Реклю Эли
Политическая и общественная хроника

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Новый трактат Америки с Китаем.- Великий социальный переворот, подготовляемый этим трактатом.- Китайская эмиграция и ее живучесть.- Вероятное слияние, су шествующих рас и образование новой.- Грант - будущий президент американской республики.- Хроническая болезнь Испании и течение ее королевой Изабеллой.- Политическая бестактность италиянского правительства.- Гниение Австрии под лучами либерального солнца.- Французский бюджет и его результаты.- Покровителями классического образования являются клерикалы и сенаторы по поводу Улленской общественной библиотеки.- Микроскопические дозы просвещения, отпускаемые сенаторами верховному французскому народу.- Сказка Буйле - "Мелени", и ее значение в истории французской литературы.- Параллель между римской империей Коммода и Французской империей XIX века.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ХРОНИКА.

Новый трактатъ Америки съ Китаемъ.-- Великій соціальный переворотъ, подготовляемый этимъ трактатомъ.-- Китайская эмиграція и ея живучесть.-- Вѣроятное сліяніе, су шествующихъ расъ и образованіе новой.-- Грантъ -- будущій президентъ американской республики.-- Хроническая болѣзнь Испаніи и теченіе ея королевой Изабеллой.-- Политическая безтактность италіянскаго правительства.-- Гніеніе Австріи подъ лучами либеральнаго солнца.-- Французскій бюджетъ и его результаты.-- Покровителями классическаго образованія являются клерикалы и сенаторы по поводу Улленской общественной библіотеки.-- Микроскопическія дозы просвѣщенія, отпускаемыя сенаторами верховному французскому народу.-- Сказка Буйле -- Мелени, и ея значеніе въ исторіи французской литературы.-- Паралель между римской имперіей Коммода и Французской имперіей XIX вѣка.

   Если припомнятъ читатели журнала "Дѣла", въ одной изъ предъидущихъ хроникъ, мы сообщили фактъ, повидимому весьма скромный и неимѣющій никакого важнаго значенія, что шестьдесятъ китайцевъ высадились въ Нью-Іоркъ съ цѣлію пристроиться тамъ въ качествѣ половыхъ и торговцевъ табакомъ. Вслѣдъ за этимъ контингентомъ эмигрантовъ изъ Срединной имперіи десятокъ-другой ихъ соотечественниковъ поселился въ Лондонѣ и Парижѣ, гдѣ занимается продажей чая, вѣеровъ, фуляра, флера, фарфоровыхъ и другихъ китайскихъ издѣлій. Не слѣдуетъ забывать также, что сотни китайцевъ были употреблены для земляныхъ работъ при постройкѣ желѣзной дороги изъ Нью-Іорка въ Сан-Франциско, а также, что во. всѣхъ портахъ Индѣйскаго океана китайцы занимаются мелкимъ барышничествомъ, содержатъ мѣняльныя давки и вообще ведутъ мелочную торговлю. Какъ ни кажутся эти факта съ перваго взгляда малозначительными, но мы обращаемъ на нихъ вниманіе нашихъ читателей, потому что, по нашему мнѣнію, они служатъ признакомъ приближающагося великаго соціальнаго переворота, который измѣнитъ составные элементы расъ, преобразуетъ національности и перепутаетъ отношенія государствъ.
   Около двухъ мѣсяцевъ тому назадъ въ европейскихъ газетахъ было напечатано слѣдующее извѣстіе:
   "Сынъ неба назначилъ мистера Берлингэма чрезвычайнымъ посломъ Китая во всѣ иностранныя государства. Это значитъ, что г. Берлингэмъ акредитованъ разомъ при кабинетахъ лондонскомъ, петербургскомъ, вашингтонскомъ, парижскомъ, берлинскомъ, вѣнскомъ, константинопольскомъ и др.; лучше сказать, онъ назначенъ странствующимъ посланникомъ и долженъ переѣзжать изъ одной страны въ другую. Не правда ли какъ это странно?
   Странно или нѣтъ, но мистеръ Берлингэмъ, принялся уже за дѣло. По весьма уважительнымъ причинамъ, изъ коихъ первая заключается пожалуй въ тонъ, что онъ самъ американецъ, Берлингэмъ началъ свой объѣздъ съ Соединенныхъ штатовъ. Трактатомъ, заключеннымъ имъ съ заантлантической республикой, постановлено, что всѣ порты Китая, безъ малѣйшаго исключенія, будутъ впредь открыты для торговли Соединенныхъ штатовъ. Подъ именемъ портовъ здѣсь подразумѣваются не одни только приморскіе города, но также и всѣ внутренніе торговые пункты. Такимъ образомъ американскому флагу будутъ доступны всѣ большія рѣки Срединной имперіи и они будутъ вступать въ прямыя сношенія съ жителями городовъ и селъ на всемъ протяженіи рѣкъ и каналовъ. Взамѣнъ этого китайцы выговорили нѣкоторыя льготы по торговлѣ въ Тихомъ океанѣ, а также право натурализаціи, которая будетъ имѣть мѣсто послѣ пятилѣтняго пребыванія китайца въ Соединенныхъ штатахъ. Какъ американскіе граждане могутъ селиться во всѣхъ городахъ и деревняхъ китайской имперіи, такъ точно китайцы могутъ переселяться во всѣ мѣста Соединенныхъ штатовъ. Далѣе одна изъ статей трактата гласитъ, что американцы обязаны въ случаѣ надобности оказывать помощь китайцамъ; но, разумѣется, этому щекотливому пункту не слѣдуетъ придавать серьезнаго значенія: не объявятъ же янки, если не будутъ видѣть въ этомъ своей пользы, войну англичанамъ и французамъ, когда тѣ, какъ во времена Пэма и яраго бонапартизма, вздумаютъ, во имя цивилизаціи, жечь лѣтнюю резиденцію китайскаго императора? Этимъ же трактатомъ американцы обязываются не вмѣшиваться ни подъ какимъ предлогомъ во внутреннія дѣла Китая; а для удобства сношеній обѣ договаривающіяся стороны въ возможной скорости Приступятъ къ разрѣшенію вопроса объ единствѣ монеты, мѣръ и вѣсовъ для обоихъ государствъ.
   "Этимъ трактатомъ", пишутъ въ газетѣ "New-York Herald", "произведенъ одинъ изъ самыхъ значительнѣйшихъ соціальныхъ и коммерческихъ переворотовъ нашей эпохи. Посредствомъ его мы открываемъ и завоевываемъ для человѣчества новый континентъ -- страну обработанную и густо-населенную, а не безконечную пустыню, какой нѣкогда была страна, открытая Христофоромъ Колумбомъ. Китай имѣетъ свою исторію и литературу; онъ колыбель языка, права и философіи: цивилизація въ немъ развилась ранѣе чѣмъ у другихъ народовъ; онъ былъ почти единственной страной въ мірѣ, гдѣ не было господствующей, государственной религіи, гдѣ духовное сословіе никогда не пользовалось политическимъ вліяніемъ, гдѣ власть и общественныя должности не составляли привиллегіи богатства и аристократіи, но служили наградой личному достоинству и знанію, вслѣдствіе публичнаго конкурса и строгихъ экзаменовъ. Китайцы самый воздержный, самый кроткій, самый вѣжливый народъ въ свѣтѣ, съ кѣмъ бы мы не сравнивали ихъ, не исключая французовъ, англичанъ и пруссаковъ. Собственно Китай, занимая площадь почти въ 4,000,000 квадр. верстъ (а если мы будемъ считать страны, находящіяся въ вассальной отъ него зависимости, то вмѣсто 4 должны будемъ поставить слишкомъ 11 милльоновъ), представляетъ самый обширный торговый рынокъ въ свѣтѣ. Самыя великія открытія, самыя солидныя коммерческія предпріятія, самые яркіе историческіе факты -- все это имѣло своимъ мотивомъ или предметомъ желаніе эксплуатировать или просто ограбить эту обширную и богатую ярмарку. Колхида Язона -- это былъ Китай, золотое руно,-- это китайскій шелкъ сырецъ, Колумбъ, желая открыть Китай, нашелъ Америку; но только теперь американцамъ выпало на долю открыть его. И если открытіе дикой Америки могло произвести такой сильный переворотъ въ Европѣ, то чего нельзя ожидать отъ открытія Китая? Мѣстности, производящія чай, безъ сомнѣнія обогатятъ свѣтъ несравненно болѣе, чѣмъ онъ могъ обогатиться, располагая перуанскими рудниками! Сотни маленькихъ американскихъ пароходовъ, производящихъ теперь баснословно-выгодную торговлю въ китайскихъ водахъ, явятся тамъ въ числѣ нѣсколькихъ тысячъ. Эти представители американской промышленности разнесутъ американскія идеи, американскія произведенія по всему Китаю; благодаря этимъ идеямъ, Китай воспользуется электричествомъ, паромъ, какъ воспользовались ими другіе цивилизованные народы, и улучшитъ свое соціальное положеніе, столь же первобытное теперь, какъ патріархальны добродѣтели и честность его обитателей. Американскій континентъ, рѣдко населенный, приметъ на себя избытокъ населенія Китая, и тѣмъ избавитъ Срединную имперію отъ ея хроническихъ возмущеній. Тихій океанъ станетъ такой же знакомой дорогой для китайскихъ эмигрантовъ, какъ Знакомъ Антлантическій океанъ для европейскихъ, и новый трактатъ, способствующій обогащенію науки и развитію промышленности, укрѣпитъ вмѣстѣ съ тѣмъ связь между самой древнѣйшей и самой юной націями въ аурѣ!"
   Очень многіе англійскіе и французскіе журналы взволновались, когда до нихъ дошло извѣстіе о результатѣ дипломатическихъ переговоровъ китайцевъ съ американцами; говоря о посольствѣ г. Бэрлингема, они уже не называютъ его "страннымъ"; они спрятали волчьи зубы, распустили лисій хвостъ и сладко поютъ о своей увѣренности, что уважаемый посолъ Небесной, имперіи скоро откроетъ сношенія съ Лондономъ и Парижемъ, гдѣ, скажемъ мимоходомъ, монополисты шанхайской и кантонской добросовѣстной торговли опіумомъ чувствуютъ себя весьма нехорошо. Эти журналы не хотятъ вѣрить, что "американцы будутъ настолько эгоистичны, чтобы одни могли воспользоваться полученными выгодными результатами, потому что для подобныхъ сдѣлокъ не можетъ быть привилегій, всѣ націи имѣютъ равны" на нихъ права. Американцы, такимъ образомъ, не осмѣлятся настаивать на секретныхъ статьяхъ, наносящихъ ущербъ всѣмъ прочимъ націямъ: европейскіе народы не позволятъ имъ этого".
   Какъ наивны благонамѣренные публицисты! Если китайцы входятъ въ дружественныя сношенія съ американцами, несдѣлавшими имъ никакого зла, то они, по мнѣнію этихъ публицистовъ, должны съ такой же нѣжностью обратиться къ тѣмъ націямъ, которыя вели съ ними три раззорительныя войны, насильственно отравляли ихъ опіумомъ, жгли ихъ дворцы и музеи, убивали ихъ тысячами, поддерживали возстаніе тайпинговъ, однимъ словомъ, дѣлали имъ всякія пакости. Очень остроумно!
   Но пусть эти публицисты переливаютъ изъ пустого въ порожнее -- отъ этого не будетъ никому ни тепло ни холодно, а между тѣмъ факты доказываютъ, что переселеніе китайцевъ въ Соединенные штаты вскорѣ должно принять значительные размѣры. Послѣдній корабль, перевозящій эмигрантовъ изъ Китая въ Сан-Франциско, высадилъ 956 переселенцевъ. Американцы уже предсказываютъ, что въ недалекомъ будущемъ эмиграція изъ Китая въ Соединенные штаты превыситъ своей численностію переселеніе изъ Европы. Это недалекое будущее находится въ прямой зависимости отъ. развитія пароходныхъ сообщеній между Китаемъ, Японіею и Соединенными Штатами. Въ Сан-Франциско разсчитываютъ также и на японскую эмиграцію. Но китайцы уже и теперь составляютъ довольно замѣтную часть населенія Калифорніи; въ Сан-Франциско они монополизировали себѣ нѣкоторые, не особенно уважаемые промыслы и живутъ всѣ вмѣстѣ, скученно, въ особомъ кварталѣ, сохраняя всѣ особенности китайской жизни: между ними очень мало женщинъ и этотъ недостатокъ они не могутъ пополнять браками съ бѣлыми женщинами, такъ какъ послѣднія чуждаются ихъ едва ли не болѣе, чѣмъ негровъ. Китайцы построили въ Сан-Франциско даже храмъ Буддѣ, рядомъ съ христіанскими церквями. Христіане вдоволь потѣшаются надъ уморительными фигурами китайскихъ боговъ, но и китайцы, съ своей стороны, находятъ христіанскую религію неспособной удовлетворить ихъ сознаніе и рѣшительно отказываются переходить въ христіанство.
   Китайцы уже приносятъ пользу своему новому отечеству: китайскія руки трудятся надъ устройствомъ желѣзной дороги между океанами. Эту обширную дорогу предположено устроить въ четыре года; два уже протекли и оконченныя работы выказываютъ добросовѣстность и способность китайцевъ. Организація 25-тысячной китайской арміи рабочихъ чрезвычайно любопытна. Эта армія представляетъ видъ тщательно-устроенной машины, дѣйствующей съ точностію хорошо вывѣреннаго часоваго механизма. Она раздѣлена на полки дровосѣковъ, плотниковъ, кузнецовъ, землекоповъ и пр. Работаютъ они чрезвычайно акуратно и прилежно и нѣтъ сомнѣнія, что дорога будетъ окончена въ назначенный срокъ.
   Китайское посольство тоже не сидѣло сложа руки и собирало необходимыя свѣденія, результатомъ чего была посылка въ Пекинъ спеціальнаго агента для набора новыхъ переселенцевъ изъ Китая въ нижнюю Калифорнію и Сонору. Въ это же самое время оно настояло на утвержденіи трактата вашингтонскимъ сенатомъ, который, послѣ непродолжительныхъ преній, и былъ утвержденъ единогласно. Этотъ фактъ единогласнаго утвержденія будетъ имѣть въ нашихъ глазахъ огромное значеніе, если мы вспомнимъ, что трактатъ, напримѣръ, о покупкѣ русской Америки утвержденъ лишь большинствомъ трехъ четвертей, причемъ выражено желаніе, чтобы въ эту страну былъ открытъ свободный доступъ для китайцевъ и эмиграція ихъ туда была поощряема, несмотря даже на значительные расходы. Какъ видите, китайскій вопросъ выступаетъ на сцену. Давно ли Филиппинскіе острова представляли почти пустыню, а теперь большинство ихъ населенія состоитъ изъ китайцевъ, работающихъ чрезвычайно, усердно надъ превращеніемъ дикихъ пустынь въ плодородныя и доходныя поля. На островѣ Борнео они разработываютъ каменно-угольныя копи; они заселяютъ Квинслэндъ; они первые, послѣ неудачныхъ попытокъ, произведенныхъ англичанами, доказали возможность селиться въ сѣверной части Австраліи. Въ видахъ пріобрѣтенія реальной пользы отъ покупки острововъ Фиджи, американцы стараются облегчить эмиграцію туда китайцевъ. Во всѣхъ мѣстахъ якорной стоянки пароходовъ на Тихомъ океанѣ поселились группы работниковъ желтой расы. Они селятся также въ Мексикѣ и на западномъ берегу центральной Америки, въ странахъ еще 13 вѣковъ тому назадъ открытыхъ буддійскими миссіонерами и потомъ, впродолженіи болѣе 1000 лѣтъ, забытыхъ ими. Теперешнее открытіе этихъ странъ для китайцевъ будетъ плодотворнѣе перваго. Они не строятъ тамъ храмовъ и не наполняютъ страну идолами, какъ дѣлали это прежде; они обратили теперь свои усилія на эксплуатацію естественныхъ богатствъ края, они занялись, дѣятельною торговлею и изъ того, что сдѣлано ими на Индѣйскомъ морѣ, можно предвидѣть, какія перемѣны произведутъ они на берегахъ Тихаго океана отъ Аляски до Чили. Крѣпко держась одинъ за другого, они населятъ сначала извѣстные кварталы въ городахъ, потомъ распространятся по цѣлымъ городамъ; утвердившись, изъ городовъ они станутъ переселяться въ деревни. Куда бы ни пришли они, гдѣ бы ни поселились, они скоро завладѣваютъ извѣстными промыслами и вытѣсняютъ изъ нихъ всѣ другія національности. Они дѣлаются чеботарями, тряпичниками, парикмахерами, водоносами, портными. Китайцы способны на все; если представится случай, они не отказываются и отъ болѣе широкой дѣятельности: они становятся негоціантами, банкирами и пр.; они вступаютъ въ конкуренцію съ евреями съ такимъ же успѣхомъ, съ какимъ они вытѣснили негровъ и ирландцевъ съ поля грубыхъ ремеслъ, замѣняя ихъ въ прачешномъ дѣлѣ и въ черныхъ домашнихъ работахъ. Китаецъ не откажется даже принять на себя обязанности горничной; для него не существуетъ работы плохо оплачиваемой, ремесла слишкомъ неопрятнаго; онъ доволенъ всѣмъ, что выработаетъ и возьмется за всякую работу, какая попадется ему подъ руку. Китаецъ обладаетъ удивительнымъ даромъ довольствоваться возможнымъ минимумомъ, если не представляется случай пріобрѣсти больше. Гдѣ европеецъ едва ли найдетъ возможнымъ поставить два стула, китаецъ ухитрится устроить свою спальню, столовую и гостиную, и даже рабочій кабинетъ. Ничтожнымъ заработкомъ, котораго станетъ на одинъ обѣдъ бѣднѣйшему изъ европейскихъ рабочихъ, китаецъ проживетъ цѣлую недѣлю и даже найдетъ возможнымъ и изъ этой ничтожности съэкономизировать кое-что про запасъ; правда, онъ ѣстъ мышей и крысъ и не выказываетъ особеннаго отвращенія къ блюду изъ майскихъ жуковъ; онъ ѣстъ всякую дрянь въ европейскомъ смыслѣ и все-таки сытъ и здоровъ. Куда бы онъ не переселился, онъ скоро достигаетъ возможнаго благосостоянія; едва онъ устроился на новомъ мѣстѣ, къ нему прибываютъ новые переселенцы, затѣмъ являются китаянки и новая колонія готова. Здѣсь, благодаря своей изворотливости, умѣренности, хитрости, прилежанію, китайцы никогда не остаются безъ работы, и могли бы представлять весьма опасную конкуренцію другимъ расамъ, если бы на нихъ не дѣйствовали разрушительно три національные порока: неопрятность, игра и опіумъ.
   Но какъ бы тамъ ни было, а существующіе факты невольно заставляютъ насъ придти къ убѣжденію, что пятьсотъ милліоновъ китайцевъ, задыхающихся на пространствѣ четырехъ милліоновъ квадратныхъ верстъ, рано или поздно, должны будутъ бросить почти половину своихъ обитателей на обширныя, еще незаселенныя плодородныя пространства американскаго материка. Сан-Франциско, чрезъ который преимущественно направится эмиграція, предстоитъ блистательная будущность, и Калифорнія со временемъ можетъ сдѣлаться однимъ изъ центровъ міра,-- Калифорнія, гдѣ великое море почти граничитъ съ огромными горами, гдѣ почва покрыта обильной растительностію, гдѣ въ нѣдрахъ земли хранятся необозримыя богатства.
   Весьма вѣроятно, что американскій континентъ будетъ мѣстомъ, гдѣ произойдетъ смѣшеніе всѣхъ расъ, религій, философій, промышленностей, учрежденій. Разумѣется, въ сѣверной Америкѣ, обладающей прекраснымъ умѣреннымъ климатомъ, смѣшеніе произойдетъ легче и удобнѣе, чѣмъ въ южной.
   Уже и теперь четыре главныя человѣческія расы -- желтая, красная, бѣлая и черная -- имѣютъ своихъ представителей въ Соединенныхъ штатахъ. Правда, теперь они не распространены, и никогда не могутъ распространиться равномѣрно по всѣмъ пунктамъ великой республики, но эта неравномѣрность не будетъ помѣхой для будущаго сліянія. Красная раса -- раса охотниковъ и воиновъ -- которая не желаетъ и не можетъ взяться за правильныя земледѣльческія работы, изчезаетъ мало по малу съ лица земли, благодаря соединенному вліянію водки, оспы, католицизма, праздности, безпорядочной жизни и непонятной для нея цивилизаціи.-- Совершенное изчезновеніе этой рясы, съ перваго взгляда можетъ показаться не совсѣмъ утѣшительнымъ, такъ какъ эта раса заключаетъ въ себѣ много хорошихъ нравственныхъ качествъ, но можно смѣло надѣяться, что эти качества, еще болѣе развитыя, войдутъ, какъ составные элементы, въ новую будущую расу.
   Зябкая негритянская раса сгруппировалась преимущественно въ южныхъ штатахъ, гдѣ, подъ тѣнью вѣеровидныхъ пальмъ, омываемыхъ тропическимъ моремъ,, она и заключитъ свой бранный союзъ съ бѣлой расой. На счастливыхъ Антильскихъ островахъ постоянно раздаются пѣсни, играетъ музыка и земля гудитъ отъ нескончаемыхъ танцевъ: негръ любитъ веселиться, а веселость составляетъ его счастіе. Негритянская раса дополнитъ бѣлую, расу незнакомыми ей качествами и большой приливъ жаркой и страстной крови улучшитъ нашу лимфатическую и меланхолическую расу. Наши внуки будутъ выбирать своихъ невѣстъ изъ среды блистательныхъ креолокъ; наши внуки будутъ назначать любовныя свиданія въ бѣседкахъ изъ ванили и драцены.
   Что касается соединенія желтой расы съ бѣлою, тутъ встрѣтится болѣе затрудненій. Бѣлые выказываютъ совершенно несправедливое презрѣніе къ желтымъ. Уже и теперь ирландцы и негры, конкурирующіе другъ съ другомъ въ погонѣ за кускомъ хлѣба, соединились и обратили всѣ свои силы противъ китайца, и нѣтъ ничего удивительнаго, что. въ будущемъ произойдетъ жестокая борьба между желтой и другими расами. Китайцы вовсе не трусы, какъ это принято думать, совершенно напротивъ, они обладаютъ извѣстнымъ мужествомъ своего рода и, при ихъ презрѣніи къ смерти, трудно ожидать, чтобы они легко признали себя побѣжденными; кромѣ того они народъ по преимуществу общежительный, умѣющій крѣпко держаться за общественное дѣло. При такихъ качествахъ они могли бы представлять серьезную опасность для странъ, куда они эмигрировали, если бы среди себя они не были раздѣлены на двѣ враждебныя партіи, искренно ненавидящія другъ друга.
   Но есть еще одно чрезвычайно важное обстоятельство, говорящее въ пользу живучести желтой и черной расъ и ослабленія бѣлой и красной: двѣ первыя отличаются большимъ плодородіемъ; красная совсѣмъ вымираетъ, а въ бѣлой расѣ плодородіе существуетъ только у народовъ бѣдныхъ или стоящихъ не на очень высокой степени цивилизаціи, какъ-то у ирландцевъ, у русскихъ у норвежцевъ, у неаполитанцевъ и др. Въ Англіи, Германіи и особенно во Франціи возвышеніе буржуазныхъ классовъ шло рядомъ съ распространеніемъ мальтузіанской теоріи. И этотъ печальный фактъ имѣетъ мѣсто не въ одной только Европѣ; его можно наблюдать даже въ Соединенныхъ штатахъ, въ странѣ чистыхъ янки, самой богатой и самой цивилизованной въ мірѣ, -- въ воздержномъ Мэнѣ, въ набожномъ Массачусетсѣ; даже и здѣсь, въ богатыхъ семействахъ замѣтно отсутствіе дѣтей. Здѣсь часты насильственные выкидыши, производимые не дѣвушками, какъ это случалось и прежде, но даже замужними женщинами, желающими избѣжать страданій, или издержекъ, сопряженныхъ съ родами, или наконецъ, просто изъ желанія подолѣе сохранить свѣжесть. Такимъ образомъ бѣлая раса, съ каждой послѣдующей генераціей, должна относительно уменьшаться и тѣмъ самымъ увеличивать шансы всѣхъ другихъ расъ. Но не будемъ выходить изъ предѣловъ нашего, вопроса, и предоставимъ другимъ, людямъ болѣе насъ спеціальнымъ, разрѣшеніе задачи: какая кровь будетъ течь въ жилахъ будущаго человѣка, произшедшаго отъ смѣшенія расъ. Замѣтимъ только, что если теперешняя встрѣча бѣлой и желтой расы ознаменуется битвой на ножахъ, то, нѣтъ сомнѣнія, она окончится не истребленіемъ одной расы другою, а миромъ и дружбою.
   Во всякомъ случаѣ, на коммерческій трактатъ, заключенный между Китаемъ и Соединенными штатами, слѣдуетъ Смотрѣть какъ на одно изъ самыхъ замѣчательныхъ событій нашего столѣтія. Его результатомъ будетъ быстрое заселеніе степей Америки, что въ свою очередь приведетъ къ политическимъ переворотамъ, вслѣдствіе которыхъ великая сѣвероамериканская республика будетъ балансировать собой всѣ европейскія государства вмѣстѣ взятыя; тогда Германія, Франція, Англія, Италія, въ сравненіи съ Соединенными штатами, будутъ казаться маленькими провинціями, говорящими на своихъ провинціальныхъ нарѣчіяхъ, провинціями бѣдными, мало развитыми. Не совсѣмъ блистательная будущность готовится такимъ образомъ Европѣ, но можно утѣшиться тѣмъ, что если преобразуется Америка, сила вещей заставитъ и Европу преобразоваться въ свою очередь. Если человѣческія расы сдѣлаютъ набѣгъ на Америку, движеніе распространится далѣе, перейдетъ въ Европу и Америка отдастъ Европѣ то, что у нея взяла. Какъ Франція образовалась изъ смѣси галловъ, иберійцевъ, франковъ и римлянъ; Англія изъ смѣси пиктовъ, скоттовъ, бретонцевъ, саксонцевъ, датчанъ и норманновъ; -- точно также всѣ европейскія національности произвели смѣшанную національность Соединенныхъ штатовъ, и въ этой смѣси англійскій элементъ играетъ гораздо слабѣйшую роль, чѣмъ предполагали до сей поры. Мы видимъ, какіе плоды произвела эта смѣсь и убѣждены, что теперешніе англичане или французы во всемъ превосходятъ своихъ предковъ. Кому неизвѣстно, что многія химическія соединенія обладаютъ такими качествами, какихъ вовсе не имѣютъ отдѣльные элементы, входящіе въ ихъ составъ. Тотъ же самый законъ, по нашему мнѣнію, приложимъ и къ этнологіи. Если бѣлые и черные, желтые и красные должны слиться въ одну расу, станемъ надѣяться, что эта новая раса будетъ выше своихъ предшественницъ, вошедшихъ въ нее, какъ ея составные элементы. Слѣдовательно, нѣтъ причины одной національности гордиться предъ другой, и въ какой бы націи мы ни принадлежали -- англійской, французской, нѣмецкой, русской, голландской, татарской, кафрской, готтентотской, индійской, китайской или японской, -- при теперешнемъ состояніи человѣческихъ обществъ, мы ушли не Богъ знаетъ какъ далеко.

-----

   Предъ великимъ фактомъ китайско-американскаго трактата блѣднѣютъ всѣ другія новости изъ Соединенныхъ штатовъ.
   Республиканская партія, принявъ чикагосскую программу (о чемъ знаютъ уже наши читатели изъ предыдущихъ хроникъ "Дѣла") избрала своимъ кандидатомъ на президенство генерала Гранта. Есть основанія предполагать, что именно ему и достанется квартира въ "Бѣломъ Домѣ", при предстоящихъ общихъ президентскихъ выборахъ. Представители демократической партіи, составляющей обломокъ бывшей партіи рабовладѣльцевъ, собрались въ Нью-Іоркѣ и, послѣ продолжительныхъ преній, въ свою очередь предложили кандидатуру Горацію Сеймуру, имя котораго связано съ убійствами негровъ въ Нью-Іоркѣ.
   Президентъ Джонсонъ, этотъ искусный человѣкъ, котораго одна партія считаетъ виновнымъ противъ конституціи, а другая неспособнымъ играть политическую роль, обратился къ народу съ манифестомъ, въ которомъ требуетъ увеличенія президентской власти. Примѣръ императора Наполеона, какъ видно, заразителенъ!
   Открыты золотые рудники въ Колорадо; предполагаютъ, что въ этомъ же году будетъ тамъ добыто золота на 75,000,000 рублей болѣе, чѣмъ въ Калифорніи.

-----

   Съ тѣхъ поръ какъ палата лордовъ въ Англіи отвергла гладстоновскій билль объ уничтоженіи государственной церкви въ Ирландіи, партія тори пытается запугать страну оранжистскими демонстраціями и даже возмущеніями. Англійская аристократія играетъ въ опасную игру; она затрагиваетъ силу, съ которой ей не совладать Она хочетъ повліять на будущіе выборы, но, вліяя такимъ образомъ, она вредитъ самой себѣ. Безполезно говорить, что враги аристократіи и англиканской церкви ликуютъ при видѣ этихъ ошибокъ, выказывающихъ съ одной стороны наглость, а съ другой слабость и ослѣпленіе.
   Англійская королева, издавшая "Мемуары вдовы" и тѣмъ обезоружившая своихъ послѣднихъ противниковъ, была проѣздомъ въ Парижѣ, гдѣ имѣла свиданіе съ императрицей Евгеніей, которое объяснила желаніемъ "устранить войну между Франціей и Германіей, которая отниметъ у многихъ матерей ихъ любимыхъ сыновей". Съ своимъ обыкновеннымъ тактомъ французскіе оффиціозные журналы отвергаютъ возможность произнесенія этихъ словъ на томъ основаніи, что королева Великобританіи, въ качествѣ конституціонной государыни, не имѣла права разговаривать о политикѣ въ отсутствіи своихъ министровъ.

-----

   Испанское правительство, умирающее цѣлыхъ десять лѣтъ, никакъ не можетъ умереть, хотя нѣтъ никакого основанія предполагать, чтобы оно могло воротиться въ жизни. Политическіе врачи уже съ давняго времени только пожимаютъ плечами при визитаціи этого больного, у котораго уже сгнили легкія,-- больного, подвергающагося два или три раза въ годъ припадкамъ miserere. Испанское правительство падаетъ все ниже и ниже; возмущенія обнаруживаются то на томъ, то на другомъ концѣ государства; партіи враждуютъ одна противъ другой: во всѣхъ возмущеніяхъ участвуютъ войска, раздѣлившіеся также на партіи. Чего хотятъ всѣ эти партіи, онѣ сами не уяснили себѣ хорошенько; онѣ чувствуютъ только, что перемѣна необходима. Уже нѣсколько лѣтъ въ Испаніи, повидимому, пользуется популярностью проектъ соединенія съ Португаліей; но на самомъ дѣлѣ ни тотъ, ни другой народъ искренно соединиться не желаютъ; да и самъ португальскій король относится вовсе не сочувственно къ проекту соединенія; онъ разсчитываетъ, что въ погонѣ за двумя коронами, легко потерять ту, которой онъ обладаетъ и не пріобрѣсти другой. Вслѣдствіе этого конституціоналисты рѣшились было произвести революцію во имя свояка королевы Изабеллы, герцога Монпансье. Герцогъ, самый младшій изъ сыновей Луи-Филиппа, человѣкъ весьма посредственныхъ Способностей, осторожный и скупой; онъ, впродолженіи послѣднихъ двадцати лѣтъ, держался вдали отъ всякихъ общественныхъ дѣлъ и занимался разведеніемъ въ большихъ размѣрахъ апельсиновъ, которые сбывалъ въ Лондонѣ. Пока еще неизвѣстно, какое участіе принималъ онъ Въ заговорѣ противъ королевы, своей свояченицы. Извѣстно только, что Изабеллѣ на него донесла бонапартисткая полиція. Слѣдствіемъ этого было опубликованіе королевскаго указа, которымъ, въ видахъ спокойствія государства, испанскіе инфанты, герцогъ и герцогиня Монпансье изгонялись изъ Испаніи. Въ тоже самое время королева приказала поднять съ постелей и отправить на Канарскіе острова нѣсколькихъ генераловъ и подозрѣваемыхъ лицъ, въ числѣ которыхъ находились многія извѣстныя въ Испаніи имена маршаловъ, бывшихъ министровъ и посланниковъ. Но опять-таки ничего не могли подѣлать съ этимъ плутомъ Примомъ, который постоянно путешествуетъ между Лондономъ и Лиссабономъ, оставивъ свою постоянную парижскую главную квартиру. Бонапартисткое правительство, смертельно ненавидящее всѣхъ Орлеановъ, хотѣло помѣшать Монпансье и его супругѣ высадиться въ Лиссабонѣ, но маленькое португальское правительство имѣло мужество замѣтить французскому правительству, что ему вовсе не кстати дѣлать полицейскія прижимки въ чужомъ городѣ, тѣмъ болѣе, что у него, дома, существуетъ весьма широкая арена для подобной доблестной, дѣятельности. Можетъ быть, и не этими именно словами отвѣтило португальское правительство, но, по крайней мѣрѣ, смыслъ ихъ былъ таковъ. Такимъ, образомъ Монпансье сталъ кандидатомъ на испанскую корону. Шесть или семь недѣль тому назадъ онъ былъ совсѣмъ незамѣтнымъ человѣкомъ, а теперь, благодаря доброй услугѣ, оказанной ему Изабеллой и Наполеономъ, онъ сдѣлался весьма серьезнымъ претендентомъ. Англія ему замѣтно покровительствуетъ, та самая Англія, которая, при заключеніи брачнаго контракта между супругами Монпансье, успокоена была только торжественной клятвой, что "никогда ни Монпансье, ни его потомки, не воспользуются своимъ близкимъ родствомъ съ испанскимъ королевскимъ домомъ и не предъявятъ своихъ правъ на испанскій престолъ". А теперь англійскій кабинетъ подъ рукой помогаетъ тому же самому Монпансье взойти на испанскій престолъ. О дипломатія!

-----

   Италія, также какъ и Испанія, представляетъ неутѣшительное Зрѣлище. И здѣсь, какъ въ Испаніи, нація съ трудомъ выноситъ существующее правительство, доказавшее свою полнѣйшую политическую неспособность. Здѣсь, какъ и въ Испаніи, монархическая партія дѣлится на клерикальныхъ аристократовъ и на клерикально-вольтеріанскую буржуазію: республиканская -- на унитаріевъ и федералистовъ, на соціалистовъ и анти-соціалистовъ; а народъ, оставаясь католическимъ, въ тоже самое время дѣлаетъ оппозицію папѣ. Что можетъ выйти разумнаго, раціональнаго изъ всей этой политической, религіозной и соціальной мѣшанины?
   Очень плохо идутъ дѣла Италіи; правительство ея также какъ и испанское падаетъ все ниже и ниже; оно слишкомъ строго съ республиканцами и федералистами, снисходительно къ ворамъ, кротко съ грабителями, и убійцами, грабящими и убивающими на всемъ пространствѣ Италіи; здѣсь убійцъ не менѣе какъ въ Папскихъ владѣніяхъ, въ десять разъ болѣе, чѣмъ въ Испаніи и во сто разъ болѣе, нежели во Франціи. Правительство старается всѣми силами избѣгнуть банкротства, угрожающаго ей постоянно; впрочемъ банкротство на 10% уже совершилось и легко можетъ случиться, что оно повторится еще въ большихъ размѣрахъ. Но еще хуже возможнаго банкротства подтачиваетъ государство повальное воровство, которымъ отличаются чуть не всѣ чиновники отъ солянаго пристава и до самыхъ высшихъ ранговъ. Возможно ли изъ такой нищеты и безобразія выйдти какимъ либо удобнымъ путемъ? Что предстоитъ теперешнему италіянскому правительству, кромѣ стыда? Фортуна -- женщина; она никогда не проститъ тому, кто не съумѣлъ воспользоваться ея дарами; она не забудетъ, что италіянское правительство остановилось на пол-пути: оно не смѣло, когда могло смѣть.
   Въ то время какъ внутреннія дѣла Италіи идутъ такъ плохо, ея внѣшнія сношенія отличаются такимъ же отсутствіемъ такта и практическаго смысла; правительство тянетъ въ одну сторону, нація въ другую; партіи перерѣшались и знаменуютъ себя колебаніями и отсутствіемъ всякаго опредѣленнаго плана; трудно что нибудь организовать, все лѣзетъ врозь; замѣчается всеобщее отупѣніе; бѣдность увеличивается и трудно правильно собирать налоги, которые не желаютъ и не хотятъ платить; полученныя фискомъ деньги растрачиваются неправильно и безумно.. Безпорядокъ вездѣ такой, что приходится убѣдиться въ необходимости какого нибудь сильнаго переворота, какъ единственнаго средства противъ всеобщаго разложенія.

-----

   Что касается бѣдной Австріи, процессъ ея разложенія продолжается. Послѣ разрыва конкордата, римскій дворъ третируетъ Франца-Іосифа также, какъ третировалъ Виктора Эмануила, и императоръ постоянно находится между молоткомъ и наковальней, между своими убѣжденіями и необходимостію, между интересами народными и династическими. Дворянство и духовенство, феодалы и ультрамонтаны возстаютъ противъ либеральнаго министерства и немного бунтуютъ противъ самого императора, который въ свою очередь также немного возстаетъ противъ римскаго двора, противъ Вейста, противъ дворянства, противъ буржуазіи, противъ Венгріи, противъ Чехіи, противъ вѣнскаго муниципальнаго совѣта и, наконецъ, противъ всѣхъ. Чешскій вопросъ ясно показалъ, въ какомъ затруднительномъ положеніи находится императоръ. Франца-Іосифа принимали въ Прагѣ съ ледяныхъ молчаніемъ. Даже самъ графъ Кламъ Мартиницъ, реакціонеръ въ душѣ и дѣйствіяхъ, рѣшился говорить самому императору объ отказѣ платить подати, если Чехіи не будетъ предоставлена такая же автономія, какъ и Венгріи. На улицахъ были прибиты объявленія, гласящія, что "если кто будетъ привѣтствовать австрійскаго императора, его станутъ считать измѣнникомъ чешскому дѣлу". На праздникѣ въ Констанцѣ въ честь Гусса, одинъ ораторъ торжественно воскликнулъ: "На священной гробницѣ нашего національнаго героя мы соединимъ свои силы для борьбы противъ деспотизма, угнетающаго Чехію. Мы не противъ соединенія съ Германіей; но пусть нѣмцы не ставятъ преградъ нашему національному развитію и не мѣшаютъ нашей самобытности, которой мы всѣ такъ пламенно добиваемся".
   Какъ бы для того, чтобы показать, какой смыслъ имѣетъ эта демонстрація, три тысячи человѣкъ собрались въ Хлумѣ праздновать пораженіе австрійцевъ. Не станемъ же терять изъ виду чешскаго вопроса. Онъ, можетъ быть, темное облачко, къ которому собираются другія облака, для образованія грозовыхъ тучъ.

-----

   Во французскомъ законодательномъ собраніи произведено нападеніе на финансовый проектъ, который правительство должно было представить еще въ январѣ мѣсяцѣ, но придержало на томъ основаніи, по которому все непріятное откладывается до послѣдней возможности. Безпокойство, по поводу плохого финансоваго положенія, проявившееся въ странѣ въ январѣ мѣсяцѣ, разумѣется, нисколько не уменьшилось въ іюнѣ и іюлѣ. Всѣ взоры обращены на банкъ, находящійся теперь не въ блистательномъ положеніи: въ его кассѣ числится 1220 милліоновъ франковъ, а въ обращеніи всего 1205; -- что дѣлать съ остальными 15 милліонами, лежащими непроизводительно? Судьба многихъ частныхъ финансовыхъ предпріятій напугала всѣхъ и въ послѣднее, время, какъ капиталисты, такъ и рабочій людъ спѣшили помѣщать свои экономіи въ вѣрное мѣсто, какимъ до сихъ поръ считался французскій банкъ. Но что же будетъ, если и къ банку потеряется довѣріе? Правительство, повидимому, своими непроизводительными затратами, доведетъ страну и до этого печальнаго сознанія. Денежный вопросъ теперь у всѣхъ на умѣ, какъ -въ палатѣ, такъ и внѣ палаты. Вычислено, что правительство, со дня государственнаго переворота, истратило 31 милліардъ. Оно заняло 4,322 милліона, что составляетъ въ годъ среднимъ числомъ 354 милліона. Годовая цифра прямыхъ и косвенныхъ налоговъ въ пользу государства считается въ 2,300 милліоновъ. Но эта цифра не представляетъ дѣйствительной цифры налоговъ: къ ней слѣдуетъ присоединить еще бюджеты общинныхъ управленій, нѣкоторыя пошлины и акцизы, невходящіе въ государственную роспись,-- все это не менѣе 760 милліоновъ,-- и настоящая цифра расхода на администрацію второй имперіи представится въ круглой цифрѣ -- 3 милліарда. Такъ какъ весь годовой доходъ Франціи надобно считать отъ 12 до 15 милліардовъ, то выходитъ, что администрація второй имперіи стоитъ Франціи четвертую или пятую часть ея доходовъ. Изъ каждаго 100-франковаго билета, французы должны отдать 20 или 25 фиску и взамѣнъ этого получить солдатъ, полицейскихъ, префектовъ, сенаторовъ, депутатовъ, избранныхъ по приказанію, экспедицію въ Римъ, войны въ Мексикѣ, Китаѣ, Кохинхинѣ и всѣ удовольствія, какія за ними слѣдуютъ: стыдъ за-границей, обѣдненіе внутри страны, горькое сожалѣніе о прошедшемъ, безпокойство о будущемъ. Еще еслибъ имперія, издержавъ такъ производительно 31 милліардъ, остановилась только на одной этой затратѣ,-- можно бы пожалуй забыть такой печальный фактъ; но она дѣлала, дѣлаетъ и будетъ еще дѣлать долги, которые всей своей тяжестію падутъ на будущія поколѣнія! Сколько времени пройдетъ, пока успѣютъ заплатить эти 4 или 5 милліардовъ долга, сдѣланнаго второй имперіей! Какое пространство прекрасной удобренной земли можно бы было купить на эту громадную сумму денегъ; сколько дохода въ винѣ, хлѣбѣ и прочихъ продуктахъ дала бы эта земля. Гектаръ великолѣпной земли стоитъ, разумѣется, менѣе 4,500 фр., но принявъ даже и эту цифру, выйдетъ,, что Франція потеряла цѣлый милліонъ гектаровъ воздѣланной земли, и, слѣдовательно, не менѣе 300 милліоновъ франковъ ежегоднаго дохода. Плохо умѣетъ считать вторая имперія и за это незнаніе должна дорого поплатиться вся страна!
   Но на всѣ эти безотрадныя размышленія и разсчеты, французское правительство, подобно Сципіону африканскому, у котораго тоже когда-то потребовали, отчета, -- съ надменнымъ видомъ отвѣчаетъ: "я спасло религію, семейство и собственность, я остановило ходъ революціи и поставило ее въ невозможность дѣйствовать; за все это, устами достойныхъ патеровъ католической церкви, я приношу благодарность Создателю, и въ свою очередь ожидаю благодарности отъ своихъ согражданъ".
   Но какъ бы тамъ ни было, а имперія идетъ опаснымъ путемъ. Она необходимо или придетъ къ банкротству или изчезнетъ ранѣе наступленія этого времени. Непремѣнно должно случиться или паденіе имперіи, или же банкротство, или, наконецъ, и то и другое вмѣстѣ, такъ какъ бонапартизмъ ведетъ Францію къ непремѣнному пораженію и иностранному нашествію. Наступаетъ уже время для катастрофы, да и самъ неисправимый бонапартизмъ приближаетъ ее всѣми силами. Онъ желаетъ бросить Францію въ новую войну, для чего потребуются ему огромныя издержки и новые займы. Имперія, желая пролетѣть чрезъ Ніагарскій водопадъ, пустила свой пароходъ на всѣхъ парахъ въ пучину. Если бы на бортѣ этого судна была одна имперія -- мы пожелали бы ей добраго пути, не безпокоясь о послѣдствіяхъ сумазбродной поѣздки; но съ нею вмѣстѣ помѣстилась вся Франція, -- Франція устрашенная, несмѣющая вымолвить своего слова, Франція легкомысленная, до сихъ поръ еще вѣрящая въ геній своего капитана,-- и молчать мы не имѣемъ права.
   Однакоже и теперь уже начинаетъ проявляться движеніе въ сторону, неблагопріятную для правительства: въ законодательномъ собраніи вѣчно довольные депутаты, открывавшіе свой ротъ только затѣмъ, чтобы изумляться мудрости правительства, въ нынѣшнюю сессію уже позволяли себѣ критиковать его дѣйствія. Средняя династическая партія, столь покорная въ теченіи шести послѣднихъ лѣтъ, нынче подаетъ голосъ и доходитъ даже до смѣлаго вывода, что мудрый Руэ отсталъ отъ времени, и что, при измѣнившихся обстоятельствахъ, нужны теперь новые люди.
   Такая же перемѣна замѣтна и въ обществѣ. Она лучше всего характеризуется измѣненіемъ тона журналистики. Вотъ, напримѣръ, Фигаро. Сколько лѣтъ сряду онъ тянулъ самую благонамѣренную пѣсню. Его страницы наполнялись описаніями канкана и разныхъ двусмысленныхъ скандальчиковъ; онъ съ гордостью заявляль, что не слѣдуетъ никакимъ принципамъ, смѣется надъ нравственностью и добродѣтелью; въ политикѣ, по его мнѣнію, слѣдовало держаться мнѣній биржи, въ соціальной экономіи убѣжденій жокей-клуба; онъ торжественно заявлялъ, что публичныя женщины представляютъ для него несравненно большій интересъ, чѣмъ всякіе реформаторы. Морви оказывалъ особенное покровительство этому листку, продукту декабрскаго переворота. Онъ даже раздѣлялъ въ то время убѣжденія нѣсколькихъ знаменитыхъ прожектеровъ, предлагавшихъ закрыть всѣ журналы, издающіеся во Франціи, оставивъ только Монитеръ для нуждъ администраціи; какой нибудь благонамѣренный листочекъ для мелкой буржуазіи и низшихъ классовъ общества, а Фигаро для аристократіи турфа и биржи. Для болѣе удобнаго распространенія его въ аристократической публикѣ было условлено, что Фигаро драпируется плащомъ Альмавивы и будетъ въ иныя статейки подпускать легитимистскаго духу. Чтобы довершить комедію, этотъ органъ кокотокъ и камелій, представился ханжей, вѣрнымъ католикомъ, даже іезуитомъ и ультрамонтаномъ и сталъ кадить Луи Вельйо. Никогда и нигдѣ не встрѣчалось подобнаго наглаго шутовства!
   Но теперь этотъ журналъ, отличавшійся самымъ безобразнымъ паясничествомъ и отсутствіемъ всякаго человѣческаго смысла, теперь онъ совершенно измѣнился. Отказавшись Ѣтъ всякой солидарности съ Луи-Вельйо, ультрамонтанствомъ и іезуитизмомъ, онъ держитъ сторону матеріалистовъ и свободныхъ мыслителей противъ спиритуалистовъ сената, университета, министерства и полицейской префектуры; онъ стоитъ за гарибальдійцевъ, онъ нападаетъ на папу, за вторую имперію, на префектовъ и подпрефектовъ. Онъ сталъ соперничать съ Шаривари, самымъ серьезнымъ оппозиціоннымъ журналомъ, и читается нынче мыслящей публикой едва ли не болѣе всѣхъ другихъ оппозиціонныхъ органовъ, если не считать выходящаго изъ ряду вонъ новаго журнала "La Lanterne".
   Въ театрахъ замѣчается аналогичное явленіе. Впродолженіи 12 лѣтъ, за исключеніемъ нѣсколькихъ нравоописательныхъ комедій, на сценѣ ничего не ставилось, кромѣ выставокъ танцовщицъ подъ названіемъ оперы, и выставокъ полуобнаженныхъ молодыхъ женщинъ, подъ названіемъ обозрѣній. Но теперь и въ театръ затесалась тенденція. Онъ выступилъ на новый путь насмѣшками надъ простотой Юпитера, надъ ханжествомъ великаго жреца Калхаcа и другихъ жрецовъ, что напоминало, собою многія черты изъ характера монсеньера Сибура. Потомъ, при громкихъ аплодисментахъ публики, среди которой находились даже коронованныя особы, онъ сталъ смѣяться надъ милитаризмомъ, въ "Великой герцогинѣ герольштейнской". Затѣмъ онъ принялся за жандармовъ; насмѣшки надъ ними особенно нравились парижанамъ, помиравшимъ со смѣху при ловкихъ намекахъ. А затѣмъ директоры театровъ поняли, что вкусъ публики измѣнился и ее уже нельзя удовлетворить выставками голыхъ женщинъ, а надобно заботиться о пріисканіи болѣе здоровой пищи.
   Общее движеніе отразилось даже и на такихъ людяхъ, которые составляли собою гордость второй имперіи и служили упадку общества всѣми силами своего таланта. Посмотрите, вотъ человѣкъ, обязанный своимъ громаднымъ литературнымъ успѣхомъ исключительно второй имнеріи -- Александръ Дюма-сынъ, который воспѣвалъ куртизанокъ въ "Dame aux Camélias", который самъ воспитывался въ школѣ Морни и Камора,-- этотъ самый Дюма дѣлаетъ такой вольт-фасъ въ предисловіи, надѣлавшемъ такъ много шума: "Будетъ намъ повѣсничать,-- говоритъ онъ,-- довольно мы развратничали, довольно дѣлали глупостей. Возвратимся къ прекрасному, великому, простому, добродѣтельному и полезному". Этого мало; человѣкъ написавшій "Diane de Lis" и "L'Ami des Femmes", совѣтуетъ всѣмъ подѣлаться Эсхилами, ничего не писать, кромѣ Прометея, проявлять такой же патріотизмъ, какимъ отличался Эсхилъ, храбро сражаясь за свободу при Марафонѣ. Можно ли не изумляться, что екс-скептикъ, аналистъ школы Бальзака, прославлявшій проституцію и преклонявшійся предъ обществомъ второй имперіи -- начинаетъ проповѣдывать простоту, пользу и добродѣтель?
   Пробужденіе замѣтно и въ другихъ литературныхъ сферахъ. Со времени обнародованія новаго закона о прессѣ, въ Парижѣ и въ провинціи открылось 60 новыхъ журналовъ, и ни одинъ изъ нихъ не примкнулъ къ серіи органовъ, защищающихъ нынѣшнюю правительственную систему. Всѣ новые журналы принадлежатъ старымъ партіямъ, какъ любятъ называть ихъ бонапартисты.
   Большая часть новыхъ журналовъ издается въ провинціи. Это доказываетъ, что провинція не желаетъ жить одними парижскими интересами и намѣревается смѣть свое сужденіе имѣть.
   Изъ новыхъ журналовъ, появившихся въ Парижѣ, особенно замѣчательны: Трибуна, издающаяся подъ отвѣтственностію депутатовъ Пельтана и Глэ-Бизуана; Пробужденіе, органъ республиканцевъ школы Ледрю-Ролленя; Реформа, органъ коопераціи; Политическое Обозрѣніе, весьма серьезный журналъ, отличающійся толковымъ выборомъ статей. Надобно надѣяться, что эти журналы будутъ способствовать правильной организаціи демократической партіи.
   Но самымъ большимъ успѣхомъ пользуется "Фонарь", ставшій рѣшительною силой. Онъ расходится въ 110,000 экземпляровъ, что позволяетъ предполагать, что у него но менѣе милліона читателей -- почти все число французовъ, понимающихъ кое-что въ политикѣ. Рошфоръ, издатель этой газеты, понялъ, что съ правительствомъ второй имперіи не стоитъ говорить серьезнымъ тономъ; онъ бьетъ его смѣхомъ и злыми шутками. Онъ говоритъ такъ умно, такъ ловко, что не легко къ нему прицѣпиться, но ни въ одномъ, можетъ быть, французскомъ журналѣ не расточается столько желчныхъ и презрительныхъ выходокъ противъ администраціи, какъ въ журналѣ г. Рошфора. Ботъ причина его необыкновенной популярности и необычайнаго успѣха. Впрочемъ французская администрація сдѣлала свое дѣло и конфисковала 12-й No "Фонаря".
   Если страна начинаетъ терять терпѣніе, то этому болѣе всего виновато само правительство, вмѣшивающееся въ такія мелочи, которыя ни коимъ образомъ не подлежатъ его вмѣшательству. Ботъ для примѣра вторженіе знаменитаго сената въ дѣла библіотеки маленькаго городка.,
   Двадцать лѣтъ тому назадъ, когда я еще былъ въ школѣ, мой воспитатель, человѣкъ добродушный, запрещалъ мнѣ читать какія бы то ни было книги, кромѣ классическихъ. Въ библіотекѣ почтеннаго буржуа по части литературы, собственно говоря, вовсе и не было никакихъ книгъ; но эта не помѣщало мнѣ выискивать на сторонѣ всевозможныя литературныя произведенія и читать ихъ потихоньку. Не разъ приходилось мнѣ. быть наказаннымъ за чтеніе моихъ любимыхъ авторовъ. Помню,за Жоржъ Зандъ меня продержали подъ арестомъ 20 часовъ и велѣли переписать 10,000 латинскихъ стиховъ, а за Виктора Гюго даже прибили и въ моихъ глазахъ разорвали книгу на мелкія части. Но чтоже! Развѣ я пересталъ читать любимыя книги и обратился къ рекомендуемымъ воспитателемъ, ненавистнымъ для меня классикамъ,-- ничуть не бывало,-- наказанія возбудили во мнѣ ненависть ко всѣмъ, кто ставитъ преграды мысли, и заставили съ большимъ еще рвеніемъ приняться за изученіе моихъ любимцевъ.
   Такія же чувства пробуждаются во всей Франціи вслѣдствіе столь же раціональныхъ дѣйствій высшихъ администраторовъ второй имперіи.
   Уллень -- маленькій городокъ съ 7000 жителей, въ департаментѣ Роны. Онъ населенъ по большей части рабочими и земледѣльцами. Нѣкоторые изъ либеральныхъ его жителей задумали основать библіотеку. Они собрали около 600 томовъ. Во главѣ предпріятія сталъ г. Арль Дюфуръ, одинъ изъ самыхъ богатыхъ негоціантовъ Ліона, человѣкъ образованный, старый сеи-симонистъ, проповѣдникъ теоріи свободнаго обмѣна, одинъ изъ коммисаровъ всемірной выставки въ Парижѣ и Лондонѣ. Для покупки книгъ изъ среды учредителей библіотеки выбранъ комитетъ. Опасаясь столкновеній съ администраціей, комитетъ пріобрѣлъ все больше классическія книги, въ родѣ "Morceaux choisis " Корнеля, Расина, Мольера, басень Лафонтена, рѣчей Боссюата, изъ Вольтера онъ рѣшился выбрать Генріаду и Вѣкъ Людовика XIV, но не осмѣлился на покупку романовъ, сказокъ и философскаго словаря; съ такой же робостью онъ отнесся къ "Персидскимъ письмамъ" Монтескье. Далѣе купили Гомера, Вюффона, одинъ романъ г-жи Коттенъ. Для характеристики нашей эпохи взяли Le genie du Christianisme Шатобріана, его "Мучениковъ" " Аталу" и другіе религіозные романы, но Рене и Записки того же автора одобрены не были. Изъ Виктора Гюго -- только его Orientales, изъ Ламартина только Путешествіе по Востоку, духовно-поэтическія Meditations, Harmonies, но Исторія 1848 г. и Жирондисты были забракованы. Изъ сенсуалистической философіи XVIII вѣка -- ровно ничего; также, какъ по исторіи первой французской революціи ни одного, положительно ни одного сочиненія.
   Но библіотекари, при всей ихъ осторожности, сочли возможнымъ допустить нѣкоторыя другія сочиненія, положительно зловредныя по мнѣнію г-дъ мѣстныхъ клерикаловъ. И вотъ клерикалы обратились съ воплями къ сенату, жалуясь, что это включеніе вредныхъ книгъ равносильно гоненію на бѣдную католическую церковь. Называя это "посягательствомъ на ихъ свободу", клерикалы требовали строгаго административнаго вмѣшательства и насильственнаго изгнанія слѣдующихъ книгъ, которыхъ перечень мы здѣсь предлагаемъ:
   Жоржъ Зандъ: La Mare au Diable, Franèois le Champi, Les Maîtres Mosaïstes, Spiridion (мистико-артистическая доктрина, очень неудобопонятная, очень туманная), Tndiana; наконецъ ужасная книга -- m-lle de la Quintinie была осуждена, какъ аргументація за науку и естественную религію противъ ультрамоитанскаго іезуитизма. Бальзакъ; Les Paysans (толкуйте послѣ этого, что Бальзакъ былъ зараженъ легитимизмомъ и дряблыми католическими тенденціями!) Фредерикъ Сулье: Le Vicomte de Béziers, le Comte de Toulouse (помилуйте, за что же?-- А за то, что авторъ приводитъ кое-какіе эпизоды изъ исторіи избіенія альбигойцевъ папскими войсками.). Евгеній Сю: Le Juif Errant и Les Mystères de Paris (какъ сочиненія, враждебныя іезуитизму и отзывающіяся душкомъ не ясной соціалистической доктрины того времени.). Наконецъ, 13 томовъ, изданныхъ г. Арлемъ Дюфуромъ для изученія исторіи сенъ-симонизма, также подверглись яростному гоненію.
   Итакъ вотъ въ чемъ преступленіе, вотъ что принялся со всеусердіемъ судить благородный сенатъ -- первый, самый торжественный трибуналъ государства, стражъ и хранитель французской общественной свободы. Эти сановитые господа, налагающіе штрафы въ размѣрѣ ста франковъ въ день, вдругъ принялись судить и рядить о достоинствѣ и недостаткахъ нѣсколькихъ, уже забытыхъ романовъ, вздумали критиковать Бальзака, Евгенія Сю, Фредерика Сулье, преставившихся болѣе десяти лѣтъ тому назадъ.
   Благосклонно доводя до нашего свѣденія, что имъ ненавистны нѣкоторые романы прошлаго времени, господа сенаторы этимъ самымъ возбуждаютъ къ нимъ интересъ, и многіе любопытные прочитаютъ или перечитаютъ эти сочиненія. М-lle de la Quintinie выйдетъ однимъ или двумя изданіями больше, и жизнь Іисуса" Христа Ренана пріобрѣтетъ еще новыхъ читателей.
   Принявъ съ восторгомъ пошлый доносъ, сенатъ немедленно сдѣлалъ его предметомъ своихъ обсужденій. Какъ только спиритуализмъ ударилъ въ носъ господамъ сенаторамъ, они заговорили о ниспроверженіи науки, философіи, даже естественной религіи,-- они хотятъ превратить въ порошокъ атеизмъ, матеріализмъ, соціализмъ, коммунизмъ, -- словомъ все, что не подходитъ подъ мѣрку ортодоксальнаго бонапартизма, все, что не согласуется съ религіей, проповѣдываемой второю имперіею. Высокій сенатъ идетъ ратью за великіе принципы, пустословитъ въ одно и тоже время и о платонизмѣ, и о растлѣніи, кричитъ, вопіетъ гласомъ веліимъ, и при этомъ смѣшиваетъ всѣ понятія.
   Итакъ, сенатъ принимается обсуждать, -- не забудьте, въ присутствіи министра внутреннихъ дѣлъ и министра народнаго просвѣщенія, котораго, говоря мимоходомъ, сенатъ иногда любитъ задирать по кошачьи. Эти двѣ превосходительныя особы подверглись нападеніямъ за то, что допустили, хотя бы на одну минуту, существованіе этого вертепа моральной заразы, существованіе улленской библіотеки, которая могла напустить на Францію цѣлую холеру зловредныхъ доктринъ.
   Господину Дюрюи -- ревнителю народнаго просвѣщенія -- было очень пріятно свалить всю вину въ этомъ непріятномъ дѣлѣ на своего превосходительнаго собрата, а потому онъ поспѣшилъ сказать: "ей-богу это не я, это -- онъ. Народныя библіотеки не принадлежатъ къ вѣдомству народнаго просвѣщенія, и подчиняются министерству внутреннихъ дѣлъ; зачѣмъ же смотритъ полиція?.. Ужь это ея забота, а никакъ не*наша".
   Чтоже отвѣчалъ блюститель порядка во Франціи? "Повѣрьте, господа сенаторы, сказалъ онъ, что мы и безъ вашихъ напоминаній слѣдимъ за тѣмъ, что читаютъ немногіе жители крошечнаго городка Уллена, который извѣстенъ намъ, какъ ладонь нашей руки; онъ имѣетъ превосходную семинарію, исправительную тюрьму, славится отличнымъ клеемъ, жестяными и проволочными издѣліями. Вѣдь намъ извѣстно до малѣйшихъ мелочей все, что творится въ нашемъ пространномъ любезномъ отечествѣ. Мы наблюдаемъ за всѣмъ, знаемъ всю подноготную, всюду вмѣшиваемся. Въ Улленѣ мы требовали, чтобы каталогъ книгъ, вошедшихъ въ составъ библіотеки, былъ представленъ на разсмотрѣніе. Вообще мы исключаемъ романы, сочиненія по религіозной полемикѣ и политической экономіи, гдѣ развиваются опасныя теоріи. Въ нашей просвѣщенной заботливости мы даже различаемъ книги, пригодны для сельскаго населенія, отъ сочиненій, болѣе полезныхъ для промышленнаго люда. Что касается улленской библіотеки, то провѣрку книгъ ея мы поручили г. ронскому префекту, также облеченному въ званіе сенатора. Быть можетъ, онъ былъ слишкомъ снисходителенъ, и потому мы просмотрѣли сами каталогъ послѣ него. Сознаемся, что и мы также пропустили Les Paysans Бальзака. Да и три романа Сулье, сказать правду, не заключаютъ въ себѣ ровно ничего опаснаго... Это настоящій Вальтеръ Скоттъ, только немножко потеплѣе и на французской манеръ. Мы вычеркнули два произведенія Евгенія Сю, которыя всѣ мы, господа, прочитали съ наслажденіемъ въ былое время Луи-Филиппа... Что же до Жоржа Занда, то мы оставили въ покоѣ Les Maîtres Mosaïstes, невиннѣе которыхъ уже трудно и вообразить себѣ что нибудь въ цѣломъ свѣтѣ. Franèois le Champ! и La Mare au Diable, по истинѣ, кажутся намъ образцовыми произведеніями искуства. На нашъ личный взглядъ это такая же голубиная невинность, какъ "Ноль и Виргинія". Но мы изгнали Спиридіона, Индіану, Лелію (хорошо! очень хорошо! отлично)! Мы не помиловали также и Mademoiselle de la Quintinie (честь и хвала вамъ)! Что касается тринадцати томовъ, состряпанныхъ г. Арлемъ Дюфуромъ, то тутъ, господа сенаторы, мы пустили въ ходъ тонкое лукавство. Мы однако умѣемъ немножко смекать дѣло, и если не запретили этихъ скучныхъ-прескучныхъ книжицъ, то только для того, чтобы ни въ комъ не возбудить охоту къ чтенію. Ну, что, какъ мы распорядились?"
   Какъ ни удивляться, скажемъ мы въ свою очередь, этой неусыпной административной заботливости!.. Клерикалы наблюдаютъ за чтеніемъ гражданъ. Высокосановитые сенаторы, которымъ ввѣрены великіе интересы государства, не брезгаютъ трактовать въ торжественномъ засѣданіи, какіе романы, повѣсти и сказки можно позволить читать народу. Министръ внутреннихъ дѣлъ, обсуждая вмѣстѣ съ своими товарищами и императоромъ бюджетъ слишкомъ въ два милльярда, взвѣшивая крупные вопросы о мирѣ и войнѣ, о броженіи умовъ на востокѣ и о европейскихъ переворотахъ, -- этотъ превосходительный геній находитъ еще время и для заботъ о подпольной жизни гражданъ. "Душа моя, французскій народъ, говоритъ его высокопревосходительство, -- позволяю тебѣ читать нѣкоторыя строчки изъ Бальзака, а вотъ этихъ страничекъ Евгенія Сю смотри, голубчикъ, не читай, отнюдь. Вотъ Les Maîtres Mosaïstes Жоржъ Занда -- это по тебѣ, потому что это незначительно, а до Mademoiselle de la Quintinie не смѣй и прикасаться,-- потому, братъ, отъ этой ягоды какъ разъ оскомину набьешь!.."
   Замѣтьте, что всѣ эти книги, чтеніе которыхъ строго возбраняется г. министромъ внутреннихъ дѣлъ, могутъ быть куплены во всякое время у любого книгопродавца. Купить ихъ можно за три франка, прочитать за три су. Но министръ и сенатъ дѣлаютъ при этомъ довольно остроумное различіе. "Буржуазія, имѣющая достаточныя средства для того, чтобы покупать книги или платить въ читальняхъ, -- буржуазія, читающая Revue des des Mondes и печатающіяся тамъ романы, не потерпѣла бы, чтобъ цензурная коммиссія, учрежденная при полицейскихъ бюро, занималась очищеніемъ ея библіотекъ. Но буржуазія уже созрѣла умственно, тогда какъ народъ еще не вышелъ изъ несовершеннолѣтія. По теоріи народъ признается верховнымъ, но въ дѣйствительности онъ -- малолѣтокъ, слѣпое орудіе нашей воли. Располагая всеобщимъ избирательнымъ правомъ, онъ безсознательно отдаетъ намъ свои голоса; поставленный въ боевой строй, онъ дѣлается нашимъ солдатомъ, и мы пользуемся по произволу его ружьемъ, его пулями. Мы желаемъ, чтобы народъ оставался несовершеннолѣтнимъ, не хотимъ, чтобы онъ учился, додумывался, а потому изъ спеціально предназначенныхъ для него библіотекъ ни изгоняемъ все то, что могло бы разсѣять его умственную слѣпоту {Жители Уллена отвѣчали министру и сенату такъ, какъ имъ и слѣдовало отвѣчать. Получивъ оффиціальное предписаніе очистить библіотеку отъ выше названныхъ книгъ, они рѣшились подарить ихъ г. Арлю Дюфуру. Онъ принялъ этотъ подарокъ, увеличивъ коллекцію сотнею томовъ и убѣдительно просилъ жителей безпрепятственно и во всякое время пользоваться у него всѣми книгами, какія только имъ нравятся.}.
   Французское правительство удѣляетъ народу просвѣщеніе съ такою осторожной скаредностью, съ какою на суднѣ эмигрантовъ, застигнутомъ штилемъ, расходуется послѣдняя бочка сухарей, послѣдній запасъ воды. Удивительны ли послѣ этого дикія злодѣйства въ французскихъ католическихъ департаментахъ, эти страшныя драмы въ отдаленныхъ округахъ, гдѣ никто или ничто не можетъ противодѣйствовать вліянію священника, епископа, жандармскаго бригадира и подпрефекта! Удивляться ли этому жалкому суевѣрію, заставляющему насъ пожимать плечами, этимъ отвратительнымъ предразсудкамъ, отъ которыхъ на душѣ становится такъ неизобразимо гадко! Вотъ, напримѣръ, въ Пиринеяхъ намъ разсказываютъ, что какіе-то учителя-вольнодумцы, вышедшіе изъ тулузской нормальной школы, желая посмѣяться надъ обрядами церкви, выпили водки, смѣшанной съ святой водою. Напитокъ этотъ произвелъ неслыханное чудо: безбожники превратились въ свиней, были случайно найдены въ лѣсу и проданы на рынокъ! Послѣ о нихъ ужа ничего не было извѣстно. Можетъ быть, они наплодили поросятъ съ настоящими свиньями. Эта исторія приводитъ въ. ужасъ тысячи безмозглыхъ олуховъ и мѣшаетъ горнымъ жителямъ спокойно лакомиться колбасами. А ну какъ онѣ начинены мясомъ дѣтенышей бывшихъ учителей -- почемъ знать!!..
   Въ Донизакѣ (сен-совенскій кантонъ, департаментъ Жиронды, гл. гор.-- Вардо) священникъ приказалъ снять колоколъ съ приходской колокольни. Это было три года тому назадъ. До того времени не было града во всей мѣстности впродолженіи десяти лѣтъ. Но послѣ того, какъ колоколъ былъ снятъ съ своего мѣста, градъ шелъ два раза. Раздраженные крестьяне отколотили на всѣ бока священника, который навелъ на нихъ градъ.-- Еще лучше: въ Сегонзакѣ (дордонскій департаментъ) вамъ разскажутъ, что во время грозы священникъ прогуливается между тучами, держа въ рукѣ кострюлю съ водою, которую онъ не перестаетъ мѣшать: протянетъ небесный патеръ руку на право -- градъ идетъ съ правой стороны, Протянетъ на лѣво -- тамъ и градобитіе!!..
   Но можно ли перечислить всѣ нелѣпости, проповѣдываемыя господами клерикалами, нелѣпости самаго ортодоксальнаго свойства...

-----

   Однакоже какъ ни хлопочатъ клерикалы, приходится имъ сознаться, что время ихъ прошло и повѣяло вездѣ новымъ духомъ. Какъ въ обществѣ, такъ и въ литературѣ предъявляются иныя требованія, иныя мысли. Выше мы замѣтили, что даже бонапартистскіе писатели, почуявъ, что царство ихъ кончается, спѣшатъ отречься отъ прежней своей постыдной дѣятельности и стараются присоединиться къ новому хору пѣвцовъ, распѣвающихъ иныя пѣсни, уже вовсе неласкающія чуткаго уха служителей второй имперіи. Литература принимаетъ сатирическое направленіе и успѣхъ "Фонаря" г. Рошфора и многихъ другихъ литературныхъ произведеній, имѣющихъ сатирическое направленіе и направленныхъ противъ идей, защищаемыхъ второй имперіей,-- доказываетъ, что новое направленіе явилось во время, кстати. Теперь, когда вторая имперія потеряла свое обаяніе, быть можетъ, будетъ не лишнимъ оглянуться за нѣсколько лѣтъ назадъ и посмотрѣть, на какія хитрости должны были подыматься тогдашніе писатели, чтобы отнестись отрицательно къ современнымъ имъ безобразіямъ политическаго и общественнаго устройства. Въ подобныя времена печальнаго состоянія обществъ, люди талантливые, желающіе сказать правду, должны по необходимости облекать ее въ иносказательную форму. Съ однимъ изъ подобныхъ произведеній, написаннымъ въ концѣ прошлаго десятилѣтія и принадлежащимъ перу г. Буйле мы намѣрены познакомить нашихъ читателей. Буйле не пользуется особенною литературною извѣстностію; мы даже не видимъ въ его произведеніи никакихъ яркихъ достоинствъ; мы пользуемся имъ съ одною лишь цѣлію, чтобы показать, какъ низко палъ умственный уровень Франціи во время второй имперіи, если ея писатели должны были говорить обиняками, какъ шуты, подъ видомъ шутовства, высказывающіе иногда своимъ господамъ горькія истины. Буйле написалъ сказку изъ римской жизни, подъ заглавіемъ "Мелени", и въ этой своей римской сказкѣ далъ намъ вѣрное, реальное описаніе своего времени, которое впрочемъ недалеко отъ нашего и очень на него похоже. Положенія, имъ обрисованныя, намъ очень хорошо извѣстны; съ лицами, выведенными имъ на сцену, мы какъ будто вчера видѣлись на улицѣ, въ театрѣ; внимательно разсматривая рисунки, мы можемъ точно опредѣлить, на сколько портреты схожи съ оригиналами.
   Все это впрочемъ весьма естественно, такъ какъ вторая французская имперія очень походитъ на другую, болѣе древнюю имперію, а Парижъ 1860 года своими политическими учрежденіями и своей общественной жизнію очень немногимъ отличается отъ императорскаго Рима 180 года.
   Мы увѣрены, что эта скромная сказка послужитъ для будущихъ историковъ хорошимъ матеріаломъ и они будутъ обращаться къ ней несравненно чаще и охотнѣе, чѣмъ къ офиціальнымъ рѣчамъ французскихъ префектовъ и министровъ, и къ донесеніямъ различныхъ чиновниковъ.
   И такъ Луи Буйле, подъ видомъ разсказа изъ временъ римскаго императора Коммода, изображаетъ намъ Францію второй имперіи въ счастливыя времена ея жизни,-- времена дѣятельности г. де-Морни, тотчасъ же послѣ Крымской компаніи. Героиня -- проститутка; герой -- адвокатъ, вслѣдствіе разныхъ похожденій, поступающій въ зуавы. Кромѣ этихъ двухъ главныхъ лицъ въ разсказѣ фигурируютъ императоръ, сенаторъ, поваръ, шутъ, отравительница и нѣсколько другихъ лицъ, входящихъ, какъ аксессуары. Всѣ онѣ, за исключеніемъ развѣ нѣсколькихъ пьяницъ и сбировъ -- всѣ онѣ артисты, и нѣтъ изъ нихъ почти ни одного вполнѣ честнаго человѣка. Впрочемъ это нисколько не удивительно: искуство всегда переживаетъ свободу. Представляя собою аристократическій Принципъ, -- искуство легко уживается со всякою іерархіею, съ отсутствіемъ равенства, съ изчезновеніемъ свободы; производя предметы роскоши (особенно во время упадка государствъ), оно становится на сторону богатыхъ классовъ, куритъ имъ фиміамъ, презирая ихъ въ душѣ. Посреди всеобщаго рабства, художникъ сохраняетъ еще нѣкоторое подобіе независимости, и когда нѣтъ ни людей, ни гражданъ, всегда выдаются нѣсколько личностей, гордо драпирующихся въ Плащъ артиста.
   Перечитывая книжку Буйле, кажется, что это не болѣе какъ забавный, игривый разсказецъ, но не успѣваешь еще кончить его, какъ начинаетъ одолѣвать отвращеніе и негодованіе ко всему этому обилію лжи, разврата и возмутительныхъ продѣлокъ: иронія превращается въ сатиру, глумленіе въ негодованіе. Нѣтъ ни одной свѣжей струи среди всей этой грязи и разврата; кажется, что истинному человѣку невозможно было существовать во Франціи 1857 года. Это было время опьяненія реакціею. Бонапартизмъ, поддерживаемый союзомъ съ Англіей, увѣнчанный лаврами послѣ Крымской войны, мечталъ о всемогуществѣ, о вѣчности своей идеи; роскошь была невѣроятная, биржевые спекулянты ворочала милліонами. Общество поземельнаго кредита, Кассы Миреса казались неистощимымъ золотымъ дномъ. Буржуа считали себя богачами, набивъ свои бумажники акціями Grand Central и Docks Napoléon. Крестьяне продавали свои произведенія дорогою цѣною, солдаты получали большое жалованье, патеры жирѣли и въ волю тиранили школьныхъ учителей; кардиналы засѣдали въ сенатѣ, банкроты въ министерствѣ финансовъ, разные буяны достигали маршальскаго жезла; всевозможные пройдохи появились на судейскихъ креслахъ, отправляли правосудіе и издавали законы. Всѣ они пировали и вели веселую жизнь. Но люди, которые не были обмануты декабрскимъ переворотомъ, смотрѣли иначе на дѣло; совѣсть ихъ возмущалась, но они принуждены были молчать. Негодованіе спасало ихъ отъ мертвящей скуки; скука служила отдыхомъ послѣ гнѣва. Всѣ надежды ихъ рушились; имъ осталась только ненависть къ врагамъ и злоба противъ друзей. Что сталось съ высшими стремленіями; что сталось съ наукой? Все примолкло, забилось въ своихъ душныхъ каморкахъ. Свѣтъ какъ будто бы померкъ и надъ Франціей нависли темныя густыя тучи. Но, не смотря на такое безобразіе, оставались еще люди, надѣющіеся на лучшее будущее. Они принадлежали къ партіи тѣхъ чудаковъ, которые въ то время должны были всегда имѣть на готовѣ свои чемоданы, чтобы отправиться въ дальнюю дорогу {Нѣтъ надобности объяснять это выраженіе тѣмъ, которые въ 1852 вслѣдствіе политическихъ обстоятельствъ удалились въ Лондонъ или Брюссель.}.
   Какое богатое поле для сатиры! Но въ это тяжелое для Франціи время нельзя было существовать сатирику, полицейскіе аргусы зорко смотрѣли во всѣ глаза и не допустили бы никакой сатирѣ выйдти изъ подъ типографскаго станка. Что же оставалось дѣлать? Буйле почувствовалъ необходимость описать всю эту мерзость и прибѣгъ къ единственному средству, возможному въ такія времена. Онъ видитъ страшное положеніе общества. Онъ видитъ множество отверженныхъ, видитъ, какъ они пробираются на фабрики, въ мастерскія и работаютъ наравнѣ съ самыми жалкими тружениками, укрываясь подъ обрушившимся зданіемъ погибшей республики.... въ ихъ убѣжищахъ дуетъ холодный и суровый вѣтеръ, а въ городской думѣ даются празднества... Невольно вспомнилось ему другое время, другая страна. Видя и тамъ и тутъ аналогичныя явленія, онъ пользуется римской жизнію и подъ видомъ ея описываетъ французскую.
   Герой его сказки Паулу съ, незнающій своихъ родителей, бродитъ по городу, желая найти ночлегъ. Его привлекаетъ свѣтъ въ таинственномъ жильѣ. Онъ направляется къ нему; узнаетъ, что это квартира проститутки Мелени и располагается тамъ на ночлегъ.
   Паулусъ тайный плодъ кампанской крестьянки, обольщенной римскимъ сенаторомъ, которая сочла за лучшее явиться въ Ремъ и приняться за ремесло колдуньи. Она составляетъ отвратительныя снадобья и, обожая сына, поитъ его и кормитъ, даетъ ему образованіе, смотритъ ему въ глаза, но изъ чувства стыдливости скрываетъ отъ него, что она его мать, а Паулусъ такъ легкомысленъ, что не догадывается объ этомъ. Это красивый юноша, положившій себѣ за правило хорошо ѣсть, еще лучше пить, наслаждаться широкою и веселою жизнью, не заботясь о другихъ. Его организмъ крѣпокъ и выдерживаетъ всѣ излишки любовныхъ похожденій. Въ душѣ его нѣтъ никакихъ сомнѣній. Предоставляя другимъ имѣть совѣсть, онъ считаетъ самоотверженіе любопытною вещью, а нравственность эксцентричностью. Да и приходилось ли подумать ему о томъ, что такое самоотверженіе? Встрѣчалъ ли онъ гдѣ нибудь, кромѣ книгъ, примѣры нравственности. Въ эпохи, когда управляютъ императоры Коммоды, добродѣтель составляетъ исключительное достояніе сенаторовъ, чиновниковъ; назначенныхъ цезаремъ, завѣдующихъ общественною казною, однимъ словомъ, признается только добродѣтель оффиціальная. Что же касается до неофиціальной добродѣтели, то, соскучась лицемѣріемъ, она укрывается въ тотъ же кладезь, который служитъ пріютомъ ея сестрѣ, Истинѣ.
   "Что дѣлать безъ работы? что дѣлать, когда подобно Паулусу, не озаботился ознакомиться съ виновниками своихъ дней"? Когда нѣтъ вѣры ни въ республику, ни въ имперію, ни въ справедливость, ни въ судей -- приходится сдѣлаться адвокатомъ, если есть на то способность. И Паулусъ дѣлается имъ.
   Переночевавъ у Мелени, Паулусъ отправляется, на пиръ къ сенатору и эдилу Марціусу. Этотъ достохвальный сенаторъ обладалъ только одной способностію: много ѣсть и пить. Благодаря ей онъ достигъ высшихъ почестей и считался весьма благонамѣреннымъ, добродѣтельнымъ, полезнымъ и счастливымъ гражданиномъ. Такіе граждане и подданные были особенно любезны императору Коммоду; изъ нихъ избирались консулы и правители областей. и въ ихъ рукахъ были жизнь и собственность всѣхъ гражданъ -- простыхъ смертныхъ, неимѣвшихъ чести принадлежать къ числу сенаторовъ или всадниковъ.
   Паулусъ, оказавъ честь яствамъ и винамъ Марціуса, счелъ долгомъ соблазнить дочь гостепріимнаго хозяина и прокрался къ ней на свиданіе, которое удалось устроить благодаря вмѣшательству шута хозяина, но прихлебатель, живущій на хлѣбахъ у Марціуса, чрезъ котораго Паулусъ и и опалъ въ домъ сенатора, изъ рабской угодливости къ послѣднему выдалъ своего протеже. Meлени, для которой было достаточно одной ночи, чтобы почувствовать къ Паулусу бѣшеную любовь (какъ любовь Фролло къ Эсмеральдѣ), -- Мелей и подняла тревогу и Паулуса едва не захватили, но онъ, перескочивъ черезъ стѣну, успѣлъ спастись отъ собакъ и челяди. Эдилъ могущественъ, онъ, который смѣется надъ правосудіемъ и судьями, поклялся убить этого жалкаго адвоката. Паулусъ, предчувствуя свою гибель, хочетъ уже утопиться, какъ вдругъ встрѣчается съ гладіаторомъ Мираксомъ, который объясняетъ ему, что при императорскомъ правленіи профессія гладіатора самая выгодная, и потому Паулусу нѣтъ причины лишать себя жизни, а лучше сдѣлаться гладіаторомъ. "Сдѣлавшись имъ, ты становишься принадлежностью цезаря, а кто ему принадлежитъ, того никто не смѣетъ тронуть". Убѣжденный этими доводами, Паулусъ, для сохраненія собственнаго спокойствія, соглашается убивать другихъ. Онъ впрочемъ хорошо знаетъ, что принявшись за это новое ремесло, онъ не упадетъ во мнѣнія своихъ согражданъ. Онъ знаетъ, что развращенное, безсмысленное общество, для празднаго удовольствія котораго онъ будетъ лить кровь людей,-это общество наградитъ его рукоплесканіями и деньгами. Что долго раздумывать! Онъ пожимаетъ руку своего собесѣдника и спѣшитъ въ циркъ, чтобы записаться въ число его актеровъ.
   И въ самомъ дѣлѣ, ремесло гладіатора въ то время считалось весьма почетнымъ. Противъ него могъ возставать развѣ какой нибудь риторъ, школьный учитель. И дѣйствительно, въ сказкѣ г. Буйле противникомъ почетному званію гладіатора является одинъ лишь бывшій учитель Паулуса, Полидамасъ, горячо осуждающій своего ученика за измѣну своимъ убѣжденіямъ. Чудакъ! развѣ Паулусы имѣютъ какія нибудь убѣжденія. Паулусъ съ снисходительной улыбкой выслушалъ этого чудака. Да и могъ ли онъ иначе отнестись къ нему. Кто такой былъ Полидамасъ? Бѣднякъ, софистъ, жонглеръ, составляющій ничего незначущія фразы, послѣдователь схоластики. Онъ, правда, преданъ своему искуству, считаетъ себя хранителемъ преданій, завѣщанныхъ великими ораторами, благогововѣетъ передъ Маркомъ Тулліемъ, знаетъ имена Сципіона и Катона и, быть можетъ, содрогается при воспоминаніи о Гракхахъ. Въ немъ просвѣчиваетъ какое-то отраженіе строгихъ временъ республики; онъ глубоко честенъ въ своемъ родѣ. Но подобныя достоинства не имѣютъ никакого значенія для Паулусовъ и общества, олицетвореніемъ и продуктомъ котораго является этотъ безумный гуляка и фланеръ. Пусть же идутъ прочь Полидамасы; болтовня ихъ утомительна и скучна, а намъ хочется веселиться; мы требуемъ отъ жизни только веселости!
   Кстати же въ циркѣ можно пить и буянить сколько угодно; и вмѣстѣ съ тѣмъ это самое высшее учрежденіе имперіи. Правительство отвлекло гражданъ отъ общественныхъ дѣлъ, овладѣло монополіею въ политикѣ, администраціи, наукѣ, религіи, торговлѣ, промышленности, литературѣ и искуствѣ. Что остается тому, кто не носитъ на себѣ ярмо раба, кто не сидитъ, блѣдный и голодный, надъ станкомъ, и не обливается потомъ надъ глыбою земли? Поэты еще имѣютъ коекакія занятія, они подбираютъ рифмы для акростиховъ и офиціальныхъ кантатъ. Художники рисуютъ картины, Изображая цезаря то побѣждающимъ враговъ въ отдаленныхъ экспедиціяхъ, то осыпающимъ народъ свой благодѣяніями и милостями. А ораторы? Въ такія жалкія и безумныя времена, обыкновенно, въ ходу принципъ, что при мудрости министровъ совершенно излишне парламентское краснорѣчіе, что рутина администраторовъ, основанная на прежнихъ рѣшеніяхъ, гораздо разумнѣе болтовни адвокатовъ. Для ораторовъ, изгнанныхъ съ форума ничего болѣе не оставалась какъ сдѣлаться риторами, а публикѣ слѣдовать за ними въ ихъ школы, такъ какъ ей нечего дѣлать. Народъ передалъ правительству право объявлять войну и миръ, опредѣлять количество налоговъ, распредѣлять бюджетъ и т. д. Между тѣмъ народъ не можетъ довольствоваться одною болтовнею и игрой въ слова. Отъ времени до времени человѣку нужно что нибудь положительное, реальное. Что-же можетъ быть серьезнѣе безпощадной битвы, топоровъ, пикъ, разсѣкающихъ человѣческое тѣло, какое ощущеніе можетъ быть сильнѣе борьбы человѣка съ человѣкомъ или звѣремъ? Цирковыя игры не пустое увеселеніе, какъ предполагали поверхностные моралисты;-- напротивъ, онѣ приносятъ пользу правительству, въ родѣ правительства Коммода, оно существенная часть его. Вотъ, можетъ быть, одна изъ причинъ, почему Франція нашего времени покрцлась цирками съ сѣвера до юга, вотъ почему въ Байонѣ, Бургосѣ, Нимъ и Монпелье, точно также какъ въ Римѣ и Севильѣ, люди дерутся съ быками.
   Паулусъ увѣнчалъ себя славой, какъ гладіаторъ. Онъ заслужилъ одобреніе императора Коммода. Имперія учредила циркъ, а гладіаторы стали во главѣ имперіи,-- въ такомъ, повидимому, дикомъ фактѣ нѣтъ ничего неестественнаго, онъ совершенно логично вытекаетъ изъ хода событій.
   Сынъ Марка-Аврелія,-- этого вѣнчаннаго стоика, мудраго и добраго монарха, который имѣлъ полное право называть себя человѣкомъ,-- Коммодъ олицетворялъ собою одни только безумства и жестокости; міръ до сихъ поръ еще не можетъ безъ удивленія и отвращенія вспоминать объ этомъ монархѣ, который пировалъ, какъ Геліогабалъ, и забавлялся, убивая своихъ женъ и сестеръ. Самою лучшею и пріятнѣйшею для него лестью было упоминаніе, что онъ самъ, собственною своею особою, сотни разъ принималъ участіе въ борьбѣ гладіаторовъ. Вооружённый хорошо заостреннымъ стальнымъ мечемъ, онъ дрался съ людьми, противопоставляющими ему тупые свинцовые мечи, ломающіеся при второмъ или третьемъ ударѣ; онъ хладнокровно убивалъ своихъ безоружныхъ противниковъ, какъ мясникъ бьетъ свои жертвы. Никогда, можетъ быть, болѣе низкій, болѣе безумный человѣкъ не сидѣлъ на тронѣ, никогда, можетъ быть, подлость не возводилась на такой высокій пьедесталъ.
   Такое соединеніе всѣхъ мерзостей и гадостей представляетъ огромныя затрудненія для поэта и живописца при начертаніи портрета. Вотъ почему эскизъ чудовищнаго императора, набросанный г. Буйле, вышелъ слишкомъ блѣденъ и безцвѣтенъ. Объясняя, что Коммодъ былъ хорошій императоръ, любезный богамъ, г. Буйле продолжаетъ:
   
   Jamais, comme Tibère, il ne joua eon role!
   Ii était franc d'allure et portail a l'épaule
   Non la peau d'un renard, mais celle d'un lion;
   Il avait des defauts; qui n'en а dans son ame?
   Il massacrait des gens, mais il tenait sa lame
   De la main gauche, et c'est très fort, en vérité!
   Il volait, mais cet or au peuple était jeté!
   Il buvait, mais un jour il fit pendre sa femme:
   Commodus l'empereur avait son bon coté! 1)
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   1) Никогда, какъ Тиверій, онъ не игралъ свою роль! Онъ былъ искрененъ и не носилъ на своемъ плечѣ шкуру лисицы, вмѣсто львиной! Онъ имѣлъ свои недостатки, но кто же ихъ не иміегъ? Онъ убивалъ людей, но онъ держалъ свой мечъ лѣвой рукою и держалъ его твердо! Онъ кралъ, но украденное золото онъ бросалъ народу; онъ пилъ, но однажды онъ повѣсилъ свою жену: императоръ Коммодъ имѣлъ свои хорошія стороны.
   
   Благодаря своимъ успѣхамъ въ циркѣ, Паулусъ попадаетъ во дворецъ, и назначается начальникомъ преторіанской стражи. Сдѣлавшись такимъ образомъ товарищемъ Марціусу, Паулусъ желаетъ обвѣнчаться съ дочерью эдила. Послѣдній, старый аристократъ, сенаторъ, тщеславный своимъ происхожденіемъ, не хочетъ и слышать о подобномъ неровномъ бракѣ; но слово императора улаживаетъ всѣ затрудненія. Обращаясь къ несговорчивому сенатору, онъ говоритъ:,
   
   -- Cherche en ton esprit, quel gendre on te destine?
   -- Un Chevalier?-- Non pas.-- Un Consul, j'imagine?
   -- Avance!-- Un Sénateur а l'antique origine?
   -- Monte encore, Marcius.-- C'est donc un Empereur?
   -- Plus haut!-- Un Dieu?-- Plus haut! C'est un gladiateur. 1).
   1) Поищи въ своемъ умѣ, какой зять тебѣ готовится?-- Всадникъ?-- Нѣтъ.-- Можетъ быть консулъ?-- Выше.-- Сенаторъ древняго происхожденія?-- Подымай еще выше, Марціусъ.-- Такъ императоръ?-- Еще выше.-- Одинъ изъ боговъ.-- Выше! онъ гладіаторъ!
   
   Но человѣкъ предполагаетъ, а женщина располагаетъ. Между Паулусомъ и Марціей закралась ревность куртизанки. Мелени, отыскавъ своего невѣрнаго, находится подъ вліяніемъ страшнѣйшаго гнѣва. Она отправляется въ разбойничій притонъ и тамъ находитъ руку, готовую служить ея мести. Но нужно отравить кинжалъ убійцы и ревнивая фурія отправляется заколдовать и отразить его,-- какъ вы думаете,-- къ кому?-- Къ матери Паулуса. Стафила, ремесломъ отравительница, не имѣетъ ничего противъ желанія Мелени. Имя жертвы остается для нея тайной; а прорицательница, разумѣется, угадать его не можетъ. Случайно старая мегера почувствовала страшныя страданія во время своихъ заклинаній; она умираетъ на рукахъ своей посѣтительницы, повѣдавъ ей тайну рожденія Паулуса. Овладѣвъ тайной, Мелени нѣсколько иначе распорядилась своей местью. Бѣшеная, она врывается въ домъ, гдѣ идутъ брачныя приготовленія, тушитъ вѣнчальные факелы и кричитъ: "Паулусъ -- сынъ Марціуса и колдуньи; Паулусъ братъ Марціи; бракъ ихъ -- оскорбленіе боговъ". Въ это же самое время Паулусъ получаетъ ударъ въ грудь. Нашъ герой до такой степени низокъ, что, бросивъ руку своей невѣсты, кидается на шею къ куртизанкѣ, которую не любилъ, которая его убила; онъ кричитъ: "судьба, судьба", умирая на груди Мелени. Такимъ образомъ постыдное существованіе героя прекращено убійцею, подосланнымъ проституткою. Развязка трагическая, но вовсе невызывающая слезъ.
   Проститутка, послѣ совершенія своей мести, безъ сомнѣнія отправилась въ кабакъ, чтобы отыскать тамъ убійцу и заплатить ему за услугу. Она окончила, какъ кончаетъ большинство проститутокъ.
   Удушенный по приказанію своей любовницы, императоръ Коммодъ, подобно Паулусу, умеръ также хорошо, какъ и жилъ.
   Здѣсь вся сказка, или лучше сказать довольно удачное изображеніе низко павшаго общества. Эта картина не привлекательна, но надо признаться, что она, исключая развѣ нѣкоторыхъ мелкихъ подробностей, довольно вѣрно скопирована съ грустной дѣйствительности. Но какъ бы строго мы не желали смотрѣть на всѣхъ этихъ риторовъ, шутовъ, гладіаторовъ, обжоръ, проститутокъ, сбировъ, сводень,-- они сами лично не могутъ быть предметомъ нашего негодованія. Вмѣстѣ они обжираются, вмѣстѣ ѣдятъ съ одной тарелки, вмѣстѣ напиваются, наливая себѣ въ глотку вино изъ загрязненнаго кубка; они ссорятся другъ съ другомъ, мирятся, убиваютъ одинъ другого -- у нихъ у вѣхъ одно общее дѣло, они дѣти одной семьи, они продуктъ, нелѣпаго общественнаго, устройства. "Мы ничего болѣе, могли, бы они сказать намъ, -- какъ виверы Жокей-клуба и Мезонъ-Доре вашего времени. Мы не принадлежимъ къ числу людей серьезныхъ, зачѣмъ же вы хотите смотрѣть на насъ съ серьезной точки зрѣнія"? На такое категорическое заявленіе, мы ни-" чего возразить не можемъ и должны признаться, что нельзя и требовать отъ этихъ людей, чтобы они были лучше, когда сдѣлаться лучшими имъ рѣшительно, невозможно. "Теряя свободу, сказалъ Аристотель, -- человѣкъ теряетъ лучшую часть самого себя". Что можно требовать отъ генераціи, потерявшей свободу, или даже съ нею вовсе незнакомой? Какимъ образомъ станетъ она жертвовать собою для общественнаго блага, когда общества болѣе не существуетъ? Когда все погрязло въ деспотизмѣ, когда нація представляетъ собою только дебраніе эксплуатируемыхъ и эксплуататоровъ; когда не существуетъ отечества; тогда дѣйствуетъ только одинъ принципъ: "ѣшь, пей и веселись сколько можешь, о другомъ же, болѣе возвышенномъ и вообще о другихъ людяхъ вовсе не думай; тогда жизнь твоя потечетъ спокойно, ты будешь блаженствовать въ животномъ невѣжествѣ и животныхъ поползновеніяхъ -- а въ этомъ и заключается вся прелесть жизни".
   Но увы! Веселились ли они на самомъ дѣлѣ? Весело ли проводилъ время Паулусъ, бѣгая изъ грязной квартиры Мелени на обѣды Марціуса, а съ обѣдовъ Марціуса въ будуаръ Марціи; съ трибуны адвоката на состязаніе въ циркѣ? Нечего и говорить, что подобной глупой растратѣ силъ не позавидуетъ мыслящій человѣкъ, употребляющій свое время и таланты на борьбу за справедливость и горюющій при видѣ попраннаго права и уничтоженія свободы. Вся эта безцѣльная трата времени, все это пьянство и развратъ въ концѣ концевъ приводятъ къ совершенному отупѣнію, къ апатіи, къ скукѣ и къ полному отвращенію къ жизни. И, разумѣется, люди, поставленные въ положеніе Паулусовъ, не веселятся и никакъ не могутъ назваться счастливыми.
   Буйле не съумѣлъ вполнѣ справиться съ своей задачей. Въ его произведеніи замѣтны большія натяжки, онъ все хочетъ подвести подъ опредѣленную программу; онъ часто лжетъ противъ дѣйствительности. Ложь же и натяжка никогда не будутъ художественны и плохъ тотъ поэтъ, который расходится съ дѣйствительностію, витая въ заоблачныхъ сферахъ и не умѣя придать своимъ изображеніямъ жизненную правду. Плохъ тотъ поэтъ, который ищетъ свои идеалы далеко отъ себя беретъ копію и не замѣчаетъ, что самъ оригиналъ находится подлѣ, него. Такъ и Буйле. Желая изобразить современное общество, онъ выводитъ одного изъ его главнѣйшихъ представителей въ лицѣ Паулуса. Но какой же это типъ? Какую жалкую копію представляетъ онъ въ виду своего оригинала! Онъ ничего болѣе какъ пошлякъ, дрянь-человѣкъ, ничтожность, онъ совершенно стушевывается предъ своимъ современнымъ прототипомъ графомъ Каморомъ, который, въ свою очередь, блѣдная копія съ герцога де-Морни, прототипа жантильомеріи второй имперіи. Въ сказкѣ г. Буйле, Паулусъ выходитъ негодяй, развратникъ самаго низшаго сорта, тогда какъ по общественному его положенію и воспитанію его развратъ, его пошлость должна быть болѣе утонченнаго свойства потому-то знакомясь съ. нимъ по описанію г. Буйле, невольно является идея о преувеличеніи, и въ самомъ дѣлѣ вмѣсто реальнаго представленія предъ нами фигурируютъ поэтическія общія мѣста, ничего невыражающія.
   Буйле принадлежитъ къ новой литературной школѣ, о которой не лишне будетъ сказать нѣсколько словъ.
   Эта новая школа зародилась въ самое тяжелое время французской исторіи. Все было подавлено, все было унижено; все талантливое, любящее свою родину и свободу, должно было замолчать. Но молчаніе не могло же продолжаться долгое время, тѣмъ не менѣе высказывать прямо свои мысли никто не рѣшался. Пришлось облекать ихъ въ иносказательную форму. Выступили на сцену новые дѣятели, но среди страшной пошлости и всеобщаго отупѣнія они и сами заразились повальной болѣзнію и могли создавать только гангренозныя, покрытыя язвами, произведенія. Въ числѣ представителей этой новой школы правда были неоспоримые таланты, въ меньшей степени подверженные всеобщей паникѣ, но ихъ было очень немного, и разбираемый нами авторъ, къ сожалѣнію, подвергся ихъ вліянію менѣе, нежели вліянію бездарныхъ или безобразныхъ личностей. Еслибы г. Буйле всецѣло подчинился вліянію Густава Флобера, замѣчательнаго писателя-реалиста, которому онъ и посвятилъ свой трудъ, то въ "Мелени" мы имѣли бы дѣйствительно замѣчательное произведеніе. Въ Буйле нельзя отрицать таланта, по крайней мѣрѣ, подражательнаго, но* увлекаясь Флоберомъ, онъ въ тоже время отдалъ дань своихъ восторговъ личйости безумной, могущей создавать только чудовищныя вещи -- Бодэлеру.
   Шарль Бодэлеръ принадлежалъ къ числу любопытныхъ, исключительныхъ организацій. Прежде чѣмъ онъ написалъ свое произведеніе "Fleurs du mal", онъ нарочно привилъ себѣ нѣкоторыя болѣзни и употреблялъ въ пищу ядовитыя вещества. Это былъ Паулусъ, рѣшившійся сдѣлать себѣ имя, и онъ погибъ, пожираемый тщеславіемъ; тщеславіе въ немъ перевѣшивало надъ сердцемъ и талантомъ; его безумныя мечты о безсмертіи довели его до полнаго сумасшествія. Не имѣя силъ сдѣлаться знаменитымъ, онъ думалъ завоевать себѣ какую бы то ни было извѣстность; не надѣясь дождаться славы Виктора Гюго, онъ захотѣлъ соперничать съ Ласенеромъ. Еслибъ онъ не былъ такъ тщедушенъ и слабонервенъ, онъ совершилъ какое нибудь ужасное преступленіе, чтобы хотя этимъ заслужить себѣ извѣстность. Онъ охотно предсталъ бы предъ ассизами, рисуясь своей порочностію, онъ со смѣхомъ взошелъ бы на эшафотъ, предполагая, что тотъ сдѣлается пьедесталомъ для будущаго его памятника въ потомствѣ. Всю свою жизнь онъ клеветалъ на самого себя; разсказывалъ о себѣ самыя черныя вещи, и все это въ надеждѣ прослыть въ общественномъ мнѣніи за человѣка съ адскими наклонностями, какого не видано было въ Парижѣ. Онъ окончилъ свою жалкую жизнь въ съумасшедшемъ домѣ.
   Но еще болѣе, можетъ быть, Буйле восторгался шутливыми рапсодіями Мими Верона, Полэна Лимейрака и Теодора Банвиля.
   "Всѣ эти различныя вліянія не могли не отразиться вредно на произведеніи Буйле, и оно вышло вялымъ, съ недомолвками, лишеннымъ руководящей мысли.
   Написавъ поэму въ пяти пѣсняхъ, На двухстахъ страницахъ, Луи Буйле не сказалъ ничего, что могло бы затронуть читателя за живое. Не заявляя нигдѣ никакого протеста, онъ намъ разсказываетъ безобразія эпохи Коммода; съ полнымъ самодовольствіемъ онъ растягиваетъ до нельзя описаніе всѣхъ этихъ мерзостей, не забывая разбавлять ихъ разными шуточками. Ни малѣйшаго презрѣнія, ни малѣйшаго негодованія, въ виду постыдныхъ и безобразныхъ фактовъ, а одно вѣчное глумленіе, и только глумленіе къ чему бы оно ни относилось. Въ концѣ концевъ оно раздражаетъ читателя и онъ говоритъ поэту: "Оставь экивоки! Скажи на прямикъ: за Коммода ты или противъ него,-- скажи скорѣе?"
   Въ то грустное время не одному Буйле можно было предложить такой вопросъ. Его слѣдовало задавать на каждомъ шагу, постоянно рискуя не получить никакого положительнаго отвѣта. Еще почти вчера всеобщая апатія царила во французскомъ обществѣ. Оно дремало, убаюканное сладкими грезами и грезились ему биржевые выигрыши, обильные обѣды, обнаженныя женщины... Оно дремало, предоставивъ заботу о себѣ кучѣ чиновниковъ, которымъ за это щедро платило. Оно желало спокойствія и для него пожертвовало своей свободой и человѣческимъ смысломъ. Но пора дремоты прошла и вскорѣ общество воспрянетъ, встанетъ на ноги и дастъ категорическій отвѣтъ: за что оно идетъ: за свободу или за спокойное прозябаніе въ полуживотномъ невѣденіи?

Жакъ Лефрень.

"Дѣло", No 8, 1868

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru