Радлов Эрнест Львович
Вл. Н. Ивановский. Введение в философию. Часть I. Философия теоретического знания. Казань. 1909

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Вл. Н. Ивановскій. Введеніе въ философію. Часть I. Философія теоретическаго знанія. Казань. 1909. Стр. 111. Цѣна 80 к.
   Введенія въ философію посыпались какъ изъ рога изобилія.
   Въ прежнее время писали "систему философіи", теперь система замѣнена введеніемъ. Послѣдняя "система" принадлежитъ Вундту и относится къ концу 80-хъ годовъ. Если не ошибаюсь, Паульсенъ ввелъ въ моду введенія. Въ университетахъ теперь никто не рѣшается читать систему философіи, а обыкновенно читаютъ введеніе въ философію; оно не такъ отвѣтственно, не такъ притязательно.
   Введенія бываютъ двухъ типовъ: къ первому относятся тѣ, которыя служатъ подготовкою для опредѣленнаго міровоззрѣнія. Къ этому типу относятся введенія Паульсена, Вундта и др. Такого рода введенія отличаются отъ системы тѣмъ, что въ нихъ намѣчаются главнѣйшія рѣшенія философскихъ проблемъ съ опредѣленной точки зрѣнія, но самыя проблемы не разсматриваются въ деталяхъ и въ полнотѣ. Смыслъ такихъ курсовъ совершенно понятенъ и польза несомнѣнна: это подготовительные курсы для лицъ, желающихъ приступить къ изученію философіи. Ко второму типу относятся введенія, въ которыхъ авторъ задается цѣлью дать обзоръ основныхъ проблемъ философіи и ихъ возможныхъ рѣшеній. Въ этомъ случаѣ авторъ не даетъ читателю въ руки направляющей нити, предоставляя его чутью выбирать то рѣшеніе, которое по какимъ бы то ни было мотивамъ окажется для него наиболѣе пригоднымъ. Этотъ типъ введенія не можетъ поэтому служить подготовкою для лица, желающаго оріентироваться въ философскихъ проблемахъ, ибо такія введенія даютъ читателю какъ бы каталогъ, голый перечень безъ всякаго указанія, чѣмъ слѣдуетъ руководствоваться при выборѣ. Такой перечень имѣетъ тоже свою пользу для тѣхъ лицъ, которыя уже знакомы съ философіей: это своего рода повторительный (но не подготовительный) курсъ. Этотъ второй типъ въ извѣстномъ отношеніи гораздо болѣе труденъ, ибо авторъ невольно въ нѣкоторыхъ случаяхъ отступаетъ отъ объективнаго тона, дѣлаетъ критическія замѣчанія, высказываетъ свои симпатіи въ пользу извѣстнаго рѣшенія,-- такимъ образомъ получается неравномѣрность обработки курса.
   Въ русской философской литературѣ имѣется нѣсколько оригинальныхъ введеній въ философію и множество переводныхъ. Къ числу оригинальныхъ относятся курсы Г. Струве, проф. Челпанова и нынѣ появившійся курсъ Вл. Н. Ивановскаго. О книгахъ Струве и Челпанова въ свое время въ журналѣ Министерства Народнаго Просвѣщенія былъ данъ отчетъ; сдѣлаемъ нѣсколько замѣчаній по поводу курса Вл. И. Ивановскаго.
   Авторъ въ предисловіи говоритъ, что его точка зрѣнія наиболѣе близка къ тѣмъ, которыя развиты въ сочиненіяхъ Eisler'а, Корнеліуса и отчасти Наульсена. Такимъ образомъ, авторъ относитъ свое Введеніе къ первому изъ двухъ нами указанныхъ типовъ. Въ этомъ, я думаю, авторъ ошибается. Его точка зрѣнія вовсе не выступаетъ настолько рельефно, чтобы она могла служить для читателя руководящей нитью, и мнѣнія автора, насколько они выступаютъ въ книгѣ, имѣютъ чисто формальный характеръ. Я этимъ хочу сказать, что г. Ивановскій въ тѣхъ случаяхъ,.когда онъ высказываетъ свое воззрѣніе, не предлагаетъ рѣшенія какого либо вопроса, а поясняетъ лишь составъ и отношеніе извѣстнаго вопроса къ другимъ. Такъ, напримѣръ, г. Ивановскій признаетъ существованіе метафизики и перечисляетъ вопросы, которые рѣшаются въ метафизикѣ, но онъ не говоритъ, какой онъ самъ придерживается метафизики. Повидимому, ему представляются возможнымъ не одна метафизика. "Мы можемъ", говоритъ онъ, "сказать, какой метафизики не слѣдуетъ держаться, но выборъ метафизики, которой нужно держаться, есть дѣло свободнаго творчества каждой отдѣльной личности" (стр. 79). Фактически это, безъ сомнѣнія, правильно: нѣтъ общепринятой философіи и -- сколько головъ, столько и мнѣній; однако, отъ философа, утверждающаго, что метафизика возможна, что она дѣйствительна, желательно бы услыхать, какую же онъ считаетъ истинной, а именно этого мы и не узнаемъ. Мы узнаемъ, чѣмъ метафизика занимается, каковы ея задачи и рѣшенія, но ни одного рѣшенія авторъ самъ не даетъ. Возьмемъ для примѣра хотя бы вопросъ о свободѣ воли, о которомъ, впрочемъ, въ книгѣ г. Ивановскаго не говорится. Полезно, конечно, если кто либо укажетъ, что эта проблема можетъ быть рѣшена съ трехъ точекъ зрѣнія, а именно -- можно признать человѣка или свободнымъ, или несвободнымъ и, въ-третьихъ, свободнымъ лишь отчасти, но безконечно полезнѣе было бы услышать убѣжденную защиту какого-нибудь изъ перечисленныхъ мнѣній. Г. Ивановскій въ вопросахъ теоретической философіи не высказывается въ пользу одного какого либо рѣшенія, а перечисляетъ возможныя, часто даже не приведя доводовъ въ пользу различныхъ возможныхъ точекъ зрѣнія. Нашъ авторъ чрезвычайно любитъ схемы и таблицы; этимъ дѣйствительно достигается нѣкоторая наглядность и удобство перечисленія, но схемы и таблички ни на шагъ не подвигаютъ рѣшенія вопроса впередъ.
   Въ книгѣ г-на Ивановскаго, разсчитанной, какъ кажется, на слушателей І-го курса университета, содержится то, что онъ называетъ философіею теоретическаго знанія; къ этой области нашъ авторъ относитъ гносеологію и метафизику, т. е. анализъ познанія и "изученіе того, что остается въ вещахъ, когда все субъективное изъ нихъ выкинуто" (стр. 7). Второй отдѣлъ философіи, не разсмотрѣнный въ книгѣ, имѣетъ своей задачей "философскую теорію оцѣнокъ", иначе говоря -- практическую философію.
   Итакъ, теоретическая философія имѣетъ двѣ задачи: анализъ познанія и анализъ бытія; но почему-то нашъ авторъ начинаетъ свое изложеніе съ довольно подробнаго разсмотрѣнія исторіи классификаціи наукъ и предлагаетъ свою классификацію наукъ (стр. 8--38, т. е. почти треть всей книги).
   Точно такъ же поступилъ и проф. Челпановъ, но для меня не совсѣмъ ясны мотивы такого образа дѣйствія. Классификація наукъ, безъ сомнѣнія, задача важная; особенную важность ей придавалъ позитивизмъ, и тамъ это было вполнѣ понятно. Такъ какъ позитивизмъ отрицаетъ метафизику и гносеологію и знаетъ одно лишь научное знаніе, то искусное расположеніе наукъ и указаніе ихъ взаимныхъ отношеній и связей -- замѣняетъ ему философію. Но нашъ авторъ вѣдь не утверждаетъ вмѣстѣ съ позитивизмомъ того, что только научное знаніе есть знаніе, остальные же виды знанія представляютъ лишь иллюзію. Напротивъ, г. Ивановскій категорично заявляетъ, что существуютъ 3 типа человѣческаго познанія, а именно -- научное, гносеологическое и метафизическое (стр. 8). "Эти три области представляютъ какъ бы три слоя или пласта нашего познанія и имѣютъ различный охватъ, различный составъ и различную степень достовѣрности. Достовѣрность этихъ слоевъ нашего познанія уменьшается постепенно отъ науки къ метафизикѣ" (стр. 74); "познаніе научное есть познаніе въ условіяхъ опыта, такъ сказать -- внутри опыта; познаніе гносеологическое изслѣдуетъ самыя условія опыта, самый опытъ, какъ таковой. Познаніе метафизическое изучаетъ дѣйствительность внѣ условій опыта, за предѣлами этихъ условій" (стр. 9). Вотъ весьма важное утвержденіе, которое, какъ мнѣ кажется, заключаетъ въ себѣ нѣкоторое недоразумѣніе: а именно -- авторъ на словахъ признаетъ три типа познанія, но на дѣлѣ выходитъ, что только научный типъ представляетъ истинное знаніе, ибо характерный признакъ всякаго знанія есть его достовѣрность; остальные же два типа, хотя и существуютъ фактически, но право ихъ на существованіе сомнительно, ибо въ нихъ нѣтъ достовѣрности. Иначе говоря, мы имѣемъ здѣсь ту же позитивистическую точку зрѣнія, хотя и нѣсколько осложненную. Я не думаю, чтобы авторъ въ данномъ случаѣ былъ правъ. То направленіе философіи (новокантіанство), которое видитъ въ гносеологіи единственную задачу философіи, не считаетъ свой гносеологическій анализъ менѣе достовѣрнымъ, чѣмъ знаніе научное; напротивъ, наука не ставитъ въ общей формѣ вопроса о достовѣрности, поэтому ея рѣшенія подлежатъ провѣркѣ съ точки зрѣнія теоріи познанія, и настоящее знаніе принадлежитъ именно этому гносеологическому анализу, который долженъ въ результатѣ оправдать выводы науки. Точно также и метафизикъ, признающій за философіей не только гносеологическую проблему, но и иныя,-- тѣ самыя, которыя перечисляетъ нашъ авторъ,-- не думаетъ и не можетъ думать, что его анализъ не достовѣренъ; когда метафизикъ строитъ картину міра, лишенную противорѣчій, объединенную въ стройную систему, то предполагаетъ, что его построеніе имѣетъ такую же достовѣрность, какъ доказательство любой математической теоремы. Знаніе одно, и недостовѣрное знаніе не есть знаніе. Въ этомъ отношеніи позитивизмъ совершенно правъ; онъ ошибается лишь въ томъ, что ограничиваетъ область знанія, выбрасывая за бортъ цѣлый рядъ вопросовъ, которые имѣютъ совершенно такое же право на рѣшеніе, какъ и вопросы чисто научные. Кажущаяся недостовѣрность гносеологіи и метафизики зависитъ отъ большой сложности и общности вопросовъ, которые приходится рѣшать, но характеръ самыхъ рѣшеній не отличается или не долженъ отличаться отъ характера рѣшеній научныхъ вопросовъ; иначе говоря, во всѣхъ областяхъ знанія изслѣдователь одинаково стремится къ достовѣрному знанію, но это удается въ различной степени въ зависимости отъ сложности вопроса, т. е. отъ количества моментовъ, которые приходится принимать въ расчетъ. Особенно, кажется мнѣ, погрѣшаетъ авторъ, когда онъ утверждаетъ, что метафизика рѣшаетъ вопросы внѣ предѣловъ опыта и за предѣлами опыта. Развѣ можно, напримѣръ, утверждать, что атомизмъ, энергетизмъ или дуализмъ, т. е. метафизическія теоріи, рѣшаютъ свою проблему внѣ предѣловъ опыта; напротивъ, они исходятъ изъ всесторонняго опыта, желаютъ построить теорію такъ, чтобы въ отдѣльныхъ частяхъ опыта не оказалось противорѣчія. Проблема, правда, выводитъ за предѣлы непосредственнаго опыта, но она не можетъ быть рѣшена независимо отъ опыта.
   Итакъ, мой упрекъ г. Ивановскому состоитъ въ томъ, что онъ, во-первыхъ, не выбралъ вполнѣ отчетливо того или другого типа введенія, и, во-вторыхъ, въ томъ, что онъ недостаточно опредѣленно становится на точку зрѣнія позитивизма или же философіи, а колеблется между тѣмъ и другой, желая соединить то, что по существу несоединимо.
   Книга г. Ивановскаго весьма доступна для пониманія, и поэтому, конечно, пригодна для первоначальнаго ознакомленія съ философіей; есть, однако, въ ней одно обстоятельство, которое должно затруднить читателя. Различныя направленія гносеологіи и метафизики авторъ иллюстрируетъ на историческихъ примѣрахъ, между тѣмъ исторія философіи изложена на 4-хъ страницахъ и содержитъ только перечень именъ и годовъ. Постоянныя ссылки на мнѣнія различныхъ философовъ непонятны читателю, незнакомому съ этими философами, а краткость, съ которою приводятся мнѣнія, не дозволитъ читателю уяснить себѣ эти мнѣнія.
   Вотъ примѣръ: о мистицизмѣ на стр. 73 сказано: "Мистицизмъ признаетъ возможнымъ познаніе черезъ посредство руководимаго чувствованіемъ "умственнаго озаренія", приводящаго къ непосредственному схватыванію тайнъ природы". Это совершенно правильно, но, такъ какъ во всей книгѣ г. Ивановскаго ничего не говорится болѣе о мистицизмѣ, и не объясняется, что означаетъ "умственное озареніе", то можетъ возникнуть сомнѣніе, можетъ ли читатель пріобрѣсть какое либо свѣдѣніе о мистицизмѣ изъ книги г. Ивановскаго, или нѣтъ?
   Мы отмѣтили уже любовь нашего автора къ схемамъ; у него есть и еще одна характерная особенность: стремленіе сводить гносеологическія и вообще философскія проблемы къ психологическимъ и историческимъ. Онъ гносеологію въ одномъ мѣстѣ (стр. 51) прямо и опредѣляетъ, какъ "исторію всѣхъ понятій, строимую нами по возможности безъ всякихъ предпосылокъ". Такъ, о Кантѣ авторъ говоритъ слѣдующее (стр. 43): Кантъ думалъ, что "время и пространство представляютъ чистую интуицію, не зависящую отъ опыта и ни на что не разложимую,-- не допускающій анализа фактъ сознанія. Повидимому, однако, это не такъ, и представленіе времени возникаетъ въ результатѣ извѣстнаго психологическаго процесса -- именно отвлеченія отъ всѣхъ пережитыхъ нами послѣдовательностей". Такимъ образомъ, гносеологическую точку зрѣнія г. Ивановскій хочетъ свести на психологическую. Кантъ утверждалъ, что созерцанія пространства и времени существуютъ а priori; вопросъ о происхожденіи этихъ созерцаній его не интересовалъ; онъ утверждаетъ лишь, что они не могутъ быть выведены изъ опыта, ибо опытъ ихъ предполагаетъ. Разложимы ли они на элементы или нѣтъ, это вопросъ психологическій и, съ точки зрѣнія Канта, безразличный; въ его утвержденіи заключается лишь мысль, что, если бы и удалось разложить созерцанія пространства и времени, то элементы ихъ окажутся все же апріорными. Стремленіе г. Ивановскаго сводить философію къ психологіи, замѣтное въ нѣкоторыхъ мѣстахъ его книги, не получило, однако, принципіальнаго значенія, т. е. онъ прибѣгаетъ къ нему не во всѣхъ случаяхъ.
   Сдѣлаю еще послѣднее замѣчаніе. I'. Ивановскій говоритъ, что "понятіе возможности представляетъ собой всецѣло продуктъ дѣятельности разума, это очевидно само собой" (стр. 49). Такое утвержденіе противорѣчитъ, во-первыхъ, исторіи, которая учитъ, что понятіямъ δύναμις и potentia придавалось объективное значеніе, и, во-вторыхъ, противорѣчитъ и опредѣленію гносеологіи, какъ исторіи понятій безъ предпосылокъ. Если гносеологія такова, то ей не слѣдуетъ ссылаться на то, что "само собой очевидно".
   Пусть авторъ не подумаетъ, что я выискиваю только недостатки въ его работѣ; она имѣетъ, безъ сомнѣнія, и достоинства: ясность и краткость изложенія; будучи дополнена лекціями, книга, по всей вѣроятности, окажется полезною для слушателей. Автору придется, вѣроятно, часто читать этотъ курсъ и, дѣлая свои замѣчанія, я имѣлъ въ виду возможность улучшенія.
   Если я высказалъ нѣкоторыя сомнѣнія относительно пользы введеній второго типа, то мое сомнѣніе имѣетъ общій характеръ, не относится въ частности къ курсу г. Ивановскаго. Философія вообще есть дѣло трудное и доступное немногимъ; популяризація философскихъ проблемъ врядъ ли можетъ принести большую пользу; люди въ громадномъ большинствѣ догматики, и это, конечно, для практическихъ цѣлей хорошо и необходимо. Теперешнее увлеченіе философіей въ обществѣ приведетъ, по всей вѣроятности, опять къ тому же, что мы пережили въ 60-хъ годахъ, когда отъ философіи отвернулись всѣ и искали спасенія въ естествознаніи.

Э. Радловъ.

"Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія", No 10, 1909

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru