бы въ лицѣ Артамона Матвѣева, Софіи, Нарышкиныхъ, Голицына, уже сказалось благотворно на развитіи нашего стиля. И при дальнѣйшемъ нормальномъ ходѣ этого развитія мы, можетъ быть, уже имѣли бы оригинальнѣйшіе и богатѣйшіе образцы нашего искусства, ибо дѣло, разумѣется, не остановилось бы на Нарышкинскихъ и Строгановскихъ церквахъ. Но нельзя думать, чтобы подмѣнившіе эти образцы, образцы современнаго русскаго ренессанса, даже потомъ, черезъ столѣтія, когда время наложитъ и на нихъ свою облагораживающую руку, придавъ и имъ остатокъ красоты старины, получили бы истинно-художественный характеръ: слишкомъ чувствуются ихъ фальшь, поддѣлка, отсутствіе художественной логичности, сложной связи съ потребностями, укладомъ и духомъ современной жизни, что такъ характерно въ ихъ оригиналахъ.
   Идея ренессанса глубоко почтенна сама по себѣ, какъ выраженіе любви къ старинѣ, ея красотѣ, но основы и пути художества, связь его съ жизнью такъ сложны и глубоки, что въ извѣстныхъ случаяхъ эта идея можетъ оказаться безплодной. Мы поистинѣ можемъ гордиться прекрасной въ общей исторіи искусства страницей, пусть даже оборванной, какую представляетъ собой наше древнее зодчество, столь своеобразное, истинно-художественное и послѣдовательное въ своемъ развитіи. Но пусть эта страница не будетъ испорчена ненужнымъ приклееннымъ добавленіемъ. Желаніе, можетъ быть, еще не слишкомъ запоздавшее, ибо хотя бездарный экстрактъ изъ Василія Блаженнаго на Екатерининскомъ каналѣ только что появился, но вѣдь, благодаря его явной антихудожественности, еще болѣе выяснилось, что послѣдними прекрасными памятниками оригинальнаго русскаго зодчества, гдѣ можно прослѣдить неподдѣльную преемственную связь, попрежнему остаются построенныя двѣсти лѣтъ назадъ церкви -- Покровская подмосковская и Нижегородская Строгановская.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru