Романов Пантелеймон Сергеевич
Смерть Тихона

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

   Пантелеймон Романов

СМЕРТЬ ТИХОНА

  
  
   Издание: Пантелеймон Романов; Избранные произведения.
   Изд-во "Художественная литература", Москва, 1988.
   OCR и вычитка: Александр Белоусенко (belousenko@yahoo.com), 20 августа 2002.
  
  
   Исстари уж в народе было замечено, что при всякой большой перемене жизни старики один за другим начинают убираться на покой.
   Старичок Тихон, несмотря на болезнь, ни разу среди дня не ложился и все ходил. Он только был какой-то странный, все осматривался вокруг себя, когда сидел в избе один на лавке, точно он попал в малознакомое место.
   Когда его хотели свезти в больницу, он сначала посмотрел на свою старуху Аксинью, как бы плохо понимая, потом вдруг понял и молча показал рукой на лавку -- под святые.
   Старушка Аксинья заплакала, хотела его обнять, но сползла и села на пол около его ног, уткнувшись ему в колени.
   Большая белая рука Тихона лежала у нее на плече, а сам он смотрел вдаль, как он всегда смотрел, и губы его что-то шептали. Можно было только разобрать, что он говорил:
   -- Ничего... пора... призывает...
   А потом, как бы спохватившись, торопливо встал и, пробираясь по стенке на своих тонких дрожащих ногах, пошел к сундуку.
   -- Да что тебе надо-то? Куда ты? -- говорила Аксинья, идя за ним и вытирая фартуком глаза.
   Тихон сказал, что приготовиться надо, и стал было слабеющими руками сам открывать сундук.
   -- Да ну, пусти, где тебе!..-- ворчливо, полусердито сказала Аксинья, как она всегда полуворчливо говорила ему за долгие годы совместной жизни. Она наскоро утерла остатки слез, и лицо ее, вдруг потеряв всякие следы горя, стало хозяйственно-озабоченное.
   -- Рубаху-то какую наденешь? -- спрашивала она, держась рукой за открытую крышку сундука и глядя на мужа.
   -- Вот ету, подлинше...-- сказал слабо Тихон,-- в короткой лежать нехорошо.
   И они оба, прошедшие вместе полувековой путь жизни, стояли теперь перед сундуком и выбирали одежду смерти так просто и обыкновенно, точно Тихон собирался в дальнюю дорогу. Потом он полез на божничку за иконой и чуть не упал, завалившись боком на стол.
   -- Господи, да куда ты? Что тебе надо-то? -- говорила Аксинья.
   Но Тихон хотел приготовить все сам.
   И только, когда Аксинья насильно отстраняла его, он послушно стоял, уступая ей дорогу.
   Вдруг он вспомнил, что у него припасены деньги на похороны, показал Аксинье, и, когда она пересчитывала, он пальцем слабеющей руки указывал на разложенные на столе кучки меди и распределял, сколько нужно на рытье могилы, сколько за погребение.
   Потом сказал, чтобы Псалтирь по нем читал Степан, потому что у него душа хорошая и голос тихий.
   Тихон попросил помыть его и, когда надел в последний раз чистую рубаху, то весь как-то просветлел. Он сидел на лавке и в то время, как Аксинья, отвернув его голову, застегивала на нем, как на ребенке, ворот рубахи, он рассматривал свои большие промывшиеся руки, точно находил в них что-то новое, и все одергивал на себе рубаху.
   Все, узнав, что дедушка Тихон умирает, собрались в избу и, окружив его, молча однообразно любопытными глазами смотрели, как его убирали.
   -- Умираешь, дедушка Тихон? -- спросил Степан.
   Тихон поднял на звук голоса слабую голову и, не отвечая, переводил побелевшие, потухающие глаза с одного лица на другое.
   -- Помираешь, говорю? -- повторил Степан громче, как глухому, нагибаясь к Тихону.
   -- Да...-- сказал Тихон, найдя глазами лицо Степана.
   -- Ну, прощай, дедушка Тихон, иди на спокой,-- сказал Степан, низко поклонившись ему, так что свесились наперед его волосы.
   Тихон молча и слабо смотрел в нагнувшуюся перед ним макушку Степана. Потом невнятно, сквозь не вполне раскрывшиеся губы, сказал:
   -- Христос...
   Очевидно, он хотел сказать: "Христос с вами".
   Перед самой смертью он попросил вывести его, чтобы посмотреть на солнце. Когда его вывели под руки Захар и кузнец, он, стоя в дверях весь белый, чистый, седой, с разутыми ногами, смотрел в последний раз на солнце.
   Мирно синели глубокие вечерние небеса, летали над колокольней с вечерним писком стрижи, стояли неподвижно в ограде деревья, освещенные последними лучами солнца.
   Тихон посмотрел на церковь, на небо и, взглянув еще раз на солнце, сказал:
   -- Будет...
   И пошел ложиться под святые на вечный покой.
   Когда он лежал уже с закрытыми впавшими глазами, рука его зашевелилась, как будто он делал ею знаки, чтобы подошли к нему.
   Аксинья подошла и приникла ухом к самому его рту.
   -- Под большой березой...-- тихо прошептали его губы.
   Аксинья догадалась, что он напоминает ей, чтобы она не забыла, где его положить.
   А потом Тихон умер.
   В избе стало тихо. И все подходили и, перекрестившись, прикладывались к нему, как к святому.
   Зажглись свечи. Раскрылась на аналое Священная книга, и люди стояли кругом тихие и задумчивые.
   А на дворе заходило солнце, гасли постепенно небеса, на которые покойный Тихон смотрел со своего порога в продолжение девяноста лет, и над церковью все так же летали стрижи.
  
  

* * *

  
   Уже погасла заря, и начали в небе зажигаться ранние звезды, а никто еще не спал. Приходили с дальних слобод проститься с Тихоном и сначала заглядывали с улицы в маленькое окошечко над земляной завалинкой, на которой вечерами подолгу сиживал Тихон, провожая глазами солнце.
   В избе виднелись на столе белые покрывала смерти, кротко мерцали свечи, и Тихон лежал строгий и мягкий в величавом спокойствии. И слышались священные слова, которые читал тихий, как будто ласковый голос Степана.
   Все долго сидели молча. Небеса гасли все больше, и теплый летний сумрак спускался на землю. Слышнее доносились вечерние затихающие звуки по заре, виднее и ярче горели в избе около Тихона свечи.
  -- Вот и помер...-- сказал кто-то, вздохнув.
   Все долго молчали.
   -- Так и не дожил дедушка Тихон ни до хороших мест, ни до вольной земли,-- сказал Фома Короткий.
   -- Где родился, там и помер... За всю жизнь отсюда никуда не уходил.
   Вышла хлопотавшая все время в избе старушка Аксинья и, прижимая уголок черненькою платочка к старческим глазам, заплакала о том, что не померла вместе со своим стариком, а осталась после него жить: что, видно, ее земля не принимает и господь батюшка видеть пред лицом своим душу ее не хочет.
   -- Да помрешь, бог даст,-- говорил, утешая ее, кровельщик.-- Чужого веку не заживешь, а что тебе положено, то и отбудешь. Так-то...
   И начал набивать трубочку, сидя около Аксиньи на бревне.
   -- По крайности вот приготовила его, на могилку походишь, посмотришь за ней, помянешь, когда полагается, а что ж хорошего, кабы вместе-то померли?
   -- А за моей могилкой кто посмотрит? -- говорила, плача, старушка.
   -- Ну, я посмотрю...-- сказал кровельщик.-- Смерть уж такое дело... все туда пойдем.
   И он стал смотреть вдаль, насасывая трубочку, придавив огонь в ней большим пальцем.
   Голоса звучали тихо, точно боялись нарушить тишину около места вечного упокоения старичка Тихона.
   Ночь уже спускалась на землю. Над селом всходил из-за конопляников красный месяц, а народ все еще сидел перед избой. Потом стали расходиться. Оставались только старушки на всю ночь при покойнике да Степан, читавший Псалтирь.
   -- Убрался дедушка Тихон, к чему бы это?.. -- сказал кто-то в раздумье, уходя.
   Полный месяц поднялся уже высоко над церковью. Деревья около изб стояли неподвижно, бросая от себя черную тень на дорогу. И в воздухе было так тихо, что свечи горели у раскрытого окошечка, не колеблясь.
   А когда Тихона хоронили, то положили его в густом заросшем углу кладбища под большой белой березой...
  
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru