Пыпин Александр Николаевич
А. Н. Пыпин. История русской литературы. T. II. Спб. 1898 г

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   А. Н. Пыпинъ. Исторія русской литературы. T. II. Спб. 1898 г. Второй томъ "Исторія русской литературы" г. Пыпина оставляетъ болѣе законченное и опредѣленное впечатлѣніе, чѣмъ первый. Авторъ начинаетъ съ изложенія "легендъ о московскомъ царствѣ". Это легенды о бармахъ Мономаха, о византійскомъ наслѣдіи, перешедшемъ къ московской династіи, о Москвѣ, какъ третьемъ Римѣ и столицѣ истиннаго христіанства, наконецъ, объ основаніи русской церкви ап. Андреемъ и о происхожденіи русской династіи отъ римскаго кесарскаго дома и т. п. Онѣ имѣли цѣлью доказать законность притязаній московскихъ государей на всероссійскую власть, а также на независимое отъ Византіи высокое международное значеніе Москвы, особенно, на православномъ Востокѣ. Самая наивность и вычурность этихъ легендъ свидѣтельствуетъ о напряженной и, въ то же время, безсильной по неимѣнію запаса ясныхъ идей и точныхъ свѣдѣній -- работѣ великорусской политической мысли. Великорусская народность, только что сложившаяся въ опредѣленный психологическій типъ, съ трудомъ вырабатывала формулы для зарождавшихся новыхъ понятій. Одинъ результатъ этой работы древне-русской мысли оказался прочнымъ: это убѣжденіе, что исторія Москвы есть прямое и естественное продолженіе исторіи Кіева,-- убѣжденіе, котораго исторію обстоятельно прослѣдилъ П. Н. Милюковъ въ первомъ томѣ своихъ "Главныхъ теченій русской исторической мысли". Поддержку оффиціальная историко-политическая теорія нашла въ идеяхъ одной изъ фракцій духовенства, такъ называемыхъ "осифлянъ", послѣдователяхъ знаменитаго Іосифа Болонка го. Взглядами этой фракціи и типомъ ея религіозности принято характеризовать московское міровоззрѣніе -- едва ли основательно. "Осифлянство" получило оффиціальное господство, но это еще немного; беевой характеръ этого направленія показываетъ, съ какимъ трудомъ далась ему побѣда. Патріархомъ противоположнаго направленія явился Нилъ Сорскій, дѣятель, немного опередившій свой вѣкъ содержательнымъ ученіемъ, которое, если бы получило господство, привело бы къ "цѣлому религіозно-общественному и даже политическому перевороту". Борьбою церковныхъ партій въ лонѣ церкви и церкви съ ересями открылся періодъ почти непрерывнаго броженія въ духовной жизни. московскаго общества; такъ отразились въ духовной культурѣ "два вѣка опыта и колебаній" въ сферѣ соціально-политическихъ отношеній, А. Н. Пыпинъ даетъ обстоятельный сводъ изслѣдованій, посвященныхъ этому броженію.
   Излишне было бы слѣдить шагъ за шагомъ за изложеніемъ нашего автора.. Главы, посвященныя внутреннему броженію въ интеллигентныхъ кружкахъ московскаго общества, читаются съ большимъ интересомъ. Отмѣтимъ только нѣкоторыя сужденія автора, съ которыми нельзя согласиться. Едва ли, напр., справедлива оцѣнка одного изъ любопытнѣйшихъ памятниковъ публицистической литературы XVI в.: "Бесѣды Валаамскихъ чудотворцевъ". Авторъ соглашается съ мнѣніемъ, что "она не толковита", а между тѣмъ, это одинъ изъ наиболѣе удобочитаемыхъ произведеній XVI в. именно потому, что свободенъ отъ несноснаго "плетенія словесъ" искусившихся въ книжности московскихъ писателей. Несовсѣмъ понятно также, почему А. Н. Пыпинъ отказывается видѣть въ словахъ приложенія ("иного сказанія") къ этой "Бесѣдѣ" (подобаетъ царю воздвигнути отъ всѣхъ градовъ своихъ и уѣздовъ градовъ тѣхъ всякихъ людей на единомысленный вселенскій совѣтъ и безпрестанно всегда держати погодно при себѣ и на всякъ день ихъ добрѣ распросити царю самому о всегоднемъ посту и о каяніи міра всего и про всякое дѣло міра сего) -- указаніе на необходимость ежегоднаго и постояннаго земскаго собора. Мысль о пользѣсовѣщательнаго учрежденія изъ "всенародныхъ человѣкъ", какъ выражался кн. Курбскій, была, повидимому, очень популярна въ извѣстныхъ кружкахъ московскаго общества. Характеристика кн. Курбскаго вышла нѣсколько блѣдной; быть можетъ, А. Н. Пыпинъ опредѣленнѣе представилъ бы эту личность, если бы ему не осталась неизвѣстной монографія Ясинскаго: "Сочиненія князя Курбскаго, какъ историческій матеріалъ" (Кіевъ, 1889 г.) Эти недостатки въ деталяхъ связаны съ общимъ, и неизбѣжнымъ недостаткомъ труда, стоящаго на рубежѣ между общей исторіей культуры и спеціальной исторіей литературы; отсутствіемъ связи между исторіей мнѣній и исторіей соціально-политическихъ отношеній. Недостатокъ этотъ особенно сказался на попыткѣ А. Н. Пыпина подвести "итоги московскаго царства".
   Нельзя хорошо понять умственное броженіе XVI и, не вглядѣвшись въ броженіе соціальныхъ элементовъ этой эпохи. Правда, это послѣднее недостаточно еще выяснено. Новѣйшіе труды только начали его серьезное изученіе. Послѣ изслѣдованія С. В. Рождественскаго о "служиломъ землевладѣніи въ московскомъ государствѣ XVI в." кое-что уже выяснилось въ этомъ сложномъ вопросѣ, а небольшія, но въ высшей степени цѣнныя изслѣдованія С. Ѳ. Платонова; {Въ журналѣ М-за Народ. Просв. за 1897 г., октябрь, и 1898 г., мартъ.} "Къ исторіи опричины XVI вѣка" и "Къ исторіи городовъ и путей на южной окраинѣ московскаго государства въ XVI вѣкѣ" окончательно упраздняютъ возможность повторять мысль, будто "удѣльно-боярскія притязанія не шли дальше придворной борьбы". Научно обоснованъ выводъ, что соціальный строй московской Руси переживалъ кризисъ: только въ концѣ XVI в. сметены были послѣдніе слѣды самостоятельности аристократическихъ родовъ и стало нарождаться новое мелкопомѣстное дворянсгво, которому исторія предназначала первенствующую роль въ московскомъ государствѣ. Названными трудами А. Н. Пыпинъ не могъ воспользоваться, но и предъидущая литература могла бы дать матеріалъ для постановки вопроса о соціальныхъ причинахъ броженія въ сферѣ идей: важно то, что, повидимому, первостепенное значеніе этого вопроса не вліяетъ на методъ изученія и изложенія историка литературы. Подобной односторонностью въ изученія эпохи объясняется односторонность и въ оцѣнкѣ ея итоговъ, которая производится на основаніи не научнаго, а субъективно этическаго критерія. Онъ не даетъ опоры для строгой основательности сужденій; мелькаютъ въ главѣ объ "итогахъ" и прямыя ошибки: періодъ, который самъ авторъ характеризовалъ періодомъ "броженія", оказывается такимъ, когда "заглохла "сякая потребность умственнаго труда и распространилось то недовѣріе къ "мнѣнію", т. е. къ работѣ мысли, которое надолго (даже до нашихъ дней) осталось трудно одолимой помѣхой къ распространенію просвѣщенія". Заглохла не потребность, а возможность вольно удовлетворять ее: упоминаніе о "вашихъ дняхъ" должно было бы удержать А. Н. Пыпина отъ обобщенія взглядовъ господствовавшей реакціонной партіи на всю эпоху. Эта партія такъ усиленно стремится выяснить, объединить и на вѣки закрѣпить преданіе, что самое зрѣлище ея усилій наводятъ на мысль о серьезныхъ опасностяхъ, какія грозили устарѣлому преданію. И въ самой книгѣ А. Н. Пыпина не мало данныхъ для подтвержденія этой мысли.
   Объединеніе и закрѣпленіе преданія связаны были съ дѣятельностью митр. Макарія и Стоглаваго собора. Въ оцѣнкѣ митр. Макарія А. Н. Пыпинъ слишкомъ близко держится взглядовъ г. Заусцинскаго, упустивъ изъ виду замѣчанія И. П. Жданова въ статьѣ: "Матеріалы для исторіи Стоглаваго собора". Это заставляетъ автора изображать митр. Макарія -- чистымъ осифляниномъ, какимъ тотъ не былъ, и возлагать на него отвѣтственность за обскурантизмъ и невѣжество отцовъ собора, съ которыми митрополитъ, сочувствовавшій Максиму Треку, далеко не былъ согласенъ. Митрополитъ не былъ достаточно силенъ, чтобы руководить соборомъ, большинство котораго состояло изъ осифлянъ, и не былъ достаточно смѣлъ, чтобы рѣзко бороться за свои болѣе просвѣщенные и вѣрные взгляды. Это еще не значитъ, чтобы убѣжденія Макарія были "шатки": онъ не "узаконялъ" антипатичныхъ ему обычаевъ, но не съумѣлъ помѣшать узаконенію ихъ соборомъ.
   Какъ бы то ни было, старина была узаконена наканунѣ ея паденія. А. Н. Пыпинъ подробно слѣдитъ за разложеніемъ этой старины въ XVII в. Но его изложеніе теряетъ цѣльность, потому что мы тщетно стали бы искать въ его -трудѣ характеристику того глубокаго кризиса, который московская Русь пережила въ началѣ XVII в. Авторъ не воспользовался данными для характеристики духовной и идейной стороны этого кризиса, какіе находятся въ трудѣ С. Ѳ. Платонова -- "Сказанія и повѣсти о смутномъ времени" и въ статьѣ В. О. Ключевскаго по поводу книги проф. Платонова (въ "Отчетѣ о ХХХІ-мъ присужденіи наградъ графа Уварова). А между тѣмъ русскіе люди вышли изъ "великой разрухи" не только съ новыми соціально-политическими отношеніями, но съ новыми запросами, понятіями и настроеніями. Этотъ пробѣлъ наложилъ свой отпечатокъ на все послѣдующее изложеніе. Въ борьбѣ за церковную реформу остается невыясненной ея связь съ тѣмъ ударомъ, который былъ нанесенъ въ эпоху смуты національной исключительности и съ мистическими движеніями этой эпохи. А. Н. Пыпинъ готовъ даже отрицать серьезное значеніе смуты въ исторіи русской жизни: "чрезвычайныя потрясенія,-- говоритъ онъ,-- испытанныя русскою жизнью въ концѣ XVI и началѣ XVII вѣка, ни въ чемъ, не измѣнили ея основного теченія". Кромѣ поверхностнаго отношенія къ вопросу о значеніи смутнаго времени, еще другое обстоятельство портитъ изложеніе перипетій борьбы церковныхъ партій въ XVII вѣкѣ: отсутствіе яснаго" представленія о тогдашнемъ церковномъ строѣ. Патріаршее управленіе, обратившее нисшее духовенство въ тяглыхъ людей патріаршаго дворца и принявшее фискальный характеръ, столь противорѣчившій истиннымъ задачамъ, церкви, создало въ средѣ духовенства рѣзкую оппозицію, которою многое объясняется въ исторіи происхожденія раскола. Во главѣ оппозиціи противъ "патріаршей" реформы стали попы, возмущенные патріаршимъ самовластіемъ. Споръ о томъ, какая власть должна и на какомъ основаніи исправлять церковныя неустройства, лежалъ въ основѣ недоразумѣній, приведшихъ къ расколу:: весь строй церковнаго управленія обусловилъ острый характеръ этого спора. И съ другой точки зрѣнія дѣятельность первыхъ расколоучителей получила въ. трудѣ А. Н. Пыпина неточное освѣщеніе: онъ упускаетъ изъ виду, что эти слѣпые поклонники старины -- сами горячо стремились къ преобразованіямъ, они ввели впервые порядокъ въ богослуженіе, они выступили проповѣдниками, которые проповѣдь вынесли изъ церкви на площадь и наполнили ее обличеніями общественныхъ пороковъ и злоупотребленія властей. Ошибка ихъ была, въ томъ, что они мечтали объ исцѣленіи общественныхъ золъ безъ помощи иноземной культуры и съ сохраненіемъ средневѣкового церковно-религіознагоміровоззрѣнія. Но послѣднее мнѣніе раздѣлялось и тѣми дѣятелями XVII в., которыхъ считаютъ передовыми. Это представители кіевской учености, ставшіе посредниками при усвоеніи нѣкоторыхъ елементовъ западной культуры, преимущественно изъ польскихъ источниковъ. Главы, посвященныя борьбѣ лативской и греческой партій и характеристикѣ Симеона Полоцкаго и Сильвестра. Медвѣдева -- однѣ изъ лучшихъ въ концѣ А. Н. Пыпина. Если тутъ авторъ многимъ обязанъ хорошимъ пособіямъ, которыми пользуется, то отличныя характеристики Дмитрія Ростовскаго и Ботошихина -- въ значительной степени -- его самостоятельная заслуга. Изложеніе А. Н. Пыпина ведетъ къ отчетливой, но односторонней постановкѣ вопроса о томъ, въ какихъ формахъ проявилась къ концу XVII в. потребность въ новомъ просвѣщеніи. Шелъ споръ "о двухъ искомыхъ, направленіяхъ для начинавшейся русской школы и цѣлаго просвѣщенія" -- греческомъ и латинскомъ; но "уже вскорѣ Петръ рѣшилъ споръ тѣмъ, что сталъ искать не греческой и не латинской науки, а европейской, и не науки схоластической, а реальной и практической". Генезисъ такой постановки вопроса объ. источникахъ и характерѣ необходимаго просвѣщенія, какъ будто, отодвигается къ эпохѣ Петра: "Наканунѣ реформы вопросъ не дошелъ еще до этой прямою постановки и держался еще на почвѣ старой церковной книжности и обрядности". Получается впечатлѣніе, будто секуляризація жизни, мысли и просвѣщенія есть дѣло петровской эпохи, тогда какъ XVII вѣкъ работалъ только надъ, преобразованіемъ церковно-религіознаго міровоззрѣнія съ помощью либо греческой, либо латинской церковной школы. Это, конечно, не такъ. Историкъ литературы, невольно съуживая свою задачу, чтобы не выйти слишкомъ далеко за. предѣлы своей спеціальности, не даетъ полной картины культурнаго броженія, подготовившаго реформы Петра Великаго. Онъ не слѣдитъ за проявленіемъ свѣтскихъ интересовъ въ жизни русскаго общества. А между тѣмъ, секуляризація интересовъ русскихъ людей составляетъ существеннѣйшую часть культурнаго процесса, подготовившаго реформу. Ея изученіе должно быть связано съ подробной исторіей западнаго свѣтскаго вліянія въ Москвѣ. Представивъ подробную картину значенія западнаго вліянія для церковно-религіознаго просвѣщенія, авторъ очень не полно оцѣниваетъ его роль въ свѣтскомъ быту и свѣтскомъ просвѣщеніи. Онъ даетъ только матеріалъ для ознакомленія съ исторіей свѣтскихъ литературныхъ вліяній, въ тѣхъ главахъ, гдѣ говоритъ о древнерусской повѣсти. Глава ХІИ знакомитъ съ любопытнымъ процессомъ усвоенія свѣтскихъ литературныхъ мотивовъ и переработкой ихъ въ народно-христіанскомъ стилѣ. Глава XXIII знакомитъ читателя съ "поэдвею повѣстью, которая постепевно освобождается отъ религіозной окраски и становится повѣстью свѣтской, сказочнаго, полу-историческаго или жанроваго характера". Но такіе матеріалы не нашли себѣ мѣста въ общемъ построеніи изложенія: эти главы -- эпизодическія вставки.
   Второй томъ "Исторіи русской литературы" А. Н. Пыпина много даетъ для изученія культурнаго броженія русскаго общества въ московскій періодъ. По цѣннымъ указаніямъ на памятники, на исторію ихъ изученія, по отдѣльнымъ мѣткимъ замѣчаніямъ и характеристикамъ книга А. Н. Пыпина -- цѣнное пособіе для изученія русскаго средневѣковья.

"Міръ Божій", No 6, 1898

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru