Реклю Эли
Дневник парижанина

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Проект об уничтожении парижской полицейской префектуры.- Неблаговидный поступок Кератри в деле Флуранса.- Его отставка.- Грубая ошибка правительства народной обороны.- Дело Порталиса.- Приезд Гарибальди во Францию.- Рапорт Трошю о положении Парижа.- Ответ Жюля Фавра на циркуляр Бисмарка.- Фальшивые атаки пруссаков на парижские форты.- Полнейшее затишье в Париже и под Парижем.- Политехнический бастион.- Вылазка с форта Мои Валериан.- Бонапартовские бумаги.- Жестокости пруссаков.- Охотники.- Недостаток в способных генералах.- Бестактная выходка Феликса Пиа.- Негодование против него народа.- Взятие вольными стрелками деревни Бурже.- Рошфор несколько утратил спою прежнюю популярность.- Потеря Бурже.- Известие о капитуляции Меца возбуждает волнение в Париже.- Члены правительства арестованы.- Освобождение их.- Прокламация Гамбеты о сдаче Меца.- Результаты народного голосования в Париже.


   

ДНЕВНИКЪ ПАРИЖАНИНА

Проектъ объ уничтоженіи парижской полицейской префектуры.-- Неблаговидный поступокъ Кератри въ дѣлѣ Флуранса.-- Его отставка.-- Грубая ошибка правительства народной обороны.-- Дѣло Порталиса.-- Пріѣздъ Гарибальди во Францію.-- Рапортъ Трошю о положеніи Парижа.-- Отвѣтъ Жюля Фавра на циркуляръ Бисмарка.-- Фальшивыя атаки пруссаковъ на парижскіе форты.-- Полнѣйшее затишье въ Парижѣ и подъ Парижемъ.-- Политехническій бастіонъ.-- Вылазка съ форта Мои Валеріанъ.-- Бонапартовскія бумаги.-- Жестокости пруссаковъ.-- Охотники.-- Недостатокъ въ способныхъ генералахъ.-- Безтактная выходка Феликса Піа.-- Негодованіе противъ него народа.-- Взятіе вольными стрѣлками деревни Бурже.-- Рошфоръ нѣсколько утратилъ спою прежнюю популярность.-- Потеря Бурже.-- Извѣстіе о капитуляціи Меца возбуждаетъ волненіе въ Парижѣ.-- Члены правительства арестованы.-- Освобожденіе ихъ.-- Прокламація Гамбеты о сдачѣ Меца.-- Результаты народнаго голосованія въ Парижѣ.

14 (3) октября.

   У насъ пронеслись слухи, что въ прусской главной квартирѣ рѣшено начать бомбардированіе Парижа въ день годовщины іенской битвы. Однакожъ этотъ день прошелъ для насъ совершенно спокойно и мы не видѣли ни одной прусской бомбы. Теперь намъ совѣтуютъ приготовиться встрѣтить бѣду въ годовщину лейпцигскаго боя. Ждать не долго, всего три дня (трехдневное сраженіе подъ Лейпцигомъ происходило 16 (4), 17 (5) и 18 (6) октября). По пока еще начнется бомбардировка, а насъ теперь болѣе всего занимаетъ вопросъ: имѣются-ли у Трошю способности хорошаго полководца? и если имѣются, то почему-же онъ довольствуется такой пассивной обороной? Какъ-бы въ отвѣтъ на эти вопросы пронеслась вѣсть, что Трошю намѣревается дать рѣшительный бой пруссакамъ черезъ три недѣли, т. е. между 2 и 5 ноября.
   Нашъ элегантный и либеральный префектъ полиціи Кератри внезапно оставилъ Парижъ. Вмѣстѣ съ своимъ секретаремъ, онъ сѣлъ въ лодку воздушнаго шара и полетѣлъ, предавъ себя на волю вѣтрамъ. Гдѣ онъ опустится, конечно, неизвѣстно, но затѣмъ онъ отправится въ Испанію съ особымъ порученіемъ отъ правительства народной обороны къ Приму и Серрано. Что означаетъ эта тайна?
   Нѣсколько времени тому назадъ, префектъ полиціи совершенно неожиданно для всѣхъ обнародовалъ въ "Офиціальной газетѣ" свое предложеніе упразднить полицейскую префектуру Парижа, которая еще такъ недавно пятнала себя самыми безчестными поступками. И въ самомъ дѣлѣ дѣятельность ея, во все время владычества бонапартистовъ, главнымъ образомъ проявлялась въ организаціи вымышленныхъ политическихъ заговоровъ, въ возбужденіи безсмысленныхъ манифестацій, въ поддержкѣ разврата и тому подобныхъ славныхъ дѣяніяхъ. Предложеніе упразднить это ненавистное учрежденіе сдѣлало Кератри однимъ изъ самыхъ популярнѣйшихъ людей въ Парижѣ. А онъ сильно нуждался въ увеличеніи своей популярности, такъ какъ общественное мнѣніе республиканской партіи склонялось далеко не въ его пользу. Съ уничтоженіемъ префектуры, но предложенію Кератри, всѣ ея гражданскія и судебныя обязанности должны перейти къ магистратурѣ. И хотя теперешняя магистратура, заключающая въ своей средѣ такихъ судей, какъ Дельво (недавно застрѣлившійся), Делангль и Девьень, не пользуется расположеніемъ республиканцевъ, желающихъ, чтобы судьи назначались по выбору и на опредѣленный срокъ,-- но тѣмъ по менѣе, предложеніе замѣнить префектуру судомъ вызвало единодушные похвалы, которые, впрочемъ, значительно поохладились, когда стало извѣстно письмо Кератри къ одному буржуа, въ которомъ онъ пишетъ: "намъ во что-бы то ни стало необходимо упразднить полицейскую префектуру, иначе она, въ рукахъ революціонеровъ, сдѣлается неодолимымъ оружіемъ, опаснымъ для нынѣшняго правительства". Правильно или подложно было это письмо, разъясняющее, что побужденія, заставившія Кератри упразднить префектуру были далеко не тѣ, какія онъ провозглашалъ въ своемъ офиціальномъ донесеніи, -- но только парижанъ взяло сомнѣніе, и они недовѣрчиво отнеслись и къ тому, что Кератри по-прежнему оставался парижскимъ префектомъ и не добивался назначенія на другой постъ, хотя самъ твердилъ всякому встрѣчному о своемъ желаніи перемѣнить родъ дѣятельности.
   Между тѣмъ произошла извѣстная манифестація Флуранса. Когда послѣдній, по желанію подчиненныхъ ему офицеровъ и солдатъ національной гвардіи, взялъ назадъ свою отставку, распространился слухъ, что этотъ опасный агитаторъ, сочтя себя сильнымъ, ударилъ тревогу въ бельвильскомъ предмѣстьи и отдалъ приказаніе своимъ баталіонамъ собраться на другой день съ оружіемъ, для нападенія на ратушу. Объ этомъ намѣреніи Флуранса парижскій префектъ поспѣшилъ доложить временному правительству; Трошю немедленно принялъ чрезвычайныя мѣры для защиты ратуши и приказалъ арестовать Флуранса. Предупрежденный объ этомъ приказаніи, Флурансъ перемѣнилъ квартиру и его не нашли. Вскорѣ дѣло разъяснилось. Флурансъ велѣлъ ударить тревогу, исполняя приказаніе, данное самимъ Трошю, какъ можно чаще тревожить новобранцевъ, чтобы тѣмъ пріучить ихъ собираться быстрѣе и выступать къ угрожаемому непріятелемъ пункту. Слѣдовательно Кератри, желая погубить Флуранса, изобрѣлъ несуществовавшій заговоръ. По какія ужасныя послѣдствія могли произойти отъ этой лжи: выстрѣлъ съ той или другой стороны, и могла возгорѣться гражданская война, которая, пожалуй, довела-бы Францію до окончательной гибели.
   Узнавъ истину, Трошю рѣзко высказалъ Кератри свое негодованіе и предложилъ ему отказаться отъ должности префекта полиціи. Этимъ поступкомъ Трошю успокоилъ всеобщее волненіе, вызванное неблаговидными дѣйствіями Кератри. "Трошю, котораго мы считали тайнымъ орлеанистомъ, уволивъ Кератри, скорѣе орлеаниста, чѣмъ республиканца, выказалъ себя вполнѣ честнымъ, безпристрастнымъ человѣкомъ", твердили даже самые крайніе республиканцы, до сихъ поръ смотрѣвшіе на Трошю весьма подозрительно. Въ сущности, чтоже особеннаго сдѣлалъ Трошю; онъ только оказалъ справедливость, а между тѣмъ какъ много выигралъ онъ во мнѣніи всѣхъ партій, точно онъ совершилъ какой-нибудь подвигъ. Какъ мало требуется отъ правительствъ и какъ легко имъ пріобрѣтать всеобщее довѣріе! но какъ рѣдко они его пріобрѣтаютъ.
   Временное правительство, вѣроятно, не желая добиваться популярности цѣною безпристрастія и справедливости, какою добился ее Трошю, поспѣшило приласкать графа Кератри, давъ ему какое-то порученіе въ Испанію. Конечно, оно съ неменьшей поспѣшностью пріостановило процессъ противъ Флуранса.
   

15 октября.

   "La vérité", газета г. Порталиса, либерала, англо-американскаго буржуа, орлеаниста-республиканца и, при случаѣ, бонапартистаимѣла особенное счастіе заполучить англійскую газету "Standard", послѣдній нумеръ которой вышелъ всего пять дней тому назадъ. Воспользовавшись извѣстіями изъ Франціи, сообщенными англійскою газетою, Порталисъ сильно нападаетъ на настоящее французское правительство -- и старается доказать необходимость перемѣны его личнаго состава, конечно, имѣя въ виду себя самого для замѣщенія которой-нибудь изъ министерскихъ вакансій.
   Особенное негодованіе Порталиса возбуждаютъ событія въ Ліонѣ. По его словамъ въ Ліонѣ провозглашена красная республика, самъ префектъ сочувствуетъ ей и потому позволилъ арестовать генерала Мазюргь (назначеннаго на этотъ постъ еще Бонапартомъ) и передалъ начальство надъ всѣми войсками генералу Клюзре. Этого мало; турская правительственная делегація, за исключеніемъ адмирала Фуринюпэ (весьма непопулярнаго министра), вслѣдствіе этихъ событій даже вышедшаго въ отставку, признала законными всѣ распоряженія ліонскаго префекта. Скорбитъ г. Порталисъ и о томъ, что ліонская армія принуждена была отступить въ безпорядкѣ при нападеніи на нее пруссаковъ; скорбитъ онъ и о легитимистскихъ проискахъ въ западной Франціи; но особенно скорбитъ, узнавъ изъ "Standard", что пруссаки, желая облегчить французамъ созваніе учредительнаго собранія, предлагали Жюлю Фавру самыя удобныя условія перемирія, а вовсе не унизительныя, какъ о томъ толкуютъ въ Парижѣ, а французскій министръ иностранныхъ дѣлъ по упрямству ихъ не принялъ.
   Г. Порталисъ попалъ какъ разъ въ цѣль?! Ни одно извѣстіе со времени объявленія республики, не вызывало такого восторженнаго взрыва, какъ офиціальное сообщеніе, что вслѣдствіе непомѣрныхъ требованій, Жюль Фавръ отказался заключить перемиріе съ пруссаками. И если мы имѣемъ право за многое упрекнуть Жюля Фавра, то за дѣйствія его въ вопросѣ о перемиріи мы готовы простить ему всѣ сдѣланныя имъ ошибки.
   

16 октября.

   Сегодня мы получили "Times" и можемъ провѣрить извѣстія, переданныя газетой "Standard". Органъ лондонскаго Сити подтверждаетъ, что ліонскій префектъ приказалъ арестовать генерала Мазюра, но отдалъ это приказаніе потому, что старый генералъ бонапартовскаго закала не хотѣлъ признавать власти префекта, лучше сказать, отрицалъ существованіе республики. Times также говоритъ о неспособности турской правительственной делегаціи и видитъ въ этомъ весьма печальное предзнаменованіе для французской республики. Прусская армія встала твердой ногой въ Нормандіи, и пока нигдѣ не встрѣчаетъ сопротивленія; важный стратегическій пунктъ Жизоръ, защищался слабымъ отрядомъ городскихъ жителей и крестьянъ; у нихъ не было ни пушекъ, ни предводителя. За то лоарская армія, кажется, сформировалась весьма солидно, она имѣла небольшія стычки съ непріятелемъ, сопровождавшіяся легкимъ успѣхомъ. Но слухамъ часть ліонской арміи заняла въ Вогезахъ сильныя позиціи. На югѣ, въ Дофина, Провансѣ и Лангедокѣ организуется сильная армія. Эти провинціи объявили, что намѣрены держаться даже и въ томъ случаѣ, если Парижъ, Ліонъ и Туръ принуждены будутъ сдаться непріятелю. Хлѣбъ вездѣ убранъ, и теперь земледѣльцы съ меньшимъ горемъ разстаются съ своимъ плугомъ и охотно поступаютъ въ армію. "Ça ira! èa ira!" скажемъ и мы въ свою очередь.
   Наше бѣдное правительство сдѣлало нелѣпую ошибку, вздумавъ обвинить Порталиса въ возбужденіи мятежа противъ правительства. Но вѣдь Порталисъ только передалъ факты, сообщенные другой газетой, и факты, по большей части, совершенно вѣрные, наконецъ, такіе, отъ которыхъ нечего приходить въ отчаяніе. Правда, онъ ихъ сгруппировалъ всѣ вмѣстѣ и представилъ, какъ обвинительный актъ противъ правительства; но онъ былъ вправѣ это сдѣлать, какъ представитель оппозиціонной прессы, имѣющій въ виду отвѣтственное правительство. Въ статьѣ Норталиса проглядываетъ тенденція мятежнаго свойства, но французская пресса теперь вполнѣ свободна: такъ гласитъ законъ, изданный правительствомъ народной обороны. Почему же это самое правительство дѣлаетъ для Норталиса исключеніе изъ общаго закона? 11 чего же достигло правительство своимъ неловкимъ поступкомъ: еще вчера Порталисъ былъ весьма незамѣтной личностію, его считали юнымъ честолюбцемъ, спекулаторомъ, и вообще человѣкомъ не очень далекимъ, неимѣющимъ никакихъ шансовъ на успѣхъ. Сегодня же онъ попалъ въ число лицъ замѣтныхъ и на него посмотрѣли, какъ на мученика свободы прессы.
   Порталисъ очень умѣренный либералъ, т. е. такой, который охотно бросится во всякую реакцію, если придетъ ея время. Своей несправедливостію къ Порталису правительство вознесло его на пьедесталъ, подобію тому, какъ возвысило въ общественномъ мнѣніи Бланки и его друзей. Оскорбляя Порталиса, оно оскорбляетъ вмѣстѣ съ нимъ умѣренную партію, до сихъ поръ охотно поддерживавшую правительство. Давно ли оно сдѣлало подобную же ошибку, поссорившись съ революціонной партіей,-- ошибку, которая можетъ повести въ будущемъ къ печальнымъ столкновеніямъ,-- и теперь снова само же дѣлаетъ себѣ новыхъ враговъ. Такія ошибки дѣйствуютъ губительно, и нельзя не пожелать, чтобы правительство народной обороны поняло, наконецъ, свое положеніе и на будущее время избѣжало ихъ.
   Сегодня же мы узнали, что Гарибальди пріѣхалъ во Францію. Онъ.высадился въ Марсели, встрѣченный восторженнымъ сочувствіемъ всего населенія этого города. Едва ли многіе въ состояніи такъ честно и просто предложить свою помощь, какъ скромный герой итальянскаго единства. Кто же другой можетъ быть такъ великодушенъ, какъ этотъ рыцарь безъ страха и укоризны. Ужь, конечно, не рѣшился бы на подобный шагъ, безспорно талантливѣйшій и либеральнѣйшій изъ современныхъ государственныхъ людей, Гладстонъ, который слишкомъ остороженъ и находится въ зависимости отъ условныхъ дипломатическихъ приличій. Гарибальди своимъ великодушнымъ, братскимъ поступкомъ сдѣлалъ несравненно болѣе для будущаго союза латинскихъ племенъ, чѣмъ могли бы это сдѣлать тысячи фунтовъ стерлинговъ или краснорѣчивыя разглагольствованія. Высказанное имъ на дѣлѣ сочувствіе къ нашимъ бѣдствіямъ найдетъ отголосокъ и въ Италіи, и въ Испаніи. Но еслибъ не было даже и этого, то и въ такомъ случаѣ, цѣна великодушнаго поступка Гарибальди нисколько не уменьшается. Мы знаемъ, что мы много виноваты, и еслибы наши бѣдствія нигдѣ въ Европѣ не возбуждали никакого сочувствія, мы и тогда не смѣли бы жаловаться, считая ихъ заслуженными. Если мы погибнемъ отъ нашего невѣжества, отъ нашей неспособности, отъ преступленій, надѣланныхъ бонапартизмомъ, и тогда мы не бросимъ оскорбленія Германіи. И не лучше ли въ такомъ случаѣ смерть, чѣмъ презрѣнное существованіе, которымъ мы будемъ одолжены соболѣзнованію филантропа Гладстона, вымолившему его у Бисмарка. Нѣтъ, лучше умереть совсѣмъ и, не входя ни въ какія сдѣлки, вполнѣ удовлетворить историческую справедливость, которую мы такъ часто и такъ тяжко оскорбляли! Развѣ бонапартистская Франція не дозволила соединеннымъ силамъ Германіи разгромить Данію? Почему же могущественная Франція должна получить помощь въ минуту гибели, когда не получила ее бѣдная маленькая Данія?
   Но если французская республика, какъ мы надѣемся, побѣдоносно отразитъ направленныя на нее силы Германіи, то не лучше ли будетъ, если она достигнетъ такого результата только своими собственными средствами.
   Во всякомъ же случаѣ мы рады пріѣзду Гарибальди и привѣтствуемъ его отъ всего нашего сердца!
   

17 октября.

   Генералъ Трошю обнародовалъ свой рапортъ о положеніи осажденнаго Парижа. Теперь уже можно сказать, что въ короткое время сдѣлано очень много, гораздо больше, чѣмъ можно было ожидать, судя по первому приступу къ работамъ. Когда припоминаешь теперь, въ какомъ положеніи мы находились тотчасъ послѣ катастрофы, уничтожившей вторую имперію,-- когда все было поломано, уничтожено, разбито, когда наше положеніе можно было уподобить кораблю, испытавшему ураганъ и потерявшему мачты, руль и всѣ снасти,-- припоминая это время, нельзя не изумиться, видя, сколько сдѣлано для обороны Парижа. Послѣ Седана Парижъ, въ сущности, былъ вполнѣ открытымъ городомъ, на бастіонахъ не было пушекъ, а форты оставлены безъ гарнизоновъ. Въ первое время послѣ седанской катастрофы всѣ были до того ошеломлены этимъ ударомъ, что почти потеряли голову; когда же узнали, что пруссаки форсированнымъ маршемъ спѣшатъ къ Парижу, всеобщая паника дошла до крайнихъ предѣловъ; не было составлено никакого опредѣленнаго плана, стали принимать такія мѣры, которыя оказались для защиты не только безполезными, но даже вредными, напримѣръ, до сихъ поръ мы не можемъ простить себѣ, что такъ легкомысленно разрушили нѣкоторые мосты, необходимые для насъ самихъ, что безъ всякаго разумнаго основанія оставили такія позиціи, которыя приходится теперь добывать обратно силою. И замѣчательно, что въ то время болѣе всего терялись люди, обладающіе властью, люди близко стоящіе къ правительству народной обороны; они хватались за всякій фантастическій планъ, видѣли спасеніе въ принятіи самыхъ дикихъ мѣръ, въ родѣ того, чтобы задушить непріятеля углекислотою, или разомъ взорвать Парижъ на воздухъ и пр. и пр.
   Теперь уже никто не думаетъ о такихъ отчаянныхъ средствахъ. Паша укрѣпленная ограда кажется намъ теперь неприступною, она такъ сильно защищена со всѣхъ сторонъ, что мы почти желаемъ, чтобы пруссаки рискнули ее атаковать. Слабые остатки нашей регулярной арміи -- тысячъ 50 человѣкъ не болѣе -- первое время почти одни выносили на себѣ всю тяжесть исады, но мало-по-малу къ нимъ присоединились, по мѣрѣ обученія, сто тысячь мобилей, уже успѣвшихъ доказать, что они брали уроки не даромъ и превзошли своихъ учителей; такъ что теперь на оборонительной линіи мы имѣемъ 150,000 войска, которые, подъ прикрытіемъ стѣнъ, конечно, легко могутъ отразить штурмъ 300--350-тысячной прусской арміи. Паши оборонительныя средства такъ хороши, что мы можемъ держаться противъ осаждающей арміи до тѣхъ поръ, пока у насъ будутъ съѣстные припасы, а ихъ хватитъ еще на-долго. Что касается національныхъ гвардейцевъ, то и они далеко ушли въ дѣлѣ военнаго обученія, но вооруженные по большей части пистонными ружьями, они негодны для наступательной войны и пока не могутъ еще приносить пользы на оборонительной линіи. Наши крѣпостныя пушки нисколько не уступаютъ осаднымъ орудіямъ пруссаковъ, которые такъ величаются своими крупповскими чудовищами. И если до сихъ поръ мы не имѣли большого преимущества надъ пруссаками въ нашихъ вылазкахъ, то все же мы не уступили ничего непріятелю, а даже отняли у него два-три пункта, которые укрѣпили. Правда, у насъ, какъ говорятъ, меньше орудій, чѣмъ слѣдуетъ имѣть по длинѣ оборонительной линіи: недостаетъ, будто-бы, 900; но рапортъ генерала Трошю насъ успокоиваетъ и на этотъ счетъ; мы узнаемъ изъ него, что многія мастерскія Парижа заняты отливкою и отдѣлкою пушекъ и ежедневно ставятъ ихъ по нѣсколько штукъ на оборонительную линію.
   Рапортъ Трошю касается первой эпохи осады: организаціи оборонительныхъ средствъ. Закончивъ его, мы вступаемъ теперь въ періодъ наступательный, когда потребуется поддержка со стороны провинціи. Въ этомъ случаѣ насъ болѣе всего безпокоитъ излишняя ревность, съ какою молодежь, какъ намъ сообщаютъ, кидается въ опасность и по-прежнему сто французовъ пытаются одерживать верхъ надъ двумя стами пруссаковъ, которые всегда умѣютъ ловко пользоваться мѣстностью и вездѣ выставляютъ впередъ свою превосходную артиллерію. Мужество -- качество очень почтенное, но еще почтеннѣе теперь благоразуміе и хладнокровіе, мы особенно страдаемъ недостаткомъ стратегическихъ соображеній и это сознаніе намъ пришлось купить очень дорогой цѣною.
   

18 октября.

   Г. Бисмаркъ не оставилъ безъ возраженій отчета о свиданіи въ Ферьерѣ, опубликованномъ Жюлемъ Фавромъ. Его циркуляръ отъ 27 сентября, касающійся этого предмета, полученъ здѣсь неизвѣстно какимъ путемъ только вчера. Бисмаркъ желаетъ имъ исправитъ ошибки, вкравшіяся въ отчетъ Жюля Фавра. Говоря, что Страсбургъ ключъ отъ дома, и что онъ ему необходимъ, г. Бисмаркъ этимъ хотѣлъ сказать, что это германскій ключъ, а не французскій. Относительно этого заводить споръ совершенно безполезно. Если пограничный городъ Страсбургъ составляетъ германскій домъ, то несомнѣнно, что и ключъ, которымъ отворяется его дверь, будетъ тоже германскимъ. Но только этотъ домъ, не простой домъ, а крѣпость, и она столько же ключъ Франціи, сколько и Германіи. Пойдемъ далѣе. "Г. Жюль Фавръ толкуетъ о мирѣ, замѣчаетъ г. Бисмаркъ, а я говорилъ о перемиріи". Пусть будетъ такъ. Но если нельзя принять условія перемирія, то, конечно, не будетъ возможности договориться и о мирѣ. Можно представить себѣ, каково было бы положеніе депутатовъ учредительнаго собранія, принужденныхъ обсуждать условія договора о срытіи французскихъ крѣпостей и объ уступкѣ Эльзаса и Лотарингіи подъ угрозой прусскихъ пушекъ, поставленныхъ въ фортѣ Мои-Валеріанъ! Очевидно, что переговоры о перемиріи въ Ферьерѣ были просто недостойной комедіей, которую захотѣлось сыграть прусскому премьеру надъ побѣжденнымъ врагомъ, были насмѣшкой, кинутой въ лицо бѣдствующему народу. Но мы не упрекаемъ г. Бисмарка, онъ дѣйствовалъ согласно тѣмъ традиціямъ, которыя позволяютъ побѣдителю наносить всякое оскорбленіе побѣжденному. Но онъ забылъ, что мы еще не совсѣмъ побѣждены и неизвѣстно еще, каковъ будетъ конецъ нашей борьбы.
   Жюль Фавръ не замедлилъ отвѣтомъ и отвѣчалъ очень хорошо. Приводимъ этотъ отвѣтъ.
   "Г. Бисмаркъ -- пишетъ Жюль Фавръ -- замѣчаетъ, что предлагаемыя имъ условія для перемирія, на будущее время, въ случаѣ продолженія войны, станутъ еще болѣе тяжкими. Онъ дѣйствительно объявилъ мнѣ объ этомъ, и я благодарю его, что теперь онъ самъ подтверждаетъ свои слова. Пусть же Франція узнаетъ, до чего простирается честолюбіе Пруссіи; она не ограничивается завоеваніемъ двухъ нашихъ провинцій, она хладнокровно стремится къ систематическому уничтоженію Франціи. Торжественно заявивъ міру, устами своего короля, что она имѣетъ дѣло съ Наполеономъ и его солдатами, она направляетъ теперь свои усилія къ уничтоженію французскаго народа. Она опустошаетъ пашу почву, сжигаетъ деревни, отягощаетъ жителей поборами, разстрѣливаетъ ихъ, когда они не могутъ удовлетворить ея требованіямъ и пользуется всякими научными средствами для своей истребительной войны,
   "Франціи, слѣдовательно, нечего убаюкивать себя иллюзіями. Быть или не быть ей -- объ этомъ идетъ теперь дѣло. Предлагая ей купить миръ цѣною трехъ департаментовъ, соединенныхъ съ нею тѣсной связью, ей предлагали безчестіе. Она отвергла это предложеніе. Ее хотятъ наказать за это смертной казнью.
   "Напрасно ей говорятъ: нѣтъ никакого стыда признать себя побѣжденной; еще меньше позора въ принесеніи жертвъ, вынуждаемыхъ пораженіемъ. Напрасно, добавляютъ къ этому, что Пруссія только возвращаетъ насильственные и несправедливые захваты Людовика XIV". Подобные доводы неосіувательны и слѣдуетъ удивляться тому, что на нихъ приходится отвѣчать.
   "Франція не ищетъ жалкаго утѣшенія въ слишкомъ легкомъ объясненіи причинъ, которыя довели ее до пораженія. Она принимаетъ свои несчастія и не намѣрена препираться о нихъ съ своимъ непріятелемъ. Въ тотъ день, когда по его милости, она снова взяла въ свои руки управленіе своими дѣлами, она искренно и открыто предложила ему вознагражденіе. Но только это вознагражденіе не можетъ заключаться въ отторженіи отъ лея части ея территоріи. Не потому, чтобы такая уступка ослабила могущество Франціи, но оттого, что она явилась бы нарушеніемъ нрава и справедливости, на которыя канцлеръ сѣверо-германскаго союза, повидимому, не обращаетъ никакого вниманія, и твердитъ о завоеваніяхъ Людовика XIV".
   "Желаетъ-ли онъ возвратиться къ statu quo, которое предшествовало этимъ завоеваніямъ? Желаетъ-ли онъ низвести своего государя до положенія великаго герцога, состоящаго въ вассальной зависимости отъ короля польскаго? Если, во время пережитыхъ Европою переустройствъ, Пруссія изъ незначительнаго государства стала могущественнымъ государствомъ, то развѣ этимъ возвышеніемъ она обязана не завоеваніямъ? Но втеченіе этихъ двухъ вѣковъ, благопріятствующихъ такому обширному переустройству, совершилось измѣненіе болѣе глубокое и несравненно болѣе возвышенное, чѣмъ то, которымъ опредѣлялись территоріальныя раздробленія. Человѣческое право вышло изъ абстрактныхъ областей философіи. Болѣе и болѣе оно распространяется въ мірѣ, и его-то Пруссія попираетъ ногами, пытаясь отторгнуть отъ насъ двѣ провинціи, въ то время, какъ сама же признаетъ, что населеніе этихъ провинцій энергически отвергаетъ ея господство.
   "Въ этомъ отношеніи ничто лучше не можетъ опредѣлить док трипъ Пруссіи, какъ слѣдующія слова, сказанныя канцлеромъ сѣверо-германскаго союза: "Страсбургъ -- это ключъ нашего дома". Слѣдовательно, Пруссія ставитъ свои условія, какъ собственникъ, и право собственности примѣняетъ къ человѣческимъ существамъ, попирая этимъ фактомъ нравственную свободу и индивидуальную личность, Но именно уваженіе къ этой свободѣ и къ этому достоинству не позволяетъ Франціи согласиться на заявленныя Пруссіею требованія. Она лучше подвергнется всѣмъ злоупотребленіямъ дѣйствія грубой силы, но не допуститъ себя до униженія собственнаго достоинства.
   "Я сдѣлалъ ошибку, не уяснивъ, въ этомъ отношеніи, достаточно мою мысль, когда я говорилъ, что мы не можемъ, безъ униженія нашей чести, уступить Эльзасъ и Лотарингію. И характеризовалъ этими словами не уступку, которую дѣлаетъ побѣжденный, но слабость соучастника, который для собственнаго спасенія протягиваетъ руку угнетателю и соглашается на несправедливость. Графъ Бисмаркъ не найдетъ ни одного француза, достойнаго этого имени, который бы думалъ и дѣйствовалъ иначе, какъ я.
   "Вотъ почему я не могу признать, чтобы намъ было сдѣлано серьезное предложеніе о перемиріи, которое мы могли принять. Я пламенно желалъ, чтобы намъ было предложено честное средство прекратить враждебныя дѣйствія и созвать учредительное собраніе. Но я обращаюсь ко всѣмъ безпристрастнымъ людямъ, пусть рѣшатъ они: могло-ли правительство согласиться на предложенную ему сдѣлку? Перемиріе было бы насмѣшкой, если-бъ оно не давало возможности произвести свободные выборы. Къ тому же, оно должно было продолжаться всего сорокъ восемь часовъ. Въ остальное время, необходимое для выборовъ, т. е. недѣли три, Пруссія оставляла за собой право продолжать враждебныя дѣйствія, такъ что учредительное собраніе обсуждало бы вопросъ о войнѣ и мирѣ во время битвъ, рѣшающихъ судьбу Парижа.
   "Кромѣ того, перемиріе не распространялось на Мецъ. Оно не допускало снабженія Парижа жизненными припасами и намъ пришлось бы истреблять наши запасы въ то время, какъ осаждающая армія могла увеличивать свои..продовольственныя средства, попрежнему грабя наши провинціи. Наконецъ, Эльзасъ и Лотарингія устранялись отъ выбора депутатовъ по неслыханнымъ соображеніямъ, именно потому-что собранію предстояло высказаться на счетъ ихъ судьбы: не при знавая за ними этого права, Пруссія требовала, чтобы мы держало рукоятку сабли, которой она рѣшала участь этихъ провинцій.
   "Вотъ тѣ условія, которыя канцлеръ сѣверо-германскаго союза не колеблется назвать "весьма примирительными" и обвиняетъ насъ, что "мы отказались воспользоваться случаемъ созвать національное собраніе и тѣмъ доказали наше намѣреніе ставить затрудненія заключенію мира, соотвѣтствующаго народному праву, а также наше нежеланіе покориться общественному мнѣнію французскаго народа.
   "Передъ нашей страной, передъ исторіей мы принимаемъ отвѣтственность за намъ отказъ. Не противиться требованіямъ Пруссіи, въ нашихъ глазахъ, было-бы равносильно измѣнѣ. Не знаю какой жребій сулитъ намъ судьба, но я глубоко сознаю, что еслибъ мнѣ предложили выборъ между настоящимъ положеніемъ Франціи и Пруссіи, я избралъ-бы первое. Паши страданія, наши опасности, наши жертвы я предпочитаю неумолимому и жестокому честолюбію нашего непріятеля. Я твердо убѣжденъ, что Франція выйдетъ побѣдительницею изъ этой борьбы. Но еслибъ даже она была побѣждена, и тогда она останется великой въ своемъ несчастій, возбуждая удивленіе и симпатію въ цѣломъ мірѣ. Въ этомъ ея истинная сила и въ этомъ, можетъ быть, ея месть.
   "Европейскіе кабинеты, ограничивающіеся безплоднымъ заявленіемъ своего сочувствія, современемъ сознаютъ это, но будетъ уже поздно. Вмѣсто того, чтобы признать принципъ широкаго вмѣшательства, обусловливаемаго справедливостью и собственнымъ интересомъ, они, своимъ бездѣйствіемъ, допускаютъ продолженіе варварской войны, служащей бѣдствіемъ для всѣхъ и позоромъ цивилизаціи. Этотъ кровавый урокъ не будетъ потерянъ для народовъ. И кто знаетъ? Исторія указываетъ намъ, что въ силу какого-то таинственнаго закона, извѣстныя людскія поколѣнія тѣсно связаны съ тяжкими несчастіями. Франція, быть можетъ, нуждалась въ испытаніи; она выйдетъ изъ него перерожденной, и ея геній заблеститъ еще болѣе яркимъ свѣтомъ, чѣмъ прежде, такъ-какъ онъ выведетъ ее изъ опасностей и предохранитъ отъ страшныхъ бѣдствій въ виду неумолимаго и могущественнаго врага."
   

19 октября.

   И лейпцигская годовщина прошла, а бомбардированія не было. Этотъ день проведенъ нѣмцами также тихо и спокойно, какъ проводится воскресенье крестьянами. Съ нашихъ фортовъ, даже въ телескопъ нельзя было усмотрѣть непріятеля; наши разъѣзды удалялись на два километра (почти двѣ версты) и нигдѣ не видѣли ни одного нѣмца. Наступила ночь, тихая, но темная и холодная, звѣзды еле мерцали. Часовъ около десяти вечера аванпосты, высланные изъ передовыхъ редутовъ, замѣтили какія-то темныя, движущіяся массы; часовые стали стрѣлять, но движущаяся масса (по словамъ нашихъ часовыхъ, тысячъ до 60 нѣмецкаго войска) не удостоила ихъ отвѣтомъ и продолжала свое наступательное движеніе на наши редуты. Поднялась суматоха, ударили тревогу, мобили схватились за ружья и собрались на своихъ мѣстахъ. Со всѣхъ южныхъ фортовъ открыли канонаду. По движущіяся темныя массы непріятелей внезапно повернули назадъ. Все снова успокоилось; наши солдаты улеглись спать. Въ два часа ночи новая тревога; снова задвигались темныя массы съ непріятельской стороны; снова наши форты открыли огонь и снова непріятель поворотилъ назадъ. Въ три часа водворилось прежнее спокойствіе.
   Послѣ Седана нѣмецкія газеты почти въ одинъ голосъ заявили, что Парижъ не осмѣлится выдерживать осаду и, по всей вѣроятности, какъ только подступятъ къ нему полмилліона побѣдоносныхъ нѣмецкихъ солдатъ, онъ тотчасъ-же сдастся. "Парижъ, прибавляли нѣкоторыя изъ нихъ, не можетъ противиться вступленію въ него нашихъ цѣломудренныхъ и храбрыхъ воиновъ, подобію тому, какъ проституціонный домъ не осмѣливается сопротивляться вторженію въ него полиціи". Предсказаніе ихъ не сбылось, прошло болѣе мѣсяца, Парижъ осмѣливается сопротивляться, а цѣломудренные полицейскіе никакъ не могутъ попасть въ дверь, хотя приближаются къ ней очень осторожно, обернувъ сапоги въ войлокъ и запасшись потаеннымъ фонаремъ.
   

20 октября.

   Мертвый штиль. Артиллеристы дремлютъ подлѣ пушекъ; пѣхотинцы болтаютъ и занимаются разными играми; скука одолѣваетъ ихъ отъ ничего-недѣланья. Однакожъ эта тишина насъ безпокоитъ и наводитъ на насъ уныніе. Я полагаю, что если пруссаки будутъ строго слѣдовать своему плану, который, по общему мнѣнію, заключается въ томъ, чтобы укрѣпить вокругъ Парижа нѣсколько лагерей (на 50,000 войска каждый), не расходовать ни одного ружейнаго выстрѣла для атаки и лишь изрѣдка отвѣчать намъ пушечными выстрѣлами, однимъ словомъ, заставить насъ "свариться въ своемъ собственномъ соку", по счастливому выраженію Бисмарка, -- они надѣлаютъ намъ больше непріятностей, чѣмъ могли-бы надѣлать, ведя правильную осаду. Лучшее и вѣрнѣйшее средство отнять у Парижа, возможность энергической защиты, они совершенно резонно видя въ томъ, что надо оставить его въ покоѣ.
   Насколько пруссаки нравы, видя свою пользу въ насильственномъ навязываніи Парижу полнѣйшаго спокойствія и затишья, настолько-же неразумны желанія правительства народной обороны добиться полнѣйшей тишины и спокойствія вокругъ себя. Но развѣ теперь такое время, что можно оставаться спокойнымъ? Развѣ не очевидно для каждаго, что теперь мы можемъ спастись только сильнымъ энергическимъ порывомъ, что намъ поневолѣ приходится прибѣгнуть къ революціонымъ средствамъ: нужно поднять весь народъ, нужно начать настоящую народную войну. Каждая деревня, каждый городъ должны поголовно вооружиться; необходимо начать партизанскую войну и безпрерывно тревожить непріятеля, не давая ему ни минуты покоя.
   А Трошю, которому мы вручили главное руководительство дѣломъ обороны, не перестаетъ повторять: будьте покойны, все будетъ сдѣлано, все пойдетъ хорошо, не волнуйтесь, мы все приготовили. Все это прекрасно; мы сидѣли спокойно, мы вѣрили въ вашъ знаменитый планъ, который долженъ спасти Парижъ, а за нимъ и всю Францію; но прошло много времени, а мы не видимъ, въ чемъ-же заключается этотъ планъ, почему его до сихъ поръ не приводятъ въ исполненіе. А пора-бы приступить къ настоящимъ дѣйствіямъ. Невольно мы начинаемъ поддаваться скептицизму и спрашиваемъ себя: да полно, существуетъ-ли, наконецъ, этотъ знаменитый планъ? Люди довольно близкіе къ Трошю, и, конечно, нежелающіе ему зла, начинаютъ поговаривать, что весь этотъ планъ заключается въ томъ, чтобы какъ можно лучше укрѣпить Парижъ (что уже почти совсѣмъ сдѣлано) и затѣмъ сообразоваться съ ходомъ событій. Каждому понятно, что чисто-оборонительный періодъ теперь окончился и слѣдуетъ начать наступательный. Способенъ-ли Трошю вести его съ такимъ-же успѣхомъ, какъ онъ велъ оборонительный? Мнѣнія на этотъ счетъ сильно раздѣляются, и нѣкоторыя газеты даже совѣтуютъ Трошю сѣсть въ воздушный шаръ и отправиться въ провинцію для организованія арміи. Есть, впрочемъ, и такія, которыя требуютъ, чтобы маршалъ Базэнъ совершилъ воздушное путешествіе изъ Мэца въ Парижъ и принялъ здѣсь начальство надъ обороной. Съ такими легкомысленными господами, конечно, и говорить не стоитъ, и люди разсудительные и честные, разумѣется, не согласились-бы предпочесть американскаго вора Базэна честному Трошю.
   Можетъ или не можетъ Трошю вести съ успѣхомъ наступательную борьбу съ пруссаками, мы не знаемъ; но знаемъ, что онъ ранѣе всѣхъ своихъ товарищей, составляющихъ правительство народной обороны, рѣшился употребить въ офиціальномъ актѣ слово "республика". А это, главнымъ образомъ, послужило къ умиротворенію партій въ Парижѣ.
   О муниципальныхъ выборахъ правительство молчитъ, а они нужны и очень нужны: сами мэры безпрестанно толкуютъ ему о ихъ неотлагательности, но оно отдѣлывается одними обѣщаніями. Какъ-бы не пришлось ему вскорѣ раскаяться въ своемъ упрямствѣ! Жаль, если опять случится какое-нибудь столкновеніе.
   

21 октября.

   Сегодня я посѣтилъ бастіонъ политехниковъ, какъ называютъ теперь бастіонъ ли 8 7, лежащій позади форта Бисетръ. Этотъ бастіонъ привлекаетъ къ себѣ толпы любопытныхъ. Прислуга при орудіяхъ его состоитъ изъ профессоровъ и воспитанниковъ политехнической школы. Излишне говорить, что они отлично изучили свое дѣло. Политехническая школа во все время ея существованія всегда отличалась приверженностью къ республиканскимъ учрежденіямъ. Духъ братства былъ положенъ въ основаніе отношеній между воспитанниками и профессорами. Руководимые самыми благородными побужденіями, они всѣ до одного заявили свое непремѣнное желаніе поступить въ ряды артиллеристовъ, недостатокъ которыхъ составляетъ самую слабую сторону оборонительныхъ средствъ Парижа. Ихъ предложеніе было, конечно, принято, и они сами избрали бастіонъ No 87. Ревностные проповѣдники идеи равенства, они теперь доказали, какъ умѣютъ на дѣлѣ примѣнять свои убѣжденія. Нѣкоторые профессора, незнакомые съ артиллерійскимъ дѣломъ, поступили на службу простыми солдатами, подъ команду тѣхъ изъ своихъ воспитанниковъ, которые, какъ спеціалисты, избраны офицерами. Честь и слава этимъ честнымъ людямъ, они заслуживаютъ вполнѣ признательность отечества.
   Наконецъ мертвая тишина, производящая такое мрачное, тяжелое впечатлѣніе на живой и подвижный Парижъ, сегодня смѣнилась громомъ и шумомъ. Начиная съ утра почти цѣлый день не умолкалъ гулъ выстрѣливъ. Стрѣляли со многихъ фортовъ, но преимущественно съ форта Аіои-Валеріанъ, откуда главнокомандующій рѣшился произвести вылазку, не столько для пріобрѣтенія какого-нибудь серьезнаго успѣха противъ нѣмцевъ, сколько для пріученія войскъ, состоящихъ по преимуществу изъ новобранцевъ. Въ вылазкѣ съ нашей стороны участвовало 7 или 8 батальоновъ. Они атаковали укрѣпленную позицію пруссаковъ у фермы Бюзанвиль. Первый натискъ ихъ былъ такъ силенъ, что они оттѣснили пруссаковъ и овладѣли фермой, но подоспѣвшія къ непріятелю значительныя подкрѣпленія измѣнили ходъ дѣла. Еще мало обстрѣленные мобили, въ свою очередь, не выдержали атаки пруссаковъ и отступили въ замѣчательномъ порядкѣ, отстрѣливаясь и нанося непріятелю значительный уронъ. При этомъ одна рота мобилей была отрѣзана и человѣкъ 50 изъ нея попали въ плѣнъ, остальнымъ удалось прорваться и соединиться съ своими товарищами, въ это время уже успѣвшими удалиться подъ защиту орудій съ одной стороны форта Мон-Валеріанъ, съ другой, Монтрту. Потеря наша убитыми и ранеными довольно значительна, ее насчитываютъ въ 450 человѣкъ. Надо полагать, что и у пруссаковъ выбыло изъ строя если не болѣе, то, ни въ какомъ случаѣ, не менѣе.
   И та и другая сторона имѣютъ право приписывать себѣ нѣкоторый успѣхъ, не побѣду, потому что о ней въ подобномъ дѣлѣ не можетъ быть и рѣчи. Пруссаки отбили сперва потерянную ими позицію, наши-же войска, окончивъ назначенное имъ дѣло, т. е. потревоживъ непріятеля, въ полномъ порядкѣ возвратились обратно въ Парижъ. Для нихъ эта битва была школой, въ которой они учились военному дѣлу.
   Съ форта Мон-Валеріанъ видны были даже мельчайшія подробности битвы. Трошю и его главный штабъ, тамъ находившіеся, могли убѣдиться, что и новобранцы, если ими руководятъ толково, могутъ сражаться не хуже старыхъ солдатъ. Но рутина такъ заѣла ихъ, что они не видятъ и не слышатъ, и продолжаютъ недовѣрять новымъ войскамъ, неполучившимъ, но ихъ словамъ, никакого военнаго образованія, почему и не рѣшаются предпринять вылазку въ болѣе обширныхъ размѣрахъ. Безъ сомнѣнія, не зная подробностей плана Трошю, трудно требовать отъ него теперь-же рѣшительныхъ дѣйствій и, очень можетъ быть, что въ настоящемъ нашемъ положеніи выжидательная. система самая лучшая.
   

23 октября.

   Не знаю, которая уже серія тюльерійскихъ бумагъ появилась сегодня въ печати. Между ними есть множество драгоцѣнныхъ документовъ, превосходно характеризующихъ тотъ возмутительный порядокъ, который съ такимъ непонятнымъ ослѣпленіемъ поддерживала Франція своимъ согласіемъ болѣе двадцати лѣтъ. Сколько самыхъ ужасныхъ злоупотребленій совершено бонапартистами, этими мамелюками декабрьскихъ дней. Напечатанныя до сихъ поръ бумаги полны самыхъ возмутительныхъ подробностей. Нѣтъ никакой надобности вносить ихъ всѣ въ дневникъ, хотя-бы и назначенный для печати. Но до болѣе полнаго ознакомленія съ ними моихъ читателей, -- что, по всей вѣроятности, я сдѣлаю тогда, какъ будутъ отпечатаны всѣ эти интересные документы въ отдѣльномъ изданіи, -- я полагаю не лишнимъ передать нѣкоторые болѣе яркіе факты. Весь этотъ порядокъ, которому трудно подыскать подходящее имя, держался широко-организованнымъ подкупомъ: подкупали литераторовъ, судей, чиновниковъ, избирателей, законодателей; подкупали французовъ и иностранцевъ; посредствомъ купленныхъ полицейскихъ агентовъ возбуждали волненія, выдумывали несуществующіе заговоры, для того, чтобы имѣть предлогъ арестовывать, ссылать и изгонять людей, которыхъ почему нибудь считали для себя опасными; но кого нельзя было подкупить деньгами, тѣхъ они старались развратить. Они подпечатывали письма, вторгались въ семейную жизнь, сплетничали, клеветали и лгали, лгали на каждомъ шагу. Всю Францію они покрыли сѣтью шпіоновъ и, зная досконально, что кладется въ супъ въ домѣ какого-нибудь буржуа, они были такъ тупы и недальновидны, что проглядѣли, какъ у нихъ подъ носомъ пруссаки вооружались и исподоволь приготовлялись къ войнѣ, какъ прусскіе офицеры разъѣзжали но Франціи, снимали планы крѣпостей и изучали нашу страну. А эти пресловутые спасители порядка, хвастливо провозглашавшіе, что они черезъ нѣсколько дней по объявленіи войны будутъ завтракать въ Берлинѣ, не имѣли даже въ главномъ штабѣ порядочной карты Германіи и, въ своей безумной самонадѣянности, не хотѣли вѣрить правдивымъ донесеніямъ, которыя очень немногіе, впрочемъ, честные люди присылали имъ о силахъ Пруссіи и о полной ея готовности къ войнѣ.
   Теперь очень трудно еще составить точное понятіе, чего стоили эти люди Франціи, но по тому, какъ они сорили деньгами, вносимыми французскимъ народомъ на государственныя потребности, можно судить, до чего простиралась ихъ безцеремонность. И кого только не содержали они на французскія деньги? Начиная съ ближайшихъ и самыхъ отдаленныхъ родственниковъ бонапартовской фамиліи и оканчивая самыми презрѣнными мушарами, получали субсидіи всѣ, въ комъ видѣли они поддержку для династіи и созданнаго ею порядка. Какая-то герцогиня Муши, очень отдаленная родственница Бонапартовъ, получила 4,362,562 франка; другимъ родственникамъ императора, также большею частію весьма отдаленнымъ (въ этотъ счетъ не входитъ принцъ Плонъ-Плонъ) выдавалось ежегодныхъ пенсіоновъ на сумму 1,310,975 франковъ. Крестины императорскаго принца стоили 897,000 франковъ; генералъ Фальи, презрѣннѣйшій изъ всѣхъ наполеоновскихъ генераловъ, ѣсть конфектъ въ годъ на 1,297 франковъ на счетъ государства. Гранье изъ Кассаньяка подкупаютъ за 160,000 франковъ въ годъ, Жерома Давида за 36,000, какому-то несчастному провинціальному журналисту выдаютъ субсидію въ 1,200 франковъ; агенты-подстрекатели, измышлявшіе заговоры, возбуждавшіе волненія, за каждую подведенную ими подъ кару бонапартовскаго правосудія голову получаютъ по 300, 500 франковъ и болѣе...
   Но довольно. Подкупъ, развращеніе и шпіонство -- вотъ три средства, которыми держалась вторая имперія. Позорныя средства естественнымъ путемъ привели ее и къ позорному паденію. Оставимъ-же ее пока въ покоѣ.
   Сегодня получены весьма утѣшительныя извѣстія изъ провинцій. Лоарская армія, окончательно сформировалось и скоро въ состояніи будетъ помѣриться съ непріятелемъ. На западѣ и сѣверѣ идетъ тоже дѣятельная работа. Эти пріятныя извѣстія оживили Парижъ, и мы теперь съ большей надеждой смотримъ на возможность счастливаго для насъ исхода войны.
   

25 октября.

   До насъ доходятъ печальные слухи о жестокостяхъ пруссаковъ противъ жителей деревень, окружающихъ Парижъ. Вчера, напримѣръ, они казнили двухъ крестьянъ изъ деревни Буживаля, которые во время вылазки нашихъ войскъ, 21 октября, стрѣляли въ прусскія войска; ихъ захватили въ плѣнъ и разстрѣляли; дома, изъ которыхъ они стрѣляли, разрушены до основанія; а на буживальскую общину наложенъ штрафъ въ 50,000 франковъ. Но вѣдь эти крестьяне -- французы, они считали своимъ долгомъ помочь, чѣмъ могли, своимъ войскамъ: неужели это преступленіе -- любить свою родину и честно за нее сражаться? Да! къ самымъ безотраднымъ размышленіямъ приводятъ жестокости, которыми ознаменовалась нынѣшняя война между двумя просвѣщеннѣйшими націями! Я не хочу винить въ нихъ исключительно однихъ нѣмцевъ, я знаю, что и за моими соотечествениками есть много выходокъ и проступковъ, достойныхъ временъ первобытной дикости, но надо принять во вниманіе, что французы защищаютъ свою родину, что ихъ дома разрушены, поля истоптаны, лѣса сожжены, что ихъ отягощаютъ непомѣрными поборами пришельцы изъ чужой земли. Пруссаки находятся совсѣмъ въ иныхъ условіяхъ. Они оправдываются тѣмъ, что своими реквизиціями думаютъ устрашить жителей и заставить ихъ сдавать открытые города безъ пролитія безполезной крови. Но развѣ этими мѣрами они устрашили кого-нибудь, развѣ съ каждымъ днемъ не увеличивается къ нимъ ненависть народонаселенія и не укрѣпляетъ его въ рѣшимости защищаться до послѣдней возможности и мстить, чѣмъ можно, жестокому врагу? Ну, чтожъ, вы сожгли въ Эльзасѣ 20 деревень, вы разстрѣляли тамъ до 200 крестьянъ за недозволенный образъ войны, какъ вы говорите, но послѣ этой безполезной жестокости развѣ уменьшилось число вольныхъ стрѣлковъ? Нѣтъ, сколько мы знаемъ по доходявіимъ до насъ извѣстіямъ, число ихъ, напротивъ, увеличивается съ каждымъ днемъ.
   

26 октября.

   На площади Пантеона воздвигнутъ баракъ, украшенный трехцвѣтными знаменами и вывѣскою, на которой написано: "Отечество въ опасности! Вербовка волонтеровъ". Здѣсь записываются національные гвардейцы, охотой идущіе на службу въ форты и на вылазки. Въ первый день записалось 800 человѣкъ изъ пятаго округа, гдѣ только и было сдѣлано предложеніе записываться. Почему были обойдены остальные 20 округовъ, -- потому-ли, что не было исполнено приказаніе правительства, или по какимъ другимъ причинамъ, -- мы не знаемъ; но только это обстоятельство произвело непріятное впечатлѣніе на парижанъ. "Развѣ отечество требуетъ жертвъ и службы не отъ всѣхъ гражданъ одинаково?-- твердили со всѣхъ сторонъ.-- Такъ почему-же такое преимущество оказано одному пятому округу?" Вѣроятно, правительство поспѣшитъ разъяснить эту случайность.
   Конечно, фактъ весьма отрадный, что одинъ только округъ, въ первый-же день послѣ предложенія, далъ 800 охотниковъ, такъ что, примѣняя этотъ расчетъ и ко всѣмъ прочимъ округамъ, мыбы могли имѣть болѣе 16,000 охотниковъ, т. е. такихъ людей, которые добровольно ищутъ случая сразиться съ непріятелемъ и желаютъ подвергнуться всевозможнымъ опасностямъ: на долю охотниковъ всегда достается самая трудная и самая опасная часть дѣла. Но вотъ бѣда, ружей у насъ очень мало, не пойдутъ-же наши охотники съ оловянными мечами противъ стальныхъ, не могутъ-же они выступить съ своими допотопными ружьями противъ игольчатыхъ ружей пруссаковъ.
   Но этому горю евіе можно-бы помочь, такъ-какъ на половину волонтеровъ все-таки хватитъ ружей Шасспо, которыми вооружены нѣкоторые баталіоны національныхъ гвардейцевъ, но несравненно труднѣе совладать съ предразсудками вашихъ генераловъ, которые никакъ не могутъ отвыкнуть отъ рутинныхъ взглядовъ на народное ополченіе: національную гвардію они считаютъ рѣшительно неспособной противостоять непріятелю. Этимъ предразсудкомъ зараженъ весь главный штабъ, его отчасти раздѣляетъ и самъ главнокомандующій. Можетъ быть, именно этой причинѣ слѣдуетъ приписать медленность и колебанія, которыми характеризуются всѣ распоряженія, исходящія изъ главнаго штаба парижскихъ войскъ. Трошю пріобрѣлъ большую популярность, его очень уважаютъ въ Парижѣ, только потому на него и не сыплются обвиненія, по подчиненныхъ ему генераловъ ругаютъ вездѣ и однихъ обвиняютъ въ неспособности, другихъ-же называютъ даже бонапартистами, что въ теперешнее время почти равносильно обвиненію въ измѣнѣ. Конечно, обвиненія въ бонапартизмѣ по большей части несправедливы, -- хотя можно указать на двухъ, трехъ генераловъ весьма подозрительныхъ,-- но что касается неспособности, то самый талантливый адвокатъ не въ состояніи будетъ оправдать большинство нашихъ генераловъ отъ обвиненія въ этомъ преступленіи. И въ самомъ дѣлѣ, эти господа, которые при всякомъ удобномъ случаѣ чванятся своими подвигами, совершенными противъ нестройныхъ арабскихъ полчищъ, совершенно теряются, когда имъ приходится отдавать распоряженія подчиненнымъ имъ войскамъ, сражающимся противъ дисциплинированыхъ и упоенныхъ побѣдою нѣмецкихъ войскъ. Конечно, между парижскими генералами, и въ особенности полковниками, есть нѣсколько людей талантливыхъ и съ хорошими военными познаніями, но ихъ сравнительно очень немного, слишкомъ даже мало.
   

27 октября.

   Сегодня газета "Combat", издаваемая Феликсомъ Піа, произвела страшный переполохъ въ Парижѣ, заявивъ о сдачѣ Аіэца, который капитулировалъ именемъ Наполеона III. Въ газетѣ также заявлено, что правительство Фавра и Трошю уже нѣсколько дней тому назадъ знало эту роковую новость и не хотѣло почему-то сообщить о ней народу. Это несчастіе, по словамъ газеты, совершенно равносильно седанскому пораженію: остатки французской арміи, въ сто тысячъ человѣкъ, сдались Пруссіи, и теперь осталась свободною 130--200 тысячная прусская армія, которая безпрепятственно станетъ разгуливать по Франціи или подкрѣпитъ собою нѣмецкія войска, осаждающія Парижъ. Базенъ измѣнилъ; о его измѣнѣ знало правительство, слѣдовательно оно -- сообщникъ этой измѣны...
   Понятно, какое волненіе произвела эта статья въ Парижѣ. Въ Лувръ и въ Ратушу отправились депутаціи. Піа увѣрялъ, что узналъ о печальномъ событіи отъ Флуранса, который, въ свою очередь, слышалъ объ этомъ отъ Рошфора. Послѣдній отвѣтилъ депутаціи, что онъ ничего подобнаго не говорилъ своему другу. Трошю далъ клятву, что онъ не получалъ никакого извѣстія о сдачѣ Маца. Флурансъ тоже отрицалъ, что слухъ пущенъ Рошфоромъ, однакожъ намекнулъ, что о Мацѣ что-то знаетъ одинъ изъ членовъ правительства, по кто именно, не хотѣлъ сказать. Что за путаница такая -- какой мудрецъ распутаетъ ее!
   Народное негодованіе обратилось на Феликса Піа. Національные гвардейцы бросились въ типографію, гдѣ печатается газета Піа, чтобы разнести тамъ все но частямъ, по ошиблись типографіей и обратили свою злобу на экземпляры газеты "Combat", оставшіеся еще непроданными въ кіоскахъ: всѣ они были изорваны въ клочки и разметаны по вѣтру. Реакціонные и сомнительные органы прессы поспѣшили напечатать прибавленія къ свомъ сегодняшнимъ нумерамъ, и въ нихъ излили свою желчь на Піа и его единомышленниковъ, которыхъ называли лжецами и клеветниками, печатая эти ругательные эпитеты самымъ крупнымъ шрифтомъ.
   Піа, какъ извѣстно, человѣкъ честный, Флурансъ тоже; трудно повѣрить, чтобы они рѣшились на ложь и клевету, и очень вѣроятно, что они получили какія-нибудь смутныя извѣстія. Но также извѣстно, что оба они, какъ политики и журналисты, весьма неловки. Сегодняшній ихъ поступокъ еще болѣе утверждаетъ меня въ этомъ мнѣніи: съ чѣмъ-же это сообразно пустить въ публику такое важное извѣстіе, заклеймить людей такимъ ужаснымъ обвиненіемъ, не имѣя на это никакихъ положительныхъ данныхъ! Въ подобныхъ случаяхъ нельзя основываться на однихъ смутныхъ слухахъ. Что Мецъ сданъ пруссакамъ -- это можетъ быть и правда: отъ бонацартовскихъ генераловъ всего можно ожидать. Но обвинять правительство народной обороны, какъ соучастниковъ въ измѣнѣ Базэна -- по меньшей мѣрѣ нелѣпо. Оно, можетъ быть, слабо, оно, можетъ быть, ниже своего положенія, его члены, можетъ быть, не обладаютъ талантами государственныхъ людей, но измѣнниками они никогда не будутъ.
   Тревога, созданная этимъ происшествіемъ, мало-по-малу улеглась, и вечеромъ мы были обрадованы извѣстіемъ, что 250 парижскихъ вольныхъ стрѣлковъ на разсвѣтѣ, ударивъ въ штыки, овладѣли деревней Бурже, занятой 800 пруссаками. Застигнутые врасплохъ, пруссаки, въ темнотѣ, приняли небольшой французской отрядъ за значительныя силы и поспѣшно отступили. Днемъ они пытались снова завладѣт-потерянной деревней, но безуспѣшно: вольные стрѣлки удержались въ завоеванной позиціи. По словамъ нашихъ тактиковъ, обладаніе Бурже не представляетъ никакой важности ни для той, ни для другой арміи.
   Но народъ судитъ иначе и радуется, что нѣсколько верстъ французской земли отнято у непріятеля. Къ тому-же мы такъ привыкли, что пруссаки постоянно захватывали ваши войска врасплохъ, и не можемъ не восторгаться узнавъ, что и пруссаковъ можно накрыть внезапно.
   

28 октября.

   Піа сегодня молчитъ. Въ его газетѣ ни слова о сдачѣ Меца, ни слова на счетъ обвиненій правительства. Рошфору тоже досталось на порядкахъ: ему безпрерывно приходилось оправдываться. Вообще въ послѣднее время Рошфоръ нѣсколько утратилъ свою популярность; его прежніе друзья сердятся на него за его слабость; въ тоже самое время и правительство народной обороны стало къ нему, къ своему члену, холоднѣе, находя, что онъ неуступчивъ. И тѣ и другіе неправы въ своихъ обвиненіяхъ: Рошфоръ нисколько не измѣнился; онъ попрежнему готовъ на все для блага народа; онъ попрежнему убѣжденъ, что теперешній составъ правительства народной обороны едвали не самый лучшій, какого можно желать въ тѣхъ исключительныхъ обстоятельствахъ, въ какихъ находится Франція. Нельзя-же требовать отъ Рошфора того, чего онъ не можетъ дать: онъ не политическій реформаторъ; онъ не полководецъ, но онъ человѣкъ нервный, умѣющій подѣйствовать на народъ, человѣкъ честный и, когда нужно, рѣшительный. Одна бѣда: послѣднія событія слишкомъ сильно подѣйствовали на него, и онъ сталъ разсѣянъ. Въ его разсѣянности мнѣ пришлось самому убѣдиться назадъ тому три дня. Я пришелъ къ нему за однимъ довольно серьезнымъ дѣломъ. Я сталъ излагать его и, къ моему удивленію, замѣтилъ, что Рошфоръ хотя смотритъ мнѣ прямо въ глаза, но ничего не слышитъ изъ того, что я ему говорю. Его мысли, очевидно, унеслись куда-то далеко; онъ какъ-будто прислушивался къ канонадѣ, которая гремѣла гдѣ-то вдали... Черезъ нѣсколько минутъ онъ оправился, извинился въ своей разсѣянности, и я снова передалъ ему о своемъ дѣлѣ. На этотъ разъ онъ выслушалъ меня внимательно и далъ такой отвѣть, какой я ожидалъ получить отъ него. Рошфоръ сильно похудѣлъ; онъ, видимо, страдаетъ физически, и будетъ очень жаль, если нездоровье помѣшаютъ ему принести ту пользу Франціи, какую онъ еще въ состояніи оказать ей.
   Пруссаки сильно бомбардируютъ цѣлый день Бурже, но деревушка пока остается въ нашихъ рукахъ. Въ пять часовъ разнесся слухъ, что вольные стрѣлки потеряли очень много своихъ товарищей и пруссаки, повидимому, намѣрены снова атаковать ихъ...
   

30 октября.

   Парижъ въ уныніи. Многіе рѣзко высказываютъ свое негодованіе и обвиняютъ правительство народной обороны въ слабости и неспособности. Что-же случилось? Бурже снова взятъ пруссаками. Вчера еще въ военномъ совѣтѣ шли толки о томъ, представляется-ли необходимость удерживать деревню Бурже, далеко выдавшуюся впередъ за наши оборонительныя линіи, или слѣдуетъ ее очистить. Большинство въ совѣтѣ находило, что владѣніе этой деревней не представляетъ никакой выгоды въ стратегическомъ отношеніи, слѣдовательно лучше ее оставить. Противная сторона, напротивъ, считала болѣе полезнымъ удерживать занятую съ боя позицію, такъ-какъ это должно возвысить духъ войска и населенія. Однакожъ, совѣтъ все-таки окончательно не рѣшилъ, что лучше, и оставилъ дѣло въ прежнемъ положеніи. Но въ такомъ случаѣ ему слѣдовало тотчасъ-же усилить отрядъ, занимающій Бурже,-- не могъ-же онъ не знать, что эти храбрецы, оставленные безъ подкрѣпленій, обрекались на вѣрную смерть. Утромъ пруссаки атаковали Бурже, но встрѣтили тамъ сильное сопротивленіе. Каждый домъ, каждый дворъ имъ приходилось брать штурмомъ. Геройскіе защитники Бурже каждый шагъ уступали только послѣ кроваваго боя, однакожъ страшная несоразмѣрность силъ заставила и ихъ отступить. По многіе продолжали еще защищаться въ крайнихъ домахъ и были или убиты, или взяты въ плѣнъ. Сколько взято нашихъ въ плѣнъ -- сказать еще трудно; говорятъ, что около 500. Пруссакамъ дорого стоила эта побѣда: полагаютъ, что они лишились болѣе 1,000 человѣкъ. Изъ форта Сен-Дени выслали подкрѣпленіе, но поздно; дѣло было ужъ совсѣмъ кончено и возобновлять его едвали было разумно. Однакожъ, еслибы въ Бурже была у насъ артиллерія, пруссаки навѣрное были-бы отбиты, и кто знаетъ, какія могли быть послѣдствія этой новой побѣды.
   Отдавая справедливость всѣмъ защитникамъ Бурже, нельзя не остановиться на одномъ эпизодѣ этого кроваваго сраженія,-- на геройской защитѣ 8 офицеровъ и 25 солдатъ, укрывшихся въ церкви. Нѣсколько разъ пруссаки ходили въ атаку на эту горсть храбрецовъ" и каждый разъ были отбиты съ урономъ. Наконецъ имъ удалось влѣзть на высокія церковныя окна, и они сверху открыли огонь въ осажденныхъ. Осыпаемые пулями, какъ градомъ, французы продолжали, однакожъ, защищаться, и защищались до тѣхъ поръ, пока всѣ они были или убиты, или изранены до того, что уже не въ состояніи были стрѣлять. Только тогда пруссакамъ удалось войти въ церковь и, еще живыхъ, нѣсколькихъ героевъ захватить въ плѣнъ.
   За пораженіе при Бурже было-бы несправедливо обвинять участвовавшія въ сраженіи войска, сдѣлавшія все, что они были въ состояніи сдѣлать. Вина потери позиціи лежитъ никакъ ужь не на нихъ, а на командующихъ генералахъ.
   

31 октября.

   Еще не успѣло успокоиться вчерашнее волненіе парижскаго населенія, какъ снова роковая новость разнеслась по всему городу и поставила всѣхъ на ноги. "Мецъ капитулировалъ! Базенъ измѣнилъ!" такова была вѣсть, раздражившая умы до самаго крайняго возбужденія. Вмѣстѣ съ тѣмъ распространились слухи, что Тьеръ уполномоченъ заключить перемиріе съ нѣмцами. Это было искрой, брошенной въ порохъ. Негодующія толпы народа бросились къ городской ратушѣ. Сначала требованія ограничивались учрежденіемъ Общины (комуны), а затѣмъ къ нимъ присоединилось еще и требованіе низложенія правительства. Нѣкоторые члены правительства народной обороны пытались-было говорить, но ихъ мало слушали и крики продолжались. Даже заявленныя обѣщанія организовать Общину не произвели никакого впечатлѣнія. Между тѣмъ площадь все болѣе и болѣе наполнялась новыми массами народа; пришли батальоны національныхъ гвардейцевъ бельвильскаго правительства, какъ извѣстно, несимпатизирующіе правительству народной общины; нѣкоторые изъ нихъ были вооружены. Нѣсколько депутацій вошло въ самую городскую ратушу и требовало объясненій отъ Трошю. Онъ отвѣчалъ, что ему офиціально еще неизвѣстно о сдачѣ Меца, хотя частнымъ образомъ онъ знаетъ, что она состоялась, но онъ также убѣжденъ, что Базенъ ни въ какомъ случаѣ не могъ капитулировать именемъ Наполеона III и что у Базена была еще 170,000-я армія, въ томъ числѣ 26,000 больныхъ и раненыхъ. Но то объясненіе не удовлетворило никого, и нѣсколько человѣкъ, вслѣдъ за Фраисе,-- извѣстнымъ ораторомъ въ народныхъ клубахъ -- закричали, что краснобайство имъ наскучило, и они пришли сюда вовсе не за тѣмъ, чтобы слушать ни къ чему неведущія оправданія, а намѣрены низвергнуть правительство. Трошю повторилъ обѣщаніе организовать Общину. Въ это время на площади раздались крики: "ненужно перемирія!" и въ туже минуту въ ратушу ворвалась новая депутація со знаменемъ, на которомъ было написано: "Никакого перемирія, борьба съ пруссаками или смерть!" Трошю отвѣтилъ, что Тьеръ уполномоченъ заключить перемиріе по предложенію нейтральныхъ державъ, но о сдачѣ Парижа пруссакамъ никто и не помышляетъ. Однакожъ ничто не помогало и волненіе постоянно усиливалось. Въ три часа національные гвардейцы изъ партіи недовольныхъ ворвались въ ратушу. Мобили, занимавшіе въ ней караулъ, но избѣжаніе кровопролитія, не оказали никакого сопротивленія. Ворвавшаяся толпа принудила мэра Араго, его помощниковъ, а также президента избирательной комиссіи Доріана и вице-президента Шельхера -- подписать прокламацію о назначеніи выборовъ въ Общину. Эта прокламація была тотчасъ напечатана и выставлена на улицахъ. Находившіеся въ ратушѣ члены правительства народной обороны: Фавръ, Трошю, Араго, Симонъ и Гарнье-Пажесъ были арестованы. Руководители движенія составили списокъ новаго правительства, въ который вошли имена Бланки, Флюранса, Ледрю-Роллена, Піа, Моттю, Гренно, Делеклюза, Виктора Гюго, Люи Клана, Доріана и Рошфора и съ тѣмъ вмѣстѣ потребовали, чтобы существовавшее правительство народной обороны само вышло въ оставку. Ни одинъ изъ арестованныхъ членовъ правительства не соглашался на это требованіе. Переговоры тянулись до пяти часовъ. Наконецъ, видя ихъ неуспѣшность, одинъ изъ руководителей возстанія -- кто именно, неизвѣстно, но только не Флюрансъ, хотя онъ дѣятельнѣе всѣхъ настаивалъ на перемѣнѣ правительства -- объявилъ правительство народной обороны низложеннымъ. Въ тоже время Пикаръ, котораго еще не арестовали, успѣлъ хитростью выбраться изъ ратуши. Понимая всю опасность положенія, онъ поспѣшилъ въ свое министерство, гдѣ принялъ необходимыя мѣры къ сохраненію государственной казны въ рукахъ существующаго правительства, и затѣмъ отправилъ письменныя приказанія въ штабъ губернатора и національной гвардіи о сборѣ національныхъ гвардейцевъ и велѣлъ вездѣ бить тревогу; онъ занялъ войсками національную типографію и запретилъ "Офиціальной газетѣ" печатать что-либо безъ разрѣшенія правительства. Въ 8 часовъ вечера 106-му батальону національной гвардіи удалось освободить Трошю, но прочіе арестованные члены правительства остались пока подъ арестомъ. Занявшіе ратушу руководители возстанія дѣйствовали вяло и нерѣшительно; они не сговорились раньше въ способахъ дѣйствія, и въ ихъ теперешнихъ совѣщаніяхъ господствовала полнѣйшая неурядица. Делеклюзъ, Бланки, Мильеръ, Кассъ и Флюрансъ спорили между собой и не принимали никакихъ мѣръ къ оборонѣ и къ утвержденію новаго правительства; они обвиняли одинъ другого въ томъ, что допустили освобожденіе Трошю изъ-подъ ареста. Наконецъ они разошлись даже и по вопросу о смѣщеніи правительства, и Делеклюзъ предложилъ оставить существующее правительство Фавра-Трошю, но съ условіемъ, чтобы оно немедленно учредило Общину.
   Трошю, конечно, не дремалъ. Къ полуночи къ нему собралось семь баталіоновъ мобилей, и съ ними онъ двинулся къ ратушѣ, которая оборонялась двумя батальонами національной гвардіи, подъ командой Флюранса и Мильера, сильно промокшими подъ дождемъ и потому уже неспособными оказать никакого серьезнаго сопротивленія. Чрезъ полчаса ратуша была взята подвижными гвардейцами, члены правительства освобождены изъ-подъ ареста, а руководители возстанія арестованы, но черезъ часъ ихъ освободили.
   Въ то-же время на помощь къ Трошю прибыло еще нѣсколько батальоновъ національной гвардіи съ криками: "да здравствуетъ республика! да здравствуетъ Трошю!". Бельвильскіе батальоны національной гвардіи устроили-было баррикады, но они были взяты безъ выстрѣла. Лъ три часа ночи водворилось вездѣ полное спокойствіе.
   

1 ноября.

   Какими-бы цѣлями ни руководилось вчерашнее движеніе, какими-бы высокими принципами ни оправдывали себя его предводители, относясь къ нему вполнѣ безпристрастно, слѣдуетъ сказать, что оно неумѣстно и безцѣльно. Его можно извинить только чрезвычайными обстоятельствами. И въ самомъ дѣлѣ, пораженіе при Бурже, капитуляція Мэца и самые тревожные слухи о заключеніи перемирія,-- все это въ одинъ день, почти въ одинъ часъ! Если къ этому прибавить, что городъ болѣе чѣмъ съ двухмилліоннымъ населеніемъ обложенъ со всѣхъ сторонъ побѣдоноснымъ непріятелемъ, имѣющимъ въ своемъ распоряженіи громадныя военныя силы, тогда не трудно будетъ попить, что должны были чувствовать, узнавъ эти пагубныя новости,.поди пылкіе, фанатичные приверженцы свободы, помышлявшіе только объ одномъ -- объ изгнаніи непріятеля съ французской земли. Я не хочу оправдывать руководителей возстанія, я опять повторяю, что они поступили въ политическомъ отношеніи вполнѣ безтактно, но они заслуживаютъ снисхожденія. И нельзя не порадоваться, что все это несчастное дѣло окончилось такъ благополучно, что не пролито ни одной капли драгоцѣнной французской крови.
   Правительство объявило, что вчерашняя прокламація объ учрежденіи Общины, какъ вынужденная насильственно, должна считаться недѣйствительной. Вмѣстѣ съ тѣмъ оно заявило, что послѣ-завтра населеніе Парижа должно рѣшить: слѣдуетъ-ли тотчасъ-же приступить къ выбору муниципалитета, и имѣетъ-ли оно довѣріе къ существующему правительству народной обороны?
   Люи Бланъ и Викторъ Гюго не принимали никакого участія во вчерашней манифестаціи и не изъявляли никому желанія быть избранными въ члены новаго правительства. Точно также ни Доріанъ, ни Рошфоръ не участвовали въ этомъ движеніи, и если они попали въ списокъ членовъ новаго правительства, то только потому, что они пользуются большихъ уваженіемъ въ средѣ крайнихъ партій. ЛедрюРоленъ и Феликсъ Піа въ ратушѣ не были.
   Манифестація 31 октября поглотила собой всеобщее вниманіе и Базенъ павремя былъ позабытъ. Но сегодня газеты напечатали прокламацію турской правительственной делегаціи о сдачѣ Мэца, -- прокламацію честную и хорошую -- и весь Парижъ снова занялся этимъ послѣднимъ прислужникомъ Наполеона, вмѣстѣ съ которымъ изъ Франціи окончательно выметенъ весь соръ и грязь бонапартизма. Прокламація Гамбеты у всѣхъ на языкѣ; ее перечитываютъ и коментируютъ, и вообще она производитъ самое благопріятное впечатлѣніе. Ботъ она отъ слова до слова:
   "Французы! Вознеситесь духомъ и рѣшимостью до высоты страшныхъ бѣдствій, постигшихъ ваше отечество. Для насъ еще остается возможность побороть преслѣдующую насъ злую судьбу и показать міру, на что способенъ великій народъ, который не желаетъ погибнуть и мужество котораго ростетъ среди несчастій. Мецъ сдался! Генералъ, на котораго Франція полагалась даже послѣ мехиканской экспедиціи, лишилъ ее, въ минуту опасности, 200,000 защитниковъ. Базэнъ измѣнилъ; онъ сдѣлался орудіемъ "седанскаго героя", соучастникомъ завоевателя и, поправъ ввѣренную ему честь нашей армія, предалъ врагамъ -- даже не сдѣлавъ послѣдняго усилія -- 120,000 воиновъ, 20,000 раненныхъ, оружіе, знамена и сильнѣйшую крѣпость Франціи -- "дѣвственный" Мецъ. еще никогда непопранный стопою побѣдителя. Такое преступленіе превышаетъ всякую мѣру наказаній, налагаемыхъ правосудіемъ. Теперь, французы, вы можете вполнѣ измѣрить глубину бездны, въ которую ввергла васъ имперія. Двадцать лѣтъ Франція переносила эту развращавшую власть, и въ это время изсякли въ ней всѣ источники величія и жизни. Французская армія, лишенная своего народнаго характера, сдѣлавшаяся орудіемъ порабощенія, измѣною своихъ начальниковъ, при всемъ героизмѣ солдатъ, погублена окончательно, среди несчастій, обрушившихся на ея отечество; впродолженіе какихъ-нибудь двухъ мѣсяцевъ, 220,000 солдатъ преданы врагу. Это роковой эпилогъ военнаго переворота 2 декабря. Пора намъ возстать и доказать, подъ знаменемъ республики, что мы не намѣрены сдаваться ни нравственно, ни фактически; что мы рѣшились почерпнуть, въ самыхъ нашихъ бѣдствіяхъ, наше нравственное, политическое и соціальное обновленіе. Да, какъ-бы ни были велики наши несчастія, они не вызовутъ въ насъ ни колебаній, ни отчаянія; мы готовы на всѣ жертвы и, въ виду врага, которому все благопріятствуетъ, клянемся не сдаваться никогда! Пока у насъ есть подъ ногами хотя одинъ вершокъ священной земли, мы будемъ твердо держать славное знамя республики. Наше дѣло -- дѣло права и справедливости. Европа видитъ и сознаетъ это; при видѣ столькихъ незаслуженныхъ несчастій, Европа возмутилась и заговорила но собственному побужденію, безъ призыва, даже безъ согласія съ нашей стороны. Но не будемъ себя обманывать. Сохранимъ всю свою энергію и докажемъ на дѣлѣ, что мы желаемъ и можемъ одни отстоять вашу честь, независимость, цѣлость нашего отечества и все то, что дѣлаетъ его гордымъ и свободнымъ. Да здравствуетъ Франція! Да здравствуетъ единая и нераздѣльная республика Кремѣе, Глэ-Бизуанъ, Гамбетта".
   Имя Базена произносится всѣми съ отвращеніемъ, никто не сомнѣвается, что онъ измѣнилъ, что онъ сдалъ армію и крѣпость Мэцъ вслѣдствіе тайныхъ переговоровъ съ своимъ бывшимъ господиномъ. Ходятъ слухи, что онъ будто-бы предлагалъ Бисмарку свое содѣйствіе къ возстановленію Наполеона III. Все это возможно: Базенъ воспитывался въ такой школѣ, которая развращала людей до полнѣйшаго нравственнаго уродства, и сомнѣваться въ его измѣнѣ могутъ развѣ самые наивные люди. И въ самомъ дѣлѣ, въ его распоряженіи находится 170-тысячное войско, а онъ спокойно сидитъ за стѣнами крѣпости, уничтожаетъ продовольственные запасы мэцскаго гарнизона, и не пытается пробиться! Ходятъ слухи, что нѣсколько разъ его силы превышали численность нѣмецкой арміи, стоявшей противъ него, что въ его рукахъ была побѣда, и онъ не только не пользовался своимъ благопріятнымъ положеніемъ, но, видимо, намѣренію не хотѣлъ имъ пользоваться. Что-же, это развѣ не измѣна? Скажутъ, голодъ довелъ его до капитуляціи, но вѣдь онъ самъ довелъ свою армію до голода, -- такой исходъ былъ въ его планахъ. Съ тѣхъ поръ какъ существуютъ войны еще не бывало примѣра капитуляціи съ такими громадными силами. Насъ приводила въ ужасъ и негодованіе седанская катастрофа, но что-же она по сравненію съ капитулиніей Маца и арміи Базэна? Тамъ, по крайней мѣрѣ, люди сражались и были загнаны на границу нейтральной страны; тамъ былъ Наполеонъ, сильно дрожавшій за свою жизнь и потому поспѣшившій заключить капитуляцію. А здѣсь были всѣ шансы на побѣду, и если не на нее, то, по крайней мѣрѣ, на возможность пробиться и принести пользу Франціи.
   Но, можетъ быть, это къ лучшему. Такое крупное несчастіе отзовется въ сердцахъ всѣхъ французовъ и побудитъ ихъ на самое отчаянное сопротивленіе; народныя силы воспрянутъ снова и побѣды опять сдружатся съ французскимъ оружіемъ. А за побѣдами послѣдуетъ честный миръ, который такъ необходимъ для израненной, раззоренной Франціи.
   

4 ноября.

   Результаты народнаго голосованія въ Парижѣ обнародованы; они совершенно благопріятны правительству народной обороны; почти девять десятыхъ населенія высказалось въ пользу удержанія существующаго правительства. Иные результаты и не могли получиться. Теперь некогда думать о перемѣнѣ правительства; мысли всѣхъ гражданъ должны быть направлены на одно: отразить врага отъ Парижа и затѣмъ заставить его очистить французскую территорію.
   При пріемѣ депутаціи національной гвардіи, Трошю произнесъ рѣчь, заключительныя слова которой -- "Граждане, я выражу ваши общія чувства въ восторженномъ восклицаніи: "да здравствуетъ республика!" Она одна можетъ спасти насъ: ея гибель будетъ и нашей гибелью!" -- вызвали необычайный восторгъ.
   Жюль Фавръ тоже произнесъ рѣчь, въ которой напомнилъ, что правительство народной обороны поклялось не уступать непріятелю ни одной пяди французской земли и намѣрено твердо сдержать свою клятву.
   Болѣе ничего пока и не требуетъ отъ него Франція!

Жакъ Лефрень.

"Дѣло", No 11, 1870

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru