Ремезов Митрофан Нилович
Современное искусство

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Малый театр: "Венецейский истукан", картины московской жизни XVII вѣка, в 4-х действиях, П. П. Гнедича; Расплата (Эгоисты), драма в 4-хъ действиях, Е. Гославского; "Ночи безумные!..." драматические картины в 3-х действиях, соч. Л. В. Деденева.- Посмертная выставка картин академика К. А. Трутовского).

   

СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.

(Малый театръ: Венецейскій истуканъ, картины московской жизни XVII вѣка, въ 4-хъ дѣйствіяхъ, П. П. Гнѣдича; Расплата (Эгоисты), драма въ 4-хъ дѣйствіяхъ, Е. Гославскаго; Ночи безумныя!... драматическія картины въ 3-хъ дѣйствіяхъ, соч. Л. В. Деденева.-- Посмертная выставка картинъ академика К. А. Трутовскаго).

   Мы не разъ говорили о слишкомъ мрачномъ настроеніи нашихъ драматурговъ, пишущихъ почти исключительно плачевныя драмы съ убійствами и самоубійствами, и выражали пожеланія видѣть на сценѣ такія комедіи, которыя вызывали бы смѣхъ и улыбки, дали бы зрителю возможность отдохнуть отъ всяческихъ скорбей и стоновъ, окружающихъ его въ дѣйствительной жизни. И вотъ въ театрѣ смѣются, въ театрѣ хохочутъ, г. Гнѣдичъ распотѣшилъ "почтенную" публику, а мы опять недовольны. Чего же вамъ, однако, еще нужно?-- могутъ насъ спросить тѣ господа, которыхъ забавляютъ "картины московской жизни", нарисованныя г. Гнѣдичемъ. Намъ нуженъ смѣхъ, а не гоготаніе, нужна комедія, а не балаганное представленіе, изображающее въ каррикатурѣ лубочнаго издѣлія совсѣмъ не смѣхотворные эпизоды изъ прошлой русской жизни. Въ пьесѣ, носящей странное названіе Венецейскій истуканъ, изображено слѣдующее: живетъ въ Москвѣ, при царѣ Алексѣѣ Михайловичѣ, богатый бояринъ Коптевъ (г. Рыбаковъ), женатъ онъ вторымъ бракомъ на молодой, красивой барынькѣ Антонидѣ Авдѣевпѣ (г-жа Лешковская), отъ перваго брака у него взрослый сынъ, Тимоша (г. Генпертъ), съ бояриномъ живетъ его мать, боярыня, крѣпко держащаяся московской старины. Самъ же пятидесятилѣтній бояринъ Коптевъ увлекается всякими новшествами, желаетъ подражать европейскимъ обычаямъ, сбрилъ бороду, покупаетъ и выписываетъ книги, глобусы, картины, замысловатые часы, венеціанскій хрусталь и фарфоръ, для своего Тимоши онъ нанимаетъ учителей, "нѣмчика изъ Нѣмецкой слободы" (г. Лазаревъ) и "аглицкаго человѣка" (г. Дубровинъ), стремится, вопреки старозавѣтнымъ протестамъ своей матери, обучить сына всякимъ наукамъ и иностраннымъ языкамъ. Къ великому негодованію старой боярыни, Коптевъ не держитъ въ теремномъ затворничествѣ свою молодую супругу, даетъ ей необычную по тогдашнему времени свободу. Во всемъ этомъ, казалось бы, нѣтъ ни малѣйшаго повода къ глумленію. Такъ жили и то же самое дѣлали лучшіе, передовые люди Московскаго государства, прокладывавшіе пути дивнымъ преобразованіямъ Петра Великаго. Положеніе такихъ вводителей новшествъ бывало часто,-- чтобы не сказать всегда,-- очень драматическимъ среди закоснѣлаго невѣжества не только народныхъ массъ, но и высшихъ, правящихъ классовъ, борьба съ этимъ невѣжествомъ представлялась почти невозможною, а попытки, хотя бы самимъ только, выдти изъ него оказывались далеко не безопасными и кончались иногда трагически. Нужно было имѣть не только большой умъ, но и выдающуюся силу характера, непоколебимую вѣру въ благотворное вліяніе просвѣщенія, и огромную смѣлость для того, чтобы отступить отъ дикихъ обычаевъ, признаваемыхъ всѣми за святые завѣты, на вѣки ненарушимые. То, что дѣлаетъ бояринъ Коптевъ, могло бы послужить основой для серьезныхъ драматическихъ сценъ, а г. Гнѣдичъ измыслилъ сдѣлать изъ этого фарсъ, едва ли пригодный даже для балагана на Дѣвичьемъ полѣ. Въ лицѣ боярина Коптева мы видимъ грубую каррикатуру на передовыхъ русскихъ людей XVII вѣка. Все первое дѣйствіе посвящено изображенію пьянства на постояломъ дворѣ непричастныхъ къ пьесѣ лицъ: какого-то Мяздры (г. Макшеевъ), Ерошки Комара (г. Ѳедотовъ) и "аглицкаго человѣка" (г. Дубровинъ). Тутъ же происходить, равнымъ образомъ не находящееся ни въ какой связи со всѣмъ остальнымъ, ухаживаніе Микиты (г. Яковлевъ) за Марѳушей (г-жа Харитонова), женою хозяина постоялаго двора, Митрія (г. Милевскій), и ворожба Козлихи, ключницы Коптевыхъ (г-жа Турчанинова), у стряпухи Ульки (г-жа Маклакова). Между ними безъ толку болтаются "странный человѣкъ" (г. Музиль) и "малецъ" на постояломъ дворѣ (экст. Никольскій). Весь этотъ людъ собранъ сюда, топчется, пьетъ, цѣлуется, ругается, болтаетъ пустяковину лишь для того, чтобы было передъ кѣмъ появиться возвратившемуся изъ чужихъ краевъ молодому боярину Юреневу (г. ІОживъ) и было бы кому оповѣстить, что на постоялый дворъ привезутъ два ящика съ заграничными посылками, -- одинъ для Коптева, другой для какого-то обывателя Нѣмецкой слободы. Въ этихъ-то ящикахъ и сидитъ вся соль, весь комизмъ произведенія г. Гнѣдича. Для Коптева Юреневъ купилъ венеціанскій столовый сервизъ, нѣмцу онъ привезъ статую Меркурія. Ящики перепутываютъ и боярину привозятъ, вмѣсто посуды, "вепсцейскаго истукана", отъ котораго приходитъ въ смятеніе весь боярскій домъ. Въ третьемъ дѣйствіи мы опять на постояломъ дворѣ, присутствуемъ при похмѣльи Мяздры и англичанина. Они спять, на нихъ натыкается и падаетъ Козлиха, визги и ругань... Вотъ такъ комизмъ!... Козлиха подслушиваетъ, между прочимъ, что молодая боярыня назначила Юреневу свиданіе ночью въ саду. Козлиха мчится изловить ненавистную ей боярыню. Въ послѣднемъ дѣйствіи, вмѣсто боярыни и Юренева, всѣ натыкаются на спрятаннаго въ кустахъ "истукана" и на спящаго тутъ же "аглицкаго человѣка... опять визжать, плюютъ, ругаются... И кончается все дѣло тѣмъ, что старая боярыня созываетъ самого Коптева "венецейскимъ истуканомъ", "истукана" торжественно уносятъ въ Нѣмецкую слободу, Юреневъ съ молодою боярыней идутъ подъ ручку -- "итальянскимъ обычаемъ", за ними слѣдуетъ Коптевъ, очень довольный тѣмъ, что за ужиномъ они обновятъ посуду, только что привезенную изъ "Э-у-ропы", какъ говоритъ Коптевъ къ утѣшенію особенно смѣшливыхъ зрителей. Было бы очень любопытно знать, кому обязана сцена Малаго театра такою небывалою на ней никогда новинкой,-- прежнимъ распорядителямъ репертуаромъ или вновь учрежденному литературно-театральному комитету?
   Въ драмѣ съ двойнымъ названіемъ: Расплата и въ скобкахъ -- Эгоисты, г. Гославскій хотѣлъ показать, какъ тяжело приходится "дѣтямъ" расплачиваться за "отцовъ", нелѣпо проводившихъ свою жизнь, легкомысленно растратившихъ крупныя состоянія и не съумѣвшихъ путно воспитать молодое поколѣніе, сдѣлавшееся такими же "эгоистами", какими были ихъ родители. Противъ такого намѣренія автора можно сдѣлать одно довольно серьезное, по нашему мнѣнію, возраженіе: далеко не всѣ "отцы" прожили свой вѣкъ безпутно, и поголовное обвиненіе какого бы ни было поколѣнія въ эгоизмѣ и во всемъ томъ, за что должна послѣдовать "расплата",-- рѣшительно несостоятельно. Тѣмъ не менѣе, въ частныхъ случаяхъ, которые намѣчены авторомъ, родителямъ и дѣтямъ приходится иногда жестоко поплатиться и за свои, и за чужіе грѣхи. Частный случай, взятый г. Гославскимъ въ основу драмы, таковъ: сынъ промотавшагося помѣщика Омшарипъ (г. Южинъ) пытается упорнымъ трудомъ по хозяйству вернуть прежнее состояніе и успѣлъ уже многое сдѣлать въ этомъ направленіи, учась хозяйничать у нѣкоего Реймана (г. Горевъ), крупнаго землевладѣльца, скупившаго большую часть родовыхъ имѣній Омшариныхъ. У Реймана единственная дочь, красавица Берта (г-жа Ермолова), которую старый паукъ усердно прочитъ въ жены дѣловитому сосѣду, носящему, къ тому же, аристократическое имя. Омшаринъ самъ не прочь былъ одно время жениться на красавицѣ съ большимъ состояніемъ, ухаживалъ за нею, и Берта безъ ума влюбилась въ него. Но почему-то,-- не совсѣмъ ясно, почему,-- молодой помѣщикъ охладѣлъ къ одной сосѣдкѣ и увлекся другою, влюбился въ Зою Заколову (г. Яблочкина 2-я), пустѣйшую дѣвицу, дочь пустѣйшей мамаши, Агнесы Наумовны (г-жа Бларамбергъ-Чернова), доканчивающей разореніе семьи, при дѣятельной помощи шалопая сына, Жана (г. Ильинскій). У Заколовой есть еще дочь, трмдцатилѣтняя Юлія (г-жа Нечаева), давно любящая ветеринарнаго врача Недовѣсва (г. Садовскій) и нѣсколько разъ отвѣчавшая отказами на его предложенія потому, что безъ нея плохо придется маменьѣ, Зоечкѣ и Жану. Крупное мѣсто къ пьесѣ занимаетъ генералъ Кошайскій (г. Рыбаковъ), старый холостякъ, очень богатый, благодаря наслѣдствамъ, подваливающимъ къ нему по мѣрѣ того, какъ онъ ихъ проматываетъ. Кошайскій большой пріятель madame Заколовой и молодого Омшарина. Зоѣ очень правится молодой сосѣдъ, она видитъ, что Омшаринъ влюбленъ въ нее, и съ нетерпѣніемъ ждетъ, когда же, наконецъ, онъ объяснится и сдѣлаетъ предложеніе, сама вызываетъ его на это. Въ рѣшительную минуту, когда остается сказать одно послѣднее слово, Омшаринъ вдругъ спохватывается, отступаетъ и уходитъ, говоря: "Не судьба... не судьба!" Во второмъ дѣйствіи, въ разговорѣ съ Кошайскимъ, Омшаринъ объясняетъ, что "не судьба" ему жениться на Зоѣ потому, что онъ не достаточно богатъ, не можетъ окружить свою жену "такою роскошью и нѣгой", въ какой "должна утопать его жена, Омшарина, кто бы она ни была"... Въ этомъ его "фамильная гордость"... Къ Омшарину заходятъ во время прогулки молодые Заколовы. Слѣдомъ за ними является Рейманъ съ дочерью и проситъ, почти требуетъ, чтобъ Омшаринъ тотчасъ же отправлялся съ Бертою въ городъ внести нотаріусу 107 тысячъ рублей. Деньги эти онъ тутъ же передаетъ дочери. Оставшись потомъ наединѣ съ Омшаринымъ, Берта говоритъ о своей любви, прямо ставитъ вопросъ о томъ, женится на ней или не женится Омшаринъ. Слишкомъ рѣзкіе, просто грубые отвѣты молодого человѣка даютъ поводъ къ бурной сценѣ, во время которой Берта забываетъ мѣшечекъ съ деньгами на диванѣ. Омшаринъ присвоиваетъ деньги, выгоняетъ вонъ прибѣжавшаго за ними разсвирѣпѣвшаго Реймана и старается оправдать передъ самимъ собою свой поступокъ тѣмъ, что возвращаетъ этимъ способомъ лишь часть награбленнаго Рейманомъ у его отца. Въ третьемъ дѣйствіи обѣдъ на открытомъ воздухѣ, во время котораго генералъ Кошайскій объявляетъ о помолвкѣ Омшарина съ Зоей Заколовой. Рейманъ пользуется случаемъ и говоритъ рѣчь, весьма задирательную для жениха, а послѣ обѣда объявляетъ Омшарину, что въ доказательство утайки имъ денегъ имѣются налицо достаточно убѣдительныя улики. Растерявшійся Омшаринъ соглашается вернуть похищенныя деньги. Рейманъ этимъ очень доволенъ, но за подержаніе денегъ желаетъ получить "процентики",-- 50 тысячъ рублей, стоимость всего имѣнія Омшарина, -- въ противномъ случаѣ, грозитъ начать тотчасъ же уголовное дѣло. На размышленіе онъ даетъ молодому человѣку сутки. И вотъ, по прошествіи сутокъ, Омшаринъ, рѣшившійся откупиться отъ Реймана, сообщаетъ невѣстѣ, то нѣтъ него никакого состоянія, что жить имъ предстоитъ бѣло, яичнымъ трудомъ. Легкомысленная барышня плачетъ, злится и объявляете, что не желаете быть нищей... Съ женихомъ полный разрывъ. Мамаша въ отчаяніи,-- замужство дочери давало ей надежду прожить безпечально на хлѣбахъ у зятя. Теперь они разорены въ конецъ и ей некуда голову приклонить. На выручку выступаете старикъ Кошайскій, предлагаете Зоѣ руку и сердце, а ея мамашѣ -- восхитительное житье въ полномъ довольствѣ. Зоя согласна, всѣ въ восторгъ. Узнавши объ этомъ, Омшаринъ выходите на балконъ и застрѣливается... Въ пьесѣ есть очень хорошія мѣста, весьма удачныя сцены; къ достоинствамъ ея надо отнести и то, что написана она литературнымъ языкомъ. По нашему времени даже и это оговаривать приходится. Въ общемъ же, какъ драма, эта Расплата (Эгоисты) представляется намъ сплошною путаницей. Гдѣ тутъ "расплата"? Кто расплачивается и за что? Омшаринъ застрѣлился... такъ это онъ сдѣлалъ отнюдь не въ видѣ "расплаты", а съ отчаянія, что ему измѣнила прельстившая его своимъ личикомъ пустенькая барышня. Женившись на ней, онъ, вѣроятно, поплатился бы за свое увлеченіе цѣлыми годами отвратительной жизни съ крайне плохою супругой и, вдобавокъ, съ препротивною тещей. Но, положимъ, такъ ли, иначе ли, Омшаринъ поплатился за то, что стащилъ чужія деньги. А остальные-то "эгоисты"? Да они счастливы-пресчастливы: у стараго жуира -- молодая, хорошенькая жена, у легкомысленной барышни -- расчудесный для нея, богатый мужъ, у архи-эгоистки Заколовой -- великолѣпнѣйшій зять, о какомъ она и мечтать не смѣла. He-эгоисты, ветеринаръ и Юлія, вступаютъ въ законный бракъ, столь давно желанный, и, разумѣется, будутъ счастливы. Шалопай Жанъ... въ пьесѣ онъ говоритъ какія-то пустозвонныя фразы, но имъ нельзя вѣрить, и никто, конечно, не придаетъ имъ никакого значенія. Этотъ молодчикъ, увивавшійся за капиталами Берты, найдетъ себѣ богатую невѣсту, а не то явится къ генеральшѣ-сестрицѣ и заживете опять въ свое удовольствіе. Мы не вѣримъ болтовнѣ Жана, но этого мало: намъ рѣшительно неправдоподобною представляется кража Омшаринымъ Реймановыхъ денегъ. Эта кража обрушивается на зрителя, по французскому выраженію, "comme une tuile sur la tête". Мы видѣли, какъ Берта забыла свой красный мѣшокъ,-- знали, разумѣется, что для чего-нибудь онъ оставленъ, -- ждали, что его кто-нибудь стащите и изъ этого произойдете нѣкій конфликтъ. Если бы стащилъ его нравственный "растрепа" Жанъ, это насъ, быть можетъ, и не особенно удивило бы. Но Омшаринъ!... Такіе сюрпризы недопустимы въ литературномъ произведеніи и объяснимы могутъ быть только очень большою неопытностью автора. Молодость и неопытность писателя могутъ быть принимаемы въ качествѣ "смягчающихъ обстоятельствъ", по посѣщающей театры публикѣ нѣтъ никакого дѣла до лѣтъ драматурга и до его опытности. Публика, да и критика тоже, судятъ не автора, а произведеніе, и средствъ даже не имѣютъ входить въ оцѣнку написаннаго и поставленнаго на сцену, соображаясь съ возрастомъ и опытностью писателей.Кто слыхалъ, напримѣръ, имя А. В. Деденева, автора пьесы Ночи безумныя... или М. Бухарина, автора комедіи Въ такую ночь? Мы ни о томъ, ни о другомъ изъ этихъ новоявленныхъ драматурговъ никакого понятія не имѣли до тѣхъ поръ, пока ихъ пьесы, одна въ сентябрѣ, другая въ ноябрѣ, не "провалились" самымъ плачевнымъ образомъ на сценѣ Малаго театра. Въ "драматическихъ картинахъ" г. Деденева играютъ г-жи Ѳедотова и Лешковская, гг. Горевъ, Южинъ и Ильинскій. Эти ли артисты не выносили и не вынесутъ на своихъ плечахъ какой угодно пьесы! Оказалось, однако, что всякой силѣ есть мѣра, и опусканіе занавѣса по окончаніи пьесы г. Деденева сопровождалось дружнымъ шиканьемъ весьма сдержанной публики первыхъ представленій. Содержанія этой пьесы мы передавать не будемъ, ибо это съ начала до конца безсмыслица. Достаточно сказать, что, въ видѣ финала, г. Ильинскій застрѣлилъ изъ пистолета г. Южина, г. Южинъ умираетъ, г-жа Ѳедотова опускается около него на колѣни, причитаете удивительно трогательно, сходитъ съ ума, начинаете пѣть... а въ театральной залѣ раздаются фырканья и сдерживаемый смѣхъ. Артистовъ вызвали, они, разумѣется, по виноваты... Кто же, однако, виноватъ въ томъ, что Ночи безумныя... Венецейскій истуканъ и всякая чепуха треплятъ силы талантливѣйшихъ русскихъ артистовъ? Какъ велики, какъ удивительны эти силы въ Москвѣ -- всѣмъ извѣстно. Новымъ и блестящимъ тому доказательствомъ можетъ служить исполненіе г. Горевымъ роли Реймана и г-жою Ермоловой роли Берты въ пьесѣ г. Гославскаго. Къ сожалѣнію, г-жа Ермолова и г. Горевъ въ пьесѣ болѣе не участвуютъ. Ихъ игра скрашивала очень многія погрѣшности автора, поражала типичностью созданныхъ артистами фигуръ, поразительно жизненныхъ, высоко-художественныхъ.
   Въ прошломъ октябрѣ, на Малой Дмитровкѣ, въ залахъ общества любителей художествъ, была устроена посмертная выставка картинъ академика Константина Александровича Трутовскаго, скончавшагося въ нынѣшнемъ году на 67 году своей жизни. Трутовскій былъ, главнымъ образомъ,-- если только не исключительно,-- художникомъ малороссійскимъ. Горячо любя свой родной край, онъ живо чувствовалъ его красоты и поэзію простой деревенской жизни. Въ изображеніи, по большей части, незатѣйливыхъ, по милыхъ своею естественностью сценъ крестьянскаго быта покойный Трутовскій доходилъ до высокой степени художественности, какой достигнуть можете только человѣкъ, понимающій умомъ и чувствующій любящимъ сердцемъ все прекрасное, трогательное и поэтическое, чѣмъ скрашивается народная жизнь, что составляете ея радости, чѣмъ обусловливаются въ ней горести и страданія. Въ этомъ послѣднемъ отношеніи неподражаемо хороша извѣстная картина Трутовскаго Разлучница, представляющая собою цѣльную, законченную, тяжелую драму. На второмъ за нею мѣстѣ мы можемъ поставить картину, носящую названіе: Совѣтъ. У крылечка своего дома сидитъ старикъ священникъ и внимательно прочитываете бумагу, поданную ему старухою крестьянкой, пришедшею за совѣтомъ. Рядомъ съ матерью въ выжидающей позѣ стоитъ молодой парень. Ихъ обоихъ придавила нужда, отъ принесенной бумаги, очевидно, зависите ихъ дальнѣйшая участь -- спасеніе или окончательная гибель. Добрый "батько" знаетъ это, и потому онъ такъ сосредоточенъ, такъ серьезно неторопливъ на подачу совѣта. За то дочь его, молодая, по-деревенски щеголеватая поповна, стоящая тутъ же на крылечкѣ, совершенно безучастна къ горю старухи, къ тревогѣ парня, къ бесѣдѣ съ ними отца. Она такъ присмотрѣлась къ подобнымъ сценамъ, такъ привыкла къ вздохамъ и стопамъ окружающей ее нищеты, что все это оказывается для нея вполнѣ зауряднымъ, можно сказать, даже нормальнымъ въ ихъ деревенскомъ житьѣ-бытьѣ. Каждый штрихъ, каждая черточка въ этой картинѣ полны жизненной правды, истиннаго, высоко-художественнаго реализма въ лучшемъ смыслѣ этого слова, значеніе котораго подвергается съ нѣкоторыхъ поръ самымъ прискорбнымъ извращеніямъ, по милости умышленныхъ и неумышленныхъ лжетолкованій. И во всѣхъ своихъ произведеніяхъ Трутовскій несомнѣнный реалистъ, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ поэтъ съ топко развитымъ вкусомъ, съ возвышеннымъ эстетическимъ чувствомъ, а потому и реализмъ его изященъ и прекрасенъ, и чуждъ всякой тенденціозности. Но потому же самому и такъ же точно художникъ, въ силу своего очень крупнаго таланта, чуждъ и тому, что у насъ разумѣютъ подъ выраженіемъ служенія "искусству для искусства",-- служенія весьма удобнаго для всякой бездарности, добившейся извѣстнаго ремесленнаго мастерства въ распоряженіи красками. Трутовскій нигдѣ и ничего не прикрашивалъ, ни за какими эффектами не гонялся. Его малороссы, "паробки" и "дивчата", не на показъ отобрапы и не для похвальбы писаны. Гуляетъ, напримѣръ, Невѣста съ подругами,-- во всей картинѣ нѣтъ ни одного лица, которое можно было бы назвать хорошенькимъ, за то всѣ эти фигуры -- живыя, выраженія ихъ переданы поразительно вѣрно, по нимъ ясно видно все разнообразіе характеровъ и настроенія даипой минуты, такъ же точно, какъ въ картинѣ Вѣйка пшена, да и во всѣхъ почти произведеніяхъ покойнаго академика. Очень видное мѣсто на выставкѣ занималъ превосходный портретъ Т. Гр. Шевченко.

Ан.

"Русская Мысль", кн.XI, 1893

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru