OCR и вычитка: Александр Белоусенко (belousenko@yahoo.com), 20 августа 2002.
В ТЕМНОТЕ
В разбитую парадную дверь восьмиэтажною дома вошли старичок со старушкой. Столкнувшись с каким-то выходившим человеком, старичок спросил:
-- Скажи, батюшка, как пройти к швейцару бывшему Кузнецову?
-- Идите на пятый этаж, считайте снизу пятнадцатую дверь. Только по стенке правой стороны держитесь, а то огня по всей лестнице нет и перила сломаны.
-- Спасибо, батюшка. Старуха, не отставай. Права держи. О господи, батюшка, ну, и темень...
Некоторое время было молчание.
-- Да не лети ты так! Чего понесся, постой, говорю!
-- Что ты там?
-- Что... запуталась тут где-то...
-- Вот еще наказание. Говорил -- сиди дома. Куда нечистый в омут головой понес? Ой, мать, пресвятая богородица, и чем это они, окаянные, только лестницу поливают? Начал по дверям считать, поскользнулся и спутался. Вот и разбирайся теперь, сколько этажей прошли...
-- Да куда ты все кверху-то лезешь?
-- А ты думаешь, на пятый этаж взобраться все равно, что на печку влезть? Черт их возьми, нагородили каланчей каких-то, чисто на Ивана Великого лезешь. Что-то даже голубями запахло.
-- Ты смотри там наскрозь не пролезь.
-- Куда -- наскрозь? Ой, господи, головой во чтой-то уперся... Что за черт? Куда ж это меня угораздило?.. Даже в пот ударило. Хоть бы один леший какой вышел. Прямо как вымерли все, окаянные...
Бывший швейцар, переселившийся из своего полуподвала в пятый этаж, садился вечером пить чай, когда на лестнице послышался отдаленный крик. Через минуту крик повторился, но уже глуше и где-то дальше.
-- Кого это там черти душат? Выйди, узнай,-- сказала жена,-- еще с лестницы сорвется. Перила-то, почесть, все на топливо растаскали.
Швейцар нехотя вышел на лестницу.
-- О господи, батюшка,-- донеслось откуда-то сверху,-- уперся головой во чтой-то, а дальше ходу нет.
-- Да куда тебя нелегкая занесла! -- послышался другой голос значительно ближе.
-- Должно дюже высоко взял. Уперся головой в какой-то стеклянный потолок, а вниз ступить боюсь. Замерли ноги да шабаш. Уж на корячки сел, так пробую.
-- Кто там? Чего вас там черти носят? -- крикнул швейцар.
-- Голубчик, сведи отсюда! Заблудились тут в этой темноте кромешной. Стал спускаться, да куда-то попал и не разберусь: где ни хватишь -- везде стены.
-- К кому вам надо-то?
-- К швейцару, к бывшему.
-- Да это ты, что ли, Иван Митрич?
-- Я, батюшка, я! К тебе со старухой шел, да вот нечистый попутал, забрел куда-то и сам не пойму. Чуть вниз не чубурахнул. А старуха где-то ниже отбилась.
-- Я-то не отбилась. Это тебя нелегкая занесла на самую голубятню.
Швейцар сходил за спичками и осветил лестницу. Заблудшийся стоял на площадке лестницы, в нише, лицом к стене и шарил по ней руками.
-- Фу-ты, черт! Вон куда, оказывается, попал. Все правой стороны держался. Лестница-то вся обледенела, как хороший каток... того и гляди.
-- Воду носим,-- сказал швейцар,-- да признаться сказать, и плеснули еще вчерась маленько, а то, что ни день, то какая-нибудь комиссия является,-- кого уплотнять, кого выселять. Тем и спасаемся. Нижних уплотнили, а до нас не дошли -- так вся комиссия и съехала на собственном инструменте.
--
Надо как-нибудь исхитряться.
Все спустились в квартиру.
-- Ну и страху набрался,-- говорил гость,-- думал: ума решаюсь: где ни хвачу рукой -- везде стенка...
-- Спервоначалу тоже так-то путались,-- сказала жена швейцара,-- зато много спокойней. Сами попривыкли, а чужому тут делать нечего.
-- Это верно. А то какой-нибудь увидит, что чисто, сейчас тебя под статью подведет, и кончено дело.
-- Не дай бог...
-- А вот хозяин мой этого не понимает, все норовит чистоту навести.
Швейцар молчал, а когда жена вышла на минуту в коридор, сказал:
-- Наказание с этими бабами... Перебрались сюда, думал, что получше будет, чем в подвале, а она тут как основалась, так и пошла орудовать. Из кресел подушки зачем-то повытащила. Теперь у нее в них куры несутся. Тут у нее и поросенок, тут и стирка, тут и куры, а петуха старого вон между рамами в окно пристроила.
-- Отдельно? -- спросила старушка-гостья.
-- Да, молодого обижает. Это они с невесткой тут орудовали, когда я за продовольствием ездил. Из портьер юбок себе нашили. Не смотрит на то, что полоска поперек идет, вырядилась и ходит, как тигра, вся полосатая.
За дверью послышалась какая-то возня и голос хозяйки:
-- Ну, иди, домовой, черти тебя носят!
Дверь открылась, и из темноты коридора влетел выпихнутый поросенок, поскользнулся на паркете и остолбенел; остановившись поперек комнаты, хрюкнул.
-- Это еще зачем сюда?
-- Затем, что у соседей был. Спасибо, хватилась, а то бы свистнули.
-- Ты бы еще корову сюда привела,-- сказал угрюмо швейцар.
-- А у тебя только бирюльки на уме... Вот хозяина-то бог послал...
-- Ну, старуха, будет тебе...
-- Да как же, батюшка: барство некстати одолело. Первое дело из подвала сюда взгромоздился. Грязно ему, видите ли, там. Умные люди на это не смотрят, а глядят, как бы для хозяйства было поудобнее. Теперь вон на нашем месте, что поселились,-- у них коза прямо из окна в сад выходит. А тут поросенка сама в сортир носи. А лето подойдет, погулять ему,-- нешто его, демона, на пятый этаж втащишь. И опять же каждую минуту выселить могут. Это сейчас-то отделываешься: лестницу водой поливаешь, а летом, брат, не польешь...
На лестнице опять послышался какой-то крик и странные звуки, похожие на трепыханье птицы в захлопнувшейся клетке.
--
Что это там, вот наказанье. Пойди посмотри.
Швейцар вышел, и хозяйка продолжала:
-- Вон соседи у нас -- какие умные люди, так за чистотой не гонятся. Нарочно даже у себя паркет выломали, чтоб никому не завидно было, два поросенка у них в комнате живут, да дров прямо бревнами со снегом навалили. А окно разбитое так наготове и держат -- подушкой заткнуто,-- как комиссия идет, они подушку вон и сидят в шубах. Так у них не то чтоб комнату отнимать, а еще их же жалеют: как это вы только живете тут? А они -- что ж, говорят, изделаешь, время тяжелое, всем надо терпеть. Вот это головы, значит, работают.
-- Верно, матушка, верно.
-- Тоже теперь насчет лестницы: освещение было сделал, мои матушки! Ну, лампочку-то хоть на другой день какие-то добрые люди свистнули. Я уж говорю: что ж ты, ошалел, что ли? Сам в омут головой лезешь. Теперь кажный норовит в потемочках отсидеться, а ты прямо на вид и лезешь. Вот теперь темно на лестнице, сам шут голову сломит, зато спокойны: ни один леший за комнатой не лезет, от всякого ордера откажется. Намедни комиссия приходила, чуть себе затылки все не побили: поскользнется, поскользнется, хлоп да хлоп!
Вдруг на лестнице послышался голос швейцара, который кричал на кого-то:
-- Куда ж тебя черти занесли? Не смотрите, а потом орете. Вот просидела бы всю ночь тут, тогда бы знала.
Швейцар вернулся в свою комнату и с досадой хлопнул дверью.
-- Что такое там? -- спросила жена.
Швейцар повесил картуз на гвоздь, потом сказал:
-- Старуха какая-то не разобралась в потемках, вместо двери в лифт попала да захлопнулась там.