Радек Карл Бернгардович
Новый мир, который они не сумели задушить

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Карл Радек. Портреты и памфлеты. Том второй
   Государственное издательство "Художественная литература", 1934
   

НОВЫЙ МИР, КОТОРЫЙ ОНИ НЕ СУМЕЛИ ЗАДУШИТЬ

   Москва недавно имела честь видеть в своих стенах гражданина Эмиля Вандервельде, главу II интернационала, который решил использовать перерыв в министерской работе для посещения ряда "диких" восточных стран. Бывший и будущий министр бельгийского короля изволил задержаться на неделю и в Москве, чтобы посмотреть картины б. Щукинской галлереи и мимоходом узнать, что же происходит в стране, "трепещущей под гнетом большевиков". Советское правительство не чинило никаких препятствий проезду и пребыванию в Москве знаменитого путешественника, ибо, поощряя искусство, оно не чинит препятствий даже своим врагам, если они занимаются не заговорами, а изучением картин Пикассо.
   Но, к величайшему нашему удивлению и еще большему неудовольствию приятелей господина министра, он не только занялся изучением памятников искусства, находящихся в Москве, не только внимательным изучением института Маркса и Энгельса, но нашел время для посещения наших рабочих предместий и изучения нашего строительства. Результаты своих наблюдений он начал излагать в статьях, первая из которых появилась в известной радикальной буржуазной газете юга Франций.
   В социал-демократической печати мы ее еще не встретили, хотя "Форвертс", извещая о поездке вождя II интернационала через страну "большевистской тирании", обещал напечатать его впечатления.
   Господин Вандервельде "не сторонник поспешных выводов", как он оговаривается в своей статье. Но, описывая хаос московских улиц, вызванный перестройкой города, он говорит, что это пыль строительства, что "рождается новый мир".
   Так сказал Эмиль Вандервельде. Это не просто обмолвка. В конце своей статьи он говорит о "своем все крепнущем убеждении", что "те, кто склонен недооценивать усилия по реконструкции Советского союза, легко рискуют ошибаться насчет возможностей будущего русской революции. Она испытала, она сейчас испытывает и в дальнейшем еще испытает немало лишений, но таков закон всякого процесса родов".
   В частной жизни, когда вас посещает враг, вчера еще клеветавший, полный злобы, враг, который хотел убить, посещает для того, чтобы поздравить с успехами, можно отвернуться с презрением, не сказав ни слова. В общественной жизни это невозможно. В ней решаются, в борьбе классов судьбы целых народов, судьбы человечества. В общественной жизни надо спросить себя об общественном значении факта, оставляя в стороне личные чувства. Признание Вандервельде, что у нас рождается новый мир и что те лишения, которые переносит наша страна -- лишения, неизбежные при всяком процессе родов, заслуживает внимания именно потому, что они высказаны человеком, враждебным нам, человеком, не отказавшимся от вражды к нам, человеком, которому, вероятно, нелегко было сделать это признание.
   Значение слов Эмиля Вандервельде можно оценить, только зная его биографию. Он стал для наших масс нарицательным именем, но они не имеют времени изучить его жизнь, хотя, найдя в институте Маркса и Энгельса свое, забытое им самим, письмо к Энгельсу, Вандервельде и сказал, что если бы кому-либо вздумалось писать его биографию, то это легче было бы сделать в Москве, чем в Брюсселе.
   Господин Вандервельде чересчур скромен. Его биографию стоит написать, и она, наверное, будет написана; мы даже надеемся, что она будет написана в Москве, хотя это, быть может (несмотря на богатство собранного у нас материала), не слишком желательно для господина Вандервельде. Мы хотим этой биографией напомнить советским рабочим только то, что необходимо для облегчения понимания большого политического значения заявлений господина Вандервельде о рождении нового мира в СССР.
   Вандервельде происходит из богатой буржуазной семьи. Тридцатилетним человеком он примкнул к бельгийскому рабочему движению, которое тогда бурно билось между преградами, поставленными ему буржуазией. Рабочие Бельгии не имели тогда даже избирательных прав. Профсоюзы подвергались преследованиям. Положение рабочего класса оправдывало полностью изречение Маркса, что Бельгия является образцовой страной эксплоатации пролетариата.
   Что же привлекло сына богатой буржуазной семьи в рабочее движение? Талантливый, великолепный оратор, он ведь мог сделать большую карьеру на любом буржуазном поприще. Ответ на этот вопрос надо искать в том, что оттолкнуло Вандервельде от буржуазии. Это была полная пустота буржуазной политики. Почти сто лет продолжалась борьба бельгийского либерализма с клерикализмом. Либералы чередовались у власти с клерикалами, но власть церкви не уменьшалась. Рождала ее не традиция, а дикая капиталистическая эксплоатация, которая сделала человека вьючным животным, лишив его всякой помощи, уничтожив всякую солидарность между человеком и человеком, побуждая надеяться только на небеса. Но и вне Бельгии буржуазия не представляла другого зрелища. В Германии либерализм не имел никогда других идеалов, кроме торгашеского стремления к свободе торговли. Он не смел даже думать о победе над юнкерами (помещиками). Во Франции буржуазия дрожала еще при воспоминании о Парижской коммуне. В Англии либерализм полностью выдохся. Везде поднималась снова волна рабочего движения, везде социализм делался целью, идеалом, за который оамоотверженно боролись сотни и тысячи рабочих. Пустота буржуазной жизни и огни, зажженные на далеких вершинах социализма, заставили талантливого, культурного Эмиля Вандервельде перейти в ряды рабочей партии, в которой вскоре, благодаря своему образованию, большим ораторским способностям, он выдвинулся в первые ряды вождей. Он скоро оставил позади популярного в рабочих массах, но тупого Анзейле -- организатора потребительских обществ.
   Но Вандервельде никогда не порывал с буржуазией. Богатство, культурная изощренность связывали его сотнями видимых и невидимых нитей с миром, с которым он якобы порвал. Во время самых тяжелых боев, которые вел бельгийский пролетариат за свои выборные права, боев, в которых правительство мобилизовало войска, в которых мужественный бельгийский пролетариат прибегал к всеобщей забастовке, становясь пионером новых форм массовой революционной борьбы, Вандервельде сохраняет закулисную связь с буржуазией и в решающий момент выступает с проектом компромисса, согласованного с врагом. Он, быть может, предполагал, что он только придерживается умной тактики медленного продвижения вперед. Революция, кровавые бои, это -- ведь романтика. Как может пролетариат, "самый низкий", эксплоатируемый класс, класс, "лишенный культуры", думать серьезно о победе над буржуазией? Его счастье,-- думал Вандервельде,-- что у пролетариата есть умные вожди, происходящие из буржуазии, знающие ее силу и слабости, которые помогут ему добиться демократических прав, научиться пользоваться ими, добиться реформ, которые изменят со временем лицо капиталистической культуры. Вандервельде выступал в роли марксиста, применял в своих книгах марксистскую терминологию, не объявляя себя никогда реформистом, но в своем марксизме обходил все острые углы, избегал всех острых вопросов, и именно это делало его образцовым вождем II интернационала и его председателем. Когда надо было решать в идейном бою острейший вопрос, когда надо было поставить вопрос о буржуазной природе реформизма, о разрыве с ним, златоустый Вандервельде выступал с прекрасной речью и мирил всех. Он сам -- мост от пролетариата к буржуазии -- был, само собою, мостом от бессильного, бескровного радикализма Геда, Каутского к реформизму Бернштейнов, Жоресов и даже Мильеранов. Поэтому уже перед войной революционные борцы, как Ленин и Роза Люксембург, относились к нему с глубоким недоверием.
   Когда началась давно предсказанная марксистами мировая империалистическая война, война за прибыль, война за колонии, Вандервельде, который видел собственными глазами в бельгийской колонии Конго, как проливается кровь негров во имя прибылей королей каучуковой промышленности, не задумывается ни на один миг насчет своей позиции. Он, которому пролетариат до войны доверял почетнейший и ответственнейший пост председателя Международного социалистического бюро, не только первый призывает пролетариат к участию в войне, на стороне союзников, не только вступает в бельгийское правительство в качестве министра, но обращается через царского посла Кудашева с телеграммой, поизывающей русских социалистов не сопротивляться войне, поддержать антанту против прусского юнкерства. Перед самой войной Вандервель-де приезжал в Петроград, чтобы мирить большевиков с меньшевиками, зная, как томятся в тюрьмах, в ссылке и на каторге борцы русского пролетариата под игом царизма. Но, если он жертвовал будущим международного пролетариата во имя своего "отечества", эксплоатирующего не только миллионы бельгийских пролетариев, но и миллионы негров, если для него превыше всего была так называемая буржуазная демократия, то почему же ему было не предать узников царя -- русских пролетариев. Эмиль Вандервель-де -- социалист на словах, а приверженец буржуазии на деле -- отбросил только слова, когда встал в войне на сторону Антанты с такой страстью, с такой решительностью, какой не проявлял никогда на посту руководителя бельгийской рабочей партии и II интернационала.
   Все прочее было только последствием. Он был полностью в согласии с самим собой, когда приехал после Февральской революции призывать русских рабочих, чтобы они боролись на стороне Антанты. Он оставался верным себе, когда в 1917 г. сопротивлялся всеми силами переговорам антантовских социал-империалистоов с немецкими, ибо ведь Бельгия еще не была освобождена, и надо было для ее освобождения добиться окончательной победы над Германией. Если эта победа требовала крови еще нескольких миллионов пролетариев, то г: Вандервельде, не будучи людоедом, наверно, жалел об этом, но независимость Бельгии и победа Антанты ведь должны обеспечить демократию, без которой невозможен социализм! Господин Вандервельде остался верен себе, как римские герои. Ему не пришлось класть руку в огонь в доказательство этой верности своим взглядам, но не ниже этого надо оценить его подпись на Версальском договоре, когда именем председателя II интернационала резалось на части живое тело народов, заковывались в кандалы миллионы, когда создавались основания для новой мировой войны.
   
   Одна страница истории была перевернута. Предательство пролетариата реформизмом было завершено. Но, несмотря на все усилия реформистов, социализм не был убит. Борьба русских большевиков, 15 лет неутомимых усилий дали свои результаты. Из моря крови поднялся остров социализма. Пролетариат победил под руководством большевистской партии и взял власть в свои руки. Невиданным в истории человечества напряжением сил, среди бушующей кругом войны он начал строить первое государство пролетариата. Тут начинается вторая страница истории предательства Эмиля Вандервельде. Каутские, Ренодели помогали словами удушению рождающегося нового мира. Они писали книги, статьи и воззвания против большевиков. Но они не были у власти и не могли, к своему сожалению, принимать непосредственное участие в организации интервенции. Господин Вандервельде был непосредственно министром иностранных дел бельгийского правительства, когда оно признало совместно с другим союзником Колчака и благословило его на удушение нового мира и восстановление старого. Господин Вандервельде непосредственно намыливал веревку, на которой Колчак вешал русских рабочих и крестьян. Но русские рабочие и крестьяне прогнали антантовские войска и, не считаясь с признанием председателя II интернационала, Колчака расстреляли. Господин Вандервельде не пытался выступать на суде его защитником, но два года спустя, придя в себя, он посмел приехать в Москву защищать эсеров, которых он сам благословил на низвержение советского правительства, эсеров, которые покушались на жизнь Ленина.
   Теперь тот же господин Вандервельде устанавливает, что в СССР рождается новая жизнь, которой он не сумел задушить. Он даже с объективизмом историка устанавливает, что лишения, которые переживает наш пролетариат, неотделимы от процесса всяких родов. Объективизм господина Вандервельде идет, повидимому, так далеко, что он готов признать историческую неизбежность предательства пролетариата реформистами, как один из факторов, усиливающих страдания и лишения при этих родах.
   От этого объективизма тошнит. Но, преодолевая эту тошноту, надо себя спросить: что заставляет Вандервельде делать такие признания? Он более дальновиден, нежели социал-демократические лавочники из Берлина,-- у тех весь горизонт закрыт корытом, до которого они дорвались через трупы двадцати тысяч рабочих. Он видел решительность рабочих СССР, видел, что наша берет, понял, что пятилетка будет проведена, и он видит уже день, когда углекопы из Шарлеруа, когда гентские ткачи узнают правду о новом мире, который родился в СССР. Прожженный, гибкий политикан готовится уже к моменту, когда нельзя больше будет перед рабочими выступать против Советского союза. Но он и теперь взвешивает каждое слово. Когда мы будем строить вторую пятилетку, когда начнется действительный триумф организованного труда в СССР, господин Эмиль Вандервельде сможет сказать: "Я беспристрастно признал рождение нового мира, хотя он рождался не по рецептам моих акушерских книг. Вы же, бельгийские рабочие, придерживайтесь демократии, дабы не переносить таких мучений при родах нового мира, как "наши братья, русские рабочие". Но если бы у нас начались большие затруднения, господин Вандервельде сказал бы:
   "Я сказал, что это -- роды нового мира, но я ни звука не говорил о том, что роды правильны и что акушерка хороша".
   Не бойтесь, господин Вандервельде! Роды правильные, акушерка очень хороша и мать здорова. Советский пролетариат -- не бельгийский адвокат, который, сказав, что в СССР рождается новый мир, уедет поддерживать старый. Советский пролетариат знает, что означает рождение нового мира и какие обязанности это рождение налагает на него. Советский пролетариат преодолевает тяжелым трудом все препятствия, стоящие на его пути. Если бы господин Вандервельде задержался еще на несколько дней в СССР, он прочел бы воззвание ЦК ВКП(б), в котором говорится открыто о наших затруднениях, но не для того, чтобы перед ними отступать, пасовать, а для того, чтобы мобилизовать все силы пролетариата на их преодоление.
   Бельгийские и европейские рабочие удивлялись, когда услышали новые нотки в речи господина Вандервельде. Мы надеемся, что его вынужденное признание рождения нового мира в СССР поможет бельгийским пролетариям освободиться от влияния господина Вандервельде, который остался тем, чем был,-- врагом класса, вождем которого он именуется, ибо, будь он честным участником рабочего движения, он должен бы из признания рождения нового мира сделать вывод, что вся его политика была преступлением против этого мира.
   
   Сентябрь 1932 г.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru