Lib.ru/Классика: Реклю Эли. Политическая и общественная хроника

ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ХРОНИКА.

Война объявлена.-- Вспышка шовинизма.-- Боевое крещеніе.-- Аванпостная стычка, превращенная въ великую побѣду.-- Пресловутый манифестъ, желающій оправдать войну.-- Пораженіе Фроссара.-- Пораженіе Мак-Магона.-- Негодованіе парижанъ, обрушившееся на биржу и банкировъ.-- Объявленіе Парижа въ осадномъ положеніи.-- Требованіе оружія.-- Положеніе республиканской и бонапартистской партіи во Франціи въ виду военныхъ событій.-- Недовѣріе правительства къ народу и обратно.-- Неудачи республиканской пропаганды.-- Правительственная инсинуація.-- Мѣры, принятыя противъ ожидавшейся манифестаціи 29 іюля (9 августа).-- Замѣчательныя пренія въ палатѣ въ этотъ день.-- Новое министерство Паликао.-- Непріятное впечатлѣніе, произведенное на парижанъ составомъ новаго кабинета.-- Призывъ къ оружію холостыхъ 25--35 лѣтняго возраста.-- Въ три дня три пораженія.-- Безтактность и несообразительность Французскихъ генераловъ.-- Гоненіе на корреспондентовъ и боязнь прессы.-- Негодованіе публики противъ банка и усиленнаго промѣна.-- Возмутительная мѣра, принятая противъ нѣмцевъ, проживающихъ во Франціи.-- Недостатокъ продовольствія по Французской арміи.-- Дикое нападеніе на пожарную команду въ Лавилеттѣ.-- Министерство даетъ свободу дѣйствій орлеанистамъ.-- Еще пораженіе, прославленное побѣдой.-- Паденіе Наполеоновской династіи въ общественномъ мнѣніи Франціи.-- Первое успѣшное дѣло Французской арміи.-- Состояніе общественнаго мнѣнія во Франціи, въ Парижѣ и въ Западной Европѣ.

ДНЕВНИКЪ ПАРИЖАНИНА

во время осаднаго положенія.

Сегодня мы вдругъ пробудились при интересной новости, что императоръ Наполеонъ счелъ нужнымъ объявитъ войну Пруссіи. Объ этомъ же оповѣстилъ насъ съ трибуны герцогъ де-Граммомъ, заложивъ руки въ карманы съ милой безпечностью, а господинъ Эмиль Оливье ухарски принялъ на себя отвѣтственность за все, что можетъ случиться. Всякая мать, сынъ которой погибнетъ на полѣ битвы, можетъ довѣрчиво адресоваться къ честному адвокату,-- онъ возвратитъ ей сына... Законодательный корпусъ протестовалъ третью своихъ голосовъ противъ двухъ третей. Онъ никакъ не могъ взять въ толкъ, чѣмъ это нація была оскорблена, но тутъ подоспѣли министры, завѣрившіе своимъ честнымъ, благороднымъ словомъ, что императоръ былъ позорно осмѣянъ въ какой-то бумагѣ, содержаніе которой онъ не хотѣлъ сообщить. Поднялись возраженія; "Да послушайте, вѣдь мы схватились въ мроеонкахъ; мы еще не готовы броситься въ эту ужасную потѣху..." 1!о тутъ маршалъ Лебефъ геройски вскрикиваетъ: "неправда, мы приготовляемся уже четыре года, и я клянусь вамъ, что мы совершенно готовы, а пруссаки еще не изготовились, и что всякій день проволочки можетъ стоить Франціи множества людей." Маленькая горсть республиканскихъ депутатовъ все еще протестуетъ, но ихъ голосъ заглушается криками яростныхъ бонапартистовъ,-- и вотъ мы воюемъ...

Парижъ просто не можетъ очнуться отъ изумленія; нѣсколько часовъ спустя по улицамъ шныряютъ знаменитыя бѣлыя блузы. Предводимые отважными agents-provocateurs, они ломаютъ кіоски, бьютъ стекла магазиновъ, распѣваютъ марсельезу и восторженно выкрикиваютъ имя Бланки. На этотъ разъ имъ велѣно горланить: "долой Пруссію!" Студенты, честные, благоразумные граждане протестуютъ, ходятъ процессіей по городу съ бѣлымъ знаменемъ, на которомъ написано: "да здравствуетъ миръ!" Но нанихъ нападаютъ, ихъ давятъ, толкаютъ, бьютъ, ихъ хватаютъ городскіе сержанты. И вскорѣ затѣмъ префектура наполняетъ улицы подлыми каррикатурами, гдѣ изображены депутаты лѣвой стороны, марширующіе въ авангардѣ пруссаковъ; она же, префектура, подстрекаетъ распѣвать пошлые куплеты, отъ которыхъ вамъ становится тошно. Зуавовъ, тюркосовъ, императорскую гвардію усердно угощаютъ хмѣльнымъ въ казармахъ; обозъ, фуры, артиллерійскіе ящики отправляются въ путь-дорогу; полки выходятъ одинъ за другимъ, но безъ малѣйшихъ слѣдовъ энтузіазма; народъ провожаетъ ихъ со слезами и горестными пожатіями рукъ. Нѣтъ, мы рѣшительно затѣяли войну: въ этомъ нельзя болѣе сомнѣваться!

До нашего слуха доходятъ только крики ненависти и оскорбительныя насмѣшки. Министры, депутаты, сенаторы оспариваютъ другъ у друга пальму шовинизма. Грязныя газетки, переставъ на время эксплуатировать скандальныя темы, лѣзутъ изъ кожи, чтобы въ бонапартистскомъ тонѣ затянуть пресловутое "èa ira"; городскіе сержанты сами запѣваютъ въ улицахъ марсельезу, но ихъ фальшивые голоса не удостоиваются въ толпѣ никакого отклика. Но приказанію императора въ одномъ полку заиграли гимнъ 1793 г.: и императрица прячетъ въ салфетку свое ярко вспыхнувшее лицо. "Le Gaulois" и виверы изъ Maison Dorée затягиваютъ оды на погудку "Liberté", грязный "Figaro" развертываетъ орифламму Іоанны д'Аркъ. Республиканскіе журналы, старающіеся защитить дѣло мира, подвергаются запрещенію; протесты международнаго общества заглушаются дикимъ барабаннымъ боемъ. Императоръ отправляется на войну въ сопровожденіи своего сына, украшеннаго орденомъ почетнаго легіона. Итакъ, открывается поприще крупныхъ приключеній; предъ нами -- мрачное, ужасное будущее...

22 іюля (3 августа).

Вотъ ужь послышался глухой, непріятный раскатъ орудій; изъ мушкетовъ полилъ свинцовый дождь; пятьсотъ тысячъ французовъ еще недавно были людьми: теперь они превратились въ милліонъ дикихъ звѣрей. Будь проклята война и тѣ, кто ея раздуваетъ!

Кампанія открылась взятіемъ Саарбрюкена. Императоръ командовалъ лично; битва была тщательно подготовлена заранѣе, какъ театральное представленіе, -- была такъ хороша, какъ игривая пьеска въ циркѣ. Спектакль съ картинами и декораціями: открытый городъ, занятый съ адскимъ шумомъ и трескомъ, весь продыравленный, изломанный; внезапное появленіе митральезы, которую столько лѣтъ скрывали подъ ревнивою завѣсой въ мрачныхъ закоулкахъ Медона и версальскаго Parc-aux-Cerfs. Героически-пасторальная сцена изображаетъ дряхлаго императора, строющаго свои стратегическія комбинаціи подъ градомъ ядеръ, и его маленькаго принца, подбирающаго пули у своихъ йогъ. Дряхлый императоръ изжился, вывѣтрился. Онъ пользуется блистательнымъ плебисцитомъ, чтобы нѣсколько отполировать свою шпагу и корону; онъ отправляется на войну, какъ Мальбругъ, о которомъ никто не знаетъ, когда онъ вернется. Лимфатическому Ахиллу династіи Наполеонидовъ папенька взялся преподавать "ремесло государя".

"Нашъ Люи", пишетъ императоръ императрицѣ, "сегодня принялъ боевое крещеніе! Въ дѣлѣ онъ держалъ себя съ изумительнымъ хладнокровіемъ и не былъ нимало взволнованъ..." -- Какъ, неужели этотъ отрокъ не вынесъ никакого тягостнаго чувства, видя кровь столькихъ людей, видя изуродованныхъ и умирающихъ, наконецъ, при видѣ чудовищныхъ митральезъ, уносившихъ солдатъ такъ, какъ жница снимаетъ созрѣвшіе колосья?..

"Мы были въ первой линіи (?), но ядра и пули падали возлѣ нашихъ ногъ. Люи спряталъ въ карманъ одну пулю, упавшую очень близко около него. Солдаты плакали, видя въ немъ такое присутствіе духа."

Что касается штурма Саарбрюкена, то вотъ въ какихъ чертахъ корреспондентъ "La Cloche" передаетъ сущность дѣла: "такъ какъ городъ не былъ укрѣпленъ, то взять его было весьма нетрудно. Мы пришли. На сосѣднихъ возвышенностяхъ стояли двѣ прусскія батареи. Въ дѣло были поведены два батальона. Черезъ четверть часа возвышенность была очищена. Навязалась было рукопашная схватка, но она продолжалась недолго. Батареи были захвачены, и тогда наша артиллерія заняла возвышенность въ какія нибудь двѣ-три минуты. У подошвы холма расположенъ городъ Саарбрюкенъ. Началась пальба. Жители не дожидались ея. Еще прежде обезлюденный страхомъ городъ опустѣлъ въ одно мгновеніе. Наши солдаты бросились на отлогость и Саарбрюкенъ былъ занятъ почти безъ боя. Говорятъ, будто съ нашей стороны уронъ составляетъ всего съ десятокъ человѣкъ. Чтожъ, тѣмъ лучше, разумѣется!.."

Изъ этой аванпостной стычки оффиціозные органы сдѣлали невѣсть-какую достославную побѣду. Тошно слышать ихъ пошлыя похвальбы и фанфаронство...

4 августа.

Теперь возвысилъ голосъ "L'Officiel". Послѣ того, какъ началась открытая борьба и потекли рѣки крови, послѣ того, какъ вызовъ былъ нагло брошенъ, ненависть закипѣла съ обѣихъ сторонъ и ошибки стали непоправимы, -- императоръ хочетъ растолковать намъ причины и побудительные мотивы настоящей войны. Онъ пишетъ бумагу, имѣющую претензію быть манифестомъ къ Европѣ, высокой рѣчью, внушающею Пруссіи -- ужасъ, Франціи -- энтузіазмъ, а сѣверной Германіи -- благоразумныя соображенія. Написанный вялымъ, безжизненнымъ слогомъ, достойнымъ развѣ оффиціальнаго публициста на двухсотъ франковомъ жалованіи или подпрефекга третьяго столѣтія, манифестъ этотъ изобличаетъ полнѣйшее незнаніе всего, что касается Германіи, -- такое грубое незнаніе, которое бы должно было показаться невѣроятнымъ во всякомъ другомъ, а тѣмъ болѣе во французахъ и дипломатахъ, въ родѣ г-на де-Граммона, посланника въ Вѣнѣ, и г-на Бенедетти, посланника въ Берлинѣ.

Но всего интереснѣе въ этомъ манифестѣ то обстоятельство, что онъ самъ обнаруживаетъ всю лживость предлога, будто бы возбудившаго войну съ Пруссіей. Въ манифестѣ даже не упоминается о знаменитой кандидатурѣ принца гогенцоллернскаго, нѣтъ ни слова ни о потребованныхъ отъ короля Вильгельма гарантіяхъ, ни о тѣхъ будто бы грубыхъ поступкахъ и словахъ, которыми его величество, король прусскій, оскорбилъ представителя императора. Нѣтъ, причины этой войны посходятъ несравненно далѣе. Говорятъ, еще въ 1861 г. императоръ Наполеонъ предложилъ г-ну Бисмарку планъ для преобразованія Германіи, но тотъ не принялъ этой программы и осуществилъ другую. Это, безъ всякаго сомнѣнія, тотъ самый планъ, по которому Бисмаркъ и Наполеонъ должны были завладѣть -- первый кусками Саксоніи и Австріи, а второй -- лѣвымъ берегомъ Рейна и всею Бельгіей. Въ Біарицѣ самъ г. Бисмаркъ, думавшій тогда о вторженіи въ Австрію, опять напомнилъ объ этомъ планѣ; давая на него свое согласіе, онъ этимъ гарантировалъ себѣ нейтралитетъ Наполеона; но послѣ Садовой Бисмаркъ вдругъ сталъ такъ силенъ, что могъ позабыть о своихъ обѣщаніяхъ, и вотъ французскій императоръ, видя, что его одурачили, объявляетъ войну Бисмарку, а Бисмаркъ имѣетъ наглость печатать въ "Times'ѣ" собственноручныя замѣтки простодушнаго Бенедетти и, предъ лицомъ всѣхъ честныхъ людей, клеймитъ, позоритъ алчность своего прежняго благопріятеля. Но Наполеонъ съ благороднымъ жаромъ признается, что онъ былъ безсовѣстно проведенъ и "что графъ Бисмаркъ осуществилъ на практикѣ не ту программу, которую ему предлагалъ императоръ, а совершенно другую." Какая же была эта программа его величества, эксъ-президента республики 1848 года? О, отвѣчаетъ восторженно онъ самъ,-- "программа, наиболѣе сообразная съ процвѣтаніемъ германскаго союза -- предоставить Пруссіи всѣ преимущества, согласныя съ свободою, независимостью и политическимъ равновѣсіемъ Германіи, поддержать первоклассное значеніе Австріи между германскими державами, упрочить для второстепенныхъ государствъ болѣе тѣсный союзъ, болѣе надежную организацію, большую политическую важность." Что можетъ быть благонамѣреннѣе, честнѣе, безкорыстнѣе?! И нужно же тутъ найтись такому злому человѣку, какъ г-нъ Бисмаркъ, который "воспротивился осуществленію этихъ идей, столь согласныхъ съ желаніями и интересами всѣхъ отдѣльныхъ германскихъ территорій,-- тѣхъ идей, которыя были бы торжествомъ права и справедливости и избавили бы Германію отъ всѣхъ бѣдствій деспотизма!" Такъ говоритъ Наполеонъ. Но время не терпитъ, событія идутъ стремительно, намъ некогда анализировать подробно этотъ лицемѣрный манифестъ, выслушивать эту дипломатическую іереміаду, которой притворныя всхлипыванья примѣшиваются къ грохоту картечницъ. То, о чемъ манифестъ умалчиваетъ, для насъ гораздо важнѣе того, о чемъ онъ говоритъ: тутъ невольно подразумѣваешь изумительное невѣденіе настоящаго положенія Германіи. Убѣждаемый нѣсколькими ганноверскими эмигрантами, баварскими іезуитами, австрійскими авантюристами, императоръ, очевидно, повѣрилъ и обращаетъ умоляющіе взоры къ великому Наполеону, освободителю Франціи, Италіи и другихъ странъ и народовъ. Ему пригрезилось, что чуть только онъ произнесетъ грозное: "quos ego!", чуть лишь три его гренадера съ капраломъ появятся на рейнской границѣ, сію же минуту Данія, Баварія, Богемія, Венгрія, Австрія, Вюртембергъ, саксонскія владѣнія -- вся и всѣ грозно поднимутся сразу, и Пруссія, поставленная между десятью огней, оплошаетъ передъ императоромъ, который, переходя отъ побѣды къ побѣдѣ, пройдетъ отъ Саарбрюкена до Берлина и Кенигсберга, каждое утро парадируя подъ тріумфальной аркой и засыпая каждую ночь въ постели изъ лавровъ.

Едвали можно указать въ цѣлой исторіи на другую, болѣе безсмысленную, затѣю, чѣмъ эта германская экспедиція. Это чудовищнѣе всѣхъ геройскихъ приключеній Карла Смѣлаго, Максимиліана австрійскаго и Франциска I.

Однако Наполеонъ III бросился въ брань хладнокровно, обдуманно, съ флегматической увѣренностью. И за нимъ идетъ въ походъ маршалъ Лебефъ, сосущій свою сигару подъ густыми, молодецкими усами, идутъ маршалъ Мак-Магонъ, и маршалъ Базенъ -- и всѣ они кричатъ: "мы совершенно готовы!" За ними слѣдуетъ Фроссаръ, достойный наставникъ императорскаго принца, потомъ Абель Дуэ, Феликсъ Дуэ, Ладмиро, Фальи, герой декабрьскаго "Coup-d'Etat". Далѣе слѣдуетъ сенатъ, законодательный корпусъ, высшіе государственные сановники. Наконецъ маршируютъ триста тысячъ солдатъ -- все цвѣтъ плебисцитарнаго сельскаго населенія. И всѣ они сильно напоминаютъ барановъ панургова стада, прыгавшихъ въ море одинъ за другимъ! Ужасная, безотрадная перспектива! Неужели они всѣ прыгнутъ? Неужели погибнутъ всѣ? И неужели вся Франція потонетъ въ позорѣ?!..

5 августа.

Мы невольно удивляемся, слыша, съ какою ревностью сельское духовенство проповѣдуетъ войну противъ Пруссіи. Точно тутъ собрали крестовый походъ католиковъ противъ протестантовъ. По улицамъ, съ разрѣшенія полиціи, продаютъ пѣсенки весьма оригинальнаго содержанія, и нѣкоторыя выраженія въ нихъ наводятъ насъ на довольно серьезныя думы. Епископъ Дюпанлу вернулся изъ Рима съ ужаснымъ памфлетомъ: иной подумаетъ, что почтенный епископъ, какъ индѣецъ, пляшетъ танецъ скальпа; въ его языкѣ замѣтны бѣшеныя судороги, и онъ выкрикиваетъ благимъ матомъ: "гу! гу! гу!"

Отъ одной кучки къ другой передаются весьма непріятные слухи. Говорятъ, будто отрядъ французской арміи, предводимый генераломъ Фроссаромъ, позволилъ застигнуть себя врасплохъ пруссаками и, что еще хуже, позволилъ разбить себя. Подробности еще неизвѣстны, ро уронъ, но слухамъ, долженъ быть весьма значителенъ. Особенно пострадали тюркосы и зуавы. Маршалъ Базенъ заслышалъ канонаду и хотѣлъ идти на помощь къ своему товарищу. "Нѣтъ, поручилъ передать Фроссаръ, я справлюсь одинъ: мнѣ тоже хочется быть маршаломъ."

И Базенъ остался на своей позиціи. По военнымъ законамъ, кажется, слѣдуетъ разстрѣлять Фроссара, который проигрываетъ сраженіе только потому, что ему захотѣлось быть произведеннымъ въ высшій чинъ, а также и Базена, нетрогающагося съ мѣста, когда въ нѣсколькихъ шагахъ истребляютъ французскую армію?! Но не въ этомъ дѣло, мы ужъ никакъ не станемъ вести пропаганды въ пользу смертной казни. Пораженіе Фроссара значительно поубавило саарбрюкенскій энтузіазмъ, а бывшій наставникъ императорскаго принца у всѣхъ величается теперь не особенно лестнымъ прозвищемъ -- Brossard, что означаетъ негодную метлу...

6 августа.

Въ кафе, гдѣ я завтракалъ сегодня, собралось много народа. Всѣ: спокойно занимались ѣдой, питьемъ и чтеніемъ газетъ, какъ вдругъ вошелъ какой-то господинъ съ сіяющимъ лицомъ и громко провозгласилъ: "сВеликая новость! При Висамбургѣ маршалъ Мак-Магонъ своими митральезами уничтожилъ пруссаковъ. Въ плѣнъ взято до 25,000 человѣкъ, и въ ихъ числѣ наслѣдный принцъ. Война, значитъ, окончена!" Я недовѣрчиво отнесся къ этому факту и получилъ въ отвѣтъ: "Но объ этомъ получена телеграмма и публично прочтена на биржѣ. Ее читалъ молодой человѣкъ, и я самъ видѣлъ ее: она написана на синей бумагѣ"...-- "Дѣйствительно, синяя бумага представляетъ неопровержимое доказательство..." возразилъ я съ улыбкой.-- "Но взгляните, на улицахъ вездѣ развѣваются знамена; дома на Ришельевской улицѣ покрыты ими сверху до низу..." -- "Не то же ли самое случилось и во время крымской компаніи, когда привезена была татариномъ знаменитая депеша..." пытался снова возразить я.-- "Слышите, какъ раздаются восторженные крики толпы, прославляющей побѣдителей; замѣтьте, какой энтузіазмъ выражается на ихъ лицахъ..." -- "Однакоже..." -- "Вотъ вамъ г-жа Сассъ, вотъ вамъ Гэймаръ; они ѣдутъ въ открытой коляскѣ, машутъ знаменами и поютъ Марсельезу!" -- Я былъ убѣжденъ этими доводами и поддался общему увлеченію. Трехпроцентная рента возрасла до невѣроятной цѣны, до 69 фр. 18 сант.

Однакоже, я еще не вполнѣ освободился отъ скептицизма и мнѣ захотѣлось самому увидѣть на биржѣ знаменитую телеграмму, написанную на синей бумагѣ. Я отправился туда: депеша не была выставлена; худой знакъ, подумалъ я. Молодого человѣка, читавшаго телеграмму, никто не зналъ. Нѣкоторые изъ биржевыхъ дѣятелей были даже настолько смѣлы, что рѣшились высказать мнѣніе, что эта патріотическая новость выдумана какими нибудь плутами, пожелавшими выгоднѣе продать завалявшіеся у нихъ фонды. Не прошло и четверти часа, какъ появилось оффиціальное извѣстіе, разрушившее иллюзіи: вмѣсто блистательной побѣды вышло пораженіе; Мак-Магонъ былъ разбитъ при Висамбургѣ.

Ложная, по льстящая самолюбію новость распространилась въ публикѣ съ быстротой электричества (говорятъ, что герцогъ Персиньи объявилъ о ней въ Довилѣ, подлѣ Гавра, почти въ то же время, какъ ее оповѣстили на парижской биржѣ); горестное же, правильное извѣстіе шло со скоростью черепахи; первая вызвала шумные крики энтузіазма, второе передавалось шопотомъ, но скоро шопотъ перешелъ во взрывы сильнаго гнѣва; массы народа столпились подлѣ биржи и выгнали промышляющихъ на биржѣ обмѣномъ бумагъ банкировъ, которыхъ подозрѣвали въ составленіи ложной депеши; многіе отдѣлались несовсѣмъ дешево: ихъ спинамъ привелось познакомиться съ увѣсистыми кулаками парижскихъ рабочихъ. Толпа грозно и единодушно потребовала закрытія биржи. Такое требованіе привело въ ярость биржевиковъ, и они бросились къ министрамъ, требуя, чтобы тѣ употребили военную силу для убѣжденія народа, конечно, дѣйствующаго подъ вліяніемъ вредныхъ агитаторовъ, въ родѣ редакторовъ "Rappel".

Ярость толпы обрушилась также на банкировъ Гирша и Дрегера, имѣвшихъ мѣняльную контору на Ришельевской улицѣ. Сама полиція обвиняла этихъ банкировъ въ томъ, что они отправляли французское золото въ Пруссію. Разные дурачки и легкомысленные люди изъ толпы стали бросать каменья въ закрытую лавку. Эта безцѣльная выходка мнѣ не понравилась, и я вслухъ выразилъ свое мнѣніе о ея безполезности и нелѣпости. Какой-то безобразный, колченогій карликъ обругалъ меня прусскимъ шпіономъ. Нѣсколько молодыхъ людей приняли мою сторону; дюжина полиціантовъ, присутствовавшихъ здѣсь, не знали, что имъ предпринять въ подобномъ случаѣ. Съ вытянутыми, оглупѣлыми физіономіями они наблюдали всю эту сцену, не трогаясь съ мѣста. "Мы ничего не можемъ сдѣлать!" отвѣчали они, когда кто-то предложилъ имъ вмѣшаться въ дѣло.

7 августа.

Въ полдень, въ Парижѣ была выставлена слѣдующая депеша:

"Маршалъ Мак-Магонъ потерялъ сраженіе. На Саарѣ, генералъ Фроссаръ былъ принужденъ ретироваться. Отступленіе произведено въ полномъ порядкѣ. Еще все можно поправить.

Наполеонъ".

Еще все можно поправить... значитъ, все было испорчено... Депешу читали въ глубокомъ молчаніи; никто не промолвилъ ни слова, но лица были блѣдны, и на нихъ выражалось изумленіе и ужасъ.

Въ этотъ день стояла сѣрая, печальная погода; шелъ дождь; мостовая покрылась грязью. На улицахъ, бульварахъ и площадяхъ толпился народъ, и каждый спѣшилъ укрываться отъ непогоды подъ своимъ дождевымъ зонтикомъ.

Появился новый декретъ. Чтобы успокоить парижское населеніе, правительство объявило Парижъ въ осадномъ положеніи.

Еще декретъ. Сенатъ и законодательное собраніе созываются на 11 августа... Въ народѣ пошелъ ропотъ... Какъ! Парижъ объявленъ въ осадномъ положеніи, и при такихъ-то условіяхъ правительство стеченіе четырехъ дней будетъ безотвѣтственно!... Но въ четыре дня, толковали въ толпѣ, пруссаки съ своей побѣдоносной арміей, могутъ стать между Мецомъ и Парижемъ. Но въ эти четыре дня главнокомандующій Парижа, пользуясь своей безотвѣтственностію, можетъ заварить такую кашу, что ее потомъ и не расхлебаешь.

Черезъ нѣсколько минутъ на улицахъ выставили прокламаціи императрицы Евгеніи. Супруга французскаго императора заявляла, что она обѣщаетъ твердо исполнять свой долгъ, что въ минуту опасности она станетъ во главѣ защитниковъ французскаго знамени...

Прокламація не произвела никакого впечатлѣнія. Оно возбудила даже остроты. Французы, всегда готовые смѣяться, насказали немало остроумныхъ фразъ по поводу этого воззванія. "Пусть она отправляется въ Сирію! Съ Богомъ!" твердили со смѣхомъ остряки, пародируя извѣстный гимнъ: "Partant dans la Syrie!"

Часъ отъ часу волненіе въ Парижѣ усиливается; наконецъ, все сливается въ общемъ крикѣ: "Спасемъ отечество!"

"Но чтобы спасти отечество, нужно имѣть оружіе, а у насъ его нѣтъ," такое соображеніе естественно заняло патріотовъ.-- "Слѣдовательно, надо потребовать его у правительства," рѣшили они.-- "Но правительство не согласится дать его," замѣтили отъявленные скептики. "Такъ мы возьмемъ его сами,-- пойдемъ въ венсенскій арсеналъ!" крикнули горячіе патріоты.

Болѣе же холодные люди возстали противъ этого предложенія. "Дѣйствуя путемъ насилія, замѣтили они, -- мы будемъ дѣйствовать въ качествѣ революціонеровъ. Не станемъ доводить дѣло до такой крайности. Слѣдуетъ идти къ цѣли правильно подъ руководствомъ властей. Всѣ партіи безъ исключенія должны соединиться подъ французскимъ знаменемъ. Тотъ будетъ измѣнникомъ, кто въ теперешнихъ обстоятельствахъ станетъ преслѣдовать парціальныя цѣли. Во Франціи теперь не должно быть ни республиканцевъ, ни орлеанистовъ, ни легитимистовъ; теперь должны быть только французы."

Такъ разсуждало огромное большинство, дающее обыкновенно законъ на улицѣ. Республиканцы рѣшились было возразить: "Но мы нуждаемся въ новыхъ предводителяхъ, которые должны замѣнить тѣхъ, кто. допустилъ разбить себя три раза. Однако, ихъ не хотѣли слушать, въ толпѣ послышался ропотъ и замѣчанія: "Вы сѣете вражду между нами. Мы не хотимъ раздѣленія! Мы требуемъ единства!" Рѣшивъ просить у правительства оружіе, а не брать его силой, толпа двумя колоннами, по двумъ различнымъ направленіямъ, направилась къ дому министерства юстиціи. Разогнанная по дорогѣ, сначала муниципальною гвардіею, а потомъ полиціею, она, сильно ослабленная въ числѣ, пришла къ Оливье и не получила отъ него никакого отвѣта; потомъ отправилась далѣе и на площади Бово министръ внутреннихъ дѣлъ Шевандье-де-Вальдромъ увѣрилъ народъ, что правительство разсмотритъ его просьбу и постарается удовлетворить желаніе народа, если представятся къ тому возможность.

Вечеромъ этого дня бульвары представляли собой громадную рѣку, катящую человѣческія волны. Умы теперь волновались менѣе, чѣмъ въ срединѣ дня: распространился слухъ, что Австрія намѣрена заявить свое посредничество въ пользу Франціи и противъ Пруссіи, что Италія возьмется за оружіе на защиту своей вѣрной союзницы (!!) и что французская армія, опираясь на Мецъ, въ состояніи еще вырвать побѣду изъ рукъ ируссаковъ. Прежнее отчаяніе и негодованіе смѣнились теперь радужными надеждами, хотя покоящимися на самомъ шаткомъ основаніи.

Проходя мимо одной группы, я замѣтилъ, что какіе-то два молодыхъ человѣка подвергаются опасности отъ гнѣва толпы. Я узналъ, что они имѣли мужество сказать, что Наполеонъ III несправедливо объявилъ войну и за то справедливо разбитъ, и что они не подымутъ пальца на защиту Франціи, пока она будетъ находиться подъ давленіемъ бонапартистскаго режима. Я поспѣшилъ на помощь этимъ неблагоразумнымъ энтузіастамъ и дополнилъ ихъ мысль слѣдующими словами: "но если Франція освободится отъ этихъ неблагопріятныхъ условій, тормозящихъ ея развитіе, всѣ ея сыны, какъ одинъ, станутъ съ энтузіазмомъ защищать свою родину". Мои слова подѣйствовали: очень многіе изъ присутствующихъ выразили мнѣ свое сочувствіе. Тѣмъ не менѣе, споръ разгорался, и угрозы могли перейти въ дѣло, но въ эту минуту наша группа, неизвѣстно по какимъ соображеніямъ, подверглась нападенію полицейскаго отряда. Я былъ поваленъ на землю, и когда поднялся на йоги, то здѣсь уже никого не было: и друзья и враги изчезли въ темнотѣ.

Такимъ внезапнымъ нападеніямъ толпа подвергалась во многихъ мѣстахъ, но она сносила ихъ невозмутимо, нисколько не волнуясь, и разогнанная въ одномъ мѣстѣ, она собиралась въ другомъ; однакожъ нигдѣ не было произнесено ни слова о возстаніи. Кое-гдѣ, правда, слышались крики: прочь Оливье!-- но и только. При встрѣчѣ съ солдатами, обыкновенно раздавались возгласы: "да здравствуетъ армія"! По нигдѣ не было слышно ни одного восклицанія въ пользу императора, императрицы или министерства; даже полицейскіе агенты-подстрекатели молчали. Что касается республиканцевъ, надѣявшихся, что пораженіе арміи тотчасъ же вызоветъ бурю противъ второй имперіи и повалитъ ее, они увидѣли, что ошиблись: вторая имперія пустила глубокіе корни во французскую почву, и нелегко вырвать ихъ оттуда, а буржуазія но-прежнему, какъ огня, боится соціализма, который, по ея мнѣнію, непремѣнно выступитъ на сцену по разрушеніи второй имперіи. Но, тѣмъ не менѣе, республиканцы убѣдились, что печальныя событія значительно усилили ихъ партію и, случись еще новый ударъ, массы легко послѣдуютъ за ними.

Такимъ образомъ бонапартизмъ и республика стоятъ другъ противъ друга въ выжидающемъ оборонительномъ положеніи; съ обѣихъ сторонъ слышатся угрозы, но до рѣшительной схватки дѣло еще не дошло. Однакожъ побѣда бонапартизма была бы несомнѣнна, еслибъ императоръ обладалъ величіемъ души, еслибъ императрица и министры были люди талантливые и искренніе. Между тѣмъ, на каждомъ шагу у нихъ слово расходится съ дѣломъ и вся ихъ политика основана на обманѣ. Они говорятъ: "Имѣйте довѣріе къ намъ"! и постоянно выказываютъ свое недовѣріе къ народу. Они кричатъ: "Вооружайтесь"! и не даютъ желающимъ оружія. Они провозглашаютъ: "Не должно быть партій"! и отказываютъ въ амнистіи политическимъ арестованнымъ и не выпускаютъ изъ тюрьмы парижскаго депутата, Рошфора, хотя онъ высидѣлъ свой срокъ заключенія, на который согласилась палата, и теперь содержится по частному дѣлу, вопреки закону, избавляющему депутата отъ подобнаго ареста. Они лицемѣрію твердятъ во всеуслышаніе: "Мы не желаемъ раздѣленія"! и въ то же время ведутъ процессъ въ Блуа и осуждаютъ людей на 15 и 20-лѣтнее заточеніе. Еслибъ императрица Евгенія откровенно объявила о своемъ желаніи опереться на вооруженный парижскій народъ, она возбудила бы въ народѣ такую симпатію, какую ей никакъ не могутъ дать дѣйствія полицейскихъ агентовъ противъ народныхъ манифестацій. По словамъ Серфа и Эмиля-Жирардена, императоръ Наполеонъ, отправляясь на войну, говорилъ, что, въ случаѣ несчастнаго хода войны, онъ самъ первый объявитъ республику. Что бы вышло, еслибъ Наполеонъ имѣлъ столько мужества, что рѣшился бы на такой рискованный шагъ? Несомнѣнно выигрышъ былъ бы на его сторонѣ. Французскій народъ страстно любитъ всякіе театральные эффекты; онъ легко бы попался въ ловушку и въ этомъ поступкѣ императора навѣрное увидѣлъ бы фактъ грандіознаго великодушія съ его стороны. Хотя перемѣнилось бы только имя, а порядокъ остался тотъ же,-- но что нужды: въ этомъ фактѣ такъ много романтизма, поэзіи и сентиментальности, что увлеченный народъ, упуская изъ виду все коварство, въ немъ заключающееся, видѣлъ бы только одну красивую его внѣшность. Сколько зла міру сдѣлалъ Наполеонъ I именно потому, что онъ былъ одаренъ пылкимъ воображеніемъ и умѣлъ пользоваться реторикой! Но что бы онъ могъ сдѣлать, еслибъ обладалъ практическимъ смысломъ сухимъ, положительнымъ умомъ герцога Велингтона?

8 августа.

Все населеніе требуетъ оружія. Маршалъ Бараге-д'Илье, пользуясь властію, которую даетъ ему осадное положеніе, объявляетъ объ отобраніи оружія у гражданъ.

Въ редакціи "Réveil" собралось нѣсколько вожаковъ республиканской партіи потолковать и обсудить положеніе. Они согласились на томъ, что Пруссія, по всей вѣроятности, тотчасъ же окончитъ войну, какъ только будетъ низвергнутъ Наполеонъ III. Нѣмцы воюютъ противъ наполеоновской династіи, нанесшей имъ оскорбленіе, а не противъ Франціи. Но если бы они вздумали и послѣ паденія второй имперіи продолжать военныя дѣйствія, то объявленіе республики произведетъ такой энтузіазмъ среди населенія, что побѣда Франціи будетъ несомнѣнна. Но для того, чтобы придти къ подобнымъ результатамъ, республиканцамъ слѣдуетъ стать во главѣ движенія и, въ. согласіи съ буржуазіей, рѣшительно настаивать на вооруженіи народа, хотя бы и насильственнымъ путемъ. Не можетъ же статься, чтобы войска стали стрѣлять въ своихъ согражданъ, вооружающихся съ цѣлью помочь арміи въ ея дѣйствіяхъ противъ иностранцевъ. Когда же республиканцы будутъ вооружены, несомнѣнно, что они легко овладѣютъ положеніемъ и приведутъ свое дѣло къ надлежащему концу.

Законодательное собраніе соберется не 11 числа, какъ сначала объявило правительство, но завтра. Депутаты лѣвой стороны собрались сегодня въ бурбонскомъ дворцѣ. Въ ихъ собраніи присутствовало много гражданъ, которые, имѣя въ виду, съ одной стороны, апатію большинства парижскаго населенія, а съ другой, нетерпѣніе меньшинства, совѣтовали депутатамъ отправиться на улицу и принять начальство надъ народной массой, которая пойдетъ въ венсенскій арсеналъ и завладѣетъ тамъ оружіемъ.

Депутаты однакожъ, нашли это предложеніе несвоевременнымъ; они объявили, что уже выбрали изъ своей среды депутацію, которой поручили просить у императрицы и министровъ немедленнаго вооруженія народа. Въ случаѣ отказа, депутаты потребуютъ у законодательнаго собранія безотлагательнаго принятія этой необходимой мѣры. Вмѣстѣ съ тѣмъ они предложили народу, для поддержанія ихъ требованія, устроить манифестацію въ большихъ размѣрахъ: огромная толпа народа соберется завтра на площади Согласія и станетъ кричать: "Оружія! оружія!" Депутатамъ весьма резонно отвѣчали, что теперь важенъ не только день, но и каждый часъ, и потому неблагоразумно откладывать на завтра то, что можно сдѣлать сегодня, но депутаты остались при своемъ мнѣніи.

Между тѣмъ совѣтъ регентства принялъ депутацію лѣвой стороны весьма нелюбезно и, чтобы воспрепятствовать предполагавшейся манифестаціи, вывѣсилъ заявленіе, гласящее, что оружіе вгеченіе трехъ дней будетъ выдано національной гвардіи, а граждане, которые ревностно жаждутъ сразиться съ пруссаками, по сформированіи изъ нихъ отрядовъ будутъ немедленно отправлены на границу. Принимая послѣднее рѣшеніе, правительство надѣялось удалить изъ Парижа всѣхъ безпокойныхъ людей, революціонеровъ, республиканцевъ, людей пылкихъ, способныхъ рѣшиться на самыя крайнія мѣры для спасенія отечества.

Но опять встрѣтилось затрудненіе: понадобилось, видите ли, сдѣлать точный осмотръ оружію, что, конечно, займетъ не мало времени. Между тѣмъ оказывается, что въ арсеналахъ оружія немного и оно сомнительнаго качества. А еще правительство тщеславно заявляло, что у него въ арсеналахъ хранится болѣе двухъ милліоновъ ружей лучшаго устройства!

Къ ночи тѣ же толпы все еще наполняли улицы. Явилась новая депеша успокоительнаго свойства: "Непріятель насъ не преслѣдуетъ. Вся наша армія сосредоточивается вокругъ Меда, между Парижемъ и пруссаками." Въ то же время подъ рукой распускали слухъ, что сто тысячъ австрійцевъ и сто тысячъ итальянцевъ спѣшатъ на помощь Франціи... но какъ ни были успокоительны эти извѣстія, патріоты продолжали требовать оружія и получали все тотъ же отвѣтъ, что правительство черезъ три дня устроитъ все дѣло.

Масса народа какъ-то апатично относилась ко всѣмъ этимъ событіямъ. Республиканская пропаганда не производила на нее никакого впечатлѣнія. Крики: "да здравствуетъ республика!" встрѣчались холодно, а иногда даже враждебно. Въ одномъ мѣстѣ, молодой человѣкъ сказалъ: "я республиканецъ!" и былъ освистанъ толпою, кричавшею, что онъ шпіонъ пруссаковъ; полиція вмѣшаласъ въ дѣло и отвела освистаннаго въ ближайшій полицейскій постъ.

Полкъ кирассировь, посланный на бульвары съ цѣлію водворить порядокъ, былъ встрѣчаемъ громкими криками: "На границу! На границу!"

Вотъ полиція развѣшиваетъ на стѣнахъ новое правительственное заявленіе; прочтемъ его. "У прусскаго шпіона нашли слѣдующую записку: "Мужество! Республиканцы произведутъ возстаніе въ Парижѣ, и французская армія очутится между двухъ огней!" -- Таково было это пресловутое заявленіе, отъ котораго правительство ожидало благопріятнаго для себя дѣйствія на толпу: оно полагало, что парижане съ этого времени во всякомъ анти-правительственномъ движеніи будутъ видѣть прусскую интригу и не захотятъ принять сторону республиканцевъ. Но большинство, читая эту хитро-сплетенную инсинуацію, только пожимало плечами.

9 августа.

Пойдемъ въ законодательное собраніе.

Тюльерійскій садъ запертъ. Вблизи его расположились войска, въ которыхъ правительство, повидимому, вовсе не нуждается на границѣ для дѣйствій противъ пруссаковъ; оно находитъ для себя болѣе выгоднымъ держать ихъ въ Парижѣ на страхъ парижскаго народа; двѣ баттареи поставлены скрытно между деревьями; эскадроны кирассировъ разъѣзжаютъ по всѣмъ улицамъ, прилегающимъ къ бурбонскому дворцу; на площади Согласія въ разныхъ мѣстахъ разставлены отряды полицейскихъ и роты національной гвардіи. Но несмотря на эти предосторожности, враждебныя всякой манифестаціи, толпы народа собрались на площади Согласія и въ ближайшихъ улицахъ. На всѣхъ лицахъ видно нетерпѣніе; всѣ лихорадочно желаютъ извѣстій и какъ можно болѣе извѣстій... Умѣренные толкуютъ о сверженіи министерства, и многіе изъ нихъ готовы согласиться, чтобы палата взяла на себя управленіе страною. Республиканцы желаютъ, чтобы лѣвая сторона палаты отдѣлилась отъ прочихъ своихъ товарищей и составила изъ себя комитетъ общественной безопасности; они хотятъ, чтобы парижскіе депутаты, вставъ во главѣ народа, пошли къ Тюльери, въ городскую думу, въ Венсенъ...

Вѣроятно, правительство узнало, куда клонятся желанія толпы: оно отдало приказаніе очистить трибуны, прервать сообщеніе между палатой и толпой, собравшейся на улицѣ; депутатамъ не позволяли выходить за двери палаты, такъ что они были какъ-бы въ плѣну. Однакожъ, все, что происходило въ этотъ день въ палатѣ, тотчасъ же становилось извѣстно на улицѣ и, со скоростью электрической искры, сообщалось всей толпѣ, жадно ожидавшей этихъ извѣстій.

Сегодня толпа внимательнѣе, но безъ увлеченія, слушала республиканскихъ ораторовъ, если они говорили спокойно, съ тактомъ и краснорѣчиво. Она уже иронически улыбалась, видя стараніе полицейскихъ агентовъ пробудить патріотизмъ въ народѣ, криками: "Прочь пруссаковъ!.. Соединимся всѣ вокругъ французскаго знамени! Выгонимъ сперва иностранцевъ, а потомъ уже станемъ сводить свои семейные счеты!"

День былъ жаркій, въ воздухѣ парило, но толпа спокойно стояла на мѣстѣ, не выказывая даже естественнаго въ подобныхъ случаяхъ нетерпѣнія. Она взволновалась только тогда, какъ распространилось извѣстіе, что Жюль Фавръ предложилъ отнять власть у императора и учредить комитетъ общественной безопасности, а Гранье-де-Касаньякъ требовалъ у министровъ разстрѣлянія парижскихъ депутатовъ.-- "Разстрѣлять нашихъ депутатовъ!" -- это восклицаніе подѣйствовало на самыхъ апатичныхъ людей. Однимъ словомъ Гранье-де-Кассаньякъ наэлектризовалъ всю эту толпу, которая хладнокровно выслушивала самыя краснорѣчивыя рѣчи республиканскихъ ораторовъ; съ этой минуты всѣ симпатіи толпы обратились къ радикальной оппозиціи.

Ораторы одинъ за другимъ взбирались на козла кареты и съ этой импровизированной кафедры держали рѣчь къ народу. "Министръ Оливье, говорили они, непрестанно твердилъ, что онъ не станетъ держаться за власть, если народъ потеряетъ къ нему довѣріе..." Со всѣхъ сторонъ раздавались крики: "Прочь министерство!"

Но тутъ поднялась буря, тучи песку и пыли закрутились въ воздухѣ, понеслись мрачныя черныя тучи, загремѣлъ громъ, заблистали молніи, наступила такая темнота, что въ нѣсколькихъ шагахъ ничего не было видно, полилъ дождь, посыпался градъ. Въ нѣсколько минутъ площадь Согласія опустѣла: каждый спѣшилъ спастись отъ бури; на площади сквозь мракъ виднѣлись только однѣ каменныя статуи, да у моста, гдѣ стояли на часахъ національные гвардейцы, сошлось нѣсколько завзятыхъ республиканцевъ. Они горько жаловались другъ другу, что вотъ снова потерянъ случай для осуществленія ихъ завѣтнаго плана. Они вступили въ разговоръ съ часовыми. "Не вѣрьте, храбрые національные гвардейцы, говорили они, -- что мы имѣемъ что нибудь противъ васъ. Напротивъ, мы желаемъ, чтобы всѣ граждане были такими же національными гвардейцами, какъ и вы. Мы требуемъ только, чтобы войска, здѣсь еще остающіяся, были отосланы на границу; здѣсь же мы сами устроимъ защиту, мы учредимъ новое правительство и тогда раздѣлаемся съ пруссаками"... Черезъ пять минутъ они уже братались съ національными гвардейцами; тѣ, въ свою очередь, успокоили своихъ собесѣдниковъ, что они ни въ какомъ случаѣ не намѣрены стрѣлять въ народъ, что, вѣроятно, по этой причинѣ имъ не дали патроновъ, что полиція шпіонитъ за ними и что, по ихъ мнѣнію, постыдно для правительства держать въ Парижѣ пятидесятитысячную армію, назначая ее противъ гражданъ, въ то время, какъ на границѣ чувствуется большой недостатокъ въ войскѣ и французской арміи постоянно приходится имѣть дѣло съ сильнѣйшимъ себя непріятелемъ...

Дождь прошелъ, показалось солнце, небо очистилось и толпы народа снова стали собираться на площади Согласія. Кое-гдѣ уже послышались крики: "Да здравствуетъ республика! Прочь Бонапарта!" Пріѣхалъ кирасиръ съ эстафетой; она назначалась военному министру и посланный намѣревался пробраться въ законодательное собраніе. "На границу! На границу!" -- Такими возгласами встрѣтила его толпа и отрѣзала ему путь въ палату. Какъ ни пытался солдатъ очистить себѣ дорогу, какъ ни махалъ онъ своей саблей, однакожъ пришлось ему повернуть свою лошадь назадъ. Та же участь постигла и еще нѣсколькихъ другихъ солдатъ, везущихъ эстафеты. Въ это же самое время полиція никакъ не могла придти на площадь; ее держали въ почтительномъ отдаленіи національные гвардейцы. Они же не пропустили кирасирскаго офицера. Былъ часъ обѣда; толпа, собравшаяся на площади, была не особенно многочисленна. Въ это самое время по обѣимъ берегамъ Сены пронеслись кирасиры я муниципальные гвардейцы, прочищая себѣ путь. Противиться имъ было невозможно, и за нѣсколько камней, брошенныхъ въ нихъ, они поподчивали встрѣчныхъ сабельными ударами. Они очистили мостъ и площадь. Толпа мало-по-малу разсѣялась.

Вечеромъ снова были большія сборища на бульварахъ, но спокойствіе нигдѣ не нарушалось, хотя полиція пыталась производить аресты, а національные гвардейцы освобождали арестованныхъ. Умы всѣхъ были заняты крупными извѣстіями изъ законодательнаго собранія; вездѣ шли горячіе споры по поводу сегодняшнихъ преній въ палатѣ, толковали о выходкѣ Грамши, о кулакахъ Эстанселена, объ отставкѣ Оливье и о новомъ министерствѣ Паликао.

Сегодняшнее засѣданіе въ палатѣ было дѣйствительно бурное. На трибуну вышелъ министръ юстиціи.

Оливье. Для созванія васъ, мы не хотѣли ожидать времени, когда отечество будетъ въ опасности... (Его прерываетъ возгласъ: За-то само министерство находится въ опасности)... Нѣкоторые корпуса нашей арміи потерпѣли пораженіе; они оттѣснены съ своихъ позицій непріятелемъ, превосходящимъ ихъ силами въ 4 и 8 разъ; они выказали въ сраженіяхъ дивный героизмъ... (Перерывъ: Да, это львы, предводимые ослами)... Большая часть нашей арміи еще не побѣждена и не была въ дѣлѣ... (Перерывъ: Удалитесь вы, и она станетъ побѣждать). Героизмъ, который она выказала, даетъ ей право на славу, по крайней мѣрѣ ранную побѣдителямъ...

Жюль Фавръ. Присутствіе настоящаго министерства передъ палатой составляетъ стыдъ Франціи.

Оливье. Ни одна изъ нашихъ естественныхъ оборонительныхъ линій и крѣпостей не находится въ рукахъ непріятеля. Наши громадныя средства еще не тронуты (?). Помогите намъ организовать національную оборону, въ которую должны войти всѣ живыя силы страны... (Голосъ на лѣвой: Мы готовы на всѣ жертвы, но только безъ васъ)... Чтобъ собрать новую армію въ 4150,000 человѣкъ, мы просимъ у васъ разрѣшенія увеличить подвижную національную гвардію, призвавъ въ ея ряды всѣхъ неженатыхъ мужчинъ въ возрастѣ отъ 25 до 30 лѣтъ, и присоединить подвижную гвардію къ дѣйствующей арміи... Не отступая ни передъ какою обязанностію, мы объявили въ осадномъ положеніи Парижъ и нѣкоторые департаменты. Пруссаки къ своимъ огромнымъ средствамъ расчитываютъ присоединить паши внутренніе безпорядки. Безпорядки въ Парижѣ равносильны для нихъ прибавленію новой арміи... (Голоса на правой: Да! Да!)... Мы станемъ поддерживать общественный порядокъ тѣмъ съ большей твердостью, что въ немъ заключается наше спасеніе. Если палата не пойдетъ за нами... (Голосъ на лѣвой: Нѣтъ! Нѣтъ!)... Время фразъ уже миновало. Если вы находите, что другіе, скорѣе, чѣмъ мы, представятъ вамъ настоящія гарантіи для побѣды надъ непріятелемъ, объявите тотчасъ же, что мы не имѣемъ уже вашего довѣрія...

Раздаются рукоплесканія на лѣвой сторонѣ; волненіе на всѣхъ скамьяхъ; по крайней мѣрѣ десять минутъ стоитъ шумъ въ палатѣ.

Латуръ-Дюмулемъ (изъ лѣваго центра). Мы требуемъ, чтобы настоящее министерство было замѣщено министерствомъ, составленнымъ генераломъ Троило (орлеанистомъ).

Крики и шумъ.

Военный министръ.-- Утвердите прежде проектъ закона, представленный нами въ виду увеличенія средствъ національной обороны.

Жюль Фавръ. Превосходно! Принимая во вниманіе, что непріятель идетъ на Парижъ, и что въ подобныхъ обстоятельствахъ было бы преступленіемъ отказать населенію въ оружіи, которое ему необходимо для защиты домашняго очага... (Крики на правой: Вы желаете вооружить народъ для возстанія... вы предлагаете дать оружіе краснымъ республиканцамъ!)... Принимая во вниманіе, что весь народъ долженъ быть вооруженъ, что необходимо организовать національную гвардію, давъ ей право выбора своихъ офицеровъ,-- мы требуемъ, чтобы ружья немедленно были препровождены во всѣ мэріи для раздачи ихъ здоровымъ гражданамъ... (Живое одобреніе на лѣвой, ропотъ на правой)... Министръ юстиціи замѣтилъ намъ, что время фразъ уже миновало. Да, но также миновало время уклончивыхъ объясненій, губящихъ государства. Истина заключается въ томъ, что отечество находится въ большой опасности и тому причиной ошибки нашихъ генераловъ и совершенная неспособность главнокомандующаго... (Буря-):. Слѣдовательно, необходимо, чтобы всѣ наши силы были сосредоточены въ рукахъ одного человѣка, но только не императора... (Новая буря.)... Если палата желаетъ снасти страну, пусть она возьметъ власть въ свои руки. Мои друзья и я, мы это требуемъ, чтобы была составлена комиссія изъ 15 членовъ, избранныхъ этой палатой, которой слѣдуетъ поручить организованіе средствъ для отраженія непріятельскаго нашествія.

Голоса на правой: Вотъ что! Вы намъ предлагаете комитетъ общественной безопасности?.. Вы желаете возвращенія къ Конвенту... къ сентябрьскимъ убійствамъ!..

Президентъ Шнейдеръ. Г. Жюль Фавръ, ваше предложеніе неконституціонно!

Голоса на лѣвой: Если что неконституціонно, такъ это прусскія арміи, попирающія французскую почву.

Гранье-де-Касаньямъ. Пруссаки вы сами! Ваша революція протягиваетъ руку непріятельскому вторженію. Когда Бурмонъ -- да будетъ проклята его память!-- продалъ свое отечество, онъ не былъ такъ низокъ, какъ вы, которые, прикрываясь своею депутатскою неприкосновенностью, предлагаете низвергнуть правительство императора въ то время, когда онъ самъ находится передъ лицомъ враговъ. Вы нарушили вашу присягу императору и съ этой минуты вы перестаете быть неприкосновенными. И еслибъ я имѣлъ честь засѣдать сегодня на скамьяхъ правительства, вы всѣ были бы преданы военному суду и разстрѣляны!

Жюль Симонъ (выступая впередъ и открывая свою грудъ). Стрѣляйте, если вы осмѣлитесь!

Герцогъ Грамонъ (презрительно улыбаясь). Риторскій аффектъ!

Жюль Ферри (угрожая жестомъ герцогу). Вы скалите зубы,-- вы, который вызвалъ войну... Вы скалите зубы и втихомолку ведете переговоры съ Пруссіей!

И Ферри продолжалъ еще жестикулировать, когда сошелъ съ своего мѣста Эстанселенъ (орлеанистъ) и, подойдя къ Грамону, съ сжатыми кулаками, нанесъ ему ударъ.

Общее смятеніе. Президентъ накрывается. Нѣсколько минутъ въ палатѣ стоитъ страшный шумъ.

Пикаръ (черезъ нѣсколько минутъ по открытіи снова засѣданія). Чтобы поддержать извѣстное министерство (т. е. Оливье), необходимо оставлять здѣсь полки, которые съ несравненна большею пользою можно употребить на границѣ. Пруссаки двигаются къ Парижу: противиться организованно національной гвардіи значитъ совершать великое преступленіе. А министры пытаются отдѣлываться пустыми обѣщаніями. Пусть же наконецъ они скажутъ намъ правду и мы передадимъ ихъ отвѣтъ, кому слѣдуетъ!.. Если будетъ отказано гражданамъ въ оружіи, то, я полагаю, парижскому населенію останется одно: добыть себѣ оружіе, какими бы то ни было средствами... (Многіе изъ членовъ встаютъ и протестуютъ: Это призывъ къ возстанію!)...Но довольно препираться. Объявите прямо: довѣряете вы министерству или нѣтъ?

Пренія продолжались еще нѣкоторое время и наконецъ произведенъ былъ вотъ о довѣріи. Кромѣ членовъ самого министерства, за него подано было два голоса. Лѣвая сторона воздержалась отъ вотъ.

Снова открылись пренія о вооруженіи. Они продолжались еще, когда возвратился Оливье, оставлявшій на время палату. Онъ сказалъ:

"Послѣ вашего вотъ, мы представили императрицѣ просьбу объ отставкѣ, которая, съ согласія императора, дала порученіе генералу Паликао составить новый кабинетъ".

Протесты на лѣвой, живыя одобренія на правой сторонѣ.

Вотъ главнѣйшіе факты изъ этого интереснаго засѣданія французскаго законодательнаго собранія.

10 августа.

Едва началась утренняя дѣятельность парижскаго населенія, какъ по городу разнесся слухъ, что ночью произведено нѣсколько арестовъ. Видно, легче справляться ночью съ сонными гражданами, чѣмъ днемъ на полѣ битвы расправляться съ пруссаками, -- съ грустной ироніей твердили озадаченные граждане.

Составъ новаго кабинета произвелъ самое непріятное впечатлѣніе на парижанъ. Паликао, Шевро, Дювернуа, Грапнере, Жеромъ Давидъ... болѣе непопулярныхъ и ненавидимыхъ всѣми личностей трудно было выбрать. Въ ихъ средѣ недоставало развѣ одного Граньо-деКасаньяка, предложившаго разстрѣлять депутатовъ лѣвой стороны. Паликао -- это тотъ знаменитый генералъ, который разграбилъ и сжегъ китайскій лѣтній дворецъ, который прославился грабительскими набѣгами и убійствами арабовъ. Его терпѣть не могли даже въ алжирской арміи, гдѣ, по лагерному обычаю, всегда относились весьма снисходительно ко всякимъ людямъ. Послѣ китайской экспедиціи, даже тогдашняя, рабски послушная палата отказалась утвердить назначенное графу Паликао вознагражденіе въ 50,000 франковъ въ годъ. Даже самъ императоръ, зная всеобщее нерасположеніе къ Паликао, не рѣшился сдѣлать его маршаломъ; впрочемъ, въ то время ходили еще слухи, что побѣдитель китайцевъ вошелъ въ какія-то тайныя сношенія съ орлеанистами, и императоръ отправилъ его въ Ліонъ. И этотъ-то старый (ему 74 года) проказникъ получилъ теперь диктаторскія права; въ его руки отдана защита Парижа, спасеніе падающей династіи и возстановленіе чести Франція.

Гранпере (мы рѣшаемся сообщатъ нашимъ читателямъ факты изъ жизни этихъ господъ, съ единственной цѣлію показать, до какой степени пала вторая имперія, если въ важнѣйшій для себя моментъ нашлась вынужденною опираться на такія личности, имена которыхъ до послѣдней степени ненавистны народу.) -- Гранпере тотъ самый прокуроръ, который выказалъ всѣмъ извѣстную изумительную беззастѣнчивость въ процессѣ принца Пьера Бонапарта. Онъ назначенъ министромъ юстиціи; и еслибъ даже за нимъ не было ничего, кромѣ турскаго процесса, то и его было бы достаточно, чтобы сдѣлать Гранпере самымъ непопулярнымъ человѣкомъ во Франціи. А за нимъ водится много кое-чего, что не даетъ нрава не только на министерское, но и на какое бы то ни было мѣсто.

Шевро, сенскій префектъ и министръ иностранныхъ дѣлъ въ 1848 году жилъ и путешествовалъ на счетъ Леона Пиша, демократическаго писателя. На другой день государственнаго переворота, Шевро представился во дворецъ Елисейскихъ нолей: "Государь, сказалъ онъ, у меня есть шпага, лошадь и долги; я перехожу на службу къ вашему величеству". Онъ былъ зачисленъ въ главный штабъ принца. Его префектство въ Ліонѣ и Парижѣ слишкомъ памятно опекаемымъ гражданамъ.

Клеманъ Дювернуа еще болѣе ловкій человѣкъ. Въ 1860 году, когда онъ былъ молодъ, онъ смѣло присоединился къ оппозиціи и сталъ издавать въ Алжирѣ оппозиціонную газету, въ которой сильно нападалъ на Мак-Магона, Жерома Давида и всѣхъ ихъ пріятелей, занимавшихъ тепленькія мѣста въ африканской французской колоніи. Попавъ въ тюрьму, онъ вышелъ оттуда совсѣмъ съ другими убѣжденіяіми и продалъ свои услуги прежнимъ своимъ политическимъ врагамъ. Переходъ этотъ онъ совершилъ съ изумительной ловкостью, нападая на правительство въ жирарденовской газетѣ. Изъ салона принцессы Матильды онъ получилъ доступъ въ тюльерійскіе салоны и вскорѣ сталъ довѣреннымъ лицомъ императора. Же-республиканецъ Дювернуа сдѣлался издателемъ газеты, въ которой помѣщались статьи императора,-- газеты, стоящей правительству 100,000 франковъ въ мѣсяцъ. Дювернуа, страстный почитатель мехиканской экспедиціи, присоединился къ свитѣ Максимильяна и за свою преданность получилъ монополію продажи зажигательныхъ спичекъ въ Мехикѣ. Теперь ему дали портфель министра торговли. Какъ разъ кстати!

Жеромъ Давидъ, другъ Гранье-де-Касаньяка, предводитель аркадцевъ, слишкомъ хорошо извѣстенъ читателямъ "Дѣла". Жюль Брамъ, министръ народнаго просвѣщенія, -- орлеанистъ изъ самыхъ посредственныхъ. Латуръ д`Овернь, мяконькій іезуитъ, сдѣланъ министромъ иностранныхъ дѣлъ, хотя не такъ давно его сочли мало способнымъ занимать постъ посла въ Лондонѣ. По говорятъ, Рлго-деженулыі еще менѣе способенъ на своемъ посту морского министра, чѣмъ Овернь на своемъ. Прибавьте къ этому вѣчнаго Маня, министра финансовъ, -- и можете судить, какъ хорошъ составъ новаго французскаго министерства.

Между тѣмъ законодательное собраніе сегодня кругомъ оцѣплено войсками, занявшими и тюльерійскій садъ, и площадь Согласія. Народъ не подпускаютъ близко къ бурбонскому дворцу, и онъ толпился на Елисейскихъ поляхъ и въ улицѣ Магдалины. Сообщеніе съ палатой для него совершенію прервано, и онъ ничего не въ состояніи предпринять въ этомъ мѣстѣ. Стратегическія мѣры, принятыя графомъ Паликао противъ народа, изумительны. Очень жаль, что онъ не далъ добраго совѣта генералу Фроссару, такъ неумѣло распорядившемуся своими войсками на полѣ сраженія.

Палата, уставшая отъ вчерашнихъ стычекъ, сегодня вела свои пренія. Наговорено было много фразъ, и пришла ей охота сыграть роль римскаго сената. "Законодательное собраніе вотируетъ благодарность арміи и объявляетъ, что она заслужила признательность страны". Вся палата встала и долго гремѣли рукоплесканія, среди криковъ: "да здравствуетъ армія"!

Одинъ депутатъ лѣвой стороны предложилъ, чтобы семинаріи и другія религіозныя учрежденія были подчинены дѣйствію новаго закона и выставили изъ своей среды рекрутъ. Но палата не удостоила принять это предложеніе даже къ разсмотрѣнію.

Такой категорическій отказъ произвелъ скандалъ. Но для насъ этотъ фактъ далеко не непріятенъ: іезуиты, своимъ отказомъ идти на защиту родной страны, не закрываютъ ли для себя право противиться отдѣленію церкви отъ государства?

Палата, впрочемъ, сегодня вотировала законъ, призывающій на службу всѣхъ гражданъ отъ 25 до 35-лѣтняго возраста, которые не попали ни въ армію, ни въ подвижную гвардію; изъ нихъ будутъ сформированы отряды я отправлены въ дѣйствующія войска.

Это предложеніе сдѣлано Жюлемъ Фавромъ и принято единогласно. Такимъ образомъ почти вся нація будетъ поставлена на военную ногу. 1!о кому же будетъ вручено командованіе надъ этой арміей?-- палата не разрѣшила и даже не затронула этого важнаго вопроса. На вопросъ Жюля Фавра, почему не вооружаютъ національную гвардію, министерство отказалось отвѣчать...

Гамбитта. Между тѣмъ всеобщее вооруженіе теперь для насъ вопросъ о нашемъ спасеніи... Пруссіи, представляющей собою вооруженную націю, мы должны противопоставить Францію, находящуюся въ такомъ же положеніи вооруженной націи. Франція готова встать вся -- хотите ли вы вооружить ее?-- Оружія! таковъ крикъ Франціи и парижскаго народа!

Жюль Фавръ. Вы не хотите вооружить гражданъ -- вотъ въ чемъ сила!

Дѣйствительно такъ. Правительство не довѣряетъ народу, и народъ, въ свою очередь, не довѣряетъ правительству.-- Правительство несравненно болѣе занимается оппозиціей, чѣмъ пруссаками; оппозиція также несравненно большее вниманіе устремляетъ на правительство, чѣмъ на пруссаковъ. Этому обстоятельству пруссаки обязаны своими успѣхами на полѣ сраженій, и оно же можетъ облегчить имъ путь къ стѣнамъ Парижа. "Не въ Парижѣ, но на границѣ намъ нужны солдаты", твердитъ оппозиція правительству.

"-- Это вы причиной, что мы принуждены держать войска въ Парижѣ", отвѣчаетъ правительство оппозиціи.

И когда толпа требуетъ оружія, правительство отвѣчаетъ: "Мы не такъ просты, чтобы дать вамъ его; вѣдь вы это оружіе употребите противъ насъ самихъ".

Не такъ ли же поступала Галлія въ то время, какъ въ нее пришелъ Юлій Цезарь? Не сама ли она помогла римскому полководцу покорить себя?

Республиканская газета "Réveil" закрыта; въ типографіи, гдѣ печатается "Rappel" разбиты формы и смѣшанъ шрифтъ. Эти мѣры приняты, какъ необходимыя при осадномъ положеніи.

"Не думаете ли вы спасти страну сокрытіемъ истины?" спросилъ въ палатѣ Жюль Ферри, обращаясь къ министерству.

-- Это необходимая мѣра во время осаднаго положенія, отвѣчалъ рьяный членъ большинства.-- Осадное положеніе направлено противъ внутреннихъ враговъ.

Въ Парижѣ прошелъ слухъ, что императрица сегодня отправила серебро и драгоцѣнности изъ дворца въ Бельгію, а завтра намѣревается послать туда и бѣлье. А оффиціозныя газеты не устаютъ непрестанно повторять: Довѣріе! Довѣріе!

-- Да, довѣріе!..

11 августа.

Еще восемь дней тому назадъ насъ увѣряли, что тысяча триста больничныхъ служителей, медиковъ и аптекарей приняты на службу въ международные походные госпитали. Мы были убѣждены, что они уже давно отправлены на мѣсто. Но оказывается, что сегодня выѣзжаетъ вторая партія, состоящая изъ 20 медиковъ и 00 больничныхъ служителей; мы также узнали, что и первая уже отправленная партія едвали превосходила эту своей численностію. Выходитъ, вмѣсто 1,300 поступило на службу всего 200 человѣкъ, между тѣмъ уже произошло три страшныхъ сраженія, и, кто знаетъ, сегодня, можетъ быть, происходило четвертое.

На устройство этихъ госпиталей французская пресса дала 330,000 франковъ и намѣрена дать еще 600,000.

Этихъ честныхъ людей, поступившихъ на службу въ госпитали, заставили идти пѣшкомъ съ ихъ квартиры, во дворцѣ промышленности, до воксала южной желѣзной дороги. На всемъ пути ихъ встрѣчали и провожали радостными восклицаніями: "да здравствуетъ Франція!" Но имъ привелось увидѣть и много слезъ, проливаемыхъ матерями, которымъ въ эту минуту приходили на умъ ихъ сыновья, раненые, окровавленные, безпомощно брошенные на ноляхъ сраженій. Нерѣдко раздавались и другіе крики: "Да здравствуетъ братская любовь! Да здравствуетъ гуманность!"

Сегодня здѣсь получено письмо отъ одного подвижнаго гвардейца изъ шалонскаго лагеря. Письмо написано 8 августа. Корреспондентъ жалуется, что гвардейцы до сей поры еще не получили оружія. Въ Парижѣ подпившая гвардія также разгуливаетъ еще съ деревянными саблями.

Разсказываютъ, что только въ одномъ батиньольскомъ предмѣстій записалось 4,500 волонтеровъ, желающихъ тотчасъ же отправиться на границу. Военныя власти внесли ихъ въ списки и этимъ ограничили свое участіе и, кажется, вовсе не думаютъ вооружать волонтеровъ. Многочисленныя напоминанія не привели ни къ чему и большая часть молодыхъ людей снова усѣлась въ своихъ лавкахъ и ремесленныхъ заведеніяхъ. Одному слишкомъ энергическому человѣку, поминутно пристававшему къ военнымъ властямъ, удалось получить ружье, но ему приказано отправиться -- какъ вы думаете, куда?-- въ Оранъ... въ Алжирію!

Одинъ купецъ, недавно лишившійся дѣтей, умершихъ отъ болѣзней, и жены, помѣщенной въ сумасшедшій домъ, просилъ, чтобъ его приняли волонтеромъ въ армію, и получилъ въ отвѣтъ, что его просьба не можетъ быть исполнена, потому что онъ вышелъ изъ лѣтъ. Ему 56 лѣтъ; онъ посѣдѣлъ, но еще здоровъ и силенъ.

Во многихъ мэріяхъ отъ записывающихся въ волонтеры требовали представленія разныхъ свидѣтельствъ о личности, о неподсудности но какому нибудь дѣлу и пр. и пр.

Вообще администрація второй имперіи вездѣ возбуждаетъ противъ себя справедливыя жалобы и неудовольствія. "Ахъ, еслибъ они не были такими трусами, вскричалъ одинъ рабочій, -- и вмѣсто того, чтобы раздѣлять свою армію на двѣ, назначая одну противъ Парижа, а другую противъ пруссаковъ, они бы вынесли на площадь все оружіе изъ одного или двухъ арсеналовъ и сказали бы намъ: "Возьмите, друзья, эти ружья и патроны. Берите сколько угодно, и спасите Францію!"

Въ воксалахъ желѣзныхъ дорогъ, направляющихся на западъ и югъ, страшная давка. Не только иностранцы, англичане, американцы, но и сами парижане бѣгутъ изъ Парижа. Въ посольствахъ и полицейской префектурѣ цѣлый день заняты выдачей паспортовъ -- такъ много желающихъ уѣхать. Бѣгутъ изъ Парижа даже и тѣ, кому по новому закону слѣдуетъ явиться на службу въ дѣйствующую армію: они десять дней тому назадъ хотѣли отправиться волонтерами въ армію, ихъ обманули, и они не хотятъ другой разъ попасться въ новый обманъ.

Самый младшій прусскій лейтенантъ имѣетъ у себя въ карманѣ превосходныя карты Франціи, снятыя французскимъ генеральнымъ штабомъ, но во французской арміи многіе даже высшіе офицеры не имѣютъ ихъ, и недавно одинъ изъ генераловъ дѣйствующей арміи весьма наивно спрашивалъ: "далеко ли отъ границы отстоитъ Мецъ?" За-то всѣ движенія пруссаковъ производятся необыкновенно точно, единство дѣйствій изумительное, французы на каждомъ шагу выказываютъ невѣроятное невѣжество, какъ будто они ходятъ ощупью; повидимому не существуетъ никакого общаго плана дѣйствій; о единствѣ нѣтъ и рѣчи; войска каждый разъ подвергались нечаянному нападенію непріятеля. Всѣ эти ошибки, показывающія низкій уровень французской администраціи, выплыли теперь, при неуспѣшномъ ходѣ кампаніи, наружу; онѣ существовали и прежде, напримѣръ, въ Италіи, по тогдашній успѣхъ скрылъ ихъ отъ глазъ публики.

Въ Парижѣ на каждомъ шагу выражается всеобщее неудовольствіе противъ командующихъ генераловъ.

12 августа.

Наконецъ въ Парижѣ получены вѣрныя извѣстія съ театра войны.

Три пораженія въ три дня! Три раза въ три дня французскіе солдаты были разбиты солдатами прусскими; три раза французскіе генералы показали, что въ сравненіи съ прусскими генералами они просто глуповатые школьники. Три раза французскія арміи позволили себя обойти, застать въ расплохъ, отрѣзать. По оплошности и неумѣлости главнокомандующаго трехсотъ-тысячная французская армія была растянута на пространствѣ въ 500 верстъ. Нѣмцы распоряжались несравненно разумнѣе; ихъ 450,000-ная армія была раздѣлена только на два отдѣла и всегда могла противопоставить непріятелю превосходныя силы.

Ни для кого теперь не можетъ быть тайной, что событія слѣдовали одно за другимъ съ фатальной, ужасной логикой. Ихъ вкратцѣ можно резюмировать нѣсколькими словами. Наполеонъ III былъ увѣренъ, что онъ готовъ для борьбы; втеченіе нѣсколькихъ лѣтъ онъ готовилъ свои войска, свои пушки, свои планы кампаніи; онъ совѣщался съ генералами, которые должны были сдѣлаться крестными отцами его сына на поляхъ сраженій; ежегодно онъ заставлялъ послушную палату вотировать на армію по милліарду франковъ; съ гордостью и тщеславіемъ онъ указывалъ на приготовлявшіяся на заводахъ орудія истребленія, преимущественно митральезы. Но всѣми этими надеждами и тщеславіемъ онъ показалъ только свою наивность! Льстецы, его окружавшіе, постоянно твердили ему о его геніѣ, и онъ не сомнѣвался, что обладаетъ имъ; скульпторы лѣпили его статуи съ чертами лица Цезаря, и онъ не опускалъ глазъ предъ такой апотеозой; чрезмѣрно обогащавшіеся казенными поставками подрядчики представляли ему фантастическіе отчеты о сотняхъ тысяча сработанныхъ шаспо, о громадныхъ заготовкахъ провіанта и фуража; всѣ эти лживые, безсовѣстные отчеты утверждались подписями лицъ, высоко стоящихъ на административной лѣстницѣ, и императоръ имъ вѣрилъ безусловно. Такъ, спокойно объявляя войну, Наполеонъ III и его ближайшіе помощники сами вѣрили, что все обстоитъ благополучно и, конечно, удивились тому, что дѣйствующая армія, стоящая на границѣ противъ непріятеля, плохо одѣта, плохо вооружена и весьма неправильно снабжается провіантомъ и фуражомъ. Не надо забывать, что тѣ именно, но чьей винѣ армія была доведена до жалкаго положенія,-- они-то постоянно и твердили, что прусская армія умираетъ съ голода.

Питая постоянное недовѣріе къ народу, императоръ рѣшился опереться исключительно на одни линейныя войска. Они на бумагѣ составляли милліонъ солдатъ, но въ дѣйствительности, для вторженія въ непріятельскую землю могли отдѣлить изъ себя не болѣе 300,000 человѣкъ. И съ этими-то силами Наполеонъ думалъ дойти до Берлина и тамъ предписать Германіи миръ.

По какимъ же образомъ онъ сталъ приводить свои пылкія мечты въ исполненіе? Вмѣсто того, чтобы начать быстрое наступленіе и ударить на прусскую армію или въ мѣстности, представлявшей самыя выгодныя условія для обороны, сосредоточить свою армію, онъ раздѣляетъ ее на семь отдѣльныхъ корпусовъ, дѣйствующихъ почти независимо другъ отъ друга! И въ результатѣ вышло, что вмѣсто блистательныхъ наступательныхъ дѣйствій, вмѣсто рѣшительныхъ побѣдъ, онъ позволяетъ пруссакамъ разбить его армію но частямъ и уступаетъ имъ безъ боя свои крѣпкія позиціи. Я самой начало войны, это потѣшное взятіе Саарбрюкена, эта аттака десятитысячнымъ отрядомъ нѣсколькихъ ротъ прусскихъ войскъ, предпринятая съ единственною цѣлію "окрестить огнемъ" императорскаго принца... какая это жалкая забава, какое безграничное самообольщеніе! Сраженіе, дѣйствительно, происходило но всѣмъ правиламъ: были убитые и раненые, горѣли лѣса и дома; "императорскій принцъ остался очень доволенъ своимъ участіемъ въ первомъ сраженіи и держалъ себя вполнѣ достойно своему высокому положенію,-- провозгласили оффиціальные бюллетени.

Позабавивъ себя и своего сына этой кукольной побѣдой, генералиссимусъ удалился въ главную квартиру отдохнуть отъ тріумфа и полечиться отъ безпокоившихъ его недуговъ. Втеченіе трехъ дней Франція ликовала, получивъ пышное извѣстіе о своемъ жалкомъ торжествѣ надъ непріятелемъ, но скоро ликованіе уступило мѣсто горести. Франція съ изумленіемъ узнала, что ея сильная оборонительная линія атакована непріятелемъ, что французскія войска потерпѣли неудачу и 100,000-ая непріятельская армія находится уже въ предѣлахъ Франціи. Дивизія Абеля Дуэ, численностію въ 10,000 человѣкъ, взята была непріятелемъ врасплохъ: солдаты пили кофе или поили лошадей въ рѣкѣ; французы мужественно защищались; но полкъ за полкомъ пруссаковъ и баварцевъ выходилъ изъ лѣса, и скоро на каждаго француза приходилось по десяти нѣмцевъ. Съ трудомъ жалкіе остатки этой дивизіи убѣжали отъ преслѣдованія непріятеля и укрылись въ Вогезскихъ горахъ. На другой день очередь быть разбитымъ пала на маршала Мак-Магона, слишкомъ поздно явившагося на помощь Дуэ. Съ трудомъ онъ собралъ на полѣ сраженія У3,000 человѣкъ и съ ними долженъ былъ выдержать бой противъ 140,000 пруссаковъ. Ему бы могъ подать помощь Фальи, но тотъ былъ на другой сторонѣ Вогезовъ, въ мѣстѣ, слишкомъ удаленномъ отъ поля сраженія. Мак-Магонъ держался около 12 часовъ, но наконецъ долженъ былъ отступить; за собой онъ оставлялъ огромное поле, покрытое трупами и умирающими. Его войска совершенно деморализировались и въ безпорядкѣ бѣжали также за Вогезы. Онъ пытался остановить ихъ въ Сапернѣ, но довѣріе къ нему пропало и бѣгство продолжалось. И только у Шалона, на половинѣ дороги между границей и Парижемъ, разбитый маршалъ съ трудомъ привелъ въ порядокъ свой разбитый корпусъ.

Въ то время, какъ армія принца прусскаго сражалась съ Дуэ и Мак-Магономъ, армія принца Фридриха-Карла наступала черезъ долину Саары. Здѣсь корпусъ французскихъ войскъ находился подъ командою генерала Фроссара, военнаго воспитателя императорскаго принца. И тутъ французы были застигнуты врасплохъ; и здѣсь они сражались противъ превосходныхъ силъ пруссаковъ, но съ тою разницею, что въ этомъ бою каждый солдатъ распоряжался самъ; генералъ Фроссаръ потерялся до того, что не отдавалъ никакихъ приказаній. Его солдаты въ безпорядкѣ бѣжали съ поля сраженія и лишь черезъ 4 дня остановились, подъ прикрытіемъ пушекъ крѣпости Меца.

Теперь обѣ прусскія арміи находятся въ полномъ наступленіи; они овладѣли Нанси, прошли долину Мозеля и идутъ на Баръ-ле-Дюкъ; они прошли почти половину разстоянія, отдѣляющаго рейнскую границу отъ Парижа и, если судить по событіямъ въ Нанси, ихъ дальнѣйшій путь едвали встрѣтитъ особыя затрудненія со стороны населенія. Нанси, городъ съ 60,000 жителей не оказалъ никакого сопротивленія. Четверо прусскихъ уланъ вошли въ городъ, осмотрѣли его со всѣхъ сторонъ, потомъ ушли и возвратились съ сотней своихъ товарищей. Этотъ ничтожный отрядъ собралъ муниципальный совѣтъ и принудилъ его вотировать военную контрибуцію въ пользу побѣдителя. Вскорѣ пришелъ еще небольшой отрядъ прусскихъ войскъ и, собравъ рабочихъ желѣзной дороги, велѣлъ имъ разорвать телеграфныя проволоки, что они немедленно исполнили, дрожа всѣмъ тѣломъ, точно рабы. Вотъ до какого стыда довело французовъ двадцатилѣтнее владычество второй имперіи и передача первоначальнаго образованія въ руки патеровъ и отцовъ-іезуитовъ.

Въ то время, какъ прусская армія спокойно слѣдовала къ Парижу, французы продолжали свое отступательное движеніе, бросая безъ боя всѣ укрѣпленныя позиціи и оставляя на произволъ судьбы крѣпости. По слухамъ, подлѣ Шалона дано будетъ рѣшительное генеральное сраженіе.

Какой стыдъ! Это уже не пораженіе, не отступленіе, а просто безпорядочное бѣгство.

Заимствуемъ изъ корреспонденціи Жюля Кларета въ "Opinion nationale" слѣдующія интересныя размышленія.

"Какими неисповѣдимыми судьбами французская армія хотя разъ могла быть разбита? А вотъ я вамъ разскажу, какъ это случилось. Это чистосердечныя впечатлѣнія очевидца. Завтра побѣда безъ всякаго сомнѣнія, будетъ на нашей сторонѣ, но постараемся объяснить сегодняшнее пораженіе, которое, впрочемъ, не совсѣмъ лишено славы.

Но словамъ принца Фридриха-Карла, недостатокъ въ хорошихъ проводникахъ будетъ всегда большимъ несчастіемъ для французской арміи.

Въ этомъ-то и была первая ошибка нашихъ генераловъ. Они начали кампанію, не зная хорошо мѣстности, и между тѣмъ, съ комической самонадѣянностью, отвергли совѣты людей, которые могли доставить имъ весьма пригодныя свѣденія.

Къ войнѣ приступили они такъ бравурно, какъ-будто передъ ними стояли арабы. Они точно и не подозрѣвали матеріальной и моральной силы непріятеля, т. е. военно-научной организаціи арміи, съ которой имъ пришлось сражаться. Имѣя передъ собою лѣса -- дремучіе и, какъ казалось, безлюдные лѣса, они ни какъ не догадались рекогносцировать эти мрачныя трущобы и обстрѣливать ихъ артиллерійскимъ огнемъ.

Всего удивительнѣе и грустнѣе было слышать, какъ простые солдаты, весьма резонно интересовавшіеся своею кожей, тыкая пальцемъ въ сосѣдніе лѣса, увѣряли:

-- А вѣдь, какъ хотите, пруссаки вонъ тамъ: ихъ можно было бы прогнать двумя-тремя залпами...

-- Отчегожъ не стрѣляютъ?

-- А я-то почемъ знаю?!..

Это "я-то почемъ знаю" просто ужасно. Выходя побѣдителемъ, солдатъ разсуждаетъ такъ: "начальники наши знаютъ, что дѣлаютъ; у нихъ свои разсчеты. Это насъ не касается.

Но послѣ пораженія своимъ: "я-то почемъ знаю" онъ хочетъ сказать:

-- Да чтожъ прикажете подѣлать съ нашимъ безтолковымъ начальствомъ?!...

Наканунѣ битвы одинъ артиллеристъ, батарея котораго стояла въ виду прусскаго учебнаго плаца и господствовала надъ Саарбрюкеномъ, разсказывалъ мнѣ, что послѣ дѣла 2-го августа, когда французы заняли позицію передъ Форбахомъ и Шникереномъ, онъ съ безпокойствомъ замѣтилъ паромъ, безпрестанно плававшій въ ту и другую сторону но рѣкѣ Сарѣ. Такъ какъ мысль о съѣстныхъ припасахъ, о провіянтѣ наиболѣе занимаетъ солдатъ, то артиллеристъ прибавилъ:

-- Навѣрное, въ Саарбрюкенъ доставляютъ провизію, и когда мы захотимъ осадить крѣпость, то осада можетъ затянуться надолго.

И вотъ артиллеристъ отправляется къ своему начальнику, разсказываетъ ему о паромѣ, сообщаетъ о своихъ опасеніяхъ. Тотъ прикрикиваетъ, вздернувъ плечами:

-- Ступайте-ка лучше къ своимъ орудіямъ!

И артиллеристъ возвращается къ орудіямъ.

Что-же оказалось? Этимъ паромомъ пруссаки переправили, небольшими партіями, нѣсколько тысячъ солдатъ въ штирингскій лѣсъ, и солдаты эти обошли въ тылъ французовъ.

Нѣтъ, самоувѣренность этихъ генераловъ просто возмутительна Согласенъ, что такая превосходная, геройская, молодецкая армія можетъ внушить непоколебимую увѣренность въ побѣдѣ. Ни одинъ солдатъ въ цѣломъ мірѣ, не исключая и побѣдителя-пруссака, не можетъ сравниться съ французскимъ солдатомъ. Но имъ все-таки нужно руководить. Въ Саргеминѣ генералы наотрѣзъ отказали г-ну де-Ривьеру, который предлагалъ организовать на свой счетъ и вести, подъ своей отвѣтственностью и на свой рискъ, волонтерный корпусъ партизанокъ.

-- Нѣтъ, партизаны не входятъ въ нашу систему. И притомъ армія съ гражданскимъ элементомъ не можетъ идти рука объ руку съ военной арміей.

Гражданскій элементъ все видѣлъ, угадывалъ, предсказывалъ. Инженеры, въ смертельномъ переполохѣ, сообщали, что тамъ и сямъ непріятель снималъ рельсы, что прусскіе уланы перерѣзывали или "спутывали телеграфическія проволоки. Инженерамъ отвѣчали: эка бѣда! Мы все-таки ихъ отколотимъ!.. А между тѣмъ телеграфы и рельсы -- это для различныхъ отрядовъ арміи средство сообщаться между собою и въ какіе нибудь два часа наставить десять, двадцать тысячъ человѣкъ въ требуемое мѣсто. Пруссаки этого не забываютъ.

Ихъ постоянная цѣль -- направляться къ мѣстамъ соединенія желѣзныхъ дорогъ. Передъ Виссамбургомъ и Форбахомъ они шли къ Бенингу и Мерлебаху, гдѣ дорога изъ Меда въ Форбахъ пересѣкается вѣтвію изъ Меца въ Саргеминъ. Теперь изъ Фруара имъ открывается путь въ Мецъ, въ Нанси, Шалонъ и Парижъ. Но тамъ, и еще до этихъ мѣстъ, ихъ поджидаетъ Базевъ.

Эти несчастные инженеры или начальники станцій просто рвали на себѣ волосы. Въ Форбахѣ четыре вагона съ порохомъ было оставлено подъ дуломъ прусскихъ орудій. Одна гаубица своими гранатами могла разметать всю станцію. Батарея, оставленная для прикрытія вагоновъ, не находясь въ достаточной безопасности, уѣхала прочь. Но, увозя нушки, французы оставляли безъ всякой защиты вагоны, нагруженные порохомъ.

Съ уланами -- другая потѣха! Какой нибудь уланскій полкъ будоражилъ всю французскую армію. Ловко разсыпавъ его но границѣ, выдвигая то тамъ, то сямъ маленькую кучку людей, приносимыхъ имъ въ жертву, невидимый непріятель сбивалъ съ толку нашихъ начальниковъ, заставлялъ солдатъ думать, что передъ ними бѣгутъ цѣлыя полчища отъ перваго выстрѣла и въ особенности побуждалъ генераловъ стягивать всѣ отряды то въ то, то въ другое мѣсто, гдѣ показывались эти летучіе уланы. Истомленные этими быстрыми, безпрестанными и безплодными переходами, солдаты теряли только бодрость и хворали.

Такимъ образомъ 84-й линейный полкъ исходилъ цѣлыя сотни миль -- отъ Фальсбурга къ Саргемину, отъ Саргемина къ Форбаху и т. д., сначала не потерявъ ни одного человѣка, но потомъ, вслѣдствіе сильнаго изнуренія, разсѣявъ отсталыхъ и больныхъ вдоль по дорогѣ. Это, однако, не слишкомъ озабочивало главный штабъ французской арміи.

А знаете ли, что наиболѣе тревожило нашихъ генераловъ?

Газетные толки. У превотальныхъ судей былъ подобранъ цѣлый перечень безпокойныхъ корреспондентовъ. Они интересовались не пруссаками, но личностью г-на Бекмана, который былъ имъ особенно рекомендованъ. Но если бы начальство употребило для ознакомленія съ мѣстностью хотя половину того усердія, съ какимъ оно старалось укрыться отъ стрѣлъ прессы, -- то съ Виссамбургомъ и Форбахомъ было бы соединено воспоминаніе о славныхъ побѣдахъ...

Рядомъ съ этими грустными явленіями уживаются явленія грандіозныя -- героизмъ арміи, беззавѣтное мужество солдата. Въ этихъ закаленныхъ рѣшимостью душахъ откликнулось все, что только оскорбленная честь и военная отвага могутъ найти самаго стойкого и высокаго... Любовался я однимъ начальникомъ егерей: разбитый на голову, преслѣдуемый, загрязненный порохомъ, отвратительный и величественный въ одно и тоже время, онъ говорилъ мнѣ, еще махая своей сломанной саблей:

-- Да развѣ съ такими солдатами можно уступить побѣду?! Ни за что на свѣтѣ! Вотъ ужо подождемъ ихъ близь Меца -- гамъ-то зададимъ имъ трезвону."

13 августа

Послѣ того, какъ достовѣрныя извѣстія были занесены въ Парижъ частными письмами, иностранными газетами, наконецъ, самими бѣглецами, всѣ сильно пріуныли. Правда, въ палатѣ правительственные ораторы, а въ прессѣ оффиціальные журналы все еще громко покрикиваютъ, что доблестная армія Франціи (а не армія императора, такъ какъ ни объ императорѣ, ни объ императрицѣ нѣтъ болѣе и помину), очиститъ священную землю отечества отъ непріятельскихъ ордъ; но въ публичныхъ мѣстахъ, на улицахъ слышится только робкое шушуканье, видны пасмурныя, озабоченныя лица; всякій сидитъ за своей работой, дома или въ мастерской: всѣмъ страшно стыдно, и всѣ рѣшились, скрѣпи сердце, глотать свой стыдъ.

Но будутъ ли, по крайней мѣрѣ, защищать Парижъ? И какъ будутъ защищать его безъ оружія? Достать его не откуда. Оружіе, боевые запасы распредѣлены въ различныхъ мѣстахъ. Взять арсеналъ -- значило бы взять ружья безъ патроновъ или патроны безъ ружей. Сторонники осаднаго положенія, повидимому, хлопочутъ только о томъ, какъ бы сдѣлать всякую оборону невозможною,-- не изъ любви къ пруссакамъ, разумѣется, а изъ ненависти къ республиканцамъ. "Если мы вооружимъ населеніе," соображаютъ народоправители Франціи, "то оружіе попадетъ въ руки республиканцевъ, и первое употребленіе, какое они изъ него сдѣлаютъ -- будетъ провозглашеніе соціальной республики. Нѣтъ, мы предпочитаемъ пруссаковъ!"

Еще въ прошлое воскресенье республиканцы считали себя достаточно сильными, чтобы объявить войну; теперь замученные, изнуренные, пріунывшіе и озлобленные,-- съ недовѣріемъ спрашиваютъ себя, но силамъ ли будетъ Франціи, деморализованной и ослабленной двадцатилѣтнимъ господствомъ второй имперіи,-- но силамъ ли будетъ ей отстоять Эльзасъ и Лотарингію противъ всей Германіи?.. Республика не желаетъ договариваться съ побѣдителемъ; она ни за что не хочетъ подписать униженіе націи, уступку двухъ наиболѣе важныхъ провинцій и, быть можетъ, еще уплату военной контрибуціи въ два мильярда! Если республика не можетъ поправить дѣлъ своего отечества, то все-таки не захочетъ взять на себя отвѣтственность за войну, предпринятую на зло ей и противъ нея самой.

Дадите ли вы намъ, по крайней мѣрѣ, случай умереть со славой? спрашиваютъ республиканцы,-- погибнуть такъ, какъ погибли матросы доблестного республиканскаго судна "le Vengeur"? Пущенные ко дну канонадой англичанъ, они вывѣсили знамя республики на мосту тонущаго судна... Если нельзя побѣдить, можно ли умереть, по крайней мѣрѣ?

14 августа.

Въ послѣднее время много было тревожныхъ толковъ о банкѣ. Одна орлеанистская газета первая предложила такого рода мысль: въ подвалахъ банка спрятанъ цѣлый мильярдъ; не слѣдуетъ оставлять его тамъ, чтобы имъ не поживились пруссаки. Банкъ производилъ выдачу суммъ втеченіи трехъ дней -- серебромъ, чтобъ это заняло больше времени -- и, выплативъ, можетъ быть, съ двадцать милліоновъ, потребовалъ назначенія усиленной нормы за промѣнъ, на что и получилъ немедленное разрѣшеніе. И вдругъ промѣнъ подняли до десяти процентовъ. Чтобы размѣнять тысячу франковъ банковыми билетами, нужно потерять сто франковъ. Всюду -- негодованіе и громкія проклятія.

Усиленный промѣнъ не былъ бы такимъ большимъ несчастіемъ, если бы, по крайней мѣрѣ, было облегчено размѣнное обращеніе кредитныхъ билетовъ. Но самый мелкій купонъ банковаго билета равняется пятидесяти франкамъ, а это уже довольно крупная сумма. Когда вы являетесь съ вашимъ пятидесятифранковымъ билетомъ, купецъ предпочитаетъ лучше не отпускать вамъ своего товара, чѣмъ терять десять процентовъ на размѣнѣ. И вотъ Франція сразу несетъ десятипроцентный убытокъ на всѣхъ текущихъ счетахъ. Я позвольте спросить, сколько это составитъ сотенъ милліоновъ?! Мы сосчитать не беремся. Вотъ къ чему привелъ тотъ параграфъ конституціи имперіи, которымъ Франція предоставила императору право объявлять войну по своему личному благоусмотрѣнію и безъ всякихъ предварительныхъ совѣщаній съ кѣмъ бы то ни было. Правда, теперь ужъ обращаются банковые билеты въ двадцать пять франковъ, но это недостаточно. Тугъ нужны билеты въ десять, въ пять франковъ, въ одинъ франкъ. Для Франціи безотлагательно нужна такая же финансовая система, какая принята въ Австріи и Италіи. Правительство, кромѣ того, позволило банку выпустить билетовъ на шесть сотъ милліоновъ франковъ.

Но есть нѣчто хуже и позорнѣе самихъ пораженій французовъ: это намѣреніе глупцовъ и негодяевъ выместить неудачи на несчастныхъ нѣмцахъ, оставшихся во Франціи въ надеждѣ на святость договоровъ и французскую добросовѣстность. Газеты "le Figaro", "le Gaulois", "la Liberté", "la Patrie", "le Constitutionnel", словомъ тѣ же органы прессы, которые съ жалкимъ, безстыднымъ прислужничествомъ власти, подстрекали народъ къ войнѣ, теперь не перестаютъ каждое утро натравлять общество на этихъ ничѣмъ неповинныхъ иностранцевъ. Если вѣрить этимъ пошлымъ лгунамъ, всѣ оставшіеся во Франціи нѣмцы -- прусскіе шпіоны: они будто-бы открыли г. Мольтке планы Наполеона; они высасываютъ изъ страны все золото и серебро, чтобы биткомъ набить берлинскія военныя кассы; они шлютъ извѣстіе за извѣстіемъ о французскихъ вооруженіяхъ, снимаютъ планы крѣпостей, но ночамъ убиваютъ французовъ, заклепываютъ крѣпостныя орудія. Всѣ эти басни, разсказываемыя французскими оффиціозными газетами, были бы до нельзя смѣшны, если бы не подстрекали къ убійству и обирательству честныхъ и хорошихъ людей, если бы не раззорили уже множество бѣдныхъ семействъ, которыя, однако, привязались къ Франціи, какъ къ своему второму отечеству. Всѣ ненатурализированные нѣмцы должны были явиться къ полицейскому комиссару своего участка, и г-нъ комиссаръ, съ своимъ обычнымъ полицейскимъ смысломъ и добросовѣстностью, постановлялъ безапеляціоиный приговоръ, остаться ли нѣмцу или убираться вонъ. Такимъ образомъ цѣлыя сотни бѣдныхъ семействъ были выпровожены въ Швейцарію, Бельгію, Англію, такъ какъ подозрительныя личности попадались г-ну комиссару только между бѣдно-одѣтыми людьми. Не надо забывать, что нѣмцевъ во Франціи насчитывается свыше ста тысячъ, и изъ нихъ сорокъ тысячъ приходятся на одинъ Парижъ. Легко понять, какое отчаянье и въ то же время ярость овладѣли этой сотней тысячъ жителей, я какому страшному раззоренію подверглось такое множество домашнихъ очаговъ. Эти подстрекатели къ между народной ненависти, за пораженія хотятъ мстить нѣмцамъ, которые не только не сдѣлали имъ ничего худого, но дѣлаютъ даже много хорошаго -- своимъ участіемъ въ торговлѣ, промышленномъ трудѣ и преподаваніе. Подстрекатели забываютъ, что могутъ вызвать ужасную месть французамъ, оставшимся въ Германіи. Требуя своимъ вѣчнымъ, безтолковымъ крикомъ, чтобъ французскій флотъ шелъ жечь прусскіе порты, они забываютъ, что этимъ самымъ навлекаютъ на свои собственные отели, въ улицѣ Риволи и Елисейскихъ ноляхъ, несчастіе быть бомбардированнымъ непріятелемъ, котораго огш задираютъ такъ нагло.

Должно быть, военная администрація во французской арміи уже изъ рукъ вонъ плоха, если у солдатъ, сражавшихся подъ Виссамбургомъ, уже во второй половинѣ дня не хватило зарядовъ. Страшный натискъ пруссаковъ они должны были выдержать натощакъ, проголодавъ втеченіи 48-ми часовъ. Это кажется невѣроятнымъ, а однако мы по неволѣ склоняемся этому вѣрить, видя, что творится въ Парижѣ, передъ нашими глазами. Недавно второпяхъ привели изъ департаментовъ солдатъ; во избѣжаніе того, чтобы они не братались съ народомъ изъ предмѣстій, ихъ размѣстили но казармамъ, гдѣ эти воины страшно бѣдствуютъ. Въ двухъ большихъ казармахъ солдаты спускали на снуркахъ лоскутки бумаги, гдѣ было написано: "мы помираемъ съ голода!" Для нихъ въ околодкѣ производились благотворителѣные сборы; имъ подавали съ улицъ корзины, наполненныя хлѣбомъ, пивомъ, колбасами. Солдаты благодарили крикомъ: "да здравствуютъ наши парижскіе братья!" Вспомнимъ, что наканунѣ объявленія войны маршалъ Лебефъ взошелъ на трибуну и всеторжественно объявилъ: "клянусь честью, мы совершенно готовы..."

Вечеромъ всѣ толковали съ удивленіемъ и отчасти съ ужасомъ, что въ одномъ изъ предмѣстій Парижа какая-то шайка изъ сорока пяти человѣкъ между четырьмя и пятью часами пополудни атаковала мѣстное отдѣленіе пожарной команды при крикѣ: "да здравствуетъ республика!" Въ стычкѣ были убиты два или три человѣка и одинъ мальчикъ. Надобно замѣтить, что изъ всѣхъ вооруженныхъ командъ только пожарные пользуются популярностью: "le pompier de Nanterre" перешелъ даже въ пѣсни. Нападеніе на пожарныхъ, "вся обязанность которыхъ заключается въ томъ, чтобы бороться съ огнемъ, рискуя собой, спасать жизнь и собственность гражданъ,-- это такая политическая нелѣпица, какой не могъ объяснить себѣ ни одинъ парижанинъ.

Итакъ, шайка атаковала казарму пожарной команды при крикѣ: "да здравствуетъ республика!" и требовала оружія. Дежурный офицеръ отвѣчалъ слѣдующее: граждане, идите провозглашать республику тамъ, гдѣ это можетъ къ чему нибудь повести, напр., въ тюльерійскомъ дворцѣ или въ законодательномъ корпусѣ. Но провозглашать ее передъ пожарной командой просто забавно. Мы вамъ не дадимъ оружія, но вы знаете, что мы стоимъ за народъ и потому никогда не будемъ стрѣлять въ васъ".

-- А, такъ вы не отдадите ружей?.. И вслѣдъ затѣмъ раздаются выстрѣлы изъ револьверовъ; нѣсколько человѣкъ были убиты на повалъ, и въ томъ числѣ какая-то несчастная маленькая дѣвочка, замѣшавшаяся въ свалкѣ.

Сосѣди, встревоженные выстрѣлами, сбѣгаются на мѣсто скандала, приводятъ нѣсколькихъ городскихъ сержантовъ и помогаютъ имъ арестовать обидчиковъ, которые чуть не были растерзаны сбѣжавшимся народомъ.

Кто же виновникъ этой глупой потѣхи? Республиканцы, отвѣчаютъ всѣ сторонники правительства. Нѣтъ, это штуки полиціи, возражаютъ республиканцы.

Весьма вѣроятно, что скандалъ былъ затѣянъ нѣсколькими agents provocateurs, которые подзадорили двухъ-трехъ молодыхъ, сорванцовъ.. Говорятъ, что между арестованными были члены международнаго общества рабочихъ. Чтобы быть членомъ этого общества, нужно взносить весьма скромную сумму въ тринадцать су или около 69 сантимовъ.

Общество хотѣло нахватать какъ можно болѣе членовъ и хвалится, что они считаются теперь многими тысячами. Слѣдовательно тутъ нечего и думать, чтобы такой персоналъ былъ избраннымъ или представлялъ малѣйшую гарантію въ своей добропорядочности. Это -- спутанная мѣшанина всѣхъ возможныхъ характеровъ и мнѣній. Сколько полиція захватываетъ этихъ аттестатовъ, которые ихъ обладателямъ стоятъ всего на все тринадцать су за экземпляръ! Между всѣми участниками ассоціаціи, между каменьщиками, сапожниками, чернорабочими -- какъ много можетъ насчитаться -- не говоримъ уже злонамѣренныхъ, а просто невѣжественныхъ, простодушныхъ людей, поставленныхъ въ безвыходную зависимость отъ агентовъ Іерусалимской улицы?

Члены международнаго общества, съ которыми можно встрѣчаться на бульварахъ, съ негодованіемъ отнѣкиваются отъ всякаго участія въ этомъ дѣлѣ. Они говорятъ, что штука эта могла быть выкинута только тѣми, для кого она пригодна,-- бонапартистами, которые распространяютъ ложные слухи, пускаютъ въ ходъ мнимыя показанія прусскаго шпіона, дѣйствовавшаго, будто бы, сообща съ парижскими республиканцами.

Международное общество, бланкисты и республиканцы отказываются отъ всякой солидарности съ этимъ скандаломъ, который всѣ называютъ нечестнымъ и безтолковымъ. Тѣмъ не менѣе республиканцы къ немалому ужасу узнали, что всю отвѣтственность за это дѣло хотятъ взвалить на нихъ. Они ошеломлены этой новостью, какъ роковымъ пораженіемъ. Дѣйствительно, если парижскій народъ хоть немножко повѣритъ этому обвиненію, то республиканцамъ трудно будетъ взять на себя защиту отечества.

15 августа.

Сегодня день великаго торжества для имперіи, тотъ ея праздникъ, который, но желанію основателя бонапартистской династіи долженъ былъ сочетаться въ народномъ воображеніи съ христіанскимъ праздникомъ Согородицы.

Въ этотъ день императоръ Наполеонъ III, во главѣ своей побѣдоносной арміи, долженъ былъ войти въ Берлинъ, какъ увѣряла вся честная компанія оффиціозныхъ и благонамѣренныхъ. Въ Парижѣ приготовлялись плошки и фейерверки, когда пришло извѣстіе о неудачахъ французскаго оружія. Однакожъ всякій ожидалъ, что вотъ императоръ въ день своей годовщины, порадуетъ вѣстью о какомъ нибудь блестящемъ успѣхѣ. Общія ожиданія, дѣйствительно, не были обмануты, и утромъ 10-го числа на стѣнахъ Парижа красовалась депеша императора къ императрицѣ. (Правда, не всѣмъ понравилось, что генералиссимусъ французскихъ войскъ обращался съ рапортами къ своей женѣ, а не къ французской націи). Депеша говорила, что пруссаки были отбиты съ большимъ урономъ (съ урономъ кого или чего??). Уличные мальчуганы сейчасъ же принялись жечь свои фейерверки, заготовленные во множествѣ для этого дня, но люди взрослые, перечитывая телеграмму, нашли, что она изложена какъ-то двусмысленно, точно подъ ея неясной стилистической формой кроется возможность роковыхъ случайностей въ будущемъ. "Армія начала переходить на лѣвый берегъ Мозеля". Какъ же это! Значитъ она покидаетъ первоклассную крѣпость Мецъ, эту стѣну Франціи на восточной границѣ? "Паши лазутчики не открыли въ окрестности никакихъ непріятельскихъ отрядовъ, но когда половина арміи переправилась, пруссаки атаковали насъ въ значительномъ числѣ (опять пренепріятный сюрпризъ!!),-- но послѣ боя, продолжавшагося нѣсколько часовъ, были отбиты съ большимъ урономъ".

Итакъ, выходитъ, что императорская армія подъ самыми стѣнами Меца была застигнута врасплохъ прусскими войсками, о существованіи которыхъ она даже и не подозрѣвала,-- какъ всегда! Вообразите же себѣ суматоху, дикую свалку, страшное истребленіе французовъ, атакованныхъ въ такой роковой моментъ! Такъ вотъ какими новостями угощаетъ насъ императоръ въ день своего праздника! Нечего сказать -- очень весело!...

Лавилетское дѣло, т. е. нападеніе на пожарную команду слѣдуетъ считать весьма серьезнымъ, такъ какъ о немъ говорятъ очень мало -- доказательство, что много думаютъ. Даже правительственныя газеты излагаютъ дѣло въ весьма замаскированныхъ выраженіяхъ и совершенно умалчиваютъ о международномъ обществѣ рабочихъ. Болѣе всѣхъ озлоблены республиканцы и высказываютъ это въ самыхъ энергичныхъ выраженіяхъ.

16 августа.

Тогда какъ осадное положеніе заставило притихнуть всѣ республиканскіе органы въ Парижѣ, Гіаликао и Бараге-д'Илье дали полную волю орлеанистскимъ газетамъ, и одинъ изъ нихъ "le Centre Gauche" заговорилъ такимъ тономъ, какъ говорятъ люди, увѣренные въ безнаказанности. Если бы одинъ изъ нашихъ демократовъ позволилъ себѣ хотя десятую долю такихъ смѣлыхъ соображеній, то его живо предали бы военному суду. Орлеанистскій заговоръ продолжаетъ процвѣтать и распространяться, при молчаливомъ поддакиваніи крупныхъ буржуа и властей -- гражданскихъ и военныхъ. Объ императрицѣ-правительницѣ нѣтъ болѣе и помину. Министры подаютъ видъ, будто вовсе съ нею не совѣщаются и знать ее не хотятъ. Въ городѣ ходитъ слухъ, -- безъ сомнѣнія, ложный, но въ смутныя времена и ложные слухи важны наравнѣ съ истинными,-- слухъ о томъ, будто императорскаго принца нѣтъ ни въ Парижѣ, ни въ арміи: пренебрегая уроками, преподаваемыми ему августѣйшимъ отцомъ и генераломъ Фроссаромъ въ ремеслѣ принца, онъ удалился въ Лондонъ, увѣряютъ распространители слуховъ. Что касается императора, главнокомандующаго всѣхъ морскихъ и сухопутныхъ силъ Франціи, то парижанамъ пріятно слышать, что онъ остается плѣнникомъ своего главнаго штаба. Это, конечно, несовсѣмъ вѣрно, но тѣмъ не менѣе его не особенно жалуютъ во всѣхъ главныхъ квартирахъ и принимаютъ съ мрачнымъ молчаніемъ. Такъ "la Liberté", газета Жирардена и принцессы Матильды, высказалась сегодня утромъ въ такомъ тонѣ:

"Нѣкоторые изъ нашихъ друзей поговариваютъ объ отстраненіи императора. Но что намъ это поможетъ? Теперь-то намъ ужь вовсе не до императора. Развѣ не палата управляетъ государствомъ? И развѣ министры дѣйствуютъ не но внушенію этой палаты?..

Кто вотировалъ усиленный курсъ байковыхъ билетовъ? Ваши депутаты.

Кто порѣшилъ вооруженіе національной гвардіи, наборъ въ войско всѣхъ гражданъ отъ 23 до 35 лѣтъ отъ роду? Опять-таки ваши депутаты.

Кто вотировалъ законъ о срочныхъ платежахъ по торговымъ обязательствамъ (billets de commerce)? Все же ваши депутаты.

Нужно ли распространяться далѣе?" (газета Жирардена полагаетъ, что всякіе дальнѣйшіе вопросы совершенно ненужны).

"Le Centre Gauche" -- органъ принцевъ орлеанскихъ -- негодуетъ такимъ образомъ:

"Мы гибнемъ съ византійскимъ позоромъ, задавленные преступными недомолвками и двусмысленностями.

Такъ вчера, "Le petit Moniteur" загорланилъ о побѣдѣ!.. Онъ печатаетъ это слово огромными литерами афишъ, -- это слово, которое нельзя читать безъ глубоко возмущеннаго чувства! Ему, Монитеру, нужно было какъ нибудь отпраздновать 15-е августа! Что за наглость, что за безсовѣстная игра словами!.. Побѣда -- потому что войска наши не были вырѣзаны поголовно на Мозелѣ!! Побѣда, слышите ли, побѣда, потому что послѣ четырехчасового боя мы отбросили застигшаго насъ врасплохъ непріятеля и затѣмъ продолжали отступленіе!!.

Но если одержана побѣда, гдѣ же орудія, гдѣ плѣнники, гдѣ знамена?!..

Если императора не захватили въ плѣнъ, неужели это -- побѣда?!..

Всѣ пораженія, понесенныя до сихъ поръ французской арміей, ложь офиціальныхъ донесеній, наборъ пышныхъ, безсмысленныхъ фразъ оффиціальныхъ защитниковъ второй имперіи, недовѣріе правительства къ народу, выражающееся на каждомъ шагу, и въ особенности въ важномъ вопросѣ о всеобщемъ вооруженіи гражданъ, -- всѣ эти факты окончательно погубили вторую имперію и отнынѣ можно уже считать ее несуществующею. Погубили они и наполеоновскую династію.

.Вѣдь династія-то собственно уже не существуетъ, говорятъ вездѣ и всѣ, говорятъ не одни противники второй имперіи, личные враги императора или люди хладнокровные, которымъ все равно, кто бы ли былъ во главѣ власти, но говорятъ это сами оффиціальные депутаты. Здѣсь приказываемъ мы, а въ полѣ командуетъ Базенъ. Императоръ не имѣетъ здѣсь болѣе никакой власти.

Но и лѣвая сторона, представляющая собой теперь сильную партію, серьезно задумывается, брать ли въ такое время дѣйствительную власть въ свои руки и разсуждаетъ такъ:

"Если мы примемъ власть въ свои руки, какое правительство смѣняемъ собою? Какая страшная обуза и отвѣтственность? Будемъ ли въ силахъ избавить отечество отъ опасности? Не возбудимъ ли внутренней борьбы въ стѣнахъ Парижа?

"Для республики гораздо лучше выждать неизбѣжнаго паденія нынѣшняго порядка.

"Ваши министры говорятъ: "мы -- министерство палаты, органъ національной защиты, общественнаго спасенія, а вовсе не политическое министерство?"

Даже слова императоръ теперь никто болѣе не произноситъ. Въ заголовкахъ декретовъ оно только всѣхъ удивляетъ. Наиболѣе распространенныя газеты увѣряютъ, что императрица съ невозмутимымъ хладнокровіемъ укладываетъ свои драгоцѣнности.

Боги безсмертные! Когда же, наконецъ, исполнится вся эта мѣра позора и безчестія?! Когда надъ равнинами Франціи перестанетъ дуть этотъ безконечный сѣверный вѣтеръ, леденящій кровь и мертвящій умъ!?..

Франція не находится пока въ революціонномъ настроеніи -- это такъ, но она не хочетъ и не можетъ оставаться бонапартистскою.

Она требуемъ, чтобы немедленно былъ организованъ настоящій "комитетъ общественной безопасности" съ гражданскимъ и военнымъ значеніемъ, такъ какъ эту трудную защиту нельзя болѣе откладывать.

Пусть каждое мнѣніе представляется на этомъ комитетѣ двумя членами и пусть онъ будетъ единственнымъ министерствомъ. Пусть онъ будетъ полнымъ хозяиномъ, -- засѣдаетъ постоянно, завѣдываетъ всѣми отправленіями въ странѣ, силами солдатъ и гражданъ. Пусть управляетъ безъ всякой іерархіи и непосредственно!

Пусть запретятъ всякіе крики, кромѣ "да здравствуетъ Франція!" -- хотя другихъ и ждать-то теперь нечего.

Тогда нація будетъ знать, что всякій станетъ имѣть дѣло съ нею одною.

17 августа.

Еще до сихъ поръ здѣсь нѣтъ никакихъ достовѣрныхъ извѣстій о стычкѣ 14-го числа, послѣ которой и императоръ Наполеонъ, и король Вильгельмъ приписывали себѣ побѣду. Англійскія газеты задерживаются на почтѣ. Паликао и министры увѣряютъ, что полученный депеши не заключаютъ въ себѣ ничего непріятнаго, по просятъ не принуждать ихъ къ ихъ обнародованію, чтобы не разоблачить геніальнаго стратегическаго плана. У нихъ, министровъ, еще не отнимаютъ малой крупицы довѣрія. Парижане надѣются, что безпечность генераловъ и стратегическая бездарность главнокомандующаго не зарекомендуютъ себя ничѣмъ, худшимъ того, что уже было. Національной гвардіи все еще не вооружаютъ, ни въ Парижѣ, ни въ провинціи; но шалонской подвижной гвардіи дали, по крайней мѣрѣ, старыя ружья прежняго образца, такъ называемыя ружья à-tabatiére, чрезвычайно тяжелое и жалкое оружіе, сравнительно съ системами Шаспо и Дрейзо. По все-таки это -- ружья, хоть немудрящія. Паликао съ нѣкоторымъ азартомъ отправляетъ къ театру войны солдатъ, оставшихся въ провинціи, матросовъ, преобразованныхъ въ пѣхотинцевъ, таможенныя команды и даже лѣсную стражу.

Не надо, впрочемъ, думать, чтобы администрація сколько нибудь излечилась отъ своей снѣси, рутиннаго письмоводства, претензіи на непогрѣшимость и отъ самонадѣянности. Сегодня утромъ я повстрѣчался съ Вильфридомъ Ф., который недавно предложилъ въ военномъ министерствѣ снарядить нѣсколько аэростатовъ для извѣщенія Парижа о стратегическихъ передвиженіяхъ двухъ армій. Проектъ былъ одобренъ, мысль показалась весьма полезною и соображенія найдены совершенно практическими, но администрація отказала въ осуществленіи проекта, потому что онъ былъ написанъ не канцелярскимъ почеркомъ и не на гербовой бумагѣ. "Придите завтра или послѣ завтра и подайте вашъ проэктъ по установленной формѣ". И еще хотятъ, чтобъ подобная администрація привела къ побѣдѣ! И въ толкъ-то не желаютъ взять, что цивилизація, дающая подобные результаты, должна быть разметана сверху до низу!!

Сегодня утромъ "le Siècle" повелъ дѣятельную аттаку, требуя, чтобы у главы государства было отнято главное начальство надъ сухопутной арміей и флотомъ.

18 августа.

Депеша Базена, прибитая сегодня утромъ къ стѣнамъ домовъ, извѣщаетъ о неудачѣ пруссаковъ между Домкуромъ и Біомвилемъ. Въ первый разъ, послѣ дѣла подъ Саарбрюкеномъ, французы провели ночь на полѣ битвы. Эта новость о такъ называемой побѣдѣ нѣсколько унимаетъ моральную тревогу; запуганные умы проникаются мужествомъ, считаютъ еще возможнымъ бороться съ непріятелемъ. Полагаютъ такъ потому, что достовѣрно никто ничего не знаетъ, такъ какъ самыя надежныя свѣденія доставляются англійскими газетами и прусскими депешами; полагаютъ, что втеченіи четырехъ послѣднихъ дней происходили безпрерывныя стычки, такія же кровопролитныя, какъ большія сраженія. Уже носятся слухи о значительномъ уронѣ, о завладѣніи большимъ количествомъ картечницъ и игольчатыхъ ружей; цѣлые полки падаютъ, какъ оловянные солдатики. Штыками, какъ увѣряютъ, сражаются немного. Все это изъ-за дипломатическаго соперничества между двумя -- Наполеономъ и Бисмаркомъ. Все это подъ смѣшнымъ предлогомъ, изъ-за котораго даже два джентльмена жокей-клуба не захотѣли бы выйти на баррьеръ въ булонскомъ лѣсу, чтобъ послѣ великолѣпно позавтракать. Ужасъ результата равняется только постыдной ничтожности предлога. Да, большой позоръ для Франціи, стыдъ и позоръ для Пруссіи -- свирѣпо рѣзаться изъ-за шпилекъ мелкаго самолюбія между маленькими субъектами въ родѣ Бенедетти и Антономъ Гогенцоллерномъ, имена которыхъ звучатъ слишкомъ скромно сравнительно съ страшнымъ свистомъ бомбъ и ядеръ. Какіе нибудь три-четыре интригана захотѣли войны, за которую они должны нести отвѣтственность передъ исторіей и человѣческой совѣстью. Они -- настоящіе преступники. А между тѣмъ въ войнѣ этой гибнутъ десятки, сотни тысячъ людей, совершенно непричастныхъ къ дѣлу и ни въ чемъ неповинныхъ... О, какъ глупы, какъ безконечно глупы народы!

Что касается императора Наполеона, виновника этого неизмѣримаго несчастья, то онъ блуждаетъ изъ одной главной квартиры въ другую, встрѣчаемый вездѣ мрачными взглядами, привѣтствуемый холоднымъ, зловѣщимъ молчаніемъ при своемъ пріѣздѣ и отъѣздѣ. Послѣ неоднократныхъ пораженій онъ запирается въ крѣпости Мецъ, и когда приближаются пруссаки, онъ покидаетъ ее, отступаетъ къ Шалону, но предварительно выведя оттуда подвижную гвардію, которой онъ не довѣряетъ. По пути онъ чуть не попадается въ плѣнъ пруссакамъ, и чтобы выручить его изъ бѣды, нужно было разстроить весь боевой порядокъ. При этомъ извѣстіи парижане кричатъ съ негодованіемъ: да почему же Базенъ не позволилъ захватить его? А потому, отвѣчаютъ вамъ, что Бисмаркъ въ своей коварной злобѣ могъ опять навязать его Франціи, чтобы еще болѣе раззорить и унизить ее. Интимные обыватели дворца высылаютъ въ Англію, въ Бельгію, въ Швейцарію своихъ дѣтей, слугъ, багажъ; императорскіе вагоны, съ опущенными сторами, безпрестанно направляются къ границѣ. Однако, еще не вся надежда потеряна. Императрица, по крайней мѣрѣ, все еще надѣется. Между тѣмъ сегодня Жюль Фавръ, нетеряющій бодрости при такомъ сцѣпленіи обстоятельствъ, долженъ предложить въ законодательномъ корпусѣ отстраненіе императора отъ престола, но едвали попытка эта можетъ еще удаться, какъ дня два тому назадъ не удалось подобное же предложеніе Жюля Ферри. Извѣстія объ успѣхахъ, оружія заставятъ отложить этотъ жгучій вопросъ, точно также, какъ будетъ отложено радикальное лекарство, потому что кризисъ, повидимому, будетъ менѣе страшенъ для гражданъ. По той же причинѣ: правительство осаднаго положенія запретило всѣ демократическія газеты, за исключеніемъ блѣднаго "Siecle'я" и чахоточнаго "Avenir National". Даже "le Centre Gauche" подвергся секвестру. Орлеанистскій заговоръ процвѣталъ ужъ слишкомъ энергично. Въ семи или восьми департаментахъ, особенно въ ліонскомъ, тулузскомъ и марсельскомъ, свирѣпствуетъ военный деспотизмъ, чтобы потушить республиканскія вспышки, увѣнчавшіяся успѣхомъ въ нѣкоторыхъ городахъ. Даже Алжирія цѣликомъ была объявлена вг осадномъ положеніи. Но спрашивается, къ чему эта военная строгость? А для того, чтобы организовать нѣсколько волонтерныхъ отрядовъ, неспрашивая предварительнаго разрѣшенія администраціи.

И вотъ въ этомъ положеніи, полномъ тревоги и мучительныхъ опасеній, мы проводимъ дни и ночи, на каждомъ шагу подвергаясь униженіямъ и отчаянію. Подчасъ, правда, посѣщаетъ и насъ надежда, что у Франціи, наконецъ, хватитъ мужества опять вступить въ свою роль и поднять свое оскорбленное достоинство. Мы надѣемся, что она покажетъ себя достойной дочерью своихъ доблестныхъ отцовъ 1792 и 1793 годовъ, но увы!-- послѣ нѣсколькихъ вспышекъ трезвой логики и рѣшимости она опять впадаетъ въ свою тяжелую апатію. Это потому, что имперія безсильна, чтобы спасти страну, и всесильна, чтобы помѣшать ея спасенію. Французская нація -- собственно не нація, а жалкая игрушка бонапартистовъ, орлеанистовъ, легитимистовъ, республиканцевъ и соціалистовъ, которые свирѣпо враждуютъ между собою. Они не хотятъ и не могутъ забыть свои взаимныя оскорбленія, ненависть и ожесточеніе. Нація была глубоко деморализована торжествующимъ coup d'Etat, ниспроверженіемъ права и справедливости и предоставленіемъ верховной власти шайкѣ авантюристовъ. Огрицаясь отъ своего прошлаго, настоящаго и будущаго, нація сама подала руку наглому декабрьскому перевороту, оправдала его своими голосами и восхвалила плебисцитомъ. Она добровольно согнула шею подъ ярмо рабства, потому что рабство было приподнесено ей въ соблазнительной формѣ богатства и легкомыслія, разврата и безстыдства, роскоши и похотливости. Вотъ почему нація падаетъ теперь вмѣстѣ съ человѣкомъ, для котораго она сдѣлалась соумышленницей; вотъ почему ее бьютъ, безгранично унижаютъ: преступленіе дождалось своего праведнаго возмездія.

Затаивъ дыханіе, Европа съ напряженнымъ вниманіемъ слѣдитъ за страшной дуэлью полумилліона людей съ другимъ полумилліономъ.

Общія симпатіи высказались за Пруссію, несправедливо обиженную я подвергшуюся нападенію. Опубликованіе Бисмаркомъ переговоровъ съ Бенедетти было для Пруссіи такъ же важно, какъ стотысячная армія. Они были уже почти забыты -- и вдругъ масса читателей увидѣла въ нихъ страшное разоблаченіе. Въ Германіи поднялся общій крикъ изумленія и негодованія, но нигдѣ умы не были такъ взволнованы, какъ въ Бельгіи и Англіи. Всѣ были тамъ возмущены тѣмъ, какъ бы, нечаяннымъ открытіемъ, что Бонапартъ мечталъ о присоединеніи Бельгіи къ Франціи. Тогда-то въ Англіи всѣ закричали съ ужасомъ: а что же станется съ нами, когда изъ Антверпена въ насъ будетъ направлено дуло французскаго пистолета? Со всѣхъ сторонъ стали требовать вооруженія въ большихъ размѣрахъ, чтобы, въ случаѣ надобности, идти на помощь Пруссіи. Если мы не заступимся за Бельгію, говорили въ одинъ голосъ и органы торіевъ, и ораторы виговъ, то перестанемъ существовать въ Европѣ, и корабль Великобританіи долженъ будетъ отчалить въ Индію или Соединенные Штаты. Слѣдовательно, здѣсь для насъ поставленъ гамлетовскій вопросъ: "to be or not to be". Если мы малодушно покинемъ Бельгію, то неизбѣжно сами будемъ присоединены въ концѣ столѣтія или къ завоевательной Франціи, или къ торжествующей Германіи. Нагъ всего на все считается тридцать милліоновъ человѣкъ -- цифра, довольно крупная, и мы безъ труда можемъ пожертвовать какими цибуль пятью стами тысячъ или даже милліономъ, чтобы поддерживать не Бельгію только, но величіе нашей націи. Убыль эту мы легко наверстаемъ, переставъ высылать, втеченіи трехъ или четырехъ лѣтъ, нашихъ эмигрантовъ со ту сторону океана. Мы богаты, и изъ всѣхъ большихъ государствъ Европы наши финансы находятся въ наилучшемъ порядкѣ. Какой нибудь милльярдъ или нѣсколько милльярдовъ для насъ въ десять разъ менѣе составляютъ, чѣмъ для другихъ, потому что мы возьмемъ деньги эти съ роскоши, изъ нашихъ экономическихъ сбереженій, тогда какъ всѣ другіе народы должны взимать суммы для войны съ предметовъ необходимости. Затянись только та война, въ которой мы будемъ участвовать, хоть на пять лѣтъ,-- и всѣ наши противники обанкротятся. Такъ разсуждала Англія, которую зовутъ purse proud (гордая своимъ кошелькомъ). И вотъ она созвала свою милицію, снарядила матросовъ, солдатъ, опять взялась за пріостановленное вооруженіе, построила нѣсколько новыхъ судовъ. Аргументація эта сопровождалась непосредственнымъ результатомъ. Едва прошли двѣ недѣли послѣ того, какъ Бисмаркъ опубликовалъ бумаги, писанныя собственноручно этимъ несчастнымъ Бенедетти, Англія, Пруссія и Бельгія подписали оборонительный трактатъ, чтобы, въ случаѣ надобности, защищать цѣлость бельгійской территоріи. И вдобавокъ еще договаривающіеся позволили себѣ крайне презрительную насмѣшку: французскому посланнику въ Лондонѣ "разрѣшили" ("autorisaient") присоединить свою подпись къ трактату, заключенному противъ его же правительства.

Между тѣмъ блестящій успѣхъ пруссаковъ крѣпко смутилъ Англію, которая стала теперь такъ же сильно побаиваться за Голландію, какъ прежде боялась за Бельгію. И вотъ сеи-джемскій кабинетъ дѣятельно убѣждаетъ Австрію и Италію сообща употребить посредничество, которое бы положило конецъ опасному преобладанію Пруссіи.

Что касается Италіи, то король Викторъ-Эммануилъ рѣшился во что бы то ни стало вмѣшаться въ распрю, для защиты своего прежняго союзника, императора Наполеона. Однако онъ долженъ былъ уступить упорному сопротивленію своего министерства. Общественное мнѣніе сильно возмутилось: огромное большинство либераловъ сильно настроено за Пруссію вслѣдствіе занятія Рима императорскими войсками, а республиканцы громко требовали войны противъ Бонапарта и немедленнаго занятія Рима. Если бы Викторъ-Эммануилъ продолжалъ настаивать на своемъ, то весьма легко могъ бы рисковать своей короной.

Непогрѣшимый папа, раздраженный выведеніемъ французскихъ войскъ, до сихъ поръ остается первымъ и единственнымъ государемъ Европы, поздравившимъ еретическаго короля Пруссіи съ побѣдой надъ его католическимъ величествомъ. Духовные раздражаются легче всѣхъ другихъ людей и болѣе всѣхъ злопамятны.

Наконецъ-то и имя Австріи уже не будетъ неразрывно связано съ конкордатомъ. Вѣнскій кабинетъ единодушно примкнулъ къ мнѣнію г. Штромейера, министра духовныхъ дѣлъ. Уже самый фактъ папской непогрѣшимости, лишаетъ конкордатъ всякой силы, такъ какъ въ одной изъ договорившихся сторонъ произошло радикальное измѣненіе. Поэтому конкордатъ безъ дальнѣйшихъ церемоній и проволочекъ былъ обратно отосланъ св. отцу. Отнынѣ католическая церковь въ Австріи подчиняется гражданскому законодательству; отнынѣ она утрачиваетъ верховное завѣдываніе народнымъ образованіемъ. Надобно сознаться, однако, что эта церковь, съ своимъ прежнимъ конкордатомъ, успѣла расплодить цѣлое поколѣніе атеистовъ, насколько можно судить по яснымъ, категорически высказаннымъ мнѣніямъ на послѣднемъ съѣздѣ австрійскихъ педагоговъ и воспитателей.

-----

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Событія на театрѣ войны идутъ такъ быстро, что опережаютъ мое перо и типографскій станокъ. Прежде чѣмъ я успѣлъ послѣдовательно разсказать, фактъ за фактомъ, страшную драму, разыгрывающуюся въ самомъ сердцѣ Франціи, въ Парижѣ, и въ сѣверо-восточной ея территоріи, вдругъ, какъ непредвидѣнный ударъ грома, упала сегодня на парижанъ телеграмма о капитуляціи 80-ти тысячной арміи Макъ-Магона и о сдачѣ Наполеона III военноплѣннымъ прусскому королю.

Итакъ вотъ финалъ второй имперіи, созданной кровавымъ переворотомъ 2 декабря и погибшей отъ кроваваго седанскаго дѣла. Франція безъ правительства, безъ войска, раззоренная и оскорбленная, предоставлена великодушію своего побѣдителя. Города и крѣпости ея въ развалинахъ; Парижу съ часу на часъ угрожаетъ осада. Боже мой! Сколько трагическаго и грознаго въ этомъ ужасномъ событіи. Сколько человѣческихъ слезъ и несчастій скрывается за нимъ. Какое жестокое наказаніе -- не говоримъ -- тѣхъ, кто приготовилъ эту катастрофу, а тѣхъ, кто предвидѣлъ, что рано или поздно она должна совершиться, и допустилъ ея исполненіе! Какое торжественное разоблаченіе системы, двадцать лѣтъ державшейся только насиліемъ, лицемѣріемъ и обманомъ! Какой неумолимый приговоръ надъ всей страной, допустившей воцариться этому міру деморализаціи!

Теперь, кажется, ясно для всѣхъ, что это было за величіе, такъ гордо, такъ самоувѣренно выставляемое передъ всей Европой. Въ нѣсколько недѣль, какъ мишура, оно полиняло и изчезло подъ рукой прусскаго солдата. Гдѣ это могущество націи, въ которомъ ее старались постоянно увѣрить оффиціальные и оффиціозные органы? Гдѣ оно? Нѣсколько битвъ разсѣяли его, какъ прахъ, и золотой кумиръ на глиняныхъ ногахъ такъ позорно упалъ подъ собственной своей тяжестію. А между тѣмъ это та же нація, генію которой человѣчество обязано великими пріобрѣтеніями науки и искуства. Это та же армія, которая послѣ 1792 года выдержала напоръ цѣлой Европы и съ Наполеономъ I была побѣдительницей въ трехъ частяхъ свѣта. Это та же великая Франція, но обманутая, истощенная, воспитанная въ школѣ двадцатилѣтняго молчанія и униженія. И вотъ плоды этого порядка вещей! Что должны чувствовать -- если только они способны что нибудь чувствовать -- эти бездушные люди, совѣтовавшіе Бонапарту отнять свободу у своего народа, подстрекавшіе его къ наглому вызову, сдѣланному Пруссіи, и погубившіе вмѣстѣ съ нимъ одну изъ лучшихъ европейскихъ армій? Они были съ нимъ, когда онъ шелъ, увѣренный въ побѣдахъ, но ихъ не было съ нимъ, когда онъ такъ малодушно отдавалъ свою шпагу королю Вильгельму. Вразумитъ ли этотъ историческій урокъ, полный горькой ироніи и великаго трагизма, наше поколѣніе, -- не знаемъ; по крайней мѣрѣ, онъ не долженъ изчезнуть безслѣдно изъ памяти народовъ и правительствъ.

-----

Во Франціи провозглашена республика!

Жакъ Лефрень.

"Дѣло", No 8, 1870

Оставить комментарий Реклю Эли (yes@lib.ru) Год: 1870 Обновлено: 03/06/2023. 122k. Статистика. Статья: Публицистика Публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Война объявлена.- Вспышка шовинизма.- Боевое крещение.- Аванпостная стычка, превращенная в великую победу.- Пресловутый манифест, желающий оправдать войну.- Поражение Фроссара.- Поражение Мак-Магона.- Негодование парижан, обрушившееся на биржу и банкиров.- Объявление Парижа в осадном положении.- Требование оружия.- Положение республиканской и бонапартистской партии во Франции в виду военных событий.- Недоверие правительства к народу и обратно.- Неудачи республиканской пропаганды.- Правительственная инсинуация.- Меры, принятые против ожидавшейся манифестации 29 июля (9 августа).- Замечательные прения в палате в этот день.- Новое министерство Паликао.- Неприятное впечатление, произведенное на парижан составом нового кабинета.- Призыв к оружию холостых 25-35-летнего возраста.- В три дня три поражения.- Бестактность и несообразительность Французских генералов.- Гонение на корреспондентов и боязнь прессы.- Негодование публики против банка и усиленного промена.- Возмутительная мера, принятая против немцев, проживающих во Франции.- Недостаток продовольствия по французской армии.- Дикое нападение на пожарную команду в Лавилетте.- Министерство дает свободу действий орлеанистам.- Еще поражение, прославленное победой.- Падение Наполеоновской династии в общественном мнении Франции.- Первое успешное дело французской армии.- Состояние общественного мнения во Франции, в Париже и в Западной Европе.

Реклю Эли Политическая и общественная хроника

ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ХРОНИКА.

ДНЕВНИКЪ ПАРИЖАНИНА

Реклю Эли
Политическая и общественная хроника