Поздняков-Ухтомцев Николай Григорьевич
Экспроприация помогла

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Истинный... вымысел).

Н. Поздняков (Ухтомцев)

Экспроприация помогла

(Истинный... вымысел).

   Сразу предупреждаю, что в этом выпуске -- рассказ не просто плохой, но отвратительный, глупейший, тупейший... в общем, бульварщина, причём бульварщина самого низкого пошиба (тогда бульварщиной, например, называли Вербицкую, но ясно, что Вербицкая или даже Зарин (см. "Азбуку забытых прозаиков") по сравнению с Поздняковым (Ухтомцев)... ну, не гении, конечно, но вполне приличные писатели, особенно Вербицкая :). В общем, это смело можно назвать лубком начала XX в. для той публики, которую К.Чуковский назвал готтентотами в статье "Нат Пинкертон" (1908). В языке рассказов П.-У. много "зощенковизмов" -- но у Зощенко языковые ляпы служат для речевой характеристики героев, а у Позднякова они появились просто из-за малограмотности автора ("очень препикатненькая", "ужасы, забушевавшие в груди", "одно (!) магическое слово: "руки вверх!" -- и это в крошечном рассказике, не занимающем и двух страниц. Впрочем, автор обнаруживает некоторое знание литературы -- упоминаются имена Ксавье де Монтепена и Марлинского :)
   Сведений об этом литераторе сохранилось мало. Николай Григорьевич Поздняков (?-?) пользовался псевдонимом "Ухтомцев" -- очевидно, чтобы его не путали с Николаем Ивановичем Позняковым (без "д" в фамилии; 1856-1910; одно его стихотворение я поместила в "Азбуке забытых поэтов"). Он был известен тем, что в 1900-е гг. издавал журнал "Ресторанное дело", в котором печатались многочисленные рекламные объявления ресторанов, а в "нерекламе", то бишь художественных произведениях, присутствовала т.н. скрытая реклама тех же ресторанов. О П.-У. пишет в своих воспоминаниях "Болото" Серебряного века" литератор Ник.Карпов (замечательна характеристика П.-У., данная поэтом Леонидом Андрусоном: "Меценат, но не из щедрых, издатель, но не из крупных, а в общем -- порядочная сволочь").
   Рассказ "Экспроприация помогла" взят из книги: Н. Г. Поздняков (Ухтомцев). Не хоровод: Десять оригинальных рассказов новелл (так!), посвящённых отношениям двух полов. СПб., б.г. (судя по названию, отсылающему к нашумевшей книге Шницлера "Хоровод" (см. у Саши Чёрного в "Песне о поле" (1908): "Сплетайте вкруг подола / Весёлый хоровод"), книга вышла в период между 1908-1913 гг. + тема экспроприации, актуальная в период революции 1905 г. и последующих лет).

Татьяна Сигалова aka doxie_do

   

Экспроприация помогла

(Истинный... вымысел).

   Прежде всего нужно вам сказать, что Жоржетта, несмотря на то, что служит на телеграфе, очень препикантненькая особа...
   Пухленькая, знаете, такая и с небольшим пушком над верхней губой.
   Познакомился я с нею при весьма счастливых при меня обстоятельствах: однажды вечером позвонив в телефон, я на другой день ровно в одиннадцать утра уже имел желаемый номер.
   Такого редкого по своей удаче случая оказалось и для меня, и для Жоржетты совершенно достаточно, чтобы мы тогда же назначили друг другу свидание на империале крестовской конки.
   С тех пор я, провожая свою новую знакомую со службы, почти каждый день аккуратно высиживал на верхушке вагона по семи часов, т.е. ровно то время, которое необходимо этой конке для совершения одного рейса.
   Но несмотря на то, что я уже успел получить три насморка, два бронхита и одну ангину (кроме болезни, известной всем петербуржцам под названием "конкобоязни" -- нового вида тихого помешательства), -- мои дела у хорошенькой Жоржетты не могли подвинуться ни на шаг дальше поцелуя, хотя и обворожительной, но всё же только ручки.
   Я уже начинал терять надежду на что-нибудь более существенное, чем поцелуй ручки, и, кроме перечисленных болезней, начал страдать ещё одной, весьма распространённой среди неудачных ухаживателей, неприятностью.
   Как вдруг неожиданная случайность повернула всё дело в мою пользу.
   Дело в том, что однажды Жоржетта, в биллионный раз выслушивая мои горячие признания и безумные клятвы, ненароком обмолвилась, что недурно было бы приобрести ей новые кружевные панталоны и модный, особенно выгодно обрисовывающий талию корсет.
   Эти слова точно молнией осветили мне путь, по которому я мог пробраться хоть чуточку подальше Жоржеттиной манжетки, и я, наскоро простившись со своей обворожительницей, бросился бежать, с решительным намерением в тот же день поднести ей и то, и другое.
   Но, увы! -- у самого окна магазина, в котором продавались всевозможные принадлежности для дам, я внезапно вспомнил, что в моём кармане сколько угодно надорванных билетиков от конки, но того, без чего нельзя было немедленно приобрести нужные мне вещи, в нём не было даже малейшего признака.
   Здесь я пожалею читателя и не стану описывать тех ужасов, которые в ту минуту забушевали у меня в груди...
   Скажу только, что ещё никогда подобного не испытывал в своей жизни ни один из смертных, а равно и бессмертных, не исключая и героев Ксавье де Монтепена или Марлинского.
   Согласно мнению специалистов по части психологии, в такие моменты самый никчемный человечишко бывает способен прямо на гениальные комбинации...
   Могу вам под присягой засвидетельствовать, что эта научная аксиома самым наглядным образом подтвердилась и на мне.
   Вычитав в хронике газеты, что какие-то молодцы удачно воспользовались тремя десятками сосисок, крикнув колбаснице только одно магическое слово: "руки вверх!" -- я тут же сказал себе, -- почему бы и мне таким же образом не приобрести столь необходимые для моего счастья корсет и панталоны.
   А так как пословица говорит: "сказано -- сделано", -- то и я решил приступить к осуществлению своего намерения, не откладывая его в далёкий ящик.
   К счастию для меня, мне, в ту же минуту, попала на глаза кучка каких-то подозрительных ребят, посвятить которых в свой план оказалось для меня делом какой-нибудь минуты.
   Раскинув в чём дело, эти шалопаи пришли прямо в неистовый восторг.
   -- Об этом мы и сами подумывали! -- загалдели они радостным хором.
   А через минуту мы ватагою человек в двенадцать уже ввалились в облюбованный мною магазин с дамскими принадлежностями.
   -- Руки вверх! -- голосом исполнителя вагнеровских опер заорали мы на обалдевшую хозяйку и её помощниц, наставляя на них в упор целую дюжину... порожних от содержимого соток и иной посуды.
   Нужно ли говорить, что через две-три минуты я сделался обладателем не только кружевных панталон с модным корсетом, но ещё прихватил и несколько подушечек, не менее самого усовершенствованного корсета способствующих процветанию дамской грации.
   Конечно, Жоржетта, любившая, как и все представительницы прекрасного пола, -- щегольнуть "формами", оказалось бессильной защищаться против таких блестящих доказательств моего чувства, и я в тот же вечер получил возможность испытать сразу две чрезвычайно приятные для меня вещи...
   Во-первых, я не ограничился целованием манжетки, а... а во-вторых, был милостиво избавлен от необходимости возвращаться с Крестовского ночью на империале осточертелой конки.
   Дело в том, что квартирная хозяйка, которой Жоржетта перед тем шепнула несколько слов "по секрету", вдруг заявила, что, несмотря на поздний час (было 5 минут первого), она должна сию же минуту отправиться к своей больной, но почему-то ужасно долго не оставлявшей ей наследства, гаваньской тётушке.
   Конечно, мне, волей-неволей, пришлось остаться в качестве телохранителя при Жоржете, которая из пустого каприза не хотела остаться одна в квартире.
   Не теряя времени, я поспешил воспользоваться случаем, чтобы совершенно уничтожить и те остатки недоверия, которые, без сомнения, были у Жоржетты насчёт твёрдости моих намерений и, должно быть, справился со своей, далеко не лёгкой, задачей вполне блестяще, а иначе не написал бы и настоящего рассказа.
   

-------------------------------------------------------------------

   Исходник здесь: http://doxie-do.livejournal.com/
   

Дополнение:

   Андрусон сидел за столиком под искусственной пальмой во вновь открытом кафе Андреева и беседовал с высоким, солидным мужчиной в добротном пальто и серой фетровой шляпе.
   Кафе Андреева помещалось под Пассажем, но подвал этот был значительно меньше, чем в Кафе де Пари, более уютен, и сиял новой отделкой и обстановкой. Публика кочевала из Кафе де Пари к Андрееву и обратно. В прогале между столиками вечером двигался непрерывный людской поток.
   Я подсел к Андрусону и он познакомил меня со своим собеседником.
   -- Поздняков-Ухтомцев! -- представился тот.
   "Писатель!" -- решил я, хотя такой фамилии в журналах я не встречал. Внешний вид моего нового знакомого не совсем соответствовал моей догадке. Правда, у него были длинные волосы, гораздо длиннее, чем это было принято, но солидность и добротность его одежды скорее указывали на дельца. Да и толстый дорогой портфель в те времена носили лишь сугубо деловые люди. По крайней мере, в то время я никогда не встречал ни одного писателя с портфелями. Не носили портфелей и журналисты. Когда он отошел на минутку к какому-то знакомому, я спросил Андрусона, кто это такой.
   -- Меценат, но не из щедрых, издатель, но не из крупных, а в общем -- порядочная сволочь, -- ответил тот. -- Пишет скверные стихи и имеет отвратительную привычку читать их в компании. Впрочем, может угостить дежурным блюдом и водкой, если расщедрится. Но хуже всего -- сам не пьет!
   Вернувшись к столику, Поздняков неожиданно предложил мне написать стихи для его журнала.
   -- Могу вам дать небольшой аванс, -- заявил он, -- но предупреждаю -- перепечаток не беру. Нужно написать специально для меня, так как журнал мой специальный. Сейчас я вам покажу номерок.
   Он стал рыться в портфеле. Предложение его, признаюсь, немало мне польстило. Кроме того, и аванс мне был -- как манна с неба. Денег у меня было ровно столько, сколько требовалось на расплату в кафе, а перспектив -- никаких.
   Между тем, Поздняков извлек из портфеля солидный, как и он сам, номер журнала, в цветной обложке, типа еженедельника, но потолще, на хорошей бумаге. "Журнал "Ресторанное дело", орган трактирного производства", с удивлением прочитал я. Журнал печатался на хорошей, глянцевитой бумаге, с фотографиями и карикатурами. Половина страниц была заполнена объявлениями различных ресторанов. Остальной материал являлся "рекламой в тексте" тех же ресторанов.
   Заметив мое смущение, Поздняков проговорил с оттенком гордости:
   -- У меня печатаются многие известные поэты. Вот -- Леонид Иванович печататься в "Ресторанном деле" за грех не считает. Яша Годин тоже. И без всяких псевдонимов, я их терпеть не могу. Плачу я тридцать копеек за строчку и десятку обычно даю авансом!
   Десять рублей в то время устроили бы меня до получения гонорара в других журналах. Но печататься в "органе трактирного промысла" было жутковато, и я удержался от соблазна. Чтобы не обидеть нового знакомого, я заявил:
   -- С удовольствием напишу для вас стихи, но вам нужны все-таки специфические, и я не знаю, сумею ли я дать что-нибудь подходящее. Во всяком случае, считаю, что пока брать аванс я не вправе.
   Поздняков понял мою "дипломатию" и, видимо, обиделся. Свой журнал, даже по литературным достоинствам, он ставил не ниже других. Что же за стихи известных поэтов он печатал? Андрусон, например, специально для него написал такой "перл":
    
   Господи, боже мой!
   Пьяный я пришел домой!
   Горький пьяница я!
   Господи, воля твоя!
    
   И так далее, в этом же роде. И это "стихотворение" было напечатано в журнале "Ресторанное дело" за полной подписью известного в то время поэта.

Н. А. Карпов

"Болото" Серебряного века

   Исходник дополнения здесь: http://www.nasledie-rus.ru/red_port/001206.php
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru