Позднеев Алексей Матвеевич
О монгольской исторической литературе по памятникам, хранящимся в Императорском Спб. Университете

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

МОНГОЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА.

О монгольской исторической литературѣ по памятникамъ, хранящимся въ Императорскомъ Спб. Университетѣ.

Докладъ въ Филологическомъ Общ. при Спб. Унив. 16 апр. 1882 г.

   Предположивъ сообщить о монгольской исторической литературѣ, по памятникамъ, хранящимся въ библіотекѣ Сиб. университета, я долженъ прежде всего предупредить свою рѣчь замѣчаніемъ, что говорить о монгольской исторической литературѣ по рукописямъ, имѣющимся въ нашемъ университетѣ, значить говорить обо всей извѣстной намъ исторической литературѣ монголовъ; потому что ни одно изъ книгохранилищъ не только въ Россіи, но и во всей Западной Европѣ, не имѣетъ у себя такого количества этихъ памятниковъ, какимъ обладаетъ петербургскій университетъ. Правда, многіе изъ музеевъ и библіотекъ западной Европы хранятъ у себя, драгоцѣнные документы, относящіеся до исторіи монголовъ, таковы письма монгольскихъ хановъ, ихъ грамоты, ярлыки и проч., но понятно, что все эти остатки старины могутъ содѣйствовать къ уясненію только отдѣльныхъ частныхъ вопросовъ, полныхъ же историческихъ сочиненіи, или лѣтописей монголовъ не только нѣтъ въ Европѣ, но, основываясь на сочиненіяхъ европейскихъ оріенталистовъ, по крайней мѣрѣ до сей минуты, можно утверждать, что имъ ничего неизвѣстно но этой части, кромѣ двухъ, изданныхъ у насъ же въ Россіи монгольскихъ лѣтописей -- Сананъ-Сэуэна и Алтанъ-тобчи. Первое изъ этихъ сочиненій было обработано академикомъ Шмидтомъ и еще въ 1829 году напечатано имъ въ текстѣ и переводѣ подъ заглавіемъ "Geschichte der Ost-Mongolen und ihres Fürstenhauses , и второе помѣщено во второмъ томѣ трудовъ Восточнаго отд. археологическаго общества въ изданіи ламы Галсана Гомбоева. Вотъ два памятника монгольской исторической литературы, которые были извѣстны намъ до сего времени и но которымъ составилось какъ у насъ, такъ и въ Европѣ, весьма невыгодное понятіе объ исторической литературѣ монголовъ вообще. Понятіе это составилось конечно не безосновательно. Въ самомъ дѣлѣ, просматривая обѣ помянутыя лѣтописи, ученые не только не находили въ нихъ объясненія всемірно-историческихъ событій монгольской эпохи, но даже простаго перечня исторіи самихъ монголовъ. "Прочитавши эти творенія степныхъ авторовъ, говорилъ покойный Савельевъ, можно и не догадаться, что народъ, о которомъ они ведутъ рѣчь, завоевалъ полсвѣта, привелъ въ ужасъ Европу и основалъ династіи, прославившія имя монголовъ. Пропитанные духомъ будійскаго аскетизма, не только безвѣстный авторъ Алтанъ-тобчи, но даже и Сананъ-Сэуэнъ, бывшій ханомъ одного изъ монгольскихъ поколѣній въ Ордосѣ и слѣдовательно человѣкомъ свѣтскимъ, совершенно не обращаютъ вниманія на военные подвиги своихъ предковъ въ западныхъ странахъ; по ихъ лѣтописямъ, монголы какъ будто никогда и не выходили изъ родныхъ степей, никогда не вступали въ связь съ посторонними имъ народами. Какъ о колыбели своей религіи, лѣтописцы эти упоминаютъ объ Индіи и Тибетѣ, да извѣстенъ имъ пожалуй еще сосѣдственный съ Монголіею Китай; но о послѣднемъ опять-таки заключается въ нихъ извѣстій ничуть не больше, какъ голословное изложеніе фактовъ, что монгольскій Хубилай-ханъ сѣлъ на китайскій престолъ, а Тогинъ Тимуръ быль изгнанъ изъ Китая. Все вниманіе этихъ лѣтописцевъ такимъ образомъ поглощено изложеніемъ внутренней жизни монголовъ; но и съ этой стороны они опятъ-таки своеобразны; они занимаются здѣсь только изложеніемъ благочестивыхъ подвиговъ монгольскихъ хановъ на поприщѣ искорененія грѣха и усмиренія злыхъ существъ; упоминаютъ они и ведутъ подъ часъ подробные разсказы о междоусобныхъ войнахъ монгольскихъ племенъ; но даже и эти послѣдніе разсказы лишены всякаго историческаго значеніи, потому что ничего не находится въ нихъ, кромѣ легендарныхъ сказаній о разныхъ чудесахъ, да превращеніяхъ полководцевъ, то въ льва, то въ дракона, съ цѣлью напугать своихъ враговъ".
   Таково содержаніе бывшихъ намъ извѣстными до сего времени монгольскихъ лѣтописей. Это сборники легендъ, которые могутъ служить прекраснымъ матеріаломъ для изученія вѣрованій и суевѣрій народа, но которые не даютъ намъ почти ничего для познаніи дѣйствительной жизни монголовъ. Сообразно этому своему характеру -- сборниковъ легендарныхъ сказаній, помянутыя монгольскія лѣтописи представляютъ въ своемъ текстѣ множество отдѣльныхъ народныхъ эпическихъ разсказовъ, изложенныхъ притомъ въ стихотворной формѣ. Особенность эта не была замѣчена Шмидтомъ, издателемъ лѣтописи Сананъ-Сэуэна и стихотворную рѣчь монгольскихъ лѣтописей впервые открылъ намъ Габеленцъ, возвѣстивъ объ этомъ въ своей статьѣ Einiges über mongolische Poesie", помѣщенной имъ въ журналѣ "Zeitschrift für die Kunde des Morgenlandes Изслѣдованія Габеленца но этой части впрочемъ также неполны и если къ тексту монгольскихъ лѣтописей приложить всѣ замѣченные мною законы монгольскаго стихосложенія {Образцы народной литературы монгольскихъ племенъ. Вып. 1.}, то оказывается, что въ монгольскихъ лѣтописяхъ почти каждый герой говоритъ непремѣнно стихами. Такимъ образомъ для насъ дѣлается несомнѣннымъ фактъ, что монголы смотрѣли на творенія своего народа глазами русскихъ, давно уже порѣшавшихъ что "пѣсня -- быль"; оттого и монгольскіе лѣтописцы пользовались пѣснями и легендами какъ достовѣрнымъ и не подлежащимъ никакому сомнѣнію матеріаломъ для бытописанія. Что касается въ частности лѣтописей Сананъ-Сэузна и Алтанъ-тобчи, то они даже утрировали этотъ взглядъ, и въ текстѣ ихъ дѣйствительно почти ничего и не находится, кромѣ легендъ, да пѣсенъ. Вотъ почему, и пожалуй весьма основательно, вслѣдъ за появленіемъ въ свѣтъ шмидтовскаго изданія Сананъ-Сэузна, Клапротъ, не придавая никакого историческаго значенія этому сочиненію, назвалъ его "буддійскими бреднями праздныхъ монголовъ"; а когда потомъ было обнародовано "Алтанъ-тобчи", то въ европейскомъ ученомъ мірѣ составилось общее понятіе, будто монгольскія лѣтописи вообще такъ безсодержательны для исторіи, что изъ нихъ ничего другаго почти нельзя и заимствовать, кромѣ собственныхъ именъ. Въ послѣдній разъ подобнаго рода приговоръ надъ монгольскою исторіографіею произнесенъ, сколько помнится, лѣтъ двадцать тому назадъ нашимъ проф. Васильевымъ. "Болѣе близкое знакомство съ монгольскимъ образованіемъ, говоритъ онъ, скоро должно разочаровать всякаго въ надеждахъ, что вслѣдъ за пріобрѣтеніемъ Сайянъ-Сэуэна и Алтанъ-тобчи послѣдуетъ рядъ новыхъ и еще болѣе интересныхъ открытій. Дожидаться отъ монголокъ историческихъ матеріаловъ, значитъ вовсе не знать исторіи и духа страны; и въ настоящее время буддизмъ уже до такой степени овладѣлъ монголами, что они за грѣхъ даже почитаютъ вспоминать о временахъ браней Чингисхановыхъ {"Русскій Вѣстникъ" 1851 г. Записки о восточныхъ книгахъ, проф. Васильева.}". Мы никогда не подумаемъ, конечно, возражать нашему уважаемому наставнику противъ того, что буддизмъ дѣйствительно заѣлъ монголовъ и своимъ чудовищнымъ развитіемъ убиваетъ ихъ нравственное и физическое существованіе; но изъ итого не слѣдуетъ еще, чтобы отъ монголовъ мы вовсе не могли ожидать никакихъ историческихъ сказаній и чтобы въ средѣ ихъ, въ каждое данное время, не находилось хотя бы то нѣсколько отдѣльныхъ, единичныхъ личностей, интересующихся дѣйствительными событіями жизни своей страны и признающихъ пользу отъ разъясненія и знанія этихъ событій; если же есть у нихъ такіе люди, то несомнѣнно должна быть у нихъ и исторія. Такъ думалъ я всегда, и мое заключеніе не обмануло меня. Въ періодъ пребыванія моего въ степяхъ монгольскихъ мнѣ удалось найти въ рукописяхъ 8 большихъ монгольскихъ лѣтописей, излагающихъ исторію всей страны и до 25 историческихъ рукописей, заключающихъ къ себѣ то историческія свѣдѣнія объ отдѣльныхъ городахъ, мѣстностяхъ, монастыряхъ, то біографіи разныхъ монгольскихъ князей, жизнеописанія хутухтъ, или духовныхъ владыкъ монголовъ, замѣчательныхъ ламъ, или монаховъ и проч., и нужно сказать, что характеръ этихъ произведеній почти діаметрально противуположенъ тому взгляду, который существуетъ у насъ на историческія произведенія монголовъ. Конечно, такія сочиненія, какъ жизнеописанія хутухтъ, или святыхъ архипастырей буддійской церкви въ Монголіи, должны провѣряться строгою критикою для того, чтобы составить на основаніи ихъ настоящую исторію, -- чудесъ въ нихъ разсказывается пожалуй ничуть не меньше, чѣмъ Сайянъ-Сэуэнъ разсказываетъ о Чингисъ-ханѣ; но вѣдь это общая слабость монаховъ, когда они говорятъ о жизни святыхъ своей церкви и, притомъ, это вѣдь одинъ только родъ историческихъ сочиненій, между тѣмъ, какъ остается еще много другихъ, которымъ мы можемъ довѣряться почти безусловно.
   Посмотримъ теперь, что же содержать въ себѣ эти лѣтописи и насколько справедливъ оказывается нашъ прежній взглядъ на монгольскую исторіографію? Клапротъ и Савельевъ, какъ мы уже видѣли, а впослѣдствіи вслѣдъ за ними и Ханыковъ, говоря о монгольскихъ лѣтописяхъ, ставили имъ въ упрекъ ихъ малосодержательность вообще, находя ее прежде всего въ томъ, что эти лѣтописи не сообщаютъ намъ никакихъ свѣдѣній о дѣяніяхъ монголовъ на западѣ; въ отношеніи же къ извѣстіямъ о внутренней жизни монголовъ они порѣшили, что монгольскія лѣтописи не заслуживаютъ никакого довѣрія, ибо тѣ незначительныя повѣствованія о фактахъ изъ жизни монголовъ, которыя онѣ содержатъ въ себѣ, извращены въ нихъ подъ вліяніемъ буддійскаго духа ихъ разсказчиковъ {Journal Asiatique. T. XIII, p. 71.}. Эти мнѣнія, выражавшіяся сначала по поводу двухъ только монгольскихъ лѣтописей, возведены были потомъ въ понятіе о монгольскихъ лѣтописяхъ вообще. Но вотъ с.-петербургскій университеть обладаетъ теперь вѣроятно древнѣйшею изъ монгольскихъ лѣтописей,-- извѣстною подъ китайскимъ заглавіемъ "Юань-чао-ми-ши", которая поистинѣ представляетъ собою документъ самой высокой важности, какъ въ историческомъ, такъ и въ литературномъ отношеніи. Самый текстъ ея гласитъ, что она составлена въ 1240 году, т.-е. написаніе ея относится къ тому времени, когда монголы не имѣли у себя еще и собственнаго алфавита и слѣдовательно могли писать только или уйгурскимъ письмомъ, или китайскимъ. Юань-чао-ми-ши является написаннымъ этимъ послѣднимъ способомъ: китайскіе іероглифы приняты въ немъ какъ тоническіе знаки для выраженія отдѣльныхъ слоговъ, и такимъ образомъ ими изображается монгольская рѣчь. Это первый образецъ монгольскаго письма китайскими іероглифами. Мы знали, что монголы писали алфавитомъ ургуйскимъ, тибетскимъ, впослѣдствіи передѣлали этотъ послѣдній въ особый родъ своего "квадратнаго" письма, но какимъ образомъ монгольская рѣчь изображалась китайскими іероглифами, этого мы никогда еще не видали, хотя на фактъ этотъ и находили короткія и голословныя указанія въ изслѣдованіяхъ Абель Ремюзы {Abel-Remuzat.-- Recherches sur les langues tartares.}. Понятно теперь, какую важность имѣетъ этотъ памятникъ въ литературномъ отношеніи. И не буду здѣсь распространиться и объ его громадномъ значеніи для филологіи о перейду прямо къ его содержанію. Содержаніе Юань-чао-ми-ши въ настоящее время до нѣкоторой степени уже извѣстно европейскому міру въ переводѣ этого сочиненія съ китайскаго на русскій языкъ, изданномъ въ 1866 г. бывшимъ настоятелемъ на шеи духовной миссіи въ Пекинѣ, о. Палладіемъ. Необходимо, однако, замѣтить, что китайскій текстъ этого сочиненія, съ котораго составлялъ свой переводъ о. Палладій, въ свою очередь былъ переводомъ съ разсматриваемаго нами текста монгольскаго и притомъ переводомъ, страдающимъ многочисленными ошибками и еще большими пропусками. Такимъ образомъ монгольскій оригиналъ Юань-чао-ми-ши не только не утратилъ для насъ своей важности съ переводомъ китайцевъ и о. Папайя, но пріобрѣтаетъ при этомъ еще большее значеніе. Время, которое разсматриваетъ эта лѣтопись, есть періодъ Чингиса и его перваго преемника, Угэдэя. Оба эти великіе монгольскіе завоеватели опустошили на своемъ вѣку столько различныхъ странъ, что для нихъ нѣтъ, и не можетъ быть недостатка въ историкахъ. Писатели китайскіе, мусульманскіе, арабскіе, говорить о нихъ съ большою подробностію и своими разсказами пополняютъ одинъ другаго; но всѣ эти свидѣтели и разсказчики нашествій Чингиса ничего почти не знаютъ про его молодость. Этотъ-то недостатокъ и восполняетъ прежде всего Юань-чао-ми-ши своимъ обиліемъ извѣстій, относящихся къ исторіи Чингисъ-хана въ самой Монголіи, въ разсказахъ его нѣтъ ничего чудеснаго; нѣтъ и іоты подобія тѣмъ фантастичнымъ буддійскимъ легендамъ о Чингисѣ, которыя мы находимъ въ произведеніи Сананъ-Сэуэна, или у автора Алтанъ-тобчи. Для составителя Юань-чао одна только кочевая и пастушеская жизнь составляетъ всю прелесть: и если онъ упоминаетъ о высокихъ подвигахъ Чингиса внѣ родныхъ его пастбищъ, то это, повидимому, только для того, чтобы показать, насколько остался онъ вѣренъ привычкамъ своей молодости, а не для того, чтобы прибавить ему славы:-- въ глазахъ автора, эта слава достигла своего апогея въ тотъ день, когда, побѣдивъ всѣ монгольскія племена, Чингисъ поставилъ передъ своей палаткой знамя, украшенное девятью бѣлыми лошадиными хвостами. Остатки жизни этого великаго завоевателя, въ глазахъ его историка, не имѣли ничего, чтобы прибавить къ его славѣ, равно какъ и ханствованіе Угэдэя стоитъ, по его понятіямъ, далеко ниже Чингисова. За всѣмъ тѣмъ, авторъ Юань-чао разсказываетъ, и даже съ нѣкоторыми подробностями, о походахъ монголовъ на Китай, Манчьжурію и Корею; въ западныхъ странахъ: на Мервъ, на Индію, въ мѣста по Сыру и Аму-Дарьѣ, на города: Ургэнчонъ, Отрарь, Багдадъ, на кипчаковъ, русскихъ, мадьяровъ, болгаръ, черкесовъ и пр. Такимъ образомъ, съ открытіемъ Юань чао, самъ собою надаетъ нашъ взглядъ, что монгольскій лѣтописи ничего не знаютъ о походахъ монголовъ на западъ, а изложеніе этого лѣтописнаго сказанія свидѣтельствуетъ намъ также точно и о томъ, что не всѣ историческія творенія монголовъ проникнуты тѣмъ ультра буддійскимъ духомъ ихъ авторовъ, съ которымъ встрѣчаемся мы въ лѣтописяхъ Синань-Сэуэна и Алтанъ-тобчи.
   Намъ могутъ конечно возразить, что это исключительный и, пожалуй, такой же единичный примѣръ, какъ и самая эта лѣтопись, что невозможно опровергать буддійскаго направленія исторической литературы монголовъ тѣми монгольскими произведеніями, которыя появились еще до времени знакомства монголовъ съ буддизмомъ и что современные монголы можетъ быть забыли и совершенно не помнятъ о дѣяніяхъ своихъ предковъ на западѣ, также точно, какъ забыли и не могутъ они читать теперь и самаго текста Юань-чао-ми-ши, написаннаго китайскими іероглифами. Въ отвѣть на это возраженіе мы можемъ представить другую монгольскую лѣтопись, извѣстную подъ именемъ "Эрдэнійнъ-эрихэ" и имѣющуюся въ библіотекѣ нашего университета въ двухъ изданіяхъ. Оба эти изданія раздѣляются на 47 главъ, изъ которыхъ начальныя 40 разсматриваютъ исторію Чингиса и его потомковъ, владѣвшихъ какъ собственно Монголіею, такъ и въ различныхъ областяхъ и государствахъ къ востоку, западу, сѣверу и югу отъ этой страны. Изложеніе событій здѣсь конечно не такъ полно, какъ находимъ мы ихъ описанными, напр., у мусульманскихъ историковъ; о многихъ странахъ существуетъ даже одно только упоминаніе; но нельзя забывать при этомъ того, что мусульманскіе писатели излагали спеціально исторію своей страны, монгольскій же компиляторъ составлялъ хронику не одного народа и не одной династіи, а всѣхъ, которые были ему извѣстны, и которые почиталъ онъ важнѣйшими. Но особенный интересъ эрденійнъ-эрихэ представляетъ намъ своими послѣдними семью главами, въ которыхъ излагаетъ она исторію Халхи съ 1635 года, почти до нашихъ дней, то-есть по 1849 годъ включительно, Это тотъ періодъ, когда въ судьбѣ монголовъ произошелъ совершенный переворотъ, когда съ особенною силою развился у нихъ буддизмъ и когда сами они изъ господъ превратились въ жалкихъ рабовъ, потерявъ свою политическую независимость и подпавши подъ власть манчьжуро-китайцевъ. Собственно говоря, за все это время вся жизнь монголовъ группируется около и служитъ разъясненіемъ этихъ двухъ колоссальныхъ событій; но они такъ измѣнили характеръ монголовъ, что въ настоящее время мы не можемъ и узнавать въ этихъ кочевникахъ тѣхъ наивныхъ номадовъ, которыхъ рисуетъ намъ Юань-чао-ми-ши и тѣхъ свирѣпыхъ соратниковъ войскъ Чингисъ-хановыхъ, съ которыми знакомимся мы въ сказаніяхъ мусульманскихъ писателей. Какимъ образомъ совершилась эта перемѣна?-- вотъ вопросъ, на который положительно не могли отвѣчать мы, потому что не имѣли у себя никакого общаго представленія о внутренней жизни монголовъ именно за этотъ періодъ отъ 1635 г., которымъ оканчиваются лѣтописи Саванъ-Сэузна и Алтанъ-тобчи. Правда, изъ китайскихъ источниковъ мы имѣли понятіе о войнахъ Іалдана и Амурсаны, читали отрывочныя сказанія о жизни монголовъ въ дневникахъ нашихъ путешественниковъ; но что могли дать эти частности дли яснаго представленія цѣльной исторіи народа? Почти ровно ничего, и монголы дѣйствительно за послѣднія 250 лѣтъ представляли для насъ почти положительную terra incognita. Эрдэнійнъ-эрихэ блестящимъ образомъ восполняетъ этотъ недостатокъ. Лѣтописецъ ведетъ свой разсказъ изъ года въ годъ, изъ мѣсяца въ мѣсяцъ и иногда изо дня въ день: онъ какъ будто сидитъ въ какомъ-то государственномъ архивѣ и излагаетъ передъ нами перечень и обстоятельства событій по оффиціальнымъ докладамъ, резолюціямъ, манифестамъ. выписывая подлинный текстъ ихъ почти дословно; мало того, въ поясненіе такихъ описаній онъ представляетъ частную переписку оффиціальныхъ и правительственныхъ лицъ Монголіи, и такимъ образомъ открываетъ намъ не только тѣ факты, которые дѣйствительно были, излагаетъ не только тѣ постановленія, которыя дѣйствительно состоялись, но и все то, что могли быть, всѣ тѣ частныя мнѣнія и предположенія, которыя существовали въ Халхѣ ни извѣстному вопросу. Понятенъ отсюда самый характеръ лѣтописи: это сборникъ оффиціальныхъ и полуоффиціальныхъ документовъ для исторіи монголовъ, которые собиратель, съ цѣлью представить полную исторію монголовъ, группируетъ въ хронологическомъ порядкѣ и иногда для большей удобопонятности дѣла сопровождаетъ своими, весьма краткими, поясненіями, но въ большинствѣ случаевъ оставляетъ безъ всякихъ комментаріевъ, ибо связь событій при полнотѣ сборника видна сама собою. Нужно ли говорить при этомъ, что такого рода лѣтописямъ монголовъ, несмотря даже на развитіе въ странѣ ихъ буддизма, также точно чуждо буддійское направленіе ихъ авторовъ, или лучше сказать компиляторовъ, какъ и древнему памятнику Юань-чао?
   Представляя, такимъ образомъ, примѣры монгольскихъ лѣтописей, которыя но содержанію и изложенію своему діаметрально противоположны взглядамъ, существовавшимъ въ нашей наукѣ на историческую литературу у монголовъ вообще, я вовсе не думаю, однако, идти въ полный разрѣзъ съ тѣмъ, что было высказано но этому предмету нашими учеными до сего времени и хочу сказать только то, что наши воззрѣнія на монгольскія лѣтописи были черезчуръ односторонни и далеко неполны. Лѣтописи съ чисто-буддійскимъ направленіемъ встрѣчаются у монголовъ и донынѣ. Въ числѣ собранныхъ мною и представленныхъ университету образцовъ исторической литературы монголовъ, имѣется таковыхъ два экземпляра: это, во-первыхъ "хöхö дэбтеръ" или "синяя тетрадь и во-вторыхъ шара-тучжи" или -- "желтая исторія у Я не имѣлъ еще времени основательно изслѣдовать эти памятники, но но прочтеніи ихъ у меня составилось убѣжденіе, что лѣтописи съ ультрабуддійскими воззрѣніями принадлежатъ исключительно кисти южныхъ монголовъ и что авторы этихъ хроникъ, если не заимствовали свои сказанія изъ тибетскихъ источниковъ всецѣло, то, составляя ихъ. несомнѣнно находились подъ вліяніемъ тибетскихъ историковъ. Въ самомъ дѣлѣ, извѣстныя намъ до сего времени лѣтописи -- Сананъ-Сэцэна и Алтанъ-тобчи составились на югѣ;-- первая въ Ордосѣ, вторая хотя и не извѣстно гдѣ именно, но уже и никакъ не на сѣверѣ; за это стоитъ и ея содержаніе, описывающее исключительно судьбы южной Монголіи да наконецъ и то, что въ періодъ, къ которому относится составленіе Алтанъ-тобчи, письменность почти вовсе не проникала въ Халху. Такимъ образомъ, днѣ извѣстныя намъ до сего времени монгольскія лѣтописи съ буддійскимъ направленіемъ, несомнѣнно составились на югѣ, и авторы ихъ могли придать религіозный характеръ своимъ сочиненіямъ по заимствованію отъ тибетцевъ. Что касается хранящихся въ нашемъ университетѣ и еще не обнародованныхъ монгольскихъ лѣтописей буддійскаго характера, то одна изъ нихъ, и именно xöxö дэбтеръ, т.-е. синяя тетрадь, удивительно напоминаетъ намъ собою тибетское сочиненіе, но содержанію своему также точно историческое и имѣющее, на тибетскимъ языкѣ, даже то же самое наименованіе синей тетради". Проф. Васильевъ впервые познакомилъ насъ съ этою тибетскою хроникою кажется въ своей "замѣткѣ о восточныхъ книгахъ, напечатанной имъ въ-Русскомъ Вѣстникѣ за 1857 г. и едва ли не сдѣлалъ даже изъ нея выписки для на писанной имъ, но къ несчастію, не изданной еще, исторіи Тибета. "Синяя тетрадь" монголовъ хотя и имѣетъ своимъ прямымъ на значеніемъ представить исторію собственно Монголіи, но также точно съ особеннымъ усердіемъ занимается и Тибетомъ. Отъ всѣхъ другихъ монгольскихъ сочиненій, трактующихъ о Тибетѣ, она отличается болѣе подробнымъ изложеніемъ судьбы этой страны послѣ временъ Лангъ-дармы, т.-е. послѣ 1100 года по Р. X. Откуда могъ заимствовать всѣ эти свѣдѣнія монгольскій акторъ? Очень можетъ быть, что онъ заимствовалъ ихъ изъ синей тетради тибетской, а по подражанію историку тибетскому даль то же заглавіе и своему сочиненію. Замѣчательно при этомъ, что, разсказывая исторію монголовъ, "синяя тетрадь" повторяетъ буквально тѣ же самыя сказки, которыя находимъ мы у Сананъ-Сэцэна и въ Алтанъ-тобчи; слѣдовательно, источникъ этихъ лѣтописей общій. То же самое нужно сказать и о шара-тучжи или "желтой исторіи", которая, замѣтимъ кстати, одна ли есть не тотъ самый историческій памятникъ, на который, какъ на матеріалъ для составленія своей лѣтописи, ссылается Сананъ-Гэцзнъ; по крайней мѣрѣ, текстъ Сананъ-Сэцэна во многихъ мѣстахъ представляетъ дословную переписку этой "желтой исторіи". Для меня, повторю снова, дѣлается несомнѣннымъ, что всѣ монгольскія лѣтописи, пропитанныя буддійскими идеями и разсказами, составились на югѣ и могли позаимствоваться этимъ духомъ по близкому сосѣдству съ родиною желтошапочнаго буддизма -- Тибета. Въ сѣверной Монголіи, или въ Халхѣ, такого рода государственныхъ лѣтописей не существуетъ (разумѣю подъ словомъ государственныхъ такія лѣтописи, которыя излагаютъ исторію всей страны), или, по крайней мѣрѣ, еще не отыскано. Буддійскими воззрѣніями и разсказами здѣсь наполняются только лѣтописи отдѣльныхъ монастырей, біографіи хутухтъ, историческія сказанія о какихъ-либо священныхъ кумирахъ и мѣстностяхъ; но иначе вѣдь и не бываетъ на всемъ свѣтѣ; какъ въ самомъ дѣлѣ доказать святость извѣстнаго мѣста или лица, какъ не разсказавъ о немъ какое-либо чудо, въ духѣ своей религіи? И вотъ, эти чудеса повторяются на различный ладъ, въ разнообразныхъ сочиненіяхъ, каноны хранящіеся теперь въ нашемъ университетѣ: лѣтопись эрдэни-цзу'скаго монастыря, историческое сказаніе о началѣ и развитіи буддизма въ Монголіи, біографіи: Чэзбцзунъ-дамба хутухты, Чжанчжа хутухты и многіе другіе. Что касается свѣтскихъ историческихъ сочиненіи въ Халхѣ, каковы, напр., біографіи князей или важныхъ общественныхъ дѣятелей, то они представалютъ собою однѣ изъ самыхъ лучшихъ и достовернѣйшихъ источниковъ для составленіи исторіи монголовъ. Методъ изложенія своихъ свѣдѣній сочиненія этого рода позаимствовали отъ китайцевъ и подобію вышепомянутой лѣтописи "эрдэнійнъ-эрихэ", они разсматриваютъ дѣятельность описываемыхъ ими лицъ по оффиціальнымъ памятникамъ: нужно, напр., разсказать имъ, что извѣстный князь быль командированъ на какой-нибудь сеймъ: и онѣ возвѣстятъ объ этомъ не иначе, какъ представивши текстъ самой бумаги, которою опредѣлялась его командировка. Такимъ образомъ, вы получаете здѣсь сразу не только свѣдѣнія о командировкѣ извѣстной личности на сеймъ, но и но дробный указаніи работъ, къ которымъ призывалось это лицо, и слѣдовательно, болѣе или менѣе полное изложеніе всѣхъ вопросовъ, которые разсматривались на соймѣ. Отправившись на сеймъ, лицо это представляетъ свои мнѣнія,-- и всѣ онѣ также точно составляютъ предметъ его біографіи, какъ и то, были ли приняты эти мнѣнія, или нѣтъ. Лицо,--отправившись въ командировку, ведетъ свои мемуары, эти мемуары также точно входятъ въ составъ его біографіи. При такомъ смѣшанномъ и разнообразномъ содержаніи утихъ біографіи, въ нихъ за-частую находимъ мы такіе трактаты, о которыхъ повидимому трудно было бы и предположить, чтобы они могли найти здѣсь свое мѣсто. Такимъ образомъ, въ біографіи Бабая, бывшаго прежде халхаскимъ бэйсэ или княземъ 4-й ст.. а потомъ сдѣланнаго придворнымъ вельможею, нашелъ я весьма подробный разсказъ о переговорахъ китайцевъ съ Головинымъ, разореніи Албазина, учрежденіи первыхъ границъ между Россіею и Китаемъ и пр.
   Всѣ роды указанныхъ нами историческихъ сочиненій имѣютъ однако вполнѣ лѣтописный характеръ: они представляютъ намъ такъ сказать сухіе скелеты событій, расположенныхъ но годамъ, реляціи о побѣдахъ и пораженіяхъ, сказанія о количествѣ награбленной добычи, или о суммѣ собранныхъ податей, все это записывается у нихъ чисто механически и безъ всякой связи. Но въ Монголіи въ настоящее время начинаютъ появляться уже и настоящіе историки, которые смотрятъ на событія прошедшаго съ высшей точки зрѣнія, ищутъ въ нихъ связи и значенія, которые описываютъ не одни битвы и походы, но силятся представить вамъ свѣдѣнія о внутреннемъ, правительственномъ устройствѣ разсматриваемыхъ ими странъ, и выясняютъ причины возвышеніи или упадка этихъ странъ въ каждую данную эпоху. Тиковымъ представляется намъ пріобрѣтенное мною въ Халлѣ и составляющее теперь также собственность нашего университета сочиненіе "Алтанъ-тобчи". Воспитавшись подъ вліяніемъ буддизма, авторъ его не чуждъ конечно и буддійскихъ воззрѣній на обстоятельства, особливо въ описаніи дѣлъ духовныхъ, но это показываетъ только всесторонность его образованія; въ изложеніи дѣлъ гражданскихъ, и въ описаніи историческихъ событіи, мы впервые встрѣчаемся у него съ историческою критикою монголовъ, равно какъ и съ критическимъ взглядомъ на событія монгольской жизни, и нужно сказать, чти авторъ не щадитъ своихъ соотечественниковъ и не расточаетъ имъ похвалъ за многія изъ ихъ дѣяній. Задача исторіи по его понятіямъ состоитъ въ томъ, чтобы изложить вѣрно событія и такимъ образомъ дать возможность потомству исправить, положить препоны, и не повторять разъ уже сдѣланныхъ опущеній и ошибокъ, а равно дать этому потомству понять, кто изъ сосѣдей его суть его искренніе друзья, и кто его враги.
   Я закончу этимъ свое сообщеніе и не буду входить въ разсмотрѣніе какихъ либо частныхъ, хотя бы то и самыхъ важныхъ вопросовъ, разрѣшеніе которыхъ представляютъ намъ новые памятники монгольской исторіографіи. Скажу только, что петербургскій университетъ обладаетъ теперь такимъ сборникомъ историческихъ книгъ на монгольскомъ языкѣ, который составитъ рѣдкость на всемъ Востокѣ, и даже въ самой Монголіи; хотя въ обширныхъ степяхъ ея, безъ сомнѣнія, скрываются еще сотни, а можетъ быть и тысячи неизвѣстныхъ намъ историческихъ трудовъ. Изъ всего этого, однако, не нужно еще заключать, чтобы монголы дѣйствительно интересовались своею исторіею. Нѣтъ, охота изучать судьбы народовъ, и даже своей родины, черезчуръ еще не развита у монголовъ. Я нашелъ на монгольскомъ языкѣ даже русскую исторію (вѣроятно попавшую въ Монголію черезъ нашихъ бурятъ); нашелъ знаменитое путешествіе въ Индію китайца Фа-сяня, относящееся еще къ IV в. нашей эры, и развѣ все это значитъ, чтобы монголы дѣйствительно интересовались этими твореніями? Отдѣльныя, единичныя личности, -- да, они трудятся, собираютъ, переводятъ и составляютъ; большинство же народа не только совершенно равнодушно къ этимъ трудамъ, но даже презираетъ ихъ и всѣ силы своего ума. полагаетъ на разъясненіе отвлеченныхъ вопросовъ о нравственности и религіи.
   Въ доказательство того, какъ мало интересуются монголы еврею исторіею, я приведу разсказъ о своемъ пріобрѣтеніи лѣтописи эрдэнійнъ-эрихэ. Первое изданіе этой лѣтописи было скопировано было при помощи монгольскихъ писцовъ съ подлинника, хранящагося въ библіотекѣ у рижскаго хутухты. Изъ него узналъ я, что составленіе этой лѣтописи принадлежитъ нѣкоему Галданъ-эрдэничжинун'у, помощнику (тусалакчи) правителя одного изъ тушѣтуханонскихъ хошуновъ; а монголы, знавшіе этого Галдана, сообщили мнѣ, что лѣтъ двадцать тому назадъ онъ былъ вызванъ въ Ургу на три года, въ качествѣ очереднаго правителя, для разсмотрѣнія дѣлъ при у рижскомъ имунѣ (присутственномъ мѣстѣ), завѣдывающемъ дѣлами всей восточной половины Халхи. Въ теченіе трехъ лѣтъ этой урганской жизни, Галданъ дѣйствительно перерылъ весь уришекій архивъ и изъ дѣлъ его подѣлалъ выписки, на основаніи которыхъ и составилъ свою лѣтопись. Года полтора спустя послѣ пріобрѣтенія мною лѣтописи эрдэнійнъ-эрихэ перваго изданія, я пріѣхалъ въ Улясутай и здѣсь какъ-то за разговоромъ узналъ, что при улясутайскомъ ямунѣ, также точно на чредѣ, находится сынъ этого Галдана. Мнѣ ужасно захотѣлось познакомиться, если не съ самимъ лѣтописцемъ, то по крайней мѣрѣ съ его сыномъ, и и, но обычаю, пославши хадакъ и визитную карточку, просилъ его къ себѣ. Молодой правитель явился. Изъяснившись насколько возможно любезно и разсыпавшись въ похвалахъ творенію его отца, я просилъ молодаго правителя разсказать мнѣ что-нибудь о его отцѣ. Каково же было мое удивленіе, когда мой гость объявилъ, что отецъ его написалъ еще новую (тухэ) исторіи", которая гораздо больше первой; но какая это исторія, онъ не читалъ и не знаетъ. Это живучи-то въ одномъ домѣ, не поинтересоваться трудомъ своего отца, касающемся тикъ мало извѣстной исторіи сноси родины?!! И сколько потомъ ни бился я въ Улясутаѣ, я не могъ найти не только этой исторіи, но и болѣе подробныхъ свѣдѣній о ней. Нужно было, слѣдовательно, ѣхать въ кочевье лѣтописца. Сборы недолги: осѣдлалъ коня, да въ сопровожденіи своего прислужника-монгола и отправился въ степь. У старика Галдана нашелъ я дѣйствительно второе изданіе его лѣтописи эрдэнійнъ-эрихэ,-- сочиненіе поистинѣ драгоцѣнное. Оно заключаетъ въ себѣ судьбы сѣверо-западной Монголіи, о которой не имѣли мы даже и тѣхъ отрывочныхъ свѣдѣній, который находили о восточной въ сказаніяхъ своихъ путешественниковъ. Въ 1860 г. Салданъ былъ вызванъ на чреду въ Улясутай, также точно, какъ прежде въ Ургу; по старому перерылъ здѣсь всѣ архивы и вотъ происхожденіе его юнаго тво ренія, котораго, по словамъ автора, еще не списалъ у него никто, кромѣ тушѣту-ханойскаго Цинь-вана. Въ теченіе 10-ти лѣтъ нашелся только одинъ интересующійся человѣкъ! Вообще говорю, у монголовъ не развита охота къ изученію своей исторіи. Монгольскіе князья интересуются ею настолько, насколько она можетъ удовлетворять ихъ потребности и честолюбіе -- въ доказательствѣ ихъ княжескаго происхожденія; а для этого совершенію довольствуются писцовыми книгами, образцы которыхъ теперь также имѣются въ библіотекѣ нашего университета. Это громадныя рукописи, имѣющіяся у каждаго княжескаго дома на 4-хъ или 5-ти листахъ, длина которыхъ, по закону, равняется 1 3/4 аршина, а ширина 9 вершкамъ. Эти писцовыя книги, согласно постановленіямъ, ведутся начальниками сеймовъ и исправляются чрезъ каждые три года, причемъ въ нихъ вписываются новорожденные и никогда не вымарываются умершіе; для отличія же мертвыхъ отъ живыхъ, имена первыхъ пишутся черною тушью, а вторыхъ -- киноварью, или краевою тушью. Имена принадлежавшихъ къ княжескому происхожденію хутухтъ и хубилгановъ, какъ существъ имѣющихъ божественную природу и потому никогда не умирающихъ,-- всегда изображаются киноварью.

А. Позднѣевъ.

"Восточное Обозрѣніе", NoNo 5--6, 1882

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru