Преображенский Евгений Алексеевич
Речь на XVII съезде ВКП(б)

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


XVII съезд ВКП(б)
26 января -- 10 февраля 1934 г.
Стенографический отчет

Заседание десятое (31 января 1934 г., утреннее)

Речь товарища Преображенского

0x01 graphic

   Постышев (председательствующий). Товарищи, объявляю заседание открытым. Слово имеет товарищ Преображенский.
   Преображенский. Товарищи, вы, конечно, понимаете то глубокое волнение, с которым я выхожу на эту трибуну, на которой я не был 6 или 7 лет, а последний раз, когда был, выступал здесь против партии. Я очень благодарен товарищам из президиума, которые дали мне возможность выступить открыто перед верховным органом нашей партии относительно всего того, что я сделал против партии за эти годы.
   Товарищи, почему я примкнул к троцкистской оппозиции, это есть вопрос моей индивидуальной биографии, он не интересен; но вопрос о том, какую роль сыграла троцкистская оппозиция в нашей революции, -- этот вопрос имеет огромное значение.
   Троцкистская оппозиция была на разных стадиях ее борьбы отражением разных слоев и разных тенденций враждебных нам классов, но в основном отражала, разумеется, и особенно в тот момент, когда я к ней примкнул, отражала сопротивление и колебания мелкой буржуазии, боровшейся с пролетариатом, строящим социализм.
   Мы победили в одной шестой части света по территории, по населению -- в одной двенадцатой. Одиннадцать двенадцатых еще живут при капитализме, и там две трети, если не три четверти, населения принадлежат к той мелкой буржуазии, которая будет колебаться, с которой много придется возиться коммунистическим партиям. И рупор этой мелкой буржуазии еще будет находить себе отражение на протяжении многих лет в борьбе наших братских партий в ряде стран.
   Ничтожная группа ренегатов, превратившаяся в передовой немногочисленный отряд мировой буржуазии, не имеет для нас теперь никакого интереса как сила, и о ней не стоило бы говорить. Но есть полное основание говорить о том большом, что за этим стояло, о том большом, с чем придется нам еще долго иметь дело в нашей борьбе.
   Товарищи, наша партия предупреждала нас много раз на протяжении нашей борьбы. Я помню, как на этой трибуне я распинался в 1928 г. в защиту демократии в тот момент, когда самой главной, основной задачей партии было сплочение единства для предстоящих огромных боев, особенно в такое время, когда в наших рядах не стало товарища Ленина.
   Я вспоминаю все эти предостережения. Партия правильно охарактеризовала нас как мелкобуржуазный уклон на одной стадии нашей борьбы; на следующей стадии борьбы, когда мы обострили наше нападение на партию, она уточнила характеристику и назвала нас социал-демократическим уклоном. И дальше, в ряде своих резолюций, она выносила против нас правильные решения, давала верные характеристики, делала последние предупреждения,
   Мы их не слушали. И только потом, перечитывая эти резолюции, перечитывая в частности характеристики, которые давал троцкистской оппозиции товарищ Сталин, я в некотором смысле как бы читал их впервые, читал эти книжки и документы, на которых были мои карандашные иронические записи, как совершенно новый документ.
   Вот что означает ослепление, которое бывает в политической борьбе. Вот что означает забыть о том, что Ленин говорил: неважно то, что делаешь ошибку, лишь бы ошибка была небольшая и если на ней не настаивать. Я делал большие ошибки, и я годы настаивал на этих ошибках. Именно поэтому я оказался в группе, которая в дальнейшем имела самую презренную судьбу.
   Товарищи, мы обостряли нашу борьбу с партией. Чем больше партия приближалась к моменту, когда надо было решать вторую по величайшей важности задачу после Октября, задачу социалистической перестройки крестьянского хозяйства, тем больше, естественно, в стране назревало сопротивление враждебных классовых сил. И мы отражали это сопротивление, маскируясь "левыми" лозунгами. Троцкизм отражал это сопротивление, выдвинув теорию невозможности построения социализма в одной стране.
   Разумеется, было бы идиотизмом сказать, что троцкистская оппозиция сыграла контрреволюционную роль именно потому, что ею была выдвинута эта теория. Скорее наоборот: именно потому, что троцкистская оппозиция отражала сопротивление мелкой буржуазии, именно потому, что ее роль заключалась в борьбе за реставрацию капитализма, -- именно поэтому она выдвинула эту антиленинскую теорию в особенности в тот момент, когда проблема строительства социализма в нашей стране должна была получить новое разрешение, когда мы должны были пойти новыми форсированными темпами для захвата этих высот в деле социалистической перестройки нашего хозяйства.
   В этот момент мы особенно усилили наши атаки на партию, особенно 7 ноября. Я вспоминаю теперь эту печальную дату в моей биографии; я долго с хрипотой в голосе с балкона гостиницы "Франция" кричал тогда проходящим колоннам демонстрантов: "Да здравствует мировой вождь пролетарской революции Троцкий!" (Смех).
   Товарищи, это был момент, о котором стыдно вспоминать, стыдно не в житейском смысле, а политически стыдно, что гораздо хуже. Вполне естественно возникает вопрос:
   к чему пришло то течение, к которому я когда-то принадлежал, что оно сейчас говорит, что оно делает?
   Разрешите, товарищи, процитировать вам несколько фраз из очень интересного документа. Вот передо мною последний номер журнала "Цайтшрифт фюр социализмус", издание эмигрантской социал-демократии в Праге. И вот что там пишут относительно последней позиции Троцкого. Пишет русский меньшевик Александр Шифрин. Он пишет следующее:
   "Троцкий перенес теперь центр тяжести своей деятельности на Запад. Троцкий берется уже теперь на почве европейского рабочего движения и борется не в качестве главы ультралевой фракции русского коммунизма, которая выдвигает радикальные требования в области экономической политики и антикрестьянский курс, но выступает в качестве крыла европейского коммунизма, которое добивается сближения с социалистическим массовым движением".
   Так вот, товарищи, чтобы охарактеризовать это, с позволения сказать, как тут написано у Шифрина, "течение европейского коммунизма", этот меньшевик Шифрин пишет:
   "Троцкий в настоящий момент выступает ликвидатором коммунистической партии в Германии. Организация "ленинской оппозиции" (вы знаете эти слова, товарищи. -- Пр.) получила директиву конструироваться в самостоятельную партию и не выступать больше в качестве фракции коммунистической партии. Одновременно с этим выдвинуто требование организации IV Интернационала".
   По поводу этого IV Интернационала этот же Шифрин выражается довольно иронически. Он пишет буквально следующее:
   "Троцкий может мыслить континентами и эпохами, но практически он оперирует бесконечно малыми величинами. Троцкизм на сегодня остается лишь сектой".
   Шифрин, говоря о стремлении Троцкого пойти на блок с этой "возродившейся", как он называет, социал-демократией, склонен думать, что, пожалуй, было бы целесообразнее подумать о блоке с другой, более серьезной величиной, как СССР, чем с этим IV Интернационалом, который может поместиться на двух диванах, Троцкий в настоящий момент выступает организатором IV Интернационала. Какова его социальная роль? Он высказывается за блок с этой "возродившейся" социал-демократией. По поводу этого перерождения в органе немецких троцкистов, издающемся во Франции, сказаны весьма характерные слова: "не будет уже теперь преувеличением сказать о некоторой консолидации социал-демократии". Вот с этой "консолидированной социал-демократией" Троцкий собирается строить новый "августовский блок", собирается строить IV Интернационал.
   Товарищи, я думаю -- каждому понятно, что если бы у этого человека была хоть крупица пролетарского революционного чутья, он должен был бы понять, что лучше ему было бы быть последним курьером в последнем рабочем кооперативе Советской страны, которая строит социализм, чем быть лидером и организатором этого шутовского IV Интернационала, роль которого может свестись только к тому, чтобы накануне гибели всего капиталистического строя оказать капитализму последнюю предсмертную поддержку. И вот лидеру этого самого IV Интернационала, товарищи, я кричал тогда на пролетарской демонстрации в 1927 году: "да здравствует вождь!".
   Чубарь. Позор какой!
   Преображенский. Да, товарищи, есть слова, брошенные в политической борьбе, которые, как ты ни хочешь, нельзя отозвать обратно.
   Это, товарищи, были ошибки, связанные с определенным периодом нашей борьбы против партии. Я отошел от троцкизма, отошел, разумеется, искренно на определенной стадии, когда увидел, что троцкизм творит дело контрреволюции. Но, вернувшись в партию, я сделал новые ошибки.
   Но прежде чем сказать о новых ошибках во второй период, я хочу до этого сказать, в чем состояла моя роль в троцкизме в тот период, когда я еще не был исключен из партии.
   Я считался одним из теоретиков троцкизма. Вы знаете мои теоретические работы, в том числе "Новую экономику", которая служила теоретическим оружием в борьбе против партии. Вы знаете, что самая главная ошибка состояла в том, что я, проводя чисто механистически сравнение нашей экономики с капитализмом, построил закон первоначального социалистического накопления; я перенес в это построение то недоверие к крестьянству и то третирование крестьянства, которое было характерной стороной троцкизма. И именно поэтому эта книга сыграла свою роль в борьбе троцкистов против партии. Конечно, у ряда товарищей было много всяких теоретических ошибок, в том числе и по части механического схематизма. То, что я сделал, то, что я построил, превратилось в серьезное оружие борьбы против партии вследствие политической заостренности против партии. Я думал, что путем эксплуатации крестьянства, путем сосредоточения ресурсов крестьянского хозяйства в руках государства, можно построить социалистическую промышленность и развернуть индустриализацию. Это было грубой аналогией с эпохой первоначального капиталистического накопления. Я здесь разрывал с теорией Ленина, которая была применением революционного марксизма на нашей почве и которая учитывала всю совокупность особенностей, в которых ведется борьба пролетариата в союзе с крестьянством. Я порвал с ленинизмом. События целиком опрокинули то, что я говорил, и полностью восторжествовали те прогнозы, которые делал Ленин и которые осуществляла потом партия под руководством товарища Сталина. Коллективизация -- ведь в этом все дело! Был ли у меня прогноз коллективизации? Его не было. В форме коллективизации партия осуществила величайшую задачу перестройки миллионов крестьянских хозяйств, осуществила помощь крестьянскому хозяйству, бросая огромные ценности в деревню в виде продуктов нашей промышленности, в виде огромных финансовых средств, в виде организационной помощи со стороны советских органов и партии.
   На протяжении 3-4 лет совершилось как будто чудо революционно быстрого превращения миллионов мелкокрестьянских хозяйств в коллективные формы. Это, товарищи, была вещь, которую никто из нас не предвидел, это была вещь, которая была осуществлена партией под руководством товарища Сталина. И здесь я должен опять-таки с той горечью, с которой я должен признавать все мои ошибки, сказать и о ряде моих ошибок в отношении товарища Сталина. В отношении товарища Сталина у меня есть чувство глубочайшего стыда -- не в персональном смысле, а в политическом смысле, потому что здесь я ошибался, быть может, больше всего.
   Коллективизация крестьянских хозяйств представляет величайшее из величайших наших завоеваний. Мне, занимавшемуся теоретическими вопросами, может быть это особенно ясно вот с какой стороны. Вы знаете, что ни Маркс, ни Энгельс, которые очень много писали по вопросам социализма в деревне, не представляли себе конкретно, как совершится переворот в деревне. Вы знаете, что Энгельс был склонен думать, что это будет довольно длительный эволюционный процесс. И нужна была величайшая прозорливость. в этом вопросе товарища Сталина, его величайшее мужество при постановке новых задач, величайшая твердость в их осуществлении, глубочайшее понимание эпохи и понимание соотношения классовых сил, чтобы осуществить эту величайшую задачу так, как сделала это партия под руководством товарища Сталина. Это был величайший из переворотов, о которых мы знаем в истории. И здесь, когда мы подводим результаты этой победы, с трудом верится, как быстро была разрешена эта гигантская задача. Мы здесь подводим величайший этап в этой борьбе, мы сосчитываем ряд величайших побед. Величия этих побед мы часто сами еще не осознаем. Их оценит следующее поколение.
   И теперь я должен сказать о ряде ошибок, которые я сделал, порвав с Троцким и вернувшись в партию.
   В чем здесь состояла моя самая главная ошибка? Самая главная ошибка состояла в том: какой я ни на есть плохой политик; теоретически я прекрасно понимал, что в политике половинчатость, срединные позиции, и особенно в революционный момент, есть самое гибельное дело. Я вернулся в партию совершенно искренно, я порвал с троцкистами совершенно искренно, но чего я не мог сделать и чего я не мог понять? Я мог, товарищи, стрелять в тех, кто перешел на сторону классового врага, но я мог стрелять так, как я хотел, а не так, как партия стреляла. А это был такой период, и мы сейчас переживаем такой период, когда нужно делать так, как партия требует, как партия ведет эту борьбу, и надо понимать, что иначе невозможно. Представьте себе, что на фронте каждый будет по-своему сражаться. Даже в том случае, если он сражается против противника, но будет сражаться по-своему, то против таких бойцов принимают необходимые военные меры.
   И вот я тем самым, что был исключен из партии второй раз, был подвергнут этим мерам (во время горячих боев за коллективизацию в деревне), и правильно был подвергнут. Не шутят в серьезные моменты, когда идет такая борьба. Я теперь-то смогу стрелять так, как стреляет партия, но вы понимаете, небольшая заслуга теперь так стрелять, надо было уметь стрелять так раньше. (Смех Голос: "Как же ты мог стрелять в классового врага, если ты стрелял в нас, в партию?")
   Теперь, товарищи, в чем состояла моя вторая ошибка? Моя вторая ошибка состояла вот в чем. Вернувшись в партию, я должен был понять такую простую вещь.
   От самых твердых партийцев до человека который сомневается в политике партии есть целый ряд переходов; от того, который сомневается, есть тоже целый ряд переходов, вплоть до врагов партии. Мы живем не в замкнутом пространстве, эта цепь где-то должна рваться, а если люди не понимают, что они сами должны рвать эту цепь в определенных местах, то за них эту цепь рвет партия, исключая их из своих рядов. Я этого не понимал и за это был точно так же правильно наказан. Естественно, когда я вернулся с такими остатками неизжитого прошлого, естественно, я не мог бороться активно с врагами партии так, как партия боролась в это время. Товарищ Ломинадзе говорил до меня относительно того, что трудно разделаться с этими старыми ошибками. Это верно, но не совсем в этом дело. Безусловно, все это очень трудно, и у каждого субъективно по-особому это делается. Но здесь прежде всего важна политическая сторона дела. То, что я вам сейчас говорю, год, полтора года тому назад я не смог бы сказать с этой трибуны. Почему я не боролся активно по возвращении в партию? Именно потому, что не мог так выступать и так все сказать. Старые товарищи меня знают с этой стороны. Когда надо что-нибудь политическое сказать не совсем так, как думаешь, у меня язык не поворачивается. Старые товарищи знают этот мой политический недостаток. (Смех.) Как я должен был бы поступить, если бы я вернулся в партию? Я должен был бы поступить, как поступали рабочие, когда еще был жив Ленин. Не все они разбирались в сложных теоретических вопросах и в теоретических спорах, где мы, "большие умники", выступали против Ленина. Бывало, видишь, что приятель голосует за Ленина в таком теоретическом вопросе, спрашиваешь: "Почему же ты голосуешь за Ленина?" Он отвечает: "Голосуй всегда с Ильичем, не ошибешься". (Смех.) Вот этой пролетарской мудрости, за которой скрывается величайшая скромность, умение дисциплинированно бороться, потому что иначе не победишь, -- вот этой вещи я не понижал на новом этапе, вернувшись в партию.
   Сознание, дисциплина и, кроме того, величайшая вера в Ленина, доверие к вождю -- это та форма, в которой осуществляется организационно и идейно боевое единство пролетарских рядов. Я, вернувшись в партию, должен был поступить именно так, как рядовой пролетарий мне тогда советовал. Если у тебя не поворачивается язык говорить все в деталях так, как говорит партия, ты все не должен идти с партией, должен говорить, как и все, не надо умничать, должен больше верить партии, поступать так, как советовал тот рабочий. Ведь понимал же я, что партия в основном права. Это была моя третья ошибка.
   Калыгина. Нам нужен такой человек, который понимает и идет за партией. Нам не нужен такой человек, который думает одно, а говорит совершенно другое.
   Преображенский. Товарищи, когда читаешь в тезисах товарища Молотова о тех великих задачах второй пятилетки, которые провозглашает партия, -- ликвидация классовой структуры нашего общества и ликвидация частной собственности на средства производства, -- вы прекрасно понимаете, что я, боровшийся за это, начиная с маленьких подпольные рабочих кружков, я должен оглядеться на предыдущую пятилетку с горьким сознанием того, что я ничем не помогал работе партии в это ответственейшее время.
   Теперь, когда приближается осуществление этих великих задач, когда трещит мировой капитализм, когда мировой капитализм вступает в эпоху пролетарских революций и войн, в эту эпоху больше чем когда-либо нужно единство в нашей партии, нужна крепость наших рядов, нужна наша монолитность. И когда товарищ Ворошилов вчера напомнил относительно того, как много Ленину пришлось бороться на протяжении своей жизни с разными течениями внутри партии, и что даже Ленину не удалось осуществить столь большое единство, которого достигла партия в настоящее время под руководством товарища Сталина, я, товарищи, должен был вспомнить очень много печальных страниц моей оппозиционной борьбы и за то время, когда товарищ Ленин руководил партией. Я должен сказать, что в настоящее время больше чем когда-либо я прочувствовал, больше чем когда-либо, я сознаю эту истину рабочего, который мне советовал: если даже ты как следует не разбираешься, иди с партией, голосуй с Ильичом. Тем более, товарищи, теперь, когда я во всем разбираюсь, все понимаю, все свои ошибки достаточно осознал, я повторяю себе только на другом этапе революции эти слова рабочего и говорю: голосуй, с товарищем Сталиным -- не ошибешься.

0x01 graphic

   
   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru