OCR и вычитка: Александр Белоусенко (belousenko@yahoo.com), 20 августа 2002.
ТЕХНИЧЕСКИЕ СЛОВА
На собрании фабрично-заводского комитета выступил заведующий культотделом и сказал:
-- Поступило заявление от секретаря ячейки комсомола о необходимости борьбы с укоренившейся привычкой ругаться нехорошими словами. Всемерно поддерживаю. Особенно это от носится к старшим мастерам: они начнут что-нибудь объяснять, рта не успеют раскрыть, как пойдут родным языком пересыпать. Получается не объяснение, а сплошная матерщина.
Все молчали. Только старший мастер недовольно проговорил:
-- А как же ты объяснишь? Иной только из деревни пришел, так он, мать его, ничего не понимает, покамест настоящего слова не услышит. А как полыхнешь его,-- сразу как живой водой сбрызнут.
-- Товарищи, бросьте! Семь лет революции прошло. Первые годы, когда трудно было, вам не предлагали, а теперь жизнь полегче пошла. Ну, если трудно, выдумайте какое-нибудь безобидное слово и употребляйте его при необходимости. Положим так: "Ах ты, елки-палки!.."
Старый мастер усмехнулся и только посмотрел на соседа, который тоже посмотрел на него.
-- Детская забава...
-- Да, уж не знают, что и выдумать.
-- Трудно будет, не углядишь за собой,-- сказал рабочий с серебряной цепочкой на жилетке.-- Ведь они выскакивают не замечаешь как.
-- Товарища попросите следить.
-- Что ж он так и будет следом за тобой ходить, товарищ-то этот? Он тебе в рот наперед не залезет, а уж когда двинешь, что он сделает; это не воробей, за хвост не поймаешь.
-- Да, это верно, что не замечаешь. Я как-то в театре с товарищем был,-- сказал другой рабочий.-- Ну разговорились в буфете, барышни тут кругом. Я всего и сказал-то слова два; гляжу, барышни как брызнут чего-то. То теснота была, дыхнуть нечем, а то так сразу расчистилось, просто смотреть любо. Вздохнули свободно. Только товарищ мне говорит: "Ты,-- говорит,-- подержался б маленько".-- "А что?" -- спрашиваю.-- "Да ты на каждом слове об моей матушке вспоминаешь".
-- А вот за каждое слово штраф на тебя наложить, тогда будешь оглядываться,-- сказал заведующий культотделом.
-- Правильно. Память очистит.
-- На самом деле, пора ликвидировать. А то наши ребята в девять лет, можно сказать, образованные люди, а мы все с матерщины никак не слезем.
-- Никак!.. Иной раз даже самому чудно станет: что это, мать твою, думаешь, неужто уж у меня других слов нету!
-- Вы только сначала плакаты везде развесьте, чтобы напоминало.
-- Это тогда всю Москву завесить ими придется,-- проворчал старый мастер.
-- А что -- на фабрике только нельзя или вообще?..-- спросили сзади.
Заведующий культотделом замялся...
-- За городом, пожалуй, можно, ежели никого поблизости нет.
-- Вот это так! Мне по морде, скажем, дали, а я, значит, опрометью кидайся на трамвай -- и за город. Отвел там душу и тем же порядком обратно.
-- Да еще выбирай местечко поглуше, чтобы кто-нибудь не услышал,-- сказал насмешливый голос.-- Уж как начнут выдумывать, так с души воротит.
-- Итак, товарищи, принято?
-- Попробовать можно...
-- Клади со служащих по рублю, с рабочих -- по полтиннику.
-- Что ты, ошалел, что ли! -- закричали все в один голос, и даже сам заведующий культотделом,-- это всех твоих кишок не хватит.
-- Ты по копейке положи, и то в неделю без штанов останешься,-- сказал старший мастер и прибавил: -- ну, прямо слушать тошно, как будто малые ребята, каким серьезным делом заняты. А что производство от этого пострадает,-- это им нипочем.
-- Итак, товарищи, с завтрашнего дня...
-- Как с завтрашнего дня? Дай праздники-то пройдут, а то за три дня все месячное жалованье пропустишь.
-- Верно, уж проведем по-христиански, а там видно будет.
Через неделю в мастерские зашел директор. Два крайних парня сидели у станков и ничего не делали.
-- Вы что ж? -- спросил директор.
-- Недавно поступили... Не знаем как тут...
-- А старший мастер почему не объяснит?..
-- Он начал объяснять, а потом четой-то плюнул и ушел.
-- Позовите его...
Показался старший мастер, на ходу недовольно вытирая руки о фартук.
-- Займись с ними, что же ты? Производство страдает, страна напрягает все усилия, а у тебя без дела сидят. Так нельзя.
-- Сам знаю, что нельзя,-- ответил мрачно старший мастер и подошел к парням.-- Ну, чего же вы?.. гм... гм... тут не понимает?.. елки-палки!.. Ведь тебе русским языком!..
Он не договорил и плюнул.
-- Ну, что же? -- сказал директор.
Старший мастер посмотрел на него, потом сказал:
-- Отойди-ка малость.
-- Зачем? -- спросил удивленно директор, однако отошел в сторону.
Старший мастер оглянулся по сторонам, потом помялся около парней и, отойдя от них, сказал:
-- Ежели им объяснить, чтобы они поняли, тут меньше рублевки не отделаешься.
Директор оглянул рабочих, подошел поговорить, но тот, с которым он заговорил, в середине разговора вдруг осекся и оглянулся по сторонам.
-- Что вы, как вареные, нынче? -- сказал директор.-- Недовольны, что ли, чем?
-- Нет, ничего...
-- А что же, в чем дело?.. Комсомол налаживает работу?
Старший мастер, посмотрев исподлобья, сказал:
-- Налаживает... Скоро так наладит, что никто ничего делать не будет.
-- А почему прогулов на этой неделе больше?
-- На стороне много работали,-- сказал председатель фабзавкома.
-- Это почему?
-- Поистратились маленько, прирабатывали...
-- На что поистратились?
Председатель не знал, что сказать, и оглянулся на подошедшею заведующего культотделом.
-- На культурные... цели.
-- Так, милый мой, нельзя. Вы на культурные цели сбор делаете, а материальная сторона терпит убыток. Это я тогда ваши культурные цели к... матери пошлю. Ни в чем меры у вас нет. Вот хоть бы взять эти плакаты: вы их столько понавешали, что куда ни ткнешься, везде они в глаза лезут. Намедни приехал замнарком, осмотрелся этак издали в зале и говорит: "Хорошо посмотреть, сколько у вас плакатов. Это что -- лозунги?" А я, признаться, не посмотрел да и говорю: "Лозунги". А потом к какому плакату ни подойдут, а там все про матерщину. Гляжу, уж мой замнарком что-то замолчал. Я ему диаграммы показываю, а он издали махнул рукой и говорит: "Не надо, я уж читал"...
-- Конечно, надо и за этой стороной смотреть, потому что эта позорная привычка так въелась, что сами часто страдаем от нее. Вот у нас был один товарищ, ценный работник, доклады хорошо читал по истории революции, но слова одолевали. Бывало, читает, все ничего, как до московского восстания дойдет,-- так матом!.. Так вот я говорю, что против этого ничего не имею и даже сам всемерно содействовать буду. В самом деле, пора ликвидировать это безобразие. Особливо старшие мастера, они, мать их... ни одного слова сказать не могут без того, чтобы....
-- Две копейки с вас, товарищ,-- сказал подошедший к директору секретарь ячейки комсомола.
-- Какие две копейки?
-- За слова. Обругались сейчас.
-- Когда я ругался? Что ты, мать!..
-- Восемь, как за повторение.
-- Да пойди ты...
-- Да ну их к черту, гони их! -- закричали вдруг все.-- Осточертели!
-- Эти молокососы еще вздумают на голове ходить.
-- Прямо тоска уж взяла,-- к кому не подойдешь, все молчат. У него спрашиваешь про дела, а он, как чумовой, оглядывается по сторонам, потому этими двумя копейками до последнего обчистили.
-- Верно! От мастеров от старших не добьешься ничего, объяснять совсем перестали.
-- Покорно благодарю...-- сказал старший мастер,-- я вчерась за свое объяснение восемь гривен заплатил...
-- У меня пять человек детей, работаю с утра до ночи,-- сказал рабочий с цепочкой,-- а я должен ругаться: "Елки-палки"... Прямо вспомнить стыдно, ей-богу. Только что вот на воздухе в праздник и очухнешь немного.
-- Нет, уж вы, пожалуйста, свое дело делайте, а нам работу не портите,-- сказал директор,-- а то вы опыт устроили, а завод за неделю только восемьдесят процентов производительности дал.
-- Молокососы,-- закричали сзади,-- об деле не думают... только страну разорить... и так нищие.
-- Пиши резолюцию,-- сказал директор.
"В виду невозможности быстрой отвычки от употребления необходимых в обиходе... технических слов, считать принятую культотделом меру преждевременной и слишком болезненной, вредно влияющей на самочувствие и производительность". Какую меру -- в протоколе упоминать не будем. Так ладно будет?
-- В лучшем виде! Завтра же на полтораста процентов нагоним! -- крикнули все.
А старший мастер повернулся к заведующему культотделом, посмотрел на него и, засучив рукава, сказал: