Радек Карл Бернгардович
Requiem

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Карл Радек. Портреты и памфлеты. Том первый
   Государственное издательство "Художественная литература", 1934
   

ОТ АВТОРА

   I том "Портретов и памфлетов" является перепечаткой изданной в 1927 г. под тем же названием книги. Я в тексте ничего не менял, хотя суждения о людях и событиях подлежат влиянию исторического опыта. Исключение сделал я только в двух случаях: я выбросил из книги портрет Л. Д. Троцкого и полемику с М. Горьким.
   Что касается этой последней, то она является только историческим документом. Наши разногласия с Горьким оказались временными. Горький -- величайший борец за социалистическую стройку. Его роли посвящена статья во II томе, и незачем вспоминать старую борьбу.
   Если разногласия с великим пролетарским писателем оказались временными, то роль Троцкого в Октябрьской революции оказалась тоже только временным эпизодом. Заблестев, как метеор, он упал обратно в болото борьбы против большевизма и скатился в лагерь контрреволюции. Автор уплатил сам дань троцкизму и, порвав с ним, считает невозможным перепечатывать в этой книге, посвященной боям за социализм, свою исторически ошибочную статью.
   В борьбе с Врангелем принимала участие сводная бригада московских и петроградских курсантов. В ночном бою за обладание городом Ореховым часть их была взята в плен дроздовцами. На месте казни они должны были сами рыть себе могилу. Они пели при этом Интернационал и под его звуки падали. Памяти их была посвящена речь на собрании московских курсантов 24 октября 1920 г. в здании академии Красной армии. Пусть она послужит вступлением к этой книге борьбы.
   

REQUIEM

   Сегодня я буду говорить о вопросе, о котором мы должны были бы говорить больше, чем о каком-либо другом, но о котором никто из нас, наверное, вслух никогда не говорит. Нам всем приходилось много раз смотреть смерти в глаза. Многие из нас были в положении, когда казалось, что только чудо может нас спасти. Но ни в эти моменты, ни позже никто из нас не задумывался над тем, что такое смерть, что такое жизнь наша. Почему вы, молодежь, которая еще не жила, вы, которые еще от жизни ничего радостного не вкусили,-- почему вы должны спокойно, сознательно итти на опасность, смотреть смерти в глаза и, когда этого потребуют обстоятельства, не только погибнуть, но погибнуть с глубоким убеждением, что эта смерть есть высшее подтверждение жизни, что в этой смерти выражается все, что есть лучшего в нашей жизни, что мы, можно сказать, живем лишь для того, чтобы быть достойными такой смерти? Об этом вопросе никто из нас не думает в момент опасности. Когда же опасность минует, каждый идет на свой пост, делает свою тяжелую работу, и нет у него даже времени подумать об этом, а если бы время и было, то нет уголка, где он мог бы один, сам с собою продумать эту думу.
   Сегодня, собравшись, чтобы осмыслить смерть наших геройских товарищей, мы все чувствуем, что они не погибли, что они живут в нас, что мы живем, дабы продолжать их дело. Чувствуя это, мы спрашиваем: было ли время, когда не мы, не рабочая и крестьянская молодежь, а сыновья того класса, с которым мы боремся не на жизнь, а на смерть, думали так же, как и мы, что стоит умирать за то, чтобы жило отечество, которое они создали?
   Это -- не праздный, не книжный вопрос. Он помогает нам уяснить себе самый важный источник нашей силы.
   Когда буржуазия творила жизнь, она не боялась смерти. Достаточно вспомнить время Французской революции. Это было время, когда французская молодая буржуазия взялась за создание новой жизни, когда она разбила старый феодальный, крепостнический строй, когда она освободила мужика-крестьянина от ига помещика, освободила от жизни, о которой современники говорили, что она "хуже жизни скота". Когда молодая буржуазия начала создавать новую Францию -- Францию человеческой свободы,-- она так высоко ценила эту жизнь, эту новую, ею созидаемую, жизнь, что верила в то, что стоит погибнуть, лишь бы победила революция. Вспомните историю французской революционной армии: в ней была та же неурядица, что и у нас. Старый офицерский состав был против революции. Молодая армия была недисциплинирована,-- ей недоставало самого необходимого. Был момент, когда один из вождей Французской революции, Сэн-Жюст, приехав в армию и увидев, что она сражается раздетая и разутая, приказал раздеть жителей города, чтобы одеть армию. Эта голодная, необученная, неодетая армия, без хороших полководцев, научилась сражаться за дело Французской революции не на жизнь, а на смерть. Она сумела отбросить атаки всех современных ей королей, которые организовали поход против Франции,-- такой же поход, от которого мы отбиваемся уже в течение трех лет. Читая письма и мемуары людей, которые жили в ту эпоху, что увидим мы? Мы увидим глубокую веру этих людей в то, что жизнь, за которую они сражаются, будет так хороша, что стоит за нее умереть. И чувство ценности новой жизни, которую строила буржуазия, было так сильно, что даже, когда членам этого молодого класса приходилось погибать в гражданской войне, когда приходилось ожидать смерти в тюрьме, они перед лицом самой смерти еще верили, что стоит жить. Прочтите оставшиеся письма Камилла Демулена. Он был одним из самых выдающихся молодых революционных писателей молодой революционной буржуазии. Как принадлежавший к правому крылу революции, к ее, так сказать, меньшевикам, он попал в тюрьму,-- его бросили в тюрьму представители более радикального крыла, его собственный друг Робеспьер. Камилл Демулен в тюрьме не понимал смысла борьбы правого крыла буржуазной демократии с левым крылом. Ему казалось, что он погибает по недоразумению, случайно. Он пишет в письме к своей жене, что он "смотрит через решетку тюрьмы, видит ее и любимого своего ребенка, и все в нем внутренно потряслось". Но даже в этом момент,-- момент, когда представитель молодой революционной буржуазии погибает с убеждением, что он гибнет несправедливо, он все-таки так высоко ценит общее дело революции, что перед лицом своего ребенка, которого оставляет, которого страстно любит, перед лицом своей молодой жизни, которая должна быть прекращена, он ни на один миг не поднимает руки, чтобы проклясть революцию, которая привела его молодую голову к эшафоту, где ему через несколько часов придется умереть. Или читайте письма, сознательных солдат, сынов буржуазии или крестьян. Они все полны глубокой веры в новую жизнь, которую надо защищать грудью. Буржуазия верила, что она создает общество, в котором жить всем людям будет лучше. И именно потому, что она так высоко ценила свою новую жизнь, она бесстрашно смотрела смерти в глаза.
   Прочтите философскую или экономическую литературу этой молодой буржуазии, даже в самых ее жестоких проявлениях вы увидите неслыханно-глубокую веру в жизнь. Возьмите буржуазного философа и экономиста тех времен -- Мальтуса. Он говорил, что люди, которые гибнут в экономической борьбе от голода, от холода, это -- наименее ценные, неприспособленные к жизни люди. Пусть они умрут: те, которые останутся, будут самыми даровитыми людьми, и они создадут самую прекрасную жизнь. Это возмутило против Мальтуса всех социалистов. Они обрушились на него брошюрами и книгами. Наш великий учитель Маркс называл его "подлым попом", который защищает капиталистический мир, обрекающий людей на голодную смерть. Столь жестокую философию Мальтус мог открыто проповедывать только потому, что буржуазия так верила в свою великую историческую миссию, что не боялась открыто указать на путь страданий, через который капитализм ведет человечество к счастью. Стоит жить для этого строя, стоит за него умирать. Эту веру вы найдете во всех национальных войнах буржуазии XIX века, войнах за создание условий, необходимых для развития капитализма. Эта вера двигала той тысячей молодых итальянцев, которые под руководством Гарибальди бросились в бой за освобождение Италии. Тысяча человек поднялась с оружием в руках, чтобы освободить свое отечество, шла на смерть с глубокой верой, что их смерть даст, счастье миллионам. С такой же верой погибали в войнах за объединение Германии молодые сыны германской буржуазии. Буржуазия двигала вперед дело общественного развития, она верила в свою будущность, верила в то, что она создает общество счастливых людей. Она так высоко ценила жизнь, что знала, что стоит за эту жизнь умирать.
   В конце XIX века такого настроения, такой веры вы уже не находите в буржуазной литературе. В военных школах курсантов буржуазных армий учили: нет ничего выше, чем идеал отечества, за это отечество стоит умирать. Но каждый из этих сыновей буржуазии, если он смотрел вокруг себя, если он был мало-мальски честным человеком, видел, что за жизнь, которую создала буржуазия, погибать не стоит. Что же он видел вокруг себя? Где было равенство, о котором говорила буржуазия? Он видел, как маленькая кучка людей держит в своих руках источники всего, что дает человеку возможность развернуться и жить. Маленькая кучка людей держала в своих руках всю промышленность, все земледелие. Она управляла государством, она жила великолепно. Она могла развиваться, учиться, наслаждаться всем, а широкие массы народа заведомо держались, в темноте, на положении рабов. И если сыновья буржуазии хотели бы не видеть, то жизнь кричала им об этом. Они видели грандиозные забастовки рабочих, видели, как буржуазия принуждена выдумывать против рабочих особые законы, как она преследует рабочую печать, и, когда мыслящий сын буржуазии спрашивал себя, что такое это отечество, он получал ответ в словах Густава Эрве, тогдашнего бунтовщика, а теперешнего лакея французской буржуазии: "Это есть отечество богатых, и кто погибает за это отечество, тот погибает для того, чтобы и в будущем маленькая кучка богатых эксплоатировала десятки миллионов бедных, чтобы трудящийся народ был; рабочим скотом, чтобы он никогда не мог разогнуть свою спину". И ничего не было удивительного в том, что наиболее чуткие люди буржуазии начали относиться насмешливо к идее отечества, к идее героической смерти за отечество. Лет 15-16 назад один из самых талантливых английских писателей, Бернард Шоу, сочинил комедию под заглавием "Герои", которую ставили и в России. Он изображает в ней болгарско-сербскую войну. Швейцарский специалист-офицер, который из любви к военному искусству принимает участие в этой войне, высмеивает военное геройство. "Что вы рассказываете о военном геройстве,-- говорит он,-- часть людей умирает потому, что их, принуждают, умирает, или проклиная войну, или, как скот, ничего не говоря, и это славные герои... Посмотрите на колени этих героев-кавалеристов: у них все колени изранены, ибо, когда лошадь несется в бой, они, боясь смерти, удерживают лошадь всеми силами".
   Эта комедия, высмеивавшая идею геройства, доказывавшая, что не стоит умирать за, отечество, обошла весь мир, и все смеялись: "какой остроумный человек; нет отечества, не стоит умирать". Конец XIX века, это -- сумерки буржуазных богов. Их литература, философия показывают, что буржуазия изверилась в своей исторической миссии, что самые лучшие из ее сынов начали понимать: жизнь, творимая буржуазным классом, пустая, бессодержательная, нечеловеческая жизнь. Слова об отечестве, о геройской смерти на поле брани звучали как насмешка. Но буржуазная идея геройства должна была еще раз разгореться ярким пламенем, чтобы навеки погибнуть.
   Усилившись благодаря экономическому подъему последних лет XIX века, буржуазия бросилась захватывать громадный азиатский и африканский континенты. Перед ней встали новые задачи: сетью железных дорог, пароходных сообщений связать мир, подчинить себе последние уголки земного шара. Сколько романтики таилось для сынов буржуазии за морями и реками, куда надо было проникнуть с оружием в руках! Империализм,-- политика захвата мира для капиталистов,-- сделался для капиталистического общества новой возвышенной верой. Буржуазная молодежь, служа корыстным интересам кучки синдикатчиков, воображала, что она идет в бой завоевывать мир для культуры, что она расширит горизонты человечества. Писатели, философы, поэты расширяют старую идею отечества. Они проповедуют геройский подвиг во имя расширения влияния их "национальной культуры" на новые страны. Мировая война доказала, какие широкие круги охватило это пламя. На войну шли с одушевлением не только сыновья буржуазии. По всей Европе на зов буржуазии поднялись и народные массы, которым буржуазия обещала, что победа сделает их свободными, счастливыми гражданами.
   Миллионами лежали солдаты в окопах, под вихрем ураганного огня, терзаемые голодом, холодом и болезнями. У них было достаточно времени, чтобы задуматься над целями войны: представители всех буржуазных отечеств, ругаясь с трибун парламентов, разглашали правда о целях войны... Если английский министр разоблачал Германию в том, что она воюет за то, чтобы у нее не было отнято право эксплоатировать Турцию, Балканы, то английский солдат говорил себе: да, это правда, но ведь английское правительство не для того воюет, чтобы освободить турок, а именно для того, чтобы вырвать их из рук германских капиталистов и отдать в руки английских. Солдаты видели, как война везде усиливает власть самых реакционных, самых грабительских элементов. Они видели, как во всех странах, воюющих якобы во имя блага народа, народные массы брошены на ограбление кучке спекулянтов, набивающих карманы в то время, как семьи солдат терпят крайнюю нужду. За идеей "защиты отечества" показалось жадное лицо ростовщика. Отечество оказалось отечеством богатых.
   Война кончилась раньше, чем растущее во всех странах разочарование солдат привело их к восстанию. А когда солдаты вернулись домой,-- что увидели они? Для них квартир не было, ибо четыре года никто не строил новых домов, но спекулянты жили! в прекрасных квартирах по 8-10 комнат. Для них работы не было, когда они вернулись домой, ибо спекулянты закрыли фабрики, когда стало невыгодно продолжать производство. Когда же рабочие находили работу, они видели, как поднимаются цены на все предметы первой необходимости, как заработная плата отстает. Им приходилось голодать в то время, как те, кто нажился на войне, были господами положения и жили прекрасно. И во всех странах, когда рабочие начали добиваться улучшения своего положения, они увидели, что капиталистические государства, которые звали их под знамя борьбы во имя всеобщего блага, для них, для раненных и искалеченных солдат, имеют только свинец и больше ничего. Инвалиды, со знаками отличия, безрукие, шли на демонстрации, а им заграждали дорогу полицейские, нанятые буржуазией для того, чтобы сказать этим рабочим:
   "Вы были дураками, когда поверили, что буржуазное отечество есть ваше отечество".
   Свобода, которую обещала буржуазия народным массам, это -- свобода ростовщикам и спекулянтам эксплоатировать их. Равенство, которое обещала буржуазия, это -- равенство перед лицом жадного капитализма, который говорит: вы должны беспрекословно подчиниться мне, властителю вашей жизни. Мир, который война должна была дать всем, это -- ограбление побежденных, это -- боязнь, что они восстанут, это -- открытое вооружение победителей против побежденных, это -- подготовка новых войн между "союзными" победителями, это -- война против первого пролетарского государства. Рухнули все надежды рабочих масс на то, что капитализм сможет создать их отечество.
   Кумиры буржуазного мира умирают. Вместо веры в империализм, т. е. веры в то, что капитализм может создать человечеству условия нормального развития, народные массы с каждым днем более преисполняются веры в коммунизм, т. е. в собственные силы, в способность собственными руками объединенных тружеников воссоздать мир из развалин.
   Буржуазное отечество гибнет.
   Когда в 1917 г. русские крестьяне и рабочие первые восстали против империалистической бойни, они покидали массами фронт. Они отказались от защиты гнилого царского отечества. И это отечество скоро перестало существовать. Рабочие и крестьяне, взяв власть в свои руки, создали свое, рабоче-крестьянское отечество: земля, которую пахали много веков русские крестьяне, очутилась в их руках; фабрики, шахты и рудники, созданные трудами рабочего класса, перешли в его руки. Но народная масса еще не ощутила реально этой перемены,-- для нее отечество было еще пустым звуком, и она оставила его беззащитным перед лицом грозного врага. До того, как нам удалось создать первые регулярные отряды Красной армии, мы вынуждены были призвать рабочих и крестьян к оружию, указывая им, что если они не откликнутся на наш зов, то русская буржуазия при помощи международного капитала водворит снова свою власть, помещики отнимут землю у крестьян и трудовые массы России снова будут превращены в "серую скотинку", которую капиталисты будут гнать на войны за дело богатеев. Враги нашоптывали народным массам России, что наш призыв к защите отечества является сплошным обманом, что в Советской России и сейчас не существует отечества трудящихся, ибо разве, у нас уже восторжествовало равенство, разве у нас нет больше земли? Но, несмотря на то, что у нас равенства еще нет и что мы живем в неслыханной нужде, крестьянин знает, что в его руках земля и что он ее потеряет, если победят белые. Весь мир в крови, весь мир в развалинах, миллионы людей гибнут от голода не только в России: голод терзает теперь рабочего даже в житнице мира -- в Аргентине, которая не видела войны. Два года миновало со времени великой империалистической войны. День за днем усиливается экономическая разруха. Капиталистический класс, который вступил в империалистическую войну с тем, чтобы ввести свой капиталистический порядок в Азии и в Африке, разрушил этот "порядок" в Европе, которая теперь корчится в муках полной анархии. Уничтожена сеть товарного обращения, которая снабжала деревню изделиями города, а город -- продуктами земледелия. Разрушена кредитно-денежная система, которая облегчала этот процесс. Падает земледелие, падает производство и в деревне и в городе. Даже нищенская жизнь, которую вел когда-то рабочий при господстве капитализма,-- даже эта жизнь кажется теперь потерянным раем. Буржуазия доказала, что она больше не в состоянии устроить мир даже на буржуазных началах. Человечество стоит перед гибелью, если рабочий класс не возьмется за дело, если он не возьмется за построение жизни на новых, коммунистических основах. Хозяйственную разруху невозможно иначе преодолеть, как собрав все хозяйственные силы страны в один "крепкий кулак". Нужно планомерное распределение производительных сил мира,-- распределение угля, железа, хлопка, машин, рабочей силы,-- нужно устранение всякой попытки хищников кормиться за счет обнищалых рабочих масс. Все это может сделать только тот класс, который наиболее заинтересован в уничтожении разрухи, ибо он от нее больше всего страдает.
   Только совместный труд, только планомерная его организация, т. е. коммунизм, выведет человечество из нищеты, к которой привел его капитализм. Это понимают сознательные рабочие, это чувствуют несознательные рабочие в момент, когда решается участь Советской России. И это чувство, что мы, и только мы, являемся творцами новой жизни, что мы, и только мы, нашли выход для человечества,-- это дает нам неисчерпаемую силу, этим держится Советская Россия вот уже три года. Это дает силу растущей коммунистической волне во всем мире.
   Только рабочие могут спасти мир, стоящий на краю пропасти.
   Мы твердо держим в окровавленных руках наше красное знамя, ибо мы знаем, что с ним связана не только участь русских рабочих, но и участь всего человечества. Помощь рабочих всего мира нужна нам не только для себя. Рабочие промышленных стран нуждаются в том, чтобы советская власть в России была сохранена и укреплена до момента их победы. Ни рабочие Германии, ни рабочие Англии не в состоянии в случае революции в их странах прокормить средствами этих стран народные массы. Нам нужны их машины,-- им нужно наше сырье. Сильная Советская Россия, которая отбросила всех своих врагов, которая вернулась к мирному труду, которая подняла свое земледелие, это -- половина победы международного пролетариата. Красная звезда, которую вы носите на своей груди, это -- звезда, которая должна вывести все человечество из рабства, неволи, нищеты, хотя бы нам пришлось итти через море и своей и чужой крови.
   Мы только-что начали закладывать фундамент нового мира. Дело наше -- впереди. Три года нашей борьбы -- это только начало, прелюдия великой мировой революции пролетариата, но каждый шаг, который мы делаем, освящен великими идеями, к которым мы стремимся. Крестьяне взяли землю. Мы приходим к крестьянину и пытаемся сделать из него не только жителя его маленькой деревни, пытаемся довести до его сознания, что он гражданин страны в 150 миллионов людей, что перед ним стоят громадные задачи, что он -- часть мировой революции. У нас нет буржуазии, нет класса, который нас угнетает. Если мы еще нищи, если мы бедны, если у нас недостаток во всем, то нет такого класса, который нас эксплоатирует. Ту долю работы, которую мы выполняем, мы выполняем для себя. Можно говорить о России что угодно, но нет барина, нет помещика, и рабочие и крестьяне работают только для себя. И если мы не сумели устранить неравенство, если мы еще принуждены создавать лучшие условия жизни для специалистов в армии или для специалистов на фабрике, для инженеров,-- разве это означает, что мы хотим закрепить неравенство? Это значит, что, пока наши дети не окончат школ технических, военных, пока мы сами не научимся управлять фабриками и армией, мы должны содержать чужих нам людей, чтобы у них научиться всему необходимому. То неравенство, которое существует, есть только путь к равенству,-- путь к тому, чтобы мы сами научились умело строить нашу жизнь, чтобы мы могли всем давать в будущем то, что им нужно, и от всех брать то, к чему они способны.
   Чем была сильна буржуазия, что было источником ее господства, когда она была молода? Она устранила положение, при котором крестьяне были рабами, она устранила положение, при котором ремесленники были привязаны к своему ремеслу, как каторжане; она чувствовала, что она раскрепостила человечество, но она создала новое неравенство между теми, кто имел фабрики и землю, и между теми, кто их не имел. Мы же это неравенство уничтожили в корне. Нет больше класса, который является единственным хозяином средств производства, по отношению к которому другие -- рабы. Мы создали положение, при котором средства производства принадлежат обществу, и мы находимся на пути к созданию другого, своего общества.
   Что такое социалистическое общество, каков идеал общества у нас? Когда мы призываем вас к борьбе с белогвардейцами, когда мы вам говорим: будьте в борьбе с помещиками и буржуазией безжалостны, будьте в этой борьбе людьми как бы вылитыми из железа, не знайте в этой борьбе никакой слабости,-- никто из вас не думает, что мы хотим увековечить борьбу человека с человеком. Каждый из вас великолепно понимает, что мы хотим вести эту борьбу без колебаний и без жалости для того, чтобы разбить последнее противодействие класса эксплотаторов, чтобы в будущем не было ни рабочих, ни буржуазии, а были бы только равные люди, равные члены общества, с равными правами и равными обязанностями. Мы уже не рассматриваем буржуазных детей как детей буржуазного класса: мы кормим их так же, как детей рабочих, чем только можем, потому что мы хотим воспитать их так, чтобы они забыли, что были когда-то детьми буржуазии, что были вообще буржуазия и рабочий класс, что эти два класса сражались не на жизнь, а на смерть. Мы хотим создать общество равных людей, с равными правами и обязанностями. Если мы отказываем буржуазии в выборных правах в наши советы, то почему мы делаем это? Разве мы, как буржуазия, хотим создать класс, который господствует, и класс, который угнетает? Нет. Для чего же нужно это неравенство? Так как представители буржуазии использовали свои политические права, чтобы помешать нам вести борьбу, целью который является уничтожение всякой эксплоатации,-- мы должны допустить на время политическое неравенство для того, чтобы уничтожить основы всякого неравенства. Но одновременно мы говорим: всякому, кто пойдет на фабрику, всякому, кто будет пахать землю, всякому, кто будет тружеником, мы может дать те права, которыми мы пользуемся, и всякий, кто отречется от преимуществ буржуазии, от ее вожделений, всякий, кто захочет быть тружеником, равен с нами. Мы впервые в жизни пытаемся создать не на словах, а на деле общество равных людей, и в этом глубочайший смысл того, за что мы боремся.
   Мне пришлось читать на-днях в издаваемом в Париже белогвардейском журнале "Грядущая Россия" статью одного белогвардейского полковника под заглавием: "Платон Каратаев". Многие из вас, кто читал "Войну и мир" Л. Толстого, помнят, кто такой Платон Каратаев. Это -- смирный, тихий русский солдат, человек, который выносит все тяжелое, все злое без всякого протеста, который во всяком тяжелом положении находит в себе еще много Человеческой доброты. Белогвардейский офицер говорит: что такое Красная армия? Это -- тот же Платон Каратаев, который когда-то, под руководством Суворова, шел в Италию через Альпы, боролся на всех полях сражений Европы. Он не знал, за что борется, но ему приказывали, и он боролся. Красная армия -- это Платон Каратаев. Миллионы мужиков сбежались со всех концов России: им приказывают погибать, и они погибают. В том же романе Л. Толстого вы найдете характеристику русского главнокомандующего времен Отечественной войны 1812 г.-- Кутузова -- и увидите там очень интересное сходство черт солдата Платона Каратаева и главнокомандующего Кутузова. Как разбивает Кутузов Наполеона? Он не бросается в бой. Он ждет, пока войска Наполеона зайдут далеко в глубь России, где погибнут в снегах от недостатка продовольствия, завязнут в болотах, потонут в Березине. Иностранные писатели, когда говорят о России, говорят так: большевики сильны тем, что Россия -- страна Платонов Каратаевых, беспомощных крестьян, которым можно приказывать, и они все сделают; они сильны тем, что она страна Кутузовых, не сопротивляющихся врагу, а выжидающих его гибели.
   Не наша задача защищать русскую буржуазию от упрека в инертности, в безвольи. Не подлежит сомнению, что этот прогнивший до глубины души класс -- класс, защищающий рабство, класс, который сам не верит в правоту своего дела,-- может наносить нам еще удары только потому, что его поддерживает мировая буржуазия, в бешенстве и отчаянии защищающаяся от неминуемой гибели. Но русский крестьянин и русский рабочий -- не Платоны Каратаевы. Они доказали русским помещикам и русским буржуа, что они представляют собою новую, в огне страданий крещеную Россию,-- Россию, полную воли добиться своей цели. Если они -- Платоны Каратаевы, то почему нс сумели Деникин, Колчак и Юденич добыть руками русского крестьянина победу над нами? Русская контрреволюция не сумела принудить этого якобы безвольного крестьянина сражаться против Советской России до победы над нею. А Советская Россия сумела внушить крестьянину убеждение в том, что он сражается под ее знаменем за свое дело. Она сумела вести его к победе черен неслыханные страдания. Но слой сознательных рабочих и крестьян в России, по сравнению с великим русским народом, не велик. Этому передовому слою приходится выносить бремя, неслыханное в истории человечества. Никогда молодой рабочий класс не боролся с такими громадными затруднениями, как мы -- самый молодой, самый слабый рабочий класс в мире, который первый восстал, которому приходится противостоять натиску всего капиталистического мира. Поэтому процесс революции идет так тяжело, поэтому мы так медленно создаем новую жизнь, поэтому нам так трудно и поэтому нам приходится брать на себя в сто раз большее бремя, чем кто-либо когда-либо мог придумать.
   Советская Россия, если смотреть на нее глазами историка, мыслителя, понимающего то, что происходит,-- громадная страна, богатая всем, но разбитая вдребезги, страна, где рабочий класс в несколько миллионов человек, через самые активные свои элементы, творит новую, великую жизнь, которую в несравненно лучших условиях будут творить после него другие народы. Чем же мы побеждаем? Я указывал на то, что эти курсанты, которые пали в бою с песней Интернационала на устах,-- не Каратаевы, не безвольные люди, гонимые в бой, а--рыцари Красной Звезды, того ордена, который никогда и никем не основан, но который существует в нашей груди. И мы хотели бы, чтобы у каждого курсанта вечно жило внутреннее чувство, что он принадлежит к этому никем не основанному ордену рыцарей Красной Звезды.
   Некогда сыновья помещиков Европы под лозунгом освобождения гроба христова шли далеко-далеко через моря в Палестину. Они брали на себя неслыханное бремя. Многие шли для грабежа, для мошенничества, но многие тысячи из них шли с глубокой верой, что сражаются за великое дело. Красная армия знает великолепно, что человечество не может быть спасено тем, кто витает где-то в облаках, что оно будет спасено только трудовым народом и что весь трудовой народ должен подняться на борьбу за свое спасение. Но трудовой народ нуждается в передовом ударном отряде. Этим передовым отрядом является коммунистическая партия и вы, курсанты.
   Вас ставят на посты, где не должна дрогнуть рука, где каждый красноармеец должен знать, что он погибнет или победит на посту. И для того, чтобы вы могли выполнить свою задачу, вы должны чувствовать себя членами не только трудового народа, но вы должны знать, что вы -- передовой отряд, что вы -- орден Красной Звезды, задачей которого является ускорить нашу победу, помочь трудовому народу пробиться вперед. И вы должны чувствовать, что в вас собрана вся энергия, вся сила не только русского трудового народа, не только этих миллионов крестьян, которых пороли, которые голодали, вы должны чувствовать себя не только сыновьями русских пролетариев, которые пришли из голодных деревень в голодный город, которые жили в городе хуже, чем скот, жили в конурах, где дети рождались с туберкулезом,-- вы должны чувствовать себя передовым, боевым отрядом международного рабочего класса. Вы должны чувствовать себя первым отрядом, брошенным в бой для того, чтобы держать в руках своих проходы через самые важные ущелья. Вы должны понимать, что курсанты -- это представители рабочего класса, родившиеся в неслыханных страданиях нового мира, что в будущие столетия будут говорить о том, что здесь, в этой отсталой стране, нашлись люди, которые грудью пробили путь всему человечеству.
   Большинство из вас выросло, воспиталось в таких условиях, в которых вам не приходилось учить древнюю историю. Многие из вас, вероятно, не знают предания из древней истории об отряде спартанцев под предводительством Леонида, которые сражались до последнего человека и надпись на могиле которых гласит: "Чужестранец, пойди в родной наш город и возвести, что мы здесь пали все, верные его законам". Когда я был мальчиком и изучал в гимназии греческую историю, не зная тогда, что такое социализм, эти слова, что "здесь покоятся люди, которые погибли за верность законам своего отечества", казались мне чем-то неслыханно высоким. Я не знал, что жизнь даст мне великое счастье работать в стране, где рабочий класс захватит власть, что перед отрядом борцов этого класса я буду говорить с глубокой уверенностью, что они меня поймут, зная, что каждый борец этого отряда желает только одного: жить и погибнуть так, чтобы рабочий класс всего мира знал: этот отряд погиб за законы жизни рабочего класса, того рабочего класса, который взял эту окровавленную, усеянную трупами землю, в свои руки, еще неумелые, но единственные, которые снова могут двинуть мир на правильные рельсы.
   И в глубоком убеждении, что то, что мы творим, есть единственное, что может спасти человечество,-- в этом убеждении не только залог нашей победы, но и источник нашей силы. Мы имеем право, имеем возможность говорить ежедневно Красной армии, красным курсантам: жизнь, которую мы строим, будет так хороша, так велика, что стоит за нее погибнуть. Мы, все здесь присутствующие, быть может, не доживем до старости. Перед нами путь длинный, и нам придется еще много бороться. Мы не знаем, куда призовет нас история, где мы будем сражаться, но мы знаем, что перед нами -- длинный путь, и что в боях погибнет еще много наших братьев. И все-таки, когда мы об этом говорим, мы говорим не с горестью, а с глубокой радостью, ибо мы глубоко убеждены, что смерть всякого из нас есть залог жизни.
   Когда-то люди мечтали о бессмертии. Человек проживал маленькую жизнь. Он был маленьким человеком, который, не творя ничего великого, думал только о том, чтобы не погибнуть с голоду. Ему казалось, будет неслыханно, бессмысленно, если он умрет и ничего от него не останется. Рабочий или крестьянин, который всю жизнь пахал свой клочок земли, гнал скотину в поле или стоял за станком, спрашивал себя: разве жизнь имеет какой-нибудь смысл? И так как его жизнь не имела никакого смысла, он выдумал новую жизнь после смерти, где он будет не рабом, а счастливым бессмертным духом, слушающим музыку звезд. Из-за слабости своей он создавал этот надзвездный мир. Идя на смерть, мы знаем, что не будет другой жизни, что, если пал солдат в бою, от него ничего не останется. Но все-таки каждый из нас идет на смертный бой с глубоким убеждением в бессмертии того дела, которое мы творим. Буржуазные историки описывают в своих сочинениях историю человечества как ряд войн, в которых побеждают великие полководцы. Мы знаем, что не вожди побеждают, не полководцы, а та армия, те миллионы людей, имен которых никто не знает. И сознание, что дело, которое мы творим, есть дело рабочих масс, рабочего класса, что оно есть дело каждого из нас, что если оно победит, то и мы победим,-- это сознание есть то, что дает радость жизни и отнимает боязнь смерти в тяжелую минуту. Мы знаем, что курсанты, которые там погибли, будут жить в сердцах наших товарищей, что все мы, знавшие их, будем помнить, что они погибли за наше дело, будем любить их и вспоминать, как они совместно с нами боролись против врагов. Наши красноармейцы, которым мы расскажем об их подвигах, получат новую поддержку, новую силу, новую уверенность от сознания того, что дело их бессмертно. Именно потому, что мы ценим и любим нашу жизнь, именно потому, что мы знаем, что строим великое здание, мы говорим спокойно: мы хотим строить это здание нашей кровью, нашим потом и, если понадобится положить в фундамент нашего дела нашу жизнь, мы это радостно сделаем, и, когда воздвигнется это здание, когда трудовой народ сделается хозяином своей жизни, когда он не будет принужден проливать кровь, когда он не будет больше голодать, а будет жить жизнью сознательных людей, тогда он, даже не зная наших имен, будет знать, что фундаментом этого здания являются те тысячи передовых рабочих, которые, имея перед собой разрушенный, окровавленный мир, сказали: мы очистим путь для новой жизни хотя бы ценой своей жизни. Понятно, лучше жить, работать и воздвигать это здание, ибо всякому из нас хотелось бы увидеть, как будет выглядеть новая жизнь. И когда я смотрю на маленьких детей, меня глубоко волнует вопрос: как будет выглядеть мир, когда они будут взрослыми? Но каждый из нас знает, что новый мир родится только тогда, когда каждый из нас не будет бояться смерти. Поэтому смерть, которой мы спокойно смотрим в глаза, смерть, которую мы привыкли считать опасностью,-- эта смерть является для нас символом жизни, самым сильным, самым великим подвигом жизни.
   И мы, прощаясь с товарищами, о геройской смерти которых мы только-что слышали, можем сказать -- не телам их, которые нас не слышат, не душам их, о существовании которых наука ничего не говорит,-- себе мы можем сказать, что, если бы они могли крикнуть нам из могилы: "будь готов", мы ответили бы нашим боевым лозунгом: которому учим наших детей: "всегда готов".
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru