Реклю Эли
Аргентинская конфедерация

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

АРГЕНТИНСКАЯ КОНФЕДЕРАЦІЯ.

I.

   Мы еще разъ обратимъ вниманіе нашихъ читателей на ту часть свѣта, которая едва извѣстна большинству европейской публики по слуху; а между тѣмъ въ этой части свѣта розыгрывается величайшая драма борьбы отжившихъ традицій старой Европы съ новыми началами американской свободы. Борьба продолжается уже нѣсколько вѣковъ, склоняясь то на сторону прогресса, то реакціи. Мы намѣрены показать это на аргентинской конфедераціи.
   Одинъ изъ самыхъ сильныхъ и промышленныхъ городовъ лаплатскаго бассейна, Буэносъ-Айресъ, составляетъ нынѣшнюю столицу аргентинской конфедераціи. По легендарнымъ преданіямъ, Дидона для основанія Карфагена купила у туземцевъ такое пространство земли, какое могло быть покрыто бычачьей шкурой. По преданіямъ, уже не легендарнымъ, а имѣющимъ историческую достовѣрность, индѣйцы племени керанди за предложенную имъ лошадь уступили испанскому колонизатору Гараю небольшую площадь земли, на которой можно было устроить маленькое укрѣпленіе и нѣсколько хижинъ для колонистовъ, вышедшихъ изъ Асунціона. Крошечная крѣпость послужила основаніемъ нынѣшнему большому городу. Вскорѣ послѣ этого событія Гарай погибъ въ войнѣ съ индѣйскимъ племенемъ менуаны. Его товарищи поспѣшили отомстить за смерть своего начальника, но напали не на виновныхъ менуановъ, а на неповинныхъ ни въ чемъ керавди и истребили ихъ великое множество. Въ 1620 году, т. е. спустя 40 лѣтъ послѣ его основанія, Буэносъ-Айресъ сдѣлался главнымъ городомъ своей провинціи; въ 1622 году въ немъ учреждена епископская кафедра; а въ 1766 году онъ сталъ столицею новаго вице-королевства.
   Буэносъ-Айресъ, по своему положенію у устья громадной судоходной рѣки, представлялъ всѣ удобства для развитія обширной торговли. Но замѣшалась глупость людей и Буэносъ-Айресу долго не пришлось пользоваться этими удобствами. Долгое время его торговая дѣятельность была парализирована нелѣпой колоніальной системой, которой держались тогда всѣ европейскія правительства, имѣющія свои колоніи въ Новомъ Свѣтѣ. Испанское правительство, опасаясь, чтобы прямыя торговыя сношенія Америки съ Европой не нанесли ущерба его привилегированнымъ торговцамъ, получающимъ непомѣрные барыши, боясь, съ другой стороны, что золото изъ Перу направится, въ видѣ контрабанды, кратчайшей и представляющей менѣе опасностей дорогой чрезъ Ріо де-ла-Плату, -- запретило всякія торговыя сношенія между матерью-отечествомъ и Буэносъ-Айресомъ. Въ 1618 году совѣтъ индѣйской компаніи рѣшился отправлять въ Ла-Плату два корабля; они дѣлали по одному рейсу туда и обратно; каждый изъ нихъ подымалъ не болѣе ста тоннъ. Никакіе другіе частные корабли не имѣли права заходить въ Буэносъ-Айресъ, получающій необходимые продукты для испанскихъ войскъ на корабляхъ правительства. Тогда было доброе время экономическаго ортодоксизма въ разсужденіи монополіи, т. е. покровительство національнаго труда въ видахъ чисто-фискальныхъ. Во имя этого нелѣпаго покровительства, предметы европейской фабрикаціи, предназначенные въ Буэносъ-Айресъ, выгружались сперва въ Перу и потомъ уже отправлялись по назначенію. Такимъ образомъ вмѣсто прямого пути чрезъ Атлантическій океанъ, везли товары въ Тихій и потомъ, по перегрузкѣ, обратно въ Атлантическій, почему дѣлали безъ всякаго разумнаго основанія лишнихъ 2,000 миль. Такое странное положеніе продолжалось цѣлое восемнадцатое столѣтіе. Когда же португальцы основали городъ, названный ими Ла-Колоніа, положеніе дѣлъ рѣзко измѣнилось. Ла-Колоніа была основана почти напротивъ Буэносъ-Айреса, на другомъ берегу рѣки; близкое разстояніе другъ отъ друга обоихъ городовъ естественнымъ образомъ, способствовало развитію контрабанды, а съ развитіемъ послѣдней, дающей огромныя выгоды населенію Буэносъ-Айреса, развилось его благосостояніе. Торговый балансъ Буэносъ-Айреса, находящагося подъ давленіемъ несообразностей колоніальной системы, представлялъ жалкія цифры; контрабанда быстро его измѣнила и единицы превратились въ сотни. Такіе результаты не могли нравиться андалузскимъ купцамъ, умѣющимъ вести торговыя дѣла по старинной рутинѣ, подъ покровомъ монополіи и привилегій;-- они подняли кривъ и испанское правительство обратилось также къ старому способу разрѣшенія недоумѣній; оно объявило войну Португаліи. Война тянулась до 1701 года, когда Испанія мирнымъ трактатомъ признала права Португаліи на территорію, на которой была выстроена Ла-Колоніа, а та-кже на все пространство земли вокругъ города, лежащее отъ него на пушечный выстрѣлъ. По заключеніи мира португальцы постарались еще болѣе развить выгодную для нихъ контрабандную торговлю. Съ этой поры ненависть, соперничество, взаимные укоры между негоціантами и вообще національностями испанской и португальской достигли крайняго своего проявленія и стали сопровождаться печальными послѣдствіями для обоихъ народовъ.
   Контрабандная торговля, хотя и выгодная Буэносъ-Айресу, сильно не нравилась испанскому правительству, но оно не видѣло никакой возможности пресѣчь ее, пока Ла-Колоніа будетъ оставаться въ рукахъ португальцевъ. Отнять городъ силой -- нельзя, долголѣтняя война съ Португаліей привела только къ признанію за нею права на этотъ городъ. Надо было найти другое средство, и вотъ испанское правительство предлагаетъ Португаліи въ обмѣнъ за городъ взять огромную іезуитскую территорію въ Парагваѣ, а также провинцію верхній Урагвай, прилегающую къ Бразиліи. Въ этомъ смыслѣ былъ заключенъ трактатъ, но онъ имѣлъ одинъ важный недостатокъ: ни испанцы, ни португальцы, ни іезуиты вовсе не намѣрены были строго выполнять заключенный договоръ. Желая сдѣлать конкуренцію Буэносъ-Айресу еще болѣе дѣйствительной, и тѣмъ вознаградить себя за потерю Ла-Колоніи, португальцы обратили вниманіе на морской берегъ, тогда еще совершенно пустынный, и основали Монтевидео. Цавала, буэносъ-айресскій губернаторъ, тотчасъ же предпринялъ экспедицію противъ новаго поселенія португальцевъ, совершенно разрушилъ его и предложилъ испанцамъ основать здѣсь новый испанскій городъ. Это случилось въ 1725 году; вначалѣ же нынѣшняго столѣтія въ Монтевидео было 40,000 жителей, а въ 1869 году около 80,000.
   Наконецъ трактатомъ 1777 года въ принципѣ были устранены всѣ затрудненія, которыя втеченіе двухъ съ половиною вѣковъ вели въ безконечнымъ спорамъ и ко многимъ договорамъ, тотчасъ же по заключеніи нарушаемымъ обѣими заинтересованными сторонами. Тринадцать лѣтъ пришлось употребить на необходимыя работы для окончательнаго опредѣленія границы между вице-королевствами буэносъ-айресскимъ-испанскимъ и ріо-жанейрскимъ-португальскимъ.
   

II.

   Черезъ двадцать лѣтъ послѣ заключенія этого мира и признанія принципа свободы торговли между Испаніей и ея ла-платскими колоніями, во Франціи вспыхнула первая революція. Она отразилась и на той сторонѣ Атлантическаго океана, на берегахъ Ла-Платы.
   Но настало 18 брюмера, революція была задушена и изъ ея развалинъ вышелъ Наполеонъ I. Побѣдитель на сушѣ, онъ, въ лицѣ своего адмирала Вильнева, потерпѣлъ сильное пораженіе на морѣ; испанскіе и французскіе корабли разсѣяны подъ Трафальгаромъ и англійскій морской флотъ сталъ свободно разгуливать по всѣмъ морямъ. Отдаленныя европейскія колоніи въ Новомъ Свѣтѣ своимъ природнымъ богатствомъ всегда манили къ себѣ предпріимчиваго Джонъ Булля; побѣда при Трафальгарѣ дѣлала для него путь туда совершенно свободнымъ. Черезъ годъ послѣ этой битвы адмиралъ Попгэмъ и сиръ Вильямъ Бересфордъ явились передъ Буэносъ-Айресомъ. Много времени прошло съ той поры, какъ въ Буэносъ-Айресѣ виденъ былъ дымъ костровъ, зажженныхъ въ лагерѣ европейскихъ войскъ; на памяти стариковъ не было никакихъ сраженій подлѣ города и о существованіи на землѣ войны они вспоминали только развѣ тогда, какъ случался гдѣ нибудь въ сосѣдствѣ выходящій изъ ряду разбойническій набѣгъ индѣйцевъ. Тогдашній буэносъ-айресскій вице-король маркизъ Собремонте былъ человѣкъ слабый и нерѣшительный. Англичане безъ выстрѣла овладѣли передовымъ укрѣпленіемъ, откуда они предписали условія городу, сдавшемуся на капитуляцію безъ всякаго сопротивленія. Но вскорѣ въ населеніи проснулась кастильская гордость и ненависть къ иностранцамъ. Городская милиція ушла изъ города и, присоединивъ къ себѣ охотниковъ изъ окрестныхъ селъ я деревень и вручивъ начальство надъ собою находящемуся въ испанской службѣ французу Линье, обложила Буэносъ-Айресъ и атаковала передовое укрѣпленіе, занятое англичанами. Нападеніе было такъ смѣло и рѣшительно, что Бересфордъ, въ свою очередь, вынужденъ былъ подписать капитуляцію. Англичане тогда бросились на Монтевидео, бомбардировали его и взяли штурмомъ. Изъ Монтевидео, какъ изъ центра своихъ операцій, Бересфордъ, усиленный подкрѣпленіями, привезенными генераломъ Крауфордомъ, рѣшился на новую попытку овладѣть Буэносъ-Айресомъ, защищаемымъ Линье. Англичане, подъ предводительствомъ генерала Вэйтлока, атаковали городъ, ворвались въ него, но, встрѣченные ружейнымъ огнемъ отовсюду, изъ оконъ домовъ, съ крышъ, изъ-за заборовъ садовъ и огородовъ, принуждены были отступить, а ихъ генералъ подписалъ капитуляцію, которой онъ давалъ обѣщаніе немедленно оставить страну вмѣстѣ со всѣмъ англійскимъ войскомъ. Послѣ этихъ двухъ побѣдъ, буэносъ-айресцы почувствовали, что они граждане своей родной земли, а не подданные Испаніи, какими считали себя нѣкогда. Когда была заключена байонская мировая сдѣлка, показавшая какъ вѣроломство великаго Наполеона, такъ и трусость Бурбоновъ, буэносъ-айресцы отказались ратификовать этотъ постыдный договоръ. Французъ Линье, за заслуги въ битвахъ съ англичанами назначенный вице-королемъ, хотѣлъ было признать заключенный договоръ, но былъ свергнутъ и замѣщенъ Чизнеросомъ, человѣкомъ самыхъ посредственныхъ способностей, но который съумѣлъ найтись въ этихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ: онъ созвалъ національное собраніе. Граждане во имя Фердинанда VII провозгласили право буэносъ-айресскаго народа на самоуправленіе. И послѣдній изъ 30 губернаторовъ и 13 вицекоролей, правившихъ Буэносъ-Айресомъ именемъ ихъ католическихъ величествъ съ 1618 года,-- Чизнеросъ былъ замѣненъ юнтой, въ числѣ членовъ которой въ то время выказались три замѣчательныя личности: Маноэль Бельграно, Маноэль де-Анчорена и Мигуэль де-Азкуэнага.
   

III.

   То, что происходитъ теперь на островѣ Кубѣ, испанской колоніи, служитъ прямымъ повтореніемъ событій, происходившихъ въ испанскихъ южно-американскихъ колоніяхъ во время борьбы ихъ съ метрополіей, а побѣда этихъ колоній надъ метрополіей даетъ право заранѣе предсказывать о побѣдѣ надъ Испаніей, которая должна въ свое время выпасть на долю возставшихъ острововъ Кубы и Порторико. Либеральный духъ господствуетъ въ метрополіи, въ ней идетъ революція или война за независимость; колонія съ такой же страстностью и энтузіазмомъ подражаетъ ея движенію; но свободу, которой добивается Испанія, она желаетъ получить для одной себя и вовсе не думаетъ подѣлиться ею съ своими дочерьми колоніями. Этотъ фактъ, ярко обозначившійся во время послѣдней испанской революціи, съ одинаковой силой проявился и въ то время, когда испанцы, но имя свободы и независимости, вели борьбу съ Наполеономъ. Буэносъ-Айресъ съумѣлъ защитить себя противъ англичанъ, онъ также дѣйствовалъ именемъ Фердинанда VII, и если свергнулъ своего губернатора Чизнероса и замѣнилъ его юнтою, то только потому, что губернаторъ былъ слишкомъ плохъ, былъ далеко ниже своего положенія. Буэносъ-айресцы ссылались на свое сиротство (burrfandad), которое выпало на ихъ долю вслѣдствіе отсутствія и плѣна Фердинанда VII, и потому считали себя вправѣ управляться сами собою. Въ то время всѣ ссылались на этого печальнаго конарха; втеченіе нѣсколькихъ лѣтъ партіи сражались подъ его знаменемъ, его именемъ подписывали трактаты и капитуляціи, вездѣ и всюду прикрывались его авторитетомъ.
   Кортесы, собравшіеся въ Кадиксѣ, подражая французской республикѣ, ввели въ конституцію статью, которой объявлялось, что колоніи составляютъ нераздѣльное цѣлое съ метрополіей и могутъ прислать въ, національное собраніе по одному депутату съ каждыхъ 50,000 жителей, при чемъ, впрочемъ, добавлялось, что ни метисъ, ни креолъ, какой бы то ни было степени чистоты крови, не могутъ быть ни избирателями, ни избранными. Это добавленіе почти исключало всякую возможность примѣненія статьи о представительствѣ, такъ какъ испанцевъ чистой крови въ колоніяхъ было очень немного и они, по большой части, принадлежали къ новымъ переселенцамъ, недавно основавшимся въ странѣ. Колоніи, такимъ образомъ, по прежнему оставались внѣ закона, преданныя произволу своихъ правителей. Но не удовольствовавшись одной несправедливостію, кортесы имѣли глупость уничтожить свободу торговли въ колоніяхъ, которая опять становилась въ зависимость отъ производителей и торговцевъ-монополистовъ метрополіи.
   Фердинандъ VII, въ пользу котораго работали кортесы, получивъ отъ нихъ тронъ, первымъ дѣломъ поспѣшилъ отдѣлаться отъ всякаго либерализма, а слѣдовательно и отъ кортесовъ и, съ свойственнымъ ему безуміемъ, послалъ въ колоніи приказаніе положить оружіе, формулированное самымъ наглымъ и оскорбительнымъ образомъ.
   Буэносъ-Айресъ вовсе не былъ намѣренъ покоряться подобному требованію. Въ послѣдніе годы онъ успѣлъ сильно развиться въ политическомъ отношеніи, благодаря дѣятельной пропагандѣ многихъ рѣшительныхъ республиканцевъ изъ Франціи и Соединенныхъ штатовъ, поселившихся въ этомъ городѣ. Партія независимости отъ метрополіи стала сильна и числомъ и талантами своихъ членовъ. Когда бывшій вице-король Линье, представитель правительственной партіи, вздумалъ силой уничтожить партію свободы, онъ былъ разбить независимыми, подъ командой Балькарсе, въ сраженіяхъ при Котогетѣ и Тупицѣ, взятъ въ плѣнъ и тотчасъ же разстрѣлянъ. Это случилось еще въ 1810 году.
   Припомнимъ также экспедицію генерала Бельграно въ Парагвай; онъ былъ разбитъ, но успѣлъ поднять парагвайскій народъ противъ испанцевъ. Роялисты всей ла-платской страны сосредоточились на границахъ Перу; инсургентскіе генералы Бельграно и Сан-Мартинъ разбили ихъ при Тукуманѣ и Сальта. Потомъ аргентинская армія перешла Анды и провозгласила независимость Чили и Перу. Однакожъ окончательное освобожденіе этихъ колоній отъ испанскаго владычества послѣдовало только послѣ битвы при Эакучо въ 1824 году. Но Ла-Плата сбросила кастильское знамя еще 20 іюня 1814 года, когда испанская армія Альвеара, запертая въ Монтевидео, послѣ 23-хъ мѣсячной осады принуждена была отдаться на волю побѣдителей.
   Но еще страна не была вполнѣ очищена отъ испанцевъ, какъ Восточная провинція объявила себя, подобно Парагваю, независимой отъ Буэносъ-Айреса. Артигасъ, жестокій, но искусный полководецъ, именемъ независимаго Монтевидео, обращалъ свое оружіе одинаково, какъ противъ испанцевъ, такъ и противъ партизановъ централизаціи. Анархія воцарилась во всѣхъ этихъ испанскихъ и португальскихъ провинціяхъ: федералисты и унитаріи, бѣлые и индѣйцы, испанцы Перу и португальцы Бразиліи -- всѣ взаимно уничтожали другъ друга. При видѣ этого всеобщаго безпорядка, этого кроваваго хаоса, диктаторъ Пюпредонъ пришелъ въ ужасъ и сталъ уже отчаиваться въ спасеніи своего отечества. Первое административное лицо въ республикѣ, которому народъ вручилъ власть, Пюпредонъ вступилъ въ тайные переговоры съ иностранцами и готовъ былъ отдать ла-платскую страну или бразильскому принцу или испанскимъ Бурбонамъ; какъ истый централизаторъ, онъ требовалъ только, чтобы въ составъ будущаго королевства вошли всѣ земли, составлявшія нѣкогда ла-платское вице-королевство. Его сношенія были открыты, онъ принужденъ былъ оставить свою должность, 14 провинцій, опасаясь диктатуры Буэносъ-Айреса, каждая объявила себя независимой, Франсіа герметически закупорилъ Парагвай. Но и послѣ этого, на всей ла-платской территоріи, исключая Парагвая, закипѣла гражданская война, на всѣхъ пунктахъ шла борьба между федералистами и унитаріями; хаосъ опять вступилъ въ свои права, и во всей этой ужасной, кровавой сумятицѣ перепутались всѣ партіи, перемѣшались различные интересы.
   Буэносъ-Айресъ, самый богатый, самый населенный (въ немъ тогда уже было болѣе 80,000 жителей) изъ всѣхъ городовъ лаплатской страны, имѣющій свою исторію, политику, экономическія и коммерческія традиціи,-- жаждалъ главенства надъ всей страной и считалъ себя Афинами аргентинской Эллады. Его соперникъ на другомъ берегу Ріо-де-ла-Плата претендовалъ, въ свою очередь, на титулъ Спарты; Парагваю же болѣе всего приличествовала роль Македоніи. А черную бразильскую имперію, страдавшую непреодолимой жаждой пожрать эти маленькія республики, съ большимъ удобствомъ можно было уподобить древней Персіи.
   Унитаріи принадлежали по большей части въ богатымъ классамъ, къ аристократіи богатства и образованія; они путешествовали по Европѣ, они первые начали пропаганду о независимости и подняли оружіе противъ Испаніи. Самыми замѣчательными людьми этой партіи были: Сан-Мартинъ, Пюпредонъ, Пацъ, Лавалль, Ривадавіа, Акуэрре, Варела. Эти унитаріи имѣли нѣкоторыя общія черты съ жирондистами французской революціи и погибли почти также, какъ и они. Федералисты же были люди далеко не ученые, между ними не было ни замѣчательныхъ писателей, ни просвѣщенныхъ ораторовъ, ни опытныхъ военачальниковъ;-- это были по большей части провинціалы, народъ грубый, сельскій, къ нимъ тянули и гаучо; въ числѣ ихъ предводителей сдѣлались замѣтными: Лопецъ, Кирога, Анчорена, Доррего, Врамонъ, Балькарсе и въ особенности кровожадный и слишкомъ извѣстный Розасъ.
   За президентами республики изъ партіи унитаріевъ, Розадасомъ, Пюпредономъ и Рондо, слѣдовали президенты изъ федералистовъ. Агуэре и Саратеа; потомъ опять унитаріи и опять федералисты. Наконецъ президентъ Родригецъ, изъ партіи федералистовъ, желая положить конецъ вѣчной борьбѣ партій и успокоить унитаріевъ, въ 1820 году назначилъ государственнымъ секретаремъ самаго знаменитаго изъ ихъ партіи дона Бернардино Ривадавію. Благодаря выходящимъ изъ ряду способностямъ этого человѣка, партія унитаріевъ спокойно управляла дѣлами республики впродолженіе нѣсколькихъ лѣтъ, и это время, безъ сомнѣнія, должно считаться самымъ лучшимъ временемъ въ аргентинской исторіи. Ривадавіа, умный и честный человѣкъ, патріотъ и замѣчательный государственный дѣятель, самый великій гражданинъ Буэносъ-Айреса, получилъ прекрасное воспитаніе, что составляло большую рѣдкость въ его отечествѣ. Путешествуя по Европѣ, онъ хорошо ознакомился съ идеями, провозглашенными французской революціей; какъ и Франсіа, онъ взялъ себѣ за образецъ Вольтера и энциклопедистовъ. Возставая противъ всякаго суевѣрія, не питая никакой нѣжности къ трансцендентализму, къ монахамъ, монахинямъ, къ преобладанію клерикаловъ, онъ старался вездѣ, гдѣ было можно, закрывать монастыри, отнималъ у духовенства различныя привилегіи, способствующія усиленію его власти, распространялъ философское образованіе. Онъ секуляризировалъ нѣкоторыя церковныя имѣнія, уничтожилъ запрещеніе работать въ праздники, запретилъ бои быковъ. Онъ основалъ въ Буэносъ-Айресѣ университетъ, музей и библіотеку; провозгласилъ свободу вѣроисповѣданій, свободу прессы и свободу личности; уничтожилъ всякіе спеціальные суды и узаконилъ подсудность всѣхъ безъ исключенія сословій одному суду. Ривадавіа организовалъ полицію, ввелъ порядокъ въ администраціи, показывая самъ примѣръ безкорыстія и честнаго исполненія своей обязанности; возстановилъ равновѣсіе между государственными доходами и расходами, чего не могли достигнуть ни до него, ни послѣ него. Онъ устроилъ сберегательную кассу, организовалъ провинціальные банки, составившіе отдѣленія національнаго банка. Всѣ эти законы, всѣ эти учрежденія могли бы дать аргентинской конфедераціи одну изъ самыхъ лучшихъ организацій въ мірѣ, но эта конфедерація имѣла важнѣйшій изъ недостатковъ: ей недоставало необходимой силы. Самая лучшая изъ политическихъ формъ, самыя раціональныя соціальныя реформы принесутъ немного пользы въ обширной странѣ съ слишкомъ рѣдкимъ населеніемъ. Этотъ недостатокъ понималъ Ривадавіа, но онъ также сознавалъ, что плодородная почва его отечества, что прелестный климатъ, выгодное географическое положеніе доставляютъ слишкомъ много удобствъ для быстраго возрастанія населенія, и онъ мечталъ, что скоро, даже очень скоро аргентинская конфедерація будетъ подобна Соединеннымъ штатамъ Сѣверной Америки, и употреблялъ всѣ усилія для привлеченія изъ Европы переселенцевъ и капиталовъ, которые нигдѣ не могли найти такого выгоднаго помѣщенія, какъ въ этой дѣвственной, изобильной природными богатствами странѣ. Онъ просилъ у Европы людей, людей и людей. Идеи, брошенныя имъ на эту новую почву и повсемѣстно распространенныя теперь въ Новомъ Свѣтѣ, тогда были слишкомъ новы, спорны и даже возбуждали ненависть въ массѣ населенія, руководствовавшагося такимъ разсужденіемъ: "пока насъ немного, мы имѣемъ въ своемъ владѣніи громадныя пастбища для нашего скота; но когда къ намъ придутъ переселенцы изъ Европы, мы должны будемъ подѣлиться съ ними землей, а когда ихъ придетъ много, мы сами почувствуемъ недостатокъ въ землѣ." Для этихъ невидящихъ дальше своего носа людей,-- а къ нимъ принадлежало большинство населенія -- Ривадавіа былъ измѣнникъ, желающій продать свою страну Галлегосамъ (европейцамъ); къ ненависти грубыхъ земледѣльцевъ и скотоводовъ присоединялась ненависть поповъ къ Ривадавіи, и отъ него была перенесена ина всю партію унитаріевъ, которой онъ былъ самымъ блистательнымъ представителемъ.
   Въ тоже самое время великій патріотъ умѣлъ заставить иностранцевъ уважать его страну, но пріобрѣтя ей друзей, онъ не могъ избавить ее отъ враговъ. Либералы всѣхъ странъ стали друзьями аргентинской конфедераціи, а реакціонеры ея врагами. Англія приняла ея сторону, Франція же и Испанія высказались противъ нея; они не могли простить Ривадавіи, что онъ уговорилъ аргентинскую палату вотировать пособіе, въ видѣ займа, во сто милліоновъ франковъ республиканскимъ испанскимъ кортесамъ и устроилъ это дѣло въ отвѣтъ на рѣшеніе французскихъ Бурбоновъ употребить такую сумму для возстановленія абсолютизма въ Испаніи. Европейскіе реакціонеры никогда не могли простить этого дѣла ни Ривадавіи, ни аргентинской конфедераціи. Не могли имъ простить его и французскіе короли: Людовикъ XVIII, Карлъ X и Луи-Филиппъ. Надобно знать, что на веронскомъ конгрессѣ въ 1822 году былъ возбужденъ вопросъ объ испано-американскихъ республикахъ. Чистые абсолютисты, съ голоса Шатобріана, объявили невозможнымъ призвать ихъ независимость; это признаніе было бы чудовищнымъ неправосудіемъ, говорили они, санкціей права возмущенія народовъ противъ королей. Съ другой стороны, нельзя было не признать, что Испанія безсильна возвратить оружіемъ свои старыя владѣнія. Въ такомъ затруднительномъ положеніи они вспомнили о старомъ проэктѣ Пюиредона -- составить изъ новыхъ республикъ конституціонную монархію, поставивъ во главѣ ея кого нибудь изъ принцевъ бурбонскаго дома, находящихся не у дѣлъ. Но тутъ начались интриги между Испаніей и Франціей; одна хотѣла посадить на буэносъ-айресскій престолъ принца лунскаго, другая герцога орлеанскаго, будущаго Луи-Филиппа. Англія имѣла здравый смыслъ защищать совершившійся фактъ, она признала новыя республики. "Что Испанія объявляетъ себя противъ насъ, писалъ докторъ Франсіа,-- это безумство съ ея стороны нисколько насъ не удивляетъ, но что Франція тянется за нею -- это кажется намъ невѣроятнымъ".
   Въ то время, какъ европейскіе Бурбоны изощряли свое искуство въ передачѣ дипломатическихъ нотъ, меморій и проч., бразильскіе представители браганцской династіи дѣйствовали. Карлота де-Бурбонъ, достойная сестра Фердинанда VII и дочь Карла IV, жена португальскаго регента, государя Бразиліи, предъявила свои наслѣдственныя права на испанскую корону и на обладаніе всѣми ея колоніями въ силу какой-то секретной приписки, уничтожающей дѣйствіе салическаго закона. Она въ 1812 году послала бразильскія войска въ Монтевидео, находящійся тогда еще въ испанскихъ рукахъ, но вмѣшались англичане, и бразильскія войска отступили.
   Бразильцы возвратились сюда въ 1816 году и опять именемъ Карлоты. Губернаторомъ Монтевидео въ то время былъ Артигасъ, самый блистательный изъ военачальниковъ войны за независимость, храбрѣйшій изъ храбрѣйшихъ, и въ тоже время кровожадный и склонный къ грабежу, всегда окруженный толпой веселыхъ шелопаевъ и развратниковъ, между которыми свѣтиломъ первой величины считался достопочтенный патеръ Монтеро. Артигасъ былъ разбитъ бразильцами и изгнанъ однимъ изъ своихъ друзей, своимъ лейтенантомъ Раймирецомъ; онъ бѣжалъ въ Парагвай, гдѣ былъ весьма привѣтливо принятъ Франсіей. Бразило-португальское правительство завладѣло Восточной провинціей и держало ее въ своихъ рукахъ до отдѣленія Бразиліи отъ Португаліи до 1823 года, когда Монтевидео былъ объявленъ бразильской провинціей.
   Буэносъ-Айресу не могло нравиться такое сосѣдство. Бѣглецы изъ Монтевидео нашли въ немъ дружескій пріемъ и помощь. Армія, подъ начальствомъ генераловъ Ориба и Лаваля, разбила бразильцевъ и въ 1825 году провозгласила независимость Урагвая отъ Бразиліи и присоединеніе его къ аргентинской конфедераціи. Главнымъ виновникомъ этого дѣла былъ Ривера, ставшій съ этой минуты самымъ популярнымъ человѣкомъ въ Урагваѣ.
   Ривадавіа, съ своей стороны, сдѣлалъ все, что могъ для окончательнаго изгнанія бразильцевъ изъ Урагвая; онъ помогалъ сосѣдямъ и войскомъ и деньгами, но расходы на войну были такъ велики, что пришлось сильно опустошить аргентинскую казну. Враги его не дремали. Они рѣшились дѣйствовать противъ него съ полной энергіей, именно въ тотъ моментъ, когда онъ осуществлялъ величайшее дѣло своей жизни -- конституцію 1826 года. Они соединили въ своихъ рукахъ билеты провинціальныхъ банковъ и потребовали по нимъ капиталы; понятно, что провинціальные банки должны были вынуть всѣ свои фонды изъ національнаго банка, который въ это время самъ сильно нуждался въ деньгахъ. Кредитъ центральнаго правительства былъ совершенно подорванъ. Впрочемъ Ривадавіа могъ бы еще бороться съ своими врагами, -- ему нужно было только отозвать войска, сражавшіеся противъ бразильцевъ,-- но онъ былъ выше вульгарнаго честолюбія, онъ предпочелъ пасть и вышелъ въ отставку въ іюлѣ 1827 года. Съ его паденіемъ, въ исторіи аргентинской конфедераціи началась новая эпоха,-- эпоха Розаса, федералисты смѣнили унитаріевъ.
   Но прежде, чѣмъ перейдемъ къ описанію этой новой эпохи, скажемъ чѣмъ окончилась война съ Бразиліей. Англичане рѣшились принять на себя посредничество между воюющими сторонами. Бразилія никакъ не хотѣла допустить, чтобы Урагвай соединился съ аргентинской конфедераціей; послѣдняя, съ своей стороны, не желала оставить Урагвай во власти Бразиліи. Медіаторы избрали средній путь и объявили, что Урагвай долженъ составить независимую республику. Этотъ проэктъ, какъ устраняющій всѣ недоразумѣнія, былъ принятъ всѣми враждующими сторонами и президентомъ новой республики, какъ и слѣдовало ожидать, избранъ Ривера, человѣкъ весьма легкихъ нравственныхъ правилъ, храбрый, до весьма, нечистый на руку.
   

IV.

   Ривадавіа, этотъ великій, благороднѣйшій гражданинъ такъ мало дѣлалъ шума за границами своего отечества, что въ Старомъ свѣтѣ о немъ почти ничего не знали. Если диктаторъ Франсіа пользовался въ Европѣ извѣстностію, то это потому, что этотъ образецъ честнаго человѣка, получившій отъ своихъ согражданъ неограниченную власть надъ ними, прослылъ ужаснѣйшимъ тираномъ. Но насколько мало былъ извѣстенъ европейскимъ писателямъ и политикамъ Ривадавіа, настолько же получилъ извѣстность между ними Розасъ; лучше сказать, аргентинская конфедерація стала извѣстна Европѣ именно благодаря громкой славѣ Розаса, жестокаго тирана, олицетворявшаго собой преданія парагвайскихъ іезуитовъ и индѣйскихъ охотниковъ на людей. Онъ, подобно герцогу Гавдіи, достойному сыну папы, умѣлъ для своихъ цѣлей съ одинаковымъ успѣхомъ употреблять слово, шпагу, кинжалъ и ядъ; какъ тотъ всегда находилъ возможность, тѣмъ или другимъ способомъ, избавляться отъ герцоговъ, дожей, епископовъ и республикъ, такъ и Розасъ всякими средствами отдѣлывался какъ отъ враговъ своихъ унитаріевъ, такъ и отъ друзей федералистовъ, если они мѣшали ему.
   Происходя отъ старинной астурійской дворянской фамиліи, имѣя въ числѣ предковъ по прямой линіи извѣстнаго губернатора въ Чили при Филиппѣ V,-- Мануэль Розасъ по самому происхожденію своему предназначенъ былъ занимать какое нибудь выгодное мѣстечко въ испанской службѣ. Его дѣдъ, извѣстный истребитель дикихъ индѣйцевъ, попалъ въ ихъ руки; въ отмщеніе за жестокости, они зашили его живого въ бычачью шкуру и бросили въ воду. Мануэль часто слышалъ разсказъ объ этомъ трагическомъ событіи, онъ возбудилъ въ мальчикѣ сильнѣйшую ненависть въ индѣйцамъ и желаніе отплатить имъ за смерть дѣда, что впослѣдствіи и исполнилъ съ обычною ему энергіею и жестокостью. Воспитаніе онъ получилъ самое плохое; родители имъ нисколько не занимались. Шестнадцати лѣтъ отъ роду Мануэль былъ выгнанъ изъ родительскаго дома и поступилъ на службу въ имѣнія богатыхъ собственниковъ Доррего, гдѣ своею дѣятельностію и способностію обратилъ на себя вниманіе и скоро получилъ мѣсто главнаго управляющаго. Здѣсь онъ развилъ въ себѣ физическую силу и ловкость, которыя впослѣдствіи такъ помогли его популярности между полудикимъ сельскимъ населеніемъ. Но кромѣ этихъ достоинствъ, онъ обладалъ еще природнымъ краснорѣчіемъ, умѣлъ ловко вставлять простонародныя поговорки, сорить деньгами и казаться пылкимъ либераломъ, когда это было нужно для его цѣлей. Во время войны за независимость, онъ держался въ сторонѣ, но по освобожденіи Буэносъ-Айреса, послѣдовалъ за своимъ патрономъ Доррегой въ ряды федеральной партіи; здѣсь онъ сдружился съ Маноэлемъ Анчореной, самымъ вліятельнымъ предводителемъ этой партіи. Онъ вскорѣ женился на дочери донъ-Эскурра, энергической, надменной, страстной и честолюбивой женщинѣ. Заручившись такой сильной протекціей съ разныхъ сторонъ, Розасъ выступилъ на политическую арену, гдѣ скоро сдѣлался лицомъ весьма замѣтнымъ. Въ этомъ человѣкѣ соединялись лесть и разнузданныя страсти, дерзость и подозрительность, развратъ и ханжество, жестокость, самодурство, піэтизмъ въ одно время и лживый и искренній, гордость, тщеславіе и честолюбіе. Счастіе благопріятствовало ему, его преступленіямъ удивлялись, мало того, его уважали не только друзья, но даже и враги. Онъ займетъ видное мѣсто въ исторіи.
   Ривадавіа, какъ мы сказали, предпочелъ лучше пасть и отказаться отъ власти, чѣмъ поддерживать себя и свою партію военной диктатурой. Онъ удалился въ Европу и впослѣдствіи умеръ въ Ріо-Жанейро въ бѣдности и неизвѣстности. Послѣ его удаленія, страна опять впала въ анархію, изъ которой онъ вывелъ ее въ 1820 году. Каждая провинція желала составить независимое государство, отдавала себя во власть избранныхъ самимъ населеніемъ губернаторовъ, которые грабили управляемый ими народъ и вели между собою постоянныя войны, отъ которыхъ опять-таки страдалъ тотъ же беззащитный народъ. Въ Новомъ Свѣтѣ повторились тѣ возмутительныя сцены разбоевъ и насилій, которыми ознаменовались средніе вѣка въ Европѣ.
   Избранный буэносъ-айресскимъ губернаторомъ на мѣсто Ривадаріи, полковникъ Доррего былъ самый достойный уваженія и самый умѣренный человѣкъ изъ партіи федералистовъ. Какъ человѣкъ образованный, онъ принадлежалъ къ лучшему буэносъ-айресскому обществу, состоящему преимущественно изъ унитаріевъ, а какъ богатый землевладѣлецъ, онъ не могъ отдѣлять своихъ интересовъ отъ интересовъ сельскаго населенія, придерживавшагося федералистской политики, поэтому онъ по необходимости долженъ былъ держаться системы соглашенія между обѣими партіями. Вскорѣ послѣ принятія имъ должности, онъ заключилъ мирный договоръ съ Бразиліей, которымъ была объявлена независимость Урагвая.
   Война окончилась и аргентинская армія, командуемая Лавалемъ, возвратилась въ Буэносъ-Айресъ. Армія была наполнена унитаріями, самыми непримиримыми, и потому, понятно, она скоро возмутилась противъ правительства и одержала побѣду надъ его защитниками. Розасъ, котораго Доррего сдѣлалъ генераломъ республики и поручилъ ему начальство надъ войсками, оставшимися на сторонѣ правительства, постарался отблагодарить своего прежняго патрона, предавъ его тайно въ руки возмутившихся солдатъ. Онъ, впрочемъ, сдѣлалъ еще лучше, когда къ нему въ руки попала власть: онъ арестовалъ брата Дорреги и секвестровалъ всѣ имѣнія этой богатой фамиліи. Плѣнный губернаторъ Доррего былъ разстрѣлянъ по приказанію Лаваля, который ознаменовалъ свою побѣду кровавыми приговорами противъ федералистовъ. Лаваль захватилъ власть въ свои руки и, казалось, утвердился прочно, такъ какъ долго никто не рѣшался протестовать противъ его диктатуры. Розасъ былъ первый, который рѣшился заговорить о мщеніи. Онъ возбудилъ противъ Лаваля Кирогу и Лопеца; этого мало, онъ натравилъ на него красавицу Мандевиль, жену французскаго консула, которая приходилась молочной сестрой Розасу. Эта граціозная, коварная дама такъ нѣжно ласкала своего мужа, такъ мило просила его, что безчестный, тщеславный фатъ Мандевиль рѣшился на преступленіе противъ международнаго права. Въ ночь на 7 іюня 1829 года французская эскадра, подъ начальствомъ виконта Венанкура, овладѣла аргентинской эскадрой, на которой находились арестованными нѣсколько предводителей федералистской партіи. Лаваль былъ слишкомъ слабъ, чтобы могъ дѣйствовать противъ союза федералистовъ съ Франціей; вмѣстѣ со многими своими политическими друзьями онъ бѣжалъ въ Урагвай. Розасъ избавился отъ соперничества унитаріевъ и 8 декабря 1829 года избранъ губернаторомъ и вмѣстѣ главнокомандующимъ провинціи Буэносъ-Айресъ.
   Въ слѣдующемъ году іюльская революція во Франціи дала тронъ Луи-Филиппу, который, въ декабрѣ 1830 года, помимо собственнаго желанія, принужденъ былъ признать испано-американскія республики.
   Унитаріи сошли со сцены, но они не были совершенно уничтожены. Въ 1831 году они опять возстали, но были разбиты Лопецомъ и Кирогой. Розасъ на это возстаніе отвѣчалъ закономъ объ общественной безопасности, направленнымъ противъ всѣхъ подозрительныхъ. А подозрительными, по его мнѣнію, были всѣ унитаріи, лучше сказать, всѣ тѣ, кто не имѣлъ счастія понравиться страшному губернатору. Свобода прессы была уничтожена, а съ нею и всякія другія свободы, и въ руки Розаса отдана почти деспотическая власть; федералисты, въ пылу партіонной ненависти, забыли о всякой личной гарантіи, они жаждали только истребленія послѣдователей идеи государственнаго единства.
   Въ 1832 году окончился срокъ полномочія, даннаго Розасу. На выборахъ губернаторомъ Буэносъ-Айреса избранъ Балькарсе, безъ сомнѣнія, федералъ. Розасъ, не чувствуя себя настолько сильнымъ, чтобы рѣшиться произвести государственный переворотъ и объявить себя несмѣняемымъ диктаторомъ,-- удовольствовался титуломъ генералиссимуса арміи и порученіемъ усмирить возмутившихся индѣйцевъ. Онъ исполнилъ это порученіе такъ удачно, что, по собственнымъ его словамъ, истребилъ не менѣе 22,000 индѣйцевъ, превративъ ихъ деревни и поля въ совершенную пустыню.
   Но Балькарсе портилъ дѣла. Онъ возстановилъ свободу прессы, онъ былъ просто измѣнникъ. Онъ показался опаснымъ чистымъ федералистамъ, въ родѣ Лопеца и Кироги, и они подняли знамя бунта. Душею инсуррекціи была неутомимая жена Розаса; она появлялась всюду, она заправляла всѣмъ, она эксплуатировала старинное соперничество деревни съ городомъ. Унитаріи или федералисты, партизаны Ривадавіи или Лаваля, Дорреги или Баль-карсе, -- "всѣ эти буржуа хотѣли властвовать, потому что имѣли муниципальную организацію, потому что располагали богатствомъ и образованіемъ". Но деревенскіе жители вовсе не желали имъ повиноваться, такъ какъ считали себя сильнѣе. Гаучо ринулись на городъ, какъ волны наводненія, и Балькарсе, будучи не въ силахъ удержать расходившуюся стихію, отказался отъ власти.
   Такое положеніе дѣлъ вполнѣ благопріятствовало планамъ Розаса, и онъ явился въ Буэносъ-Айресъ во главѣ своей побѣдоносной арміи. Жители Буэносъ-Айреса, томительно ожидавшіе какой нибудь кровавой катастрофы, съ восторгомъ встрѣтили Розаса: они еще не были знакомы съ тиранніей этого человѣка и смотрѣли на него, какъ на избавителя отъ ужасовъ анархіи. Палата представителей поспѣшила предложить Розасу чрезвычайныя полномочія и избрала его губернаторомъ. Но Розасу хотѣлось не губернаторства, а несмѣняемой диктатуры. Онъ отказался отъ предложенной ему чести и удалился въ свой сельскій домикъ въ нѣсколькихъ верстахъ отъ Буэносъ-Айреса; оттуда онъ присылалъ напыщенныя письма, умѣренныя по формѣ, но угрожающія по своей сущности. Въ тоже время его друзья агитировали буэносъ-айресскій народъ. Розасъ повторилъ комедію Тиверія съ римскимъ сенатомъ, и велъ ее такъ искусно, что подъ конецъ трусливые и низкіе депутаты встали передъ нимъ на колѣни и умоляли его взять въ свои руки власть надъ жизнью, имуществомъ и честью его согражданъ, провозгласили его пожизненнымъ диктаторомъ съ самыми широкими полномочіями. 1 апрѣля 1835 года, т. е. почти черезъ два года послѣ удаленія Балькарсе, Розасъ принялъ предложенную ему диктатуру. Измѣненіе конституціи, въ смыслѣ новыхъ полномочій, данныхъ диктатору, было передано на обсужденіе народа и почти вездѣ принято безъ возраженій; были попытки протестовать, но такія безсильныя и ничтожныя, что на нихъ не стоило обращать никакого вниманія. Для полученія такого блистательнаго результата употреблены такія же мѣры, какія во Франціи направили впослѣдствіи въ извѣстную сторону голосованіе 20 декабря 1851 года.
   Не довольствуясь легальными средствами, отданными въ его распоряженіе, не удовлетворяясь властію по своему произволу разстрѣливать по суду и даже безъ суда всѣхъ подозрительныхъ, диктаторъ захотѣлъ просто убивать всякаго, кого ему вздумается и всталъ во главѣ тайнаго общества, извѣстнаго подъ именемъ Масорка, состоявшаго изъ разбойниковъ и вообще людей самаго темнаго происхожденія, которые приняли своимъ девизомъ: "да здравствуетъ Розасъ! Смерть дикимъ унитаріямъ!" Этотъ девизъ сдѣлался оффиціальнымъ, обязательнымъ въ рѣчахъ и церемоніяхъ, во всѣхъ публичныхъ актахъ внутренней политики. Все, что отличалось умственнымъ, гражданскимъ и соціальнымъ превосходствомъ,-- все это казалось подозрительнымъ въ глазахъ страшнаго общества, и оно не останавливалось ни передъ какими преступленіями, чтобы очистить аргентинскую почву отъ такихъ вредныхъ людей. Сначала они истребляли остатки унитаріевъ, но потомъ, подъ ихъ ножъ попадали одинаково какъ унитаріи, такъ и федералисты, всякій буржуа могъ ожидать ежеминутно смерти, на которую его осудятъ адскіе разбойники. Самъ Розасъ почувствовалъ страхъ къ своимъ клевретамъ и изъ Масорки выдѣлилъ новое общество, которое надзирало за Масоркой же и накладывало на нее узду, когда это было нужно. Но чтобы еще болѣе экзальтировать свою кровавую банду, Розасъ придалъ ей религіозный характеръ. Унитаріи были демоны, дьяволы; мягкіе федералы слыли за схизматиковъ, еретиковъ, а чистые федералисты, масоркисты, взяли на себя священную обязанность защищать религію и очистить дѣвственную почву отъ плевелъ, занесенныхъ въ нее извнѣ. Розасъ былъ непогрѣшимымъ папой, божествомъ, которому слѣдовало воздавать божескія почести. Диктаторъ наложилъ тяжелую руку на государственную католическую церковь, назначивъ епископомъ Буэносъ-Айреса выжившаго изъ лѣтъ идіота, который видѣлъ свою обязанность единственно въ точномъ исполненіи всѣхъ требованій Розаса. Предполагая, что въ іезуитахъ найдетъ еще болѣе вѣрныхъ исполнителей его предположеній по религіознымъ вопросамъ, диктаторъ вызвалъ ихъ въ Буэносъ-Айресъ, но скоро убѣдился, что почтенные патеры народъ слишкомъ опасный даже для него и, не долго думая, выпроводилъ ихъ обратно за границу республики.
   Завладѣвъ диктатурой, Розасъ первымъ дѣломъ постарался избавиться отъ своихъ соучастниковъ. Братьевъ Рейнафе онъ науськалъ на Кйрогу, на секретаря Кироги и ихъ товарищей, и они всѣ были истреблены. Затѣмъ Розасъ велѣлъ зарѣзать братьевъ Рейнафе. Оставался еще Лопецъ,-- его отравили. Что касается до г-жи Розасъ, подготовившей государственный переворотъ, мужъ не могъ проститъ ей этого. Онъ сталъ обращаться съ ней самымъ возмутительнымъ образомъ и довелъ ее до смерти; онъ мстилъ ей до самаго конца; передъ смертью она потребовала священника; Розасъ не допустилъ его, опасаясь, что она можетъ выдать какую-нибудь политическую или семейную тайну. Болѣе подробныя черты этого хитраго, коварнаго и темнаго тирана извѣстны нашихъ читателямъ изъ превосходнаго романа X. Мармоля "Друзья -- хуже враговъ."
   

V.

   Въ качествѣ государственнаго человѣка, Розасъ, хотя и федерадистъ, былъ всегда врагомъ урагвайской независимости. Это можетъ показаться съ перваго взгляда не совсѣмъ логичнымъ, но не надо забывать, что губернаторъ Буэносъ-Айреса, всесильный диктаторъ аргентинской конфедераціи, въ тоже время былъ наслѣдникомъ испанской традиціи; Буэносъ-Айресъ былъ прежде главнымъ городомъ вице-королевства, въ составъ котораго входили и Парагвай и Урагвай. Къ тому же унитаріи, съумѣвшіе увернуться отъ когтей диктатора, находили убѣжище въ Монтевидео, откуда время отъ времени безпокоили Розаса, возбуждая въ разныхъ мѣстахъ аргентинской конфедераціи вооруженныя возстанія. Не смѣя прямо напасть на Монтевидео, котораго независимость была провозглашена Англіею и признана Франціею, Розасъ старался ослабить его постояннымъ возбужденіемъ тамъ несогласій между партіями, часто доходящихъ до гражданской войны. Случай къ этому скоро представился.
   Ривера, губернаторъ Монтевидео, съ которымъ мы нѣсколько знакомы, обманутый преданностію къ себѣ нѣкоего Орибы и въ благодарность за услуги, имъ оказанныя, назначилъ его своимъ помощникомъ. Ориба, совершеннѣйшій гаучо по своей дикости, былъ человѣкъ жестокій, съ кровавыми наклонностями, но, надо правду сказать, вовсе не воръ, какъ Ривера. Въ Урагваѣ, какъ и въ аргентинской конфедераціи, было двѣ партіи: городская или бѣлая и сельская или цвѣтная. Ориба, захватившій власть въ свои руки, всталъ во главѣ городской партіи, свергнутый Ривера опирался на сельскую, къ послѣдней примкнули аргентинскіе изгнанники. Если унитаріи, аргентинскіе буржуа, въ противность своихъ традицій, примкнули къ сельской партіи, они сдѣлали это потому, что предводителемъ городской сталъ Ориба, ихъ закоренѣлый врагъ, пріятель Розаса. Вообще какъ въ аргентинской конфедераціи, такъ и въ Урагваѣ партіи до того были перепутаны между собою, что нѣтъ никакой возможности сдѣлать имъ какую нибудь точную классификацію. Разбитый въ сраженіи при Пальмарѣ въ 1838 году, Ориба принужденъ былъ сложить съ себя званіе президента и бѣжать къ своему союзнику Розасу, который принялъ его, какъ законнаго президента. Съ этой поры Ориба сталъ помощникомъ Розаса и продолжалъ дѣлать набѣги на Монтевидео. Но побѣда Риверы, въ декабрѣ 1839 года, окончательно освободила Урагвай отъ набѣговъ изъ аргентинской конфедераціи и даже могла бы приготовить унитаріямъ возвращеніе въ Буэносъ-Айресъ, еслибъ въ этомъ не помѣшало имъ правительство Луи-Филиппа.
   Преступная помощь, оказанная Мандевилемъ Розасу, вызвала противъ него осужденіе со стороны его правительства, и вмѣстѣ съ тѣмъ возбудила презрѣніе Розаса къ правительству, посылающему такихъ агентовъ. Мандевиля смѣнили; назначенный на его мѣсто агентъ не былъ принятъ Розасомъ, потому, будто бы, что его поведеніе въ Чили, гдѣ онъ былъ до сихъ поръ консуломъ,-- было далеко небезукоризненно. Французское правительство отозвало его и прислало новаго агента. Розасъ цѣлый годъ не давалъ ему аудіенціи и принялъ его не изъ уваженія къ Франціи, а только по просьбѣ г-жи Мандевиль. Французское правительство разсердилось не на шутку при видѣ такой наглости, и министръ Моле послалъ къ Буэносъ-Айресу эскадру, съ полномочіемъ бомбардировать городъ, если Розасъ не принесетъ покаянія и не дастъ должнаго удовлетворенія. Командующій эскадрою адмиралъ готовъ былъ въ точности выполнить данную ему инструкцію, но французскіе негоціанты, жившіе въ городѣ, упросили его дождаться какого нибудь новаго предлога для принятія рѣшительныхъ мѣръ. Адмиралъ согласился отложить бомбардированіе города, но продолжалъ держать портъ въ блокадѣ. Блокада безъ выстрѣловъ мало безпокоила Розаса -- власть его въ странѣ нисколько не подрывалась,-- но она причиняла большой вредъ коммерсантамъ, какъ буэносъ-айресскимъ, такъ и негоціантамъ нейтральныхъ странъ. Блокада даже помогла Розасу, она соединила вокругъ него всѣхъ, кто ненавидѣлъ иностранное вмѣшательство больше, чѣмъ туземнаго тирана, который силою обстоятельствъ являлся теперь защитникомъ угрожаемой національной независимости. Съ этой поры на всѣхъ, кто рѣшался заявить какую бы ни было оппозицію Розасу, смотрѣли какъ на измѣнниковъ отечеству, какъ на Искаріотовъ, купленныхъ французскимъ золотомъ. "Поганымъ французамъ, разбойникамъ, врагамъ американской свободы" была объявлена вѣчная война и они осуждены на истребленіе. Портретъ Возстановителя законовъ, Защитника аргентинской независимости носили по улицамъ и ставили въ церквахъ. Пользуясь случаемъ, Розасъ еще болѣе распространилъ свою власть и, повидимому, еще тверже укрѣпился въ занимаемой имъ позиціи.
   Время отъ времени эмигранты-унитаріи съ оружіемъ въ рукахъ вторгались въ предѣлы аргентинской конфедераціи. Къ нимъ присоединялись часто федералисты, губернаторы провинцій, напуганные честолюбіемъ и жестокостію Розаса. Но диктаторъ никогда не давалъ имъ времени организоваться; они разсѣевались и снова собирались. Наконецъ, инсургенты рѣшились дать диктатору генеральное сраженіе 31 марта 1839 года при Пацо-Ларго и были имъ разбиты на голову. Побѣдители неутомимо преслѣдовали побѣжденныхъ и истребили ихъ великое множество. Возставшій губернаторъ Корріентеса взятъ въ плѣнъ и буквально истыканъ копьями. Однакожъ эта побѣда не могла быть названа рѣшительной: ждали, что французскій флотъ вступитъ въ союзъ съ инсургентами противъ правительства Розаса, что Урагвай подастъ имъ руку помощи. Самые инсургенты оправились. Старикъ Пацъ произвелъ новое возстаніе въ Корріентесѣ, Лаваль, съ помощію французской эскадры, въ сентябрѣ 1840 года перешелъ. Парану. Генералъ Ламадридъ привелъ ему подкрѣпленія изъ внутреннихъ провинцій, французская эскадра, занявъ островъ Мартинъ-Гарсіа, держала Буэносъ-Айресъ въ самой строгой блокадѣ. Бомбы, пущенныя французскимъ адмираломъ, должны были коротко и скоро рѣшить дѣло никакъ не въ пользу Розаса. Прошелъ слухъ, что курьеръ везетъ адмиралу Мако, недавно прибывшему къ эскадрѣ, новыя инструкціи отъ французскаго правительства.
   Заплативъ 50,000 франковъ, Розасъ укралъ эти инструкціи и ранѣе адмирала узналъ о нерѣшимости и эгоистической трусости, положенныхъ въ основаніе этихъ драгоцѣнныхъ инструкцій. Диктатору теперь оставалось провести своего противника, что онъ и исполнилъ самымъ блистательнымъ образомъ. Мако съ своими 6,000 морскихъ солдатъ, посланный въ эти отдаленныя страны для того, чтобы попугать Розаса, а не дѣлать ему никакого вреда, очень былъ радъ, что представлялся случай заключить какой ни на есть трактатъ и убраться поскорѣе во-свояси. Отправляясь въ экспедицію, Мако оставилъ Европу въ сильно напряженномъ состояніи и ожидалъ, что тамъ должна вспыхнуть война, и онъ получить приказаніе вести свою эскадру въ европейскія воды. Поэтому онъ спѣшилъ окончить дѣло въ Буэносъ-Айресѣ. Розасъ понялъ желаніе французскаго адмирала и не особенно торопился сходиться въ условіяхъ трактата. Двѣ недѣли показались Мако уже большимъ промедленіемъ времени, и онъ спѣшилъ подписать трактатъ, составленный почти исключительно въ пользу Розаса, который предоставилъ Франціи всѣ второстепенныя выгоды, на свою же долю взялъ существенныя. Какое торжество для Розаса! Никогда онъ не находился въ такомъ критическомъ положеніи, какъ предъ открытіемъ переговоровъ съ французскимъ адмираломъ, я никогда онъ не стоялъ такъ высоко и не былъ такъ всесиленъ, какъ по окончаніи ихъ. Послѣ такой важной побѣды, что значили для него аргентинскіе инсургенты и урагвайскія войска! Побѣда надъ ними была несомнѣнна, будущее принадлежало ему -- завоеваніе Парагвая и Урагвая, основаніе огромной ла-платской имперіи -- вотъ какія мечты стали проноситься въ воображеніи Розаса. За то съ какой предупредительностью онъ принялъ французскаго адмирала, высадившагося на берегъ и пробывшаго въ Буэносъ-Айресѣ 17 дней; онъ помѣстилъ адмирала въ старинномъ дворцѣ вице-королей, всѣ его желанія исполнялъ, какъ приказанія, по его ходатайству даже помиловалъ 700 политическихъ обвиненныхъ! Мако, въ качествѣ французскаго чрезвычайнаго посла, пировалъ и получалъ подобающія почести, а въ городѣ попрежнему рѣзали и убивали людей. Масорка работала съ остервененіемъ, отъ ея ножа не спасались даже депутаты законодательнаго собранія; она убивали въ городахъ и деревняхъ, въ поляхъ и лѣсахъ, вездѣ, гдѣ только жили люди. Мѣсяцъ октябрь, когда заключенъ былъ договоръ съ французскимъ адмираломъ, названъ именемъ Розаса и ознаменовался безчисленнымъ множествомъ убійствъ. Во время самыхъ переговоровъ, одинъ французъ былъ вытащенъ замаскированными людьми на улицу и убитъ. Его вдова жаловалась французскому адмиралу; онъ потребовалъ объясненія у Розаса. Диктаторъ хорошо зналъ въ чемъ дѣло, но притворился невиннымъ агнцемъ и велѣлъ произвести слѣдствіе, по окончаніи котораго увѣрилъ адмирала, что этотъ французъ былъ натурализированный аргентинскій гражданинъ. Далѣе адмиралъ не счелъ себя вправѣ вмѣшиваться, на томъ дѣло и покончилось. Этотъ, повидимому, неважный случай, однако показываетъ, съ какимъ презрѣніемъ смотрѣлъ Розасъ на французскаго адмирала и какъ мало боялся его флота.
   Вдоволь натѣшившись кровію своихъ жертвъ, Розасъ приступилъ къ конфискаціямъ, и деньгами "дикихъ и нечистыхъ унитаріевъ", наполнилъ свои пустые сундуки и мошны своихъ соучастниковъ въ преступленіяхъ. Побѣдителю при Пазо-Ларго досталось на его пай 3,000 быковъ и 3,000 овецъ; каждый изъ солдатъ его арміи гналъ передъ собою стадо изъ 50 быковъ и 150 овецъ. Въ 1850 году треть всей земельной собственности въ провинціи Буэносъ-Айресъ была въ рукахъ Розаса и его креатурь. Ориба прошелъ съ огнемъ и мечемъ всю страну, гдѣ происходило возстаніе. 15,000 инсургентовъ погибло въ сраженіяхъ и во время преслѣдованій, 5,000 разстрѣляно по приговорамъ военныхъ судовъ и 2,000 отравлены или зарѣзаны безъ всякихъ судебныхъ приговоровъ.
   Розасу только оставалось отомстить Урагваю, всегда охотно дававшему у себя пріютъ его врагамъ, и онъ отправилъ къ Монтевидео аргентинскую армію подъ начальствомъ Орибы, который, несмотря на свое отреченіе, явился на урагвайскую землю въ качествѣ законнаго президента урагвайской республики. 16 февраля 1843 года Ориба началъ осаду Монтевидео съ суши, въ тоже время морская эскадра Розаса обложила городъ съ моря. Эта достопримѣчательная осада тянулась почти также долго, какъ и осада Трои. На представленія Англіи и Франціи, торговля которыхъ страдала отъ блокады, Розасъ отвѣчалъ высокомѣрно, съ презрѣніемъ; англо-французская эскадра въ возмездіе начала блокировать Буэносъ-Айресъ. Совершенно безполезно описывать эту нелѣпую осаду Монтевидео, во время которой двѣ арміи, почти равныя силами, не рѣшались ни та, ни другая предпринять какое нибудь серьезное наступательное движеніе, а ихъ дрянныя пушки съ еще болѣе дрянными артиллеристами, весьма акуратно кидали ядра, неприносящія никому вреда. Были вылазки и атаки, были сраженія, но ни одно изъ нихъ не сопровождалось никакими результатами. Вмѣстѣ съ офиціальными арміями дрались вооруженные граждане, организовались даже небольшіе иностранные отряды, въ числѣ ихъ итальянскій подъ командой Гарибальди, который, впрочемъ, внѣ сраженія, строго держась принципа равенства, отказывался начальствовать надъ своими братьями и друзьями. Ривера выказалъ тутъ свою блистательную неспособность и только даромъ терялъ и войска, и деньги. Подъ Индіа-Муэрта онъ далъ себя разбить Уркицѣ, самому искусному изъ аргентинскихъ федеральныхъ генераловъ, котораго вліяніе въ республикѣ изъ года въ годъ усиливалось. Послѣ своей побѣды Уркица сталъ еще болѣе подозрительнымъ въ глазахъ Розаса, и потому сталъ держать себя крайне осторожно. Разсказываютъ, что Уркица, ложась спать, всегда предпринималъ предосторожности противъ разныхъ случайностей со стороны Розаса, а Розась не могъ заснуть, не составивъ предварительно плана гибели своего соперника.
   Въ это время извѣстный англійскій торговый домъ Берингъ и комп., ведущій дѣла на широкую ногу съ Розасомъ, обратился къ Пальмерстону съ просьбой, уладить какъ нибудь дѣла на Ла-Платѣ. Вмѣстѣ съ англійской эскадрой блокировала Буэносъ-Айресъ также и французская. Пальмерстонъ, по соглашенію съ Гизо, вошелъ въ переговоры съ Розасомъ; результатомъ которыхъ было оставленіе на произволъ судьбы Монтевидео и признаніе Орибы президентомъ урагвайской республики (къ счастію Розасъ разорвалъ этотъ трактатъ). Англійскій представитель лордъ Гауденъ готовъ былъ совсѣмъ пожертвовать Урагваемъ, уничтоживъ его самостоятельное существованіе, но французскій представитель графъ Валевскій не согласился на такую низость, а республиканское правительство, смѣнившее правительство Луи-Филиппа, назначило въ 1848 году урагвайской республикѣ субсидію по 200,000 франковъ въ мѣсяцъ.
   Оставленный Англіей и Франціей, Урагвай получилъ помощь отъ Бразиліи, которая не желала позволить Розасу овладѣть Монтевидео, кромѣ того для своихъ внутреннихъ провинцій она нуждалась въ правѣ свободнаго прохода по р. Ла-Платѣ, который Розасъ, слѣдуя старой испанской традиціи, запиралъ для бразильцевъ. Аргентинецъ Уркица понялъ, что насталъ его часъ, поднялъ знамя возмущенія и пошелъ противъ Орибы, котораго въ тоже время атаковали урагвайцы и бразильцы, подъ командой барона Каксіаса. 3 февраля 1852 года произошло сраженіе при Монте-Казеросѣ, низвергшее тиранію Розаса, который бѣжалъ въ Англію и съ своей дочерью Мануэлитой поселился въ Соутгэмптонѣ, гдѣ жилъ еще нѣсколько лѣтъ въ совершенной неизвѣстности. Этотъ суровый человѣкъ любилъ свою дочь, которая платила ему взаимностію и всегда считала его человѣкомъ обиженнымъ, съ которымъ поступлено безсовѣстно и несправедливо. Мануэлита умѣла выпрашивать у своего ужаснаго отца милости тѣмъ вдовамъ и сиротамъ, мужей которыхъ онъ умертвилъ. Мануэлита щедро подавала милостыню и вообще своими мягкими, человѣчными поступками спасла себя отъ той ненависти, какую возбуждалъ ея отецъ во всѣхъ своихъ согражданахъ.
   

VI.

   Послѣ паденія Розаса борьба между унитаріями и федералистами продолжалась по прежнему, но принципы, за которые они боролись, такъ перемѣшались, что иностранецъ, незнакомый до тонкости съ мѣстными условіями, легко можетъ принять федералистовъ за унитаріевъ и на оборотъ. Нынѣ унитаріи поддерживаютъ права и интересы провинцій, а федералисты имѣютъ въ виду исключительно интересы столицы. Постараемся, насколько будетъ возможно, разъяснить эту Путаницу.
   Унитаріи составили себѣ идеалъ такой республики, гдѣ центральная власть руководитъ дѣятельностью провинцій, которыя всѣ должны пользоваться равными правами и нести равныя обязанности; всѣ должны платить одинаковый налогъ, равномѣрно участвуя въ общемъ государственномъ бюджетѣ. Федералисты стояли за автономію провинцій, которыя сами руководятъ центральной властью; каждая провинція должна развиваться, сообразуясь съ собственными средствами; а государственный бюджетъ долженъ составляться изъ остатковъ провинціальныхъ бюджетовъ. Мы не станемъ разбирать которая изъ этихъ системъ лучше: въ теоріи они обѣ имѣютъ свои хорошія стороны, и все зависитъ отъ примѣненія ихъ на практикѣ.
   Изъ 14 провинцій, нѣкогда составлявшихъ буэносъ-айресское вице-королевство, особеннымъ вниманіемъ испанскаго правительства натурально пользовалась буэносъ-айресская, гдѣ находился главный городъ вице-королевства и аргентинская таможня, передъ которой всѣ суда, какъ туземныя, такъ и иностранныя, бросали якорь и платили за право прохода по рѣкѣ Ла-Платѣ. Во время испанскаго владычества остатокъ отъ этого дохода, частію идущаго на мѣстныя потребности, отправлялся въ Мадридъ. Послѣ освобожденія аргентинской конфедераціи, Буэносъ-Айресъ продолжалъ получать этотъ налогъ и, разумѣется, присвоилъ его себѣ для своихъ собственныхъ потребностей. Прежде провинціи не обращали никакого вниманія на этотъ доходъ, испанское правительство выдавало изъ него Буэносъ-Айресу слишкомъ ничтожную часть, но теперь положеніе измѣнилось и имъ было выгодно принять участіе въ дѣлежѣ этого Значительнаго дохода. Буэносъ-Айресъ, понятно, не желалъ выпускать добычу изъ рукъ, почему сталъ на сторону федералистовъ, провинціалистовъ и противъ унитаріевъ, централистовъ. Онъ отказался быть столицею всей республики и объявилъ себя только главнымъ городомъ своей провинціи. Какъ столица республики, онъ не имѣлъ бы никакого права удерживать у себя деньги и принужденъ бы былъ тратить ихъ на надобности всей республики, но оставаясь только главнымъ городомъ своей провинціи онъ деньги удерживалъ у себя. Въ этихъ же видахъ Буэносъ-Айресъ постоянно противился и противится до сихъ поръ объявленію свободы плаванія по рѣкѣ Ла-Платѣ, что составляетъ необходимѣйшее условіе для развитія и процвѣтанія всей конфедераціи.
   Эта политика исключительнаго провинціализма и тупого эгоизма побудила буэносъ-айресцевъ почти двадцать лѣтъ поддерживать тираннію Розаса, который подъ предлогомъ необузданной децентрализаціи, утвердилъ самую деспотическую централизацію.
   Послѣ низверженія Розаса Уркицой, правительство республики рѣшилось положить конецъ исключительности Буэносъ-Айреса. Унитаріи, наслѣдовавшіе диктатуру въ мѣстномъ буэносъ-айресскомъ правительствѣ, поспѣшили уничтожить внутреннія таможни и объявили свободу плаванія по рѣкѣ. Вслѣдствіе этого Буэносъ-Айресъ отказался признать диктаторомъ побѣдителя Уркицу и заперъ передъ нимъ свои двери. Еще разъ онъ не принялъ чести назваться столицею республики, хотя это требовалось федеральной конституціей 1853 года. Съ этой поры Буэносъ-Айресъ очутился въ странномъ положеніи; онъ не составлялъ части конфедераціи, но и не вышелъ совсѣмъ изъ нея. Чтобы побѣдить упорство столицы, національный конгрессъ, засѣдавшій въ Паранѣ, декретировалъ дифференціальныя пошлины; по новому закону полную пошлину за право плаванія платили въ Буэносъ-Айресѣ только тѣ товары, которые были предназначены въ этотъ городъ, прочіе оставляли здѣсь только часть пошлины, остальную же часть платили въ томъ портѣ, гдѣ разгружались. Благодаря этой мѣрѣ центральное правительство усилило свои финансовыя средства, и Буэносъ-Айресъ ничего не потерялъ, такъ какъ торговое движеніе, преимущественно иностранная торговля изумительно усилилась послѣ паденія Розаса. Но эти дифференціальныя пошлины серьезно обезпокоили честолюбивый городъ, который не могъ переварить, что иностранные агенты перенесли свои посольскія и консульскія управленія изъ Буэносъ-Айреса въ Парану. Буэносъ-Айресъ рѣшился на войну. Побѣжденный подъ Чепедой въ 1859 году, онъ вступилъ въ переговоры и велъ ихъ такъ искусно, что на дипломатическомъ полѣ одержалъ побѣду надъ своими побѣдителями на полѣ битвы; сама конституція была измѣнена въ пользу возставшаго города. Такое положеніе не могло продолжаться долго, опять началась война, но на этотъ разъ побѣдителемъ былъ уже Буэносъ-Айресъ. Сраженіе при Павонѣ въ 1861 году низвергло національное правительство. Побѣдитель Митре, провинціалистъ, въ смыслѣ буэносъ-айресской исключительности, сдѣлался президентомъ конфедераціи и буэносъ-айресскимъ губернаторомъ. Митре во внутренней политикѣ держался системы Розаса, почему слѣдовалъ и его финансовой администраціи, которая есть ничто иное, какъ организованное банкротство. Мѣстная буэносъ-айресская администрація сдѣлалась высшей школой безнравственности. Буэносъ-айресское казначейство стало ареной самыхъ недобросовѣстныхъ спекуляцій; часть, которую Буэнось-Айресъ отдѣлялъ для себя, была въ 80 разъ болѣе частей, назначавшихся въ другія 13 провинцій. Бумажныхъ денегъ было выпущено такое множество (почти на 400,000,000 руб. сер.), что одно время они ходили по 5 за 100. Отсюда, для поправленія финансовъ должны были прибѣгать къ новымъ займамъ, что еще болѣе усложняло и запутывало и безъ того совершенно запутанные финансы. Финансовое управленіе всѣми путями старалось и старается скрывать о полнѣйшемъ финансовомъ кризисѣ именно отъ тѣхъ, кого оно съ каждымъ днемъ раззоряетъ все болѣе и болѣе. Это старая исторія Нибелунговъ.
   

VII.

   Новѣйшій періодъ ла-платскихъ республикъ начинается нападеніемъ Бразиліи въ 1864 году на ту самую урагвайскую республику, которую она, по ея словамъ, такъ великодушно вырвала изъ когтей Орибы и Розаса. Бразильская имперія постоянно стремится расширять свои предѣлы на югъ, желая перенести свои центръ тяготѣнія изъ тропическаго пояса въ болѣе умѣренный. Она давно кидаетъ завистливый взглядъ на Монтевидео, имѣющій Чрезвычайно выгодное положеніе для столицы обширной имперіи. Но понимая, что завладѣніе этимъ лакомымъ кускомъ прямою, силой будетъ сопряжено съ большими трудностями, Бразилія желаетъ достичь своей цѣли средствами дипломатіи, окольнымъ путемъ.
   Ея всегдашней политикой было поддерживать раздоръ въ лаплатскихъ республикахъ. Ее радовала троянская осада Монтевидео, одинаково пагубная какъ для аргентинской конфедераціи, такъ и для Урагвая. Но когда Розасъ усилился и былъ близокъ къ тому, чтобы завладѣть Урагваемъ, Бразилія тотчасъ же вмѣшалась. Она уничтожила Розаса и Орибу, но старалась всѣми средствами удержать въ Урагваѣ и аргентинской конфедераціи ихъ политику. Благодаря ея нитритамъ, президентомъ урагвайской республики въ 1854 году былъ избранъ Флоресъ, креатура Бразиліи. Имперія простерла свое расположеніе къ новому президенту до того, что назначила ему пенсію въ 60,000 піастровъ (около 75,000 руб.) въ мѣсяцъ, еще болѣе, доставила ему въ Монтевидео бразильскій гарнизонъ со штыками и ружьями. Флоресъ, изъ признательности, не задумываясь подписалъ предложенныя ему условія, изъ признательности же онъ наполнилъ армію и администрацію какъ бразильцами, такъ и ихъ партизанами и креатурами изъ мѣстныхъ жителей и роздалъ имъ самыя лучшія мѣста, оставивъ второстепенныя для патріотовъ. Но признательность въ сердцахъ народовъ имѣетъ свои границы, и въ 1855 году урагвайцы разсудили, что Флоресъ слишкомъ увлекся нѣжными чувствами въ Бразиліи и низвергли его. Отставленный президентъ, по примѣру Орибы, уѣхалъ въ Буэносъ-Абресъ. Здѣсь, съ помощью бразильскаго золота, подъ носомъ самого президента Митре, онъ набиралъ шайки изъ разныхъ искателей приключеній и съ ними по временамъ дѣлалъ грабительскіе набѣги въ свое отечество. Тоже самое дѣлали бразильцы изъ провинціи Ріо-Гранде, уводя изъ Урагвая скотъ и даже людей, которыхъ продавали въ рабство. Бразильское правительство обыкновенно отговаривалось, что оно не можетъ отвѣчать за воровскія нападенія разныхъ негодяевъ. Такъ дѣла шли до 1864 года, когда Бразилія на остріѣ своего меча представила урагвайскому правительству списокъ 13 большихъ оскорбленій и 94 малыхъ, которыя будто бы урагвайцы нанесли бразильцамъ. Императорское правительство требовало немедленнаго удовлетворенія, въ противномъ случаѣ грозило войною. Урагвай предложилъ посредничество нейтральнаго государства, но оно было отвергнуто. Тогда Урагвай, съ своей стороны, представилъ списокъ 113 оскорбленій и также требовалъ удовлетворенія. Но его положеніе было весьма критическое: его собственныя партія бѣлыхъ и цвѣтныхъ были на ножахъ, цвѣтные явно готовы были соединиться съ бразильцами, Митре грозилъ напасть изъ Буэносъ-Айреса. Но республика все-таки рѣшилась на войну. Въ январѣ 1865 года послѣ сильнаго бомбардированія Монтевидео былъ взятъ, Флоресъ избранъ президентомъ, а бразильская армія расположилась лагеремъ подлѣ самыхъ городскихъ стѣнъ.
   Вслѣдъ за этимъ Бразилія вмѣстѣ съ аргентинской конфедераціей и Урагваемъ заключила тройственный союзъ съ цѣлію уничтожить независимость Парагвая. Они рѣшили не оставлять оружія до тѣхъ поръ, пока не свергнутъ правительство Лопеца, проведутъ правильныя границы въ Парагваѣ, т. е. отрѣжутъ отъ него половину его владѣній, возьмутъ съ побѣжденныхъ вознагражденіе за военныя издержки и наконецъ регламентируютъ свободу плаванія по р. Ла-Платѣ, лучше сказать, аргентинская конфедерація подѣлитъ свои доходы съ Бразиліей насчетъ Парагвая и Уругвая.
   Лопецъ проникъ замыслы союзниковъ и рѣшился напасть на нихъ въ расплохъ. Онъ немедленно далъ знать Митре и донъ Педро, что смотритъ на бразильское вмѣшательство въ дѣла Урагвая и занятіе ими Монтевидео, какъ на нарушеніе независимости Урагвая, которую онъ обязанъ защищать согласно заключеннымъ съ нимъ трактатамъ. Ни Митре, ни Педро не удостоили его отвѣтомъ. Переходя отъ словъ къ дѣлу, Лопецъ началъ враждебныя дѣйствія захватомъ въ Асунціонѣ бразильскаго военнаго корабля, вооруженнаго вопреки трактатамъ. Когда же аргентинская конфедерація отказала ему въ свободномъ проходѣ войскъ, посылаемыхъ имъ въ помощь Монтевидео, независимость котораго она сама гарантировала, Лопецъ съ однимъ отрядомъ войскъ бросился на аргентинскій городъ Корріентесъ, гдѣ жители приняли его, какъ друга, а другой отправилъ для занятія бразильской провинціи Матто-Гроссо, на которую Парагвай всегда предъявлялъ свои притязанія. Лопецъ разсчитывалъ на поддержку аргентинцевъ, угнетаемыхъ Буэносъ-Айресомъ послѣ битвы при Павонѣ, чего надѣялся достигнуть при помощи Уркицы, съумѣвшаго въ подобныхъ обстоятельствахъ возбудить народъ противъ Розаса; но онъ ошибся; аргентинцы, исключая провинціи Корріентесъ, не захотѣли браться за оружіе, а разбогатѣвшій и постарѣвшій Уркица сталъ трусливъ; онъ не захотѣлъ мѣнять вѣрное настоящее на невѣрное будущее и предпочелъ остаться спокойнымъ зрителемъ событій въ своемъ огромномъ имѣніи Сан-Хозе. Парагваю приходилось бороться одному противъ трехъ. Лопецъ стянулъ всѣ свои войска и самъ напалъ на своихъ противниковъ. Мы не станемъ описывать подробности этой войны; наши читатели уже знакомы съ нею по политическимъ хроникамъ журнала "Дѣло".
   Какъ извѣстно, наступательные планы Лопеца не увѣнчались успѣхомъ. Что же касается до оборонительной войны, которую онъ велъ, когда союзники вступили въ Парагвай, то она достойна изумленія и величайшей похвалы, все, что можно было сдѣлать энергіей, способностями, любовью къ свободѣ и независимости -- все было сдѣлано. Но перевѣсъ силъ на сторонѣ союзниковъ былъ слишкомъ великъ, и Лопецъ, окончательно разбитый при Аскарѣ, скрылся въ Кордильерахъ, оставивъ во власти непріятеля всю населенную часть Парагвая. Въ рукахъ Лопеца осталась только почти совершенно безлюдная пустыня.
   Союзники поспѣшили установить въ занятой ими странѣ новое правительство, которое привезли съ собою въ своемъ багажѣ. Это правительство провозглашено при громкихъ салютахъ артиллеріи торжествующихъ союзниковъ и молебствія духовенства, измѣнившаго своей странѣ. Вновь испеченное правительство принесло пышную благодарность союзникамъ за избавленіе страны отъ тиранніи Лопеца; оно согласилось на проведеніе новыхъ границъ, т. е. отдало половину территоріи; оно подписало условіе объ уплатѣ обѣднѣвшимъ, раззореннымъ народомъ военныхъ издержекъ, употребленныхъ союзниками на обращеніе въ пустыню цвѣтущаго, богатаго Парагвая. Въ точности неизвѣстно до какой цифры доходятъ эти выплачиваемыя издержки -- до сотенъ милліоновъ или до милліардовъ.
   И есть еще добряки, которые думаютъ, что все уже кончено. Но въ то время, когда толпа льстецовъ поздравляетъ Бразилію съ успѣшнымъ окончаніемъ войны, мы повторимъ ей: черная имперія, ратующая за рабство, часъ твоей гибели приближается!

Эли Реклю.

"Дѣло", No 11, 1869

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru