Романов Пантелеймон Сергеевич
Суд над пионером

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 5.96*31  Ваша оценка:


   Пантелеймон Романов

СУД НАД ПИОНЕРОМ

  
   Источник: Пантелеймон Романов; Избранные произведения.
   Изд-во "Художественная литература", Москва, 1988.
   OCR и вычитка: Александр Белоусенко (http://belolibrary.imwerden.de), 20 августа 2002.
  
  

I

  
   Один из пионерских отрядов захолустного городка был взволнован неприятным открытием: пионер Андрей Чугунов был замечен в систематическом развращении пионерки Марии Голубевой.
   Было наряжено следствие, чтобы изобличить виновного и очистить пионерскую среду от вредных элементов, так как нарекания на молодежь приняли упорный и постоянный характер со стороны обывателей.
   Говорили о том, что молодежь совсем сбилась с пути и потеряла всякие мерки для определения добра и зла. И, конечно, в первую очередь объясняли тем, что "бога забыли", "без религии живут".
   Что касается бога, то тут возражать нечего, а что касается некоторых лиц, подобных Андрею Чугунову, решено было на общем собрании принять самые строгие меры. Если попала в стадо паршивая овца, она все стадо перепортит.
   Устроен был негласный надзор и слежка за ничего не подозревавшим Чугуновым.
   Преступление еще более усугублялось тем, что Мария Голубева была крестьянка (жила в слободе, в версте от города). Какого же мнения будут крестьяне о пионерах?
   Выяснилось, что он часто гулял с ней в городском саду, потом иногда провожал ее до дома поздним вечером.
   Слежку за ним решено было начать с четверга вечером, когда в клубе позднее всего кончались занятия и можно было вернее предположить, что он пойдет ее провожать.
   В этот вечер весь отряд нервничал. Все были настроены тревожно, подозрительно, и глаза всех невольно следили за Чугуновым.
   Он был парень лет пятнадцати, носивший всегда куртку в накидку. Волосы у него были необыкновенно жесткие и сухие и всегда торчали в разные стороны. Он их то и дело зализывал вверх карманной щеточкой. Лицо у него было бледное, прыщеватое. Он всегда ходил отдельно от всех, около забора на школьном дворе, и на ходу зубрил уроки. В его наружности, казалось, не было ничего, что могло бы заставить предположить возможность такого преступления.
   А Мария Голубева производила еще более невинное впечатление: она была тихая, задумчивая девушка, едва переступившая порог шестнадцатой весны. С красненькой ленточкой в волосах, с красным платочком на шее. У нее была привычка: вместо того, чтобы расчесывать волосы гребенкой, она мотала головой в разные стороны, отчего ее стриженые волосы рассыпались, как от вихря, а потом она просто закладывала в них круглую гребенку.
   Ее почти никто не осуждал, так как видели в ней несознательную жертву. На нее только смотрели с некоторым любопытством и состраданием, когда она проходила мимо.
   Все негодование сосредоточилось на Чугунове.
   В четверг, после окончания занятий в клубе, отряженные для слежки два пионера делали вид, что никак не найдут своих шапок, чтобы дождаться, когда выйдут Чугунов и Голубева. И всем хотелось видеть, что будет. Поэтому в раздевальне была толкотня. Шли негромкие, осторожные разговоры. И все посматривали на коридор. Вдруг кто-то подал знак, что идут, и все, давя друг друга, выбежали на улицу.
   В приоткрытую дверь было видно, что делалось в раздевальне.
   Все столпились около двери и жадно следили.
   -- Товарищи, идите домой,-- двум товарищам поручено, они проследят и донесут, а вам тут нечего делать,-- сказал вожатый.
   Но все нервничали, волновались, и никто не двинулся с места. Потом вдруг бросились врассыпную и спрятались за угол: показался Андрей Чугунов с Марией.
   Они не разошлись в разные стороны, как бы следовало им, жившим в противоположном друг другу направлении, а пошли вместе, в сторону окраины города. Ясно было, что Андрей отправился вместе с ней до ее деревни.
   Потом все увидели -- в полумраке вечера, как Андрей перешел по жердочкам через ручей и подал Марии руку. Она перешла, опираясь на его руку.
   Два следователя запахнули от ветра куртки и осторожно шмыгнули вслед за ушедшими.
   Оставшиеся чувствовали себя взволнованными всей таинственной обстановкой и тем, что Андрей идет сейчас, ничего не подозревая, а между тем за ним неотступно будут следовать две тени.
   В этот вечер все долго не ложились спать, так как ждали возвращения следователей, чтобы узнать от них о результатах.
   Мальчики и девочки долго сидели в столовой вокруг стола, с которого убрали посуду, и говорили тихими голосами, всякий раз замолкая, когда мимо проходил руководитель.
   Его они не захотели мешать в это дело, пока не выяснится полностью вся картина.
   В одиннадцать часов ребята вернулись. Все бросились к ним и начали расспрашивать, что оказалось, подтвердились ли обвинения? Те принялись жадно за еду на уголке стола и хранили глухое молчание. Они заявили, что до суда не скажут ни слова.
   -- Будет дурака-то валять! -- сказал кто-то.
   -- Нет, товарищи, они правы; они, как поставленные официально, не могут удовлетворять простое любопытство,-- сказал Николай Копшуков, один из старших в отряде.
   Ребята замолчали и, стоя в кружок около ужинавших, молча смотрели на их лохматые макушки и жадна жующие рты, набиваемые гречневой кашей.
   Все с еще большим нетерпением ждали теперь суда, который назначили на третий день после слежки, в воскресенье.
  

II

  
   В общежитии с утра был такой вид, какой бывает в улье, когда выломают мед. Все как-то возбужденно, без всякой видимой цели сновали взад и вперед.
   Дежурные принесли чаю и булок. Все наскоро напились чаю и побежали в верхнюю спальню, оттуда -- в зал, где был назначен суд.
   Десятки глаз провожали Чугунова, когда он шел в зал по вызову вожатого, все еще ничего не подозревая.
   Президиум суда сел за выдвинутый на середину зала стол.
   Ребята сели на окна и на лавки. В зал вошла беременная кошка, которую звали почему-то "Мишкой", и стала тереться о ноги.
   -- Пионер Чугунов! -- сказал председатель суда. Он при этом встал и, взлохматив вихор, покраснел, так как сидевший справа от него товарищ дернул его за рукав, чтобы он не вставал, а говорил сидя.
   -- Пионер Андрей Чугунов обвиняется товарищами в систематическом развращении своего товарища по отряду -- Марии Голубевой.
   -- В чем дело? -- сказал, поднявшись с лавки, Чугунов и, оглянувшись кругом, пожал плечами, как бы спрашивая всех -- в здравом ли уме и твердой памяти заседающие за столом типы?
   -- Ты после дашь свои объяснения,-- остановил Чугунова председатель.-- Товарищи! -- сказал он, повысив голос и взглядывая в сторону окон, откуда слышались негромкие голоса переговаривавшихся ребят.-- Прошу внимания. Да прогоните к черту эту кошку! Товарищи, в переживаемый момент, когда молодежь обвиняют в распущенности и в том, что недостойно пионеров, мы особенно должны высоко держать знамя. А такие элементы, которые дискредитируют, должны особенно преследоваться и изгоняться из отрядов.
   Чугунов сидел в накинутой на плечи куртке и пожимал плечами, как бы говоря, что все это хорошо, но какое к нему-то имеет отношение?
   -- Замечания некоторых товарищей вынудили нас устроить расследование дела, и полученный материал вполне подтверждает прежние заявления отдельных товарищей. Теперь разрешите допросить товарища Андрея Чугунова.
   Председатель погладил ладонью волосы, как бы соображая, какие задавать вопросы.
   Но сосед справа опять что-то пошептал ему.
   -- Впрочем, нет,-- сказал председатель,-- я сначала прочту, что видели третьего дня два товарища, которым дано было поручение от отряда проследить поведение Чугунова. Вот оно:
   "В одиннадцать часов, когда кончились клубные занятия, то все пошли одеваться, а мы как будто потеряли картузы и задержались, чтобы все видеть. Вышел Чугунов вместе с Марией, и, когда она стала одеваться, он держал ее сумку и мешок, который она должна была нести домой, так как в нем была мука из кооператива.
   Потом он пошел вместе с ней налево от школы, через ручей, где подал ей руку и перевел через этот ручей по бревну, как барышню. Потом пошли вместе дальше. Нам нельзя было идти близко во избежание того, чтобы они не заметили нас. И потому нам мало было слышно, о чем они говорили. Но слышно было, что о стихах. Причем осталось неизвестным, о своих стихах он говорил или о стихах известных поэтов. А потом взял у нее мешок и стал нести вместо нее. Потом долго стояли на опушке, и что они делали, было не видно, так как очень темно. Потом она пошла одна, а он вернулся, оставив нас незамеченными в кустах опушки".
   -- Вот. Картина ясна, товарищи. Перед нами налицо поведение, недостойное пионера, как позорящее весь отряд.
   -- Признаешь? -- обратился он к Чугунову.
   -- Что признаю?
   -- Что здесь прочтено. Все так и было?
   -- Так и было.
   -- Значит, и через ручей переводил и мешок нес?
   -- И мешок нес.
   -- А стихи чьи читал?
   -- Это мое личное дело,-- ответил, густо покраснев, Чугунов.
   -- Нет, не личное дело. Ты роняешь достоинство отряда. Ежели ты свои стихи писал и читал их не коллективу, а своей даме, то это, брат, не личное дело. Если мы все начнем стихи писать да платочки поднимать (а ты и это делал), то у нас получится не отряд будущих солдат революции, а черт ее что. Это не личное дело, потому что ты портишь другого товарища. Мы должны иметь закаленных солдат и равноправных, а ты за ней мешки носишь, да за ручку через ручеек переводишь, да стихи читаешь. А это давно замечено -- как проберутся в отряд сынки лавочников...
   -- Я не сын лавочника, мой отец слесарем на заводе! -- крикнул, покраснев от позорного поклепа, Чугунов.
   Но председатель полохматил волосы, посмотрел на него и сказал:
   -- Тем позорнее, товарищ Чугунов, тебя это никак не оправдывает, а совсем -- напротив того. Сын честного слесаря, а ухаживает за пионеркой. Если она тебе нужна была для физического сношения, ты мог честно, по-товарищески заявить ей об этом, а не развращать подниманием платочков, и мешки вместо нее не носить. Нам нужны женщины, которые идут с нами в ногу. А если ей через ручеек провожатого нужно, то это, брат, нам не подходит.
   -- Она мне вовсе не нужна была для физического сношения,-- сказал Чугунов, густо покраснев,-- и я не позволю оскорблять...
   -- А для чего же тогда? -- спросил, прищурившись, сосед председателя с правой стороны, тот самый, который вначале дернул председателя за рукав.-- Для чего же тогда?
   -- Для чего?.. Я почем знаю, для чего... Вообще. Я с ней разговаривал.
   -- А для этого надо прятаться от всех?
   -- Я не прятался вовсе, а хотел с ней один быть.
   -- Один ты с ней мог быть для сношения. Это твое личное дело, потому что ты ее не отрываешь от коллектива, а так ты в ней воспитываешь целое направление.
   -- А если она мне свое горе рассказала?..-- сказал, опять покраснев, Чугунов.
   -- А ты что -- поп?
   -- Я не поп. А она мне рассказала, а я ее пожалел, вот мы с тех пор и...
   -- Настоящая пионерка не должна ни перед кем нюнить, а если горе серьезное, то должна рассказать отряду, а не отделяться на парочки. Тогда отряды нечего устраивать, а веди всех к попу и ладно,-- сказал председатель.
   Сзади засмеялись.
   -- Вообще, картина ясна, товарищи. Предъявленное обвинение остается во всей силе неопровергнутым. Товарищ Чугунов говорит на разных языках, и поэтому нам с ним не понять друг друга. И тем больнее это, товарищи, что он такой же, как и мы, сын рабочего, а является разлагающим элементом, а не бойцом и примерным членом коллектива.
   Ставлю на голосование четыре вопроса:
   -- Эй, ты, "Мишка", пошла отсюда -- посторонним воспрещается,-- послышался приглушенный голос с окна.
   ...1. Доказано ли предъявленное обвинение в систематическом развращении пионером II отряда Чугуновым пионерки Марии Голубевой?
   2. Следует ли его исключить из списка пионеров?
   3. Признать ли виновной также и Марию?
   4. Следует ли также исключить и ее?
   Голоса разделились. Большинство кричало, что если это дело так оставить, то разврат пустит глубокие корни и вместо твердых солдат революции образуются парочки, которые будут рисовать друг другу голубков и исповедываться в нежных чувствах. На черта они нужны. Такая любовь есть то же, что религия, т. е. дурман, расслабляющий мозги и революционную волю.
   Любовью пусть занимаются и стихи пишут нэпманские сынки, а с нас довольно здоровой потребности, для удовлетворения которой мы не пойдем к проституткам, потому что у нас есть товарищи.
   Меньшинство же возражало, что этак совсем искоренятся человеческие чувства, что у нас есть душа, которая требует...
   Тут поднялся крик и насмешливые вопли:
   -- До души договорились! Вот это здорово! Ай да молодцы! "Мишка", а у тебя душа есть?
   -- У них душа стихов требует! -- послышался насмешливый голос.
   -- Хулиганы!..
   -- Лучше хулиганом быть, чем любовь разводить.
   -- Товарищи, прекратите! -- кричал председатель, махая рукой в ту сторону, где больше кричали, потом, нагнувшись к соседу с правой стороны, который ему что-то говорил вполголоса, он сказал: -- Проголосуем организованным порядком. Артем, вышвырни кошку. И заприте дверь совсем, не пускайте эту стерву сюда.
   При голосовании первого вопроса о виновности в систематическом развращении факт доказанности вины признан большинством голосов.
   При голосовании об исключении некоторое незначительное меньшинство было за оставление. По постановлению большинства -- исключен.
   При голосовании о виновности Марии факт виновности признан большинством голосов.
   По четвертому пункту большинство стояло за оставление, но с условием строгого внушения держать знамя пионера незапятнанным.
   Чугунов молча снял свой красный галстук, положил его на стол и пошел из зала в своей накинутой на плечи куртке. Человек 10 пионеров сорвались с места и, крича по адресу оставшихся: "Хулиганы! обормоты" -- пошли вон из зала за Чугуновым.
   Председатель взял красный галстук, свернул его, бросил в корзину для сора.
   И сказал: "Ушли, ну и черт с вами".

Оценка: 5.96*31  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru