OCR и вычитка: Александр Белоусенко (http://belolibrary.imwerden.de), 20 августа 2002.
Около волостного совета никогда еще не было столько народа, сколько собралось в этот раз.
Мужики сидели на траве около крыльца, собирались кучками и возбужденно говорили.
-- Что, еще не приходил?
-- Не видать.
Из переулка показались два человека, которые шли по направлению к совету.
-- Вот он!
Все, сразу замолчав, повернули головы к подходившим.
-- Нет, это не он,-- сказал кто-то,-- это наши московские ребята, вчерась приехали.
-- Он скоро и не покажется.
-- С мыслями собирается...-- сказал насмешливый голос.
-- Он бы раньше с мыслями собирался, думал бы, как с народом жить.
Московские подошли, сняв картузы, поздоровались и некоторое время оглядывали собравшихся.
-- Чтой-то у вас такой гомон идет? -- спросил один из них, хромой на правую ногу, надевая опять картуз.
-- Так... Перевыборы.
-- Председателя сейчас ссаживать будем! -- возбужденно сказал юркий мужичок в накинутом на плечи кафтанишке.
-- Ай не задался?
-- Да. Неподходящий.
-- Коммунист, что ли?
Тот, к кому случайно обратился хромой, лохматый мужик, сидевший на бревне, не сразу и неохотно сказал:
-- Бывает, что иной раз и из коммунистов человек попадается.
-- А в чем же дело?
-- Да не подходит, вот в том и дело,-- сказал юркий мужичок. И, присев перед лохматым на корточки, приложился прикурить от его трубочки.
-- Мы вот прежнего проморгали, а теперь целый год этот тер нам холку.
-- А, стало быть, хороший был прежний-то?
Юркий мужичок хотел было ответить, но очень сильно затянулся дымом и сквозь слезы только махнул рукой.
-- Жулик!.. Такой жулик, какого свет не производил. Но брал тем, что человек был простой, обходительный. Он и выпьет с тобой и детей пойдет у тебя крестить.
-- В казенный лес дрова с нами воровать ездил,-- сказал лохматый с своего бревна.
-- Да... Вот только одна беда,-- что жулик да сюда заливал.
-- Зато слово держал,-- сказал кто-то.-- Если он тебе что сказал, пообещал, будь покоен.
-- Насчет этого правда. Ежели ты ему бутылку поставил и он пообещал тебе, ну, налог там скинуть или что, так уж будь покоен. На кого другого накинет, а тебя не тронет.
-- А главное дело, народ не мучил,-- сказал лохматый.
-- Но жулик это уж верно. Такая бестия, что дальше некуда. Что ни начнет делать, все у него перерасход. В Москву поедет, так он таких себе командировочных наставит, словно один на двадцати лошадях ездил.
Из совета вышел человек в сапогах и суконной блузе.
-- Граждане, на собрание,-- крикнул он.
Никто не отозвался. Только юркий мужичок переглянулся с хромым и сказал:
-- Из этой компании... Секретарь. Скоро бабью юбку наденет.
И прибавил громко:
-- Что ж иттить-то, дай начальство подойдет.
-- Кого ж на их место выбирать будете? -- спросил хромой.
Юркий мужичок вздохнул, почесал в голове, потом ответил:
-- Прежнего придется, Ерохина. К нему вчерась уж на поклон ходили.
-- Теперь, пожалуй, куражиться начнет.
-- Вскочит в копеечку,-- сказал кто-то.
-- Ну, и вскочит, что ж сделаешь-то.
-- Как же это вы налетели на нового-то? -- спросил хромой.
-- Как налетают-то... Сменить решили. Сил никаких не стало, все обворовал. А нового-то не наметили. А тут подобралась партия их человек пять. Мы думали, выборы сразу будут, и хлебца пожевать не захватили. А они сперва давай доклад читать. Томили, томили,-- у нас уж прямо глаза на лоб полезли.
-- Одобряете?
-- Шут с вами, одобряем, говорим, только кончайте свою музыку, а то все животы подвело.
-- Ну, поднимайте руки, сейчас конец.
Подняли.
-- Теперь, говорят, можете расходиться. Благодарим за доверие.
-- Не на чем, говорим. А позвольте узнать, за какое доверие?
-- А председателя, говорят, выбрали.
-- Какого председателя?
-- А вы за что руки тянули?
-- Мать честная, мы так и сели. Что ж, значит, руку поднял, тут тебе и крышка?
-- Не крышка, говорят, а председатель. Глянули мы на него, а он коммунист.
-- Идет!! -- крикнул кто-то.
Все оглянулись.
Через выгон к совету шел бритый, худощавый человек в белой рубашке, запрятанной в брюки, с галстучком и широким поясом, в карманчике которого у него были часы на бронзовой цепочке.
-- По новой моде...-- сказал кто-то недоброжелательно.-- Ведь он, может, и ничего человек, а вот надо вывернуть наизнанку: люди рубаху из порток, а я в портки запрячу.
-- Здорово!..-- сказал пришедший, поднимаясь на крыльцо.
Все расступились. Никто ничего не ответил, только ближние нехотя сняли шапки.
У стола в совете сидели двое: один в блузе, выходивший на крыльцо, другой в вылинявшей от солнца стиранной косоворотке.
Председатель подошел к ним и, что-то говоря, стал доставать бумаги из брезентового портфеля. Потом поднялся человек в блузе и сказал:
-- Прежде чем производить перевыборы, товарищи, заслушаем доклад председателя.
-- Это опять головы мутить? -- крикнул кто-то сзади.
-- Опять, дьяволы, оседлают! -- сказал еще голос.-- Куда ж это Ерохин делся?
-- Они вот сейчас примутся читать, а уж когда у тебя глаза на лоб полезут -- они тут и подвезут не хуже прошлого разу. Дочитались до того, что глаза у всех, как у вареных судаков, стали.
-- Уморят.
-- Установить очередь,-- торопливо оглянувшись и подернув на плечо съехавший кафтанишко, крикнул юркий мужичок, который сел рядом с хромым,-- чтобы половина тут сидела, а половина на улице. А то опять до дурману доведут.
-- Правильно.
Председатель взошел на возвышение и, разобрав исписанные листы, прочел, обведя глазами собрание:
-- Организационный период...
-- Листов-то сколько, ведь это с половины глаза заводить начнешь,-- сказал, покачав головой, юркий мужичок. И когда началось чтение, он нагнулся к хромому и зашептал:
-- Вот как печатным словом донимает,-- просто сил никаких нет. Мы как, бывало, жили: рожь, овес уберешь, картошку выкопаешь и вались на всю зиму на печку. Никакого тебе дела, никакой заботы. Только скотине корму дать. А там праздник пришел, свинью зарезали, в церковь сходили. И знать больше ничего не знали.
-- А теперь дня не пройдет, чтобы тебя не дергали,-- сказал лохматый,-- то в волость выборным идешь, часов до пяти слушаешь, то в город делегатом каким-то едешь. А двоих намедни и вовсе в Москву услали. Этих одних комиссий сколько... намедни в город собираюсь, а меня не пускают: нынче, говорят, заседание мопров, явка обязательна.
-- А это что такое?
-- Мопры-то? Да это какие-то два стрекулиста из Москвы приезжали.
-- Строительная часть...-- прочел председатель.
-- Ах, сукин сын, народ как мучает! Мать честная, уж наши носами клевать начали,-- испуганно сказал юркий мужичок и толкнул впереди сидевшего черного мужика, которого начало уже покачивать вперед, точно его перевешивала голова.-- Сидор, выходи на улицу, очумеешь. Выходи, говорю,-- очахнешь, тогда придешь.
И когда тот пошел к двери, юркий мужичок продолжал:
-- Вишь, измывается. Хоть последний час, да мой. И отчего это, скажи на милость, когда разговор идет, то хоть сколько хочешь можешь слушать, а вот как чуть что писаное, или того хуже печатное, так никаких сил нет.
-- Укачивает? -- спросил хромой.
-- Страсть! Теперь попривыкли малость, а спервоначалу, бывало, начнет, пяти минут не пройдет,-- мы все, как куры, так и валимся. А он всю зиму нас вот так морил: то доклад, то ревизия, то и вовсе черт ее что...
-- За Ерохиным жили -- ничего не знали, все за тебя обдумано и сделано,-- сказал лохматый.-- Бывало, когда налог платить, так он раз десять перед сроком пробежит по деревне: "Эй, кричит, граждане чертовы, не зевай, срок подходит". А этот вывесит бумажку, раз объявит, и кончено дело. Сам об себе и должен помнить. А там хватишься -- домовой тебя в живот! -- все сроки прошли, пеня с тебя пошла.
-- Да уж насчет этого Ерохин был молодец. Целый год живи -- ни о чем не думай. Ни собраний этих, ни комиссий за весь год не было, а у него все протоколы написаны, что слушали, что постановили. А там и не было никого, все сам писал.
-- Народ, стало быть, не беспокоил?
-- На этот счет молодец. И самая образцовая волость была. Придешь в совет, а у него на стенах листы, и в них разными красками стоблики да круги. Только вот одна беда: на водку слаб, да руки длинны. А этот все читает, читает... Ведь пошлет же господь такое наказание!
-- Тем лучше: сам себе яму роет,-- сказал лохматый.
Вдруг в дверях послышался какой-то шум и показался человек в распахнутой поддевке. Он нетвердой рукой перекрестился на угол, где прежде висели иконы, и сказал громко:
-- Все заседаете, мать вашу так?
-- Гражданин! Вы куда пришли? -- крикнул председатель.
-- Ой, ты тут еще, я и не видал,-- сказал пришедший и, махнув рукой, ткнулся на свободное место.
-- Ах, сукин сын, уж нализался,-- сказал юркий мужичок.-- Что ж он не мог до конца выборов-то потерпеть. Прежний председатель,-- прибавил он, обращаясь к хромому,-- каждый день пьян. Неужто он за прошлый год столько нахапал, что по сию пору хватает?
-- Пункт двенадцатый: общий итог отчетного года...-- прочел докладчик.-- Граждане, не выходить! Сейчас конец -- и перевыборы начнутся.
-- Сейчас, сейчас, только воздуха глотнуть.
Вся левая сторона сидевших в совете вытеснилась на двор, а на их место сейчас же пришла новая партия со двора. Минут через пять вернулись и эти.
-- Сыпь теперь!
Человек в блузе, сидевший за столом президиума, встал и сказал:
-- Прошу назвать кандидатов в председатели. А если вы одобряете старого, то можете переизбрать его.
-- Антона Ерохина! -- крикнули голоса.
-- Значит, вы выражаете недоверие прежнему председателю?
-- Ничего мы не выражаем, а не надо нам его.
-- Нельзя ли объяснить почему?
-- Потому что -- неподходящий, вот и все,-- проворно крикнул юркий мужичок и, обернувшись назад, шепнул: "Поддерживай!"
-- Антона Ерохина! -- заревели голоса.
Человек в блузе пожал плечами и, обратившись к Ерохину, сказал:
-- Может быть, выразите собранию благодарность, товарищ, за оказанное вам доверие?
Вновь избранный протеснился падающей походкой вперед и взобрался на возвышение, с которого сошел читавший доклад председатель.
-- Выражаю...-- начал было вновь избранный, но потом усмехнулся и, махнув рукой, крикнул тоном выше: -- Что, вспомнили, сукины дети, Антона Ерохина?
-- Вспомнили! -- ответили голоса и громче всех юркий мужичок.
-- Ну, смотрите теперь... Выражаю!
-- Поневоле вспомнишь,-- сказал опять юркий мужичок и прибавил: -- Ах, головушка горькая, оберет теперь все, сукин сын.