Lib.ru/Классика: Реклю Эли. Политическая и общественная хроника

ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ХРОНИКА.

1) Отреченіе королевы Изабеллы отъ престола, въ пользу принца Астурійскаго.-- Принцъ, еще несовершеннолѣтній, является претендентомъ подъ именемъ Альфонса XII.-- Рожденіе другого Астурійскаго принца,-- Примъ изобрѣтаетъ новую кандидатуру принца Леопольда Гоггенцмернскаго.-- Гнѣвъ, который возбудила эта новость при тюльерійскомъ дворѣ.-- Дерзкій вызовъ герцога Грайона въ законодательномъ собраніи.-- Война началась.-- 2) Взглядъ на современное состояніе Франціи.-- Плебисцитъ неудался.-- Отпаденія Пикара, Жюля Фавра и пр.-- Петиція принцевъ орлеанскихъ о дозволеніи воротиться во Францію.-- Очеркъ исторіи оппозиціи противъ второй имперіи.-- Мистики и раціоналисты.-- Оппозиціонныя газеты.-- Коалиція всѣхъ оппозицій противъ имперіи, дойдя до своего апогея во время послѣднихъ выборовъ, теперь разрушается.-- Лига порядка противъ соціализма.-- Международная ассоціація рабочихъ.-- Кооперація.-- 3) Важныя ошибки французской демократіи.-- Теорія французская и практика англійская въ разсужденіи соціальныхъ реформъ.-- 4) Новое бельгійское министерство.-- Какъ въ конституціонныхъ странахъ либералы бываютъ на практикѣ хуже клерикаловъ.-- Смерть лорда Кларендона и Барбоса.-- Принятіе догмата папской непогрѣшимости.

Еще такъ недавно -- лишь нѣсколько дней тому назадъ -- достаточно было произнести слово "Испанія", чтобы навѣять скуку на читателей, до того всѣмъ опостылѣли увертки и колебанія, характеризующія испанскую политику послѣ сентябрьской революціи. Теперь уже не то, теперь испанскія дѣла возбуждаютъ всеобщій европейскій интересъ. Но не потому, однакожъ, чтобы страна измѣнила характеръ своихъ дѣйствій и твердо и сознательно рѣшилась на выборъ того или другого образа правленія. Испанія, по прежнему, представляетъ изъ себя сказочную многоголовую гидру, и всѣ ея головы, всѣ ея шеи силятся тянуть тѣло каждая въ свою сторону; шеи то вытягиваются съ усиліями, подобно канатамъ, то извиваются, какъ змѣи, пресмыкаясь по землѣ. Примъ и Серрано, оффиціальные руководители анархіи, называемой регенствомъ, представляютъ примѣръ такой закоренѣлой ненависти, какую едва ли можно гдѣ нибудь встрѣтить,-- впрочемъ, виноватъ, г-жи Примъ и Серрано завидуютъ одна другой еще сильнѣе, чѣмъ ихъ мужья.-- Серрано, правда, регентъ королевства, а Примъ по болѣе, какъ президентъ совѣта министровъ, но за то Примъ держитъ въ своихъ рукахъ большую часть арміи, и если Серрано хитеръ, то Примъ еще хитрѣе. Соперничество этихъ двухъ, въ сущности посредственныхъ, личностей можно уподобить соперничеству между Помпеемъ и Цезаремъ (конечно, въ слабой степени -- арена не та, да и люди далеко поплоше); Серрано, при этомъ, розыгрываетъ роль Помпея аристократіи и мадридской буржуазіи, а Примъ -- Цезаря когортъ и народной толпы. Пока эти новѣйшіе дуумвиры не чувствуютъ себя еще въ силахъ нанести одинъ другому смертельный ударъ, они слѣдуютъ общей политикѣ", которая заключается въ стремленіи очищать почву отъ ихъ общихъ враговъ, въ ослабленіи всѣхъ другихъ, болѣе или менѣе враждебныхъ имъ партій, и въ устраненіи всѣхъ претендентовъ на верховную власть надъ Испаніей. Я чтобы удобнѣе и лучше избавляться отъ подобныхъ конкурентовъ, они предлагали имъ тронъ, съ свойственными имъ прямотой и безкорыстіемъ поддерживали конкурента и рекомендовали его благосклонному вниманію испанскаго народа. Результаты ихъ коварной политики слишкомъ хорошо извѣстны.

По пока эти оба безцеремонные въ выборѣ средствъ честолюбца интриговали въ свое удовольствіе, не затрогивая интересовъ чуждыхъ національностей, Европа молча смотрѣла на ихъ продѣлки, тѣмъ болѣе, что сами испанцы, по крайней мѣрѣ, большинство націи, не только не провожали ихъ, своихъ плохихъ актеровъ, свистками и шиканіемъ, но даже одобряли ихъ печальные фарсы. По случилось событіе -- лучше сказать, два событія, дающія поводъ къ иностранному вмѣшательству. Наполеонъ III разсердился; шлюзы разрушены, плотину прорвало, возгорѣлась международная вражда; политическіе подстрекатели забѣгали, засуетились и снова принялись за свое любимое занятіе натравливать людей другъ на друга; блѣдные, потерявшіеся финансовые трусы поспѣшили продать на биржѣ по дешевой цѣнѣ разныя бумажныя цѣнности, находящіяся въ ихъ рукахъ, чѣмъ, конечно, сослужили вѣрную службу биржевымъ спекулянтамъ, умѣющимъ ловить рыбу въ мутной водѣ.

Первое событіе, по предположенію его авторовъ, должно было немедленно измѣнить колеблющееся положеніе вещей въ Испаніи въ прочное и солидное, но, къ ихъ горести, оно не только не оказало ожидаемаго дѣйствія, но даже прошло совершенно незалѣченнымъ. Королева Изабелла перестала царствовать -- она теперь и сама объявляетъ объ этомъ. Она передаетъ престолъ своему сыну Альфонсу. Старая королева Христина и императрица Евгенія давно уже совѣтовали Изабеллѣ рѣшиться на этотъ шагъ, но она долго колебалась...

Въ одинъ изъ послѣднихъ дней прошлаго мѣсяца друзья и обычные посѣтители этого двора in partibus infidelium были приглашены эко-королевою для присутствованія на торжественной церемоніи. На Изабеллѣ было розовое платье, отдѣланное бѣлыми кружевами; въ полосахъ и на шеѣ ея блестѣли дорогіе жемчужные уборы, а на груди красовалась драгоцѣнная брилліантовая брошка. Весь въ черномъ, съ важнымъ видомъ стоялъ подлѣ лея инфантъ Альфонсъ. Сзади него помѣщался кузенъ Себастіанъ, тотъ самый, что продалъ своей кузинѣ испанскую корону въ то время, какъ она ею уже давно владѣла. Старая королева Христина, нѣсколько инфантовъ, дюжины двѣ представителей эмигрировавшей испанской знати, нѣсколько иностранцевъ, приглашенныхъ для торжественнаго случая, группировались сзади Изабеллы. Толпа лакеевъ на другомъ концѣ залы какъ бы представляла изъ себя всѣ народы, подвластные испанской коронѣ. Въ присутствіи этого собранія, ея католическое величество, королева Изабелла II прочла свой манифестъ къ Европѣ и къ испанской націи. Предпославъ пышную апологію своему 3о-лѣтнему царствованію, которая являетъ міру разсказъ о сколь славномъ, мудромъ, столь же героическомъ, кроткомъ и милостивомъ правленіи королевы, одаренной всѣми добродѣтелями, -- наилюбезнѣйшая дочь святого отца папы объявляетъ, что она навсегда отказывается возвращаться въ милую ей Испанію, которую она такъ горячо любила. По своей доброй волѣ, безъ всякаго посторонняго понужденія она отказывается отъ своей королевской власти и отъ всѣхъ политическихъ правъ съ нею сопряженныхъ. Эту власть и право, принадлежащія испанской Коронѣ, она, сообразуясь съ отечественными законами, добровольно передаетъ своему любезному сыну, дону Альфонсу, принцу астурійскому, оставляя за собой права матери и попечительницы, такъ какъ донъ Альфонсъ не достигъ еще законнаго совершеннолѣтія. Другими словами, Изабелла II, отказываясь отъ правъ царствующей королевы, желаетъ утвердить за собой права регентши.

Окончивъ чтеніе, экc-королева сжала въ рукѣ бумагу и гордо осмотрѣла всѣхъ присутствующихъ, которые -- конечно, за исключеніемъ лакеевъ -- бросились къ ногамъ мальчика, чувствующаго себя очень неловко во фракѣ; мужчины и старцы цѣловали руку ребенка, который еще наканунѣ торжественнаго событія съ грѣхомъ пополамъ сдавалъ свой урокъ чистописанія. Преклонились предъ новымъ королемъ -- его сестры, даже его бабушка, мать эко-королевы Изабеллы, экc-королева Христина.

По нѣсколько человѣкъ, присутствіе которыхъ было необходимо при этомъ торжествѣ, не явились на приглашеніе Изабеллы II. Каждый могъ замѣтить отсутствіе старшей дочери королевы, которая, къ слову сказать, имѣетъ не мало приверженцевъ, и въ ихъ числѣ своего вотчима. Не было здѣсь и принца джиржентскаго, члена королевской фамиліи, не было даже мужа экс-королевы, принца ассизскаго; не было даже знаменитаго Марфори. Послѣдній, какъ говорятъ, впалъ въ немилость и замѣщенъ какимъ-то другимъ фаворитомъ, а донъ Францискъ ассизскій продолжаетъ дѣлать скандалъ за скандаломъ своей супругѣ. Пока Изабелла была оффиціально королевой, донъ Францискъ ей повиновался безпрекословно, но послѣ сентябрьской революціи онъ счелъ себя, наравнѣ съ прочими подданными Изабеллы, совершенно эманципированнымъ отъ ея власти. Ихъ споры дошли до того, что была пущена въ ходъ французская гербовая бумага, но общіе друзья обоихъ супруговъ поспѣшили уладить дѣло миролюбиво, не доводя его до обсужденія судомъ. Королева согласилась выплачивать своему супругу опредѣленный пенсіонъ, а онъ обязался оставить ее въ покоѣ. Однакожъ этимъ разлученіемъ супруговъ дѣло не кончилось. Вскорѣ донъ Францискъ снова прибѣгъ къ гербовой бумагѣ и просилъ судъ назначить судебнаго пристава для взысканія съ его августѣйшей супруги пенсіона, который она не платитъ ему, донъ Франциску. Въ качествѣ супруга и главы семьи онъ даже предъявлялъ требованіе на всѣ 30 милліоновъ, которые, кромѣ коронныхъ брилліантовъ, Изабелла успѣла вывезти изъ Испаніи,-- но не могъ ихъ оттягать и взялъ свое прошеніе назадъ.

Однакожъ никто изъ присутствующихъ на торжественной церемоніи не показалъ и вида, что замѣчаетъ отсутствіе мужа королевы, и церемонія прошла своимъ порядкомъ, не отступая отъ программы, составленной въ будуарѣ императрицы Евгеніи. По окончаніи ея, новое католическое величество, во владѣніяхъ котораго никогда не заходитъ солнце, Альфонсъ XII -- или лучше маленькій Альфонсито,-- подозвалъ къ себѣ одного изъ своихъ товарищей. "Сесто, сказалъ онъ, -- я хочу показать тебѣ мой новый велосипедъ: посмотри-ка какой онъ красивый."

Замѣтимъ, между прочимъ, что мадридскіе изабелисты выразили свое неудовольствіе на Изабеллу за то, что она рѣшилась на такой важный шагъ, по посовѣтовавшись съ ними; они упрямо продолжаютъ называть себя приверженцами Изабеллы и знать не хотятъ ни о какихъ перемѣнахъ.

Въ тоже время, въ Женевѣ, у претендента донъ Карлоса, родился другой принцъ астурійскій, Карлмто. Конечно, приверженцы донъ Карлоса поспѣшили отпраздновать это счастливое событіе, возбудившее почему-то въ нихъ новыя надежды. Святой отецъ пана послалъ новорожденному такое же благословеніе, какое онъ далъ прежде сыну Изабеллы. Но вѣдь папа теперь непогрѣшимъ; его благословеніе получаетъ вслѣдствіе этого особенную важность: не возьметъ ли онъ на себя труда разрѣшить, который же изъ двухъ астурійскихъ принцевъ настоящій -- Карлито или Альфонсито?

Манифестъ отреченія, съ которымъ Изабелла обратилась къ "своему народу всѣхъ Испаніи", не произвелъ никакого эффекта. Въ Испаніи ужь слишкомъ привыкли къ подобнымъ актамъ, ибо это обреченіе -- седьмое но счету только въ одномъ нынѣшнемъ столѣтіи. Прокламація Изабеллы прошла бы совершенно незамѣченною, если бы не одинъ ея параграфъ, возбудившій всеобщее неудовольствіе, -- не тотъ, гдѣ она говоритъ, что гордится тѣмъ, что стала предметомъ ненависти и на нее выпала доля очистительной жертвы враждующихъ партій, -- а слѣдующій:

"Никогда эшафотъ не былъ воздвигнутъ по моей волѣ... я всегда вырывала у него жертвы, которыя мнѣ было позволено спасти..."

Не думаетъ ли эта злопамятная, жестокая, легко предающаяся сильному гнѣву женщина,-- отвѣчаютъ ей испанцы,-- что мы забыли уже о тѣхъ страшныхъ осужденіяхъ массами, которыми прославились ея любезные министры 0`Доннель и Парваецъ; не полагаетъ ли она, что мы забыли о ея постоянныхъ отказахъ миловать или облегчать участь осужденныхъ, съ предложеніемъ о чемъ къ ней обращались ея же кровавые министры или друзья и родственники осужденныхъ; -- въ Прадо до сихъ поръ показываютъ стѣну, всю испещренную пулями, подлѣ которой втеченіе цѣлой недѣли, каждое утро разстрѣливали лучшихъ и великодушнѣйшихъ солдатъ и офицеровъ испанской арміи.

Хотя Изабелла медлила съ своимъ отреченіемъ болѣе полутора года, однакожъ она все-таки поторопилась послѣдовать совѣтамъ своей покровительницы, императрицы Евгеніи, и обезоружила себя наканунѣ событія, которое можетъ имѣть самыя неожиданныя послѣдствія. Къ удивленію всѣхъ, нашелся иностранный принцъ, который согласился принять испанскую корону; этотъ принцъ -- членъ прусской королевской фамиліи, старшій братъ Карла румынскаго, Леопольдъ Гогенцолернъ, полковникъ, или, кажется, поручикъ прусской службы. Гогенцолернамъ рѣшительно везетъ, ихъ. Фонды стоятъ очень высоко, въ то же время фонды Кобурговъ быстро понизились.

Наполеонъ III никакъ не ожидалъ такого удара со стороны Бисмарка. Переговоры по поводу кандидатуры Гогенцолерна начались еще въ апрѣлѣ. Король Вильгельмъ тогда же заявилъ, что онъ вовсе не желаетъ новаго престола для своего дома; принцъ Леопольдъ, съ своей стороны, поклялся, что онъ ненавидитъ блескъ и роскошь, и скромные поручичьи эполеты предпочитаетъ всякимъ честолюбивымъ стремленіямъ. Представитель французскаго бонапартизма повѣрилъ этимъ утвержденіямъ и успокоился. Вдругъ онъ узнаетъ, что къ Гогенцолерну явилась новая депутація отъ Прима и принцъ окончательно принялъ кандидатуру на испанскій тропъ. Наполеонъ Бонапартъ тогда увидѣлъ, что его другъ Примъ и ученикъ Бисмаркъ съиграли съ нимъ новую ловкую штуку. Французскій императоръ, пустивъ въ ходъ хитрость и интриги, успѣлъ отстранять кандидатуру Орлеана-Монпансье, и вдругъ взамѣнъ ему предлагаютъ прусскаго Гогенцолерна -- какъ тутъ не раздражиться!

Съ негодованіемъ и гнѣвомъ заговорилъ Наполеонъ III и его министры. Они увидѣли, что проведены кругомъ, что ихъ посланники въ Берлинѣ и Мадридѣ плохо исполняли свою обязанность и даже не подозрѣвали о готовящемся ударѣ; самъ французскій министръ иностранныхъ дѣлъ, введенный въ заблужденіе своими агентами, наивно полагалъ, что Примъ по прежнему ведетъ пустые переговоры съ принцемъ аостскимъ. Фактъ неловкости французскаго правительства былъ слишкомъ очевиденъ и не требовалъ никакихъ комментарій.

Пидъ вліяніемъ раздраженія своего владыки, министръ Грайонъ взошелъ на трибуну законодательнаго собранія и задорнымъ тономъ, какъ бы полуобнажая мечъ, произнесъ:

"Справедливо, что маршалъ Примъ предложилъ испанскую корону принцу Леопольду гогенцолернскому, а этотъ послѣдній ее принялъ; но испанскій народъ еще не высказалъ своего мнѣнія по поводу этой кандидатуры, и намъ еще неизвѣстны подробности переговоровъ, веденныхъ втайнѣ.

"Что касается кандидатуры гогенцолернскаго принца, мы питаемъ твердую надежду, что она не осуществится; въ томъ намъ порукою мудрость германскаго народа и дружба съ нами испанскаго.

"Мы не думаемъ, чтобы уваженіе къ правамъ сосѣдней націи обязывало насъ спокойно смотрѣть, какъ сильная иностранная держава сажаетъ одного изъ своихъ принцевъ на тропъ Карла V, уничтожаетъ дѣйствительное равновѣсіе силъ Европы, наноситъ вредъ интересамъ Франціи и затрогиваетъ ея честь.

"Если они будутъ настойчиво преслѣдовать свои намѣренія, мы безъ колебанія и слабости исполнимъ свой долгъ."

Что вы хотѣли сказать своими словами, г. Грамопъ? Не заключается ли въ нихъ тотъ смыслъ, что если Бисмаркъ станетъ помогать кузену своего короля, вы объявите войну Пруссіи? Если управляющіе кортесы большинствомъ голосовъ изберутъ непріятнаго для васъ кандидата, вы объявите войну Испаніи? Не такъ ли, г. Грамонъ?

Вы бравируете, г. Грамонъ, вы не обращаете вниманія ни на чьи права, вы не соображаетесь съ дипломатическими приличіями; вы какъ бы намѣренно стараетесь оскорбить законную національную щекотливость другихъ народовъ. Вы говорите тономъ господина, но не имѣя права, имѣете ли вы, по крайней мѣрѣ, достаточную силу, чтобы поддержать принятую на себя роль? Не забывайте, что вы вовлечете Францію въ войну съ Испаніей, съ Пруссіей, лучше сказать, съ цѣлой Германіей и съ Италіей. Прибавьте еще войну съ Китаемъ, о которой уже начинаютъ поговаривать, ибо ваши іезуиты, которымъ вы дали право дѣйствовать именемъ Франціи, съумѣли довести до отчаянія самое кроткое, самое снисходительное въ религіозныхъ вопросахъ населеніе, такъ что оно истребило всѣхъ вашихъ миссіонеровъ, присланныхъ въ Китай изъ Парижа. И вы думаете, г. Грамонъ, министръ иностранныхъ дѣлъ, что вмѣстѣ съ своимъ товарищемъ Лебефомъ, военнымъ министромъ, вы будете въ состояніи бороться съ столькими врагами? И вы полагаете, что Франція послѣдуетъ за вами противъ этой коалиціи половины Европы съ Китаемъ и, какъ въ 1793 году, дастъ отпоръ въ одно время 14 арміямъ?

Замѣтьте, г. Грамопъ, къ какимъ результатамъ привело ваше энергическое заявленіе противъ кандидатуры принца гогенцолернскаго -- оно тотчасъ же дало принцу приверженцевъ не только въ Пруссіи, но также и въ Испаніи, не говоря о странахъ, менѣе заинтересованныхъ въ дѣлѣ. Дальнѣйшіе ваши протесты еще болѣе улучшатъ его дѣло. Несравненно полезнѣе было бы для васъ, еслибъ вы приняли на себя роль покровителя сказаннаго принца, обѣщали ему какія нибудь ничтожныя субсидіи; повѣрьте, что такими дѣйствіями вы несравненно легче и скорѣе уничтожили бы возможность его кандидатуры. Потрудитесь еще немного подумать, г. Грамонъ, и вы увидите, что васъ одурачили не только Примъ и Бисмаркъ, въ чемъ вы великодушно сами сознались, но еще болѣе вы сами себя одурачили. Для всякаго, кто хоть сколько нибудь знаетъ положеніе Испаніи, очевидно, что Примъ предлагалъ испанскую корону Гогенцолерну также серьезно, какъ и десятку другихъ кандидатовъ. Онъ опять выступилъ съ своимъ обычнымъ фарсомъ, а вы этому фарсу придали важность великаго государственнаго вопроса!-- Такъ не должны поступать солидные дипломаты и министры.

Выкинувъ эту новую штуку на удивленіе всѣхъ простачковъ, Примъ серьезно отвѣчалъ французскому правительству, что "онъ по намѣренъ производить никакого государственнаго переворота для утвержденія на испанскомъ тронѣ Леопольда гогенцолернскаго, что избраніе короля зависитъ вовсе не отъ него, маршала Прима, а отъ свободныхъ независимыхъ кортесовъ, и что гордая Испанія не потерпитъ ничьего внѣшняго вмѣшательства въ свои внутреннія дѣла."

Не знаю, ожидалъ ли г. Грамонъ получить этотъ отпѣтъ, который могъ предсказать каждый нотаріальный клеркъ, ежедневно внимательно прочитывающій газеты въ своемъ кафе? Или, можетъ быть, онъ разсчитывалъ на что нибудь другое?

Съ своей стороны, король Вильгельмъ и Бисмаркъ, съ благоразуміемъ, нѣсколько оттѣненнымъ угрозой, отвѣчали французскому правительству, что Пруссія не станетъ вмѣшиваться въ дѣла принца Леопольда, но если Франція ищетъ ссоры съ Германіей, -- тѣмъ лучше! Мы не имѣемъ нужды въ предлогахъ къ войнѣ, и пусть отвѣтственность за нее упадетъ на голову Франціи.

Что касается Франціи, имя которой такъ часто произносилось во всѣхъ этихъ раздражающихъ дебатахъ, она смотритъ впередъ далеко не увѣренно и съ душевнымъ безпокойствомъ ожидаетъ приближенія бури, которая собирается на ея горизонтѣ. Выключая нѣкоторыхъ офицеровъ, армія не болѣе заботится о славѣ, какъ и народъ -- довольно ея уже выпадало на долю Бонапартовъ; люди болѣе развитые убѣждены, что внѣшняя война вовсе не нужна для внутреннихъ перемѣнъ, что она будетъ пагубна для народа въ случаѣ пораженія, и еще на губнѣе послѣ одержанной побѣды.

По фактъ совершился, война объявлена, какъ это и предвидѣли послѣ вызова г. Грамона.

Франція не была спрошена, потому что эта война не есть выраженіе народнаго негодованія или оскорбленной чести, какъ стараются увѣрить насъ оффиціальные органы второй имперіи -- а слѣдствіе придворныхъ интригъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Наконецъ Германія находитъ великолѣпный случай осуществить свою великую мечту національнаго единства, и она воспользуется своимъ положеніемъ. Рано или поздно Германія вся послѣдуетъ за Пруссіей. Съ одной стороны будутъ стоять громадныя войска, народный энтузіазмъ, старыя антипатіи и законное негодованіе. Съ другой стороны -- но что же съ другой стороны?-- Изношенная наполеоновская идея, для всѣхъ понятная ложь обѣщанія сражаться за свободу и прогрессъ и, наконецъ.... давно изчезнувшее очарованіе имени Бонапартовъ.

Довольно горькихъ размышленій, теперь слово принадлежитъ картечницамъ (митральезамъ).

II.

Плебисцитъ во Франціи былъ побѣдой макіавелизма, но эта, повидимому, громадная побѣда сопровождалась лишь самыми жалкими результатами. Онъ смертельно ранилъ императорскій парламентаризмъ, по нисколько не улучшилъ положенія второй имперіи, и если онъ не повлекъ за собой тотчасъ же серьезный кризисъ, то этимъ обязанъ отчасти самой оппозиціи.

Республиканцы и революціонеры избавились, наконецъ, отъ замѣшательства, какое они испытывали со времени побѣды, одержанной бонапартистами. Они спросили себя: дѣйствительно ли то была побѣда? Не слишкомъ ли легко и скоро повѣрили он тѣмъ людямъ, которые убѣждали ихъ, что битва была ими проиграна? И они увѣрились, что безпокоились понапрасну, что теперь наступило время водворить порядокъ въ ихъ рядахъ, снова устроиться, отдать руководительство партіей другимъ людямъ и составить другую программу своей дѣятельности.

Разстройство партіи прежде всего обнаружилось отпаденіемъ депутата Пикара и 15 другихъ слишкомъ честолюбивыхъ его товарищей. Предполагая, что знаменитый плебисцитъ далъ бонапартизму рѣшительную побѣду, они отказались отъ своей роли непримиримыхъ и офиціально заявили, что они готовы занять министерскія мѣста, но примѣру Оливье, и даже ne прочь замѣнить вышесказаннаго господина на его почетномъ посту. Республиканскія газеты, давно предвидѣвшія это событіе и жарко его обсуждавшія, ограничились теперь простымъ констатированіемъ факта. Пикаръ пытался объяснить свое отпаденіе желаніемъ создать правый отдѣлъ лѣвой стороны, -- ему отвѣтили, что ему не сдѣлаютъ никакого возраженія, если онъ составитъ лѣвый отдѣлъ правой стороны. Пикаръ продолжалъ оправдываться, настаивая на томъ, что онъ имѣлъ въ виду единственную цѣль: открыть либераламъ всѣхъ оттѣнковъ возможность перехода на лѣвую сторону,-- ему отвѣчали совершеннымъ исключеніемъ его изъ списковъ лѣвой, и когда онъ явился въ клубъ, котораго онъ былъ до сихъ поръ членомъ, ему подъ самымъ носомъ заперли дверь. Пикаръ -- третій изъ числа знаменитыхъ пяти, который измѣняетъ своему знамени; онъ слишкомъ растолстѣлъ и облѣнился, и у него болѣе не хватаетъ моральной силы, чтобы идти впередъ по тернистой оппозиціонной дорогѣ, которая неминуемо должна привести къ рѣшительному перевороту; обезсиленный, онъ упалъ, но не въ пропасть, а просто въ лужу; онъ упалъ туда послѣ Оливье, который, въ свою очередь, присоединился къ Даримону.

Разложеніе старинной буржуазной лѣвой, конечно, здѣсь не остановится. Уже давно толкуютъ о вѣроятномъ, неминуемомъ, можно даже, пожалуй, прибавить, необходимомъ отпаденіи знаменитаго оратора, четвертаго изъ пяти, Жюля Фавра. Его тоже начинаетъ донимать удушье, и онъ спотыкается на трудной дорогѣ. Ходитъ слухъ, что онъ окончательно разошелся съ крайней лѣвой, предводимой Греви. Это возможно, но тѣмъ не менѣе, въ вопросѣ, о которомъ идетъ рѣчь, мы сами вотировали бы вмѣстѣ съ Жюль Фавромъ. Дѣло шло о разрѣшеніи принцамъ Орлеанскимъ возвратиться во Францію. Какое бы мнѣніе ни было составлено относительно чистоты намѣреній этихъ принцевъ, извѣстно, что они не произвели никакого нарушенія закона; извѣстно, что они граждане Франціи и что, какъ гражданамъ, имъ нельзя отказать въ правѣ проживать въ отечествѣ, иначе ихъ ставятъ внѣ закона, отказываютъ имъ въ справедливости. Ставить ихъ внѣ права -- не значитъ ли это бояться ихъ болѣе самой несправедливости. Но развѣ существуетъ какое нибудь основаніе для подобной боязни? Къ тому же, если есть во Франціи человѣкъ, который болѣе другихъ не имѣетъ права противиться возвращенію принцевъ Орлеанскихъ во Францію, -- такъ это Наполеонъ III; онъ самъ былъ изгнанникомъ и 2 октября 1849 года, черезъ своего кузена Жерома, представилъ учредительному собранію прошеніе о возвращеніи Бурбоновъ и Орлеановъ, ссылаясь на то, что жестокіе законы, осуждающіе гражданъ на изгнаніе, никогда не спасли ни одного правительства". И однако же онъ такъ непослѣдователенъ, что теперь противится возвращенію Орлеановъ, и тѣмъ, конечно, сооружаетъ принцамъ пьедесталъ изъ той несправедливости, которую онъ совершаетъ противъ нихъ, и хотя мы не питаемъ никакой нѣжности къ этимъ изгнанникамъ, но сожалѣемъ, вмѣстѣ съ Жюлемъ Фавромъ, что не вся республиканская партія соединилась для подачи голоса въ пользу уничтоженія несправедливаго закона.

По мѣрѣ того, какъ приближаются великія событія, но мѣрѣ того, какъ все яснѣе и яснѣе обрисовывается эскизъ предстоящихъ преобразованій соціальнаго строя французскаго общества, либералы, испытывающіе страхъ передъ соціализмомъ, удаляются изъ оппозиціи и примыкаютъ къ консерваторамъ. Ихъ можно сравнить съ лошадьми, которые старательно везли колесницу демократіи къ полю сраженія, но въ виду непріятельскихъ линій они становятся на дыбы и, не имѣя возможности убѣжать, такъ какъ ихъ сдерживаетъ хомутъ, они стремительно поворачиваютъ и хотятъ увлечь колесницу назадъ. Чтобы удержать ихъ, приходится употребить въ дѣло знакомый имъ бичъ, и бить ихъ уже не по крупу, а по мордѣ.

Пишущій эти строки, въ началѣ своей политической жизни, находясь подъ вліяніемъ демократическихъ идей республики 1848 года, въ то время ненавидѣлъ Жюля Фавра всѣми силами своего наивнаго сердца; онъ смотрѣлъ на него почти какъ на злодѣя, низвергнутаго адомъ. При воспоминаніи объ участіи, принимаемомъ Жюлемъ Фавромъ въ кровавыхъ іюньскихъ дняхъ, можетъ быть, еще болѣе печальныхъ, чѣмъ страшная декабрьская ночь, пропадалъ всякій энтузіазмъ къ лучшимъ рѣчамъ этого оратора противъ второй имперіи, которыя однакожъ, конечно, помимо желанія самого оратора, способствовали ея укрѣпленію. Ненависть, безъ сомнѣнія, въ свое время улеглась, но не замѣнилась расположеніемъ; втеченіе 15 лѣтъ, когда Жюль Фавръ былъ признаннымъ ораторамъ демократіи, я всегда относился къ нему съ большой сдержанностію; съ неменьшей сдержанностію намѣреваюсь я поступать и теперь въ виду неминуемаго отдѣленія Жюля Фавра отъ демократіи. Въ послѣднее время партіи слишкомъ злоупотребляли словами: безчестность, измѣна, подлость. Даже Эмиль Оливье, возбуждающій во мнѣ самыя недружелюбныя чувства, по моему мнѣнію, скорѣе человѣкъ одураченный, -- одураченный своимъ тщеславіемъ и честолюбіемъ; онъ просто сплетникъ, одаренный пылкимъ воображеніемъ и живымъ краснорѣчіемъ, который увѣрилъ самъ себя, что онъ второй Бенжаменъ Констанъ, и что ему удается осуществить примиреніе второй имперіи съ свободою. Жюль Фавръ, dicendi peritus, передающій самыя плохенькія идеишки великолѣпнымъ, увлекательнымъ языкомъ, при артистической внѣшности, имѣетъ чисто буржуазную душу. Люди, таковы, какъ они есть, не могутъ возвыситься надъ извѣстными чувствами, извѣстными понятіями, однимъ словомъ, надъ своей средой. Не всѣ птицы одинаково могутъ пересѣкать всѣ области воздушнаго пространства; однѣ породы летаютъ въ самыхъ высокихъ слояхъ, другія только въ низшихъ, и ни одна порода не можетъ подняться выше извѣстнаго предѣла, ей свойственнаго. Съ перваго взгляда можетъ, пожалуй, казаться, что воробей по временамъ залетаетъ также высоко, какъ ласточка, какъ соколъ, но это только кажется. Даже голубь, этотъ неутомимый курьеръ, обгоняющій самый вѣтеръ, когда его въ воздушномъ шарѣ перенесутъ за облака, выказываетъ безпокойство и дрожитъ, и если пытаются бросить его въ пространство, онъ отчаянно ухватывается за веревку. То же бываетъ и съ людьми; дойдя до извѣстной высоты и они почувствовавъ внезапный страхъ, крѣпко ухватываются за веревку. Во Франціи, странѣ равенства и методы Жакото, совершенно неосновательно требуютъ отъ всѣхъ гражданъ одинакихъ способностей; отъ горнаго воробья, честно поддерживающаго свою жизнь пищей, извлекаемой имъ изъ лошадинаго навоза, разбросаннаго на улицахъ,-- французы требуютъ то легкаго перепархиванья съ цвѣтка на цвѣтокъ, что свойственно колибри, питающемуся медомъ,-- то силы и энергіи въ борьбѣ, характеризующихъ кондора, разсѣкающаго воздухъ надъ американскими Андами.

Констатировавъ факты послѣдовательныхъ отпаденій отъ демократической партіи, можно бы было перейти къ описанію противоположныхъ фактовъ, но лучше сперва бросить бѣглый взглядъ на исторію этой партіи въ послѣдніе годы.

Послѣ государственнаго переворота, послѣ своей побѣды, бонапартизмъ кололъ и рубилъ безъ разбора соціалистовъ, республиканцевъ и революціонеровъ всѣхъ школъ, всѣхъ оттѣнковъ и всѣхъ степеней; онъ употреблялъ въ дѣло безразлично пику, шпагу и штыкъ, онъ пришибалъ дубиной, распластывалъ молотомъ, -- онъ билъ и вдоль и поперегъ. Слѣдуетъ отдать справедливость Морни, Эспинасу, Нанроберу, Флери, Сент-Лрно, Пьетри, Корта, Дюлаку, Форэ и другимъ, что они набросились на побѣжденную республику съ такимъ же остервенѣніемъ, съ какимъ они вторгались въ аулы арабовъ и кабиловъ. Послѣ кровавыхъ экзекуцій не осталось почти и слѣда враждебныхъ партій; оставались еще кое-гдѣ раненные; спасаясь отъ преслѣдованіи, они удалились въ глушь и засѣли но разнымъ трущобамъ. О партіи осталось одно воспоминаніе; были личности, но группъ, массъ болѣе не существовало,-- онѣ были окончательно разсѣяны.

Въ то самое время, какъ власть заключала въ тюрьмы и изгоняла въ ссылку побѣжденныхъ, они сами, падая морально подъ тяжестью ударовъ, помогали своему соціальному разрушенію: одни удалились въ степи и лѣса и занялись сельскимъ хозяйствомъ; другіе углубились въ химію, физику; третьи вступили въ торговыя и промышленныя предпріятія; тотъ ударился въ схоластику, этотъ въ математику. Я зналъ одного, который усиленію, со страстію принялся за отыскиваніе простыхъ логарифмовъ; онъ постоянно производилъ вычисленія надъ числами, состоявшими буквально изъ сотень цифръ. Иные умерли забытые всѣми, иные погибли отъ отчаянія.

Такое положеніе существовало долгое время. Наконецъ, многіе изъ тѣхъ, кто считалъ себя убитыми, открыли глаза, подняли голову, ощупали себя со всѣхъ сторонъ, и изумились, замѣтивъ въ себѣ признаки жизни. Они поднялись на ноги, попробовали пройтись взадъ и впередъ, осмѣлились заговорить сначала знаками и качаніемъ головы, а потомъ и словами, и увидѣли, что не все еще погибло. Вторая имперія разбила и потрясла всю ихъ организацію; естественно, что они прежде всего позаботились собрать въ группы разсѣянные повсюду остатки ихъ прежней организаціи.

Въ то время въ воздухѣ уже нѣсколько прояснѣло, дышать было не Такъ тяжело, какъ прежде; недовольные, даже равнодушные собирались въ группы. Они занимались всѣмъ и толковали обо всемъ, за исключеніемъ второй имперіи и дѣлъ правительственныхъ. Ихъ занятія и рѣчи не тревожили правительство, которое увѣрило себя, что граждане перестали интересоваться политикой и рѣшились быть только пассивными плательщиками податей, соглашающимися на всякія правительственныя мѣры. Даже Фаллу, Бельо и Монталамберъ, лицемѣры, помогшіе утвержденію второй имперіи и теперь будировавшіе противъ нея (находя, что имперія предоставила имъ слишкомъ малую долю при раздѣлѣ), съ своей стороны, также ораторствовали въ оппозиціонныхъ салонныхъ собраніяхъ. Громче всѣхъ шумѣло сеи-жермепское предмѣстье, гдѣ собирались толстые орлеанисты и тучныя вдовушки изъ партіи генрикникистовъ; шумъ ихъ эпиграммъ и злословія заглушалъ шопотъ республиканцевъ. Отсюда вышла оппозиція французской академіи, руководимой Тьеромъ и Гизо, до того надоѣдавшая правительству, что оно рѣшилось на подкупъ ея членовъ одного за другимъ. Прево-Парадоль, послѣдній изъ тѣхъ, кого успѣли подкупить, взялъ съ правительства только мѣсто посланника въ Соединенныхъ Штатахъ. Тогда было доброе время магнетизма, спиритуализма и вертящихся столовъ; мало-по-малу табуреты стали подозрительными, за стульями примѣчались разные опасные признаки; полиція забила тревогу,-- какъ, въ самомъ дѣлѣ, подвергнуть аресту кругленькій столикъ, какъ присудить къ штрафу какую нибудь шляпу? Перчатки Морни были похищены и снесены къ знаменитой въ то время ясновидящей, которая прорекла надъ ними такой приговоръ: "это перчатки плута, это онъ укралъ банковые билеты". Колдунъ Эдмондъ имѣлъ у себя руку Бонапарта, испещренную разными знаками; высшая власть наложила на него свою руку и запретила ему промышлять на будущее время. Въ высшемъ свѣтѣ только и толковъ было, что о фантастическихъ сеансахъ некроманта Юма, свояка графа Кушелева-Безбородко; съ большимъ пафосомъ франты разсказывали дамамъ и дѣвицамъ о вызываніи духа Бонапарта-дяди, представшаго предъ очи своего племянника-Бонапарта; о томъ, какъ разсерженный духъ грозно ударилъ ногой о землю и изчезъ. Мистицизмъ сталъ вопросомъ дня и пріобрѣлъ себѣ цѣлую кучу прозелитовъ; явилось множество прожектеровъ перестроенія общества на новыхъ началахъ, заговорили о всеобщемъ христіанскомъ союзѣ, о религіи всеобщаго сознанія и пр., и пр. Одинъ аббатъ захотѣлъ воскресить доктрины кабалистики, тайны магіи; онъ пустилъ въ ходъ тароковыя карты съ полу-спиригуальными, полу-мистическими пѣснями, въ которыхъ религія перемѣшана съ атеизмомъ,-- синильная кислота, распущенная въ тающихъ во рту конфектахъ. Аббата заперли въ тюрьму; но нельзя было подыскать никакихъ доказательствъ противъ него; онъ практиковался у іезуитовъ и давалъ уроки Ренану. По самымъ оригинальнымъ событіемъ этой категоріи была попытка нее-друидовъ, людей просвѣщенныхъ, наивныхъ и милыхъ, "возродить Галлію посредствомъ воскрешенія доктрины безсмертія". Они настолько были убѣждены въ политическомъ и соціальномъ значеніи ихъ предпріятія, что редакторъ ихъ газеты началъ съ того, что написалъ свое завѣщаніе и приготовилъ все для путешествія въ Кайену; онъ былъ искренно увѣренъ, что его постигнетъ это наказаніе за напечатаніе легендъ пѣвца Мерлина, за разъясненіе тріадъ и доктринъ барда Тальезина. Онъ былъ правъ, этотъ милѣйшій редакторъ, впослѣдствіи сдѣлавшійся почтеннымъ парижскимъ промышленникомъ: мистическая кельтская тріада "жизнь, любовь, свѣтъ", фатально, лучше сказать, натурально сходилась съ другой тріадой, составившей девизъ французской революціи: "свобода, равенство, братство". Все это были революціонеры-мистики. Революціонеры же раціоналисты нашли себѣ точку опоры въ франк-массонствѣ, которое ихъ трудами и вліяніемъ, преобразилось и совсѣмъ разорвало съ католичествомъ. Новое франк-массонство демократично какъ въ своихъ политическихъ и соціальныхъ, такъ равно и въ религіозныхъ доктринахъ.

Прошло нѣсколько лѣтъ, и соединенныя оппозиціи рѣшились наконецъ выступить на политическую почву. "Siècle", буржуазная газета, оставаясь на буржуазной почвѣ, своими угрюмыми статьями поддерживалъ неудовольствіе во французскихъ лавочкахъ. "Charivari", надобно отдать ему справедливость, былъ первый, заговорившій отъ чистаго сердца; съ удивительнымъ тактомъ и здравымъ смысломъ, подъ шутливой оболочкой, онъ серьезно и ѣдко критиковалъ существующее положеніе; и, съ каждымъ нумеромъ, его карандашъ, притупленный полиціей, становился все острѣе и острѣе. Геру основалъ "Opinion Nationale", газету нео-бонапартистовъ; самъ императоръ, впрочемъ, желалъ имѣть династическую и конституціонную оппозицію -- "оппозицію его величества" на англійскій манеръ; но императору послужили съ большею ревностью, чѣмъ онъ самъ желалъ. Геру вскорѣ сдѣлался своимъ человѣкомъ у Плонъ-Плона, котораго кандидатура на тронъ въ то время была слишкомъ прямо поставлена молодымъ Абу. Геру, съ твердостью и хитростью нормандца, съумѣлъ сразу завоевать себѣ положеніе, даже болѣе твердое, чѣмъ могли допустить въ Тюльери; правда, онъ нашелъ поддержку въ общественномъ мнѣніи, счастливомъ уже тѣмъ, что до его слуха доходило хотя нѣсколько словъ о промахахъ правительства, что оно могло знакомиться съ безобразіями клерикальной партіи и духовенства, которыхъ Плонъ-Плонъ, Геру и ихъ пріятели сильно не долюбливали. Наконецъ явилась и независимая газета, хотя главнымъ ея редакторомъ былъ шпіонъ Григорій Ганеско, прислужникъ Морни. Эта газета, подъ фирмой "Courrier du Dimanche", служила коалиціи орлеанистовъ и республиканцевъ противъ имперіи; орлеанисты давали деньги, а республиканцы талантъ; орлеанисты платили штрафы, а республиканцы высиживали въ тюрьмѣ назначенные судомъ сроки. Впрочемъ, между талантливыми писателями, дѣлающими вкладъ своими статьями въ газету, самымъ талантливымъ былъ орлеанистъ Прево-Парадоль, который сильно поднялъ газету извѣстною метафорою о Франціи. Нынче блестящій писатель Прево-Парадоль самъ состоитъ на службѣ у того, ладъ кѣмъ острилъ.

Та же самая идея, которая создала "Courrier du Dimanche" послужила причиной возникновенія "Temps", издаваемаго коалиціей орлеанистовъ и республиканцевъ. Нѣсколько крупныхъ промышленниковъ Эльзаса, приверженцевъ принципа свободнаго обмѣна, вручили умѣренному республиканцу Нефтцеру значительныя суммы на изданіе "Temps". Нефтцеръ обратился къ Луи Плану, чистому соціалисту, съ просьбой присылать корреспонденціи; въ тоже самое время онъ сносился съ Прудономъ, врагомъ Луи Плана, и слѣдовалъ его совѣтамъ. Газета "Temps", зараженная доктринерствомъ, представляла изъ себя слишкомъ благоразумную середину, такъ что трудно было понять, съ кѣмъ читатель имѣетъ дѣло,-- съ орлеанистомъ молодой Франціи, съ честнымъ бонапартистомъ, съ благоразумнымъ республиканцемъ, съ французскимъ соціалистомъ или съ англійскимъ экономистомъ. Человѣкъ, извините, профессоръ, въ которомъ публика видѣла олицетвореніе газеты "Temps", былъ г. Лабулэ, который, осмѣявъ августѣйшую личность подъ именемъ Принца-Собачки, по примѣру своего товарища Прево-Парадоля и по тѣмъ же побужденіямъ, мгновенію воспылалъ благонамѣреннымъ чувствами и отдался той самой партіи, на которую онъ прежде зло нападалъ. Подобно другому экс-врагу бонапартизма "осужденному 19 марта", Эмилю де-Жирардену, Лабулэ былъ назначенъ сенаторомъ, и ему, профессору Collège de France, члену академіи моральныхъ и политическихъ наукъ, нѣкогда любимцу своей аудиторіи, пришлось выслушать свистки, съ которыми онъ былъ принятъ, когда явился на лекцію. Его встрѣтили и проводили крикомъ: "въ сенатъ, въ сенатъ". Лабулэ -- еще одна закатившаяся звѣзда; старыя дѣвицы либеральнаго протестантизма, вѣрующія въ одно и то же время въ лютеранскіе догматы и въ переводчика сочиненій Чанинга, -- теперь неутѣшны.

Всѣ эти, совершившіяся и еще предстоящія отпаденія ясно показываютъ, что пришелъ конецъ коалиціи орлеанистовъ и республиканцевъ, буржуа и соціалистовъ; она рушится потому, что сама вторая имперія, противъ которой былъ заключенъ этотъ союзъ, окончательно ослабѣла и доживаетъ свои послѣдніе дни. Побѣда, одержанная ею посредствомъ плебисцита, конечно, спасти ее не можетъ. Здоровье императора плохо и у каждаго невольно зарождается вопросъ: кто же будетъ ему наслѣдовать? Вторая имперія уже не возбуждаетъ того страха, какой она нѣкогда возбуждала, а по мѣрѣ того, какъ уменьшается къ ней боязнь, вражда партій другъ къ другу получаетъ все большую и большую силу. Къ концу періода 1852 -- 187... положеніе партій приметъ тотъ самый видъ, какой оно имѣло до вступленія въ этотъ періодъ. Противъ революціонной партіи соціальной реформы уже составляется коалиція буржуазныхъ партій -- орлеанистовъ и либераловъ, легитимистовъ и клерикаловъ -- и той части республиканской партіи, которая видитъ въ республикѣ простое измѣненіе внѣшнихъ формъ и вовсе не желаетъ серьезныхъ улучшеній въ отношеніяхъ между трудомъ и капиталомъ. Это показываетъ, что партія соціальной реформы достаточно усилилась и внушаетъ такія опасенія своимъ бывшимъ союзникамъ, что они забываютъ своего стараго врага -- вторую имперію, и сосредоточиваютъ всѣ свои силы, чтобы дать отпоръ новому. Этотъ фактъ всегда можно было предвидѣть. Бывшіе союзники никогда не могли откровенно довѣрять другъ другу, и въ ихъ отношеніяхъ всегда замѣчалась задняя мысль. Съ этой точки зрѣнія многочисленныя отпаденія, характеризующія настоящій моментъ, вовсе не измѣны, какъ прокричали слишкомъ страстные люди, а просто разрывъ союза. Для чести партій, конечно, лучше, что съ нихъ, такимъ образомъ, снимается обвиненіе въ измѣнѣ, но тѣмъ не менѣе партія соціальной реформы имѣетъ право жаловаться, что на нее напали слишкомъ рано, гораздо ранѣе условленнаго времени. Когда основывался "Courrier", Оссонвиль и Казиміръ Перье обратились къ ней съ такимъ предложеніемъ: "Соединимся. Сперва мы уничтожимъ бонапартизмъ, а потомъ сразимся между собой". И однакожъ, во время самой рѣшительной битвы противъ бонапартизма, орлеанисты оставляютъ своихъ союзниковъ и, подъ предлогомъ псевдо-парламентаризма, подаютъ руку бонапартистамъ. Едва ли такія дѣйствія можно назвать точнымъ сдержаніемъ своего слова.

"Мы заключили контрактъ съ республиканцами буржуа, какъ мы сами,-- замѣчаютъ орлеанисты, стараясь оправдать свое поведеніе въ послѣднихъ событіяхъ -- мы заключили его съ республиканцами Оливье, Пикаромъ, Даримономъ, Фавромъ и другими, которые слѣдовали за нами, или мы слѣдовали за ними. Съ того же самаго момента, какъ соціалисты, которыхъ мы ненавидимъ, поглотили въ себя республиканскую партію, союзъ нашъ рушился и мы рѣшились составить противъ этихъ опасныхъ людей извѣстную лигу изъ Порядка, Авторитета, Свободы, Семья и Собственности."

Теперь уже несомнѣнно, что на сцену выступилъ соціальный вопросъ, а не политическій; борьба начинается и едва ли скоро можно предвидѣть мирный трактатъ.

Правительство второй имперіи ранѣе самихъ заинтересованныхъ сторонъ принимало мѣры, чтобы разорвать союзъ между либералами всѣхъ партій съ одной стороны, и республиканцами всѣхъ оттѣнковъ съ другой. Здѣсь кстати припомнить поучительный анекдотъ, извѣстный читателямъ "Дѣла". Одинъ префектъ, пользующійся особымъ довѣріемъ правительства, далъ разрѣшеніе предводителю партіи красныхъ въ его департаментѣ издавать газету, но когда тотъ представилъ программу, которая ясно намекала о союзѣ красныхъ съ буржуазіей, префектъ взялъ назадъ свое разрѣшеніе. Рабочіе конгрессы въ Лозаннѣ, Женевѣ и Брюсселѣ дали Руэ драгоцѣнныя указанія, изъ которыхъ онъ съумѣлъ извлечь всю возможную для себя пользу; онъ убѣдился, что правительству выгодно предоставить журналистикѣ абсолютную свободу, чтобы она поставила соціальный вопросъ во всей его наготѣ. Въ знаменитыхъ народныхъ собраніяхъ, надѣлавшихъ столько шума и давшихъ столько различныхъ результатовъ, комиссары добродушно, съ улыбочкой покачивали головой при крайне-рѣзкихъ выходкахъ новичковъ рабочихъ или людей безалаберныхъ я горячихъ, или же оффиціальныхъ подстрекателей изъ переодѣтыхъ полицейскихъ, но они спѣшили закрывать спокойныя собранія и присуждали къ штрафамъ и тюрьмамъ умѣренныхъ ораторовъ. Теперь, когда первая запальчивость прошла, невоздержность и раздраженіе уступили мѣсто холодному разсужденію и здравому смыслу, -- доказательствомъ могутъ служить плебисцитарныя собранія,-- теперь правительству уже нельзя извлекать для себя пользу изъ народныхъ собраній, и свобода сходокъ стала мертвою буквою въ конституціи. Агитація стачекъ наполнила мрачнымъ страхомъ сердце буржуазіи, но возбудила восторгъ въ нѣжной душѣ г. Руэ. Рикамаре, Крезо, Мюльгаузъ дали сильное оружіе въ руки Руэ, которымъ тотъ, конечно, владѣетъ мастерски. "Красный призракъ" слишкомъ часто пускался въ оборотъ, онъ потерся и обветшалъ; теперь правительство второй имперіи выставляетъ новое пугало. "Что это за штука международная ассоціація рабочихъ?" спрашиваетъ оно.

Поищемъ и мы отвѣта на этотъ вопросъ.

Международная ассоціація основалась въ Лондонѣ въ 1853--4 году, по настоящій свой видъ приняла лишь черезъ 10 лѣтъ послѣ основанія. За точку опоры она приняла "Trades unions", личный составъ которыхъ равнялся цѣлой арміи, а бюджетъ былъ не меньше государственнаго. Англійскіе рабочіе присоединились къ ассоціаціи съ единственной цѣлью добиться повышенія заработной платы, и только для одного этого. Они желали, чтобы имъ платили дороже, какъ можно дороже за ихъ работу. "Работа есть товаръ, говорили они, и мы возвышаемъ цѣну на него; мы, въ этомъ случаѣ, поступаемъ совершенно такъ, какъ вы, господа поземельные собственники, возвышающіе цѣну на зерно; какъ вы, господа фабриканты, дорогой цѣной продающіе ваши хлопчато-бумажныя издѣлія, но мы не прибѣгаемъ ни къ пошлинамъ на хлѣбъ, ни къ протекціонистскимъ законамъ для огражденія фабрикантовъ." Англійскіе рабочіе разсматривали вопросъ о трудѣ съ чисто-реалистической точки зрѣнія. Продавцы труда, для увеличенія цѣны своего товара, они постарались поставить его въ такія условія, которыя бы дѣлали его болѣе рѣдкимъ, а слѣдовательно болѣе дорогимъ, и для того прибѣгли къ помощи стачекъ, которыя, часто повторяясь, стали весьма обычнымъ явленіемъ въ Англіи, а оттуда перешли всюду и обнаружились даже въ Соединенныхъ Штатахъ, гдѣ важнымъ для нихъ препятствіемъ явились китайскіе рабочіе, охотно предлагающіе свои услуги патронамъ, поставленнымъ въ необходимость или уступить рабочимъ, или закрыть фабрики и заводы.

На европейскомъ континентѣ къ рабочему вопросу отнеслись болѣе страстно и сентиментально, чѣмъ въ Англіи, и изъ чисто-финансоваго спора между хозяевами и рабочими, какимъ онъ былъ у англичанъ, въ западной Европѣ этотъ вопросъ принялъ характеръ моральный и борьба обнаружилась уже между цѣлыми классами, между пролетаріатомъ и буржуазіей. Между тѣмъ, какъ англійскіе рабочіе не хотѣли ничего измѣнять въ соціальномъ порядкѣ, лишь бы была увеличена плата за ихъ трудъ, рабочіе континента утверждали, что увеличеніе заработной платы находится въ прямой зависимости отъ измѣненія соціальнаго строя; англійскіе рабочіе имѣли въ виду прежде всего немедленный выигрышъ для ихъ корпораціи, континентальные же впереди всего ставили удовлетвореніе своего неудовольствія противъ патроновъ. Отсюда факты ненависти, взрывы негодованія, характеризующія борьбу на континентѣ. Бывали подобные примѣры и въ Англіи (Бродгидъ въ Шеффильдѣ), во тамъ ими особенно не занимались и считали ихъ исключеніями, но ла континентѣ каждый, даже ничтожный случай производитъ бурю и возбуждаетъ собой самыя худыя страсти.

Такимъ образомъ международная ассоціація приняла на континентѣ иной характеръ, чѣмъ въ Англіи, несравненно болѣе революціонный; на континентѣ она разъясняетъ то, что только еще задумываетъ въ Англіи -- разница большая, ибо съ одной стороны хотятъ рѣшать, въ то время какъ съ другой откладываютъ рѣшеніе вопроса. Но всякій вопросъ только тогда имѣетъ смыслъ и можетъ принести дѣйствительную пользу, когда онъ поставленъ во время; все, что претендуетъ на практичность, необходимо должно имѣть на себѣ печать своего времени.

Во Франціи Интернаціональ вначалѣ своего существованія въ составѣ своихъ членовъ имѣлъ не мало подозрительныхъ личностей; были даже подосланные г. Руэ шпіоны. Первые члены этого общества называли себя прудонистами, а между рабочими слыли подъ именемъ плонплонистовъ. Однакожъ и между первыми членами было еще столько честныхъ людей, что они могли не допустить общество идти по той дорожкѣ, на которую хотѣлъ его толкнуть многоумный Руэ. Встрѣтивъ неудачу, правительство, въ то время руководимое Руэ, стало преслѣдовать общество. Талантливѣйшіе изъ его членовъ были осуждены и, конечно, пріобрѣли громадную популярность. Эти преслѣдованія помогли отдѣленію козлищъ отъ овецъ. Правительство объявило общество закрытымъ; вскорѣ за этимъ общество снова стало организоваться, но при этомъ выказало большую осторожность въ выборѣ своихъ членовъ; никто изъ прежнихъ подозрительныхъ не вошелъ въ составъ обновленнаго общества. Съ этого именно времени и началось дѣйствительное, серьезное существованіе Интернаціонала; съ этихъ только поръ начинается его вліяніе на дѣла и руководство рабочимъ вопросомъ. Теперь правительство снова стало его преслѣдовать; оно его обвиняетъ въ разныхъ противозаконныхъ дѣйствіяхъ и тѣмъ снова помогаетъ развитію общества и усиленію его вліянія. Если судъ рѣшится осудить нѣсколько членовъ ассоціаціи, огромное большинство французскихъ революціонеровъ поспѣшитъ войти въ составъ Интернаціонала. Великую услугу международной ассоціаціи окажетъ тогда драгоцѣнный Оливье, министръ юстиціи и хранитель государственной печати!

Слѣдовательно, все даетъ право надѣяться, что международная ассоціація усилится еще больше, и тогда, конечно, она принесетъ болѣе дѣйствительную пользу, чѣмъ приносила до сихъ поръ. Судя безпристрастно, приходится сознаться, что доселѣ она была крѣпка только стачкой, которая, во всякомъ случаѣ, не болѣе, какъ страшное военное оружіе, но никогда не можетъ стать соціальнымъ учрежденіемъ. Международная ассоціація въ настоящее время составляетъ только группу рабочаго люда, готовую бороться съ своими притѣснителями. Она пока еще можетъ только разрушать, но не имѣетъ возможности и силы разсчитывать на созданіе новой лучшей системы. Она еще пока сила отрицательная, но, если хочетъ дальше существовать, непремѣнно должна сдѣлаться силой положительной. Всѣ эти движенія пролетаріевъ будутъ окончательно подавлены промышленными патронами -- подобно тому, какъ нѣкогда рыцарство подавило возмущенія Жаковъ во Франціи и крестьянъ въ Германіи,-- если въ ясной и рѣшительной формѣ не будетъ выражено, какихъ же именно необходимыхъ реформъ желаетъ международная ассоціація. Общество -- консервативное по своей натурѣ -- всегда предпочтетъ существующее, какъ бы оно дурно ни было, тому, что не имѣетъ еще серьезныхъ шансовъ на существованіе. Но международная ассоціація, по крайней мѣрѣ, большинство ея членовъ, вовсе не желаетъ обращать вниманія на эту важную черту характера современнаго общества. Спросите ихъ и они, нисколько не скрываясь, отвѣтятъ вамъ: "Чего мы хотимъ? Мы ненавидимъ буржуазію и хотимъ ее сломить!" -- Но вѣдь это не отвѣтъ.

Однакожъ, чисто-отрицательный характеръ международной ассоціаціи, унижающій ее во мнѣніи историковъ и экономистовъ, дѣлаетъ ее особенно популярной въ средѣ народныхъ массъ, которыя всегда предпочитаютъ самыя простыя неголоволомныя идеи. "Разрушить, уничтожить" -- такія слова понять ужь вовсе не трудно. Парижскій народъ съ энтузіазмомъ разрушалъ Бастилію, полагая, что съ ея уничтоженіемъ падетъ старый порядокъ. Добродушные люди, въ своей наивности, никакъ не могли допустить мысли, что старыя учрежденія не разрушаются такъ легко, какъ старыя каменныя стѣны....

Однообразная, безъ страстей, жизнь очень скучна. Международная ассоціація умѣетъ равно возбуждать страсти, какъ своихъ послѣдователей, такъ и своихъ противниковъ. Она дѣлаетъ немного дѣла, по производитъ много шума; а въ подобныхъ обстоятельствахъ производить шумъ почти тоже, что дѣлать дѣло; ибо, чтобы привлечь къ себѣ народъ необходимо дѣйствовать на него громомъ и преувеличиваніемъ. Но тѣмъ не менѣе однѣхъ этихъ качествъ слишкомъ недостаточно для серьезной работы. Рядомъ съ Интернаціоналомъ существуетъ другая ассоціація, болѣе мудрая, болѣе спокойная, болѣе скромная и разсудительная. Кооперація старается дать все то, что только предлагаетъ Интернаціоналъ. Въ своей программѣ она помѣстила также уничтоженіе патроната и пролетаріата, упраздненіе буржуазіи, какъ класса безполезныхъ посредниковъ, но, вмѣсто того, чтобы кричатк: "сію минуту!" она не устаетъ повторять: "шагъ за шагомъ, по мѣрѣ возможности". Можетъ быть, потому ее и не долюбливаютъ въ Англіи Trades Unions, во Франціи Интернаціоналъ, а въ Германіи лассальцы, и часто ставятъ преграды ея успѣшному развитію. Во Франціи, напримѣръ, широкое распространеніе Интернаціонала помѣшало росту и развитію кооперативнаго деревца, которое хотя не умерло, но все же прозябаетъ вяло и печально. Центральный банкъ ассоціацій въ Парижѣ рушился вслѣдствіе ошибокъ его администраторовъ. Это было большимъ несчастіемъ для коопераціи, но она выдержала страшный ударъ и, сколько въ ея силахъ, старается снова крѣпко стать на ноги. Впрочемъ въ послѣднее время Интернаціоналъ сталъ питать болѣе примирительныя чувства къ коопераціи, хотя не перестаетъ видѣть въ ней соперницу, которой не можетъ простить стараній въ пользу всеобщаго умиротворенія. Теперь Интернаціоналъ допустилъ даже въ свою программу и кооперацію, но только послѣ радикальныхъ реформъ капитала, собственности, денежныхъ знаковъ и наслѣдства.

III.

Мы пытались на этихъ страницахъ показать читателямъ, какъ во Франціи мало-по-малу возрождалась свобода, убитая декабрьскимъ переворотомъ, и какъ правительство, увлеченное общимъ потокомъ либерализма, вынуждено было, для раздѣленія своихъ враговъ, дать право свободнаго слова партіямъ, провозглашающимъ необходимость коренныхъ соціальныхъ реформъ. Но мы еще ничего не сказали о томъ, какія надежды возбудились въ сердцахъ, когда выступили снова на сцену эти такъ долго загнанные важные вопросы, какой радости предались люди, вѣрящіе въ пользу и необходимость разрѣшенія этихъ вопросовъ и какъ они таили свою радость, не осмѣливаясь высказать ее ни своимъ друзьямъ, ни даже себѣ. Нечего удивляться такой чрезмѣрной сдержанности,-- они такъ долго страдали.

Когда холодные вѣтры качаютъ обнаженныя деревья, когда сѣрое небо затемняется снѣжнымъ шкваломъ, когда источникъ, журчащій между камнями, замолкъ, стянутый ледяной покрышкой, тогда летучая мышь прячется въ какую нибудь щель, сурокъ жмется въ своемъ логовищѣ, медвѣдь залѣзаетъ въ свою берлогу, и всѣ они, летучая мышь, сурокъ и медвѣдь, цѣпенѣютъ въ летаргическомъ снѣ, ихъ пульсъ еле бьется, кровь холодѣетъ; они скорѣе прозябаютъ, чѣмъ живутъ.

Почти двадцать лѣтъ Францію не грѣло солнце, не освѣщалъ свѣтъ, и радость и веселое расположеніе духа изчезли въ ней вмѣстѣ съ свободой. Ея моральная температура опустилась почти до нуля. Надъ полями сгустился туманъ, время отъ времени поднимаемый суровымъ сѣвернымъ вѣтромъ. Каждая нація проводитъ время своей реакціи какъ можетъ: одна, какъ ужъ, укрывается во мху, другая, какъ крокодилъ, сжимается въ тинѣ. Что касается Франціи, которой организмъ былъ пораженъ страшнымъ морозомъ декабрьской ночи, она заснула и надъ ней носились, махая своими черными крыльями, вампиры и высасывали кровь изъ ея артерій.

Но вотъ въ воздухѣ пронесся нѣжный, теплый вѣтерокъ, темнота разсѣялась, туманъ поднялся въ воздухъ, потокъ унесъ разбившійся на куски ледъ. Тамъ и сямъ еще показывались блѣдныя снѣжники, съ видомъ нѣжнымъ и наивнымъ, онѣ удивлялись, что еще живутъ на свѣтѣ; потомъ показались почки на деревьяхъ, бурая травка стала зеленѣть. Начиналась весна. И Франція также пробудилась отъ своего долгаго сна; она стряхнула съ себя свое тяжелое, болѣзненное оцѣпенѣніе; напитавшіеся кровью вампиры, ужаснувшись, поднялись въ воздухъ, тяжело разсѣкая его своими крыльями. Во Франціи снова стала весна; откроемъ же и мы слѣдующую страницу ея исторіи.

Побитыя, молчавшія, изгнанныя, преслѣдуемыя партіи во Франціи подняли голову; онѣ обрадовались, что могутъ опять расправить свои члены. Тѣмъ не менѣе тогда еще рано и даже опасно было предаваться преждевременной радости. Бываютъ весны, которыя губятъ, бываютъ побѣды, влекущія за собой совершенное пораженіе. Не разъ уже французская демократія вырывала побѣду изъ рукъ своихъ враговъ, и не одинъ разъ она скользила подъ колеса своей побѣдной колесницы, не одинъ разъ, созерцая прелести отдаленнаго идеала, она падала въ грязь. Если бы республиканцы и соціальные революціонеры, сдѣлавъ обоюдныя уступки, захотѣли согласиться относительно своей общей программы, имъ было бы не совсѣмъ трудно одержать побѣду, но при отсутствіи этой программы, они постоянно пропускаютъ удобный случай и мѣшаютъ одни другимъ. Находясь еще подъ вліяніемъ сентиментализма, они не умѣютъ смотрѣть дѣйствительности прямо въ лицо, не умѣютъ дѣлать правильное различіе между стремленіями и надеждами, между желаніями и средствами исполненія. Исходя отъ деклараціи правъ человѣка и ограничивая ее формулой: "свобода, равенство, братство", они избавляютъ себя отъ труда размыслить надъ промежуточной программой, и не зная, что они могутъ, -- по тому самому, не знаютъ чего хотятъ. Въ отношеніи соціальныхъ реформъ, французскіе реформаторы предпочитаютъ теорію, въ то время, какъ ихъ добрые друзья, англичане, стоятъ за практику.

Французская демократія отличается какъ многими достоинствами, такъ и недостатками, характеризующими француза вообще, какъ представителя извѣстной національности. Между достоинствами, его характеризующими, на первомъ мѣстѣ слѣдуетъ поставить логичность. Трудно отыскать гдѣ бы то ни было болѣе простую и ясную, болѣе строгую, болѣе неодолимую разсудочность, какъ у француза. Французскіе ораторы, писатели, геніальные люди и даже сумасшедшіе -- всѣ сильны въ математикѣ. Мысль исходитъ изъ французскаго мозга внезапно, точно пуля изъ пистолета, съ шумомъ и дымомъ, съ искрами и пламенемъ. Она идетъ очень далеко, сила ея проницанія изумительна. Но когда она уклоняется съ пути, то никогда на половину, и все, чего она не можетъ поразить съ перваго удара или рикошетомъ, потеряно для нея. Воспитанный математически, французскій умъ держится за абсолютное и очень часто за абсолютизмъ. Ему правится анализъ, онъ дробитъ, рѣжетъ, дѣлитъ доказательства и сортируетъ ихъ по ящикамъ, на которые тщательно наклеиваетъ подходящія этикетки.

При всей его методичности, французѣ идеалистъ, но свой идеалъ онъ созерцаетъ только въ самомъ себѣ. Завися исключительно отъ своего сознанія и своего собственнаго развитія, онъ не признаетъ другихъ законовъ, кромѣ абстрактной справедливости. Онъ не задумается въ четверть часа создать новую декларацію правъ человѣка; онъ охотно станетъ перестраивать міръ съ самаго начала и будетъ мечтать о покой эрѣ съ перваго года всемірной республики, которую онъ создастъ въ своемъ воображеніи и надѣлитъ ее самой полной хартіей. На исторію онъ смотритъ, какъ на справочную книгу; никогда онъ не будетъ пользоваться нравомъ, по примѣру англичанъ и нѣмцевъ. Никогда онъ не захочетъ признать, что оппозиція негодяю можетъ когда нибудь не считаться священнѣйшею изъ обязанностей.

Но если теоретически онъ презираетъ факты, это не значитъ, чтобы и на практикѣ онъ не оказывалъ подобающаго уваженія къ фактамъ уже совершившимся; и если онъ пренебрежительно относится къ закону, который обожаютъ истый нѣмецъ, англичанинъ или американецъ, за то онъ только и мечтаетъ, что о законахъ для другихъ.

Тысячами можно сосчитать добродушныхъ французовъ, которые вѣчно съ такой фразой на устахъ: еслибъ я былъ правительствомъ! въ чужую пользу готовы работать надъ катехизисомъ настоящаго гражданина, который они мастерятъ съ такой же легкостью и съ такимъ же хладнокровіемъ, какъ какое побудь руководство къ нотаріальному дѣлопроизводству. За всѣ своды, пандекты, дигесты они не дадутъ ни копейки, но въ ихъ мозгу хранится магазинъ декретовъ и повелѣній: отмѣна роста, наслѣдства, эксплуатаціи человѣка человѣкомъ, замѣна десятичной системы системою дуо-десятичною; немедленное, рѣшительное и окончательное уничтоженіе всѣхъ таможенныхъ пошлинъ, которыя будутъ замѣнены налогомъ прямымъ и прогрессивнымъ; эксплуатація всѣхъ плохихъ собственниковъ, замѣна "проклятыхъ денегъ" билетами, имѣющими цѣпу часа работы; равенство всѣхъ жалованій и т. д., короче сказать, куча подобныхъ предположеній, которыя слѣдуетъ реализировать немедленно, слѣдуя формулѣ: свобода, равенство, братство или смерть.

Когда съ такой легкостію перестраиваются міры, совершенно естественно, что французскіе механики требуютъ отъ своихъ соціальныхъ машинъ строгой правильности и замысловатой симметріи. Части этихъ снарядовъ уже потому такъ кропотливо подобраны, что не подвергаются риску испортиться отъ употребленія, такъ какъ имъ не суждено никогда дѣйствовать.

Французскіе систематизаторы и утописты удовлетворяются только тогда, какъ имъ удастся основать школу съ единственной цѣлію проповѣдывать тамъ свою доктрину съ самой ортодоксной строгостію. Они съ охотой соединяются въ клубы, въ родѣ фельянтинцевъ, кордельеровъ и якобинцевъ, и кончаютъ тамъ тѣмъ, что въ цѣлой великой вселенной видятъ только самихъ себя, своихъ соперниковъ и своихъ враговъ. Приверженность къ сектѣ сдѣлала уже много зла Франціи и станетъ еще дѣлать впереди.

Нетерпимость сроднилась съ французской націей, старшей дочерью католической церкви, воспитанной на колѣняхъ передъ инквизиторами, и которая тысячу лѣтъ постоянно твердитъ свой урокъ: "внѣ Рима нѣтъ спасенія". Терпимость -- одно изъ самыхъ новѣйшихъ открытій во Франціи. Формулированная предвѣстниками французской революціи, философами-энциклопедистами, она не имѣла еще времени войти въ правы французовъ. Нетерпимость въѣлась въ плоть и кровь французскаго народа до того крѣпко, что нескоро ее выживешь, и во Франціи вѣчно нетерпимость однихъ смѣняется нетерпимостью другихъ: нетерпимость реакціонеровъ производитъ отраженіе -- нетерпимость революціонеровъ: одни мстятъ другимъ за прежнія оскорбленія.

Чтобы правильно понимать французскую исторію, не слѣдуетъ забывать, что французы съ 1789 года находятся въ постоянной гражданской войнѣ. Въ основаніи всѣхъ споровъ во Франціи всегда стоятъ вопросы, которые не были рѣшены ни въ сентябрѣ, ни во время правленія термидористовъ, нивъ іюньскіе дни, ни въ декабрьскую ночь. Революціонеры ведутъ борьбу съ реакціей. Между революціонерами республиканцы голубые и республиканцы красные еще относятся другъ къ другу довольно сносно. Соціалисты бьютъ направо экономистовъ, а налѣво коммунистовъ. Есть и такіе, что хлопочутъ распутать вопросы религіозный, моральный, спиритуализма и матеріализма. Эти вопросы принадлежатъ къ тѣмъ, которымъ во Франціи не придаютъ еще особой важности, но вѣдь и они легко могутъ разрушить всякій союзъ, всякое общее дѣло; вѣдь и изъ-за нихъ немудрено разойтись съ друзьями и кончить тѣмъ, что переходя отъ спора къ спору, каждый рискуетъ остаться одинъ съ своимъ собственнымъ мнѣніемъ и отказаться отъ всякой дѣятельности. Внѣшній деспотизмъ съ чрезвычайной легкостью порабощаетъ французовъ, потому что они не желаютъ добровольно подчиниться дисциплинѣ, какъ подчиняется ей армія волонтеровъ, -- потому что они не умѣютъ распредѣлить роли, какъ первыя, такъ и послѣднія,-- потому что равенство подъ владычествомъ господина кажется для француза менѣе тяжкимъ, чѣмъ первенство равнаго надъ равными. Здѣсь всегда повторяется исторія Цезаря, съ нѣсколькими тысячами солдатъ покорившаго Галлію; онъ одерживалъ побѣды, убивалъ, грабилъ, порабощалъ одни племена посредствомъ другихъ, которыя взаимно истребляли другъ друга, конечно, повторяя: скорѣе римлянинъ, чѣмъ Верцингеториксъ! Скорѣе врагъ, чѣмъ товарищъ!

Кончилось тѣмъ, что французы стали вѣрить въ какую-то фатальность своей умственной и нравственной организаціи, которая побуждаетъ ихъ все доводить до крайности. Они способны вѣрить, что чѣмъ болѣе преувеличенія въ высказываемомъ мнѣніи, тѣмъ болѣе оно истинно. Въ ихъ спорахъ тотъ, кто повторяетъ слова поэта: "время есть элементъ истины," -- находится въ опасности прослыть реакціонеромъ. Напротивъ, правымъ и искреннимъ признается только тотъ, кто менѣе практиченъ. Человѣкъ, котораго идеи могутъ быть осуществлены развѣ черезъ столѣтіе, пренебрежительно относится къ предложеніямъ, имѣющимъ за собой преимущество примѣненія въ ближайпіемъ будущемъ; алоэ, дающее цвѣтокъ разъ въ столѣтіе, презираетъ растенія, цвѣтущія каждый годъ. Страсть къ парадоксамъ развиваетъ въ характерѣ утопичность, и французы мало интересуются тѣми своими изобрѣтеніями, которые имѣютъ характеръ зрѣлости. Маркизъ Бьэвръ, отказывающійся принять отъ портного панталоны, если они не мѣшаютъ ему ходить -- типъ чисто національный французскій. Французы не могутъ оставить истину въ покоѣ, пока, отъ преувеличенія къ преувеличенію, не доведутъ ее до гасконады. Тогда они разрываютъ ее на части, подвергаютъ насмѣшкамъ, послѣ чего, конечно, она становится годна развѣ только въ корзину тряпичника. Французы вѣчно спѣшатъ, стараются перегнать другъ друга, но, въ быстромъ своемъ движеніи, не разсчитавъ преграду, спотыкаются и падаютъ. Убѣдительный примѣръ, который даетъ имъ первая революція, не останавливаетъ на себѣ ихъ вниманія, и они снова дѣлаютъ тѣ же ошибки, какія погубили ихъ замѣчательнѣйшихъ, талантливѣйшихъ предшественниковъ. Кто же не знаетъ нынче, что въ этихъ послѣдовательныхъ движеніяхъ, отмѣченныхъ именами Мунье, Мирабо, Дантона, Сен-Жюста, Мара, Гебера, Бабефа, слѣдовало во время остановиться,-- что вся ошибка заключалась въ томъ, что машину пустили слишкомъ скоро: она не выдержала и лопнула. Завоевавъ свободу, слѣдовало ее укрѣпить. Но вмѣсто того предпочли забраться на такую высоту, гдѣ закружилась голова; послѣдовало паденіе, и Франція увидѣла себя подъ давленіемъ деспотизма, сильнѣйшаго чѣмъ тотъ, противъ котораго она боролась -- деспотизма бонапартовскаго. Къ счастію самъ Наполеонъ I тоже не могъ во время остановиться. Перелетая съ колокольника колокольню, орелъ поджегъ свои крылья въ Кремлѣ. Но случись ему удача подъ Москвой, онъ полетѣлъ бы далѣе въ Тибетъ, въ великую степь, и все-таки погибъ бы.

Говорить ли о послѣдствіи февральской революціи? Но она еще такъ свѣжа въ памяти каждаго, что, вѣроятно, всѣ догадаются, почему Франція, испугавшись предстоящей анархіи, въ декабрѣ бросилась въ объятія новаго спасителя порядка.

Чтобы вѣрнѣе и лучше оцѣнить достоинство и недостатки французскаго національнаго характера сравнимъ его хоть съ англійскимъ, представляющимъ полнѣйшую его противоположность.

Французскіе реформаторы взяли своимъ девизомъ: "все или ничего," англійскіе предпочитаютъ: "ничего чрезмѣрнаго." Французъ идеалистъ, англичанинъ практикъ; первый отдаетъ предпочтеніе теоріи, второй факту; одинъ, какъ будто, презираетъ дѣйствительность и смотритъ на все сквозь призму своихъ мечтательныхъ людей, другой старается до послѣдней возможности щадить существующія учрежденія, лишь бы они не препятствовали формамъ; одинъ вырываетъ, чтобы сѣять, другой прививаетъ черенки и колируетъ. Это противорѣчіе въ характерѣ обѣихъ націй существуетъ не только въ ихъ политическихъ обычаяхъ; оно кладетъ печать даже на ихъ ученые труды. Напримѣръ, въ геологіи французскіе ученые придерживаются теоріи катаклизмовъ, плутоническихъ крутыхъ переворотовъ; англійскіе же стоятъ за теорію нечувствительныхъ перемѣнъ, и придаютъ большее значеніе нептуническимъ переворотамъ. Первые приписываютъ все огню и лавѣ, вторые водѣ, осажденію и сгущенію.

Занятый своимъ идеаломъ, французскій реформаторъ говоритъ не иначе, какъ во имя высочайшаго права и вѣчной справедливости. При малѣйшемъ измѣненіи, онъ взываетъ къ великимъ принципамъ и къ судьбамъ человѣчества. Пусть дѣло идетъ объ азбукѣ, ортографіи, желѣзныхъ дорогахъ, онъ все-таки ставитъ въ боевой строй всѣ силы неба и ада, чтобы соединиться съ одними и истребить другихъ. Взывая ко всѣмъ друзьямъ прогресса, онъ вызываетъ, раздражаетъ и волнуетъ всѣхъ злыхъ, эгоистовъ и даже равнодушныхъ. Смѣлый игрокъ, подобно своимъ предкамъ, онъ рискуетъ максимумомъ, чтобы получить разомъ все, что только можно; и при каждомъ попомъ выпаденіи костей, онъ подвергаетъ опасности все, что ему съ такимъ трудомъ удалось пріобрѣсти.

Напротивъ, англичанинъ думаетъ только о томъ, какъ бы ограничить свой рискъ, и вообще не любитъ браться ни за какое рискованное дѣло. Осуществляя свои проекты, онъ ищетъ друзей, а не враговъ; онъ хлопочетъ обставить ихъ такъ, чтобы они имѣли какъ можно болѣе шансовъ на успѣхъ.

Однимъ словомъ французъ любитъ увеличивать, а англичанинъ уменьшать сопротивленіе.

Невзгоды французской системы очевидны. Она, правда, грандіозна, по запечатлѣна варварской наивностью. Французы хотятъ взять Олимпъ штурмомъ, навалить Пеліонъ на Оссу, забывая, что результатомъ такого предпріятія будетъ низверженіе ихъ съ высоты горъ въ море; они готовы ставить на карту все, что они имѣютъ и даже чего не имѣютъ, за ребяческое удовольствіе крикнуть: на-банкъ! Французская демократія испытала уже столько страшныхъ пораженій, что ей и не встать бы ца ноги, если бы ея противники, реакціонеры, не отличались тѣми же недостатками характера, какъ и она, и не дѣлали подобныхъ же ошибокъ.

Тщеславіе составляетъ тоже принадлежность французскаго характера. Употребивъ всѣ средства своей логики для развитія своей системы и доведя ее до того, что она различествуетъ со всѣми другими, французъ это различіе принимаетъ не только за оригинальность, но за прямое превосходство ея надъ всѣми прочими. Изъ. своихъ доктринъ французы предпочитаютъ тѣ, которыхъ никто не признаетъ; они торжествуютъ, когда узнаютъ, что они одни во всемъ мірѣ держатся извѣстнаго убѣжденія. Когда люди дошли до этой точки, остается только одинъ шагъ до убѣжденія, что своя, индивидуальная истина есть мечъ, который долженъ колоть и рубить всѣхъ представителей другихъ истинъ.

Конечно, и англійская система не безъ недостатковъ. Ограничивая до минимума сопротивленіе, которое придется преодолѣть, англійскіе реформаторы ограничиваютъ также до извѣстной степени силы, которыми они могутъ располагать. Рѣдко приводя въ движеніе благороднѣйшія страсти души, они вполнѣ честно и искренно довели самопожертвованіе до простого разсчета и смѣшиваютъ справедливость съ эгоизмомъ. За отсутствіемъ идеала, они часто слишкомъ привязываются къ пошлости; ихъ практическій умъ легко удовлетворяется вульгарностію. Прибѣгая чрезмѣрно къ компромиссамъ, они легко сживаются съ разными не вполнѣ благовидными уловками. Слишкомъ уважая ошибки, предразсудки и даже соціальныя преступленія, которымъ онъ смѣлъ прямо объявить войну, не одинъ честный человѣкъ въ Англіи кончилъ тѣмъ, что всю жизнь долженъ былъ носить маску на лицѣ. Чрезмѣрно недовѣряя абсолютному, множество превосходныхъ людей въ Англіи дошли до совершеннаго отрицанія принциповъ. За отсутствіемъ пониманія паралельности всѣхъ процессовъ, взаимнаго соотношенія всѣхъ истинъ, англо-саксонецъ теряется въ подробностяхъ и легко становится на мель, не умѣя обойти подводные рифы; слишкомъ часто великую мысль, благотворную идею онъ превращаетъ въ странность, возбуждающую улыбку, въ манію эксцентричности.

Такимъ образомъ и та, и другая система имѣютъ свои достоинства и свои недостатки. Которая лучше,-- дѣло вовсе не въ томъ: на можетъ же французъ думать, какъ англичанинъ, и на оборотъ; слѣдовательно безполезно и предполагать, чтобы который нибудь изъ народовъ могъ отказаться отъ своей системы и цѣликомъ пересадить къ себѣ систему чуждой ему національности. Но можно каждому народу улучшить свою систему другимъ, болѣе удобнымъ путемъ.

Между французской и англійской демократіей если нѣтъ полной вражды, то нѣтъ и никакого согласія. Для обоюдной пользы имъ было бы очень выгодно тѣснѣе соединиться. Противоположности въ ихъ характерѣ въ этомъ случаѣ не могутъ служить препятствіемъ; напротивъ, обоимъ народамъ легче будетъ сойтись, а дополняя одинъ другого, они съ большей выгодой и съ большей легкостью станутъ дѣлать общее дѣло.

Французамъ недостаетъ практичности, слѣдовательно имъ нужно заимствоваться ею тамъ, гдѣ она въ избыткѣ. Иначе Франціи долго еще придется являть міру поразительные факты взаимной ненависти людей одинаковаго направленія, стремящихся къ одной цѣли и расходящихся лишь въ подробностяхъ; долго еще въ ней Руссо будетъ объявлять подозрительнымъ Вольтера; еще не разъ Робеспьеръ гильотинируетъ Дантона. Долго еще будутъ обвинять другъ друга въ измѣнѣ и подлости централисты, индивидуалисты, децентралисты, федералисты, коммунисты и др.

Но что же можно назвать теперь практичнымъ? спрашиваютъ французы, желающіе избѣжать новыхъ важныхъ ошибокъ и новаго пораженія.

Практично то, чего хотятъ всѣ; непрактично то, чего не могутъ хотѣть всѣ, а желаютъ немногіе. Самыя непреодолимыя затрудненія побѣждаются, когда въ программу ближайшихъ дѣйствій входятъ только тѣ статьи, насчетъ которыхъ существуетъ общее согласіе, и откладываются на будущее время тѣ, которыя возбуждаютъ еще разнорѣчивыя пренія и серьезныя несогласія и недоразумѣнія. Какъ часто случается, что если дать себѣ трудъ хорошенько размыслить, можно убѣдиться, что нисколько или очень мало расходишься въ мнѣніяхъ съ человѣкомъ, съ которымъ только что велъ оживленный диспутъ. Напримѣръ, вовсе не такъ трудно согласиться между собой соціалистамъ и экономистамъ, какъ это кажется съ перваго разу; экономисты не станутъ оспаривать соціалистовъ, когда тѣ скажутъ, что они стоятъ за личную энергію и индивидуальную свободу человѣка, и требуютъ, чтобы государство не посягало на нихъ ни въ какомъ случаѣ. Точно также соціалисты согласятся съ экономистами, когда тѣ объявляютъ, что для нихъ солидарность и равенство вовсе не пустыя слова. Лишь бы было желаніе выслушать, объясниться, повѣрить искренности другого, и всегда найдется возможность придти къ желательному соглашенію.

У всѣхъ партій французской демократіи теперь есть одинакія статьи, входящія во всѣ ихъ различныя программы. Эти статьи составляютъ тѣ пункты, съ помощію которыхъ можно всѣмъ партіямъ придти къ соглашенію и начать общую согласную дѣятельность. Эти статьи слѣдующія:

1) Совершенное раздѣленіе церкви и государства.

2) Даровое и обязательное обученіе -- увеличеніе поэтому бюджета народнаго просвѣщенія на счетъ расходовъ на войско и вѣроисповѣданія.

3) Переформированіе постоянной наступательной арміи въ оборонительную народную милицію.

4) Преобразованіе суда присяжныхъ.

5) Реформы экономическаго строя съ точки зрѣнія коопераціи.

Чего же недостаетъ французамъ для скорѣйшаго и возможно-полнаго соглашенія между партіями, стремящимися къ одной цѣли?

Имъ нужно побольше здраваго смысла: между ними замѣчается недостатокъ братства.

IV.

Въ прошломъ мѣсяцѣ мы оставили Бельгію въ полномъ кризисѣ,-- ея либераловъ, побѣжденныхъ католиками на избирательной почвѣ.

Въ благополучныхъ конституціонныхъ странахъ стало общимъ правиломъ, что партіи всегда дѣлаютъ противное ихъ программѣ, Люди наивные готовы, пожалуй, признать это мнѣніе парадоксомъ. Однакожъ, оно вполнѣ истинно. Либералы толкуютъ о либерализмѣ, пока они находятся въ оппозиціи, и тотчасъ же становятся реакціонерами, какъ только добьются власти; точно также консерваторы, забравъ бразды правленія въ свои руки, видятъ себя въ необходимости дѣлать уступки либерализму. Люди наивные не хотятъ размыслить, что все есть фикція въ системѣ, основанной на фикціи; что обманъ всегда сопровождаетъ учрежденіе, опирающееся не на истину и логику, но на договоръ и разныя уступки. Въ монархіяхъ абсолютныхъ и въ республикахъ (не буржуазныхъ, но демократическихъ), власть есть власть, и господство есть господство, но въ странахъ, гдѣ король царствуетъ, но не управляетъ, гдѣ народъ есть все по теоріи, но ничто въ дѣйствительности, -- въ такихъ странахъ власть значитъ мировая сдѣлка съ соперникомъ, договоръ съ врагомъ. Здѣсь торжествующая партія захватываетъ тотчасъ же государственное казначейство, и прежде, чѣмъ она станетъ черпать изъ него для себя, она бываетъ вынуждена отдать двойную часть партіи, стоящей къ ней въ оппозиціи. Конституціонализмъ ничто иное, какъ игра "кто проигралъ выигрываетъ" -- выигравшій здѣсь платитъ, а проигравшій получаетъ плату.

Бельгія представляетъ тому самый свѣжій примѣръ. Нѣтъ болѣе смертельныхъ враговъ у бельгійскихъ прогрессистовъ, какъ либералы, которыхъ пораженіе доставило министерскіе портфели клерикаламъ. Только-что послѣдніе завладѣли властью, они тотчасъ же сочли необходимымъ сдѣлать уступки радикаламъ. Бельгійскіе либералы, къ несчастію, несоставляющіе спеціальный бельгійскій продуктъ -- эксплуатируютъ либерализмъ, но ненавидятъ свободу, которая положитъ конецъ ихъ чрезмѣрнымъ барышамъ, справедливо распредѣливъ продукты народнаго труда и уничтоживъ буржуазныя монополіи капитала и просвѣщенія. Эти либералы составляютъ самый многочисленный классъ въ "странахъ легальныхъ", ибо цензъ есть учрежденіе въ высшей степени парламентарное. Съ помощью своей численности, они почти всегда бываютъ въ состояніи бороться въ одно и тоже время противъ клерикаловъ и радикаловъ -- противъ клерикаловъ тупымъ оружіемъ, противъ радикаловъ оружіемъ отравленнымъ. Клерикалы слабѣе числомъ, чѣмъ либералы, но за то они опираются на грубое невѣжество и надежное суевѣріе толпы, плоды первоначальнаго обученія. Католическая ассоціація въ Брюсселѣ, руководимая очень искусными, пронырливыми іезуитами, твердо рѣшилась воспользоваться первою побѣдой и предложила битву на почвѣ избирательной реформы, противъ которой либералы всегда упрямо возставали. Католическая ассоціація охотно шла даже до всеобщей подачи голосовъ, -- ей нечего бояться этой демократической системы, когда сотни тысячъ невѣжественныхъ избирателей, неумѣющихъ ни читать, ни писать, подадутъ свой голосъ за того, на кого имъ укажетъ ихъ приходскій священникъ. Радикалы, которые, по другимъ причинамъ, чѣмъ клерикалы, требуютъ всеобщаго голосованія, согласились на ихъ проектъ, по которому право вотъ принимало большіе размѣры, чѣмъ прежде, -- они приняли его охотно, даже несмотря на поговорку: "остерегайся іезуита, въ особенности его любезностей!"

Католическое собраніе предложило также сократить почти до совершеннаго уничтоженія дѣйствующую армію. Зачѣмъ Бельгіи армія, когда эта армія осуждена на бездѣйствіе нейтралитетомъ, утвержденнымъ трактатами? "Наша самая дорогая и самая безполезная въ Европѣ армія -- сказалъ одинъ фландрскій депутатъ,-- похожа на группу актеровъ, которые, получая хорошее содержаніе, ежедневно репетируютъ пьесу, хотя знаютъ очень хорошо, что никогда не будутъ ее играть на сценѣ." Одинъ изъ новыхъ министровъ родомъ изъ Анвера -- а этотъ городъ не можетъ простить правительству, что оно обратило его въ крѣпость,-- того самого Анвера, который нѣкогда отказался отвести мѣсто для сооруженія на немъ статуи короля Леопольда I. "Мы не хотимъ солдатъ, говорили толстые клерикалы, -- но намъ нужны монастыри!"

Католическая ассоціація обѣщаетъ еще. сокращеніе расходовъ, которое, конечно, упадетъ на единственный бюджетъ народнаго просвѣщенія.

Итакъ бельгійскіе либералы вытѣснены изъ своей позиціи; при этомъ замѣчательно единодушіе бельгійскаго народа, который явно показалъ, что нисколько о нихъ не жалѣетъ: изъ худого онъ попалъ въ еще худшее;-- узкій эгоизмъ ограниченныхъ буржуа смѣнился рафинированнымъ коварствомъ мудрыхъ плутовъ іезуитовъ -- но, покрайней мѣрѣ, произошла перемѣна, и то хорошо.

Послѣ своего паденія либералы поспѣшили подольститься къ прогрессистамъ: "Еще вчера мы васъ преслѣдовали, обвиняли и сажали въ тюрьмы. Но сегодня мы вамъ прощаемъ все, но за это вы обязаны вступить съ нами въ союзѣ я мы васъ выдвинемъ впередъ, чтобы вы приняли на себя удары, предназначенные намъ."

-- "Очень благодарны вамъ, отвѣчали прогрессисты.-- Католики обѣщаютъ намъ увеличеніе числа избирателей и преобразованіе вашей нелѣпой арміи въ милицію. Дадимъ же католикамъ время исполнить ихъ обѣщаніе; послѣ же этого, какъ свидѣтельство нашей благодарности, мы можемъ сойтись съ вами, чтобы ихъ низвергнуть. Къ такому времени они съумѣютъ насолить всѣмъ и каждому. Въ ожиданіи же, доброй ночи!"

"Нѣтъ нужды въ арміи!" -- Вотъ что говорили около мѣсяца тому назадъ буржуазные прогрессисты и клерикалы, но теперь они уже умаливаютъ объ этомъ, имъ понадобились солдаты въ Вервье противъ рабочихъ. Теперь они въ полномъ согласіи съ либералами, и нигдѣ не существуетъ такой вражды между различными классами общества, какъ въ Бельгіи.

-----

Прошло не болѣе 22 лѣтъ съ той поры, какъ Ирландія была усмирена на всегда, какъ доносилъ лордъ Кларендонъ, о смерти котораго недавно говорили всѣ газеты. Достопамятное возмущеніе 4848 года продолжалось всего четверть часа и было усмирено 30-тысячной арміей. Послѣ выигранной битвы лордъ лейтенантъ Кларендонъ выказалъ жестокость, всегда характеризующую слабаго человѣка, какимъ былъ покойный лордъ; при тогдашнихъ событіяхъ его гнѣвъ вполнѣ соразмѣрялся его страхомъ.

Кларендонъ всю свою жизнь былъ или министромъ иностранныхъ дѣлъ, или посломъ, снабженнымъ чрезвычайными полномочіями; во всѣхъ важныхъ экстренныхъ случаяхъ, посылали обыкновенно его; онъ, напримѣръ, былъ въ числѣ тѣхъ дипломатовъ, которые подписали парижскій трактатъ послѣ крымской войны; онъ также занималъ должность вице-короля Ирландіи. Лордъ Кларендонъ, одна изъ самыхъ замѣтныхъ личностей въ Европѣ, тѣмъ не менѣе былъ человѣкомъ весьма посредственныхъ способностей, и имъ-то онъ обязанъ своимъ офиціальнымъ возвышеніемъ. Не имѣя никогда ни одной своей идеи, онъ за то чрезвычайно вѣрно и точно исполнялъ предначертанія своихъ начальниковъ Мельборна или Веллингтона, Пальмерстона или Гладстона. Никогда онъ не возвышался до независимаго убѣжденія, тѣмъ легче онъ усвоивалъ мнѣнія своей среды. Онъ былъ не дуракъ, онъ не былъ глупъ, онъ удивительно точно выполнялъ полученныя инструкціи, онъ отличался граціозными, ловкими манерами и всѣ повѣрили, что онъ по собственному усмотрѣнію направляетъ дѣла дипломатіи, этому повѣрилъ даже онъ самъ. Красивый собою, совершеннѣйшій типъ джентльмена имъ нравился всѣмъ, даже ирландцамъ, которыхъ онъ заковывалъ въ желѣза. Кларендонъ велъ себя истымъ дипломатомъ на парижскомъ конгрессѣ, но еслибъ ему пришлось быть представителемъ на конгрессѣ куаферовъ, то онъ и тамъ былъ бы на мѣстѣ, также, какъ еслибъ ему пришлось занимать должность коими въ магазинѣ модъ и новостей.

Впрочемъ преемникъ Кларендона, лордъ Гренвиль, еще ограниченнѣе.

-----

Умеръ также и другой замѣчательный человѣкъ Барбесъ. Предводитель республиканскаго возстанія 1832 года, онъ присужденъ былъ къ гильотинированію, но его спасли: отчасти четыре стиха, адресованные Викторомъ Гюго къ Луи Филиппу, а отчасти демонстрація въ его пользу 30 тысячъ человѣкъ на улицахъ Парижа. Присужденный къ вѣчному заключенію въ тюрьмѣ, онъ вышелъ изъ нея въ февралѣ 1848 года, чтобы снова попасть въ нее черезъ три мѣсяца. Въ 1855 году онъ получилъ амнистію, послѣ 23-лѣтняго тюремнаго заключенія, но не желая воспользоваться милостью Бонапарта, онъ отказался отъ помилованія, и, выходя за ворота тюрьмы, далъ полиціи свой адресъ, и ждалъ 3 дня, чтобы его снова арестовали, послѣ чего удалился въ добровольную ссылку въ Гагу. Климатъ и горе разстроили его здоровье и онъ умеръ, горюя, что ему не удалось дожить до нового торжества его идей во Франціи.

-----

Вселенскій соборъ наконецъ сказалъ свое послѣднее слово. Римскій папа непогрѣшимъ. Какая радость для вѣрныхъ!.. А также, прибавимъ мы, отъ себя, и для невѣрныхъ!

Жакъ Лефрень.

"Дѣло", No 7, 1870

Оставить комментарий Реклю Эли (yes@lib.ru) Год: 1870 Обновлено: 25/04/2023. 90k. Статистика. Статья: Публицистика Публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: 1) Отречение королевы Изабеллы от престола, в пользу принца Астурийскаго.- Принц, еще несовершеннолетний, является претендентом под именем Альфоиса XII.- Рождение другого Астурийскаго принца,- Прим изобретает новую кандидатуру принца Леопольда Гоггенцмернскаго.- Гнев, который возбудила эта новость при тюльерийском дворе.- Дерзкий вызов герцога Грайона в законодательном собрании.- Война началась.- 2) Взгляд на современное состояние Франции.- Плебисцит не удался.- Отпадения Пикара, Жюля Фавра и пр.- Петиция принцев орлеанских о дозволении воротиться во Францию.- Очерк истории оппозиции против второй империи.- Мистики и рационалисты.- Оппозиционные газеты.- Коалиция всех оппозиций против империи, дойдя до своего апогея во время последних выборов, теперь разрушается.- Лига порядка против социализма.- Международная ассоциация рабочих.- Кооперация.- 3) Важные ошибки французской демократии.- Теория французская и практика английская в рассуждении социальных реформ.- 4) Новое бельгийское министерство.- Как в конституционных странах либералы бывают на практике хуже клерикалов.- Смерть лорда Кларендона и Барбоса.- Принятие догмата папской непогрешимости.

Реклю Эли Политическая и общественная хроника

ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ХРОНИКА.

Реклю Эли
Политическая и общественная хроника