Романов Пантелеймон Сергеевич
Козявки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 7.00*4  Ваша оценка:

   Пантелеймон Романов

КОЗЯВКИ

  
   Источник: Пантелеймон Романов; Избранные произведения.
   Изд-во "Художественная литература", Москва, 1988.
   OCR и вычитка: Александр Белоусенко (http://belolibrary.imwerden.de), 20 августа 2002.
  
  
   На верхней слободе в трех семьях заболело сразу несколько человек. Совет послал в город за доктором, а домашние заболевших за коновалом, который никогда не отказывался от практики и не затруднялся никакими болезнями, будь его пациент лошадь или человек.
   Двое больных оказались в семье портного. На завалинке его избы сидели -- он сам, старушка Марковна и печник, когда пришел коновал.
   С заросшей до глаз седой бородой, с кожаной сумочкой на поясе, на которой было изображение лошади из белого металла, весь обвешанный какими-то ремнями, коновал прошел молча и мрачно мимо сидевших прямо в избу, не поздоровавшись ни с кем.
   Портной пошел за ним.
   -- Вот в городе один доктор на человека, другой на лошадь, третий еще на что-нибудь, а наш Петр Степаныч не разбирает,-- и лошадей, и людей, всех валяет.
   -- Молодчина.
   -- Голова очень работает. И строг.
   -- Без этого нельзя. Ежели доктора не бояться, это уж последнее дело,-- сказал печник.
   В избе портного лежало двое в жару. Коновал подошел к ним и несколько времени строго смотрел на них. Портной несмело выглядывал из-за его плеча.
   Коновал бросил смотреть на больных и недовольно, подозрительно обвел взглядом стены. Они были только что выбелены, в избе было подметено.
   -- Когда белили? -- спросил коновал, поведя заросшей шеей в сторону хозяина.
   -- Вчерась побелили.
   -- Зачем это?
   -- Почище чтоб было.
   -- Что -- почище?
   -- Да, вообще, чтобы... Доктор в прошлом годе говорил, чтоб первое дело -- чистота.
   -- Уж нанюхались... Чистотой, брат, не вылечишь.
   -- Вылечишь не вылечишь, а приостановить...-- сказал несмело портной,-- чтобы эти не разводились.
   -- Кто эти?
   -- Кто... Что от болезни разводятся.
   Коновал только посмотрел с минуту на хозяина, ничего не сказал и, отвернувшись, стал на столе раскладывать свои лекарства, доставая их из кожаной сумочки.
   -- Что ж, лекарство-то одно и то же, что вчерась корове давали, Петр Степаныч? -- спросил портной.
   -- А тебе какого ж еще захотелось?
   Лечебные средства у него одни и те же; что для лошадей, то и для людей. Поэтому, если лошади молчат при его лечении, то люди кричат не своим голосом или лезут на стены; при разных болезнях одни и те же средства. Но чем болезнь сильнее, тем доза больше. Причем если со здоровыми он суров, то к больному подходит с выражением палача, у которого есть личные счеты с преступником. Пронизавши его, как следует, взглядом, коновал засучивает рукава на своих узловатых жилистых руках и принимается мазать мазью. А когда больной начинает пересчитывать всех святых и поминать родителей, коновал отойдет, опустит засученные руки, посмотрит на него и скажет: -- Взяло... Кричи, кричи больше, с криком боль выходит.
   Докторов он ненавидит какою-то острой ненавистью, смешанной с презрением, во-первых, как конкурентов по практике, во-вторых, как явных и наглых обманщиков.
   Вдруг сидевшие на завалинке прислушались: из избы послышался крик и причитания, как будто у кого-то добрались до живого места.
   -- Взяло...-- сказал печник, послушав еще немного.-- Сейчас должно выйти. Скажи, пожалуйста, как дерет, словно шкуру с него спущают.
   -- А ведь уж без памяти совсем лежал и голоса не подавал.
   -- Тут, брат, мертвый в память придет.
   -- Да, уж этот работает без обману.
   Из избы вышел портной и, махнув рукой, сел на завалинку.
   -- Не приведи бог,-- сказал он,-- болеть плохо, а уж лечиться вовсе -- другу и недругу закажешь.
   Через минуту вышел и коновал. Но не как врач, окончив лечение, выходит, чтобы успокоить родственников, а как строгий обвинитель. В руках у него был какой-то пузырек с больничным ярлыком.
   -- Это что у тебя? -- спросил он у портного.
   -- Да это так... Прошлый раз в город ездил, в больнице дали.
   -- Что ж, там всем дают, кто и не просит? -- спросил иронически коновал.
   -- Нет, да ведь как сказать-то... все думается.
   Коновал ничего не сказал, только поболтал лекарство, посмотрел его на свет и забросил далеко в крапиву.
   -- Теперь думаться не будет,-- сказал печник. И прибавил:-- Это верно, что доктора не могут, фасон один.
   Коновал долго молчал, потом сказал нехотя:
   -- Какие доктора... Есть доктора, которые помогают. А только теперь их нету. Одно жульё да шантрапа осталась. Нешто он тебя может понимать? У этих, как чуть что -- за чистотой смотреть или хуже того -- в стекла рассматривать.
   -- Отвод глаз,-- сказал печник, набивая трубку.
   -- Чистоту соблюдают, чтобы эти не разводились,-- сказал нерешительно портной.
   Коновала даже передернуло, как будто дотронулись до больного зуба:
   -- Кто эти?
   -- Козявки,-- сказал портной.-- У каждой болезни свои козявки.
   Коновал плюнул и стал мрачно себе набивать трубку. Этим дуракам, что ни скажи -- все ладно. Вот и ломают перед ними комедию: ручки помоют, фартучек наденут и про козявок наговорят с три короба.
   -- Насчет чистоты это верно,-- сказал печник, улыбнувшись, и покачал головой.-- Был я в городе в больнице, рассадил себе на базаре руку вилами. Пошел... Так они -- первое дело -- мыть. Один раз вымоет, ваткой оботрет, потом опять давай сначала.
   -- А себе руки мыл? -- спросил коновал.
   -- Мыл, мыл, как же. И перед этим и после этого,-- сказал печник,-- ровно ты не человек, а обезьян какой-нибудь.
   -- Ну, вот. Прежде лечили -- очков этих не втирали. Бывало, фершел Иван Спиридонович,-- с боком или поясницей придешь к нему,-- так он рук мыть не станет или ваткой обтирать, а глянет на тебя, как следует, что мороз по коже пройдет, и сейчас же, не говоря худого слова,-- мазать. Суток двое откричишься и здоров. А ежели рано кричать перестал, опять снова мазать.
   -- Здорово драло?
   -- Здорово...-- неохотно отозвался коновал,-- ежели бы такого вот стрикулиста, что теперь в городской больнице орудует, промазать как следует, двух дней бы не выжил. Уж на что мы крепки были, а и то...
   -- Да, это здорово.
   -- Прежде денег даром не брали.
   -- А вот глухой у нас был,-- сказал печник,-- вот работал-то -- страсть. Не слыхал ни черта. Это что ты ему там про свою болезнь говоришь,-- как в стену горох. Да он, если бы и слышал, так все равно бы слушать не стал. У него своя линия. Все, бывало, шепчет что-то. И столько ж он всякой чертовщины знал, заговоров этих! Ты что-нибудь ему поперек дороги пошел, а там, глядишь, по всей деревне червяк сел на капусту, или саранча полетела. Бывало, молебнов двадцать выдуем всей деревней, покамест остановим. Либо выйдет ночью за околицу, шепчет что-то, а наутро лихоманка начинает всех трясти. Вот какие люди были.
   -- Да, не осталось уж такого народу,-- сказала со вздохом старушка Марковна.
   -- Верить перестали.
   -- В одно верить перестали, их на другом поймали,-- отозвался коновал.-- Им бы теперь только чтобы все по-ученому было, а что там в середке, об этом разговору нет. Заместо лекарства капсульки какие-то пошли. Хоть ты их горстями глотай,-- ничего не почувствуешь.
   -- Верно, верно,-- сказал печник.-- Да вот далеко ходить незачем: моя старуха намедни пошла в больницу, ей там каких-то каточков дали. Так, маленькие -- с горошину. Разгрызешь его, а там вроде как зола с чем-то.
   -- Небось все поела? -- спросил, покосившись, коновал.
   Печник осекся.
   -- Нет, штуки три съела и выбросила. Ни шута толку. "Лучше бы,-- говорит,-- я к Петру Степанычу добежала".
   -- А отчего же не добежала? На чистоту позарилась?
   -- Нет, побоялась, от мази кричать дюже будет.
   -- Нежны очень стали. Хочуть, чтоб я лечил и чтоб без крику обходилось. Через что у тебя болезнь-то будет выходить, коли ты кричать не будешь? Об этом ты не подумал?
   -- Да, это хоть правильно...
   -- То-то вот -- правильно. Покамест с тобой говоришь, у тебя правильно, а как отвернулся, так опять черт ее что. За больницу кто руку в совете тянул?
   -- Да это что ж, не я один, там все поднимали,-- сказал печник.
   -- Значит, и все дураки непонимающие. Прежде ребят крапивой драли до самой свадьбы, а теперь они над вами командуют. Оттого у вас и козявки разводятся. Прежде об них и слуху не было. А как только вот эти стрикулисты в фартучках да в очках появились, так и козявки откуда-то взялись. Фартучки да очки есть, а лекарства настоящего нету. Прежде какие мази были! Человека с ног валили, а не то, что козявок. А теперешние и козявки не свалят. Какое же это лекарство, когда в нем силы нету? А уж туману, туману...
   -- Уж это покуда некуда,-- сказал печник.-- Намедни кузнец ходил в больницу, кашлял дюже. Пришел. "Плюнь",-- говорят; "хорошо, отчего же, можно",-- плюнул. А они потом давай в стекла рассматривать.
   -- Козявок искали,-- негромко сказал портной.
   Коновал подавился дымом.
   Все некоторое время молчали.
   Потом портной спросил:
   -- Ну, а насчет наших как, Петр Степаныч, поправятся?
   Коновал в это время выколачивал о бревно трубку; выколотив и почистив ее гвоздиком, он сказал:
   -- Как кричать кончут, тогда еще приди.
Оценка: 7.00*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru