OCR и вычитка: Александр Белоусенко (http://belolibrary.imwerden.de), 20 августа 2002.
Около остановки трамвая набралась длинная очередь. Впереди стояли женщины в платках, за ними старушка в шляпке и повязанном поверх нее теплом платке, потом толстый гражданин и подбежавшие под конец человек пять парней в теплых куртках и сапогах.
-- Сейчас начнется сражение,-- сказала одна из женщин, выпростав рот из повязанного платка и оглянувшись назад, на очередь.-- И отчего это такое наказание?
-- Это самый плохой номер,-- ответила другая,-- с ним и кондуктора-то измучились. Ни на одном номере столько народу не садится, сколько на этом. Каждый раз светопреставление, а не посадка.
-- Усовершенствовать бы как-нибудь...
-- Как же ты его усовершенствуешь?
-- Вон, идет. Уродина проклятая!
-- Эй, бабы,-- крикнули парни,-- работай сейчас лучше, губы не распускай.
Все подобрались и смотрели на подходящий вагон, как смотрит охотник во время облавы на показавшегося зверя. Некоторые выскочили было вперед, чтобы перехватить его во время движения.
Едва вагон остановился, как все бросились к нему и стали ломиться на площадку.
Несколько секунд были слышны лишь приглушенные звуки сосредоточенной борьбы.
Только изредка вырывалось:
-- О господи, душа с телом расстается... Да что вы остановились-то?!
-- Ногу не подниму никак,-- говорила старушка в шляпке с платком.
-- Васька, подними ей ногу! -- крикнули сзади.
-- Две версты крюку в другой раз дам, а на этот номер не сяду.
Наконец все втиснулись, и только парни висели на площадке. А один, расставив руки, держался ими за железные столбики и животом нажимал на старушку.
-- Васька, просунь подальше эту старуху, а то ногу поставить некуда.
-- Господи боже мой, ведь перед вами живой человек, а не бревно! -- кричала старушка в шляпке.-- Что вы меня давите!
-- Потому и давлю, что живой, живой всегда подастся. Вот и прошла,-- сказал парень, всунув в дверь старуху, которая, скрестив прижатые к груди руки, как перед причастием, даже повернулась лицом назад, и ее течением понесло внутрь вагона.
-- Кондуктор, отчего такое безобразие тут всегда?
-- Оттого, что номер плохой,-- сказал тот недовольно,-- все номера, как номера, а этот собака... сил никаких не хватает.
-- А исправить никак нельзя?
-- Кого исправить? -- спросил недовольно, покосившись из-за голов, кондуктор.
-- "Кого"!..-- вагон.
-- Язык болтает,-- голова не ведает, что... Вагон и так исправный. Дело не в вагоне, а в номере. На других номерах никогда столько народу не бывает, а тут постоянно, как сельди в бочке. И откуда вас черт только наносит сюда, все на один номер наваливаетесь! Прямо работать нету никакой возможности.
-- Раз народу много, вот бы и надо...-- сказал голос какого-то придушенного человека.
-- Что "надо"? -- переспросил иронически кондуктор.
-- Как номер плохой, так тут ничего не выдумаешь,-- прибавил минуту спустя кондуктор.-- Да и народ тоже... на этот народ все горло обдерешь, кричамши.
-- Русский человек без крику не может. Тут для этого особого кондуктора надо.
-- Да ведь тоже и у кондуктора горло не железное. А вот бы радио установить, чтобы со станции на остановках всех матом крыть.
-- Они останавливаются-то не в одно время; что же ты во время движения ни с того ни с сего и будешь крыть?..
-- Можно предупредить, что это к следующей остановке относится.
-- А почему вагонов не прибавляют?
-- Потому что второстепенная линия -- движение небольшое,-- сказал недовольно кондуктор.
-- Какое ж, к черту, небольшое, когда мы все ребра себе переломали.
-- Мало что поломали -- определяется по статистике, а не по ребрам.
-- Батюшка, ослобони! -- крикнула старушка из середины.
-- То-то вот -- "ослобони"!.. А зачем лезла на такой номер, спрашивается? По зубам бы выбирала. Села бы, вон, на четвертый.
-- Куда ж я на четвертый сяду, когда он совсем не в ту сторону?
-- Еще разбирет, в какую сторону,-- проворчал недовольно кондуктор.-- Ну, что же там, вы! Олухи царя небесного, ведь вам сказано наперед потесниться!
-- Нельзя ли повежливее?
-- Садись на другой номер, там повежливее будут.
-- Вы, кажется, навеселе?..
-- На этом номере только пьяному и ездить, никакой трезвый не выдержит,-- отозвался кондуктор и прибавил: -- Ах, окаянные, ну и народ! Ежели на них не кричать без передышки, они на вершок не подвинутся.
-- Голубчик, крикни на них посильнее! -- послышался голос старушки,-- совсем ведь смерть подходит.
-- Криком тут много не сделаешь,-- ответил недовольно кондуктор и мигнул вожатому: -- Панкратов, стряхни-ка!
Вагон, летевший под уклон, вдруг неожиданно замедлил ход, и все пассажиры, стоявшие в проходе, посыпались друг на друга к передней площадке.
-- Боже мой! Что же это?! Что случилось?!
-- Да ничего не случилось,-- сказал кондуктор,-- вот стряхнул всех,-- теперь свободнее стало.
-- Слушайте, нельзя ли потише?! -- крикнул какой-то гражданин, сидевший на скамейке, у которого шапка слетела через задинку назад.
-- Потише ничего не выйдет,-- отозвался кондуктор.-- На другом номере, конечно, можно и потише, а тут народ так образовался, что его только вот когда под горку разгонишь да остановишь сразу, ну, тогда еще стряхнется. Они стоять на особый манер приспособились: на других номерах человек стоит себе как попало, а тут он норовит вдоль вагона раскорячиться. Поди-ка его сшиби, когда он одной ногой в пол упирается!
-- Вот пять лет езжу на этом номере,-- сказал толстый человек,-- и каждый божий день такая мука.
-- И десять лет проездишь, все та же мука будет,-- сказал кондуктор.-- На этом номере за три года пенсию выдавать надо.
-- А ничего с ним сделать нельзя? -- спросил опять кто-то.
-- Это не с ним, а с народом делать надо. Да и с народом ничего не сделаешь; ежели только перебить вас половину, тех, что на этом номере ездят,-- ну, тогда, может быть, послободнеет.
Вагон остановился на остановке, и на задней площадке опять завязалось сражение.
-- Проходите наперед, ведь там вышли! -- кричали снаружи.
-- Кондуктор, не пускайте же больше, скажите, что мест нет! -- кричала какая-то женщина в вагоне, у которой шляпка от тесноты перевернулась задом наперед.
-- Пускай лезут,-- ответил кондуктор,-- ведь если бы ты там, а не тут была, другое бы совсем говорила.
-- Передние, проходите дальше! Кондуктор, крикнете же им.
-- У меня уж голос пропадать стал от крику,-- сказал кондуктор,-- а вот сейчас тронемся, тогда и разровняемся.
И когда вагон тронулся и разошелся под уклон, он крикнул: